Звездопад

Гипноз свечки завершился полным крахом: та ни в какую не желала гаснуть. Занимаясь этим неблагодарным занятием, Данила не заметил, как погрузился в состояние сонного оцепенения. Аудитория притихла, но мальчик уже не мог сконцентрировать свой взгляд на абитуриентах. Пространство расползалось по швам как одежда с китайского рынка после самой легкой тренировки. Данька, словно отчаянный ныряльщик, попытался выплыть на поверхность с глубины так некстати охватившего его наваждения. Ему уже казалось, что он проиграл это сражение, когда все пришло в норму. Четкая реальность шагнула навстречу Дане, и он оказался в каком-то коридоре. Это не могло быть правдой, но запах нагретого дерева щекотал ноздри, солнечный свет слепил глаза, а краска на дверной ручке облупилась со временем, обнажая полированный руками многих людей бок. Эти детали убеждали в том, что все происходит наяву. Данька осторожно сделал несколько шагов по коридору и увидел, что через равный промежуток на стене располагается ещё несколько дверей. Одни были внушительные дубовые, другие почти невесомые, добротные и сделанные вкривь и вкось, обвитые плющом и отделанные камнем — самые разные.

Данька осторожно потянул на себя ручку двери, которую не было видно из-за растительности. Видимо, чертова трава так оплела чертовы петли или задвижки, что открыть ее теперь мог только кто-то посильнее одиннадцатилетнего парнишки. Правда, упрямство попыталось взбунтоваться и заставить Даньку действовать силой, но любопытство победило. Ну, правда, зачем тратить время на упрямую деревяшку, когда впереди ждет столько неизведанного. Например, из-под следующей двери вырывались потоки воздуха, теребили подвернутые штанины и забирались под ветровку. Хотелось выпустить на свободу непокорную буйную стихию. Даня подошел и решительно рванул на себя витую прозрачную ручку. Ветер едва не сбил его с ног, но мальчик лишь усмехнулся и шагнул вперед. Глаза слезились, поэтому ничего нельзя было различить. Шаг оказался в пустоту — Данька летел вниз или висел между небом и землей, а потоки резко кидались вверх. Он не мог даже кричать, лишь глотал холодный воздух.

Смерть не спешила забирать к себе непутевого исследователя, и мальчик потихоньку успокоился. Во сне все было просто, потому что хозяином положения был он, а не кто-то другой. Следовало взять себя в руки и начать действовать. Почему-то это решение Данька начал выполнять, размахивая руками и ногами, словно кот, которого пытаются стряхнуть со шторы, а он всеми когтями ищет опору и пытается научиться летать. Как ни странно, эти телодвижения помогли сориентироваться в воздушных потоках, которые оказались не однородными. Одни заставляли резко падать вниз, другие тащили вверх, благодаря третьим закладывались такие виражи, что любые чудеса казались ерундой. Скользить по потокам оказалось настолько приятно, что страх исчез, уступив место восторгу. Данька засмеялся и почувствовал, что стал невесомым как воздух, единым с ним — за спиной раскинулись прозрачные крылья.

Долго наслаждаться метаморфозой он не смог, перед глазами настойчиво замаячил выход: такая же дверь, через которую мальчик попал сюда. Даньке не хотелось так быстро заканчивать свое приключение, взгляд заскользил по окружающему пространству, отыскивая чего-либо стоящее внимания. Но он парил в облакообразных клубах и не мог разглядеть ничего на расстоянии вытянутой руки. "Спокойно", — шепнул Данька и, сосредоточившись на своем предчувствии захватывающих событий, закрыл глаза. А когда открыл их, вокруг него один за другим начали вспыхивать разноцветные контуры проходов. Даня ошалело переводил взгляд с импровизированного лабиринта на свои ладони. Почему-то ему казалось, что он сотворил это своими руками. Вот ведь как — крылья и полет не удивили его, они были привычны по снам, а появление проходов попахивало всемогуществом. Если бы сюда хоть кого-нибудь из знакомых, а лучше всех и сразу, чтобы те смотрели и восхищались, а может быть и завидовали. Данька представлял картину: Снежка восторженно хлопает в ладоши, Олег уважительно смотрит, а тот смазливый идиот, который посмел назвать его нубом, истекает желчью и ядом. Погруженный в сладкие грезы, мальчишка не заметил как подлетел к серому, тусклому проходу. От него веяло чем-то холодным и мрачным. Тут бы и выбрать другой от греха подальше, но кураж, ощущение игры и неуязвимости заставили Даньку нырнуть в призрачную неизвестность.

Тело чувствовало холодный камень, а легкие вдыхали спертый воздух, глаза жаловались на тусклое освещение. Даня осторожно поднялся на ноги и двинулся по коридору, ему казалось, что он стал участником то ли чьего-то кошмара, то ли фильма ужасов. Только фильм на экране, а все это на самом деле, здесь и сейчас. Никого не было, но неизвестность и предчувствия событий заставляли сердце замирать в безотчетном страхе. Не боятся ничего только дураки, остальные же или поддаются своему страху или преодолевают его. Данька сжимал кулаки и шагал вперед: больше всего на свете он ненавидел возвращаться. Считай даром пройденное расстояние и впустую потраченная смелость.

Коридор неожиданно закончился тупиковой залой. В стене виднелось лишь узкое окошечко, которое не желало поддаваться ни усилию воли, ни тем более физической силе. Хотя какая там сила, одно название. Даньку больше всего смущал каменный гроб в дальнем конце помещения. Своей простотой, отсутствием атрибутов классического ужастика, он пугал больше, чем любой страшный фильм. Напряженная давящая на уши тишина, невозможность уйти, спертый воздух, остатки которого сжигали факелы и парализующая атмосфера. Даня чувствовал, что неведомый враг может брать его голыми руками, а он будет только заворожено смотреть на свою неминуемую гибель. Словно дождавшись этого момента, крышка гроба зашевелилась. Даньке одновременно хотелось и заржать над всей рисованностью ситуации, и оказаться подальше отсюда. Это было вовсе не одно и тоже — смотреть фильм с кресла и стоять посреди узкой низкой комнаты, в полной неизвестности, темноте, безоружному, зная, что крышка гроба в дальнем углу падает на пол, сдвигаемая неживым обитателем. Мальчик не мог даже шевельнуться, закричать, но нужно было что-то делать. Данька выглянул в щель, обнаруженную ранее, но отошел — при всем желании в нее не просочиться.

В этот момент прямо из нее, разрушая стену, полетел огненный шар, смертоносное пламя, которого, казалось почти родным рядом с этим грешным подземельем, наводненным непонятно чем. Данька отлетел к стене, а сгусток пламени шмякнулся в так некстати оживший труп или ещё кого, издав какой-то чмокающий звук, после чего гроб довольно готично полыхнул. Под ногами ошалевшего Даньки валялся мальчишка чуть поменьше его самого, растрепанный, черноволосый, одетый в неуместные здесь джинсы и свитер. Один его кроссовок благополучно валялся неподалеку от импровизированного пожарища, а второй был настолько потертый и старый, что хотелось стащить его с ноги и выбросить следом. Впрочем, одежда незнакомца, засыпанная невесть откуда взявшейся известкой и застывшими каплями камней, была не лучше. Зря отец читал лекции о приличной одежде, на фоне этого чуда Даня смотрелся как внук профессора рядом с Геккельбери Финном. В столовке мальчишка выглядел все же получше, чем сейчас. Откуда он вообще тут взялся?!

— Так ты не сдох, упырь! — глаза оборванца испуганно и зло расширились.

Данька просто обалдел от такого поворота событий, выходит, этот псих спасал не его от нежити, а нежить от него! Оригинально. Теперь для полноты картины потрепанному придурку останется пожалеть несчастное существо, сгоревшее в огне и запустить в чудом уцелевшего "упыря" ещё один огненный шар. Тут и подоспеют остальные обитатели этого чудесного подземелья. Ну, конечно! У мальчишки в правой руке замерцала подозрительная рыжая звездочка, грозящая перерасти в пламя, а в коридоре послышались звуки невнятной возни.

— Вставай, идиот, и валим отсюда! — заорал Данька, пока тому не пришло в голову воплотить самые нехорошие догадки.

Этот нахал недоверчиво глянул на него, но все же взял себя в руки и поднялся, потом спросил:

— Так ты не упырь, нет?

— Я?! — возмутилась несостоявшаяся жертва борца с нежитью, — с чего ты взял?

— У тебя глаза так кровожадно полыхали из той щели в стене, — доверительно сообщил придурок и проворчал, — Вот на фига мне сдался этот веселенький замок ужасов? У меня и сон другой был. Мне сначала показалось, что ты порождение моего сна, часть испытания, но теперь, когда глаза у тебя обычные, я вижу, что ты простой мальчишка-абитуриент. Глупый и неумелый.

— Что?!! Это кто тут глупый, а? Получить захотел? И вообще, что за бред! Какие полыхающие глаза? Какой на фиг сон?! Это реальность! — закричал Данька и... открыл глаза в аудитории.

Перед ним лежал последний листок, тот самый, который он перевернул от греха подальше. Рука сама потянулась к нему и вот на абитуриента снова смотрят жуткие глаза, которые затягивают в такую бездну, из которой нет возврата.

Даня чувствовал себя песчинкой в водовороте вечности, все было неважно и не нужно. Пустота расползалась как раковая опухоль, поглощая личность и грозя растворить ее в себе. Данька бился как мошка в янтаре, паника затопила сознание, но все было бесполезно. Чужая воля давила и захватывала, хотя мальчишка боролся до последнего. Когда от личности осталась едва заметная искорка, все закончилось. Он сидел в аудитории, перед ним — только голая парта, ни единого листа. Оставаться не имело смысла, и Даня отправился получать свои вещи.

Снежаны и Олега не было видно, зато тот борец с упырями, что чуть не спалил его уже сидел в приемной на диване. При виде Даньки он еле заметно поморщился, но сделал вид, что не узнал. Кроме него там собралось приличное количество абитуриентов, но ни у кого не было ни сил, ни желания общаться. Даня сел в кресло и закрыл глаза.

Наконец, экзамен закончился и мальчишку довольно бесцеремонно потрясли за плечо.

— Подъем, — весело, словно совсем не устала, произнесла Снежка. Олег смотрел куда-то в сторону, Даня повернул голову и увидел все того же наглого типа, который обзывал их "нубами".

— Да забей на него, он мне ещё попадется, — зевнул мальчик и посмотрел на остальных абитуриентов. Большинство выглядело бодрыми, но многие, как и Данька дремали. В этот момент родителям позволили забрать своих чад, поэтому дольше поговорить им не удалось. Впрочем, Дане и не хотелось: стойкое желание залезть под одеяло и проспать сутки перекрывало остальные.