| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Острая боль судорогой прошлась по всем мышцам, но я даже не зашипел. Быстро убрав шприц, я почти чудом отбил первый удар. Лина с трудом подтолкнула ко мне кинжал. Я взял оружие хвостом и всадил глубоко в грудь одному из роботов. Выбранный мною стимулятор увеличивал скорость движения, переводя организм в почти-транс. Не знаю, откуда во мне взялись силы, чтобы закончить этот бой. Но я, Сайринат из семьи Рикари, сильнейший воин в своём поколении, не мог позволить себе проиграть этим машинам. И я сражался отчаянно, как загнанный в угол зверь.
Бой был окончен быстро. Убрав кинжал, я подхватил Лину на руки и побежал прочь из оружейной. Перед глазами всё плыло, я почти падал. Зайдя в какое-то подсобное помещение, я положил её на пол. По телу Лины проходили странные судороги. Где-то я уже такое видел..
-Сайринат, — с трудом проговорила она. — Это... особый яд...
-Я знаю, что это, — ответил я, вынимая из пояса алую склянку. — Интересно только, как эта дрянь оказалась у людей.
Хорошо, что я включил фильтры. Судя по симптомам, роботы применили особый яд, вещество, безвредное почти для всех видов, за исключением ликвидаторов. Эта штука заставляла мышцы непроизвольно сокращаться. В принципе, не так уж и опасно, но в больших дозах яд приводил к нарушениям в работе сердца, лёгких и кровеносных сосудов. Результат — смерть от инфаркта, удушья, инсульта или разрыва сердца, как повезёт. В редких случаях из-за перепада давления в сосудах происходил их разрыв и начиналось внутреннее кровотечение, но вероятность такого исхода по сравнению с ранее перечисленными очень мала.
Я ввёл Лине противоядие и убрал шприц на место.
-Не волнуйся, сейчас пройдёт. Хорошо, что у меня было противоядие. Я не ожидал, что люди знают это вещество.
-Тогда зачем носил противоядие? — Лина попыталась улыбнуться.
-На всякий случай.
Мне самому становилось всё хуже. Да, применение стимулятора было плохой идеей. Очень плохой. Я прижал руку к основанию шеи. К горлу ощутимо подкатывала тошнота. Не хватало ещё, чтобы меня при Лине вывернуло наизнанку. И вот, когда я чувствовал, что скоро просто рухну на пол в преддверии ломки и хорошо, если не расстанусь с одержимым желудка, дверь открылась. Я сумел рывком поставить себя в вертикальное положение, но тотчас с облегчением осел на пол: мощную, закованную в броню фигуру стража я не мог спутать ни с чем. И сейчас был один из тех редких случаев, когда я был искренне рад этим ребятам.
Страж, к счастью, не стал комментировать моё состояние, а просто протянул три ампулы. Я взял ту, что, судя по виду, содержала наркотик, и ввёл себе долгожданную дозу. Перед глазами всё поплыло, тошнотворный ком подкатился совсем близко ко рту, но я всё же сумел сдержаться. Пара секунд, и всё прошло. Я снова чувствовал себя относительно нормально, если забыть про жуткую усталость. Я осторожно, пока что не рискуя вставать, взял у молчаливого стража другие две ампулы, содержимое одной вколол Лине, другую использовал сам.
-Что это? — спросила женщина.
-Очень питательное вещество для внутривенного употребления, смешанное со слабым стимулятором общего действия — ответил я. — Помогает быстро восстановить силы.
Страж протянул мне руку, но я только отмахнулся и встал сам, хотя это и стоило мне приступа головокружения. Да, тот стимулятор определённо был лишним. Но что ещё оставалось делать?
Я помог подняться Лине и обратился к стражам:
-Вы чуть не опоздали.
-Мы бы пришли раньше, если бы знали, что канал связи с тобой не работает, потому что ты в опасности, а не потому, что ты сам его отключил.
-Моя ошибка, — не стал я отрицать. Что ж, на этот раз я и правда совершил рекордное количество глупостей. Причём не ошибок, а именно глупостей.
-Нужно уходить, пока люди не вызвали подмогу.
Тут я был полностью согласен со стражем. Ничем особенным наше отступление не запомнилось. Мы погрузились в небольшой десантный косайрос, который стал невидимым и быстро доставил нас в Логово. Когда мы прибыли, в ангаре обнаружилась крайне недовольная Анриль. К счастью, прежде, чем начать полоскать мне мозг, подсчитывая количество допущенных на этот раз ошибок, гончая кинулась к Лине, проверять её самочувствие. Я успел беспрепятственно добраться до своей комнаты, залезть в кровать и отрубиться. Вот только я забыл принять средство, что много лет спасало меня от кошмарных снов-воспоминаний...
Отчаяние накатывает, накрывает удушливой волной. Ничего уже не сделать, не изменить, и эта мысль сводит с ума. Моя прежняя жизнь перечёркнута, она сгорела! Когти сточены, в этой комнате нет ничего, что могло бы помочь мне окончить мучения. Я сгораю в огне зарождающегося безумия. В отчаянии я кусаю себя, выпускаю в жилы собственный яд. Но у меня иммунитет. Однако я наношу себе всё новые раны. Что вы сделаете теперь, чтобы сохранить мою бесполезную жизнь? Вырвете зубы?
Зачем удерживать сумасшедшего убийцу от смерти? Я не знаю, что со мной произошло, и не хочу знать! Я просто хочу перестать жить. Неужели так трудно дать мне хотя бы это? Разве не видно, что только смерть сможет освободить меня от этой страшной муки?
Но мне снова не дали умереть. Кололи какие-то препараты, пока я не переставал понимать, кто я и что со мной. Постепенно безумие утихало. Но появлялась спокойная, уверенная мысль: я не хочу больше жить. Нет никакой цели, нет опоры. У меня ничего не осталось. Только пепел, только пустота. Я убил Миолину. Я должен воссоединиться с ней хотя бы в смерти, попросить прощения. Но они, эти ненавистные они, не пускают меня! Они не позволяют мне обрести покой. Зачем, для чего? Вопросы остаются без ответа. Я снова проваливаюсь в беспамятство из-за огромного количества вколотых препаратов.
Прихожу в себя. Почему, почему я всё ещё дышу, если она больше не со мной? Если я сам убил её? Почему я не последовал за ней? Трудно дышать. Я пытаюсь пошевелиться, но понимаю, что прикован к креслу. Что за...?
-Спокойно. Вы заражены неизвестным видом биологического оружия.
Я не без труда фокусирую взгляд. Передо мной стоит наблюдающий. И говорит мне: "Спокойно". Спокойно, Ваша жизнь кончилась! Вы — убийца собственной невесты, спокойно!
-Этот вирус, — продолжил наблюдающий, не замечая моей муки, — вызывает неконтролируемую агрессию при виде сородичей. Поскольку Вы являетесь носителем ценного сочетания генов, на Вас исследования по этому вирусу проводиться не будут. Вам следует лишь ждать, пока найдут лекарство, если биологическое оружие не разрушится естественным путём.
Единственное, что мне могло бы помочь — амнезия. Откидываю голову назад, закрывая глаза. Я не хочу слышать его спокойную размеренную речь. Мне неинтересно, что со мной случилось. Да, вирус, да, я невиновен, но разве от этого легче? Я хочу лишь остаться один, чтобы раствориться в своём горе. И последовать туда, за ней... но мне не дадут. Я знаю это — мне не дадут. Меня заставят если не жить, то хотя бы существовать. Лина, прости, мы ещё не скоро будем вместе... прости. Я сам себя не прощу никогда. Да, вирус, биологическое оружие, но я — врач, я должен был... но как??? Это не важно. Ничего не исправить, её нет со мной, и никогда больше мне не увидеть её глаз. Воспоминание ударило больнее самых острых когтей. Воспоминание о том, последнем взгляде — обречённом, удивлённом... обиженном.
-Вы слышите меня? — так, наблюдающий ещё тут.
-Я Вас не слушаю.
-Вам придётся побыть в карантинной зоне, не встречаясь с сородичами.
Правильно, так и должно быть. Я теперь безумец, я опасен.
Мне больно. Во имя Создателя, как же мне больно! Освободите руки, дайте мне вырвать своё сердце — его биение слишком мучительно. Почему, за что? Вопросы не имеют смысла. Неужели они не понимают, как сильно я хочу убить себя? Я открыл глаза, словно в дымке увидел наблюдающего, его холодный внимательный взгляд. Он понимает... и никогда не позволит мне обрести желанное забвение. Я слишком ценен. Я нужен нашему государству. Меня не отпустят, потому что я слишком ценен... даже сейчас. Должен быть способ! Я последую за ней во что бы то ни стало. Ныряю в себя... когда-то я мог убить себя изнутри. Нет, не могу, не могу!!! Наверное, я взвыл. Я больше не могу "увидеть" себя изнутри. Я больше не принадлежу роду Лиондрэ. Я больше не Медитирующий... Пожалуй, наблюдающему стоит об этом узнать. Может, тогда моя ценность снизится до приемлемого уровня...
-Это печальная новость. У Вас психическая травма, Сайринат, и это — лишь её следствие.
-Благодарю, я знал!!!
Я дёрнулся, желая сломать ему шею. Нет, не из-за вируса. Я просто хотел смерти... любой ценой.
-Спокойно, нам ещё вместе работать. Не стоит сразу портить отношения.
Работать? О чём он? Какие ещё отношения? Для меня всё кончено со смертью Миолины. Я убил её... я сам убил её! Отпустите меня... умоляю...
-Я теперь отвечаю за Ваше состояние, Сайринат. Поверьте, под моим присмотром Вы не сделаете себе хуже.
Правильно, не сделаю... хуже уже просто некуда.
-Пока есть. Вы сходите с ума, Сайринат. Но это поправимо, — и он исчез из поля моего затуманенного зрения.
Схожу с ума... это был бы выход. Раствориться в блаженстве безумия... но, судя по всему, мне не дадут сделать даже этого. Почему?...
-Мне не хотелось прибегать к этому средству и делать Вас наркоманом, — уберите этот спокойный голос! — Но сохранить Ваш разум для меня важнее.
Наркотик? Сердце стало пропускать удары. Нет, только не это... Действительно, хуже есть куда. Но скоро не будет...
Я не почувствовал иглы. Просто дымка накрыла измученный разум. И всё вдруг стало неважным и потеряло смысл. Какой-то бесконечно долгий миг мне казалось, что я всё-таки умер. Но потом я понял, что это не так. Я по-прежнему чувствую своё тело и это проклятое кресло. Просто мне уже всё равно, что было и что будет. Воспоминания не вызывают никакого отклика. Совершенно неожиданно я понял, что свободен и... один. Один в комнате. Наблюдающий знал — я себя не убью. Я попытался — и понял, что не смогу. Видимо, в какой-то момент мне "отключили" память и навесили психические запреты на подсознание. Печальная новость... но мне уже всё равно.
Сквозь пелену безразличия пробилось первое желание — желание рисовать. Передо мной на столе лежал белый лист. В поисках темы для рисунка привычно заглянул в себя и уже не удивился тому, что увидел: холод и темнота арктической ночи, снежная пустыня, похоронившая мои чувства и надежды. Здесь не было полярного сияния — лишь тьма и пустота. С моим воображением и умением художника я мог бы легко изобразить это. Но почему-то начал рисовать совсем иное. Плавно струящиеся потоки крови. Глаза — такие родные и такие умоляющие глаза. Один за одним из моей вселенной исчезали цвета. Они оставались лишь на холсте. Почему нет сожаления и слёз? Наркотик. Теперь я буду привязан к нему всю жизнь. Я постараюсь сделать так, чтобы долгой она не была. Руки бездумно, сами выводили чудовищную картину, убившую мой разум. Холод и мрак... их никто никогда не увидит. Никто не узнает. Мама, бедная мама, теперь ты осталась одна... это было важно когда-то. Но теперь не трогало заледеневшую душу. Что? Земля? Где это? Неважно. Ликвидатором? Могу и ликвидатором, раз уж так надо. Хорошо, только закончу рисунок. Скажите, почему я беру его с собой? Разве это имеет значение? Видимо, имеет...
Я лечу на неизвестную мне планету по имени Земля. Там теперь будет мой дом? Ошибаетесь. Там будет моя могила.
Я проснулся рывком, словно вылетел из сна в явь. Провёл ладонью по лицу, оно оказалось влажным от слёз. А я думал, что разучился плакать. Во имя Создателя, как я мог забыть эту боль, эти мучения? Рана не зажила, просто затянулась, но под кожей образовался гнойник, медленно заражающий кровь. Теперь, наяву, охватившие меня во сне чувства постепенно отступали. Но я понял, что действительно ничего не забыл, не смог забыть! Моё кажущееся спокойствие — лишь эффект препаратов, ничего более. Прошло уже тридцать лет, а боль не стала меньше. Я должен найти цель, которая оправдает моё существование в моих собственных глазах, или всё-таки обнаружить брешь в опутавшей меня сети запретов и умереть.
Кто-то звонил в дверь. Наверное, Анриль. Кажется, вчера я опозорился, и теперь она будет меня ругать. Пусть ругает. Её слова — ничто в сравнении с той болью, которую мне причинил этот сон. На этот раз я, пожалуй, ради разнообразия даже не буду оправдываться. Пусть порадуется, подумает, что я усвоил урок.
Сразу открыть дверь посетителю я не смог. Сначала пришлось долго умываться холодной водой, приходя в себя. Потом одеться и принят наркотик. Теперь я спокоен и могу кого-то выслушать. Но Анриль, если это действительно была она, уже ушла. Я вспомнил, что должен поесть, особенно после вчерашнего истощения. Даже после довольно продолжительного сна я чувствовал себя ослабленным. Больше всего мне хотелось спать, не просыпаясь, дня три. К сожалению, на подобный подвиг я физически не способен. Да и вряд ли мне позволили бы столько спать.
Сон-воспоминание никак не шёл из головы. Сейчас, после наркотика, стало легче, но я не мог расстаться с ощущением, что разум сгорает в огне, мыслей не остаётся, и есть только чувства — отчаяние, ненависть, вина и очень много боли. За эти годы я изменился. Стал холодным, закопал себя в воображаемую могилу. Говорят, время лечит. Но оно не поможет, если отрезаны крылья. Никогда не чувствовал себя настолько сломленным, слабым и жалким, как в этом воспоминании. На самом деле, я остался таким же, как в том сне, просто привык к своему увечью, перестал обращать на него внимание. Приспособился. Я давно не видел здоровых сородичей, я не помню, какие они. Поэтому можно обманывать себя, представлять, что они все искалечены так же, как и я. Конечно, это не так, но кому помешает невинный самообман?
Анриль всё-таки нашла меня и поймала раньше, чем я успел проделать путь от столовой до своих апартаментов.
-Сайринат. Нам нужно поговорить.
-Опять будешь тыкать меня носом в ошибки?
-Ты действительно заслужил. Я могу понять твоё вечное стремление подставиться, но на этот раз ты подставил других.
-Понимаю. Из-за моей ошибки чуть не погибла Лина. И что, мне теперь головой об стену биться от осознания собственной глупости? Прости, не могу. Я ведь не могу причинить себе вред, даже столь незначительный.
-Сайринат, тебе, конечно, безразличны все окружающие, но ты подставляешь тех, кто отвечает за твоё состояние, в том числе меня. Поэтому в моих интересах хотя бы попытаться уговорить тебя не совершать одни и те же рискованные действия.
-Если тебе что-то не нравится, просто поставь ещё один блок на моё подсознание. Кажется, менталисты это умеют.
Несколько наших сослуживцев, бывших в столовой, не обращали внимания на этот диалог. Хотя, возможно, кто-то и прислушивался. То, что вожак гончих после каждого задания полоскала мне мозг, уже давно стало традицией. Я прислонился к стене, ожидая ответа. Настроение со всем соглашаться исчезло напрочь, наоборот, я получал некое удовлетворение от нашего разговора. Я хотел обидеть Анриль, вывести из себя, хоть и знал, что это практически невозможно. Гончие, пока они не оторваны от стаи, отличаются прекрасным самоконтролем. Чтобы вывести из себя одну, надо, по сути, взбесить всю стаю, а эта задача не из лёгких.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
