Сегодня у него было много дел. Сегодня он затеял круиз по Темзе, это займет весь день до сумерек. Ему надо было отрабатывать аванс. Он покинул балкон и отправился чистить ботинки ваксой. Уже перед самым выходом он снова выглянул на балкон. Бутылка висела на том же месте, но уже не качалась, замерла. Долли на балконе не было. Она сидела в своей комнате на краю кровати и вертела в руках очки. Ей надоело держать конец бельевой веревки с бутылкой. Теперь край веревки был зажат балконной дверью. Если бы она открыла дверь на себя, то веревка бы выскользнула и бутылка с пивом упала бы вниз. В кадку бы она не попала, а разбилась бы о перила или даже грохнулась на мостовую. А чтобы бутылка просто так не выскользнула случайно, она навязала на конце веревки объемистый тройной узел. Пусть себе веревка висит. Она больше не выйдет на балкон. Зачем только она взяла от него очки в подарок!
Прогулочный пароходик вобрал в свои недра толпу с пристани "Тауэр". Капитан приказал отдать концы и дал пронзительный гудок к отправлению. Лоренсу уже порядком натер шею ремешок аппарата. Стоило ли ему подниматься по трапу этой дребезжащей посудины, чтобы оказаться в такой давке? Люди, с которыми он встречался глазами, выражали то же недоумение. Только бездельникам-туристам могло приспичить ползти по Темзе со скоростью двух миль в час, глядеть на воду цвета пива, любоваться на покрытые мхом и копотью грудные клетки мостов, держать крепко за руку своих единственных чад, чтобы те не вывалились в просвет перил. Но в окружающих Лорри дамах и господах ничто не выдавало туристов, все они говорили на чистопородном кокни. При этом поражало непривычное изобилие детей самого разного возраста. Сосед справа, к примеру, щуплый парень, по возрасту годящийся Лорри в младшие братья, сгибался под тяжестью увесистого младенца на плечах, двух фотоаппаратов и полевого бинокля. Младенец, скрючившись, дремал. "Пока ты бегаешь по городу, люди успевают обзавестись детьми!" — мысленно проворчал Лорри. Второе, что бросалось в глаза кроме детей, было чудовищное количество самой разнообразной оптики, начиная от театральных биноклей и кончая подзорными трубами, телескопами и оптическими прицелами. Но ни крепостные стены, ни готические башенки и завитушки, ни зеленая бронза статуй, открытая для обозрения, ничто не привлекало вооруженного глаза. Как легко было догадаться, все шарили своими трубами и стволами в сером облачном небе. Лорри даже не решился к ним присоединиться, он потупил взор и разглядывал густую бурлящую воду. Но полноте! Может быть, ему просто мерещатся повсюду конкуренты? Понаблюдав с полчаса, он пришел к неутешительным выводам. По крайней мере, у пяти-шести человек он увидел в кармане или в руках свернутый иллюстрированный журнал, открытый на одной и той же странице. Лорри помнил эту страницу — там был сфотографирован черный стервятник в полете. К концу путешествия он окончательно приуныл, и лишь только репродуктор объявил пристань "Парк-Лейн", первым устремился по сходням прочь с палубы. Ему казалось, что за ним вдогонку бросилась вся толпа с одним и тем же намерением — обшаривать припортовую местность, обследовать элеваторы, обнюхивать доки. Домой, скорее домой, здесь ему нечего делать!
Снова очутившись в вагоне подземки, он вздохнул с облегчением — от погони он избавился. Ни у кого из стоящих рядом не было ни детей, ни оптики. День незаметно подходил к концу, четвертый день роковой недели.
Лорри лежал одетый на своем диване, камера покоилась на его груди. Минуту назад он с отвращением вычеркнул из своей тетрадки слово "Рыба". Шансы на успех таяли. Если не рыба, то... "Мясо" — это слово он подчеркнул дважды, подбежав к столу. Зачем ему надо было так далеко ходить. К его услугам был мясной рынок под носом, самый дрянной и дешевый в городе. Кондору даже не надо было рыскать по помойкам — товары на рынке могли бы удовлетворить любого из его собратьев. Именно сейчас, под вечер, при южном ветре можно было ощутить аромат, столь вожделенный ноздрям вурдалака. Стоит только выйти на балкон — и вот тебе! Даже красноватые облака над крышами слоились и сочились, как свиная грудинка.
Солнце закатилось в тот же миг, как Лорри вышел поглядеть на небо. Улица утонула во мраке, на дне каменного ущелья тускло мерцал тротуар. Крайний дом улицы осветился желтым огнем, а потом острые два луча прошили улицу насквозь. Гулко пророкотал мотор, и у подъезда причалил черный кузов. "Привет, давно не виделись" — проговорил Лорри, — что-то поздновато сегодня!". Он отошел насколько шагов под прикрытие собственного балкона — еще не хватало, чтобы верзила заметил его снизу. Девочки возвращались после трудного учебного дня, голоса их звучали глухо. Скоро мистер Галуппи отчалил на своем "Остине" в черный провал ночи. Лорри тихо притворил за собой балконную дверь и зачем-то на цыпочках пересек комнату. Стук каблучков Долли приближался. Он был неровен, Долли едва тащилась. Теперь она споткнулась и хрипло выругалась. Сейчас она совсем близко, стоит только открыть дверь, и он ее увидит. Лорри прикоснулся в дверной ручке. Но в этот миг Долли с силой пнула его дверь ногой и продолжила подъем, что-то бормоча под нос. "Она пьяна"— сообразил Лорри. Ему страшно захотелось подняться вслед за ней, просто так, чтобы что-то сказать. А завтра.... Завтра он перенесет ее вещи к себе. Или нет, он сам к ней переедет наверх. А сегодня он постоит у двери, подождет. Придет ли к ней кто-нибудь? Если не придет никто, то завтра он переедет, а если придет кто-нибудь, то.... То завтра он отнесет в полицию свои фотографии и запрячет этого Галуппи в тюрьму! А ее он скроет у себя на первое время.
Всю ночь он мысленно раскидывал сети. К ней никто не пришел, но это ничего не меняло. Утром он пойдет в полицию. Но сначала он должен с ней поговорить. Нет, он не собирался учить ее уму-разуму, хотя кому, как не ему следовало это сделать. Нет, он обойдется без лишних разговоров, возьмет ее за руку и потащит к себе, а может быть, даже надает оплеух. Постепенно мысли его сошли с наезженной колеи. Ему вдруг со всей четкостью пришла в голову попутная идея. А ведь с ее балкона обзор намного лучше, и нет крыши над головой, только небо. А на крыше она сушит белье, следовательно, у нее есть ключи от чердака, а может быть, и прямой ход или люк. Можно подняться на самую верхушку крыши и обозреть весь рынок и прилегающие улицы. А если она не согласиться впустить его? Тогда.... Тогда он даст ей денег. Двести фунтов, прямо так, отсчитает наличными. Или нет, сто пятьдесят.
Утром он проснулся с болью в боку. Так он и пролежал всю ночь, не раздевшись, с камерой под боком. А теперь в зеркало на него смотрела опухшая физиономия, правая щека была расчерчена на квадратики, как газон стадиона Уэмбли. Это был след шершавого гобелена кушетки, на которой он спал. Подушка валялась на полу. Лорри улыбнулся, так он обычно спал в детстве, сколько раз мать пыталась подсунуть ему подушку, но он сбрасывал ее на пол. И всегда возле его щеки натекала слюнная лужица. Лорри и теперь пощупал старый гобелен, — да, за ночь натекло немало. Это означало, что ему снились самые чудесные сны, и помыслы его были чисты. Тогда, в детстве он бился, но никак не мог вспомнить пережитого накануне. Но теперь он не только помнил все, но мог даже продолжить прерванные размышления с того же места. Итак, сто пятьдесят фунтов. Он отсчитает ей сто пятьдесят фунтов и поживет у нее наверху четыре или пять дней. Он перетащит аппаратуру, установит наблюдение на балконе или на крыше. В его распоряжении есть прекрасные штативы, он выберет подходящие светофильтры, приставит кольца, приладит гибкие шнуры к затвору... Короче говоря, пусть слетаются теперь все кондоры мира. Остальное — дело техники! Но договориться надо сейчас, время не ждет.
Но не успел Лорри поскрести старым лезвием половины подбородка, как до ушей его донесся знакомый треск мотора. Неужели он опоздал? Точно, черная посудина торчала внизу у подъезда, подавая нетерпеливые гудки. Лорри зажал подбородок полотенцем и подбежал к двери. На шестом этаже захлопнулась дверь, застучали каблучки. Лорри зажмурился и решительно распахнул дверь. Долли спускалась по лестнице. Ее сопровождал довольно резкий запах духов, бегоний или бугенвилий. "Привет, детка! — чирикнула она ему. — Как тебе спалось, как твой животик, — тебе уже можно уколоться?" Лорри пытался преградить ей дорогу, но она легко проскользнула под его рукой и на прощание приложила палец к губам. "Долли, подожди!" — зашептал он ей вослед, но она легким галопом полетела вниз, стуча каблучками.
День для фотографа начинался с неудачи. Теперь оставалось только ждать ее вечернего возвращения. Лорри поплелся на балкон и проводил взглядом черный "Остин". Он сидел на краю деревянной кадки с фикусом и хрустел картофельными стручками из пакета. Свежий утренний ветер холодил его голую спину. Ему предстояло теперь прибрать в квартире и отдать в стирку белье. В его комнате стоял первозданный хаос, мятые брюки прикрывали собой никелированное железо аппаратуры, клетчатая рубашка была распята на полу. Сам он передвигался по квартире в длинных цветастых трусах. Через угол комнаты была протянута леска, на которой сушились негативы и три пары выстиранных накануне носков. Он извлек из-под матраца свои лучшие коричневые брюки. Конечно же, их не мешало бы дополнительно выгладить, но у него не было утюга. О, Долли, Долли! Решено, сегодня же он сделает ей предложение! С этой мыслью он натянул брюки. Но рубашку он предпочел надеть старую — клетчатую с пола. На ней была не так заметна помятость. В боковом кармане еще лежала пачка банкнот, чуть больше пятисот фунтов. "Пятьсот четырнадцать" — решил он про себя, но пересчитывать не стал. Нет, предложение он сделает ей в конце недели, — все зависело от исхода авантюры с кондором и его, Лорри, финансовых ресурсов. А сейчас он отправится в прачечную.
Но вместо этого он снова вышел на балкон. Солнце стояло высоко, как может оно стоять высоко в Лондоне. Тень от дома номер восемь ложилась на стену дома-близнеца напротив. Мертвый дом всплыл, чтобы подставить три верхних этажа ультрафиолету. Из темного провала вылетели три зеленых мухи и принялись атаковать фотографа. Он мотнул головой, и мухи, как по команде, улетели. Надо было задраить окна и выматываться наружу. Камеру он возьмет с собой, волка ноги носят. И тут он увидел бутылку. Она продолжала висеть на бельевой веревке, остывшая и неподвижная. Капли росы скопились на холодном стекле. Лоренс высвободил ее от веревки, стягивавшей горлышко. Пива ему не хотелось. Он снова поглядел в сторону соседнего дома.
— Стой, не шевелись! Не дыши! — приказал он себе. Горизонтальная тень его собственной крыши, перемежающаяся регулярными дымоходами, плыла по стене напротив ровно и величаво, как "Титаник" по глади моря. И только одно пятно черным вымпелом колебалось на невидимой мачте. "На чем это он сидит? На телевизионной антенне?". Пятно шевелилось, иногда раздувалось, порой сужало очертания. Предмет, отбрасывающий тень, находился над головой Лорри, на крыше его дома. Какая жалость, что ни одно окно напротив было не в состоянии отразить этот предмет в стекле. Хотя.... Хотя прямо перед ним располагалось чердачное окно с половинкой стекла. В нем ярко отражалось небо. Лорри поднялся на цыпочки и даже привстал на кадку. Небо в стекле перестало посверкивать, мелькнул какой-то черный предмет.
— Значит, ты прилетел на зов? Но чего тебе стоило бы перелететь через улицу и присесть там, напротив. Или ты решил осчастливить своим присутствием именно мой дом, мой и Долли? Ну, тогда подожди, не улетай, дай мне сходить за камерой.
Кондор и не собирался улетать, его очертания угадывались в осколке стекла напротив. В видоискателе мелькали неясные контуры и блики, как в мутной воде Темзы. Наконец черные ставни рамы обрели относительную устойчивость, и можно было полюбоваться на портрет долгожданного гостя. Но ракурс был, увы, неудачен — кондор красовался в классическом контражуре. Ни одной детали, сплошное черное пятно. Лоренс щелкнул кнопкой. Ах, если бы он так просидел до вечера, при вечернем освещении снимку не было бы цены: портрет кондора в рамке. Такое и Русселю не снилось.
Лорри поднялся с грязного пола балкона. Теперь он неотрывно глядел на эту тень, на это черное пятно. Если сейчас спуститься вниз, а затем подняться на чердак соседнего дома, пройдет минуты три-четыре. Станет ли кондор его дожидаться? И как это сделать? В доме напротив все выпотрошено, лестничные марши разобраны, подъезды забиты досками. Лорри тяжко вздохнул, взгляд его упал на счетчик кадров. Оставалось всего два. На что он умудрился потратить всю пленку? Ах да, на Долли...
Рука его потянулась к веревке, на которой недавно болталась пивная бутылка. Он с силой тряхнул ее с надеждой выдернуть. Веревка не поддалась. Он поглядел наверх. Край веревки свешивался с перил балкона Долли. Он ухватился за нее двумя руками и начал медленно тянуть на себя. Веревка держалась прочно. Для пущей надежности он немного повисел на ней, попрыгал, покачался — его вес она могла выдержать. Рискнуть стоило. Лорри забежал в комнату, пошарил в тумбочке, нашел свои отличные велосипедные перчатки, оставшиеся с лучших времен, натянул на ноги легкие парусиновые туфли. Он укоротил шнур камеры, перевесил ее через голову, поиграл локтями для разминки, поплевал на перчатки и ухватился за веревку.
Стараясь не глядеть вниз, он влез на кадку с фикусом, оттуда занес ногу через перила. Провал пяти этажей не сильно пугал доблестного Лорри, у него был некоторый альпинистский опыт. Правда, карабкаясь по скалам, он никогда не надевал своих парадных кремовых брюк, но сейчас не время было думать о брюках. Сейчас альпинистский опыт подсказывал Лорри, что прежде чем покинуть лоно земли, ему надо поискать опору для левой ноги. Пусть ею станет хотя бы эта водосточная труба! И как раз ее кронштейн был в пределах досягаемости, то есть в ярде с четвертью. Лорри совершил лихой замах левой ногой, повиснув на веревке. Но коварнуй кронштейн тут же поймал его ржавым крюком за край штанины. Лорри попался как рыбка, и сколько он ни дергался всем телом, ни брыкал остервенело ногой, крепкая суконная ткань не собиралась ронять своей репутации. Брюки трещали, но не рвались. Вниз посыпалась всевозможная труха, перила верхнего балкона заскрипели и затрещали. Лоренс замер над бездной в позе русского балетного танцовщика, запечатленного в момент эффектного шпагата. Он тяжело дышал, обливаясь потом. "Спокойно, спокойно, — твердил Лорри самому себе, — Отдышись! Думай! Думай!"
Думать было особенно нечего, надо было как-то избавиться от штанов. Лорри принялся судорожно извивать пойманную ступню, помогая пальцами. Ему удалось оттереть с помощью водосточной трубы туфлю с пятки и продвинуть ее пальцами вперед. Наконец он с ней расстался, — она теперь валялась внизу на тротуаре. "Так, все нормально! Отдышись! Спокойно!". Дальше? Дальше очередь шла за второй туфлей. Ее постигла не в пример лучшая участь — упасть на пол балкона. Чертовски мешала камера на плече. Лорри в два перехвата сумел перенести ремешок через голову одной рукой и виртуозно забросить камеру в кадку с фикусом. Теперь он остался один на один с собственными штанами. Здесь отделаться двумя перехватами было непросто. Ведь предстояло расстегнуть ремень и хотя бы две пуговицы гульфика.
