Галка на высоте

— Так ты к Степке, что ли? — первой отреагировала молодящаяся старушка с ярко сиреневым оттенком на седых волосах. — Жиличкой?

— Точно, — улыбнулась я широко, сбросив на землю каменные сумки.

— Так это тебе к Люсе надо за ключами, — сообщила 'сиреневая' бабуля.

Дама в 'красно-гороховом' гарнитуре утвердительно качнула головой, подтверждая правильность слов.

— Только ее сейчас нет, — вставил свое слово тщедушный старичок, по виду — учитель труда на пенсии, даже беретик необходимый прилагался. — Она на огород пошла. Будет, может, через час-полтора.

Я задумчиво почесала нос.

— Скажите пожалуйста, а можно мне где-нибудь оставить свои сумки, я бы прогулялась до ближайшего магазина, — попросила я, обращаясь напрямую к даме с осанкой управдома.

Голод — не тетка, и даже не дядька, а в животе урчало так, что вскоре это могли бы услышать и местные кумушки в компании с учителем труда.

Женщина снова кивнула, ее серьги дернулись следом.

— Нина Сергеевна, ты на первом живешь, поставишь к себе сумки? Девушка просит, — обратилась она еще к одной участнице посиделок.

Высокая худая старуха на удивление резко поднялась. Охая и оправляя платье, приподнятое сзади больше, чем спереди, горбясь, она направилась к одному из домов.

— Иди за мной, милая, — позвала она, оглянувшись.

— Спасибо, — бросила я управдомше и поспешила за дамой, милостиво согласившейся 'приютить' мой скарб. — А у вас здесь красиво, уютно, — решила я польстить ей, как только догнала.

— Да, двор у нас хороший, дружный, — кивнула старушка, полагая, что его достоинство заключается в людях, населяющих дома. Что ж, так, наверное, и есть.

Я вошла в темный подъезд, на удивление, лишенный характерных запахов, выдающих местообитание кошек. Дощатый пол был аккуратно выкрашен, хоть и много лет назад, на подходе к лесенке из трех ступеней, ведущих на площадку с четырьмя квартирами, лежал половичок. Такой же я заметила и перед лестницей на второй этаж. Надо ли упоминать, что они имелись перед каждой дверью.

Хозяйка квартиры толкнула незапертую дверь. Мне открылась малюсенькая прихожая со встроенными шкафчиками по обеим сторонам и зеркалом на стене напротив. Из него на меня смотрела худая девушка с испуганными глазами вся в черном. Да, это я, и именно такой я предстала перед жителями этого городка. Не счастливой покорительницей неизведанных земель, а испуганным одиноким существом.

Ну что же, если подвести предварительный итог, то мне есть, чем быть довольной. Я всего пару часов в этом городе, а у меня уже есть (предположительно и теоретически) место для проживания, имеется добрая женщина, которая не побрезговала впустить меня в свой дом. А еще я узнала, что здесь веселая молодежь, бесхитростные люди, которым не трудно сделать доброе дело или сказать доброе слово. Так что, все не так уж плохо.

— Заходи, не стой на пороге, — произнесла вдруг женщина, и я обернулась, неуверенно взглянув на нее.

— Я только поставлю сумки и прогуляюсь, — пролепетала я, оставаясь на месте и не решаясь перешагнуть порог квартиры, но женщина притворно сердито махнула на меня рукой.

— Если ты с дороги, то, наверное, устала. Зайди хоть чаю попить, а потом и гулять можешь отправляться, — произнесла она, легонько подталкивая меня в спину и следуя за мной. Так я оказалась в ее квартире.

Она дала мне тапочки, я с наслаждением спрыгнула со своих каблуков, будто заново родилась.

Прямо передо мной, левее настенного зеркала, белела дверь, и приклеенная на ней картинка не оставляла простора для фантазии — это был туалет. Слева — кухня, справа — комната, обе прикрыты стеклянными дверями.

— Иди умойся, — помогла мне определиться с дальнейшими действиями женщина, сама направляясь в комнату.

Уже закрыв за собой дверь, я услышала мужской голос. Видимо, муж ее, и видимо, глуховат, так как женщина стала рассказывать ему последние новости довольно громко.

— Девочка, — почти кричала она, но голос был приятным, и было понятно, что она вынуждена повысить тон, чтобы ее услышали. — Приехала жить к нашему Степе. К Степе из шестой квартиры. Не знаю, кто. Родственница, может.

Шум воды заглушил дальнейшие объяснения, и я не узнала, кем меня нарекли и какое отвели место в генеалогическом дереве рода Степы.

Когда я вышла, меня позвали из кухни.

— Иди сюда, девонька. Как звать-то тебя? — женщина нарезала колбасу и у меня потекли слюнки.

— Галка, — представилась я, проходя к небольшому столу у стены. И стол, и табуретки, и сервант, и плита — все было старым и допотопным, но идеально чистым и аккуратным. Оттого кухня выглядела уютно.

С другой стороны стола восседал глава семьи, старичок с большой круглой головой, абсолютно лысый, в очках и со слуховым аппаратом в ухе. С улыбкой он наблюдал за моим приближением и энергичным жестом указал на стул напротив себя.

— Как зовут девочку? — обратился он к жене ворчащим голосом, но я поняла, что и тон его, как и сила звука голоса жены, не говорили ни о сердитости, ни о недовольстве. Просто они вынуждены так разговаривать.

— Галка, — крикнула жена, водружая на стол огромного размера термос, расписанный яркими цветами. Какой-то цветок и неведомая птица.

— Как? — сморщился мужчина, стараясь расслышать.

— Гал-ка. Галя! Как нашу дочку младшую, — пояснила ему женщина, доставая из серванта чашки.

— А, Галя! Здорово! У нас доча Галя, — и мужчина снова приветливо мне улыбнулся. Этого ему показалось мало, и он приподнялся, протянув мне широкую ладонь с короткими пальцами. Я скромно вложила в нее свою, и с неожиданной для него галантностью, он пожал ее.

Довольно улыбаясь, мы уселись обратно на свои места.

— Может, вам чем-то помочь? — спохватившись, обратилась я к хозяйке.

— Да что ты, мой милый, — проговорила она громко, но затем перестроилась и обратилась ко мне уже тише. — Ты сиди, отдыхай, с дороги, небось. Откуда ты приехала?

Я назвала свой город, и женщина удивилась.

— Далеко же ты от дома удалилась, — покачала она головой. — Слава, сахар, — обратилась она к мужу.

Мужчина тут же обернулся к небольшому шкафчику за спиной и достал пакет рафинада. Жена подставила ему небольшую креманку на ножке, и, вооружившись какими-то щипчиками, мужчина начал ловко колоть сладкую глыбину, складывая маленькие осколки в хрустальную чашу.

Его жена уже разливала по чашкам горячий заваренный чай из термоса, а я сидела, подперев щеку руками, и млела от уюта. Видимо, чайный ритуал совершался в этой семье на протяжении долгих лет, и все действия супругов были отлажены. Мне это так нравилось! Разумеется, им совершенно не требовалась моя помощь — все это они проделывали тысячи раз, и каждое действие было для них приятным.

Я вдруг подумала, что это, наверное, и есть счастье: спустя много-много-много лет сохранить дружеские отношения со своим супругом, чтобы иметь удовольствие пить с ним чай, когда каждый знает, что надо делать, и делает это для другого с удовольствием.

Глаза у меня защипало, и я незаметно смахнула слезу. Передо мной поставили чашку с ароматным напитком, и мне казалось, что я влюблена и в этот чай, и в этот наколотый рафинад, и в эту старенькую кухоньку.

— Надолго к нам? — крикнул мне ворчливо мужчина по имени Слава, но на лице его была такая дружелюбная улыбка, что я просто рассмеялась в ответ. От легкости, от радости, от покоя, который разливался внутри, сметая все сомнения, возникшие и скопившиеся внутри за время безрадостной поездки в автобусе.

Я отвечала, жена, тетя Нина, переводила это мужу, понимая, что мне было бы неловко кричать, как она.

Я, конечно же, не пошла ни в какой магазин. После чая с бутербродами меня разморило, и я была препровождена в комнату. Оказалось, что в этой квартире имеется еще и спальня, и, пройдя через зал со старинным сервантом, книжными полками и круглым столом у окна, я оказалась во второй, малюсенькой комнатенке, где помещались только стол, шкаф и кровать, видимо, семейное ложе. Меня уложили поверх покрывала, сняв лишь кисейные накидки с горки подушек, накрыли тяжелым пледом и оставили в покое.

Я заснула моментально. Мне было так хорошо, потому что ничего не снилось, ничего не тревожило, и проснулась я с ощущением абсолютного покоя. За окном только-только начинало темнеть и, поправив постель и сложив плед, я тихо вышла в зал.

Пожилые супруги сидели за столом, старая лампа с бежевым абажуром лила свет на их склоненные головы, и оба читали. Он — книгу, она — газету. Оба в очках и сосредоточенные. И меня опять накрыло волной нежности и зависти.

В этой обычной семье два обычных человека живут такой жизнью, когда им не скучно молчать рядом. У них есть время на чтение, а потом они наверняка обсуждают прочитанное. У них была долгая жизнь, и всякое, наверное, случалось, но сейчас, находясь на пенсии, они живут в том мире, которого достигли, и думаю, это было не так-то просто, но оно того стоило. Я видела и любовь, и уважение. Эти чувства, возможно, были далеки от той романтики и страсти, которых искала я, но, учитывая возраст этой супружеской пары и количество прожитых лет, я понимала, что это самое лучшее, что может случиться со мной в старости. И опять мне захотелось плакать.

Тетя Нина подняла голову, сняла очки и посмотрела на меня.

— Как спалось, девонька?

— Спасибо. Я замечательно отдохнула.

— А жених не приснился ли тебе?

Я подумала, что это шутка, но она была серьезна.

— Ну а как же: 'Лежу на новом месте, приснись жених невесте', — пояснила она причину своего странного вопроса.

Я прыснула, она улыбнулась, Слава молча наблюдал за нами, отложив свою книгу.

Остановившись у окна, я обвела взглядом комнату и заметила на стене множество картин. Настоящих, не репродукций.

— Вы любите живопись? — я решила сменить тему разговора. Не хотелось вдаваться в подробности своего одиночества, и осознавать это сейчас тоже не хотелось.

— Да, Вячеслав Сергеевич художник, — пояснила женщина с гордостью. — Он член союза художников.

— О! — восхитилась я. В такой глубинке — и такой самородок. Нет, я не разбиралась в живописи, но картины, висящие на стене, были такими красивыми, выхватывая отдельные куски природы в тот или иной временной отрезок суток и года, что глаз от них было не оторвать. — Очень красиво.

— А сейчас Слава работает в церкви, восстанавливает иконостас, — поведала мне женщина — У нас недавно церковь открыли. Восстановили. Раньше там кинотеатр был, но вот наконец-то ей вернули первоначальное значение.

— Что? Что? — обратился Слава к жене.

— Картины твои нравятся, — сообщила ему жена. — Очень.

Мужчина улыбнулся жене, обернулся ко мне и подмигнул.

— Ну что, девонька, Люся пришла, ко мне заходила, да я будить тебя не стала. Сказала, как ты проснешься, так к ней и зайдешь. За ключом-то.

— Точно. Спасибо, я побегу. У вас очень уютно, — и я поспешила в прихожую. Я имела в виду не только обстановку, а их отношения. Эта пожилая пара словно согрела меня, вселив в сердце уверенность, что и у меня все будет хорошо.

Женщина последовала за мной и включила свет в коридорчике.

— Так сумки-то куда берешь? — остановила она меня. — Сходи сначала за ключом, да дверь открой. Это соседний дом. Люся на первом этаже живет, у нее, как и у меня, первая квартира. Скажи, что за ключом от Степиной квартиры. Она даст. Поднимешься на второй этаж, там и будешь жить. А потом и за сумками приходи.

Ну что же, вот уже через пять минут я стану обладателем пусть и временного, но жилья, и у меня появится свой угол в этом городе!

Когда из тихого темного подъезда я вынырнула на улицу, меня накрыла первозданная темнота. Разумеется, фонари не работали, и двор освещал лишь свет из окон.

Мне нужен был соседний дом, и, направившись к нему, я услышала разговор, который, определенно, касался меня.

— Вот на таких каблучищах, вся в черном, юбка едва-едва все прикрывает, с огромными сумками, — сообщала кому-то последние новости очевидица моего пришествия. Наверное, просвещала только что приехавшую с работы женщину.

— К Степе, говоришь?

— Ага, сказала, к Степе. Люся заходила за ней к Сергеевне, так сказали, что спит.

— А кто она?

— Не знаю, ничего не знаю. Степина родственница, что ли, так никогда ее раньше не видала.

На моем лице появилась довольная улыбка. Вот и я стала героиней местных сплетен, словно уже влилась в нормальное течение жизни. И мне это нравилось.

Перед нужным подъездом я решила узнать время и полезла в карман за телефоном. Включив его, была ошарашена количество пропущенных звонков. От Пчелки, Шашки, Фила и даже Вальки.

Руки, почему-то, задрожали от волнения. Оказывается, стоило только уехать, как обо мне вспомнили все и сразу. Было приятно, но мне уже не хотелось иметь хоть какую-то связь с миром, из которого я ушла добровольно. Чтобы окончательно ее порвать, мне стоит поговорить еще раз с каждым из звонивших, и только поставив все точки над 'и', я смогу с чистой совестью сломать и выкинуть симку.

Пока я рассуждала, с кого начать обзвон, телефон в моих руках запел нежным голосом Мити Фомина, и высветился номер звонившего. Ну что, значит, ты, будешь первым? Ладно, давай.

— Привет, Валь, — выдохнула я, как только нажала на прием вызова.

ГЛАВА 19. Жирная точка

Голос моего возбужденного брата был громким и грубым. Он кричал, что я сошла с ума, если то, что сообщил ему Шашка, правда. Что на самом деле это бред и пурга.

Я тихо подтвердила, что Шашка не сказочник, и что справедливости ради надо отметить, что он сам узнал о моем решении только сегодня утром.

— Сумасшедшая истеричка! — орал Валька в трубку. — Неужели это все, на что ты способна, когда тебя хватают за задницу? Неужели сбежать — это лучший способ решения твоих долбанных проблем?

— Вовсе нет, — обиделась я, замерев на месте. Темнота, покрывающая двор, обволакивала, уютный свет из окон лился на дорожку прямо под ноги, кузнечики вовсю пиликали на скрипках, а я стояла и ежилась, как на холодном ветру, от психологического напора моего двоюродного брата. — У меня не было проблем, я решила уехать просто так.

— Просто так? Но почему? Ты идиотка что ли? Как можно ни с того ни с сего сорваться и уехать черт знает куда? — не собирался успокаиваться Валька. — Кстати, где ты? Где ты скрываешься?

— Если я скажу тебе, то уже не смогу укрыться, понимаешь? Это перестанет быть тайной.

— Ну и что! С тобой все в порядке? Где ты будешь ночевать сегодня?

Боже, ну что за забота, прямо пробивает на слезу. Лет бы так несколько назад прояви мой братец такое беспокойство обо мне, я бы стала ему самым верным товарищем, спешащим исполнить любое его желание в благодарность за эту теплоту и участие. Сейчас же это звучало несколько неуместно.

— Мне есть где ночевать, и со мной все в порядке. Я не ранена, не обворована, не голодна и не одинока, так что твое беспокойство совершенно напрасно. Желаю тебе спокойной ночи и прощаюсь с тобой, — проговорила я ровным голосом. — Навсегда, кстати.