"Гуд бай, Америка-остров...-2"

— Леша, ужинать останешься? — в паузу спросила жена.

— Останусь, конечно.

Когда ели картошку с тушенкой, Олежка хихикал над Лехой и предрекал ему всеобщую популярность. С лицом у Лехи творилось что-то странное — оно отекало, горело и ныло. С телом было не лучше, но все ж таки у Олежки Лех чувствовал себя в безопасности.

Надвигалась ночь, зимняя, снежная. Он все не мог заставить себя пуститься обратно в путь, но Олежка уже выразительно зевал и поглядывал на жену.

— Все, все, сваливаю, — решился Лешка, словно в омут.— Если не вернусь... Я серьезно, между прочим.

— Мы похороним тебя в сухом месте, — пообещал ему друг.

Лешка прыгнул из подъезда, открыл машину, шмыгнул внутрь. "Хвост, хвост", — подумал он с бледной самоиронией, включая мотор на прогрев и опасливо кося сквозь занесенные снегом стекла.

А его и ждали, оказывается, даже не особо прячась. Сиреневый "Додж" — машина из команды Хэнка, на которой катали все, Лешка часто видел ее на стоянке у оптовки. От киоска неподалеку метнулась тень, к "Доджику", послышался хлопок двери.

Лех рванул с места, вглядываясь в промерзшее окно — аккумуляторов, слава господу, хватило. Пролетая мимо машины преследователя, по звукам услышал — не заводится. Бешенная радость охватила его. "На бензин пожабился, козел! От аккумуляторов грелся!"

Однако долго еще мчался по заснеженному городу, пока не убедился наконец, что преследования нет.

Утром у Лехи выпало два зуба, один за другим с перерывом в полчаса. В домике повисла почтительная, печальная тишина. Леха находился почти в коме от жалости к себе, побитому; лежал на диване, соизмеряя степень самоунижения. Майка тихонько шуршала за печкой, боясь помешать его раздумьям.

К середине дня есть все равно захотелось, и общаться тоже. Леха поднялся и пошел к Майке курить.

— Ну что?

— Сигареты есть? — получилось отменно, с присвистом. Леха скривился и было решил не разговаривать вовсе.

— На исходе. Может, я съезжу?

Майка жестом фокусника выдала по последней сигарете.

— Так я съезжу?

Лех приноровился прижать сигарету во рту.

— Ну, съездим...

Сигарета дожглась почти до фильтра и он спросил:

— Ну, а дальше то что?

А что дальше. Дни текли своей чередой, день за днем, как в строю. Если получалось не думать о плохом — они и не думали.

Майка браво раскатывала дорогу вокруг поселка, "лыжню" — называл ее Лех, сам он, если получалось, не занимался ничем, диван, радиоприемник; ну часы починил... А потом. Еще можно было читать.

В пыльных расшатанных старомодных этажерках обреталось множество когда-то собираемых любовно Димкиными предками журналов — "Наука и жизнь", " Мир путешествий", "Иностранная литература"... Читали же люди! — восхищался Леха, оторванный от девственного блеска шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых восемьдесят пятым годом. Ах, совсем неплохо жилось Лехе, и синяки за неделю оформились, расцвели и принялись тускнеть, и для гордости губительное отсутствие двух зубов почти не трогало его в этом изгнании. Но Майка — девчонка, что ты будешь делать; девчонки всегда имеют обыкновение ждать Новый Год, нервничать и требовать себе праздника, ее словно дрожь пробирала от этих глупых предрассудков.

— Что я, всех хуже?! И так жизнь дурацкая, так и Новый Год не встречать? Из города выперли, с техникумом — завал, квартиру разломали, маму-папу сто лет! (две недели)... Вовка в армии, что мне, еще и последней радости лишаться, Лешка?

Пришлось справлять. Пришлось и елку из леса резать, маленькую, впрочем — веселиться в лесу на лужайке Майка категорически не соглашалась. Соображения Гринписа ее не трогали, а нужна была — вынь и положь — елочка, с бумажной ерундой, детскими игрушками и прочей канителью. Возглавляла несчастное дерево жизнеутверждающе красная, растопыренная перчатка, при помощи которой гнали самогон Димкины предки. Дальше — понадобились гости, какой Новый Год без свежих лиц, не на Лешку же полночи пялиться, он и так надоел. В качестве гостя был выписан Димка, а Димка, не чинясь, привез новую подружку — недавнюю лейтенантшу затмила трамвайщица Аня, миленькая блондинка, смотрящая Демону в рот. И он был намерен повеселиться, как бы кощунственно это ни звучало, и необычайно счастливое состояние его привела звезда самогонщика и чучело Деда Мороза, которое Леха пол утра связывал веревочками, используя утиль — галоши, панаму, старый утюг...

Разгоряченная Майка утащила трамвайную блондинку делиться хозяйственными обязанностями.

Беззубый Лешка скромно отмалчивался, Демон шумел как мышь; девочки курили в закутке, именуемом кухней.

Стол стоял посередине комнаты, старый, круглый, а Демон распоясался, махал руками, и бутылки дрожали, а Леха опасливо косился за их равновесием после особо опасных выпадов.

Веселиться ему довелось недолго. Стук в окно заставил всех примолкнуть. В стекло забарабанили.

Димка сделал знак "я сам", подошел, поднял занавеску, всматриваясь в холодное темное окно.

— Чего надо? — вдруг нелюбезно и громко спросил он. — Чего попутал? Иди отсюда!

С улицы весело и непонятно закричали.

Лешка подскочил к окошку. Занесенный снегом, замотанный до носа Олежка.

Весело матерясь, он ввалился в дом, достал из-за пазухи пуховика три бутылки водки, всучил их Демону в руки.

— А? А я тут мимо... Третий сад обхожу, замерз, как суслик. Сторож ваш меня чуть не ухлопал — из берданки своей. По машине нашел. Ты ее чего не закрываешь? Кинь сверху хоть брезентуху...

— Подожди... У тебя же жена рожает. Ты о чем сюда приехал?

— Здрасьте...— удивился тот. — Ей под Новый Год рожать захотелось, а мне что, водку одному пить? Ух ты, елочка! — он захлопал по себе перчатками, отряхиваясь прямо тут же, в комнате. И с поклоном: — Здоровеньки булы, милые барышни.

— Ты зачем тут сырость разводишь? — поинтересовалась Майка. — Обувь у порога снимают.

— Да ты что, я отморозил все, что мог. Еле живой дополз, и если не нальете...

Олежка уже был чуть пьяненький, это не вопрос, уже отметил. Лешка налить был не против, и на глазах отпотевающий красными пятнами Олежка, уже со стаканом в руке, вдруг заметил Демона, застывшего в стороне с оскорбленным видом, и что с ним он не поздоровался...

Он отсалютовал стаканом, протянул руку.

— Хай! Я Олег. А ты?

Руку Демон не пожал, проворчал:

— Кто-кто... Вот и я думаю, кто же я тут такой.

Олежка хмыкнул и, впрочем, тут же про него позабыл.

— Ну-ка, ну-ка, рот открой! — радостно накинулся он на Лешку. — Свистишь, отец! Скажи "сосиска". Или нет... Давай: шла Саша по шоссе... Скажи, скажи!

Лешка его шутя подсек и бросил на диван.

— Чего дразнисся?

От чудного присвиста Олежка растрогался чуть ли не до слез.

— Да я тоже так хочу. У, класс... Ну что, кормят в вашей богадельне? Или представление закончено?

— А куда ты отсюда денешься? — полюбопытствовала Майка.

— А думаешь — некуда? — прищурился на нее Олежка. — У меня тут друзья через остановку ныряние в проруби затеяли. С вечера вчерашнего пьют.

— Угу. С дырявой головой только в прорубь, — угрюмо стене сказал Демон.

— Ну что ж. Завтра съездим, потери посчитаем. — Он подмигнул девчонкам.— Ну, пьем, или Новый Год испорчен?

Димка открыл рот, но Лешка за ним следил, вовремя вытолкал в кухню, а там свистящим шепотом накинулся:

— Ты что? Настроение всем хочешь угробить? Это мой гость, понятно?

Если Димка и устыдился, вида не подал. Отступая, огрызнулся только, не стараясь глушить голос:

— А ты что? Не хватило тебе по жизни всякой швали? Общайся, зубов у тебя еще на многих хватит, морда недобитая...

Леха захватил бутылки и пошел к остальным.

— Водка. Я этого не переживу, — заявила Аня, увеличивая глаза. — И шампанское. Что же утром будет?

— А что это такое — утро? Кто его видел? Фигня (он сказал грубее). Главное — что б покатило. Помнишь, Леха, у Илюхи пиво с коньяком жрали — и ничего, как то мимо утра пролетели. С божьей помощью.

— А кто сказал, что ты пьешь водку? — сильно удивил свою девушку гнусный Демон.

— А мне, мне можно? — развеселилась Майка.

Леха накрутил на приемнике музыку.

— А может, телек послушаем? Там "С легким паром" опять рассказывают.

Девочки заверещали "хочу!". А Демон еще больше искривился.

Олежка возился с бутылкой, наставляя горлышко на каждого поочередно.

— Кому-кому, только всем!

Посчастливилось, конечно, Демону. Пробка пролетела у него мимо уха, тот не сморгнул. Олежка довольно захохотал, и невозможно было не засмеяться

следом — такой заразительный был у него смех.

— Мента не испугаешь! — сподхалимничала Майка. Олежка остановился разливать шампанское по садовым кружкам и стаканам.

— Мент, что ли?

— ОМОН, — надменно поправил Димка.

— Эй, ОМОН, твоей девушке шампанское можно? Леска, скази сто-нибудь, — перефутболил он. — Ты за звезду эфира поработаешь, диктор телевидения. Сваляй что-нибудь по-нашему, по-шахтерски.

— По-вашему не надо, — отредактировала текст Майка. — Здесь все-таки девушки...

— Тебе весело, единственная моя? — неожиданно поинтересовался Лех.

— Ага.

— Ну, что бы всем весело было, — произнес он и отпил первым.

Демон угрюмо ел салат.

— Не, Леха — сентиментальный парень, это трудно лечится, — прокомментировал Олежка, пальцем ковыряя в ухе. — Но остальным замечу — так пить нельзя. Через час помрем. Значит, правила такие — жестко, пошло и на победителя.

— А победителю что? — решила выяснить Аня.

— Победителю? — совратительно переспросил Олежка, улыбаясь ей кощунственно. — Кстати, речи тоже должны быть позамороченнее. За любовь и дружбу пить не модно. Или мне ментов пить учить? Их с первого курса натаскивают в школе милиции. Следующий — погнали! Майка?

Димка хмуро посмотрел на часы. До первой электрички было еще порядком. Новый Год, ему казалось, был запорчен.

— Да здравствует разум, да сгинет маразм!

— Это не неприлично, — сочла нужным отметить Аня.

— Эй, ОМОН, следи за своей девушкой. Товарищ то необстреляный.

Димка больше не выпил.

"Подерутся, — предположил для конца вечера Леха. — Ну и пусть!"

— Отлично, отлично. Масть пошла. Коллега?

— Кто обидит девушку матроса, тот навсегда останется загадкой для хирурга...

— Это что, тема твоей диссертации? Леха, ты паришь. В каких войсках служили? — вдруг зычно обратился он к Демону.

— В ракетных, — машинально ответил тот.

— Бромнаул?

— Барнаул. Что, тоже оттуда?

— Не, я хуже. Я в торпедных. Один хрен.

— Подводник?

— Владик.

— Это какой Владик? Это там у меня Вовка? — разволновалась Майка.

-Владивосток, сударыня. На Кавказе одни горы, и рыба там не водится, тем более крупная, железная. А там сейчас прикольно, телек то смотрите?

— Телек? — возмутилась Майка. — Да у меня вон Лешка уже две недели и за телек, и за видик, и за радиоточку.

— Ну и не смотрите. А на жизнь нефиг жаловаться, у вас тут курорт, санаторий.

Я б сам пожил тут, пустите? Потолстел бы, похорошел.

Майка обиделась.

— Тебя бы в эту шкуру — ты бы и потолстел, и похорошел. Вон как Леха.

— А, Леха — известный клоун, массовик-затейник. У меня жена чуть не родила, когда он к нам завернулся. Чего грустишь, красавчик? Улыбайся шире, за все заплачено. Ну, ноги в уши, руки в рот? Налили, Димка? Девочки, не спать. Что, учили в школе стихотворение:

Я вам плеснул, еще не раз, быть может

Так пьем, иль дрыхнем, наконец

С утра ничто нам не поможет

Придет...

Ай-аяяй, ОМОН, присматривай за своей девушкой. Она с круга сходит. Соленый огурец, я имел в виду.

— Сам придумал? — спросила Майка.

— Пушкин. Ну, пьем? За что?

— Так за твою жену и выпьем. За наследника.

— Это тебе надо — раньше времени меня расстраивать? Теперь ты сбацай, — Олежка ткнул пальцем в Димкину девушку. — Я к вам веселиться приехал, значит, придется. Третий тост — Леха, отдыхай, — за любовь, что ли. Пусть ОМОН помогает. Только дикий, конечно...

Ох и запевалой был Олежка. И водка ему, казалось, не водка, и все Димкины ужимки — до форточки, а Леха чуял, что гонит он, что казачок засланный, с заданием вырубить всех до двенадцати... И мутилось у него в голове, и плыли уже и Димка с блондинкой, Майка имела глупый вид, искала по столу, куда упрыгала от нее куриная нога... Аня повелась на Олежкины подначки и выдала что-то действительно неуемное и неуместное в устах девушки и блондинки, на грани... Олежка с Майкой давились со смеху, а Димка... багровел.

Тогда Олежка немедленно затеял конкурс "Когда менты краснеют", Димка не краснел, правда, а зеленел от злости, тем более что очаровательная трамвайщица, подвыпив, реагировала только на Олежкины шуточки. А Олежка — что ж, была, видимо, в его натуре черта, заставляющая других смотреть ему в рот.

Бутылки отплясывали на столе танцы по своей недолгой программе, анекдоты сыпались, сыпались желтые бедовые искры из глаз; в ход пошли фокусы и мелкое Олежкино мошенничество, Димка запал в раж, и горячилась Майка, отгадывая нехитрые его обманки... И почти пропустили полночь, почти забыли выпить... Лех хмелел, хмелел, вдруг возник за столом дед-сторож; сторожу наливали активно, что б скорее догнался; громкие голоса взбивались в голове в причудливый коктейль, смех девчонок шуршал в мозгу, как заблудившаяся мышь... Вдруг оказалось, что уже долго он сам что-то рассказывает, пытаясь перебивать всех: от том, как на мотоциклах ездили, и о том, какой сволочью тога был Димка; а потом захотелось, что бы все полюбили Демона... И о том, что Майка — сестра его, только от других родителей... Только тогда он понял, как безобразно напился, когда ему стало плохо, и кто-то потащил его на улицу блевать... От стыда Леха убрался на Майкину кровать за печкой и уснул, огорченный и непокаянный...

Просыпаться Лешке было тяжело — потом он догадался, отчего. Это Олежка сложил на него ноги и часть туловища, упав в финале новогодней ночи рядом.

Выпутался Лех из его конечностей не скоро — ослаб. Димка — тот спал на столе, уложив на него буйную свою головушку. Леха его потолкал, Димка обругался и снова уснул.

Он сел во главу стола и задумчиво оглядел печальную картину. В одном стакане недопитая находилась злобная жидкость, Леха ее оприходовал. Помойка в голове его упорядочилась, а вот сигарет в пачках на столе не оказалось. Пожевать пачку? — усомнился Леха. Нет, поможет вряд ли.

Одна из девчонок зашевелилась. Майка.

— Лех?

Он помахал ей рукой, преодолев известную в природе силу тяжести, удвоенную новогодним коэффициентом, Майка выбралась к столу.

— С Новым Годом...— улыбнулась она. Растрепанная, без косметики, заспанные глаза. — Что, по горячим следам ?

— Сразу: Был неправ. Готов искупить. Исправлюсь. Только не рассказывайте.

— Леха, у тебя еще лучший вариант. Ты в порядке, сразу отрубился. Про тех я молчу.

— Где уж в порядке, — подавленно вздохнул он.— Курить то нечего. Вы вчера что, обкурку на перегонки затеяли? Я даже знаю, кто затеял. Подавно стыдно должно быть, радость моя. Не припасла для дяди Леши сигареты? А я тебя в разведку хотел брать... Партийную кличку уже придумал.