Улыбка развоплощенного

А тем временем во дворце правитель тщетно боролся с волнами, сжимая в руке священное копье. Вельможи давно утонули, лишь правителю три сердца позволяли все еще держаться. Рядом с ним бултыхался придворный колдун. Не выдержав усилий, он в последний раз взмахнул руками и превратился в рыбу.

— Ты куда! — вскричал правитель. — Почему ты не спас своего повелителя?!

С этими словами он утонул. И не спасли его ни три сердца, ни священное копье, ни непомерная сила. А колдун уплыл неизвестно куда.

А спасшиеся жители острова благополучно высадились на берег. Здесь они начали новую жизнь и основали большой город, получивший название Эйдалон-Бравир. Позже появился еще один город, потом еще... Так вокруг озера возникла целая страна, названная Катахеей. А священное копье с тех пор лежит на дне озера, доступное только богам Триединства.

Не очень-то хотелось Гелиодору проезжать этой дорогой, с которой у него было связано много печальных минут, но она была самой надежной. Неспешно двигались рыцари по берегу великого озера, так же неспешно парили над водой чайки, временами пролетала скопа, держа в когтях бьющуюся рыбу, а в более мелких местах, где заросли кустарника подходили к самому озеру, резко вскрикивали чибисы. Так же было здесь и много лет тому назад, когда лорд был молод, сражался в этих местах с яргами и любил молодую девушку, которая была при его войске сестрой милосердия и помогала раненым вместе с магами шторма, хотя совсем не умела колдовать. Ее нежный голосок и ласковые руки приносили пострадавшим воинам покой и утешение. Но однажды, когда золотые леопарды отправились в дальнюю вылазку, на лазарет напал небольшой отряд яргов. Те из раненых рыцарей, которые могли держать оружие, храбро вступили в схватку. На помощь подоспели маги шторма, угостившие незваных гостей молниями, и все могло бы кончиться благополучно, но возлюбленная лорда в пылу битвы оказалась под ударом яргского шамана. Хотя у дикарей были довольно примитивные заклятия, но яды, которые они могли изготавливать, не знали себе равных. И вот такой ядовитый плевок попал прямо в лицо единственной девушке в этом бою. Маги шторма чудом спасли ей зрение, но лицо ее оказалось изуродовано. После этого сестра милосердия исчезла бесследно, и никто больше не мог ее отыскать. Лорд полагал, что она стала жрицей одного из богов Триединства где-нибудь в отдаленном месте, но забыть ее не мог даже спустя столько лет.

Король Катахеи вошел в зал Совета как раз в тот момент, когда вельможи, наконец, обменялись привычными любезностями и рассказали друг другу все сплетни, которые им удалось узнать. Его Величество никогда не приходил ни на какое мероприятие вовремя, без хорошего опоздания. Почему-то он полагал, что, заставляя своих подданных ждать, он демонстрирует им королевскую занятость и постоянную озабоченность государственными делами. У него была еще одна достаточно частая для королей привычка. Он полагал, что все в государстве подлежит его личному контролю, хотя конечно же, как и все другие монархи, не мог поспеть в десяток мест сразу и полагался на своих министров и чиновников. Государственные дела в Катахее его постоянно беспокоили, иногда ему хотелось заглянуть каждому торговцу в кошелек, каждому ремесленнику в мастерскую, везде иметь глаза и уши... Но мощность его ума не была столь выдающейся, чтобы обеспечить себя достойными помощниками. Он никак не желал, чтобы люди, его окружавшие, могли бы кому-то показаться умнее его самого. За это-то он и не любил лорда Гелиодора и не особенно стремился общаться с магами Триединства. В то же время королевский Совет блистал вельможами, представлявшими все кланы знати. Их постоянная борьба между собой казалась королю наилучшим средством от заговоров и прочих неприятностей. С детства усвоив принцип "сдержек и противовесов", он с удовольствием наблюдал подковерную борьбу своих вельмож, а частенько даже и сталкивал их друг с другом, ломая более слабого о более сильного и втайне радуясь, что последнее слово всегда будет за ним.

— Господа министры, позвольте вас приветствовать, — милостиво сказал король, который непрочь был поиграть в любезного и просвещенного монарха. — У нас сегодня важное заседание. С юга приходят неблагоприятные вести. Подумать только, джегги осадили город магов, и лишь с трудом удалось отогнать их оттуда! Я желаю выслушать самую подробную информацию.

— Ваше Величество, — тут же отозвался министр обороны. — Джегги захватили Стефеншир! Это все из-за нерадения Гелиодора, он что-то совсем засиделся в кресле правителя, и забыл, как надо сражаться!

— Между прочим, — вставил придворный маг, — верховодит ими Опалус, бывший декан факультета огня.

— Как? — воскликнул король. — Выходит, не зря я всегда ожидал подвоха от этой Академии!

— Не смогли разглядеть предателя в своих рядах, а еще требуют увеличения субсидий! — послышался возмущенный голос из самого дальнего угла.

— А у меня другие сведения, Опалус вовсе не предатель. Он связан с новой могущественной силой, которую неплохо было бы поставить на службу королевству. Прежде чем что-то предпринимать, следовало бы послать туда парочку хороших шпионов и разузнать все как следует! — проговорил важный архенский вельможа, по-видимому, бывший одним из покровителей Опалуса.

— А вообще-то неплохо бы устроить маленькую победоносную войну, хотя бы для тренировки войска, — снова встрял министр обороны.

— Война? Это будет не война, а просто небольшая прогулка, — сказал еще один член Совета, который, между прочим, владел оружейными мастерскими и никогда не отказался бы от прибыли.

— Да, Вам лишь бы воевать да поставлять оружие! А у нас сложное финансовое положение, — вклинился министр финансов.

— И за чей счет лечить раненых? — испугался маг шторма, отвечавший за здравоохранение.

Слушая всегдашнюю перепалку министров, причем с плохо скрываемым чувством удовольствия, потому что при этом они иногда нечаянно выдавали свои тайные помыслы, король готовился принять решение. Наконец, когда сторонники немедленной войны и осторожной политики исчерпали весь запас аргументов и на некоторое время замолчали, он произнес:

— Благодарю! Ваши доводы мне понятны, и я вскоре приму решение, — не высказав вслух своего мнения, король покинул зал, оставив приближенных гадать о том, каким же оно будет и трепетать, не зная, какое именно мнение может повлечь за собой королевское неудовольствие.

Тем временем лорд Гелиодор приближался к Эйдалон-Бравиру. Издали слышалось глухое ворчание, лохматые, как старые кабаны, темные тучи обложили все небо так, что не было видно ни одного просвета. Раскаты грома все приближались и, наконец, тяжкое громыхание грозы заполнило всю окрестность. Сильный ветер швырял шишками и сучками, которые со звоном отлетали от железных доспехов. Преследуемые дождем, рыцари въехали в столицу. Дождь хлестал по мощеным улицам, разбегались промокшие горожане, торговцы спешили спрятать свой товар, из ящиков в спешке просыпались помидоры и яблоки, которые расплющивались под копытами коней, брызгая красным соком по булыжникам. Промокшие рыцари Золотого Леопарда отправились к ближайшему постоялому двору, не особенно заботясь о том, чтобы он был самым лучшим.

На следующее утро Эйдалон-Бравир выглядел прекрасно, ведь никакие войны и иные превратности пока не докатились до столицы. Улицы были полны щегольски одетого народа, всюду шла бойкая торговля, и казалось, никто не знал о надвигающейся с юга угрозе. Ведь на королевском Совете было принято решение не волновать народ, лишь на всякий случай выставить дополнительные посты и занять выжидательную позицию. Проезжая вдоль набережной реки Данзарат, Гелиодор на время остановился. До его слуха долетела песня молодого лодочника:

Плыви, мой челнок, по реке голубой,

Вновь плещет чуть слышно волна за кормой,

То шепчет игриво

О жизни счастливой,

То берег ласкает прозрачной рукой.

Давно уж багрянцем окрашен восток,

В рассветных лучах золотится песок,

Заря догорает,

Мечты навевает,

Беспечно резвясь, озорной ветерок.

Пусть буря свирепая мимо пройдет,

Коварный не встретится водоворот,

И может быть вскоре

К бескрайнему морю

Теченье речное меня принесет.

С печалью слушал рыцарь эту безмятежную песню, которую знал с детства. Дурные предчувствия беспокоили его, казалось, что он зря тратит время на эту поездку, но принципы рыцарского повиновения не позволяли поступить иначе. Поначалу Гелиодор полагал, что король по своему обыкновению примет его не скоро, но на его удивление уже на следующий день после прибытия он был удостоен высочайшей аудиенции. За прошедшие двадцать лет властитель не стал более представительным или величественным. Если во времена войны с яргами у него было обаяние молодости, и он подавал некоторые надежды, то теперь вся его худощавая, сутуловатая фигура выдавала в нем человека не слишком решительного, не слишком самостоятельного и вообще в некотором смысле даже равнодушного. Не было в нем ни грозной силы его отца, ни добродушия матери. Так себе, ничего особенного. На фоне грозной фигуры Гелиодора король мог бы показаться просто серым и невзрачным. Недаром он предпочел встретиться с рыцарем один на один.

Гелиодор преклонил колено перед королем:

— Ваше Величество, я прибыл к Вам в этот суровый час с вестями и за помощью! Джеггские воины разгромили Стефеншир и угрожают Альмарино! Необходимо послать на помощь королевские войска!

— Как?! — возмутился король. — Вы не смогли удержать вверенный Вам город?! Да знаете ли Вы, что за это я могу лишить Вас должности и отправить в темницу!

— Речь не обо мне, Ваше Величество, — с достоинством возразил Гелиодор. — А о спасении Катахеи! Дело не в кочевниках, а в том, что ими движет сила темного бога!

— Какого еще темного бога! Как Вы смеете морочить мне голову, Вы, не справившийся со своими прямыми обязанностями!

— Кочевников поднял на мятеж маг по имени Опалус, — продолжал рыцарь, пропустив обвинения в свой адрес мимо ушей. — Он был одним из самых сильных магов в рядах приверженцев Триединства, но предался Уфу Темному!

— Какая дерзость! — вскричал король, даже не дослушав лорда до конца. — Вы еще смеете произносить это нечестивое имя!

Гнев короля был вызван отнюдь не страхом перед нависшей бедой, а все еще не угасшей неприязнью к Гелиодору, которая была еще больше подогрета известиями о событиях в Стефеншире. Рыцарь Золотого Леопарда не знал, что некоторые лица из Совета, в том числе и те самые покровители Опалуса, о которых маг так часто говорил, чтобы напугать академическое начальство, тайком нашептывали королю совсем другие сведения. Они пока еще надеялись поиметь с этой заварушки выгоду, поэтому не спешили, говорили, чтобы король не беспокоился, что все еще можно решить малыми силами и не к чему создавать из простого набега проблемы для государства.

— Ваше Величество, в последний раз прошу Вас, пошлите войска! — произнес Гелиодор, хотя уже понял, что ответом будет отказ. — Пусть я останусь в темнице, но Стефеншир надо освободить, а кочевников выгнать в степи!

— Вот Вам я и приказываю вернуть назад наши владения! — резким тоном перебил его король. — Управляйтесь своими силами! Вы не заслужили королевской помощи! Вон!

Что оставалось делать главе ордена Золотого Леопарда? Только покинуть зал для аудиенций и вместе со своими рыцарями ехать в Кин-Тугут, где была назначена встреча всех тех, кто решился положить конец бесчинствам уфистов.

Глава 13. Кин-Тугут

По совету мастера Малахитуса, считавшего, что тайна похода лучше всего сохраняется в мрачных и неприветливых местах, отряд, призванный спасти магические артефакты, добирался до Кин-Тугута окольной дорогой через Ведьмин лес, который располагался прямо за озером Легенд.

При въезде на лесной проселок, где повозки едва смогли разместиться, с первого взгляда стало понятно, что западный лес не зря носит такое пугающее название. Кроме елей в этих местах нельзя было встретить никаких других деревьев, причем росли они настолько плотно, что солнечный луч едва проникал сквозь сплетение тяжелых колючих лап. Из-за недостатка света нижние ветви были совершенно лишены хвои, отчего лес выглядел еще более зловещим. Травы здесь почти не было, только кое-где сквозь толстый слой еловых иголок пробивались зеленые травинки, да виднелись собранные в аккуратные пучки резные листья папоротников. Атмосфера этих мест располагала к осторожности. Когда-то еще до основания Академии Триединства здесь жила одна из самых сильных ведьм Катахеи. Тем, кто по каким-то неизвестным причинам нравился ей или вдруг умудрялся завоевать ее доверие, она помогала, лечила больных, отводила несчастья и призывала удачу. Но остальные недолюбливали знахарку, считая, что она приносит больше бед и горя, чем чего-то хорошего. Дошло до того, что на нее стали сваливать все происходящие неприятности от неурожая до болезни или смерти кого-то из местных жителей. Кончилось тем, что однажды ведьма исчезла неизвестно куда и больше не появлялась. Поговаривали, что ее, сговорившись, погубили богатые жители Архена, города, где к ней испытывали наибольшую неприязнь за то, что она всегда отказывалась помогать знатным горожанам, когда они пытались просить у нее помощи в своих властолюбивых и корыстных планах. После этого долгое время в народе гулял слух об огромной волчице, в облике которой ведьма якобы блуждала по лесу, убивая всякого, кто ей попадался. В эти рассказы верили даже бывалые маги леса, и никто не отваживался ходить по тайной дороге в одиночку. Впрочем, Ведьмин лес всегда считался весьма опасным местом, причем отнюдь не из-за возможности встречи с волчицей-призраком, созданной народным воображением. Царившая здесь даже днем темнота скрывала истинный вид дороги, на которой невнимательный пешеход или всадник рисковал, споткнувшись о корень или поваленное дерево, немало пострадать, если не сказать больше.

Вскоре дорогу действительно перегородил бурелом. Тяжелые еловые стволы с перепутанными сухими ветвями, торчащие в разные стороны корни не позволяли двигаться дальше.

— Доставайте топоры, будем освобождать дорогу, — мрачно произнесла Предводительница Лиги Скорпиона. Эти места ей не нравились с самого начала, они напоминали военачальнице печальные события далекой молодости.

Пока шла эта нелегкая и небыстрая работа, начало темнеть. Пришлось Сердолике поддерживать магический огонек, потому что путники опасались разжигать настоящей костер в таком месте, не столько из-за опасения злого волшебства, сколько из страха лесного пожара, потому что в густом ельнике даже малая искра могла привести к беде. В полутьме позади столпившихся возле повозки людей начала сгущаться тень. Первым почувствовал что-то неладное Аметисто, будто холодом повеяло ему в спину.