1. Белый пепел снегов

Торвалы были не такими жадными, но их одолевала зависть. Когда видишь, как обогащаются соседи, не ломая спину на своём поле, а всего лишь возьмут готовое, только реку перейти, поневоле сам захочешь легко поживиться. Вот в последнее время Росомахи и примкнули к набегам Мышей и Выдр на чужие земли. К тому же они жили аккурат между Стигвичами и Годархами, куда денешься? И Яну Серебряку они тоже стали врагами. Здесь их было семеро.

Но Стигвичи, Торвалы и Годархи и в подмётки не годились Асгамирам, которые сидели, гордые и могучие, не отдельно ото всех, но всё же в стороне.

Много легенд и песен Ян слыхал про это племя, и ни в одной из них не говорилось, что Вепрей можно победить. Как не говорилось в них о том, что Вепри способны нарушить границы, установленные их предками, не знавшими жадности, но знавшими клятвы дружбы и верности. Ныне все клятвы рухнули, и теперь поют совсем другие песни. Песни про то, как широки и привольны земли Асгамиров, как богаты их леса и озера и как прекрасны их женщины. И как жестоки и ненасытны их мужчины, ступившие на стезю войны. Вот они, все как на подбор — высокие, статные, многие темноволосые, а многие — с рыжиной, кто с гладким лицом, а кто бородатый. Тоже в простых кожаных доспехах, без мечей, но с кинжалами. Числом Вепрей было два десятка.

Прежде Яну не доводилось встречать их янгара, но не узнать его было нельзя. Обликом Эван Асгамир напомнил ему отца: такой же большой и седовласый, он был без доспеха, и мокрая рубаха облепляла могучую грудь и крепкие руки. Этот человек привык повелевать, и это понимал всякий, кто хоть раз глядел ему в глаза. Только такие и становились вожаками, и стая почитала за честь отдавать за них свою жизнь и с радостью брала чужие.

Ян не знал, кто именно убил его отца, может, янгар и убил? От этой мысли в нём снова вспыхнул гнев, яркий, как золотое кольцо в ухе Асгамирова вождя. Или, может, его сын Рунар, сидящий от отца по правую руку? Ярость Сокола мигом улетучилась, когда натолкнулся на не менее яростный взгляд Рунара, и понял, кому он предназначен.

Взгляд был брошен Ингерду.

Яну показалось, что от этой ярости, сверкнувшей от одного к другому, ветер стал жарким и разом высохла вся вода на траве. Эта ярость — как молния, мелькнула, обожгла, но если бы она обернулась настоящей молнией, на поляне острова Рох уже никого не осталось бы в живых. Быть беде — это понял не только Ян, но и многие, кто не глазел за просто так, а всё подмечал.

И тут Серебряк увидел тех, кого не видел раньше никогда. Слухами о них земля полнилась, слухами странными, разными. Никто не мог сказать, что из них правда, а что вымысел, чему верить, а что пропустить мимо ушей. Говаривали, что живут они на Гиблых Болотах, куда обыкновенный человек попадёт — не вернётся, и много там народу сгинуло. Сказывали ещё, что они тех людей едят и болотной водой запивают, а любой другой такой воды попьёт — враз занеможет, а после умрёт. А как умрёт, так мёртвый на те болота возвращается и бродит там, неприкаянный, сам скелет, а глаза в темноте горят ярко. Многие видали те огоньки, кто от страха на месте не упал замертво, потом другим рассказывал и трясся. Ян сам не раз слыхал такие истории и тщился понять: правда или вымысел? Так ведь и не понял.

Ян был не маленького роста, вровень с Ингердом, а Ингерд в плечах его пошире, но эти — каждый в ширину как два Ингерда и ростом превосходили Угара Стигвича, а выше Ян человека не знал. Было их всего трое, Ян не заметил у них никакого оружия и не удивился: они звались Скронгирами, Медвежье племя, а им зачем оружие? Один глянул Яну в глаза, так, мимоходом, и взгляд пригвоздил Яна к земле, до того был тяжёл. И Соколу совсем не хотелось испытать, насколько тяжела Медвежья рука, тем более что размером она была с его, Яна, ногу. Сперва Ян подумал, что Асгамиры из гордыни от них подальше сели, а теперь понял, что гордыня здесь ни при чем. Вепри опасаются их так же, как все остальные. Кроме Туров, которые сидели сейчас справа от них, и Орлов.

Над Турами главенствовал янгар Исмел Стиэри, он был высок ростом и широк в плечах; годами не молод, но телом крепок, Ян знал не понаслышке, что слово его — превыше всех других, его и готтары слушают, и кхигды, а уж про племя и говорить нечего. Ян когда впервые увидал Турова янгара, сразу понял, что можно с ним быть вровень, если сумеешь дотянуться, но выше него подняться невозможно, хоть ты на дерево залезь. С ним рядом сидел его сын Эрлиг, получивший от отца и величавую стать, хоть и смягчённую молодостью, и острый ум, сквозивший в быстром взгляде внимательных глаз, и сильную руку, лежавшую на рукояти тяжелого меча. От всех Туров их с отцом было двое.

Орлы отличались от Стиэри во всём. Были они пониже ростом и потоньше в кости, но никто не мог сравниться с ними в меткости стрельбы из тяжёлых тисовых луков, даже сородичи Яна, тоже искусные стрелки. В их клан входило три больших рода: Брандивы, Эрвиллы и Умантиры, Турам они были добрыми соседями, издавна сражались вместе, хоть в Имарь-день кровь и не смешивали. Девять Орлов привёл на отунг янгар Крийстен Брандив, с ним рядом Ян увидел Одинокого Охотника.

Ян уселся на землю, скрестив ноги и положив на них меч — так на отунге всегда сидел Кассар, сам не заметил, как перенял у него привычку. Рядом расположились Хелскьяр и Рискьёв, чуть поодаль — Барсы и Ветер, волки по всегдашнему улеглись близко к нему.

Тогда от скалы Рох отделилась тень, поначалу никто её не приметил, и вот он эриль Харгейд, тут как тут. Ян понял, что всё намного серьезней, чем он предполагал. Эрили не собирают отунги, по крайней мере прежде он ни о чём таком не слыхивал. Неужели это он? Что задумал белоликий колдун?

Эриль Харгейд вышел в круг, опёрся на посох и произнёс:

— Настал час одда-отунга.

Он поглядел вправо, поглядел влево, на всех и как будто в одну пору на каждого. Ветер колыхал его длинные белые волосы, обувка и штанины вымочились в мокрой траве.

— Раньше этого большой одда-отунг собирался дважды. Первый раз его собрали, чтобы дать нашим предкам имена. Имена эти вы носите и поныне. Это было в те годы, когда на небе ещё не было Багряной звезды, но когда сияли синие глаза Большой Кошки. Вот как давно это было. Второй же раз одда-отунг собрал Моривер Одноглазый, вожак сильного племени Рысей, что жили на берегу Тёплого моря. Собрал он одда-отунг затем, чтобы провести границы между владениями людей и лесом ведунов. Эти границы не нарушаются сейчас и не будут нарушены впредь. Случилось это в те времена, когда ещё Келмень имела два русла.

Боргвы изумлённо переглянулись, они и не знали, что Келмень когда-то имела два русла.

Порыв ветра бросил эрилю Харгейду волосы в лицо. Он спокойно отвёл их и продолжил:

— Одда-отунг не собирают, чтобы говорить с духами об урожае или охоте. Одда-отунг не созывают, чтобы узнать, на каком месте возвести поселение или какие принести жертвы перед битвой. Решение, что огласится на одда-отунге, будет должно исполнить каждому, кто живёт от гор и до моря. Иначе на племя обрушится мор. Племя умрёт.

Многие угрюмо переглянулись, но ни слова поперёк, как и прежде, никто не произнёс.

— Отринуть весть и не явиться на одда-отунг можно. Испокон века на отунг приходят по своей воле. Но если племя не придёт на одда-отунг — такое племя ждёт погибель.

В ответ на эти слова послышался глухой ропот. Кому понравится, если через каждое слово предупреждают о смерти? А когда предупреждает такой могучий чародей, как эриль Харгейд, смерти поневоле ждать начнёшь. В бою все храбрые, там всё известно: не успел уклониться от удара — сам виноват, знал, что мог сложить голову. А тут? За что умирать? Непонятно, а потому страшно. Ян видел, как Боргвы потихоньку взяли в руки топоры.

— Ныне ни одно племя не отринуло весть. Все здесь. Помните одно: какие бы жаркие споры ни случились тут, у скалы Ведо, проливший чужую кровь прольёт свою, забравший чужую жизнь отдаст свою. Найдите согласие, решите всё миром.

Эриль умолк и снова отступил в тень — хитрый колдун, у него под скальным уступом было припасено сухое местечко, вроде в стороне, а оттуда всё видно.

Повисла тишина. Никто не хотел говорить. Ян огляделся: так кто же созвал отунг? И за какой надобностью? Похоже, этот вопрос мучил всех, потому что все зашептались, а потом раздался зычный голос Эвана Асгамира, янгара Вепрей:

— От чьего имени созвали нас на одда-отунг? Что за разговор нам хотят навязать? И если не по нраву нам придётся этот разговор, на кого возложим вину, ежели прольем кровь и домой не вернёмся? Кто главенствует нынче на отунге?

— Туры главенствуют на отунге! — ответил Асгамиру Исмел Стиэри, вождь Белых Туров.

Ян переводил взгляд с одного на другого. Происходящее нравилось ему всё меньше. Он заметил, что в отличие от остальных Асгамиры не удивились такому ответу, стало быть, откуда-то знали. А откуда? Яном завладели нехорошие предчувствия, он весь обратился в зрение и слух. Серые тучи надежно спрятали солнце, но и без того было жарко: на этой поляне собралось столько недругов, что от их обоюдной враждебности роса высохла на травах, увяла на деревьях листва, звери и птицы разбежались-разлетелись. Ингерд снял рубаху, запестрели старые шрамы, Годархи со Стигвичами встревожились, они знали, какой Волк в бою, а тут он не один, ещё двое лежат рядом, смотрят хищно по сторонам, не успеешь и кинжал вытащить, моментом горло перегрызут. Поэтому многие потихоньку вытащили кинжалы заранее. Ян заметил это и усмехнулся про себя, знал, что не успеют.

Между тем Тур, поднявшись во весь рост, начал так:

— Велика наша земля, от гор и до моря тянется. Великие племена обитают на этой земле. Никто не голодает, места хватает всем. Так за что воюем? Всех к ответу призываю! Вы, Боргвы, за что тесните Лис?

Вождь Куниц никак не ожидал вопроса, а потому угрюмо буркнул:

— Мешают они нам.

И погладил рукоять боевого топора.

Оярлик Скантир вспыхнул, как сухое дерево в костре:

— Мешаем? Мешаем?! Вы убиваете наших женщин и детей, вы угоняете наш скот, сжигаете наши поля только потому, что мы вам мешаем?! Да если...

— Остынь, Оярлик! — сильные руки сородичей легли ему на плечи и не дали вскочить на ноги и выхватить меч.

— Нас больше, — повторил вождь Куниц, — и земли нам надо больше, а от вас всё равно никакой...

Тут Оярлик зарычал так, что многие вздрогнули, а вождь Куниц поперхнулся словом.

— Вам всего надо больше! — рычал Оярлик, вырываясь. — Хлеба больше, оружия больше, женщин больше! Крови больше! Вы на озере Околич целое племя вырезали, от них-то вы что хотели получить?! Да не держите вы меня! Я их всё равно убью, пускай и не сегодня.

Сородичи отпустили Оярлика, и тот снова сел и сказал уже спокойнее:

— Не думайте, я не забыл, кто приложил руку к гибели моих бойцов у Выжженного дола. Вы за это заплатите. Каждый.

Ян заметил, какими взглядами обменялись Боргвы и Асгамиры. Что-то здесь было не так.

Янгар Исмел Стиэри поднял руку, разговоры смолкли.

— Я собрал одда-отунг, чтобы мы поставили межи для всех племён и принесли клятвы не нарушать их.

От крика, который поднялся вслед за этими словами, Ян чуть не оглох. Но тут Эрлиг Стиэри порывисто поднялся, сдёрнул с пояса боевой рог и громко протрубил. Голос рога был столь грозен, что все разом притихли. И в этой тишине снова прозвучал голос Эвана Асгамира:

— Мы заберём себе нижнее течение Стечвы и правый берег Соль-озера.

От такой наглости Ян едва не упал, если было бы куда падать. У каждого племени, что прибыли на отунг, имелись свои притязания, но даже самые жадные до таких верхов не заговаривались, и теперь они во все глаза смотрели на Вепрей.

— Нижнее течение Стечвы свободно, — янгар Вепрей огладил седеющую бороду, — там никто не живёт. Мы возьмем эту землю себе.

Тогда заговорил Ингерд, и Ян подивился спокойствию в его голосе. От этого спокойствия Соколу сделалось не по себе, и не одному ему.

— Правда, — сказал он. — Там никто не живёт. Как правда и то, что Волки, жившие там, в одну ночь превратились в овец, и вы потрошили их, как овец. Ясное дело, теперь там никто не живёт.

Эван Асгамир нахмурился. Рунар стиснул кулаки.

— Кто ты такой? — спрашивает янгар Вепрей. — Коли тех овец больше не осталось, от чьего имени бросаешь ты мне вину?

Ян не поворачивал головы и не видел Ингерда, но наблюдал за Рунаром и всё читал по его лицу. Рунар улыбался. Впервые Ян подумал, что причина их вражды возникла раньше, задолго до той роковой зимней сечи. А Ингерд тем временем снял с головы чёрный кармак и повязал волосы другим, родовым, который отмечен знаками Волчьего племени.

— Ты не понял, янгар. Та ночь закончилась, и выжили только волки. Один волк. Я.

— Кто тебе поверит? — усмехнулся Рунар. — Слова твои — всего лишь слова.

Ингерд посмотрел на него, и улыбка слетела с губ Рунара.

— Ты и поверишь, Асгамир, — сказал Ингерд. — Я принёс клятву, хаттмар. Бёрквы ждут твою душу.

Молодой Вепрь побелел как полотно, но в следующий миг кровь бросилась ему в лицо.

— Ты лжёшь, Волк! Каждое твоё слово — ложь! Ты не мог начертить моё имя на обрядовой плашке, потому что...

И осёкся, натолкнувшись на свирепый взгляд отца.

— Потому что вы не посмели прийти в наш стан под своими личинами? Закрой себе лицо — и кровь как будто не на твоих руках? — Ингерд подался вперёд и угрожающе произнёс:

— Я ходил к Згавахе. Она лишь подтвердила то, что я уже знал и так.

Рунар обернулся к сородичам, словно ища защиты, но те молчали.

— Тогда Вепри не могут забрать нижнюю Стечву себе, — подал голос Эйрик Редмир. — У тех земель имеется хозяин.

— Он один! — пренебрежительно заметил кто-то из Асгамиров. — Он нам не указ!

Ингерд сузил глаза:

— Хочешь сразиться со мной?

Ответа не последовало.

Исмел Стиэри опять поднялся:

— Никакого дележа не будет, — сказал он, — иначе прольётся много крови. Межи останутся там же, где и теперь, и каждый из нас поклянётся не нарушать их.

— Как же, сами-то хороший кусок отхватили! — заорал кто-то из Боргвов. — Соль-озеро-то ваше!

Их поддержали многие, раскричались, и все требовали Соль-озеро себе.

На это Исмел Стиэри ответил, и было видно, что он с трудом сдерживает гнев:

— Наши предки пришли на ту землю без оружия, потому что там не с кем было воевать — они пришли первыми. Бесплодны были берега Соль-озера, и воду из него пить было нельзя, никто не хотел там жить! Мы не отнимали ту землю, потому что она была ничья. Но теперь у неё есть хозяева, и легко вы её не получите!

— Боргвы запамятовали, что несколько поколений назад их деды и прадеды выгодно торговали с Соль-озером, — сказал Крийстен Брандив. — Чтоб мечом махать, много ума не требуется, а чтоб вести торговлю — тут на плечах голову иметь надобно. Может, вспомните, как это делается?

Но Боргвы ничего не хотели вспоминать. Они кричали, что силой возьмут то, на что достанет их сил. День уже клонился к вечеру, и янгар Туров сказал: