По праву крови. (общий файл)

" Значит, точно. Это затемнение какое-то неестественное."— Подумала я, наблюдая за "посетителями" из под полу прикрытых век.

— А я и не забыл. — Самодовольно провозгласил человек номер один в моем списке "Кого бы я действительно хотела убить". И "действительно" в этом случае, выделено курсивом и написано огромными буквами.

Мерзавец полез в карман пиджака и достал небольшой цилиндрический предмет, оказавшийся огрызком свечи. Передав его Горе, он достал зажигалку и щелкнул. Этот момент я и избрала для того, чтобы стратегически зажмуриться.

— Это она? — Буквально через пару секунд спросил гора, прямо над моим ухом.

Не вздрогнула я благодаря прекрасной выдержке, железной воле и отменному самообладанию. Короче говоря, только чудом.

— Алая Княжна, мой друг. — Утвердительно ответил Эвниссиэн, и голосом полным опереточного мрачного торжества, обычно подразумевающего веселую шутку, видимо не понятую мной в силу скудных умственных способностей, добавил: — В моих руках.

— Что очень удачно. — Твердо и спокойно констатировал Гора, обдав мое лицо теплом дыхания и запахом древесной коры. Странное сопение последовавшее потом с трудом поддавалось квалификации.

"Обнюхивает он меня, что ли?!" — Приглушенно возмутилось подсознание.

— Но на сколько успешно ты ее обезвредил, Эван? — спросил Гора, поднося тепло свечи к моей щеке.

— Не беспокойся,— насмешливо ответил Эвниссиэн, — Дом во тьме, (слово "тьма" в его исполнении прозвучало зловеще-значимо) ,— и благодаря Мораг никто, кроме членов собрания, не может бодрствовать в пределах ограды, а значит моя гостья проспит еще как минимум сутки.

— Идеальные условия для задуманного. Ты как всегда все просчитал, Эван. Но Мораг?— Произнес Гора с сомнением, и видимо, посмотрел на собеседника, потому что я почти физически почувствовала как тяжесть его взгляда переместилась в сторону.

— Спит как послушная девочка,— слегка презрительно прозвучало откуда-то сверху, — она теперь готова для меня на все.

" Мораг — это Марина, надо думать. Вот ведь подлая с... ущество, на славу расстаралась. Хотя, кто знает, может и удастся этим воспользоваться... "— Посетила мою голову осторожная мысль. Даже думать о побеге в присутствии этих двух я старалась "тихо".

— Ха! — Громыхнуло по-прежнему слишком близко.— Тебе до сих пор подвластно искусство укрощения женщин, мой друг. Впрочем, мне тоже. — мягко бормотнул Гора.

— Но не этой. — Раздраженно отрезал Иван, имея в виду не то свою неудачу со мной, не то что-то еще.

— Да-а? — Протянул голос у самого моего уха.

— Тебе обязательно надо сидеть рядом с ней? Посмотрел и хватит. — Буркнул Эвниссиэн вместо ответа.

— Ревнуешь? — Голос Горы наполнился поддельным удивлением, окрашенным издевкой.

— Просто не хочу чтобы ты испортил мою собственность. — Нарочито спокойно отрезал Иван. — Ты слишком близко держишь свечу, Гверн.

И не успела я озаботится сохранностью одеяла, как он добавил:

— Волосы могут вспыхнуть.

"Это мои волосы? -Возмущенно взвыла я про себя, изо всех сил стараясь не дать злости, или какой-либо эмоции вообще, отразиться на лице. — Это я ему собственность? Нет, ну не урод, а?"

— Но, Эван, — насмешливо запротестовал названный Гверном,— я же еще ничего не увидел, кроме волос и мордашки. Надеюсь, ты не против, если я увижу и остальное?

В этот момент я почувствовала как шершавые пальцы просунулись за отворот одеяла рядом с моей шеей, так что мимолетное возмущение по поводу "мордашки", оказалось смыто волной паники размером с цунами, по поводу "Вот я и попалась!"

"Если они увидят одежду, то мне конец. Они все поймут." — мысль сковала сознание ледяной коркой, и откуда -то пришло холодное и взвешенное осознание того, что если остановить сердце одного и одновременно выдавить кислород из легких другого, то возможно...

— Нет. — Слово упало тяжело и горячо, расплавив мое жутковато-расчетливое оцепенение, и заставив незамедлительно убраться шершавые пальцы.

— Почему? — Серьезно и тихо спросил Гверн.

— Ллидан оказался обоюдным.

Пораженный вздох шипящим хлыстом рассек воздух. Думается, если таким великанам и положено пораженно вздыхать, то только так, резко и зло.

— Ты спятил?! — Громыхнула возмущенная махина рядом со мной, и воздух колыхнулся, обозначив насколько быстро он вскочил на ноги. — Что ты теперь будешь делать?! Шутки в сторону, Эван, при ожидаемом развитии событий... Да как это вообще вышло?!

— Это древняя кровь, друг мой. — Слегка насмешливо ответил Эвниссиэн, и слова неожиданно прозвучали почти у моего лица. — От этих высокородных мерзавцев всегда жди беды. Она привязала гончую. И потом, Дом предал меня.Что не удивительно, хотя и не приятно. Ты же знаешь, как они относятся к князьям. Они были созданы для них, а не для нас. И мой, похоже, решил восстановить попранную справедливость. Естественно, себе на пользу. За что и поплатился.

— Черт, так вот почему тьма. Разумеется, ты не можешь ему доверять с этой девчонкой внутри. Да еще и гончая! Значит свободный попался в старую ловушку? Ха! Не могу сказать что сочувствую выродку, слишком давно он напрашивался. Но соплячка-то какова?! Во истину, Femina diaboli instrumentum est*, мой друг! Но как ей удалось так быстро? И потом, Дом знает что ее родовой домен еще жив, и он, даже сейчас, гораздо сильней... или я чего-то не знаю? Эти проклятые высокие! — Неожиданным злобным рыком закончил Гверн свой познавательный и полный возмущения град вопросов.

— Не только наше собрание желает воспользоваться ситуацией. Дом тоже ищет выгоду, и как понимаешь, готов рискнуть. Ее сила, в отличие от моей, для него крайне, крайне приятная необходимость. — Устало ответил Эвнисииэн, зачем-то потянув меня за волосы.— За последние два дня он подал больше признаков жизни, чем за два предыдущих года. Я заклял его по праву, но удерживаю с трудом, особенно сейчас, когда влияние ее силы так ощутимо. Это ставит под вопрос мое право владения, а ведь до окончания срока отторжения осталось всего два года! — При этих словах он так резко дернул находившуюся у него в руках многострадальную прядь волос, что моя голова подскочила на подушке. Лишь интуиция шепнувшая о чем-то подобном, когда он только потянул за волосы, помогла мне подготовиться и не заорать благим матом, путем героических усилий сохранив спокойное выражение лица.

— Взбунтовавшийся домен — это слишком серьезная угроза.— Продолжил Эвниссиэн, как ни в чем не бывало.— А уж этот был бы только рад воспользоваться возможностью. Так что пришлось его на вовремя нейтрализовать... и Гверн, — добавил он, после короткой паузы,— латынь применять не стоило.

— Прости, Эван. — Виновато сказал великан.— Они так часто говорят на мертвом при тебе, что это стало почти неотъемлемой составляющей разговора, когда ты рядом.

— Они. Ты — мой друг, Гверн. — Последовал сухой ответ.

— Я знаю! Знаю! Но слишком много времени прошло, я не думал что для тебя это все еще так не приятно. — Покаянно пробормотал Гверн.

" Что?! — Возмущенно воскликнула я про себя. — Куда свернул ваш разговор, господа?! Назад, назад к доменам! И конкретно к моему! Не вовремя они собрались путешествовать по аллеям памяти! Мне совсем другое надо услышать!"

— Забыли. — Спокойно произнес Эвниссиэн.

"Ты смотри, этот гад умеет нормально разговаривать. Еще бы говорил о деле!"— злобно подумала я.

— Пойдем, Гверн, — сказал вышеозначенный гад, судя по звуку, задув свечу,— поговорим в моем кабинете. В баре ждет твой любимый коньяк.

Как только свет перестал пробиваться под закрытые веки, я почувствовала как с лица убралась трудно переносимая тяжесть взгляда Гверна. Как не странно, радость от затемнения выразил именно он, удачно перекрыв сорвавшийся у меня легкий вздох облегчения своим громогласным:

— Спасибо! Я и забыл что такое высокая кровь. Просто не мог больше никуда смотреть.

— Мне это расскажи. — Почти по-человечески беззлобно усмехнулся Эвниссиэн. — Я это сделал не только ради тебя. Нам не нужно преждевременных пробуждений, а твой знаменитый взгляд еще не известно как мог на нее подействовать.

— Проклятье! Да что за хрень сегодня со мной?! Лажаюсь при этой соплячке как... как сопляк!— Порадовал великан зазвеневший где-то в комнате хрусталь своей неожиданной экспрессивностью.

— И это она еще спит. — Привычно для меня, зло процедил Эвниссен. — Идем, надо поговорить.

Перед тем как открыть глаза, еще пару минут после того, как за ними закрылась дверь, я с подозрением вслушивалась в тишину.

"Ушли. Ох, елки, они правда ушли! — Облегченно вздохнула я.— Ну, и мне пора. В темпе, в темпе, в темпе!"

Я откинула одеяло и вскочила с кровати со все еще закрытыми глазами. Затаив дыхание, и надеясь, что новое зрение никуда не пропало, я сделала шаг вперед и быстро подняла веки как можно выше, или, проще говоря, вылупилась в темноту. В темноту.

— Так-а-ак. — Злобно пропела я и попробовала снова. И снова. И снова.

Прибор ночного видения включился лишь с девятой, отчаянной попытки. Безосновательно-самодовольно и облегченно хмыкнув самой себе "Кто бы сомневался", я подобрала валявшиеся у шкафа, и только чудом не замеченные врагами ботинки, сунула их под мышку, и бодрой рысцой направилась на выход. Выход оказался перекрыт.

"Ка-акая незадача." — Истерично хихикнуло мое второе я. А чего еще можно было ожидать с моим везением?

Подергав ручку и растерянно протупив еще пару драгоценных минут, я взвыла, поражаясь, надо думать, собственной запоздалой гениальности, и на крейсерской скорости рванула к окну.

Портьеры были тяжелыми и пыльными. Раздвинувшись с мерзким, сводящим зубы скрипом металлических колец по карнизу, они явили моему взору не зарешеченный проем. Все тот же воображаемый хор вякнул было "Аллилуйя", но своевременно заткнулся после того как я, очень аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, раскрыла двойные створки, шершавой и пыльной на ощупь, оконной рамы. Этаж оказался вторым. И отнюдь не вторым этажом типовой хрущевки, а таким хорошим, добротным вторым этажом дореволюционного особняка с высокими потолками. Луна не светила. В отдалении росли деревья, легкий ветерок шевелил какие-то кусты, клочьями торчавшие по периметру сада, а под окном призывно колыхалась травка. Подозрительно густой, мерзкий бурьян, однозначно ехидно шелестевший что-то вроде : "Прыгай-прыгай, удобрение, подо мной тебя и прикопают."

Выхода было два. Либо связать веревку из простыней, и триумфально спуститься по ней, подпрыгивая аки спецназовец, что само по себе было маловероятно, глупо и чревато влетом в окно первого этажа, если такое имелось, (не говоря уже о том, что требующиеся простыни надо было где-то найти, и привязать к чему-то достаточно тяжелому), либо рискнуть. А риск, как известно, дело благородное. Особенно, если это риск ради спасения собственной жизни.

С недовольным пыхтением я забралась на подоконник. Босая нога поймала занозу, тем самым только укрепив мою непоколебимую уверенность в удачном исходе дела.

В качестве Белки и Стрелки, первыми в неизвестность полетели ботинки. Меланхолично проследив их бесславный полет и феерическое приземление в обманчиво мягкой траве, я тяжко вздохнула, мысленно простилась с целостностью костей как минимум, и прыгнула следом.

Странно, но приземлилась я так, словно упала с высоты собственного роста. И даже не лицом в траву, пропахав носом достойную гордости крестьянского плуга борозду, а вполне пристойно, на четыре конечности, лишь слегка испачкав руки в земле. Ошалело поднявшись, я оглянулась на предполагаемую точку вылета, а именно, единственное распахнутое настежь окно. С земли до него казалось еще выше.

Опомнившись, я самодовольно-пораженно хмыкнула, сграбастала свои ботинки и, все так же босяком, побежала к видневшемуся сквозь серебристо-серые, как и почти все, что мое новое зрение регистрировало вокруг, кусты.

Только добежав до спасительной растительности и почувствовав как жесткие ветви, смыкаясь и укрывая меня от взглядов, царапают открытые участки тела, я поняла что свобода уже близка. Листья, скрывавшие ограду, казались серебристыми и мягкими. Задумчиво проведя по ним рукой, я ожидала увидеть на коже следы пыльцы, которая остается после прикосновения к крыльям бабочки, но увидела лишь собственную ладонь, все в том же мерцающем "свете". Рука дотянулась до края невысокого каменного забора, и словно ей было это совсем не впервой, вместе с левой подругой, перекинувшей через препятствие ботинки, сноровисто подтянула на забор мое удивленное тело. Остальное было лишь делом техники. По ту сторону забора меня встретила свобода. Вот только она оказалась не такой приветливой, как ожидалось.

__________________________________

* Женщина — орудие дьявола (лат.).

__________________________________

Глава 14.

Оказавшись за забором, я обнаружила что сладкое слово "Свобода" отчетливо пованивает горелыми волосами. И не какими-то там неизвестными волосами, а моими собственными, порывом ветра отброшенными вперед, на почти не заметное марево колыхавшееся в тридцати-сорока сантиметрах от меня, неприятно скорчившимися на концах, и тем самым, спасшими меня от однозначно летальных последствий ошибочных телодвижений. Марево представляло собой неизвестной толщины, почти прозрачную пленку-"стену", находившуюся в метре от обычной, каменной кладки. И если бы не волосы, ощущавшиеся оплавленной хрупкой пластмассой, под испуганно схватившими их пальцами, я обязательно бы в него влетела. Подавив судорожный вздох, некстати взвизгнувшее на тему: "А ты ожидала красную дорожку и план побега, идиотка?!", второе истеричное я, и закономерное желание строить матерные гипотезы относительно происхождения вышеозначенной второй стены, я попыталась поразмыслить логически.

Вот только мыслить как раз и не хотелось. Захотелось скулить. Так как я не имела ни малейшего представления, каким образом можно пройти сквозь гостеприимно раскинувшееся на все стороны марево, не поджарившись в процессе, до образования хрустящей корочки. Я вжалась в стену, ощутив лопатками шероховатость поверхности и безвыходность ситуации. Пути назад не было, путь вперед не представлялся возможным. Злокозненное марево угрожающе колыхалось, и еле слышно гудело, до странности напоминая по звуку злобного призрака трансформаторной будки, подкравшегося к ненавистному любителю граффити.

"Подкравшегося?!"— Взвыл мой преисполнившийся отчаяния, но не совсем отупевший мозг.

Да, дружелюбная субстанция, медленно но верно, начала предпринимать попытку познакомиться поближе.

Расширенными глазами наблюдая за медленным приближением опасности, я на собственном опыте испытала, что нет на свете чувства глупее, бесполезнее и унизительней, чем смертный ужас. Где-то в отдалении тоненький голосок вопил, что что-то тут не так, что надо хотя бы попытаться что-то предпринять, но потом, страх осознания неминуемой гибели заткнул все голоса, и рассудка в первую очередь. Оставалось только вжать голову в плечи и начать тихонько поскуливать. Правда, до этого я опускаться побрезговала.