Смятенность мэтра

— Ты зачем нарвался, дебил чёртов?! — Прошипел Хафиз, тормоша за плечи. Какофония телепатического эфира была даже громче криков из глоток торгующихся представителей десятков рас и народностей — пёстрая толпа словно и не думала рассасываться в преддверии комендантского часа.

Подстёгнутая сохранённым в ауре зерном провидения интуиция шептала Нувину, что пришла пора потратиться. И он задействовал этот свой стратегический резерв. Магический инструмент так и показывал клубящееся красноватое марево и миражи, подсовываемые защитой, но засветившиеся глаза экзорциста прозрели сквозь эту пелену, застав момент, когда Каанир и Засиан падали, опережая прожигающие лучи, выпускаемые по ним охранниками дворцового периметра.

— Военная хитрость в залог будущей прибыли, Хафиз. Лети, я попозже присоединюсь, — решительно ответил партнёр, не отрывавший взгляда от магического орба, в его руках имевшего больший размер, чем будучи пристёгнутым к поясу.

Нарушая заведённые для гражданских порядки, смекалистый Нувин потратил и зерно транспорта, преодолев очередной запрет и совершив телепорт в черте города, исчезнув в мгновение ока без всяких всполохов — раз и нету его. Точно так же он внезапно появился в неприметном углу и сразу же подбежал к молодому человеку, критически пострадавшему от воздушного взрыва и насмерть разбившемуся при падении с высоты в полмили — к этому моменту его гиппогриф с грузовыми корзинами вернулся в состояние бронзовой статуэтки под сломанными рёбрами владельца. Не только за ней Нувин охотился, не только нуждался в гиде, не только из гуманных соображений решил вернуть к жизни этого человека:

— Предпочтительней жизнь или смерть? — Задал он вслух отнюдь не праздный вопрос. Душу он не видел, но развитой тайной досягаемостью ощущал потустороннее присутствие. — Я дарю тебе ограниченное желание моим рабом ожить, — властным голосом произнёс ифрит-нобиль, одним глазом рассматривая через шар гигантскую чёрную муху с пропащим полухобгоблином Мишиком, на которого прямо в этот момент жрец обрушил столп пламени.

Разбившийся молодой блондин выбрал жизнь. И ограниченное желание ифрита-нобиля, бывшего внутри опытным магом, состряпало сложный двеомер из реинкарнации и малого геша. Человеческая душа окунулась в пучину невыносимой боли и едва вновь не отлетела, но Нувин кантрипом магической руки быстро перевернул на миг очнувшееся искалеченное тело и плеснул на кровавое месиво из мяса и костей колбу зелья исцеления — бутылочку с зельем регенерации влил в захлёбывавшийся кровью рот, третьей истратил ту, что с хитростью лисы. Тривиальная заклинание-подобная способность ремонта залатала добротную тунику, а простейший бытовой двеомер извёл грязь и пятна крови.

Вспышка белого света, свистки и крики дворцовой стражи привлекли всё внимание ко дворцу, а не к ирфиту в огненном плаще, зачем-то присевшему рядом с человеком, безропотно принявшим пару рабских браслетов и застегнувших их у себя на запястьях — этого уже никто не видел. Чары приватности с прикрытого франтовским шарфом шейного амулета закрывали их от любопытных.

— Господин? — Несмело спросил уныло переминающийся молодой человек, уже ощупавший свои исцелённые рёбра, оттянувший чистую жёлтую тунику, потрогавший медальон огненной толерантности и затискавший фигурку вставшего на дыбы гиппогрифа.

— Имя? — Уронил вопрос Нувин, пялясь на захватывающие приключения Каанира и Засиана, вместо проникновения во дворец султана через балконную дверь спрыгнувшие прямо в диковинный сад, полный редких экземпляров растений Плана Огня и сопутствующих ему параллельных реальностей.

— Аббот Гип, господин, — послушно ответил черноокий человек лет девятнадцати. На лице проявилась удивлённая моська: он хотел представиться обычным погонялом, но меньший геш проявил себя — уста добровольного раба выдали имя и фамилию, явно данную потомственным слугам, работавшим с гиппогрифами — доставляли грузы в разные части города.

Нувин сощурился, недоумевая о том, неужто целью страной парочки является огромный змей с пурпурно-синей чешуёй? Овившая каменную глыбу размером с дом рептилия, видимо, бывшая у султана в качестве экзотического домашнего питомца, не потерпела пришельцев и атаковала. Брови Нувина полезли на лоб, когда Каанир по команде Засиана самоубийственно прыгнул внутрь раскрытой пасти — бэйнит бросился следом. Нобиля озарила ассоциация со своей змеёй-браслетом Кефиром, внутри которого мастер разместил целый дом — ничто не мешало кому-то схожим образом поступить и с животным в саду султана. Дворцовая стража секрета не знала...

— Что уставился?

— Простите, господин, — вздрогнул юноша на грубое одёргивание и повесил голову, с гипнотически клубящегося шара переведя взгляд на носки лёгких мокасин из латунных нитей и выделанной шкуры огненного рофа. Штанины и рукава были спецом укорочены, чтобы сразу бросалось наличие или отсутствие рабских браслетов.

— Экзорцист Нувин ибн Шаян ибн Ильяс ибн Сахель ибн Али Шах аль Анаврок, Север Фаэруна на Первичном Материальном Плане Торил. Запомнил? — Спросил ифрит, смягчившись.

— Да, господин Нувин, — откликнулся юноша, не поднимая головы. Вместо "эфенди" он использовал слово из торасса, общего торгового языка, распространённого не только на Фаэруне.

— Молодец, — похвалил он смышлёного, не ставшего повторять весь ряд отцовских имён. Будучи на полтора фута выше него, уменьшенный семифутовый ифрит поднял человеческое лицо за подбородок и пристально заглянул в угольки глаз. — Отсюда успеешь вернуться домой?

— Простите, господин Нувин, но я не знаю, где вы остановились в Брассе... — ответил юноша, нервно сглотнув.

— Не повторяй обращение в каждом предложении, раб мой. Твой прежний непосредственный работодатель какой расы?

— Саламандр.

— Гиппогриф личный?

— Да... — ответил парень, гордившийся тем, что смог заслужить дорогую личную вещь. Он происходил из хорошей семьи, благоустроенной, если можно так сказать относительно враждебной людям среды Плана Огня и раскалённого латунного города.

— Хорошо. Успеешь вернуться на прежнее место ночёвки?

— Да.

— Подними руки.

— Г-господин?.. — Аббот не поверил глазам — с него снимали рабские браслеты!

— Твоё рабство у меня было впечатано добровольным желанием в твою жизнь и сознание, — ифрит ткнул пальцем в грудь напротив сердца и в лоб. — Осмотрительней работай гидом и экскурсоводом, Аббот, в обозримом будущем ты понадобишься мне и в этом качестве. Когда потребуется, я сам с тобой свяжусь — телепатически. Уяснил?

— Д-да, господин Нувин...

— В ближайшую декаду не жди меня, но выполни тайные ото всех задания. Во-первых, меня интересуют высокие гостиницы с богатым сервисом. Хочу арендовать или достроить последней этаж. Во-вторых, собери информацию о крупных оптовых складах и скупщиках продовольствия для иноземцев. В-третьих, разузнай о людях или полукровках, являющихся криминальными авторитетами района Рукери — перечень кличек и подконтрольных им кварталов или сфер деятельности. Понял?

— Ага... — вставший на цыпочки юноша задрожал, никогда прежде не связываясь с преступным миром. Палец ифрита обжигал подбородок.

— Если будут узнавать, как Аббот Гип уцелел при падении, то отвечай, что, видимо, сразу после взрыва случайно схватился за руку жреца, но не удержался и от боли потерял сознание. Позже ты обнаружил, что сжимаешь его кольцо регенерации, и решил, что оно станет платой тебе, — повелительным тоном изрёк ифрит-нобиль, вложив рунический золотой ободок в левую ладонь и сжав кулак человека. У юноши не нашлось слов, лишь эмоции и ощущения излечения ожогов от прикосновений.

И Нувин, стыдясь обмана, буквально растворился в горелом воздухе, вовремя оставив недоумённого молодого человека огорошено моргать вослед словно бы в горячечном бреду привидевшемуся ему странно доброму ифриту, пока не услышал бряцающий топот и не скривился, смекнув, что его завербовали в агенты и сейчас придётся завираться. Аббот откуда-то знал, что улучшение мозгов зельем хитрости лисы продлится более суток — этого вполне хватит объяснится с приближающимися стражами правопорядка. Впрочем, как надеялся Нувин, малая толика ума прибавится Гипу навсегда, поскольку должен сработать правильный подбор зелий и обстоятельств их применения.

Мэтр Лариат вложил в третью свою заклинание подобную способность третье магическое зерно — трансформы, но лишь для двеомера эфирности, позволившей сместиться на транзитивный Эфирный План. Слишком резкий и впервые осуществлённый переход в любом другом месте Плана Огня выбросил бы незадачливого путешественника в объятья эфирной бури, но город Брасс представлял собой островок стабильности в бушующем океане планарной непогоды — риск оправдался. В свою очередь, трата зерна трансформы нарушила стабильность формы самого мэтра — крылатый ифрит распался на огненного дженази и феникса.

Огненно-рыжие, бронзовые, золотистые, красные и оранжевые цвета палитры Плана Огня выцвели в богатейшие оттенки серого Эфирного Плана. Горизонт ужался, очертания зданий смазались, потоки эфирной субстанции напоминали расплывчатость из-за жары. Здесь можно было двигаться в любом направлении трёх пространственных измерений, но ещё существовало и четвёртое. Обычно двеомеры эфирности или эфирной прогулки фиксируют приграничное положение, а без этого требуется определённая сноровка, чтобы при движении в трёх измерениях транзитивного плана не "углубиться" или не "всплыть".

Вообще Эфир можно сравнить и с протоматерией, и с силой фундаментального взаимодействия из одного ряда с гравитацией и электромагнетизмом. Пурпурное пламя магических снарядов, прозрачная плоскость плавающего диска Тенсера, лёгкость пера, силовое поле доспехов мага и щита, невидимый слуга — все эти из первого круга и многие другие распространённые двеомеры так или иначе основаны на работе с эфирной силой.

Эфирный План непопулярен в качестве транзитивного. Хотя в него проще выйти из-за наличия выраженной пограничной области, в отличие от Астрала, он не даёт никаких выгод в скорости передвижения и опасен высокой вероятностью погружения в глубины Хаоса. Здесь же зачастую обитают души тех, кто плохо умер. Например, во время пыток физического тела от мук сознания повреждается и эфирная прослойка между материальным и духовным, отчего души замученных не полностью освобождаются от бремени смертного сосуда и, будучи отяжелёнными эфирной оболочкой, становятся обитателями Эфирного Плана — вместо отправки на План Фугу с дальнейшим распределением в Ад или Рай согласно своим верованиям в Фаэрунский Пантеон. Призраки, приведения и многие другие бестелесные сущности проявляются именно отсюда — из Эфирного Плана.

В городе Брассе не было ни эльфийского мифаля, ни нетерезского мифаллара, ни уидстоуна, запрещавшего все заклинание подобные, супер-натуральные, экстраординарные и псионические способности — иначе бы никто из ифритов не смог бы стрелять прожигающими лучами или общаться телепатически. Однако схожая с уидстоуном магия всё-таки мешала астральным и эфирным путешествиям вопреки очевидному удобству телепортаций. Впрочем, этот запрет можно было преодолеть разными путями, что и проделал мэтр, быстро убедившийся, что без синтеза нового зерна ему снова не перейти границу — либо надо организовывать стационарный круг телепортации или портал по примеру дворянских (два из двух почувствованных и проверенных по пути вели в Девять Кругов Ада). Также на территории Брасса не приветствовалось провидение, но эта магия вообще сама по себе капризна и против джинов не срабатывает. Поэтому, будучи внутри городской черты, мэтр не опасался, что к месту искусной телепортации или смещения в Эфир тут же сбегутся стражники. Как городские ифриты не опасались быть выдернутыми из своих постелей обнаглевшими магами с других планов бытия: лишь каждый сотый, если не тысячный, из призывающих был способен преодолеть эту защиту Брасса и призвать джина по истинному имени.

Как следует настраивать зрение, чтобы увидеть непроявленных призраков, так и со стороны пограничной области Эфира просто так не увидеть реальных существ. Но это касается простых смертных. Конечно же, многие ифриты из стражи и жителей неподалёку от Угольного Дворца носили улучшенные магией доспехи и мечи — некоторые светились силой в Эфире. Преспокойно зашедший вверх Лариат привычно применил вуаль от обитателей эфира, действующую на манер простенького друдического сокрытия от животных из первого круга, а также перестроил своё зрение, начав различать цвета магического спектра — каждая волшебная вещь обладала некоторым ореолом излучения. Поднапрягшись, мэтр даже смог увидеть "призрачные" очертания нескольких прохожих, спешащих по домам из-за скорого наступления комендантского часа — порядочные граждане обычно за час до срока стараются не выходить на улицу.

— Мэтр? — Неуверенно мигнул внезапно появившийся шарик света.

— Архонт-светоч от Латандера? — Дежурно спросил перевоплощённый человек. Сбылись его опасения. Осталось выяснить — насколько худшие?

— Истинно так, Мэтр, — утвердительно ответил небожитель. — Вам удобно разговаривать со мной?

— Вообще-то, не очень, — набравшись смирения, ответил мэтр, которому помахало ручкой чувство дежавю и досада, что выброс магии после разделения с фениксом оказался достаточно сильным, чтобы кое-кто, не будем тыкать пальцем, смог засечь и телепортироваться. Лариат был чересчур сильно обязан Латандеру, чтобы воротить нос от его посланцев, впрочем, и бог помнил о признательности.

— Позвольте настоять — я привлекателен, — ответил архонт-светоч. Не самомнение, а констатация того факта, что небожитель в Эфире — это маяк для потерянных душ, страждущих прекратить текущую стадию своего существования.

— Хорошо, светозарный, — Лариат согласился повременить с восстановлением телепатической связи с Игнисром, чтобы его устами провести важные переговоры. Шесть часов "ночи" вряд ли кто потревожит дом сынов Муджира, но потом к ним обязательно нагрянут представители власти, чтобы разузнать о Нувине и той парочке, что была доставлена на ковре-самолёте и устроила переполох во дворе султанского дворца — лейтенант Тутак носом обсидиан сроет ради возмездия Нувину.

Мэтр закрыл глаза и сосредоточился, касаясь магической ткани мироздания. В своё время именно Латандер наградил Лариата, чудесным образом исполнив мечту любого мага: упускать слова и жесты для успешного сотворения магии лишь силой воли. Ещё раньше, как выбирало большинство заклинателей по мере накопления опыта и целенаправленного труда, произошло избавление от разорительной потребности в материальных компонентах, требующихся для колдовства в качестве накопителей или проводников, задающих необходимые свойства протекающей через них магической энергии — это разрушало предметы и тратило вещества.

Неустанные тренировки не прошли даром. Мэтр не был клириком, получающим отзыв на молитвы, и заранее не приготовил потребовавшийся двеомер, но он являлся опытным планарно-арканным иерофантом. Как всякий друид, сконцентрированный и чуткий Лариат выудил заготовку заклинания из окружающей среды, потратив на это личные силы, а не заимствованную ману из Мирового Плетения. Вскоре, откликаясь на воспоминания далёких ощущений, нужная формула нехотя сама бы всплыла в сознании, подняв из памяти пласты её редкого использования, однако, на это не было времени. Зная простейшие законы здешнего бытия, мэтр сноровисто сплёл наново необходимый ему двеомер уровня сложности второго круга — с учётом особенностей для работы на Эфирном Плане! Правда, данный способ колдовства изматывал сильнее упорядоченного черпания сил из магической ткани мира, к тому же, внутри мэтра оставался последний, четвёртый резерв — зерно энергии огня.