Вель

И снова, в который уже раз, Вель ощутила его нескончаемую боль, и такое сочувствие к нему захлестнуло ее, что она твердо решила сегодня же ночью уступить ему. Для себя же она, разумеется, объяснила свое желание тем, что пусть у него на нее не останется злости в сердце. Пусть он сохранит свое самоуважение и убеждение в том, что ни одна девушка не смогла устоять перед его напором. "Ничего, — убеждала она саму себя, — лишь бы он не гнался потом за мной, подстрекаемый чувством неутоленного желания. Пусть он успокоится от мысли, что получил то, что хотел!", — успокаивая и подогревая свою решимость, таким образом, Вель, когда в лагере все уснули, кроме часовых, скользнула, неслышной тенью, в палатку к Ладуэрту. Он спал на спине, закинув одну руку за голову, до талии укрывшись покрывалом. Она осторожно прилегла рядом с ним, а потом нежно коснулась ладонью его щеки. Ладуэрт проснулся за секунду, и за эту же секунду рука Вель оказалась зажата в железных тисках его ладоней. Она не сомневалась, что он с легкостью сломает ей запястье, если почувствует угрозу, но все обошлось, Ладуэрт узнал ее и отпустил руку.

— Я пришла... я хочу, — тихо и бессвязно стала шептать она, не зная, что делать, не зная, что ему говорить и как объяснять свое присутствие. Честно говоря, она была полностью уверена, что едва Ладуэрт увидит ее рядом с собой, как сразу же сожмет в объятиях, осыплет поцелуями, и все произойдет само собой. Вель не сомневалась, что он опытен и искусен в любовных играх, и ей фактически потребуется просто не мешать ему. Она так думала...

На деле все оказалось совсем по-другому. Ладуэрт, увидев ее рядом с собой, не кинулся душить ее в объятиях и с поцелуями тоже не торопился... он молчал. Вель совсем растерялась, в темноте она не видела его лица, не видела выражения глаз. Немного помявшись, она все же потянулась к нему губами, решив, довести до конца свою миссию, и снова ее ждала неудача. Ладуэрт крепко удерживал ее за плечи, а поскольку руки у него были длинные... Короче говоря, глупее она себя еще никогда не чувствовала. Ей было так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю. Надо бы было немедленно уйти, вот только из лежачего положения уйти с достоинством представлялось весьма сомнительной перспективой, только если отползти. И в этот ужасный момент Ладуэрт сухо, холодно и совершенно бесстрастно спросил:

— Вель, ты меня любишь?

В принципе она ожидала, что такой вопрос будет задан, но надеялась, что в пылу страсти, задыхаясь от поцелуев, она сможет как-нибудь невразумительно пробормотать что-то утвердительное. Но ответить искреннее "да" на этот вопрос, заданный спокойным, холодным тоном, явно не одурманенного страстью мужчиной, было невозможно.

Вель ничего не отвечала. Он правильно истолковал это молчание.

— Что это? — снова бесстрастно и сухо спросил он.

— Что "это"? — не поняла вопроса Вель.

— Ну, что это: подкуп, благодарность, плата, жалость? Что означает эта твоя подачка?

— Подачка? — задохнулась от обиды Вель.

— Да, подачка, — жестко и зло бросил Ладуэрт. — Ты не любишь меня, ты это только что сама подтвердила, так что ты тогда делаешь в моей палатке?

От такого прямого, жестокого и страшного вопроса Вель сжалась в комок, а потом, словно побитая собака выбралась из палатки Ладуэрта и бегом бросилась к своей. Утром она не могла смотреть ему в лицо, стараясь избегать его, как только возможно. Поведение Ладуэрта также изменилось, больше он не пытался прикасаться к ней, смотрел на нее, как на пустое место, разговаривал сухо, практически только отдавая приказы. Так прошел еще один день.

Глава 4

Когда первая волна стыда и позора за свое поведение схлынула, Вель страшно разозлилась на Ладуэрта.

— Вот, гад, — с возмущением думала она, — любовь ему подавай, иначе он не согласен! А как же те девушки, которых он брал без малейшего чувства не то, что любви, а даже симпатии с их стороны? Почему тогда это его не останавливало? Это же надо, какая скотина, — с бешенством шептала она себе под нос. — К нему добровольно в палатку пришла красивая девушка, казалось бы, бери ее и радуйся, так нет же! Вот, урод. Столько гадостей наговорил, а уж как смотрел, словно она ему не себя, а какую-то склизкую, холодную змею предлагает. В душе у Вель кипел такой гнев, такое возмущение, что попадись ей Ладуэрт в одиночестве на темной дорожке, она столько бы гадостей ему наговорила!

Вель не хотела признаваться самой себе, как больно ее ранило такое холодное, равнодушное отношение графа, особенно после тех дней, когда он так нежно, так тепло, так ласково общался с нею.

И все же они столкнулись наедине, вернее, Вель подкараулила его, неожиданно для него перегородив ему дорогу.

— я хочу поговорить с Вами, — вежливо начала она. Ладуэрт сложил руки на груди, всем своим видом выражая полнейшее внимание. Вель смутилась и все, приготовленные заранее слова, вылетели у нее из головы.

— Вы умышленно опозорили меня, выставив в меня в таком свете, словно я девица легкого поведения, соглашающаяся лечь в постель с любым мужчиной, — тихо сказала Вель.

— Ты сама себя выставила в таком свете, — жестко оборвал ее граф.

— Других женщин, насколько я знаю, Вы не требовали признаваться Вам в любви, перед тем, как взять их! — зло и торжествующе, что нужные слова нашились, почти выкрикнула Вель.

— И какие же выводы ты из этого сделала? — с интересом спросил Ладуэрт.

— То, что Вы... — Вель замялась. Ей очень хотелось сказать, что он негодяй, но так оскорбить этого человека было слишком страшно, Ладуэрт не тот, мужчина, который стерпит оскорбление, поэтому она умолкла на полуслове, и уже хотела тихо исчезнуть, когда он резко схватил ее за руку.

— Значит, ты предпочла бы, чтобы я взял тебя, как брал других женщин, когда мне надо было только самому получить наслаждение, не обращая внимания, на чувства и желания, выбранных мною? Ты этого хотела? — Вель испугано отрицательно замотала головой. — Так чего же ты хотела? — зловеще прошипел Ладуэрт, больно стиснув ее руку. Его лицо стало таким страшным. Глаза совершенно черными, из-за расширившихся зрачков, челюсти сжаты, губы превратились в тонкую полоску. Он за секунду превратился в то страшное чудовище, что видела тогда в подвале, когда он пытал ее. Он отшатнулась от него, замерев от ужаса. За эти месяцы, она как-то забыла, какой зверь живет внутри него, и что он может творить, когда вырывается на волю. Она беспомощно смотрела ему в глаза, понимая, что он сейчас ее убьет. Однако Ладуэрт, увидев ее глаза, пришел в себя. С трудом взяв себя в руки, горько сказал: — Что мне сделать, чтобы ты полюбила меня? Что мне сделать, скажи? Я чувствую, я знаю, ты нужна мне. Если ты будешь рядом, я сверну горы, я смогу все! Но я не хочу держать тебя пленницей, не хочу, чтобы ты ненавидела меня. Я хочу... я хочу... я хочу, — он запнулся, не зная как выразить, как объяснить, что он хочет видеть ее одобрение, поддержку, хочет ощущать ее тепло, ее любовь, и тогда он не побоится идти к своей мечте, тогда все его планы, все его чаяния и надежды сбудутся.

Но Вель молчала. Ее чувство к нему еще только зарождающееся, такое слабое и хрупкое исчезло и растворилось, увидев того страшного человека, каким он уже был когда-то. Ладуэрт несколько мгновений с надеждой вглядывался в ее лицо, а потом глухо сказал:

— Ты будешь рядом со мной пока я жив, потом можешь убираться куда хочешь.

Резко развернувшись, он ушел, оставив ее одну, с мыслями о том, что надо бежать и бежать немедленно. Свой план побега она стала претворять в жизнь этой же ночью.

Лошади паслись около озера, так, что украсть лошадь она смогла без проблем. Все вещи оставила в палатке, чтобы не вызвать никаких подозрений. Вместо себя оставила скрученные тряпки, накрыв их покрывалом, и никем не замеченная покинула пределы лагеря. Она знала, где ей укрыться, пока Ладуэрт будет рыскать по окрестностям в поисках ее. Здесь был ее дом целых тридцать лет, здесь она знала каждый укромный уголок, и не сомневалась, что сможет сбежать от графа. Сначала она ехала той же дорогой, по которой они ехали к сгоревшему дому. Следы двухсот коней и нескольких повозок отлично маскировали и ее следы. Потом она поднялась на скалистый уступ горы, ведя за собой коня в поводу, потом спустилась в небольшую долину, о существовании которой люди графа и не подозревали, потом поднялась еще на одну гору, и застыла... На всем пространстве, сколько видел глаз, горели небольшие костерчики, разожженные столь мастерски, что дыма от них совсем не было заметно. Вель в страхе стала считать: один, два, три, десять, пятьдесят. Если представить, что около каждого костра было минимум десять человек, то получалось где-то около тысячи. Тысяча воинов, идущих следом за ними! В том, Что они шли за ними, или наоборот, ждали, когда отряд Ладуэрта будет возвращаться назад, Вель не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что эти воины ждут графа не для того, чтобы выразить ему свое восхищение, а для того, чтобы убить.

Вель не раздумывая ни секунды, развернула лошадь, и той же дорогой, что добиралась сюда, вернулась в лагерь Ладуэрта. И снова, как в прошлый раз, неслышно проскользнув в палатку, прикоснулась рукой к его щеке. Только Ладуэрт вместо того, чтобы грубо схватить за руку, мгновенно подмял ее под себя и шепнул ей в ухо счастливым голосом:

— Ты все-таки меня любишь! Ты хочешь быть со мной!

На секунду Вель расслабилась, не пытаясь вырываться из его рук. Она не понимала себя, у нее было такое чувство, что она вернулась после долгой разлуки, хотя, ни граф, и никто в лагере даже не заметили ее отсутствия. Ладуэрт сразу ощутил, это ее другое к нему отношение, он стиснул ее в обьятиях, и замер на несколько секунд, просто наслаждаясь ее близостью. Но когда он потянулся к ней за поцелуем, вель закрыла ладонью ему рот и тихо взволнованно зашептала:

— В нескольких часах езды отсюда, разбит лагерь. Примерно, тысяча воинов. Ведут себя очень осторожно. Думаю, они идут за Вами, или ждут, когда Вы будете возвращаться.

Ладуэрт снова замер, но только на этот раз не для того, чтобы обдумать ее слова. Потом быстро поцеловать Вель в висок и выскользнул из палатки, а уже через минуту лагерь пришел в движение, причем не раздавалось ни громного звука, и не вспыхнуло ни одного дополнительного огонька. Быстро свернули палатки, быстро собрали и упаковали все вещи. Через полчаса все были. Вель подошла к Ладуэрту.

— Вон там в скалах, — и она показала рукой на обрывистые утесы, что, находились, примерно, в миле от лагеря, — есть проход. По нему смогут пройти даже лошади, но повозки придется оставить.

Граза графа сверкнули благодарностью, он чмокнул ее в макушку и дал сигнал к началу движения. Вель повела отряд. Расщелина между скал оказалась, действительно, достаточно просторной, и по ней вполне можно было провести лошадей. С повозок стали снимать вещи, которые можно было забрать с собой. А самими повозками (предварительно разбив их), решено было заблокировать проход, как можно дольше задерживая преследователей. Небо стало сереть, темнота отступала, скоро должно было взойти солнце. Вель с тревогой смотрела на восток, понимая, что на счету каждая минута. Люди могли двигаться только цепочкой, поэтому как они не торопились, двигаться быстрее было просто невозможно. Ущелье длиной было больше трех километров, и если преследователи застанут их, то лучше ловушки нельзя и придумать. Их всех перебьют, как мух. Но вель не хотела думать о плохом. Она старалась быстро подсчитать, сколько у них есть впемени. Пока преследователи доберуться до места их бывшей стоянки, пока догадаются, куда они делись, пока организуют погоню. Взбираться на отвесные скалы не так-то легко. По всему выходило, что надежда на спасение есть. Вель беспокойно наблюдала, как один за другим всадники исчезают в ущелье. Ладуэрт почему-то не торопился следовать за ними, Вель не понимала, почему он медлит, и постоянно посматривала на него в страшном нетерпении, стоя рядом с лошадью, и, готовясь в любое мгновение вскочить в седло.

В какой-то момент Ладуэрт перехватил ее взгляд, как-то грустно усмехнулся, а потом, схватив за руку, почти силой потащил в сторону густых зарослей. Когда кусты заслонили их, он прижал ее к стволу ближайшего дерева, и ничего не объясняя, жадно впился поцелуем в ее губы. И был этот поцелуй не страстным, не возбуждающим, а каким-то... горьким. Словно Ладуэрт прощался с ней, прощался навсегда. Вель так поразилась ощущению безысходности, которое она почувствовала, что даже не стала сопротивляться этим поцелуям. И тогда он шепнул:

— Я отпускаю тебя...

— Что? — не поняла Вель.

— Я ТЕБЯ ОТПУСКАЮ, — четко разделяя каждое слово, повторил Ладуэрт. — Ты не хочешь быть со мной... не хочешь, — медленно и тоскливо сказал он. — Ты не хочешь быть рядом со мной, чтобы я не делал, как бы я не старался, — Вель на секунду показалось, что он говорит сам с собою, просто констатируя факты и, расписываясь в собственном бессилии, что-либо изменить. — Ты же хотела от меня убежать, ведь так? Ты потому и увидела тот отряд, что бросила меня, сбегая, — Вель молчала, не зная, что ему ответить. Врать не хотелось, а сказать правду в такой момент ей показалось жестоко. Но графу не нужны были ее слова, он и так знал правильный ответ, вот только расстаться с Вель было очень трудно. Но он смог взять себя в руки. Тыльной стороной ладони еще раз погладил ее лицо, потом несколько секунд перебирал пальцами пряди волос, словно хотел запомнить это ощущение. — Бери лошадь, запас еды и уезжай, — тихо сказал он. Они пока еще не заметили нашего маневра, думаю, несколько часов у тебя в запасе есть. Отправишься на северо-запад. Будешь искать крупный порт. Спрашивай осторожно, лучше хозяев гостиниц, это безопаснее. Будешь ждать или искать корабль. Вот тебе деньги, — с этими словами он сунул ей в руку увесистый кошелек, — но, на всякий случай возьми и вот это. — Ладуэрт снял три перстня, что украшали его пальцы, сорвал с шеи медальон и поотрывал золотые пуговицы, которыми была украшена его куртка. — Помни меня, я очень прошу, помни, — едва слышно, сказал он. — Ты мне обещаешь?

Его слова были такими безнадежно горькими, что у Вель сдавило горло от подступивших слез. Ладуэрт развернулся и быстро пошел к своим людям. Вель села на лошадь и помчалась прочь.

Глава 5

Она гнала и гнала коня с каждой минутой, удаляясь все дальше и дальше, и от графа, и от своей прежней жизни. Чтобы не столкнуться с преследователями Вель пришлось делать огромный крюк, обходя их по огромной дуге. Она ехала вперед и вперед, ни разу не оглянувшись назад, потому что знала, что если оглянется, то вернется. Как же это было мучительно. Чтобы не думать о Ладуэрте, Вель старалась представить, что ждет ее дальше. Вот доберется она до порта. Ладуэрт сказал, что портовый город должен быть очень крупным. Что дальше? Документы, какие-никакие у нее есть, вот только будут ли они иметь силу в другй стране? Как она будет разговаривать, не зная языка, как объяснит, куда ей надо плыть и главное зачем? А подобные вопросы ей наверняка будут задавать. А если она встретит мошенников или работорговцев, в соседних странах работорговля процветала вовсю. Вель стало страшно. И тут такая злость, такая обида на графа всколыхнулась в ее душе, что боль от расставания с ним растаяла, как дым.