Эффект массы

— У нас чисто, — сообщаю в эфир остальным.

— У нас тоже, — довольно отзывается Аленкович.

— Вижу, что тоже. Калинин, тебя не задело?

— Никак нет. Целы мы. Только гранат подствольных больше нет.

— Ясно, тогда хватайте Пауэлла и топайте сюда. Можете не торопиться, нам ещё терминал до конца осмотреть надо.

— Принял, — с прорезавшейся усталостью в голосе отвечает танкист. А неплохо, кстати, держится мужик. Надо будет его потом, как всё закончится, на примету взять.

— Так, рано радоваться, народ. Нам тут ещё всю округу проверять предстоит. Найлус, берите Аленковича и осмотрите сектора с А-2 по В-4. Аленкович не лыбься как идиот, не хватало тебе ещё пулю под конец словить.

— Я и не... да откуда ты узнал, я же в маске? — офигел тот от моей проницательности

— Телепатия, блин, — не стал раскрывать свои "секреты" я.

Мы с Дженкинсом осмотрели свои сектора довольно быстро. К лётному полю пока решили не соваться, не желая оставлять в тылу возможных противников. Однако, так и не обнаружив ни малейшего присутствия гетов — ни активированных, ни в виде обломков, мы уже собирались возвращаться назад к засевшей в захваченном укреплении "инвалидной" троице, как оказалось, что радоваться и впрямь рановато.

— Эээм... Юра, у нас тут проблема, — раздался у меня в шлемофоне чем-то обеспокоенный голос Кирилла.

— Что еще за проблема? — ну вот, называется "накаркал". Только ведь подумал, что всё уже обошлось, и моя паранойя была беспричинной.

— Нууу... Большая проблема. Мегатонн на сорок, — голос у лейтенанта даже почти не дрожал.

— Бомба? — сходу врубился я.

— Ага, она самая. Прощальный подарок от Сарена, мать его птичью!

— Так, спокойно. Сколько там осталось времени? — может, ещё успеем смотаться, куда подальше от такого "подарочка". Ну, или по крайне мере дождаться нормальных "сапёров" на худой конец.

— А я почем знаю? Этот мудак почему-то забыл прикрутить к ней часы!

— То есть рванет в любой момент?

— Да!

— Пиздец. Обезвредить сможешь? — Кирилла конечно сапёром назвать сложно, ну так ведь это ядрён-батон, а не взрывчатка какая-нибудь вшивая. Здесь, наоборот, в электронике копаться надо, а в этом он мастер.

— Не знаю, но у меня есть Найлус!

— Звучит обнадеживающе, Найлус, а вы сможете? — уже сам стараюсь не подпускать в голос паники. Вроде удаётся.

— Никогда не пробовал с такой, но думаю да, — а вот турианец спокоен как удав. Будто каждый день только и делает, что занимается готовыми рвануть в любой момент термоядерными зарядами.

— Хы-гы, — вдруг не к месту заржал Калинин, — всё как в том анекдоте про еврея-пианиста. Там у него спрашивают...

— Миша, заткнись, — раздался краткий совет Уильямс, отобравшей шлем с микрофоном у Пауэлла. Что удивительно, танкист и впрямь замолчал, не сказав ни слова.

Мда, не узнаем мы, что там с этим евреем было... Стоп, о чём я вообще думаю? У меня же тут локальный апокалипсис под боком валяется! Ну не совсем под боком, конечно, но при его мощности это роли не играет. Срываюсь на бег и галопом скачу к нашим "сапёрам". А у них процесс "разминирования" уже в самом разгаре. Найлус, стоя на коленях, возится внутри бомбы, — гладкого цилиндра размерами где-то метр на два, блестящего в лучах заходящего солнца. Аленкович с актированным инструментроном, сняв шлем, стоит рядом и ассистирует. И кажется молится. Вот уж чего не замечал за ним за всё время нашего непродолжительного знакомства, так это излишней религиозности. Впрочем, рядом с этой штукой волей-неволей верующим станешь. Подходить к ним близко я не стал. Помочь ничем не смогу, главное тут не навредить, а то напортачат что-нибудь — все в пепел превратимся.

Мучительное ожидание затянулось минут на пять. Спектр копался в бомбе, обмениваясь с Аленковичем короткими репликами сухой технической информации, в суть которых я так и не вник — что-то из разряда электроники и программирования. Наконец турианец вылез из бомбы, устало поднялся на ноги и, хлопнув по плечу лейтенанта, прифигевшего от такого действа, направился к нам, последние минуты буквально изнывавшим от безысходности.

— Готово, капитан, — Найлус был абсолютно спокоен, и казалось, даже немножко отрешён от происходящего. Вот это выдержка! У меня после такого точно бы руки тряслись, — приёмник для дистанционного подрыва мы отключили, а таймер замкнули. В ближайшую неделю бомба не взорвётся, но я бы на месте вашего командования всё равно поскорее выбросил её подальше в космос.

— Сколько, — я закашлялся, внезапно поняв, что горло у меня пересохло, — сколько оставалось до подрыва, известно?

— Три минуты шестнадцать секунд, — сообщил вместо турианца подошедший Кирилл. А вот он был бледен. И руки тряслись, хотя он и пытался усиленно скрыть это.

— Лейтенант Аленкович, — Крайк повернулся к нему, — примите мою благодарность. Вы первоклассный специалист.

— Спасибо, спектр. Вы тоже, — после небольшой паузы ответил не ожидавший подобного Кирилл.

Не то чтобы это было совсем уж неожиданно, как я понял, спектр умел ценить профессионализм и не скупился отмечать чужие результаты. Но всё же его образ смурного, скупого на эмоции молчуна-затворника, не давал особых надежд на похвалу от него. И тем, чего уж греха таить, приятнее она была.

— Ладно, нужно закончить осмотр территории. Мы с Дженкинсом осмотрели сектора с Г-2 по Е-4 — ни следа гетов. У вас тоже ничего не было?

— Нет, кроме бомбы ничего. Да и её мы обнаружили уже под конец, — проговорил лейтенант, как бы извиняясь за это, — нам осталось два сектора, но думаю и там будет пусто.

— Всё же проверьте, на сегодня мне уже достаточно сюрпризов. Я тогда ещё возьму Уильямс с Калининым и мы вчетвером поглядим, что там на поле осталось после взлёта этой дряни, — все невольно покосились на столб выхлопа, состоявшего из ионизированного газа и прочей гадости, оставшийся после взлёта гигантского корабля, давно уже скрывшегося из вида.

— Принято, капитан, — кивнул мне спектр, — идёмте лейтенант.

И они удалились, мы же отправились смотреть, а не осталось ли на взлётном поле ещё каких "подарков" от Сарена, или гетов. Честно говоря, я и сам не верил в саму возможность найти хоть что-нибудь. Похоже, если исходить из расчётов этого турианца, в настоящий момент бомба уже должна была взорваться, надёжно похоронив все возможные улики, указывающие на то, что произошло на Иден-Прайм на самом деле. Сорок мегатонн — не шутка. Хватило бы и на космодром, и на раскопки, и на всё остальное в радиусе добрых полусотни километров, а может и в большем.

Лётное поле от грузового терминала отделял сплошной двухметровый забор, удивительно, но нигде не проломленный. Это что же получается? Геты аккуратно воспользовались калиточкой, да воротами? Неправдоподобно, конечно, учитывая сколько их здесь высаживалось, но, похоже, именно так всё и было. Представив на миг робота, бережно открывающего ажурную кованую дверку из тёмного металла, я мысленно хихикнул. Наверное, это нервное. А вот и ворота, что характерно распахнутые. А за ними... Я с трудом удержался от того, чтобы протереть глаза. Не мерещится ли мне это?

— Товарищ капитан, это же маяк! Наш маяк, — решила поиграть в очевидность Уильямс. Ну, по крайне мере это не галлюцинация после тяжёлого дня.

Недалеко от ограды, на транспортном возвышении и вправду стоял маяк. Тот самый маяк, из-за которого на эту несчастную планетку, да и на каждого из нас, по большому счёту, обрушилось столько неприятностей и бед. Представлял он из себя эдакий плоский столб, метров шести в высоту с небольшой пластиной управления у основания. Сделан маяк был из странного, гладкого на вид материала. Материал везде был одинаковый, однако в некоторых местах он оставался абсолютно матовым, в других же — задорно поблёскивал, отражая заходящее красное солнце. С виду никаких внешних повреждений на нём не было, это хорошо. А вот плохо то, что он был активирован. В небо бил узкий луч концентрированного изумрудно-зелёного цвета, а вдоль всей поверхности столба струились многочисленные информационные символы — иероглифы протеанского алфавита, каждый из которых мог быть и просто буквой, и словом, и даже целым предложением. Ну да тут ничего удивительно, и у некоторых земных цивилизаций было что-то подобное. Хотя, на мой взгляд, это несколько неудобно.

— Товарищ капитан, — о, а вот и Дженкинс голос подал, а то я уж начал волноваться за него. Довольно болтливый парень с самого момента нашей высадки, такое впечатление, старался брать пример с Найлуса, говоря лишь когда о чём-нибудь спросят, а ведь до этого вопросы из него так и сыпались. К счастью сыпались они не на меня, — а вот этот маяк, что это за штука такая? Он на что-то указывает?

— Нет, конечно. Вообще, не знаю кто придумал называть подобные устройства "маяками", это не соответствует действительности. Артефакты такого типа не относятся ни межзвёздной, ни к какой-либо иной навигации, никоим образом. Это такие своеобразные хранилища знаний. Блоки памяти, если угодно, с условно свободным доступом...

— Условно свободным? Это как? — удивился ефрейтор. Впрочем, ответить ему я не успел. Раздался вызов с "Авроры", соблюдавшей радиомолчание после нашей высадки на планету.

— "Аврора" группе высадки, "Аврора" группе высадки, — я на всякий случай отошёл подальше, чтобы не ловить возможные помехи от работающего протеанского устройства и активировал передатчик:

— Группа высадки на связи.

— Гагарин! — вместо неизвестного связиста в канале появился Андресян, — у меня хорошие новости, эта херня только что в прыжок ушла. Прямо из стратосферы! Никогда такого не видел!

— Это да. И её взлёт был тоже впечатляющим, уж поверьте.

— Знаю. Сами наблюдали. Здоровенная же дрянь! Побольше тяжёлого крейсера будет. Но до линкора, конечно не дотягивает.

— Линкоры на планету не садятся, как в общем-то и тяжёлые крейсера.

— Вот именно. Ладно, что у вас там, никого не потеряли?

— Нет, наоборот ещё и троих приобрели. Но это не главное. Вы не поверите, товарищ капитан, я сейчас стою на том самом космодроме рядом с тем самым маяком. На взгляд даже целым.

— Вот оно как, — спустя некоторое время, наконец, ответил малость прифигевший от подобных вестей Андресян, — ты, похоже, сам себя превзошёл...

— Стараюсь, товарищ капитан, — я не смог, да и честно говоря, не захотел сдерживать дурацкой улыбки, когда представил себе выражение его лица сейчас.

— Мы уже в пути, будем в течение десяти минут. Вам там что-нибудь требуется срочное?

— Во-первых, носилки потребуются, у нас тут одного немного поломало. Угрозы жизни нет, но до корабля не дохромает.

— Понял, всё будет. Как только приземлимся, тут же доставим вашего страдальца в медотсек. А что второе?

— Со вторым немного сложнее. Уже есть связь с идущей к нам эскадрой?

— Пока нет. Но будет с минуты на минуту.

— Тогда передайте им, что у нас тут сувенир от гетов остался, мегатонн на сорок. Мы его отключили, но лучше чтоб специалисты глянули.

— Юра, ты меня до инфаркта довести решил? Ты понимаешь, что о таком... — но дальше я его уже не слышал. Какое-то седьмое чувство заставило меня обернуться назад, доли секунды хватило, чтобы понять — что-то здесь не так. Что? Дженкинс с Калининым стоят о чём-то беседуют, активно жестикулируя. Не то. Крайк с Аленковичем ещё не вернулись. Не то. Уильямс... Уильямс? Девушка стояла всего в паре метров от маяка, неестественно покачиваясь, словно безуспешно силясь отпрыгнуть назад, завязнув однако в разом загустевшем воздухе. Какого хрена она так близко полезла к активированному маяку, у него же зона захвата как раз около двух метров! Да её же всю выжжет нафиг! Последняя мысль возникла у меня уже на бегу.

— Уильямс, блять! — всего два десятка шагов, эх, только бы успеть! Резкий прыжок — ударом выбиваю её из поля притяжения древнего устройства — масса то у меня побольше будет. Блин, только бы хватило грёбаной инерции, только бы хватило, иначе сам увязну... Не хватило. Последняя мысль прошила сознание, как ледяной разряд. Меня оторвало от земли и медленно подняло вверх, приблизив к маяку, вспыхнувшему бирюзово-зелёным светом ярче обычного.

— Юрий! — закричала отлетевшая девушка. Поднялась, попыталась кинуться ко мне — не удалось. Сзади её схватил возникший неизвестно откуда Аленкович.

— Нет! Его уже не вытащить!

Бля... Что сейчас будет...

Картинки, картинки, картинки... Мерцание сотен и тысяч картинок — неясных, смазанных, абсолютно непохожих одна на другую и таких одинаково бесцветных. Звуки — крики, стоны, скрежет. Всё смешалось, не разобрать. Чувства — боль, горечь, злоба... Разрывают изнутри. В голове стучит. Мозг пронзает раскалённым прутом.

Вспышка.

И спасительная темнота.

Глава 7

Что мне за роль выдала боль

С головой

Нет мне мечты встать у черты

Роковой

И никогда я не просил

Я так жил

Болью своей, ролью своей

Я не дорожил

(Кукрыниксы — "По раскрашенной душе")

Юрий Владимирович Гагарин, фрегат "Аврора", 2183 год

— Что ж ты творишь, упырь пучеглазый?!

Я вам когда-нибудь говорил, что нет ничего более бодрящего и ото сна избавляющего, чем начальственный ор? Ну вот, теперь считайте, что сказал. Андресян орал с чувством, отдавая этому делу всю душу и раскрывая наружу весь свой внутренний мир. Надсадно, но без надрыва, грозно, но без истерики, живописно, но без переборов. Эх, такой талант пропадает, хотя почему пропадает? Живёт и здравствует, и окружающих вовсю изводит. Мда, слушать его конечно можно было долго и плодотворно, если бы только, я не очнулся, буквально пять минут назад, и у меня не раскалывалась бы голова так, словно на ней рота десанта в полной боевой выкладке танцевала.

— Какого хуя ты полез к этой херовине, я тебя спрашиваю? Совсем своей тупоголовой задницей думать разучился? — иссякать начал наш командир. Повторяется, уже на второй круг пошёл. Видать от нервов всё.

— Вас бы под бочок к этой бомбе, и не туда бы полезли, — вяло попытался огрызнуться я. Впрочем, безуспешно, Андресяна этим не проймёшь.

— Ты хоть, идиот, понимаешь, что не погиб только чудом? Эта же поебень протеанская мозги наизнанку выворачивает!

— А кстати да, что там с маяком, его уже доставили на корабль? — моя скорбящая и болящая голова всё же смогла вычленить из льющегося на меня потока, мягко говоря "неудовольствия", более-менее конкретный и безобидный повод этот самый поток прекратить. Увы, выбор оказался неверным.

— Нет больше никакого маяка. Не то одноразовым был, как контрацептив, не то ты его своей башкой дурной выжег напрочь.

— Что? То есть маяк уничтожен? — я и не думал скрывать удивления. В самом деле, пережить воздействие не только древней технологии, но и саму эту технологию это же просто поразительно! Такого ещё не случалось в истории, ведь достоверно известно, что неподготовленный человеческий мозг не в состоянии контактировать с подобными вещами. Наша нервная система не способна выдержать подобного. Именно поэтому, людям, работающим с такими протеанскими устройствами, в мозг ставят специальные импланты, позволяющие не помереть при контакте с ними.