— Критиковать легко, но сделать трудно, — сказал Зейн между попытками. — Посмотрим, как ты это сделаешь, Ральфинатор.
Ральфу, по-видимому, не очень-то хотелось. Он перебирал свою палочку в руках, держа ее под столом.
— Давай же, Ральф, — сказал Джеймс — Ты отлично справлялся до сих пор. Что не так?
— Ничего, — сказал Ральф, оправдываясь. — Я не знаю.
— Вот черт! — закричал Зейн, опустив руку с палочкой и схватив банан другой. Он бросил палочку на стол и указал на нее бананом. — Может быть, если я буду делать так, мне больше повезет, как вы думаете?
Джеймс и Ральф уставились на него. Он закатил глаза.
— О, неважно, давай Ральф. Сделай его персиком. Ты знаешь, что можешь это сделать. Чего ты ждешь?
Ральф поморщился, потом вздохнул и поднял свою гигантскую палочку. Он слегка коснулся ею банана и произнес заклинание так неуверенно, как будто знал, что ничего не получится. Сверкнула вспышка, и раздался звук, похожий на взрыв Летучего пороха в камине. Весь класс услышал это и повернулся в сторону Ральфа. Дым окутал стол, перед которым сидел Ральф, он отскочил с широко открытыми глазами, совершенно не понимая, что происходит. Когда дым рассеялся, Джеймс наклонился над бананом, который все еще лежал там, совершенно нетронутый.
— Ну что ж, — сказал Зейн во внезапно наступившей тишине. — Ты хотя бы попытался…
Тихий, мягкий шум раздался из банана Ральфа. Кожура начала медленно раскрываться как мясистый желтый цветок. Долгий вздох прокатился по классу, когда из центра банана возник зеленый завиток. Казалось, он дышал, когда рос, скручивался и удлинялся, как виноградная лоза. Затем стал выпрямляться, направляясь вверх грациозными извивающимися движениями. Из банана появились другие завитки. Они поползли вдоль поверхности стола в разные стороны, обхватывая весь стол и плотно его сжимая. Ветки отделялись от основного стебля, по мере того как он рос, утолщаясь и изменяя цвет, пока он не стал твердым и желтовато-серым. Листва, распустившаяся из ветвей с внезапными громкими хлопками, превращалась из нежных ростков в полный лист в считанные секунды. Наконец, когда дерево достигло высоты около четырех футов, начали появляться плоды. Полдюжины персиков образовались на концах нижних ветвей, склоняя их вниз. Каждый из них был сочным, пухлым, и зрелым.
Джеймс оторвал взгляд от дерева и оглядел комнату. Все глаза были направлены на прекрасное персиковое деревце Ральфа, рты у всех были открыты, руки с палочками все еще замерли в воздухе. Директриса МакГонагалл пристально смотрела на дерево, рот ее открылся в полной неожиданности. Тут комната наполнилась движением. Каждый выдохнул, и класс разразился спонтанными, благоговейными аплодисментами.
— Это мой друг! — сказал Зейн и положил руку на плечо Ральфа. — Я первый его увидел!
Ральф отвернулся от дерева, посмотрел на Зейна и смущенно улыбнулся. Но Джеймс вспомнил выражение на лице Ральфа в то время, как росло дерево, тогда он не улыбался.
Спустя несколько мгновений, в коридоре Зейн, с полным ртом персиков, спросил у Ральфа:
— Серьезно, Ральф? Ты меня удивляешь. Как так происходит, что у тебя все волшебные заклинания получаются с первого раза. В чем дело?
Ральф снова улыбнулся своей неопределенной, взволнованной улыбкой.
— Ну, на самом деле…
Джеймс посмотрел на Ральфа:
— Что? Скажи, Ральф!
— Ну, хорошо, — сказал он, останавливаясь и втягивая их за собой за угол. — Но это пока еще неточно, ладно?
Джеймс и Зейн с энтузиазмом кивнули, жестом показывая Ральфу продолжать.
— Я много занимаюсь с некоторыми слизеринцами в ночное время, — объяснил Ральф, — Просто основы. Они научили меня нескольким вещам. Ну, например, обезоруживающему заклинанию и многим другим трюкам, чтобы победить своих врагов.
— Когда это у тебя появились враги, Ральф? — спросил Зейн недоверчиво, облизывая пальцы, липкие от персикового сока.
Ральф отмахнулся от него:
— Ну, понимаешь, просто враги. Так говорят ребята с моего факультета. В любом случае, они говорят, что я больше, чем средний волшебник. И что я не обычный магловский ребенок, который случайно оказался волшебником. Они полагают, что возможно, один из моих родителей потомок великой волшебной семьи, и я просто не знаю об этом.
— Это слишком важная вещь, чтобы ее не знать, по-моему, — сказал Джеймс с сомнением. — Ну…ты же говорил, что твой папа разрабатывает всякие магловские штуки для компьютеров, не так ли?
— Ну да, так и есть, — махнул рукой Ральф, а потом понизил голос. — Но моя мама, я ведь не говорил вам, что она умерла? Нет, не говорил, — ответил он сам себе. — Конечно, нет. Но вот так случилось. Она умерла, когда я был очень маленьким. Я даже не знал ее. А вдруг, она была ведьмой? Я имею в виду что, если она была бы из одной из великих старейших чистокровных семей, и папа даже не знал об этом, а что? Бывает и такое. Маги, влюбившиеся в маглов, никогда не могут раскрыть им свою тайну. Чистокровным такое бы не понравилось, я думаю, но так уж вышло…
Он замолчал и посмотрел на Зейна и Джеймса.
— Ладно… — ответил медленно Джеймс. — Конечно, я думаю, что это возможно. Случались и более странные вещи.
Зейн поднял брови:
— Ну хотя бы это многое объясняет, не так ли? Может быть, ты кто-то вроде принца. А вдруг, ты наследник сказочного богатства, власти или чего-нибудь еще!
Ральф закатил глаза:
— Давайте не будем увлекаться. Я уже сказал, что это всего лишь предположение.
Джеймс прогуливался с Зейном и Ральфом, пока не пришло время его следующего урока. Следующей была Травология, он сказал друзьям, что встретится с ними позже и побежал к теплицам.
Профессор Долгопупс, тепло улыбаясь, приветствовал Джеймса по имени, когда тот вошел. Джеймс всегда любил Невилла, хотя он был более спокойным и вдумчивым, чем его отец или дядя Рон. Джеймс знал историю о том, как Невилл воевал во время своего последнего курса в школе, когда Волан-де-Морт захватил Министерство Магии, и Хогвартс был под его контролем. В конце концов, Невилл был тем, кто отрезал голову гигантской змеи Нагайны, которая была последним звеном к бессмертию Волан-де-Морта. Но все же трудно было представить, что этот худощавый и довольно неуклюжий профессор, расставляющий кастрюли и горшки на столе в передней части теплицы, был тем самым героем.
— Травология — это… — начал Невилл, но случайно опрокинул один из горшков. Он прервался, быстро поставил горшок на место, просыпав грязь на свои бумаги. Он поднял голову, смущенно улыбаясь, и торопливо продолжил:
— Травология — это изучение… Ну-у-у, трав, конечно, как вы видите, — он кивнул в сторону растений и деревьев, которых в теплице находилось великое множество, растущих в самых причудливых горшках.
Джеймс подумал, что профессора Долгопупса, вероятно, заинтересует персиковое дерево, внезапно выросшее на столе в классе Трансфигурации.
— Травы являются основанием, э-э… так сказать, многих фундаментальных областей магии. Они нужны для зелий, снадобий, создания палочек, и некоторых заклятий. Все они основываются на весьма важных процессах выращивания и переработки магических растений. На этих занятиях мы будем изучать огромное количество свойств и применений некоторых, наиболее важных для нас растительных ресурсов, начиная с таких как Бубонтюбер и заканчивая редким Мимбулусом Миблетония.
Краем глаза Джеймс увидел, как что-то движется. Побег одного из растений тянулся вдоль подоконника к девушке-первокурснице, которая яростно писала названия, которые перечислял Невилл. Растение оторвалось от подоконника, слегка стукнуло девушку по спине и затем обернулась вокруг ее сережки. Глаза девушки расширились, и она уронила перо, когда почувствовала, как ее что-то потянуло.
— Ой! Ой-ой-ой! — завопила она, пытаясь подняться со стула, и схватилась за ухо. Невилл оглянулся, увидел девушку и побежал ей на помощь.
— Не бойтесь, мисс Патония. Все хорошо, — он подбежал к ней и стал осторожно извлекать растение из сережки. Оно медленно раскручивалось, пока он не закончил. — Вы только что нашли наш Лигулос Вороватый, точнее это он нашел вас. Я прошу прощенья, что не предупредил вас, когда вы садились здесь. Это растение разводили пираты несколько сотен лет назад из-за его врожденного влечения к блестящим вещам, которое оно использует для увеличения количества солнечного света с целью фотосинтеза. Этот вид практически исчез, после того как на него объявили охоту и по большей степени сожгли во времена Очистки, — Невилл нашел ствол растения и аккуратно завернул побег вокруг него, прижав его кончик к огромному бриллианту, находящемуся в горшке.
Патония потерла ухо и уставилась на дерево таким взглядом, как будто сама хотела сжечь его.
Невилл вернулся за рабочий стол и стал рассказывать о растениях, которые разместились в длинный ряд перед ними. Джеймс зевнул. От тепла, которое наполняло все помещение, хотелось спать. Чтобы хоть как-то развеять сонливость, Джеймс полез достать перо и пергамент из рюкзака. Его рука нащупала книгу, которую дал ему Зейн. Он вытащил ее вместе с пергаментом и разместил на коленях.
Когда он убедился, что Невилл углубился в рассказ о своем любимом предмете так сильно, что уже ничего не замечал вокруг себя, Джеймс открыл книгу, где была закладка. Его внимание сразу же было приковано к заголовку в верхней части страницы: Феодр Астромаддукс. Он наклонился над книгой и стал быстро читать.
«Сторонник Обратного Предвиденья, или искусства написания истории через обратно-хронологические предсказания, провидец и историк, Астромаддукс остается известным миру волшебства главным образом его фантастическими рассказами о последних днях Мерлина Амброзиуса, легендарного волшебника и основателя Ордена Мерлина. Рассказы Астромаддукса, которые записаны в полном объеме в его знаменитой Обратной Истории Магического Мира (см. главу 12), отображают его знакомство с Мерлином в конце карьеры последнего, на должности особого магического советника королей Европы. Разочаровавшись в коррупции магического мира, которой тот «заразился» от все больше разрастающихся магловских королевств, Мерлин объявил о своем намерении «уйти из земного мира». Кроме того, он утверждал, что вернется к людям, столетия или даже тысячелетия спустя, когда баланс между волшебным и неволшебным миром, по словам Астромаддукса, «наиболее созреет для его служения». Эти предсказания были источником многих замыслов и планов тайных организаций в течение последующих веков, призывавших к революции, так как многие считали, что возвращение Мерлина в мир будет способствовать их планам сломить и подчинить мир маглов с помощью политики или даже войны».
Джеймс перестал читать. Его мозг работал с неимоверной скоростью, пока он раздумывал о смысле того, что только что прочитал. Он знал о Мерлине с детства, во многом таким же образом, как дети маглов знали о Святом Николае: не как об исторической личности, но как своего рода о мифическом персонаже. Джеймсу никогда не приходило в голову сомневаться в том, что Мерлин был реальным человеком, но он никогда не задавался вопросом, что за человек он был.
Он вырос на глупых выражениях, типа «клянусь бородой Мерлина» или «во имя Мерлиновых кальсонов», но это вообще ничего не говорило о характере великого колдуна.
По словам Астромаддукса, Мерлин был что-то вроде магического советника магловских королей и вождей. Возможно ли, что во времена Мерлина ведьмы и волшебники открыто жили в мире маглов, не прячась, без законов о секретности, не используя чары разочарования?! И если это так, то что Мерлин имел в виду, когда говорил о том, что волшебники «заразились» от маглов? Более того, что за жуткое предсказание о том, что он вернется, когда «мир созреет для его служения»? Это неудивительно, что темные маги на протяжении всей истории пытались сделать так, чтобы предсказание Мерлина сбылось, чтобы снова привести великого мага в этот мир. Темные маги всегда стремились править миром маглов, и, видимо, было некоторое основание считать, что Мерлин, величайший и самый могущественный волшебник всех времен, поможет им добиться этого.
Внезапная мысль пришла в голову Джеймса, и его глаза расширились. Он впервые услышал имя Астромаддукса через профиль, созданный Слизерином. Слизерин всегда считался факультетом темных волшебников, стремящихся поработить мир маглов. Что если загадочное упоминание об Астромаддуксе не было случайным совпадением? Что если это был знак новых темных замыслов? Что если слизеринец, который создал этот профиль, был участником заговора с целью приближения предсказанного возвращения Мерлина, который будет руководить окончательной войной против мира маглов?
Джеймс медленно закрыл книгу и стиснул зубы. Так или иначе, его размышления по этому поводу казались верными. Это объясняет, почему ученик Слизерина использовал именно это имя, которое декан факультета считал всего лишь шуткой. Ученик знал, что это не шутка, и скоро все узнают об этом. Сердце Джеймса колотилось, он сидел и яростно думал. Кому он мог бы об этом рассказать? Конечно, Зейну и Ральфу. Они, наверное, уже думали об этом. Своему отцу? Джеймс решил, что он не может. Пока не может. Джеймс был уже достаточно большим, чтобы знать, что большинство взрослых не поверит истории ребенка, даже если он предоставит фотографии в доказательство своей правоты.
Джеймс не знал точно, что он мог сделать, чтобы остановить все это, но он знал, что ему делать дальше. Он должен выяснить, кто из Слизерина мог взять игровую приставку Ральфа. Он должен найти слизеринца, который использовал имя Астромаддукса.
С этими мыслями Джеймс убежал из оранжереи, как только урок был окончен, полностью забыв, что сегодня вечером его отец, Гарри Поттер, прибывал на встречу с американцами.
Как только Джеймс оказался у входа в замок, он услышал отдаленный шум толпы. Он замедлил шаг, прислушиваясь. Крики и возгласы смешались с пронзительными взволнованными голосами. Когда он завернул за угол во двор, шум стал намного громче. Высыпавшая во двор толпа студентов прибывала с каждой секундой. Большинство учеников просто глазело на происходящее вокруг, но в центре находилась особо активная группа, они демонстративно вышагивали, скандируя лозунги, некоторые из них держали в руках большие нарисованные вручную плакаты. Джеймс увидел надпись на одном из плакатов, когда сравнялся с толпой, и его сердце упало. На нем было написано: «Конец фашизму Мракоборцев в Министерстве!» Еще один плакат взвился в небо: «Расскажи правду, Гарри Поттер!»
Джеймс кружил среди собравшихся студентов, стараясь казаться незаметным. В нескольких шагах от главного входа Табита Корсика давала интервью женщине в ярких фиолетовых очках с круглыми стеклами и чрезмерно внимательным выражением лица. С растущим беспокойством Джеймс узнал в ней Риту Скитер, ведущего репортера журналистских расследований из газеты Ежедневный Пророк, и, естественно, она была одной из наименее любимых людей его отца.
