Е.И.В. Часть 4

— Не по зубам добыча, Матвей? Это тебе не девок в батюшкином имении щупать, — младший сержант Салихов, огромный рыжий татарин, углядел направление выстрелов взводного командира и не удержался от шутки.

— Иди к чёрту, Дамир!

— У нас к шайтану посылают.

— Тогда к нему иди.

— Зачем пугать старого шайтана? Пусть поживёт спокойно.

Извечный соперник Черкасского на состязаниях, младший сержант Салихов проигрывал только потому, что уступал командиру взвода в скорострельности. Ну никак не приспособлены огромные ладони бывшего крючника с Макарьевской ярмарки к быстрому заряжанию. То патрон раздавит невзначай, а то вообще его потеряет в спешке.

— Я вот думаю, Матвей, что этого хлыща надо живым взять.

— Зачем?

— Лейтенанту нашему подарим на свадьбу. После войны поедем, и подарим.

— А ему зачем?

— Не знаю, но вдруг пригодится? Воду на нём возить станет.

— И как ты себе это представляешь?

— В телегу запряжёт, или ещё как. Придумает.

— Да я про взятие живьём.

— Так пошли.

— Куда?

— Брать, куда же ещё?

Документ 11

"Из речи премьер-министра Великобритании сэра Персиваля Спенсера в Парламенте.

Многие рассуждают, что наши решительные меры уничтожат сословие состоятельных людей и разрушат благополучие остального населения. Это большая ошибка или заведомая ложь — после войны обеспеченные люди вернут себе свои позиции, а остальной народ станет жить богаче. Но нынешние меры необходимы для военной экономики. Их цель — не разорить Соединённое Королевство, а всего лишь выиграть войну как можно быстрее. Они придадут нам второе дыхание. Мы готовим фундамент для предстоящего решительного разгрома азиатских орд, не обращая внимания на угрозы и бахвальство врага. Я счастлив раскрыть этот план победы британскому народу и Парламенту.

Все мы не только понимаем эти меры, мы требуем их сильнее чем когда либо в истории нашей страны. Народ хочет действия! Настало время для этого! Мы должны использовать наше время для того, чтобы подготовить предстоящие сюрпризы. Я обращаюсь ко всему британскому народу, и, в первую очередь, к Парламенту, как инициатор тотализации всей нашей внутренней экономики. Это не первая серьёзная задача, с которой мы столкнулись. И, чтобы с ней справиться, мы должны привнести сюда традиционный англосаксонский натиск. Нам придётся иметь дело с ленью и праздностью, которые время от времени будут проявляться у некоторых несознательных личностей. Эти недостатки должны выжигаться калёным железом в прямом и переносном смыслах.

Его Величество и Его Высочество принц-регент издали указы и отдали общие директивы, и в ближайшие дни появятся дополнительные директивы с пояснениями предыдущих. О мелких заботах, не затрагиваемых в этих указах, должен позаботиться сам народ в лице назначенных военных комендантов. Для каждого из нас превыше всего стоит один единственный нравственный закон: не делать ничего, что вредит Соединённому Королевству, и делать всё, что приближает долгожданную победу.

В недавнем прошлом мы нередко приводили пример короля Гарольда Годвинсона. Мы не имели права так поступать, так как он потерпел поражение в деле защиты своей страны. Гарольд потерпел сокрушительное поражение, потрясшее Англию до самого основания. У него никогда не было достаточного количества солдат и оружия, чтобы сражаться, не рискуя при этом всем. У нас есть и солдаты и оружие.

Как можно сравнивать нашу ситуацию с его? Давайте просто покажем такую же волю и решимость, как показал он, но с прямо противоположным результатом. Нас ждёт победа! Пришло время, когда нужно действовать так же как он, оставаясь непоколебимыми, несмотря ни на какие капризы судьбы, и одержим победу даже при самых неблагоприятных для нас обстоятельствах. И давайте же ни на миг не сомневаться в величии нашего дела!

Я твёрдо убеждён, что британский народ был глубоко потрясён ударом судьбы в Нормандии. ОН взглянул в лицо страшной и безжалостной войны. Теперь он знает страшную правду и полон решимости следовать за Его Величеством и Его Высочеством принцем-регентом в огонь и в воду.

В последние дни французские голландские и датские газеты много писали об отношении британского народа к принимаемым для дела войны мерам. Похоже, французы думают, что они знают британский народ лучше, чем мы, его правительство. Они дают лицемерные советы насчёт того, что нам делать и что нам не делать. Они решили, что сегодняшний британский народ — это тот же самый народ, что и весной 1801 года, который пал жертвой агрессивной русской политики в сражении за Санкт-Петербург. Мне нет нужды доказывать лживость их утверждений. Это сделает сражающийся и много работающий британский народ.

Впрочем, мои друзья, для того, чтобы ещё больше прояснить ситуацию, я хочу задать вам ряд вопросов. Я хочу, чтобы вы ответили на них по мере ваших знаний, согласно вашей совести. И вы ответите на них не только для себя, но и для наших врагов, утверждающих, будто старая добрая Англия потеряла веру в победу..."

Глава 12

Сначала Генри Блеквотер почувствовал сильные шлепки по щекам, потом вздрогнул от льющейся на голову холодной воды, и только тогда с удивлением и радостью понял, что судьба сжалилась и решила оставить его в живых. Да, это можно считать удачей, потому что последнее, что видел энсин в том бою, был стремительно летящий в лицо приклад русской винтовки. Так почему же его тогда не добили?

Разум отказывался отвечать на вопрос, мысли путались, а память вообще потерялась где-то в тяжёлой и гудящей подобно колоколу голове. Когда всё случилось? Сколько он так пролежал? Вчера была пятница... завтра суббота... сегодня-то какой день?

— Очухался, болезный? — незнакомый голос с выговором уроженца северной Англии выразил свою радость сильным ударом чем-то твёрдым под рёбра. — Открывай глаза, ты уже приехал.

— Куда? — спросил Генри, и поспешил последовать совету.

— Куда надо, туда и приехал! — недобро улыбающийся человек с тёмными волосами и тонкими усиками не походил на англичанина, а мундир странного вида и покроя наводил на грустные мысли. — Ты с плену, милок.

То, что перед ним стоит солдат русской армии, энсин сообразил не сразу. Да, в газетах писали — Российская Империя бедна до такой степени, что царь Павел вынужден нарядить войска в убогое рубище, но кто бы мог подумать, что оно настолько убого. Нелепые зелёные и светло-коричневые пятна, смешные сапоги, напоминающие то ли укороченные ботфорты то ли удлинённые башмаки... на голове островерхая войлочная шапка... Дикари, как есть дикари! Вон как кровожадно сверкают глаза.

Вот только испытываемые сержантом князем Черкасским чувства вряд ли можно было назвать кровожадными. Тут скорее недоумение пополам с разочарованием — он надеялся захватить опытного британского офицера, а результатом вылазки стал перепуганный до мокрых штанов мальчишка. Такого даже прикладом бить не пришлось... сомлел малец, как красна девица, и едва не отдал Богу душу.

— Говорить будем, юноша?

— О чём? — вздрогнул энсин.

— О военных тайнах, разумеется.

Генри печально вздохнул. Чтоб остаться живым, он бы с превеликим удовольствием выдал любую тайну, вот только никто ему их пока не доверии по причине молодости и невеликого чина. Разве что поведать о пристрастии полковника Уотсона к курению опиума? Но вряд ли это вызовет интерес, тем более сэр Сэмюель секрета из своей привычки не делал, и под хорошее настроение угощал офицеров полка. Да и не только офицеров — перед наступлением на русские позиции полковник распорядился дать солдатам эликсир собственного изобретения, убирающий страх, придающий силы и притупляющий боль от ран. Правда, противный на вкус до такой степени, что самого Генри, решившего попробовать зелье, долго и мучительно тошнило. Нет, это вряд ли интересно. Может быть, хоть намёк какой дадут?

— Спрашивайте, сэр!

— Обращайся ко мне — господин сержант.

— Так точно, сэр!

— Тьфу ты...

Готовность англичанина к разговору сержанта Черкасского радовала. Сейчас, когда противник наконец-то остановил свою самоубийственную атаку, появилось время для задушевной беседы, и не хотелось портить его банальным ускоренным допросом. А кого ещё сподручнее взять за душу и встряхнуть её хорошенько, как не предрасположенного к ответом пленного?

— Так что ты говорил насчёт секретных пушек, дружок?

Энсин опасливо покосился на сидевшего чуть в стороне человека, по виду явного командира этих страшных русских. Именно своей молчаливостью и полным равнодушием офицер внушал страх — вроде не произнёс ни одного слова, только смотрит брезгливо и отстранённо, а нарастающая паника сама помогает выталкивать из пересохшей глотки торопливые фразы:

— Да, господин сержант, я видел эти пушки.

Через полчаса лейтенант Самохин собрал младших командиров в своей палатке, изрядно пострадавшей, но ещё пригодной для совещания. Полотняная крыша в нескольких местах посечена осколками, но так даже лучше — больше света, и не нужно зажигать лампу.

— Итак, господа, какие будут предложения?

Собственно, командиров немного — два сержанта от егерей да один казачий урядник. Всё, на этом список начальствующего состава заградительного отряда исчерпан. Государь-император Павел Петрович вообще старается избавиться от порочной практики прошлых царствований, когда на трёх солдат приходилось два офицера и четыре генерала. Причём большая часть и тех и других предпочитала нести службу как можно дальше от линии непосредственного соприкосновения с неприятельскими войсками.

Экономия, опять же. Жалование младшего командира куда как меньше офицерского, и при значительном сокращении казённых расходов государство оставило мощнейший стимул к карьерному росту. Не у всех кошелёк регулярно пополняется арендной платой с наследственных земель, как вот у князя Черкасского... Кстати, именно он и пожелал высказаться первым.

— Пожалуйста, Матвей Дмитриевич.

— Спасибо, Фёдор Саввич. — сержант встал, хотя новый Устав позволял не делать этого в боевой обстановке. — Господа, опрос пленных показал, что нам противостоят части, больше похожие не на армию, а на какой-то блядский цирк. Ряженые комедианты, опоённые дурманом и идущие на убой с покорностью баранов. И вообще я считаю, что посылая против нас переодетых в мундиры баб, англичане нанесли тем самым тяжкое оскорбление и выказали пренебрежение нашему мужеству.

— Это всё так, — согласился Самохин. — Но я просил выводы, а не простое перечисление фактов. Они у вас есть?

— Есть, — с готовностью подтвердил Черкасский. — По нашему отряду, то есть по Бобруйскому полку французской армии, нанесён отвлекающий удар. Противник надеется, что генерал-майор Тучков пойдёт на выручку, и тогда они атакуют растянутые по дороге колонны на марше. Мне, во всяком случае, так кажется.

— Пленный энсин ничего такого не говорил.

— Да, не говорил. Зато рассказал, как полковник Уотсон планировал отпраздновать свои именины, и рассылал курьеров с приглашениями. Я отметил на карте расположение адресатов посланий полковника, и...

Лейтенант покачал головой. Действительно, значки на карте сержанта Черкасского явно указывали не только размещение английских частей, но и направление их будущего наступления. Слишком всё характерно и узнаваемо, в полном соответствии с канонами традиционной военной науки.

Мысль позабавила. В русской армии за слепое следование таким традициям легко можно загреметь под трибунал. Военное искусство не стоит на месте, и то, что сто лет назад казалось верхом совершенства и верным шагом к победе, сейчас вполне приведёт к сокрушительному поражению. Да что далеко холить, взять хотя бы сегодняшнюю английскую атаку! По плотному строю трудно промахнуться даже слепому и пьяному. Правда, с английскими ружьями иначе воевать и не получится. И слава богу!

Меж тем Черкасский продолжил:

— Меня больше беспокоят пушки.

— Гаубицы.

— Ага, пушки, именуемые гаубицами...

Сержант Салихов кивнул и поддакнул:

— Матвей дело говорит.

— Дело? — ненатурально удивился Самохин. — Я пока слышу только обеспокоенность, но не предложения.

— Да какие тут могут быть предложения? — а вот Черкасский удивился на полном серьёзе. — Заберём пушки себе, да как ё... в смысле... хм... сами стрелять будем.

— По кому?

— По всем! Кто не спрятался, я не виноват!

— Похвальная жизненная позиция.

С высоты своих лет Самохин мог иронизировать по поводу энтузиазма едва разменявшего третий десяток сержанта. Мог, но не стал, потому что предложение сержанта полностью соответствовало характеру самого Фёдора Саввича. Забрать у противника пушки? Да, это вполне по-крестьянски, рачительно и хозяйственно. А что до возможного риска... так от судьбы не уйдёшь даже став "его благородием". Офицеру, кстати, сам бог велел рисковать. Или, во всяком случае, временно замещающий обязанности Господа-бога Устав. Благородное это дело...

Казачий урядник сразу прочитал отразившиеся на лице командира заградительного отряда мысли, и попросил:

— Дозволите нам исполнить захват, Фёдор Саввич?

— Я сам поведу охотников, — отмахнулся Самохин. — Твои орлы, Василь Прокопьич, в артиллерии ни ухом ни рылом.

— Как будто остальные в ней хоть чего-нибудь понимают.

Недовольство урядника понять легко — казна за сданные трофеи платит хоть и немного но исправно, а если английские гаубицы на самом деле такие секретные, то за них кроме денег орден какой перепасть может. А это тоже доход в виде небольшого пожизненного пенсиона. Мелочь, а приятно! Только достанется та мелочь исключительно непосредственным участникам захвата. И командиру отряда, разумеется.

Князь Черкасский тоже возмущался, но не командирским словам, а сомнениям Василия Прокопьевича. Для того ли егеря по восемь месяцев в году уродуются на учениях и маневрах, чтобы какой-то старый хрыч упрекал их в незнании чего-либо? Настоящий егерь умеет всё, и невозможное делает сразу! Чудо же требует некоторой подготовки.

Но вслух он сказал совсем другое:

— Вам, Фёдор Саввич, общее руководство полком оставлять никак нельзя. Где это видано, чтобы старшие командиры самолично в вылазках участвовали? Непорядок... на такое только красногвардейцы из дивизии генерала Тучкова способны.

Сказал и спохватился. Красная Гвардия являлась для всей армии не только примером для подражания, но и объектом негласного состязания. Такого состязания, в коем никто и никогда не признается, но которое существует, ширится и процветает. Теперь Фёдора Саввича на месте не удержать.

— Вы, Матвей Дмитриевич, не преувеличивайте. Во-первых, я вовсе не старший командир, а во-вторых, от всего Бобруйского полка осталось тридцать четыре человека, так что с командованием справится простой сержант. А если тот сержант с княжеским титулом, то тем более.

— Причём здесь титул? — обиделся Черкасский. — Его Императорское Величество Павел Петрович всегда говорит, что происхождение лишь обязывает служить, но не даёт в службе никаких преимуществ. Ваши намёки на моё привилегированное положение оскорбительны, Фёдор Саввич. Я обучался в Рязанском егерском училище на общих основаниях, следуя велению души, и моя семья не позволяла себе вмешиваться ни в сам процесс обучения, ни в распределение в полк после него.