Мы больше не двигались. Единственным звуком был прибой. Он перекрывал даже шум дождя.
— Наверно, мне лучше вернуться домой, — прошептала я.
— Нет! — вскрикнул он, удивленный моим решением.
Я снова посмотрела на него, и в его глазах читалась тревога.
— У тебя же весь день свободен. Кровососа еще нет дома.
Я сверкнула на него глазами.
— Без обид, — быстро добавил он.
— Да, у меня весь день свободен. Но, Джейк...
Он поднял руки.
— Извини, сказал он, — Я больше не буду. Я буду просто Джейкоб.
Я вздохнула:
— Но, если ты действительно так думаешь...
— Не волнуйся обо мне, — настаивал он, обезоруживающе улыбаясь, — Я знаю, что я делаю. Просто скажи, если я тебя расстроил.
— Я не знаю...
— Брось, Белла. Давай вернемся домой и возьмем наши мотоциклы. Чтобы не растерять навыки, нужно часто кататься.
— Не думаю, что мне это позволено.
— Кем? Чарли или крово — или ИМ?
— Обоими.
Джейкоб улыбнулся, неожиданно становясь тем Джейкобом, по которому я так соскучилась, солнечным и теплым.
Я не смогла удержаться и улыбнулась в ответ.
Дождь перешел в туманную морось.
— Я никому не скажу, — пообещал он.
— Кроме всех своих друзей.
Он серьезно кивнул и поднял вверх правую руку:
— Обещаю не думать об этом.
Я рассмеялась:
— Если я пострадаю, то только потому, что позволила себя уговорить.
— Как скажешь.
Мы катались на мотоциклах по просёлочным дорогам, вокруг Ла Пуш, пока начавшийся дождь не размочил их, и они не стали слишком грязными. Джейкоб стал уверять меня, что потеряет сознание, если не поест. Когда мы зашли в дом, Билли поприветствовал меня так, будто мое внезапное возвращение было совершенно заурядным явлением, обычным желанием провести день с друзьями. Мы съели бутерброды, приготовленные Джейкобом, потом пошли в гараж, и я помогла ему вымыть мотоциклы. Я не была здесь несколько месяцев, с тех пор как вернулся Эдвард, но это не имело никакого значения. Просто, совершенно обычный день в гараже.
— Просто замечательно, — отметила я, когда он достал из сумки с продуктами теплый лимонад, — Я скучала по этому месту.
Он улыбнулся, оглядев пластиковые навесы, скрепленные друг с другом над нашими головами.
— Да-а, ещё бы. Все великолепие Тадж-Махала без неудобств и затрат на путешествия в Индию.
— За маленький Тадж-Махал в Вашингтоне, — произнесла я тост, поднимая свою банку.
Мы чокнулись банками с лимонадом.
— Ты помнишь последний День Валентина? Кажется, как раз тогда ты была здесь в последний раз, тогда все было еще ... нормальным.
Я засмеялась:
— Конечно, помню. Продаться в рабство за коробку сахарных сердечек. Такое не забывается.
Он рассмеялся вместе со мной.
— Точно. Хм, рабство. Надо подумать об этом, — затем он вздохнул, — Кажется, все это происходило много лет назад. В другой, счастливой эре.
Я не могла с ним согласиться. Моя счастливая эра наступила сейчас. Но я удивилась, осознав, что слишком по многому скучаю из того, "темного" времени в моей жизни. Я уставилась в открытое окно на густой лес. Дождь пошел снова, но в маленьком гараже, в компании с Джейкобом было тепло. Тепло шло от него, как от печки.
Он легонько коснулся пальцами моей руки.
— Все действительно изменилось.
— Да уж, — сказала я, вытянув руку и похлопав по заднему колесу своего мотоцикла. — Чарли был мной доволен. Я надеюсь, Билли не расскажет про сегодняшнее... — Я закусила губу.
— Нет, не расскажет. Он, в отличие от Чарли, не волнуется из-за подобной ерунды. Эй, я же не принес тебе официального извинения за ту глупую выходку с мотоциклом. Я, действительно, сожалею, что настучал на тебя Чарли. Я не хотел.
Я закатила глаза:
— Я тоже.
— Я, очень-очень, сожалею.
Он с надеждой посмотрел на меня, его виноватое лицо обрамляли мокрые, спутанные волосы.
— Ладно! Ты прощен.
— Спасибо, Белла!
Мы с минуту улыбались, глядя друг на друга, но затем, его лицо помрачнело.
— Ты знаешь, в тот день, когда я привез мотоцикл ... Я хотел спросить у тебя кое о чем, — медленно проговорил он, — Но в тоже время... не хотел.
Я замерла — реакция на стресс. Это была привычка, которую я переняла от Эдварда.
— Ты просто упрямилась, потому что злилась на меня или ты действительно говорила серьезно? — прошептал он.
— На счет чего? — прошептала я в ответ, хотя уже итак знала, о чем он спрашивает.
Он уставился на меня.
— Ты знаешь. Когда ты заявила, что это не моё дело...если... если он укусит тебя, — он съежился, произнеся последние слова
— Джейк... — я сглотнула и... не смогла договорить.
Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.
— Ты говорила серьезно?
Он слегка дрожал. Его глаза все еще были закрыты.
— Да, — прошептала я.
Джейкоб вдохнул, медленно и глубоко.
— Я так и знал.
Я внимательно смотрела на его лицо, ожидая, когда он откроет глаза.
— Ты знаешь, что это будет значить? — вдруг взорвался он, — Ты ведь, правда, это понимаешь? Что будет, если они нарушат договор?
— Сначала мы уедем, — тихо проговорила я.
Его глаза сверкнули, открывшись; их черная глубина была полна злобы и боли.
— Для договора не существует географических границ, Белла. Наши прапрадеды только потому согласились сохранять мир, что Каллены поклялись в том, что они другие, и не представляют опасности для людей. Они пообещали, что больше никогда никого не убьют и не изменят. Если они не сдержат слова, договор теряет силу, и они перестают отличаться от других вампиров. Как только это случится, мы найдем их...
— Но, Джейк, разве ты уже не нарушил договор? — спросила я, хватаясь за соломинку, — Ту часть, где ты не должен рассказывать людям про вампиров? А ты рассказал мне. Разве это не является в какой-то степени нарушением договора?
Джейкобу не понравились мое напоминание, боль в его глазах превратилась в злобу.
— Да, я нарушил договор — но прежде, чем в это поверил. И я уверен, им это известно, — он едко всматривался в мой лоб, стараясь не встречаться с моим пристыженным взглядом, — Но это не тот случай, что может развязать им руки или что-то, вроде того. Тут нет такого, ошибка за ошибку. У них есть только одна возможность показать, что они против того, что я сделал. Такая же возможность будет и у нас, когда они нарушат договор — нападение. Начать войну.
Он проговорил это так уверенно, что я поежилась.
— Джейк, все может быть по-другому.
Он сомкнул челюсти:
— Все будет именно так.
Тишина после его заявления была оглушающей.
— Ты никогда не простишь меня, Джейкоб? — прошептала я. Как только я произнесла эти слова, я пожалела об этом. Я не хотела услышать его ответ.
— Ты перестанешь быть Беллой, — сказал он мне, — Моего друга больше не будет существовать. Некого будет прощать.
— Значит — не простишь, — прошептала я.
В полном молчании мы с минуту смотрели друг на друга.
— Значит — прощай, Джейк?
Он заморгал, на его сердитом лице появилось изумление.
— Почему? У нас ведь есть еще несколько лет. Разве мы не можем на это время остаться друзьями?
— Лет? Нет, Джейк, не лет, — я покачала головой, и горько улыбнулась, — Всего несколько недель.
Такой реакции я от него не ожидала.
Он, вдруг, оказался на ногах; в его руке с громким хлопком взорвалась банка лимонада. Лимонад брызнул в разные стороны, окатив меня, словно из шланга.
— Джейк! — жалобно сказала я, но замолчала, когда поняла, что все его тело дрожит от гнева. Он дико смотрел на меня, из его груди поднимался глухой, рычащий звук.
Я застыла на месте, от шока позабыв как двигаться.
Волна дрожи прокатилась по его телу, становясь все интенсивнее, пока он не завибрировал. Его фигура стала приобретать неясные очертания...
И затем Джейкоб стиснул зубы, и рычание прекратилось. Он крепко зажмурился, пытаясь сконцентрироваться, дрожь почти прошла, только руки все еще тряслись.
— Недель, — Джейкоб сказал ровным голосом.
Я не смогла ответить, я все еще не могла пошевелиться.
Он открыл глаза. В них уже не было ярости.
— Он собирается изменить тебя, превратив в грязную кровопийцу, всего через несколько недель! — прошипел он сквозь зубы.
Слишком ошарашенная, чтобы обижаться на его слова, я просто молча кивнула.
Его лицо под красновато-коричневой кожей позеленело.
— Конечно, Джейк, — прошептала я после целой минуты молчания, — Ему семнадцать, Джейкоб. А я каждый день приближаюсь к девятнадцати. К тому же, зачем ждать? Он — все, чего я хочу. Что я могу поделать?
Последний вопрос был риторическим.
Его слова ударили меня, как хлыст.
— Все, что угодно, только не это. Все, что угодно. Было бы лучше, если бы ты умерла. Я бы предпочел видеть тебя мертвой.
Я отшатнулась, будто от пощечины. Это было больнее, чем, если бы он меня ударил.
И потом, как только эта боль просочилась внутрь меня, мое самообладание лопнуло.
— Может быть тебе и повезет, — холодно сказала я, меня пошатывало, — Может, на обратном пути меня собьет грузовик.
Я схватила свой мотоцикл и вытолкнула его в дождь. Джейкоб не тронулся с места, когда я прошла мимо. Как только я оказалась на маленькой, грязной дорожке, я вскочила на мотоцикл и рванула с места. Из-под заднего колеса в сторону гаража вылетел фонтан грязи, и я надеялась, что он заденет Джейкоба.
Я полностью промокла, пока ехала по скользкому шоссе к дому Калленов. Ветер, казалось, замораживал дождь на моей коже, и мои зубы начали стучать еще на полпути до цели.
Мотоциклы слишком не практичны для Вашингтона. Непременно продам глупую железку при первой же возможности.
Я закатила байк в подземный гараж Калленов и была удивленна, найдя там ждущую меня Элис. Она сидела на капоте своего Порша, нежно поглаживая машину по желтой поверхности.
— У меня даже не было шанса на ней прокатиться, — вздохнула она.
— Прости, — процедила я сквозь, клацаюшие от холода, зубы.
— Тебе явно нужен горячий душ, — сказала она, спрыгивая с капота.
— Аха.
Она поджала губы, осторожно наблюдая за мной.
— Ты хочешь поговорить о том, что случилось?
— Не-а.
Она согласно кивнула, но в ее глазах блестело любопытство.
— Тебе хочется ехать сегодня вечером в Олимпию?
— Не очень. Можно я пойду домой?
Она скорчила гримасу.
— Не бери в голову, Элис, — сказала я, — я останусь, если тебе будет от этого легче.
— Спасибо, — выдохнула она с облегчением.
В тот вечер я решила лечь пораньше, снова свернувшись на его софе.
Когда я проснулась, было еще темно. Спросонья я сообразила, что еще не утро. Мои глаза закрылись, я потянулась, переворачиваясь на другой бок. Понадобилась секунда, чтобы понять, что это движение должно было свалить меня на пол. И что засыпала я в менее комфортных условиях.
Я развернулась назад, стараясь разглядеть комнату. Было темнее, чем прошлой ночью, облака были слишком плотными для того, чтобы пропустить лунный свет.
— Прости, — прошептал он так тихо, что его голос казался частью темноты, — Я не хотел будить тебя.
Я медлила, ожидая и своего, и его гнева, но в темноте его комнаты была только тишина и спокойствие. Можно было почти попробовать сладкий вкус примирения, витавшего в воздухе, и отдельно от него аромат его дыхания. Пустота, образовавшаяся, пока мы были далеко друг от друга, оставила свое горькое послевкусие — это было нечто, чего я не осознавала, пока оно не исчезло.
В расстоянии, отделявшем нас друг от друга, не было напряжения. Тишина была мирной, но не как затишье перед бурей, а как чистая ночь, даже нетронутая сном о шторме.
Меня больше не волновало то, что я собиралась на него злиться. Мне было все равно, что я собиралась злиться на всех. Я потянулась к нему, нашла его руки в темноте, и придвинулась к нему поближе. Он обнял меня, прижимая к своей груди. Мои ищущие губы двинулись вверх по его горлу, по подбородку, пока, наконец, не нашли его губы.
Эдвард нежно поцеловал меня и усмехнулся.
— Я все храбрился, ожидая гнева разъяренного гризли, и вот, что я получаю? Мне следует чаще тебя злить.
— Дай мне минуту исправиться, — подразнила я, целуя его снова.
— Я подожду столько, сколько ты захочешь, — выдохнул он мне в губы, запуская пальцы в мои волосы.
Мое дыхание стало неровным.
— Может быть утром.
— Как скажешь.
— Добро пожаловать домой, — сказала я, когда его холодные губы нежно коснулись меня, — Я рада, что ты вернулся.
— Это очень хорошо.
— Мм, — согласилась я, еще крепче обнимая его за шею.
Его рука обвилась вокруг моего локтя, двигаясь медленно вниз по руке, ребрам и талии, потом переместилась ниже, скользя по бедру и ноге, обвиваясь вокруг моего колена. Там он задержался, обвивая рукой мою икру. Неожиданно он закинул мою ногу на свое на бедро.
Я перестала дышать. Этого он себе обычно не позволял. Несмотря на его холодные руки, я внезапно почувствовала тепло. Его губы переместились к углублению у основания моего горла.
— Пока ты не начала гневаться, — прошептал он, — может, объяснишь, чем тебе не нравится эта кровать?
Прежде, чем я смогла ответить, прежде, чем я смогла сконцентрироваться достаточно, чтобы понять смысл его слов, он перекатился на спину, подтянув меня на себя. Он держал мое лицо руками, повернув под таким углом, чтобы его рот смог достать до горла. Мое дыхание было слишком громким, это было даже смущающим, но я была не в том состоянии, чтобы испытывать стыд.
— Кровать? — спросил он снова, — Я думаю, она прелестна.
— Она бесполезна, — смогла вымолвить я.
Он вновь притянул мое лицо к своему, и наши губы слились в поцелуе. На сей раз медленно, он перевернулся, и снова оказался надо мной. Он был осторожен, стараясь, чтобы я не чувствовала его веса, но могла чувствовать холодный мрамор его тела, прижимающийся ко мне. Мое сердце стучало так громко, что я с трудом расслышала его тихий смех.
— Спорно, — не согласился он. — Нам будет трудновато делать то же самое на диване.
Его язык, холодный словно лед, осторожно обвел контур моих губ.
Моя голова шла кругом, воздух входил в легкие слишком быстро и не глубоко.
— Ты передумал? — спросила я, задыхаясь. Может, он изменил мнение, вопреки всем своим осторожным правилам. Может быть, под этой кроватью он подразумевал что-то более значительное, чем я думала. Моё сердце стучало почти болезненно, пока я ждала его ответа.
Эдвард вздохнул, перекатившись в сторону.
— Не глупи, Белла, — сказал он, с сильным разочарованием а голосе, очевидно, сообразив, что я имела ввиду, — Я просто хотел попытаться продемонстрировать тебе преимущества кровати, которая, похоже, тебе не нравится. Не увлекайся.
— Слишком поздно, — пробурчала я и добавила, — И мне нравиться кровать.
— Хорошо, — я услышала улыбку в его голосе, когда он поцеловал меня в лоб.
— Мне тоже. Но я все еще думаю, что в ней нет необходимости, — продолжила я, — Если мы не собираемся увлекаться, какой в ней тогда смысл?
