"А дальше? И у меня повернется язык рассказать все, что я знаю о короле и Луизе де Лавальер? Повернется! Потому что лучше знать правду, какой бы она ни была!"

Но Оливье трусил и отступал, прикрываясь как щитом словом дворянина. "Нет, Д'Артаньян, право, не в себе! Как это он позволяет Бражелону говорить такие вещи, зная, что я рядом! Или наш капитан стареет и начинает кое-что забывать? Да и от Бражелона я не ожидал таких диких слов. Мой рассудок отказывается поверить, что Рауль способен произнести такие слова: "Но так как Бог и мой отец никогда не простили бы мне, если бы я пустил себе пулю в лоб, то я сейчас уйду от вас, и заставлю первого встречного рассказать мне то, что вы не желаете мне сообщить, я обвиню его в том, что он лжет...."

"Ага! Он хочет драться! Вот тут-то и пригодится моя шпага! Увы! — вспомнил Оливье, — Там моя шпага, там, у Д'Артаньяна. И ничего я не могу поделать. Даже навязаться в секунданты не могу, пока не пройдет три дня".

Де Невиль выслушал разговор до конца и, верный своему слову, не показал нос из оружейной комнаты. Но разговор его очень озадачил. Потом он разобрался, что Д'Артаньян как всегда хитрит и водит Рауля за нос, пытаясь скрыть если не всю правду, то значительную ее часть.... И то, что де Невилю было ясно из намеков Д'Артаньяна, бедный виконт совершенно не понимал. Де Невиль не знал, на что решиться — оставить все как есть или все-таки вмешаться и рассказать Раулю все, что он знает.

"О! Только этой стервы тут не хватало!" — подумал барон, услышав голос фрейлины Монтале, которая утащила с собой Рауля.

Обдумав еще раз всю ситуацию, Оливье решил: "Три дня — не так уж много! Не сожжет же Рауль за три дня Лувр и не убьет короля! А через три дня, когда слово, данное гасконцу, перестанет действовать, я что-нибудь придумаю. Хоть бы этот бездельник Жан-Поль появился или Гугенот! Хороши друзья! Где они шляются? Именно сейчас они мне чертовски нужны!"

Оливье влез на барабан и выглянул в окно. Ни Жан-Поля, ни Гугенота во дворе Лувра не было.

Барон выругался и, соскочив с барабана, приблизился к двери в кабинет Д'Артаньяна. Кажется, капитан был один. Оливье осторожно приоткрыл дверь и позвал шепотом:

-Капитан!

Глава 21. Мушкетеры в шоке.

Д'Артаньян обернулся. Предыдущий разговор мушкетера с Бражелоном был слишком тяжелым для собеседников, и капитан совсем забыл о своем арестанте. Оливье де Невиль вышел из оружейной комнаты, чтобы упрекнуть капитана мушкетеров за его иронический тон, которым Д'Артаньян говорил с виконтом.

Оливье собирался упрекнуть капитана и от себя лично, от своего имени. Он, Оливье де Невиль, после того, что слышал только что, не

верит в легенду их полка, не верит в знаменитую дружбу мушкетеров. И, потеряв эту веру, он, Оливье, не считает для себя возможным носить этот плащ. Он уходит, он расстается со своим капитаном! Оливье готов был даже бросить в лицо своему обожаемому капитану страшное слово: "Предатель!"

Но слова замерли на устах молодого человека, когда Д'Артаньян повернул к нему голову. Печальные глаза гасконца заставили де Невиля забыть все гневные слова, которые он собирался выпалить капитану.

-Мой капитан, — прошептал Оливье. А Д'Артаньян пробормотал:

-Да.... Такие вот дела.... Я никогда не думал, что это так серьезно.

-Мы должны вмешаться, мой капитан! Мы должны помочь!

-Какая тут помощь? Оливье, вы говорите как ребенок. А вы, насколько мне известно, друзья с Бражелоном?

-Да, мой капитан, и уже давно. Я все слышал. Но надо что-то делать!

Я боюсь за Рауля.

-Кое-что я пробовал предпринять. Но, кажется, любовная драма моего

юного друга приведет к непредсказуемым результатам.

-Капитан! Позвольте вас спросить.... Граф де Ла Фер по-прежнему ваш друг?

Д'Артаньян улыбнулся.

-Больше чем когда-либо!

-Вы сняли камень с моей души! Я уверен, вы вдвоем что-нибудь придумаете. Вы найдете выход. Не бывает безвыходных положений, вы всегда это нам говорили!

-Я сам все время думаю, что делать. Но боюсь, что это безвыходное положение. Не из всех лабиринтов бывают выходы. Иногда лабиринты кончаются тупиком.

-Тезея вывела из лабиринта нить Ариадны. Должна же быть эта ниточка, должна быть эта....

-Ариадна? — горько усмехнулся капитан и махнул рукой.

-Вы так говорите.... Ну почему?

-Вы не видели теперешнего Бражелона. Это совсем другой человек. Парень просто обезумел из-за этой своей девчонки Лавальер!

-Да, но я слышал все, что вы говорили. Поневоле, правда, я не хотел подслушивать. Но все равно — даже если бы я заткнул уши.... Вы оба говорили так громко. Капитан! Мне вы можете доверять! Если понадобится защитить Рауля даже от самого короля, вы не забудете о бароне де Невиле?

-Барона де Невиля, может, тоже нужно защищать, — проворчал гасконец, — Оливье!

-Мой капитан!

-Сейчас ничего не предпринимайте. Вы никому не поможете, а себе только навредите.

-Мой капитан, я готов....

-Я заранее знаю, что вы мне скажете, барон! Вы готовы на все, чтобы доказать, что вы верный друг виконта де Бражелона. И нынешняя молодежь так же честна и верна дружбе, как мы в юности. Я все это знаю, Оливье. Хоть я и ворчу на вас чаще, чем, может быть, следовало бы, я люблю вас, молодых. С вами никогда не соскучишься и никогда не состаришься, мои ребятки! Скажу вам больше, Оливье — а я не так часто откровенничаю и говорю о своих чувствах с кем бы то ни было — этого мальчика, Рауля, который выбежал от меня сейчас в смятении и отчаянии, я готов спасти ценой собственной жизни. Я одинокий человек, и Рауля люблю как собственного сына. Впрочем, Портос и Арамис тоже. Кроме моих друзей и службы, у меня никого нет. Но я на службе. Это и вы, мои мушкетеры, мои отважные ребятки. Вы все тоже мои дети.

-Ваша служба, мой капитан, это не только мы, ваши мушкетеры, ваши дети, как вы сказали, — тихо проговорил Оливье, опустив голову, — Но и его величество король. А короля вы тоже любите, мой капитан!

-Конечно, — ответил Д'Артаньян, — В том-то и все дело!

-Но события могут развернуться так, что перед вами встанет страшный вопрос, вы должны будете выбрать — друзья или король? Что тогда?

Д'Артаньян побледнел. Это он сам себе уже говорил.... Не отвечая на вопрос барона, мушкетер встал, прошелся по кабинету, и, вернувшись к Оливье, сказал, обняв де Невиля за плечи:

-Тогда и видно будет. А сейчас, барон, ступайте в оружейную комнату и помните, что ваш капитан верит в ваше слово и не даст вас в обиду!

Оливье вернулся в свою тюрьму, закутался в трофейный флаг и заснул. Спать было неудобно, он то и дело просыпался, вертелся, чертыхался. Во время одного такого пробуждения де Невиль услышал условный свист под окном. Раскрыть окно и высунуться наружу Оливье не мог — мешала решетка. Поэтому молодые люди, давшие барону сигнал, встали подальше, чтобы он мог их видеть. Де Невиль узнал своих друзей — Анжа де Монваллана по прозвищу Гугенот и Жан-Поля де Жюссака.

-Наконец-то! — воскликнул Оливье, — Забирайтесь ко мне поближе, я не собираюсь орать на весь луврский двор — слишком серьезные события произошли, происходят и еще — увы! — произойдут!

-Нужна лестница, дружище, — заметил Жан-Поль.

-Где я возьму лестницу? — проворчал Оливье.

-Святая простота! — всплеснул руками Гугенот, — Здесь есть один тайничок. Ну-ка, посмотри. Где доспехи в углу. Там накарябано "Да здравствует Генрих Четвертый" Нажимай на римскую цифру V после слова "Генрих".

Все так и оказалось. Оливье нашел тайничок, а в тайничке — веревочная лестница, колода карт, несколько бутылок вина и стаканчик с костями. Де Невиль просунул веревочную лестницу между вертикальными прутьями решетки и укрепил на горизонтальных. Вскоре Жан-Поль и Гугенот забрались на карниз. Пожав руку своему товарищу, Жан-Поль и Гугенот спросили, что случилось. Оливье рассказал друзьям самое главное. Но у мушкетеров была не менее важная новость. Жан-Поль шепнул де Невилю чуть слышно:

-Граф де Ла Фер у короля.

-Ох! — только и сказал де Невиль, — Боюсь, что дело кончится бедой! Но... вот что мы сделаем! Гугенот! Ты знаешь потайной ход в кабинет короля! Знаешь дверь в стене? Мы там с тобой дежурили в тревожные времена, охраняя особу Людовика.

-Как не знать!

-Ступай туда и все слушай, чтобы мы в случае чего успели предупредить графа!

-А мне что делать? — спросил Жан-Поль.

-А ты будь возле Бражелона. На глаза не попадайся, но будь готов прийти на помощь. Если.... Чего я все-таки очень боюсь! — он поднесет к виску пистолет, удержи его руку! Останови его, если он захочет убить себя кинжалом, шпагой, ядом! Любой ценой помешай, понял?

-Понял! — ответил Жан-Поль, — Но неужели дойдет до этого? Хотя.... Чем черт не шутит. Какая-то бесовская эта любовь, если доводит до такого.

И друзья де Невиля быстренько спустились по веревочной лестнице, которую барон снова спрятал в тайнике.

Оливье ходил по своей темнице взад-вперед. Лишенный возможности действовать, барон де Невиль уже в который раз проклинал свое честное слово, все свое воспитание, все то, чем раньше так гордился. Но Оливье с детства считал слово дворянина святыней и не мог себе позволить нарушить его. Правда, друзья если и не действовали, то были наверняка уже там, куда их послал Оливье. Гугенот в тайнике за королевским кабинетом, а Жан-Поль — возле Дома Генриха Четвертого, где жил Рауль.

х х х

Пока Жан-Поль разыскивает Дом Генриха Четвертого и сторожит друга, Гугенот, взобравшись на карниз тем же способом, вцепился в решетку, и в таком полувисячем-полусидячем положении что-то горячо рассказывает де Невилю. Приблизимся же к нашим мушкетерам и послушаем их разговор.

-Значит, граф так и сказал? — переспросил Оливье.

-Ей-Богу! Провалиться мне на этом месте! Клянусь честью, де Невиль!

Так и сказал!

-Именно в таких выражениях? — продолжал допытываться де Невиль, — Вы, мол, сир, подлый негодяй?! На графа де Ла Фера это не похоже.

-Э-э-э, видишь ли, де Невиль....

-Не мычи ради Бога, Гугенот, постарайся все припомнить, от слова до слова. Это очень важно! Так говори, граф действительно назвал Людовика "подлым негодяем"?

-Прямо так он не сказал, конечно, но смысл был такой. Вы мол, сир, теперь наш враг. Вот "врага" — то я уж запомнил! Да-да, Оливье! Я даже ущипнул себя — не снится ли мне это, не бред ли, не чудится ли мне после вчерашней пирушки.... Неужто во Франции впрямь существует человек, способный бросить Королю-Солнцу в лицо такие слова: "Вы стали нам врагом, ваше величество, и отныне над нами один лишь Бог, наш единственный повелитель и господин". *

....................................................................................................

А. Дюма. "Виконт", том 3, глава XVIII "Король и дворянство".

....................................................................................................

Вот как он сказал, и эти слова я передаю тебе точно в таком виде, как услышал!

-А что король?

-Черт возьми! Король вне себя!

-А все-таки граф молодец! — восхищенно сказал Оливье.

-Еще бы! Молодец, не то слово! Наш человек!

-Вернее, мы его люди! — поправил Оливье, — Но говори же дальше, что

еще сказал королю граф де Ла Фер? Понимаешь, я не из любопытства спрашиваю и не разносить по Лувру секретные разговоры от тебя требуется, а рассказать мне все и сразу забыть эту беседу, понял?

-Ни одной живой душе! — заявил Гугенот, — На чем мы остановились?

-"Вы стали нам врагом", — напомнил Оливье.

-Послушай, дорогой де Невиль, я не смогу в точности восстановить весь диалог, все эти возвышенные фразы, которым такие господа, как граф де Ла Фер с детства обучены.

-Не скромничай, Анж, ты в коллеже учился у отцов-иезуитов.

-Я скажу тебе прямо, как я понял его слова. Про врага я тебе уже говорил?

-Да-а-а, — простонал де Невиль.

-А потом граф сказал, что он короля больше не уважает, и виконт, его сын, королю служить не будет, все кончено! И еще что он, граф, и его потомки рвут все свои связи с Людовиком. Я не совсем понял, к чему он приплел подземелье Сен-Дени, да и не все расслышал отчетливо...

-Зато мне ясно, при чем Сен-Дени, — вздохнул Оливье.

-А потом.... Знаешь, что он сделал?

-Король?

-Нет, граф! Он шпагу сломал!

-О, Господи! — воскликнул де Невиль, — Я не решился бы на такое....

-Я тоже, друг мой! Рука бы не поднялась.... При короле.... Но что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Слушая дерзкие слова графа, я и ужасался и восхищался. Важен был тон, которым он все эти слова произносил. Казалось, что ничего иного и сказать невозможно. В этом колдовство какое-то.

-А король?

-Граф ушел, а король вызвал Д'Артаньяна.

-Сразу?

-Нет. Король, похоже, тоже был не в себе. Вызвав Д'Артаньяна, король приказал арестовать графа. Я этого ожидал, но не думал, что Д'Артаньян согласится. Вот скажи, ты согласился бы на его месте?

-Это хитрость, — прошептал Оливье, — Наш капитан хочет перехитрить короля.

-Я, признаться, подумал то же. Но король не поленился написать письменный приказ. Понимаешь, что это значит? Своей рукой Людовик расписался в том, что он деспот и тиран! И, если такие приказы получает его капитан мушкетеров, у нас не просвещенная цивилизованная монархия, а страна с военной диктатурой с королем-диктатором во главе, который не допускает и не допустит ни одной вольной мысли! Ведь подумай, Оливье — мы охрана короля и всего лишь! В наши функции не входят обязанности полицейских.

-Что же было дальше? — спросил де Невиль.

-Я выбрался из своего тайника и побежал за Д'Артаньяном. Я успел перехватить наших мушкетеров на лестнице, провожая графа де Ла Фера, они приветствовали его, махая шляпами. А сам граф, уходя из Лувра, на дружное "Виват" наших ребят приподнял шляпу, печально улыбнулся и был таков. Когда я рассказал о королевском приказе, все возмутились. Но тут появился наш капитан. Он понял, что мы что-то замышляем. Мы окружили нашего командира. Я выступил вперед, вернее, меня вытолкнули. По нескольким словам, которыми я успел обменяться с друзьями, я понял, что приказ короля возмутил наших товарищей.

-Капитан, если вы выполните этот подлый, бесчестный приказ, мы вам больше не солдаты!

-Тс! — свирепо сказал гасконец, кусая усы, — Откуда вы узнали о приказе, Монваллан?

-В Лувре, мой капитан, стены имеют уши.

-Молчать! Вы что, никак мятеж решили поднять?

Ропот был ответом.

-Все по местам! — рявкнул Д'Артаньян, — Я отвечаю за все!

Глава 22. Люк Куртуа, будущий автор батальных полотен.

Как уже знает читатель из разговора Рауля и Мадлен Годо, мятеж или восстание, которое едва не началось, было предотвращено словами Гугенота: "Отбой, господа, граф свободен!"

Люк, в сознании которого за секунды пронеслись эпизоды, занявшие так много места в нашем повествовании, вернулся к начальной точке своего диалога — к боевой компании герцога де Бофора. Рауль, не подозревая, что мысли художника, вертелись вокруг его собственной персоны, подумал, что живописец, как это свойственно людям его профессии, ушел в свое творчество, и в свою очередь, стал обдумывать план спасения дочери Бофора, имея теперь всю необходимую информацию для его реализации.