Заложник дипломатии

— Рихард, только, ради всего святого...

— Да знаю я. Еще жизни меня учить будешь. Я не сделаю ни единого глотка до тех пор, пока мы не доберемся до вашей воющей скалы.

— Поющей, — автоматически поправил меня Локстед.

— Хоть танцующей, — заявил я.

В самом деле, алкоголь — штука хорошая и помогающая расслабиться, кроме того, обезболивающее бы мне пригодилось. Однако я до того был напуган подробными и обстоятельными рассказами друга о злых кустах, лианах-пожирателях и всяких мечетравах, число им — легион, что дал себе зарок не прикладываться к заветной фляге до завершения нашего пути хотя бы в один конец.

О том, как мы будем добираться обратно в Телмьюн, я еще не думал.

И тут погас свет.

Я для чего это упоминаю — конечно, никакой свет не погас. Даже если вдруг затмение солнца происходит, конечно, все еще останутся источники света — "корона", проявляющаяся на небе луна или звезды, какие-нибудь светлячки. Глаза постепенно приспосабливаются к темноте.

Происходящее со мной в тот момент больше похоже на погасшую свечу. Причем горящую до того в помещении без окон.

Раз — и темнота.

Я протер глаза, орган, резко вдруг ставший бесполезным, но особого эффекта сие действие не дало. Тогда-то я и подумал о своем спутнике — если с ним что-то случилось, он бы однозначно среагировал.

— Локсте-е-ед, — жалобно позвал я. Темнота отозвалась привычно-ироничным голосом:

— Чего тебе?

— У меня, кажется, глаза выколоты. Только я почему-то не чувствовал, как их выкалывали.

— Сейчас, погоди.

Мне кажется или он отдалился от меня на значительное расстояние?

Так и представился себе йрвай, улепетывающий от неизвестного ему источника слепоты.

— Локстед!

— Не волнуйся, это не смертельно, — уверенно произнес йрвай. — Закрой глаза. Не бойся, темнее уже не будет.

Я послушно зажмурился.

— Тебе когда-нибудь приходилось видеть сквозь веки? Ладно, глупый вопрос. В общем, с закрытыми глазами представь, что видишь меня. Вообще меня представь.

— Много чести — тебя представлять лишний раз, — проворчал я и сосредоточился на поставленной задаче. Очертания окружающего мира не торопились проступать сквозь веки, хоть ты тресни.

Тогда я поменял тактику. Стал ощупывать землю под ногами, наталкиваясь пальцами на какие-то корешки, травинки, затем представлять их в воображении и стараться увидеть. Странно, но... сработало. Словно сменили унылую картину, которую ты разглядывал уже час, на новую, более яркую и жизнерадостную. Только края окружающей среды были одноцветными, светящимися и вообще я видел мир, словно в негативе. Хоть и крайне отчетливо.

Донесся голос Локстеда:

— Помогло?

— Угу, — пробормотал я, — еще бы знать, что это такое и как работает.

Глава 16. В которой я знакомлюсь с дейготом

Сделав паузу, которая понадобилась мне для того, чтобы не получать по лицу каждой встречной веткой, мы двинулись дальше. Очень необычное ощущение — вместо цветов и форм наблюдать формы, составленные световыми линиями. Главное — держать глаза закрытыми, что совершенно противоречит всем человеческим рефлексам. Открываешь глаза, видишь. Закрываешь — не видишь. Здесь с точностью до наоборот.

Локстед поделился секретом, что, если бы не он не посадил мне под глаз таинственный, но до боли мне знакомый знак, не видел бы я сейчас совсем ничего. Знак представлял собой весьма условную страховку, выработанную племенем йрвай за долгие годы обитания в Теджуссе, таким образом, я оказался причастен к некой тайне, возможно, включающей в свои сети не один мир.

— А это вообще надолго? — обеспокоенно спросил я. Локстед откликнулся:

— Пять-шесть часов. Впрочем, при движении токсин выходит быстрее, поэтому часа четыре. Все равно уже темнеть будет.

— А ночью...

— ...не увидишь больше, чем видишь обычно.

— Жаль, — искренне сказал я. Очень не хотелось сжигать наш единственный факел в первую же ночь, мы заранее условились, что спать будем минимально возможное количество времени — один дежурит, второй спит, и наоборот, всего по четыре часа на брата.

По-другому можно, конечно. Но с вероятностью не проснуться вообще.

— Ты куда?

Черная, обрамленная белым контуром фигура йрвая запрокинула голову вверх и подошла к стволу дерева. Затем Локстед, скинув сумку, полез наверх, не поделившись своими намерениями вслух.

— Пить не хочешь? — спросил йрвай сверху. Я помотал головой:

— Пока что нет. Да и у реки напились от пуза.

— Тогда отойди чуть в сторону. Я сейчас скину несколько чарбов, которые можно вычистить изнутри и получить вполне сносные бурдюки для воды.

Я прислушался и, действительно, услышал шум бегущего ручья. Неизвестно, правда, какая там вода, но я могу долго не испытывать жажды. А бурдюк с водой на поясе — куда более позитивный фактор, чем, к примеру, пара тысяч золотых монет. Здесь, естественно.

— Они съедобны?

— Чарбы-то? Съедобны, но совершенно безвкусны. Мякоть похожа на слизь, особого удовольствия от такой еды не получишь. Да и насыщения, — резюмировал йрвай, с шумом копаясь в листве. — Ай!

— Что там?

— Какая-то сволочь укусила.

— Ну, хоть за задницу? — с надеждой спросил я, посмеиваясь.

— Мой дорогой шеф, ты очень сильно рискуешь, — ехидно ответил он. — Чарбы большие и тяжелые, а твоя макушка видна отсюда особенно хорошо.

В черной листве что-то мелькнуло и на землю полетел первый плод. Я подошел ближе, поднял его и внимательно осмотрел, ощупав со всех сторон. Действительно большой. Толстая кожура, чем-то похожая на ореховую скорлупу, но мягкая. Цвет ее мне сейчас увидеть не довелось, но я надеялся, что со временем данный недостаток исчезнет.

— Давай еще один! — крикнул я в лиственную крону. Чарбы росли на дереве настолько кривом, что туда мог бы забраться даже я, не то, что мой ловкий спутник.

После того, как йрвай закончил обворовывать местную яблоню, мы старательно вычистили нутро трех плодов с помощью меча, ножа и остро отточенных щепок. Локстед забыл сообщить еще одну несущественную подробность — мякоть чарба жутко воняет. Поэтому получившиеся бурдюки мы промывали водой, раз пять, чтобы отбить страшный запах. Кожура плода, кстати, не пахнет вообще. Не знаю, с чем это связано.

В любом случае, через полчаса я уже нес на поясе завязанные кусочками тетивы емкости с чистой водой. Воду из ручья осторожно попробовал, подождал пять минут — ничего страшного не случилось. Значит, можно набирать. Все три бурдюка я отобрал себе, йрвай и без того сумку тащит. Интересно, сколько бы он прошел с тем рюкзаком, который всерьез намеревался потащить на своих узких плечах до начала экспедиции?

Экспедиции, тьфу. Если я вдруг начну говорить как известный путешественник или зоолог, убейте меня кто-нибудь. Вроде бы изначально постановили, что цель моего визита в Проклятые Земли — дипломатическая миссия. Чем больше намиссионерю, тем плодотворнее будет результат.

— Прикинуть, что нам позарез необходимо добраться до твоего племени на флевилле. Как бы ты планировал маршрут? — спросил я соратника, идущего в авангарде.

Локстед задумался:

— Сам видишь, через лес — только если пешком.

— Ясен пень. Этот вывод я и без твоей помощи мог сделать, спасибо.

— Есть один путь, — неуверенно проговорила тень йрвая, повернув голову налево, — но он проходит через юг леса. А на юг мы не лезем, там еще опаснее.

— Куда уж опаснее? — усомнился я.

— Поверь, есть куда. Здесь еще нет гигантских заглотов, и червяг, и усатого винго.

— А обычные заглоты тут есть? И что это вообще такое?

— Для наблюдателя выглядит как трещина в земле. Тело растения полностью под землей, если туда попадет моя или твоя нога — оторвет и раздавит, попутно обливая кислотой. И, да — обычных заглотов тут тоже нет. Здесь для них слишком тепло.

— Я заметил, — недовольно произнес я, обмахиваясь ладонью. Но плащ не снимал, на всякий случай. Лучше потерпеть, чем получить порцию кислоты или яда на кожу, и, кажется мне, это еще не все здешние блага.

— Возвращаясь к твоему вопросу — я думаю, что, если бы "Йота" могла держаться на воде, мы бы могли пересечь Теджусс вдоль реки Ждюк. У нее странное русло, но, пересекая пороги вдоль берега, мы могли бы добраться до условного центра Леса, — подытожил он.

— Я, быть может, ослышался... какой реки?

— Ждюк. Здесь одна крупная река, — терпеливо пояснил Локстед.

Хмыкнув, я скривил физиономию, достойную придворного вельможи:

— Я все понимаю, но утонуть в реке Ждюк... не самая лучшая участь. Как и, в принципе, утонуть.

— Он еще мог выбраться. Все же, сильный маг, не хрен собачий.

— Пришпиленный к большой тяжелой железяке, как бабочка? Сложно. Надо быть тем еще Гарри Гуддини, чтобы повторить такой фокус.

Он полюбопытствовал:

— А кто это?

Пока я рассказывал ему про великого мастера иллюзий и трюков, а йрвай прилежно паковал всю бесполезную информацию в огромную копилку своей памяти, окружающий ландшафт немного поменялся. Сплошные белые линии на черном фоне немного поредели, окружающая природа стала просматриваться не на пять метров вглубь, а на пятнадцать-двадцать. Дальше все равно обзор закрывали стволы деревьев и кусты.

— Что-то поменялось.

— Вышли с окраины. Фактически, она в чем-то даже опаснее, чем старый лес, но это не значит, что можно расслабиться, — заметил Локстед.

— Я уже с милю карабкаюсь по джунглям с закрытыми глазами, а ты мне говоришь, что не стоит расслабляться, — рассмеялся я. — Я, как бы, в курсе.

— Раз в курсе, значит, не жалуйся. Тут помогает выжить только постоянная бдительность.

Я ответил не слишком цензурно, но вполне в рифму. Надо уточнить, что в тот момент мне совершенно не хотелось дополнительных приключений, пусть даже с риском для жизни. Самым сильным желанием было оказаться в чистой, мягкой постели, под присмотром опытного знахаря. Ребра все еще болели, глаза ни черта не видели, а я чувствовал себя как хорошо очищенный от мякоти чарб — одна кожура.

По новому, более просторному лесу (если пользоваться терминологией племени йрвай — старому) мы прошли еще около двух миль, благо, теперь не было нужды наклоняться и пригибаться на каждом втором шаге. Постепенно те немногие лучи света, что были пропущены могучими кронами гигантов-кредреххе, совсем потускнели и оставили нас в сумерках лесной чащи. К тому времени мои глаза окончательно пришли в норму, правда, в полутьме от них было не так много толку.

Как от зрения Локстеда, к примеру.

У йрваев большие глаза, кто не знает. Огромные. И зрачки могут увеличиваться почти на величину всего глаза, оставляя узкую полоску янтарного или медового цвета по краям, белка не видно, когда они смотрят прямо.

Такой биологический механизм, конечно, дает им идеальную возможность видеть в темноте. Что, в свою очередь, никак не помогает мне выполнять роль часового при спящем Локстеде. Об этом стоило подумать уже сейчас, как и о вопросе "пожрать".

Я увидел в стороне куст, усыпанный ярко-оранжевыми ягодами, но йрвай лишь грустно покачал головой. Зачем они тогда такие красочные растут? Тем не менее, спустя еще несколько сотен шагов Локстед нашел красно-бурое дерево подозрительного вида, и располосовал его кору когтями, отрывая целые пласты, после чего принялся задумчиво жевать.

— Эй, а поделиться? — упрекнул его я.

— На, — протянул он мне здоровенный кусок коры. — Только осторожно.

— Я так жрать хочу, что вряд ли удержусь. Для человека это вообще съедобно?

— Мне откуда знать? — пожал плечами йрвай.

Ну да, логично. Они ведь не водят сюда людей, чтобы кормить корой.

Попробовал. Ничего, странный сладковатый привкус, как у сырой моркови, но волокна жесткие. Если их старательно перетирать, то на языке ощущаются какие-то сладкие кристаллы, наверное, древесный сок.

Отъев небольшой кусок, я оценил:

— Неплохо. Учитывая последний прием пищи часов эдак семь назад, на уровне лучших таверн столицы.

— Тогда я обдеру еще пару деревьев и поужинаем, — решил йрвай. Я спросил:

— А мясо у вас водится?

— Если ты любишь жареных крыс или землероек, найдем что-нибудь. Как я уже говорил, все животные тут не слишком богаты размерами.

— А птицы?

— Из чего ты собрался птиц добывать?

— Я когда-то читал о способе ловли рябчиков. Берешь палку с петлей, аккуратно подводишь к рябчику на ветке и рвешь вниз.

Локстед усмехнулся, потроша дерево:

— Сомнительно, знаешь ли. Для этого птица должна быть настолько тупой...

— Они такие и есть, честно говоря.

— В Теджуссе обитает много птиц. Но петля с палкой... даже если ты будешь метать в них свой меч, и то шанс на успех выше.

— Просто я плох в метании мечей, только и всего, — развел я руками, не забывая жевать.

— Надо было поймать еще пару рыбин.

Я спросил, отлично зная ответ:

— Ты пробовал?

Йрвай грустно кивнул.

— Во-о-от. И я пробовал. Получилось? Не получилось.

— А лучше бы получилось, — мечтательно протянул он. Я хмыкнул:

— Дерево ободрал? Жуй теперь. Хотя штука вкусная эта ваша кора.

Он задумчиво осмотрел окрестности, что-то бормоча под нос, затем внезапно предложил:

— Может, тут и остановимся?

— Почему бы и нет? Не вижу причин, по которым двум благородным донам нельзя прикорнуть на часиков восемь-десять. Хотя вру, вижу. Отсутствие палатки, спальных мешков и куча зеленой гадости, пытающаяся нас убить, — перечислил я несколько причин, которые, чисто в теории, могли бы стать препятствием для спокойного сна. — Кроме того, мы договорились даже в случае опасности выставлять дозор. Ты спишь четыре часа, потом я сплю четыре часа, так?

— Так, — подтвердил Локстед недоумевающе. Явно не понимает, к чему я клоню.

— А скажи мне, будь добр — ты где-то видишь на мне часы?

— Во блин, — произнес он, приподняв бровь.

Да. Несмотря на всю подготовку, долгую и тщательную, мы забыли взять с собой элементарный предмет. Пока двигались между городами, еще можно было ориентироваться по солнцу, да и на дорогу, в среднем, как раз требовалось от десяти до двенадцати часов. Как только мы попали в глухой лес, где солнца почти не видно, я вспомнил про такую прекрасную, нужную и полезную вещь, как хронометр наручный, одна штука. Хотя бы одна.

А часов нет.

— Думай, голова, шляпу куплю, — ударил я себя по лбу. — Раз уж напортачили с часами, надо найти то, что более-менее соблюдает временной цикл.

Локстед заметил:

— То есть, не обязательно искать то, что точно отмерит время?

— Именно. Если мы будем спать не четыре часа, а три часа и сорок минут, не думаю, что случится нечто страшное.

— Учитывая, что темнеет, сейчас где-то конец шестнадцатого часа.

Я одобрил:

— Логично. Есть мысли?

— Есть, и весьма много. Найти лужайку с цветами нгокэмундо. Они закрываются ровно в полночь, а открываются на рассвете.

— Нго... ладно, я буду называть их полночные цветы.

Он насмешливо сказал: