"Твердь‟.

Раздался очередной взрыв, и произошёл он настольно близко, что произошол такой мощный толчок, который отозвался в каждой клетке тела мужчины. С потолка обильно посыпался песок и пыль, что-то в доме упало на пол, также сквозь щели лаза проник дым с запахом сгоревшего взрывчатого вещества — такой обычно остаётся после близкого разрыва снарядов. Уже не будем упоминать о том, что все люди на некоторое время оглохли — звуки стали приглушенными, очередные взрывы слышались как сквозь вату: также как и Маринкин истеричный визг. Впрочем, надоедливая соседка, после столь близкого взрыва, верещала не долго, вскоре она упала в обморок. Впрочем, жена Быкова, тоже была близка к потере сознания, да что греха таить, нутро Сергеича также колотила мелкая дрожь. Правда, он умел надёжно прятать от окружающих все свои переживания и эмоции. Да и пережевал он не сколько за себя, сколько за свою супругу.

'Свят, ... свят, ... свят....‟ — шептала худощавая, низкорослая женщина, прижимаясь к мужу. Многое из её слов было не разобрать — женщина говорила скороговоркой и от волнения 'глотала‟ окончания некоторых слов. Её тело колотила мелкая дрожь; она искала защиты, сильнее прижимаясь к своему мужчине.

А он, обняв её, как будто старался этим уберечь её от всех возможных бед, бормотал: 'Ну что ты Настёна? Успокойся уже. Видишь, всё хорошо: мы все живы.... Нечего не поправимого не происходит. Ты вот что. Давай снимай с головы платок, и повяжи его на лицо — нечего тебе этой дрянной пылью дышать. ... ‟

Жена Быкова как будто и не слышала мужа, всё сильнее жалась к мужу и продолжала чего-то причитать. Ему пришлось резко встряхнуть супругу за плечи, и, дождавшись, когда та осмысленно посмотрит на него, повторить ранее сказанное. Когда женщина, согласно закивав головой, замотала лицо своим платком, Станислав Сергеевич посмотрел на соседку. Сквозь пыльную пелену, было видно, что Маринка всё ещё продолжает лежать без чувств. Дабы занять супругу, — отвлекая её этим от панических переживаний, мужчина громко проговорил, в самое ухо: 'Настя, ну-ка, живенько приведи в чувство соседку, пусть и она чем-либо рожицу замотает, иначе надышится этой гадостью, а эта пыль как мука — за... после отхаркиваться.‟

Ничего не длится вечно, всё когда либо начатое, в итоге заканчивается, и когда стало понятно что обстрел окончен, и семейство Быковых, убедившись, что крышка погреба ничем не завалена, осторожно вылезло из подвала. Вот тут им и стало ясно — дома у них больше нет. Точнее он всё ещё стоял, вернее его большая часть, чего нельзя было сказать про дальние комнаты, — особенно спаленку их старшего сына Семёна. Который жил со своей супругой в Ижмани, так вот, это помещение было разрушено полностью. Оказалось, что снаряд угодил в угол дома и сильно развалил её две стены и часть потолка — образовав огромный проём — не повезло и закрывающей комнатку двери, она раскололась и её сорванные взрывною волной с петель обломки, валялась по всему коридору. Можно было сказать, что людям сильно повезло, ведь после детонации снаряда, в доме не начался пожар: иначе, все кто пережидал артналёт в погребе, обязательно бы угорели.

Вылезшие из укрытия люди понимали, насколько близко от них прошла смерть, и пребывали в шоке. Они потеряно ходили по дому, смотрели на выбитые взрывной волной окна, на вмиг посеревшее и ставшее непригодным жилище. В нём всё было покрыто пылью, и сильно воняло гарью, почти везде, стены покрылись трещинами, а под ногами, при каждом шаге что-то хрустело. А когда чета Быковых вышла на улицу, то они увидели, что у дома снесло всю крышу, как будто какой-то великан, походя, разнёс её своим мощным кулаком, вдребезги. Первой от всего увиденного опомнилась Маринка, она заозиралась и как будто что-то вспомнив, и визгливо крича, выбежала из двора: 'Батюшки святы-ы-и! Мая хата! Мама-а-а! ... ‟

Однако выскочив и пробежав по инерции метров пять, она резко остановилась, и безвольно опустив руки, забилась в истеричном плаче. Всё её тело содрогалось, описать же мимику женщины было не возможно, так как её лицо до сих пор скрывала повязанная на него кофта.

'Мариша! ... Что? Что случилось? — Устремившись вслед за соседкой, вопрошала жена Быкова. И стоило ей притронуться к её плечу, как Марина развернулась, и, упав на колени перед Анастасией Александровной, зашлась ещё в больших рыданиях.

— Горе то какое! Горе-е-е! — Прикрыв ладонями лицо, причитала соседка.

— Ну что ты дурёха верещишь? Вон, видишь, твой дом цел, только стёкла повелители. Так это поправимо.... Вот нам-то меньше повезло, а мы не стенаем.

Маринка хотела сказать, что она это уже увидела, но не могла ничего вымолвить — пережитое в подвале не прошло бесследно, и дабы не пошатнулась психика, женское нутро спасалось в приступе истерики. А вокруг бегали люди — на улице всё-таки горело два дома и, все кто мог — включая Станислава Сергеевича, кинулись на их тушение. Уже к вечеру, когда погасили загоревшиеся дома и смогли разгрести пепелище, из-под сгоревших руин одного из этих домов, извлекли угоревшее семейство — всей семьёй, в полном составе. Было жутко понимать, что этих людей не убило осколками, не разорвало взрывом — их попросту удушил дым разбушевавшегося над их головами пожара.

Не стоит описывать, какие проклятья звучали в адрес Урчика и Гнидока; как у мужчин в бессильной злобе сжимались кулаки; а некоторые женщины, подойдя к телам погибших соседей, теряли сознание от мысли, что такое могло произойти и с их роднёй. Упавшим без чувств, и тем кто был на грани обморока, конечно же, оказывали помощь, их приводили в чувство, однако это не приносило облегчения. Слава богу, от помешательства рассудка, представительниц слабого пола, спасали обильно текущие бабьи слёзы.

Вот все эти события и переживания не давали Садко покоя. Перед возвращением на свой блок пост, он, конечно, приказал супруге перебраться к дочери — живущей в самом центре города, однако мужчина понимал, что и там было не безопасно...

Неизвестно, сколько прошло времени, но долгожданный сон, в конце концов, смилостивился над полевым командиром, и принял его в свои нежные объятья. Он пусть на короткое время, но избавил человека от горестных дум и переживаний. Однако эта ночь, имела свои планы, и тишина, покой, в них никак не вписывалась. Все люди проснулись от приближающегося лязга гусениц, звука работы мощного дизеля, и небольшой вибрации земли. Ещё находясь во власти послесонья, бойцы отряда самообороны, схватив лежащее у них под рукой оружие, выскакивали из своего убежища, и рассредоточивались по окопам — занимая оборону. Вскоре некоторые из них прислушавшись, сообразили, что мощный рёв дизеля раздаётся у них в тылу, и смачно браня коварство противника, стали выкрикивать призывы к занятию круговой обороны.

Можно было рассказать о страхе охватившем людей — его не знают только умалишённые, остальные в меру своих сил с этим борются. Однако. Это займёт слишком много времени, да и незачем — никчему вытаскивать на всеобщее обозрение личные фобии и переживания бойцов. Ведь главное что они не бегут с передовой, и не собираются бросать своё оружие.

К счастью для ополченцев, обстановка очень быстро прояснилась — шум работающего дизеля смолк, и многократно повторяясь, прозвучало установленное на эту ночь кодовое слово:

— Луна! Луна, братцы! Луна! Вы слышите?! Луна! Это я, 'Фикса‟! — Кричал из темноты осипший и сильно взволнованный голос. — Меня к вам Михей для усиления послал! Вы слышите? Луна! ...

— Фикса, — прокричал в ответ Быков, — это, я Садко! Скажи, сколько ты у меня неделю назад на опохмел занимал?!

— Да ты охренел Сергеич! — Прозвучал удивлённо, возмущённый голос Фиксы. — Не было такого! Я с тобой уже более месяца не виделся!

— Правильно! — Можно было без труда понять, насколько обрадовался Садко такому ответу на свою провокацию. — Отбой мужики! Это наши! А ты Лёха, поди сюда, да поведай мне: какого ляха ты устроил весь этот переполох?

Встревоженные бойцы расслабились, каждый из них был рад тому, что эта тревога оказалась ложной, однако никто из них не спешил покидать занимаемые позиции. Даже после произнесённого пароля и уточнения личности виновника переполоха, появившийся из тьмы силуэт, многие воины взяли на прицел — осторожность не бывает излишней.

— Ты это, Сергеич, покажи мне, где можно 'коробочку‟ поставить: да дай мне людей, для подготовки позиции. Я ведь прибыл к тебе на усиление. — Тот, чей позывной был Фикса — рот мужчины буквально сверкал от обилия булатных коронок, заговорил ещё за несколько метров до подхода к Быкову.

— Ну ты и жук, Ляксей. И место тебе выдели, и людей дай, может быть мне ещё твой 'прибор‟ поссать отнесть? — Несмотря на то, что в ночи невозможно было увидеть лица Садко, по его голосу можно было не сомневаться — мужчина рад неожиданному гостю и сейчас просто над ним по-дружески подтрунивает.

— Ха-ха-ха! — Засмеялись все те, кто слышал эту шутливую перебранку: да и гость с позывным Фикса, отхохотавшись ответил. — Не-е-э. Я тебе такое важное дело не доверю... — Это вызвало новую волну хохота.

Еле сдерживая порывы смеха, Быков решил уточнить:

— Лёх, а что за 'техника‟ так у тебя шумела? Ты где такую громыхалку то достал?

— Да это мы с постамента памятник сняли — тот, что на площади Гвардии стоял. — Усевшись на край бруствера, ответил Фикса. — Три недели я со своими орлами его восстанавливал: ковырялись как те муравьи. И как видишь, машина в полном порядке.

— Ага, прямо со всех сторон осмотрел. — Съязвил Быков. — Да мне на фоне городских построек и 'зелёнки‟, невидно ни зги. Ты лучше скажи, чем с неё стрелять собираешься? Пиф-паф кричать будешь? Или думаешь, вражина от одного её вида сдаваться начнёт? Да? Иль гусеницами всех супостатов подавишь? ...

— А ты не сильно то зубоскаль. Мне, на мою 'коробочку‟, с самого Ратянска боеприпасы подвезли: так что будет, чем супротивнику на 'орехи всыпать‟. — Это наш Михей подсуетился. Не знаю, где этот проныра их откопал, но говорит, что их там хоть жо... ешь. Мы нашу машинку перебрали, отреставрировали, и уже для пробы отстреляли с десяток снарядов. Техника во как сохранилась. — Даже в темноте можно было рассмотреть, как говоривший мужчина показал кулак с оттопыренным вверх большим пальцем. — Что не говори, а умели наши предки делать....

Глава 14

'Ура! Свершилось! Конец бессмысленному сидению в сырых окопах! ... Мы наступаем, и сегодня — при такой поддержке наша победа неоспорима, сепаратистам несдобровать! ... Мы покажем этим тварям! ...‟ — Так, или что-то подобное думали бойцы ревгрардии (кое-кто даже орал во всю глотку, пока отцы командиры не призвали к порядку). Все возбуждённо ожидали команду к выдвижению на исходные позиции. И всё же, несмотря на этот порыв, можно сказать овладевший всеми бойцами, люди всё равно боялись и нервничали, пряча это за напускной бравадой и прочими проявлениями: об этом очень красноречиво говорила повышенная активность одних, или подавленно растерянное настроение других. И ничего тут не поделаешь, люди дорожат своей жизнью, и все они, без исключения, боятся смерти. Так что не надо путать две разные вещи: опостылевший окопный быт — точнее полное отсутствие хоть малейшего намёка на комфорт и инстинкт самосохранения — когда осознание опасности грызёт душу и натягивает нервы в струну. Со временем эти переживания притупятся и не будут столь наглядными, но ....

Как и все те, кто сегодня готовился к бою, с утра позавтракав, и тайком 'приняв на грудь для храбрости‟, танковый экипаж Щёголя Стаса Богдановича, проверял боекомплект, исправность оборудования и прогревал двигатель. Сегодня им впервые, в реальном бою, предстояло атаковать 'бандитский‟ блокпост. И при поддержке гвардии, и двух БМП выбить из него всех сепаров. Далее их 'коробочка‟ будет на постоянной основе придана посту, смещённому при их помощи на новый рубеж. Как было сказано в приказе: — 'Для усиления более удобной, — стратегически выгодной позиции‟. — Ни для кого не было секретом, что эти 'предатели‟ родной матушки Житицы, постараются отбить утерянное. Только, кто им позволит это сделать?

— ...Да. Эти бандиты, как пить дать постараются вернуть утерянный блокпост, да только мы им, здесь рога и обломаем. — Думал четовый¹⁵ Щёголь, наблюдая со своего командирского сидения за тем, как его наводчик, окончив очередной осмотр, нервно озираются — окидывая взглядом то прицел, то казённую часть танковой пушки. И чтоб даже от самого себя скрыть свои переживания, командир экипажа решил подначить подчинённого:

— Чё Мукасей, мондражируешь? — Подавляя неприятную дрожь в теле, поинтересовался четовый. — Пока время есть сбегай поссы, чтобы позднее не уссаться в бою. Незачем в машине гадить.

Наводчик растерянно улыбнулся, но ничего не ответил: видимо ему действительно, было до жути страшно и поэтому, было не до препираний с начальством. Это подтверждала неестественная бледность и суетливые движения. Несмотря на замечание, боец то и дело переключал тумблеры прицела и никак не мог определиться, под какой боезапас его подкорректировать. И дабы прекратить это раздражающее щёлканье, командир машины снова проговорил:

— Слышь роёвый¹⁶, хватит метаться! Включи на механизме заряжания и прицеле осколочный и более не суетись! Будем воевать только с пехтурой! Пусть сегодня только наши враги трясутся!

— Ага. — Мельком, не уверенно взглянув на Стаса и закивав головой, согласился Мукасей, и машинально выполняя приказ, — щёлкнул необходимыми переключателями: однако, всё равно сидеть спокойнее он не стал — нервы.

Всё когда-либо заканчивается: и томительное ожидание в том числе. Вот в эфире прозвучал сухой голос войскового старшины,¹⁷ произнёсший кодовую фразу: — 'Восемь, восемь, ноль‟. — По телу у всего экипажа пробежался неприятный холодок. Тут же, не дожидаясь, когда Стас отдаст соответствующий приказ, механик водитель завёл двигатель танка, и направил машину на исходную позицию. Несмотря на то, что танк имел ограниченный сектор осмотра, Щёголь не сомневался в том, что следом за его машиной едут две БМП-шки. Всё это было оговорено на вчерашнем инструктаже, и по-другому не могло быть.

— Мукасейсик, видишь врага? Мочи его па...ку осколочным! — Осипшим голосом скомандовал четовый, поняв что перед его танком появились бетонные плиты вражеского блокпоста.

— Не вижу! Где он? — По бабьи пискляво, отвечал растерянный наводчик.

— Тьфу блин — слепая тетеря! — В сердцах выругался командир экипажа, и, прильнув к своему прицелу, выполнил предварительную наводку. — Теперь видишь? Мать твою!

— Ага!

— По готовности, огонь!

Секунда, вторая, и вот грянул выстрел, сработал откатный механизм орудия; танк, 'присев‟ всем корпусом вздрогнул; шумным лязгом отработал автомат заряжания. Снова пауза на коррекцию прицеливания и новый выстрел. Неожиданно отработал пулемёт, дав три коротких очереди, и снова замолк.