Северный Предел

— Господин, мы можем нести их на себе сколько нужно. Прошу, не убивайте их. Дайте нам сделать носилки и если позволите, мы понесем тех, кто не сможет идти. Мы сделаем все, что вы прикажете, не убивайте их, — поросил Скилл умоляюще.

В его глазах была такая тоска, что я понял, что среди обессиливших и раненых есть его родня, а еще, что он уже просил прежде, но прагматичные воины князя Старгарина, а после них, работорговцы, не слушали невольников и пускали под нож, слабых и старых. Такие вот неприглядные реалии Средневекового мира. У кого сила, тот и прав. Ему даже и в голову не пришло, что я могу их поставить на ноги.

— Я не собираюсь их убивать, а иначе оставил бы их на цепи, тому кривоногому уроду, у которого вас купил, он бы все сделал, наверняка с удовольствием. Сэкономил бы пару сотен золотых и не марал бы руки. Твоих соплеменников полечу, чтобы они могли идти. Мне не очень хочется завтра с вами до леса добираться весь день. Выполняй, что приказал.

Пока расковывали женщин и детей и заносили часть провианта, я подошел к мулатам. Выбрал самого старшего, отмеченного множественными рубцами от удара хлыстом и показал ему, чтобы он поднялся.

— Зовут как? — спрашиваю на импеском.

В ответ непонимание и недоуменный взгляд.

— Я Артем, — показваю на себя и указав на него, спрашиваю: — А тебя как зовут?

— Мбонга, — ответил тот и что-то добавил на своем наречии.

Следующая его фраза стала мне понятна. Он сказал, что все белые люди слабы и умрут, как только воины Нгази освободятся от цепей. Неизвестно, чтобы он еще сказал, если бы я не начал говорить на их языке. Повторил Мбонге почти все то, что сказал Скиллу, но расковывать мулатов не стал. Пообещал изумленным дикарям свободу, если они будут выполнять мои приказы, и объяснил, что с ними станет, если они надумают бежать. Приказал отделить раненых и слабых, но в отличие от Весина они не стали умолять не убивать их соплеменников. Хотел было уже уйти, но обратил внимание на украшение одного из дикарей. Простой кожаный ремешок, на нем маленький камень, обычный камешек, не драгоценный и потому на него никто и не позарился. Ну висит у дикаря на шее серый камень, вот хохма, но в камешке, я почуствовал силу истока, а если так, то я им могу не просто свободу пообещать, но и возвращение домой. Не сейчас, но в перспективе, если они заслужат само собой. Подумав, не стал отбирать у дикаря его украшение, да и обещать им больше ничего пока не стоит. Надо посмотреть, на их поведение и речи.

Начало смеркаться и зажгли фонари и факелы. Среди Весинов оказалось больше двадцати тяжелых запущенных больных и раненых с гнойными ранами. У Нгази всего двенадцать, с плохо зажившими ранами и перебитыми сухожилиями. Невольники конечно, ковыляли, потому, как прекрасно знали, что в противном случае, можно уже и не продолжить путь. Провозился я с ними больше полночи и истратил несколько ключей на подпитку силой. Излеченных и почти всегда засыпающих пациентов относили к остальным невольникам свои же соплеменники. Когда закончил с лечением, собрался уходить и наконец-то прилечь, как от Весинов отделился Скилл и принес мальчика лет девяти-десяти. Худой, кожа и кости, вся спина в рваных полузаживших рубцах, правая рука сломана и вдобавок ко всему, пацан умирал, ему осталось времени максимум до утра, не больше. Воспаление изнутри съедало его, а если судить по тому, что его до последнего не несли к остальным тяжелым, Скилл очень боялся за него, боялся, что я буду не лечить их, а пущу под нож балласт. А когда излеченных людей начали приносить к остальным, он понял что просчитался, но принести пацана, значило признаться в невыполнении приказа.

— Он умирает, ты знаешь Скилл? Как ты считаешь, стоит его спасать после того как ты нарушил мой приказ?

— Господин, прошу, убейте меня, спасите его. Он, все, что осталось от моей семьи. Я готов сам убить себя, если вы его вылечите, только прикажите, — стоя над умирающим мальчиком на коленях, спокойно и с какой-то обреченностью в глазах, ответил Весин.

— Кто мы млять без своих близких, — пробормотал я, на русском, махнул рукой в сторону невольников и сказал на имперском: — Иди Скилл, только помни, что я тебе говорил, один раз ты уже оступился. Я свое слово держу всегда, но не терплю, чтобы его не держали другие. Запомни и иди, вылечу я его.

Тут случай был особый, не гнойную рану на относительно здоровом человеке затянуть, а вытянуть практически с того света. Обычных исцеляющих заклятий тут мало. Один из ключей лег в ладонь, соединившись с истоком, я начал повторять про себя слова старого и многими давно забытого наговора. Руки простертые над телом паренька засветились внутренним светом и озарили светом все закоулки в рабском лагере. Все ярче и ярче, свет изливается на тщедушное тело и словно бы впитывается в него. Будто преобразуясь в нестерпимо светящийся туман, сила лилась в тщедушное и избитое тело и оно на глазах преображалось. Затягивались рубцы, фиолетовый желвак в месте перелома исчез, а кость срослась. Мертвенная бледность пропала, а кожа приобрела нормальный цвет. Последние штрихи и свечение начало затухать. Мальчишка мирно спит и проспит еще как минимум до утра, но он больше не болен, начнет питаться, и восстановится полностью, хотя благодаря Ее силе он уже сейчас будет иметь запас сил на завтрашний переход к лесу. Можно было бы прямо теперь перенести всех своих воинов и невольников в мои владения, но надо дождаться наемника, да и странно это будет, три сотни людей исчезли прямо из орестностей Прата. Ненужные вопросы и ненужные трения с местными заправилами.