— Узумаки Айдо, я слышал о тебе! Еще совсем недавно я проклинал свою участь, но теперь... Я сделаю это даже без приказа!
— Что за чушь?.. — ляпнул было я, но парень резко выхватил из-за пояса кунай и бросился на меня. Я машинально подставил под нож чакролезвие и оно предсказуемо развалило поделку из дрянного железа надвое. А еще... мне показалось, что Меч-Из-Чакры вошел в руку нападающего до половины лучевой кости. Но мой противник никак на это не отреагировал и я сердито дернул головой, подумав, что с энергетическим лезвием парировать обычное оружие стоит более вдумчиво.
Тем временем парень и не подумал останавливаться. С новым кунаем в той же самой руке он напирал на меня, довольно ловко уворачиваясь от ответных взмахов чакроклинка.
— Узумаки Айдо! Как ты посмел?! Как ты мог это сделать? И пусть она меня уже забыла... Но мой друг, который совсем недавно жил в Сунагакуре, мне все рассказал! Я все знаю!
— Прекрати нести бред! — рявкнул я на выдохе, нанося очередной удар. Чем дальше, тем больше я переставал что-то понимать. Это идиот двигался довольно быстро... Но на мне уже было два фуин 'скорость', я совершенно точно несколько раз проколол его туловище и буквально изрезал руки, а ему хоть бы что! И мало того, что он не реагировал на все это, он еще и болтал, совершенно не стараясь хоть как-то сохранять дыхание!..
Парень, отбив мой удар ногой с печатью 'сила', и, кажется, даже этого не заметив, снова бросился ко мне, размахивая кунаем.
— Это непростительно, Айдо Узумаки! Ты разрушил все, во что я верил! Как ты мог... Как ты посмел так открыто, нагло и... развратно поцеловать Темари-тян! Она прижималась к тебе своей... своей... Я, Казе но Даймару, уничтожу тебя за это!
С последним выкриком он без затей ткнул в меня кунаем... и только еще две мгновенно вспыхнувшие без участия мозга печати 'скорость' позволили мне отскочить назад.
— Даймару?!. — сказать, что я опешил — не сказать ничего. — Но... ты же мертв!.. Мне все говорили, что именно после твоей смерти...
— Не дождешься! — оскалился тот, чье каменное надгробие возвышалось на песчаном кладбище Сунагакуре... и выглядело гораздо ухоженнее, чем все остальные рядом, и вдруг сложил ладони перед грудью: — Дотон: Танец песка!
Пол подо мной пошел волнами, из возникших трещин в камне взметнулись струйки песка, но... как же все это было чудовищно медленно!
— Придурок, не знаю, что ты тут делаешь, но ты должен быть счастлив, что она продолжает жить не только памятью о тебе! — Я рывком сконцентрировался — хватит играть в игрушки! — и Меч-Из-Чакры окутался белесым туманом. — Привет тебе от Темари-тян! И да... Ей понравилось и хотелось продолжения! Серп Ветра!
За то время, пока звучали последние слова, я четыре раза взмахнул рукой. Пущенные в полет туманные полотнища разорвали моего противника на части, попутно рассеяв формирующуюся перед ним песчаную волну. Ветряные лезвия, и на миг не задержавшись в слабом и мягком человеческом теле, полетели сквозь него дальше и скрылись в полумраке. Там что-то загрохотало и начало рушиться. Я тоскливо вздохнул:
— Ну вот... Если пропадет хоть один важный документ, мне придется достать тебя, идиот, с того света и...
— Идиот здесь ты! А я уже!
Моя голова чуть не отвинтилась с шеи, одним мгновенным движением поворачиваясь на голос и я успел увидеть, как разрубленные части Даймару как ни в чем не бывало слипаются в одно целое, как странные белесые листочки неправильной формы сдвигаются вместе в бесцветное человеческое тело, а куски, уже собравшиеся вместе, обретают цвет тела... вместе с одеждой.
В голове заревела предупреждающая сирена.
— Ты... Ты-ы... Тоже бессмертный? — пораженно промычал я. Ну никак он не тянул на одного из Акацки, ну никак!
— Нет, жалкий извращенец, я уже мертв! И ты скоро ко мне присоединишься! — широко улыбнулась мне жабья пасть, а взгляд черных глаз с серой радужкой вдруг метнулся мне за плечо. Я рефлекторно отпрыгнул вбок... и рядом со мной в прыжке пролетел тот самый разрубленный надвое мужик. Он выглядел точно так же, как и до моего удара, даже сфера Водяной Тюрьмы была точно такой же, разве что трещины на лице обозначились чуть резче. И тут меня осенило.
— Эдо Тенсей... Возрождение в Бренный Мир... Но как... ведь Орочимару... — в мозгу вдруг молнией вспыхнуло воспоминание. — Охвостье биджу! Кабуто!
Я стремительно развернулся и бросился к выходу. Вот же Лисья задница! Очкарик все же добрался до разработок учителя и сейчас вычищает остальное! Вдруг вспомнилось счастливое и беззаботное детство... тот самый момент, когда со смертью Третьего все бесповоротно изменилось, и то, что творили двое воскрешенных Хокаге. Меня передернуло. Надо что-то делать, кто знает, на что способны эти воскрешенные? И на что будет способен Кабуто, если дать ему добраться до всех архивов Змеиного Саннина?
Я выскочил за дверь. Слава Ками, он не ожидал встретить здесь меня, вот и послал каких-то неудачников. Наверное, первые эксперименты... Потому что, если бы я встретился с тем же Какузу, но на этот раз не просто бессмертным, а воистину неуничтожимым... Меня передернуло, чуть не сбив концентрацию. Дерьмо Кьюби! Нужно быть внимательнее, глупо будет умереть от собственной техники, ведь Разеншотен раздулся уже больше метра!
За дверью со всех концов громадного зала ко мне неслось пара десятков воскрешенных шиноби. Они были одинаковыми, будто под копирку, различаясь лишь цветами жилеток и протекторами Суны и Кири, других деревень тут не было. Они бежали медленно, видимо, даже воскрешение не смогло ничего прибавить к их невеликим, судя по отсутствию различий, рангам, я гнал и гнал чакру в стремительно раздающуюся пламенную сферу, а в голове у меня крутился идиотский стишок с моей предыдущей родины, которую я уже благополучно забыл. Кем я был там, сколько мне там было лет? Какая, ко всем подхвостьям биджу, разница? Ведь 'если человек человеку — волк, то зомби зомби — зомби!'
Шар огня вырос в полтора раза больше моего роста, начав плавить пол у носков сапог, и я, толкнув его двумя руками в проем двери, схватил дверь и, не смущаясь ее весом, изо всех сил захлопнул ее. Изнутри с грохотом упал засов, а я, отскочив назад, подпер дверь и стену во всю ширину коридора двумя одномерными барьерами,ибо даже я сам не знал, что получится из такой грубой и беспардонной накачки вообще-то довольно сложной и нестабильной техники моей энергией вперемешку с сенчакрой, поданной прямотоком из как-то тихо и незаметно включенной Печати Отшельника.
Секунду ничего не происходило, а потом... Взорвалось так, что, будь я без барьеров, мне не помог бы сохранить уши даже открытый рот. А так... Звук пришел по камням. Стена, отделяющая коридор от библиотеки, шевельнулась как-то все разом, камни попытались покинуть насиженные места, но уперлись в барьер и остались на месте, а дверь, показалось, вздрогнула и пошла мелкой рябью. Благодаря одномерным стенкам, разрушения этим и ограничились, но вот с другой стороны и сверху все оказалось не столь благостно. Со всех сторон грохотали рушащиеся коридоры, треск ломающегося камня прекрасно оттенял гул пламени, ревущего в каком-то метре от меня, а на толстенной дубовой двери то тут, то там начали возникать темные подпалины, из которых вырывались пока еще тонкие язычки огня...
Сколько времени длился вызванный мной катаклизм, я не смог бы сказать. Я просто сидел, смотрел на горящую дверь, на раскаленные полосы железа, обнимавшие неторопливо превращающиеся в угли деревянные плахи и периодически по очереди снимал-ставил одномерные барьеры. Почему-то посреди огненного шторма я чувствовал себя абсолютно защищенным. А еще — мне иногда чудилось в пламени спокойное и безразличное девичье лицо, обрамленное белыми, как ярчайший солнечный свет волосами. И каждый раз, когда лицо поворачивалось в мою сторону — оно мне ехидно подмигивало...
Наконец, пламя окончательно прогорело. Осторожное снятие барьеров вызвало опасный треск потолка. Сверху упало несколько песчинок, но камень выдержал. Я пнул скрючившиеся от жала железные полосы на петлях, откидывая их в сторону и сбивая непрогоревшие угли, и в облаке искр шагнул в бывшую библиотеку.
Мда, Айдо... Как ни называй себя ученым-исследователем, как ни старайся создавать имидж шиноби, в пику своим коллегам заботящегося не о смертоубийстве, а о знаниях, твоя судьба тебя все равно догонит. Приснопамятному Герострату о таких результатах остается лишь мечтать и пускать слюни от зависти...
Зал, прежде полутемный и заполненный стеллажами с книгами, теперь был полностью, абсолютно пуст. Больше ничего не загораживало закопченные и местами пробитые стены, а лучики яркого солнечного света с потолка освещали толстый слой пепла на полу, перемежаемого грудами камней. Перекачанный Разеншотен своим взрывом проломил вверх два этажа...
Сперва мне показалось, что в этом зале все абсолютно неподвижно — здесь неоткуда было взяться даже ветру. Но потом... По всему полу тонкие струйки странного, чуть белее обычного, пепла под действием какой-то неведомой силы устремлялись навстречу друг другу, сливаясь в двадцать три холмика, разбросанных по всему залу. Эти кучки стали стремительно расти вверх. А затем из углей прямо под моими ногами раздался голос:
— Узумаки Айдо... — я стремительно отшагнул назад, опустил глаза... и замер. Видеть, как сформированный из пепла рот разговаривает с тобой — было довольно дико. Особенно, если, кроме рта, на куче белесых ошметков больше ничего нет. — Я... пока не вижу тебя, но знаю, что ты здесь. Ты победил, и ты... догадался верно. Мы все мертвы. Нас воскресил Якуши Кабуто.. Пока мы... не восстановились, уходи отсюда, приказ невозможно нарушить и мы нападем снова. Эту технику невозможно прервать, отменить или уничтожить воскрешенного, сделать это может только тот, кто ее применил. И даже его смерть ничего не изменит...
За время, пока он говорил, из пепла сформировалась левая рука, пока что лежащая отдельно, часть грудной клетки, и правая нога.
— Узумаки Айдо... — вдруг продолжил говорить парень. — Я хочу тебе сказать... Якуши Кабуто планирует воскресить не только и не столько нас. Мы — ошибка, перепутанные останки, братские могилы, а он хочет поставить себе на службу всех мертвых шиноби. Ты силен, поэтому, прошу... Защити Темари-тян и... не обижай ее, пожалуйста. Тебе с ней повезло...
По всему залу тела шиноби, слепленные, кажется, из всего, что попалось вокруг них, уже начали обретать окончательную форму. Я уже почти прыгнул, но вдруг задержался. Мне вдруг показалось важным сказать кое-что.
— Не волнуйся, с ней все будет хорошо. Я не бросаю на произвол судьбы девушек, с которыми целовался, — я ухмыльнулся и продолжил, — ни одну из них!
Я подмигнул уже сформировавшемуся и сейчас изумленно расширенному глазу с черным белком и серым зрачком.
— Но знаешь... Просто чтобы тебе было спокойнее... Она все еще помнит тебя, а на твоей могиле всегда гораздо меньше пыли, чем на других! Надеюсь, мы с тобой больше не встретимся! Хирайшин!
Оказавшись в такой родной и уютной пустоте, я облегченно вздохнул. Да уж, поход в библиотеку определенно удался! Пусть те книжки теперь прочитать не сможет даже Йоко, даром что она Феникс, Сердце Пламени, если не хвасталась, конечно... но знаниями я обогатился по самую маковку. И что со всем этим теперь делать? Пожалуй, надо подобрать девчонок... а потом призвать Наму и отправиться к Старику. Удачно, что там сейчас Хонока. Настоящий ученый мне сейчас пригодится, да и она, пожалуй, единственный человек во всем мире, кто обрадуется склянкам и колбам, которые я сподобился все же прихватить. Ю, конечно, будет дуться... Но сейчас уже не до мелких глупых обид. Решено, так и сделаем, а на будущее — в остальные логова Орочимару стоит прихватить кого-то из Кайсоку, чтобы, пока я отмахиваюсь от воскресших мертвецов, они устраивали мародерку на скорость. Или достаточно будет Гурен — закатать их в кристалл? Печать 'Сейши' не подойдет точно, они рассыпаются... В общем, есть о чем подумать!
Я вздохнул и совсем было уже подтянул нужную метку, как вдруг меня остановило ощущение некоей неправильности. Я быстро оглядел окружающее меня созвездие тихо мерцающих маячков. На первый взгляд все было в порядке, но... Я всмотрелся и замер. Одна из моих самых первых меток, в создание которой я вложил очень много сил, и в который встроил кривой, громоздкий, занявший почти все здоровенное накачанное предплечье и оказавшийся ненужным преобразователь чакры, на которую я столько раз хотел и всегда опасался смотреть, боясь оказаться свидетелем чего-то непотребного, сейчас беспокойно дрожала, явно собираясь исчезнуть раз и навсегда... Я подтянул ее поближе, оглядел открывшуюся картину, и, хмыкнув: 'Надеюсь, ТАК тебя отделала не очередная обманутая тобой девушка! В этом случае тебя на спасу даже я!' шагнул вперед. В конце концов, думаю, бабуля Цунаде будет мне за это глубоко благодарна, она давно мечтала проделать нечто такое самолично!
Очень далеко от Северного Убежища Орочимару, на берегу глубокого озера стояли шестеро. Они были разного роста, по-разному выглядели, один из них был даже не очень похож на человека, а другая — была еще совершеннейшим ребенком. Шестеро были совершенно разными, но их объединяли три вещи — форменные плащи Акацки, самой известной и зловещей организации нукенинов на континенте, преследующей непонятные, но неизменно неприглядные и жестокие цели, одинаковый ярко-рыжий цвет волос у пятерых и бликующая тем же цветом лысина у шестого... и глаза. Фиолетовые глаза с четырьмя концентрическими окружностями невозможного для нормального человека зрачка.
Двенадцать фиолетовых глаз внимательно рассматривали поверхность озера, а затем все шестеро слитно, гораздо синхроннее, чем это возможно для любых, сколь угодно тренированных людей, произнесли:
— Прощай, учитель...
Хор умолк и спустя мгновение говорить продолжил уже один — тот, который стоял на неразличимую человеческим глазом черточку впереди остальных. Но голос его ничуть не изменился, как будто и до этого, и сейчас — говорил один человек:
— Надеюсь, что эта боль освободила тебя.
Шестеро одновременно развернулись через левое плечо и шагнули было вперед... как вдруг посреди озера вдруг встал исполинский столб воды. Фонтан взметнулся к небесам, рассыпался водяной пылью и солнце, вдруг проглянувшее из-за туч, которые из-за отброшенного над ними контроля уже давно не проливались бесконечным дождем, вдруг расцветило падающие капли цветом, сложив над этим местом маленькую, но очень четкую радугу, как символ новой надежды...
Уже давно смешались в речными водами подброшенные вверх капли, небо вновь затянуло тучами и на город, причудливо изгибающийся металлическими трубами и бетонными основаниями жутковатых пародий на небоскребы, возносящие свои шпили к иным небесам, а шестеро все еще стояли в неудобной позе, полуобернувшись к водной глади. Наконец тот, который говорил, поднял руку и странно, рывками, будто вспоминая, как это делается, поднял руку и потер лоб. И в городские переулки канули слова, от звука которых вздрогнула и прикусила пирсинг в губе синеволосая девушка, уже очень давно не слышавшая ничего подобного:
