Наруто кивнул, почувствовав, как сжимается его горло. Как-то нечестно было слышать всё это, о смерти своих родителей, словно это что-то из книги по истории, в давние времена и далеко-далеко. Ушло, каталогизировано, слишком поздно, чтоб можно было что-то изменить, для более подробной информации проследуйте на следующую страницу. Почему он не мог знать их, или хотя бы помнить их, чтобы мир, в котором они были живы, стал реальным местом?
— Почему я? — задал он очевидный вопрос.
— Я не знаю, — признал Хокаге. — Только он мог бы ответить на это. Но это не так сложно понять. Минато знал, что скоро умрёт. Кушина не могла принять новую печать поверх недавно разрушенной старой. Ты был их сыном, и они верили, что ты примешь эту силу и используешь во имя добра. Возможно, они даже думали, что это защитит тебя.
— Защитит? — недоверчиво отозвался Наруто.
Третий посмотрел вниз. Они не знали, что он подведёт их так, как он это сделал. Они не могли подозревать о масштабах смещения власти. Когда его протеже исчез и его надёжность как защитника была ниже чем когда-либо, он затруднялся сохранить хотя бы какое-то влияние на события, последовавшие непосредственно за Ночью Трагедии.
— Я понимаю. Произошло ровно наоборот. И ты прав — в этом виноват я. Другие настояли, что мы должны держать твою личность в тайне, чтобы предотвратить пришествие врагов за тобой, пока ты юн и беззащитен. Я говорил, что тебе лучше быть известным, как дитя героев, иметь признание и поддержку каждого в деревне, но они объявили...
Он остановился. Он видел, как его судьба раздвоилась перед ним, в зависимости от того, сказал бы он правду или частичную правду. Частичная правда, скорее всего, была бы лучше, для Наруто и для мира... но старик не смог этого сделать. Он провёл двенадцать лет, скрывая правду, пытаясь смягчить её, даже для самого себя. Шанс на прекращение этого, на покаяние и принятие вины — против такого он уже не мог устоять.
— ... они объявили, что слабый, сломанный ребенок будет лучшим орудием, его будет легче контролировать, когда придёт нужда.
Вот и всё. Это и был аргумент, против которого Хокаге недостаточно сильно сопротивлялся, предательство своей веры, которому он просто позволил свершиться, потому что... потому что у него не было влияния напрямую противиться оппонентам? Потому что он всё ещё отходил от потери тех, кого любил, и не мог стерпеть попадания оставшихся в опасность из-за провоцирования крупного конфликта в момент, когда деревня наиболее уязвима? Потому что его либеральные и гуманистические учения не смогли защитить деревню в нужный час, и он больше не мог верить, что этот путь определённо правильнее? Это были оправдания, все и каждое, и он провёл двенадцать лет спрашивая себя, не был ли он просто трусом, боящимся поставить всё на кон, чтобы сделать правильный выбор.
Он очнулся от своих мыслей, осознав, что Наруто всё ещё был тих. Опасно тих. Тих так, словно само время остановилось, заморозилось и начало крошиться. Тих настолько, что Хокаге почувствовал, что тишину надо заполнить хоть чем-нибудь.
— Но они не были правы насчёт тебя. Ты сын Минато и Кушины, и я следил за твоей судьбой, снова и снова. Я знаю, что оно так не выглядит, но я сделал всё, что мог, чтобы помочь тебе. Я держал тебя независимым, и вне рук тех, кто бы сформировал твое взросление так, как они сделали это с многими сиротами этой ночи. Я видел доказательства твоего непобедимого духа в твоих проделках, и не позволял тебя осуждать без неопровержимых доказательств, даже если никто другой не смог бы такого провернуть, и уберёг тебя от многих наказаний, которые они...
— Кто такие "они"? — прервал Наруто ледяным голосом. — Кто принимал эти решения обо мне?
Хокаге покачал головой:
— Я не могу тебе этого сказать. Даже если не обращать внимания на секретность... ты должен понять, Наруто. Есть враги, с которыми нельзя бороться. С которыми ты и не должен бороться. Тебе двенадцать лет.
Глаза Наруто расширились. Хокаге тут же понял, что сказал что-то не то.
— Я слишком молод, чтобы иметь чувства? Слишком молод, чтобы испытывать боль? Слишком молод, чтобы искать отмщения?
— Да! — прорычал Хокаге.
Наруто сжался, внезапно вспомнив, что говорит с одним из самых могущественных ниндзя в мире.
— Послушай, Наруто, — сказал Третий твердым голосом. — Я видел многих шиноби, поглощённых путем мести. Это порок хуже алкоголя, денег, женщин. Он кинет тебя в бой против врагов, слишком сильных для тебя, и заставит тебя принести в жертву всё, что тебе дорого, даже ради самого маленького шанса на победу. И даже если ты победишь, всё, что у тебя останется — вкус пепла. Я говорю тебе это не как авторитетная фигура, учащая морали. Я говорю тебе это как старик, который видел бессчётное количество ошибок, и совершал бессчётное количество ошибок, и знаю, как это выглядит, когда кто-то на пороге свершения по-настоящему ужасной.
Наруто некоторое время молчал.
— Вы ведь понимаете, что я не могу просто так отступиться от этого, правда? — спросил он наконец. — Я не могу знать, что всё, через что я прошёл в своей жизни, результатом чьего-то решения, и просто простить этого человека или забыть о его существовании. Даже если бы моя личная месть ничего не значила, такой человек, который ломает жизнь ребенка, чтобы сделать из него лучшее орудие, это не тот, кому я могу позволить жить в том же мире, что и я.
Хокаге снова вздохнул:
— Я понимаю. И сторона, которую ты так щедро обозвал "хорошей" ранее, не так переполнена чемпионами, чтобы позволить себе отказаться от одного. Но ещё не время. Вне зависимости от того, ищешь ли ты мести или правосудия, ты не готов пока биться в этом сражении, не теряя свою человечность или свою жизнь. Пожалуйста, поверь мне как тому, кто видел слишком много потерь и того и другого.
— ... Я понимаю.
Пока что, правда, Наруто не понимал, но по крайней мере он знал, что об этом ещё надо было подумать. Он пока что не был готов определиться с решением о том, что услышал сегодня. То, что ему нужно было сейчас — пойти домой и размышлять. Размышлять, пока мир снова не станет казаться логичным.
— И ещё одно, — добавил он. — Что насчет Райджина? Он и правда умер на секретной миссии, или он "умер на секретной миссии", как мои родители?
Хокаге на секунду показал на лице выражение боли. Голосом, принуждённым к ровности, он ответил:
— Мне жаль. Я не могу ответить на этот вопрос.
— Что? Почему?
— Или на этот. Я знаю, это сбивает с толку, Наруто, и я знаю, что ты заслуживаешь большего, но я и правда сказал тебе всё, что могу на данный момент.
И он задался вопросом, не обрёк ли он Деревню Листа и/или весь мир, дав неустойчивому подростку-носителю самой разрушительной силы в мире информацию, которая могла сделать его только ещё более неустойчивым.
Наруто подавил пытающийся вырваться из него гнев. Было ещё много эмоций, пытающихся сделать то же самое: гнев мог и постоять в очереди.
— Думаю, я услышал достаточно, — сказал он Хокаге. — Мне нужно идти.
Когда он поднялся и открыл дверь, Хокаге позвал его:
— Наруто... мне жаль.
Наруто кивнул, мягко и без сочувствия:
— Я знаю.
Примечание к части
* — Ямато Надэшико (Надэсико) — образец, идеал, патриархальный образ женщины в японской культуре.
Глава 10.
* * *
Наруто был не единственным, кто плохо спал в эту ночь. Придя домой, Какаши попытался сразу же уснуть, но его возбуждённый мозг воспротивился этому. Команда Семь едва-едва пережила их первую серьёзную миссию, и вся ответственность лежала у его ног.
И снова он пересмотрел ход событий. Первый контакт с врагом прошёл гладко — их первая серьёзная битва, их первое убийство, всё это прошло под абсолютным контролем, о котором они и не догадывались. Но потом он принял решение продолжить миссию, а не приостановить её до прихода подкрепления. Он поставил миссию выше здоровья своих подчинённых, и на следующий же день они чуть не поплатились за это жизнью.
Да, это была лучшая группа генинов, которую он видел за последние годы. Они понимали командную работу. Они понимали верность. Они были самодостаточны, но уважали авторитеты (по крайней мере, когда это было важно). И вся неопытность у них обоих балансировалась дисциплиной и креативностью в подходе к новым преградам, комбинация достаточно редкая даже для опытных шиноби. Но он кинул их в разгар опасности прежде, чем они были готовы, и одновременно клюнул на стратегический крючок Забузы. Он должен был тогда повернуть назад, приняв потерю лица из-за смены решения и нарушения расписания Тазуны.
Да ещё и эта тренировка. Ему стоило сконцентрироваться на боевом потенциале Саске, попробовать пробудить его Шаринган и научить базовым его применениям. Он должен был научить Сакуру паре несложных техник, помогающих держать клиента (и себя) в безопасности. Вместо этого... хождение по деревьям. В каком невозможном мире это было хорошей идеей против такого оппонента на таком поле боя?
Нет, задним умом он понимал, почему он так поступил. Дело было не в том, что хождение по деревьям было ключевой подготовкой к более важным тренировкам. Перво-наперво, оно увеличивало мобильность. Само по себе оно больше всего улучшало маневренность и скорость отхода. Он уже подставил свою команду под смертельную опасность, но не был готов доверять им в битве. На каком-то уровне, он надеялся, что они сконцентрируются на выживании, может быть даже отступят с поля боя, так что ему не придется хоронить их так же, как они хоронил все предыдущие команды.
По крайней мере, Наруто выучил хождение по воде, хотя в самом происшествии ему это и не пригодилось. Какаши не был уверен, что его вмешательство в дела Наруто было хорошим ходом — может, это и спасло всех в конце концов, может и нет, но это так же чуть не выпустило самую мощную разрушительную силу, которую знает человек. Стоило ли подбадривание Наруто к раскрытию своего полного потенциала того, или он просто подверг весь мир шиноби опасности, пытаясь показать мудрость, которой на самом деле не имел?
Какаши вздохнул про себя. У него было так много дел, если он хотел отыграться за свой провал и быть инструктором, которого дети заслужили. Пламя, пылающее в Саске, угрожало поглотить его, если его раздуют не в том направлении. Сакура беспечно приближалась к миру, где неподготовленных перемалывают, как в мясорубке. И Наруто напоминал ему молодого себя, одарённого, блестящего, и абсолютно не видящего дальше своего носа, не видящего настоящих последствий своих действий.
Ранним утром, Какаши всё-таки смог погрузиться в сон.
Проснулся он пару часов спустя от тихого шума, настолько призрачного, что он почти подумал, что ему приснилось.
Через секунду, трое шиноби лежали на полу без сознания, четвёртый барахтался с правой рукой в захвате за спиной и кунаем у горла. Какаши устремил на оставшегося, пятого, спокойный взор.
— Чем могу помочь, джентльмены?
Другой мужчина остался непоколебим. Он быстрым взглядом оценил состояние своих коллег, медленно засунул руку в карман жилета и достал свиток с похожей на официальную печатью.
— Хатаке Какаши, ты помещён под арест по подозрению в предательстве Деревни Скрытого Листа. Суд над тобой начнётся через час.
* * *
Настроение Наруто не улучшилось, когда он проснулся. Он чувствовал, что что-то заканчивалось, какой-то легкий призрак детства, которого он раньше и не замечал. Вообще-то, ему стоило уже это понять. Мир ниндзя был не такой, как гражданский, где какой-то мистический процесс магическим образом приспосабливал людей к взрослой жизни, когда им стукало восемнадцать. Здесь же, права и обязанности взрослого приходили с самим бытием "ниндзя": будучи генином, от него ожидалось самопожертвование ради деревни в нужный момент, и соответственно право жить такой жизнью, как он сам захочет. Были, конечно, ограничения, учитывая юной возраст многих генинов. Некоторые права оставлялись за родителями или опекунами, и Наруто не получил бы их, пока не достиг бы ранга чунина или возраст семнадцати лет (смотря что быстрее).
В его случае, правда, получение ранга генина не было таким же большим шагом, как для многих других. С несколько наплевательским отношением Хокаге к опекунству, Наруто уже почти каждый день принимал какие-либо решения, а другие привилегии взрослой жизни (например, женитьба) были ещё очень далеки. Так что он не почувствовал сейсмических возмущений от становления частично взрослым, и не осознал, что его жизнь менялась навсегда. Теперь же, наконец, это чувство его догнало. В течение всего лишь одной миссии, он испытал первую любовь, сражался насмерть, и принимал важные решения по поводу его места в мире. И затем, после всего этого, он обнаружил, что находится в центре целой паутины секретов и опасностей, с которыми многие взрослые вообще никогда не встречались. Кем он станет, если продолжит идти по этому пути? Ожидали ли от него, что он прекратит быть игривым, легкомысленным и беззаботным (ну, насколько он вообще был беззаботным)? Что это значило — вырасти, адаптироваться, и какие части этого ему позволено было выбрать?
На Наруто навалилось слишком много за раз, и он понял, что неосознанно ищет подходящее отвлечение. Он нашел его в самом неожиданном месте. Сначала, большие практичные решения, которые он должен был сделать в свете разговора с Хокаге казались нависающими монолитами, готовыми упасть на него и раздавить своим весом в любой момент. Но сейчас, Наруто укрывался в их тени. Было что-то успокаивающее в встрече с паззлами, в которых он мог использовать всю свою интеллектуальную мощь, в поисках решения, которое точно можно было найти, а не с туманными философскими вопросами, с которыми он не имел представления как обращаться.
На вершине списка были его откровения о родителях. Было очень, очень заманчиво бросить правду в лицо жителей, чтобы насладиться стыдом, который они испытают, узнав, что мучили сына одного из своих величайших героев. Но его фантазии о мести лопались как мыльные пузыри, когда он пытался на самом деле спроектировать самый вероятны сценарий. Правда ли они признают, что были неправы все это время, и примут ответственность за свои действия? Или они просто провернут это открытие в пользу своих устоявшихся догм, и объявят, что он очевидное разочарование своих родителей, которые точно бы стыдились, если бы могли, видя, что их сын вырос и т. д. и т. п.? У Наруто не было никаких иллюзий, что жители изначально решили ненавидеть его, основываясь на каких-либо рациональных доказательствах, которые могли бы быть оспорены и перечёркнуты.
Но был и вопрос безопасности. Как бы ему не было противно соглашаться со своей таинственной Немезидой в чём-либо, если Наруто смог понять, что он носитель Кьюбея, то и другие смогут, и каждая дополнительная деталь делала его легче узнаваемым. Если он собирался открыть правду, а однажды всё равно придется, это должно будет случиться после того, как он станет достаточно сильным, чтобы отбиться от такого рода внимания. Его опыт с Забузой и Хаку показал ему пределы его силы слишком хорошо, и люди, которые придут за ним, наверняка будут включать врагов подобного калибра. Не говоря уже о том, кто бы ни выпустил Девятимозгового изначально. По словам Хокаге выходило, что никаких подозрительных тел не обнаружилось, что предполагало факт того, что кто-то достаточно могущественный, чтобы пробить максимальную охрану деревни, встретиться с Хокаге, и сломить печать-граничащую-с-искусством, был всё еще жив и свободен — и наверняка захочет закончить работу.
