Альтернативная реальность

Альтернативная реальность? Какая же она будет?

А ведь это все я! Козлобородый может быть доволен! А Жаклин? Малышка Жаклин тоже должна мной гордиться. Во, каких дел наворочал. Нет! Не зря мне показали Альту в сортире! По заслугам! Но почему не случился пространственно-временной коллапс? Где границы, пределы дозволенного?

Все, хватит! Вышел весь казак Андрий Найда! Не буде больше смертей!

Прости меня, арабский клинок! Прости, и прощай!

Сильно размахнувшись, я бросил его с обрывистого берега в Сейм.

— Вот уж удивил! — раздался знакомый голос за спиной.

Обернувшись, я увидел Шеина. Удав и сейчас не утратил спокойствия и хладнокровия.

— Дмитрий Александрович, зачем? Зачем эта страшная резня?

— Неужели сам не понимаешь? — змеиные глаза смотрели в упор.— Вижу, все разумеешь. Признаться себе боишься. Но, если хочешь, скажу... Нужно? Тогда слушай.

— ...

— Хохлы, что твои волы! Учуют волю, начинают метаться... Сбрую рвать, хомут ломать. А прирежь двойку-тройку — сразу приутихнут. Потому — поганое семя, под корень! Прочим — наука. Чтобы не повадно было. А людишек — людишек бабы еще нарожают!

— Но Батурин не забудут!

— Еще и как! Заставим! Пока меж собой ваши атаманы, ровно крысы грызутся, будете ходить иль под Петром, иль под Карлой, иль под Августом... Так что сабельку — ты зря. Пригодилась бы еще. А я то думал, и впрямь нечистая сила... Хлопцы, присмотрите за хозяином. Ему, видать, крепко по башке досталось. А завтра — в дорогу.

* * *

В свите Меньшикова я приехал в Глухов.

За прошедшие дни душевная боль немного притупилась. Но пришла другая беда — я не мог больше спать. Стоило закрыть глаза, как начинали всплывать образы, заводить бесконечные хороводы. — Дед Овсий, кареглазая ведьма Улита, Анжей Вышегорский, Маниши Блюц, Василь Леонтьевич Кочубей, его дочь — Мотря, Мирослава Лещицкая, гетман Мазепа, сестрица Аленка и голубоглазая изменщица Альта. Не давали покоя. То что-то шептали, то — кричали. Мальчонка, зарубленный мной в Батурине, молча водил по городу мертвых. Теперь здесь жили одни только тени. Шеин, то и дело, превращаясь в удава, обвивался вокруг моего тела и сверлил глазами, демонстрируя белые клыки, шипел: "Заставим забыть!.. Они еще нарожают... Шабельку-то зря..."

Короче, я понемногу сходил с ума. Лишь днем ко мне порой возвращался здравый смысл.

В моменты просветления видел, как куклу, наряженную гетманом, протащив по земле, подняли на эшафот. Меньшиков (жив остался "пироги с зайчатиной"), и Головкин разорвали патент на орден Андрея Первозванного, сдернули ленту. Как палач повесил чучело, слышал, как из открытых церковных дверей по миру неслось жуткое: "Анафема... Анафема... Анафема! Буди навеки проклят!"

Заставил братьев Кумедных взять червонцы и велел, в случае моей внезапной кончины или исчезновения, немедля уезжать из города.

Глядя на меня, Дмитрий Александрович лишь качал головой. Наконец, не выдержав, сказал:

— Знаешь что, Андрий, сведу-ка я тебя с очень мудрым человеком. Звать его Теофан Прокопович. Может, хоть он поможет: и поэт, и философ, и богослов. А то пропадешь! Ей Богу, пропадешь!

Шеин лично сопроводил меня, словно малое дитя, в Собор Святой Троицы.

Здесь, в одной из небольших комнат, я и увидел философа.

В черных одеяниях, с серебряным крестом на шее и умным, пытливым взглядом — он в тот миг показался мне посланником божим на Земле. И я, мимо воли, склонил низко голову.

— Вижу, сын мой, в душе твоей душе — пожар, а в разуме — смятение. Поделись со мной, может, найду слова утешения.

Будь я в здравом рассудке, то вряд ли стал бы исповедоваться. А так...

— Отче! Пастырей моих обуяла неуемная гордыня, и решили они уподобиться Господу. Подобно ему, создавать новые миры. И послали меня изменить предначертанный порядок вещей. В чем я, к своему несчастью, похоже, весьма преуспел...

— Ты — безумен — сын мой, никто не может изменить предначертание Божье. Заблуждаются и пасторы твои. Пути Господни — неисповедимы.

Повинуясь внезапному порыву, я достал Печать Иисуса и протянул Теофану.

— Возвращаю церкви, отче, христианскую святыню.

— О, Господи! Печать Иисуса. Считалась навсегда утерянной. Откуда она у тебя, сын мой?

— Украл! Украл у вора, отче. Кроме того, я нарушил заповеди: не убий, не прелюбодействуй. Да и вере своей слаб. Нет, скорее силен в безверии. На мне грех смертей в Батурине. Сводят они меня с ума, лишили сна.

— Каждый сам несет груз своих грехов и ответит за них перед Господом! Не в силах я тебе помочь, утешить. Могу лишь помолиться за твое спасение...

Закрыв глаза, он стал шептать молитву. Потом коснулся Печатью Иисуса к моему медному крестику. Тот словно бы ожил, стал пульсировать, нагреваться.

— Ступай, сын мой, и помни: каждому из нас воздастся за деяния его...

Я направился к двери. С каждым шагом крест на груди жег все сильнее. Звон колокольцев в ушах перерос в грохот набата, стены комнаты, дрогнув, стали исчезать.

Меня подхватил горячий вихрь. Закружил, завертел и понес в необозримую даль.

Конец ІІІ части.

Эпилог

Сильно зажмурившись, решительно открыл глаза.

Вокруг бескрайнее море. Скитальцы-волны, как и прежде, одна за другой, уходят за горизонт. В небе парят белоснежные чайки. Их крики едва слышны, на губах привкус соли...

Я — дома! Весь кошмар остался позади... Белоснежная, хрустящая простыня, кондиционер, несущий морские ароматы, контрастный душ, апельсиновый сок — все к моим услугам.

И, конечно, Жаклин! Малышка Жаклин! Период реабилитации прошел без осложнений, и в этом ее немалая заслуга.

Что ж! Я теперь герой! В темпоральном центре у всех на устах. Греюсь в лучах славы... Да и Козлобородый сияет от счастья. Еще бы! Переплюнул самого Виктора Ранини. Опроверг, считавшийся нерушимым, закон Гофмана-Мебиуса...

Дверь крохотной прихожей распахнулась.

Жаклин! Только у нее код доступа.

— Андрэ Казимир д'Эрле, — начала она шутливо-серйозным тоном, появившись на пороге. — Позвольте вам официально сообщить: вы — свободный человек! Только что из министерства юстиции пришел указ. Твоя судимость снята. Андрэ! Я так рада, что могу тебе сказать первой! Милый...

— Иди сюда! Отметим позже! Сейчас я тебя хочу! И не вздумай отказать!

— Отказать герою? Да никогда! Ты и не представляешь, что у нас творится!..

Она щебетала, словно девчонка, торопливо сбрасывая одежду.

Ореолы сосков, подрагивающих в такт движениям груди, теперь золотились, искрились кончики веера ресниц, переливались цветами радуги в ушах бриллианты.

— ...компьютеры, словно сошли с ума. Информация сплошным потоком. Дешифровщики не успевают. Только представь: у них было две мировых, на Японию сбросили атомные бомбы! Устрой мира совсем иной. Цивилизация...

— Да брось ты! Плевать я хотел на несуществующую цивилизацию, на Козлобородого и Сноба с их дурацкими спорами.

Я притянул Жаклин к себе. Еще день-два — меня здесь и след простынет. Ее позову с собой. Не захочет — пусть остается. На ней свет клином не сошелся...

— Андрэ, что это у тебя на груди? Вчера вроде не было!

Я проследил за ее взглядом и увидел на том месте, где в зазеркалье носил крестик, темное пятно. Точь-в-точь повторявшее контуры.

Предчувствие неминуемой беды захватило меня целиком.

Я почти предвидел то, что случилось в следующий момент.

В Темпоральном центре зазвенел сигнал тревоги. Было в нем что-то жуткое.

— Андрэ! Там что-то произошло! Бежим в центр управления.

Быстро одевшись, я бросился вслед за Жаклин

В большом зале собралась куча народу. Взволнованные, все кричали, размахивали руками, пытались куда-то звонить.

— Станислав! Что произошло?

Жаклин протиснулась к Тировски.

— А, вот и вы! Беда, Жаклин! Аккумуляторы переставали отдавать энергию... Наоборот, теперь заряжаются.

— Что это значит? Почему?

— Похоже, изменилась полярность... в неопубликованных тетрадях Ранини допускал такую неимоверную возможность...

Я смотрел в ее испуганное лицо, в расширившиеся от ужаса глаза.

— Жаклин, что произошло?

— Ты... Ты не понимаешь! — едва слышно прошептала она дрожащими губами. — Теперь мы... В реальном мире больше не существуем — всего лишь Альтернативная Реальность! Наше место занято...

Глядя на этот разворошенный муравейник, я горько рассмеялся. Вспомнились суровое лицо и напутственные слова Теофана Прокоповича.

"Каждому из нас, да воздастся за деяния его!"

Полтава. 1.08 — 3.11.2008 г.

—

70