Весёлый Роджер (Слр)

Он возвращается через сорок три с половиной минуты, заходит в квартиру, как ни в чем не бывало, моет руки, целует ее в щеку и усаживается за стол. Вера уже перекусила, поэтому просто сидит напротив.

— Часто к тебе ночами приходят девицы?

— Ты живешь у меня почти месяц, и до этого еще неделю с перерывом. Сама можешь сделать вывод, что нечасто, — говорит резко, но ее это не обижает. Если вначале она была готова терпеть многое, лишь бы он позволил быть рядом, не оставлял ее одну, разделил страхи, теперь этого недостаточно.

Она отворачивается, прищуриваясь, раздумывая, что сказать дальше. У него проблемы на работе, и опыт прошлых отношений говорит о том, что надо дать ему остыть, и обсудить претензии завтра. Но, в конце концов, ей только двадцать три! Она имеет право на ошибки! Не должна она себя вести как мудрая прожившая жизнь женщина.

— Как там у Алисы дела? — спрашивает, сверля его взглядом. Он поднимает глаза, тоже прищуривается, потом кивает.

— А, вы ж меня из больницы забирали. Ты ревнуешь?

Она скрещивает руки и отворачивается.

— Тогда в чем дело? До метро уже темно шлепать, пришлось подвести ее. Если бы ты не задержалась на работе, мы бы увиделись в восемь, и тогда бы не пришлось ее провожать.

— Железная логика! — она всплескивает руками.

— Вера, что ты хочешь услышать?

— Что-нибудь! — восклицает и уходит из-за стола, слыша вслед тихим голосом: да что ж за гребанный нахрен день!

Какое-то время он ужинает на кухне, Вера сидит на диване, ждет. Не в ее правилах хлопать дверью после каждой ссоры, ожидая, чтобы за ней бежали, ловили в подъезде, волокли домой.

Как еще аппетит не пропал! Прожорливый Белов.

— Было очень вкусно, спасибо тебе, — он целует ее в щеку, но она отворачивается.

— Мать твою... Вера, ты думаешь, мы с ней перепихнулись по-быстрому за это время, или что?

— Надеюсь, что нет.

— Я же тобой сейчас увлечен.

— Просто неприятно. Белье этой девицы валялось по всей квартире. Мне к ней относиться, как к твоей бывшей? А я кто? Настоящая? Или вообще кто?

Он садится рядом на диван, некоторое время смотрит в пол, потом на нее, убирает ее пушистые волосы за ухо, как обычно это делает, когда хочет поцеловать, машинально облизывает губы быстрым движением.

— Нет, не так. Вас не стоит сравнивать. Алиса — это так, легкое увлечение. Без кино, цветов и совместных ужинов.

— Мне ты тоже цветы не дарил.

— И не собираюсь, — смеется он, и она, нехотя, тоже начинает улыбаться, злясь на себя за это. Серьезная тема, наконец-то этот разговор, дождалась. Нельзя позволить ему снова превратить все в хохму.

— А обещал.

— Подонок. Грош цена моим обещаниям, — тут же соглашается. Потом откидывается на спинку дивана, потягивается. — Не люблю я эти разговоры. Ну, об отношениях, знаешь ли. Они сразу ведут к предыдущему опыту. Какой был у тебя — и вспоминать не хочу. Своим тоже хвастаться не буду. Ты ж видишь, Вера, какой я. Со мной иначе не будет. Никогда. Только так. Не по-настоящему.

— Я никогда тебя этим не попрекала.

— Я не буду в тебя влюбляться, — вдруг говорит, пододвигаясь совсем близко, лицом к лицу. — Ты ж видишь, я весь в шрамах, хватит с меня уже, Вера. Куда больше-то?

— Все тело? — спрашивает она тихо, не своим голосом. Не оставляет чувство, что он сейчас говорит не только о физических ранах.

— Практически все.

— Когда-нибудь расскажешь, что с тобой случилось, Вик?

— Любовь со мной случилась. Сука, так влюбился, что сгорел, — и засмеялся, но не так, как обычно, ядовито, с горечью. Он весь вечер на пределе, она же видит это. Чего добивается? Хочет сломать его сейчас? Что ей это даст?

— Если не хочешь, чтобы тебя трогали из-за шрамов, то, милый, — она впервые назвала его милым, — они меня не отталкивают. Честно. Ты такой, какой есть, меня не отвращает твое тело.

Он резко поднимается, подходит к окну и начинает опускать жалюзи.

— Дело не только в этом, Вера. Хотя и в этом тоже.

Вдруг внезапно кидается к ней, падает на колени у ног, вскидывает голову, смотрит снизу вверх. Показывает на затылок.

— Вот тут дело. В голове, — смотрит на нее безумными, дикими, зелеными как жухлая трава в парке, глазами с узкими зрачками-точечками, Вера впивается ногтями в обивку дивана, чтобы не отшатнуться. — Все наши проблемы и удовольствия здесь, — он все тычет и тычет на макушку, а она смотрит, понимая, что ее глаза начинают слезиться. Но ей нельзя плакать. Она все испортит, если начнет его жалеть, он не простит ей этого никогда, это она знает точно. Он вынесет все — и боль, и отвращение, презрение, но не жалость.

— Со мной не будет иначе, Вера. У меня ПТСР, гребанная мать ее психотравма, я не выдерживаю женские прикосновения к шрамам, а они повсюду. По всему телу — это основной триггер, хотя есть и другие. — Проводит руками по груди, плечам, животу, бокам. — Везде шрамы. Ты видела лишь часть, там дальше еще интереснее.

— Триггер?

— Событие, вызывающее приступ. Люк, который открывает яму, коснись его. Люк в гребанное прошлое, в тот самый момент, когда моя кожа сгорела. Временной тоннель, блин, а не шрамы. Надоело уже падать в нее снова и снова, но я не могу удержаться. Мой врач говорит, что когда-нибудь смогу, но восемь лет уже прошло, а толку.

— Боже, Вик...

— В голове центр боли, и центр удовольствий. Я могу получить кайф только от образов, от процесса, без физической стимуляции. Ты знаешь, как я реагирую на тебя. Но чтобы мне стало больно, меня также не нужно физически ранить.

Она смотрит на него, как загипнотизированная.

— Все это очень сложно, я сам едва разобрался. Но деваться некуда было, пришлось. Просто, пойми, у меня однажды съехала крыша, а потом так и не встала до конца на место, — крутит указательными пальцами обеих рук у висков. — Я даю тебе возможный максимум, так что ты должна это четко понимать. И когда ты захочешь уйти, я тебя не буду удерживать. И возвращать не буду. Потому что предложить мне тебе, Вера, нечего. И да, ты все время намекаешь, и если так сильно хочешь, я отвечу тебе прямо: я с тобой встречаюсь. Не знаю, как ты относишься ко мне, но я встречаюсь. Только с тобой. Я бы никогда не поступил так, не стал бы параллельно трахаться с кем-то еще.

— Прости... Мне просто хотелось это услышать прямым текстом. От тебя. Я просто... не очень уверена в себе.

Он смеется, поднимается и садится рядом на диван, вспышка безумия в глаза угасла, он снова такой, как всегда. Забавный, надежный и очень близкий ей.

— Тогда мы нашли друг друга, — все еще смеется, и этот его смех без причины начинает раздражать.

— Я ревную тебя, Белов, — она откидывается на диване, сгибает ноги в коленях, он машинально начинает их поглаживать.

— Со мной все не по-настоящему, Вера. Ненастоящий роман, ненастоящий секс, даже объятия односторонние. Но верность я тебе гарантирую настоящую. Я снова об этом говорю только потому, что знаю, как поступил с тобой Артем, и что для тебя это важно. Я с тобой, потому что ты меня заводишь. Очень сильно заводишь. Вот здесь, — снова показывает на голову. — Я ни о ком другом не думаю. Честно. Твои образы такие сильные, что я кончаю просто от того, что кончаешь ты. Неужели, ты не покраснела! Неужели Вера взрослеет, ей будто уже не тринадцать, а шестнадцать! А нет, краснеет. — Комично качает головой, поджимает губы, дескать, за что ему такая любовница, и она смеется, легонько пихает его ногой, он ее ловит, целует. — Меня посадят за связь с малолеткой, ей-Богу! Я сгнию в тюрьме.

— Иди ты, Белов. Я этот процесс не контролирую.

— Мы балуемся, Вера. Ты и я. Как два подростка. Но потом ты "вырастешь", и захочешь быть с кем-то нормальным, и на этом все закончится.

— Вик... — она хочет возмутиться, но он не дает. Резко поднимает вверх палец, и почему-то она слушается, замолкает на полуслове.

— Я не хочу мусолить эту тему. Тема моей неполноценности не доставляет удовольствия, знаешь ли. Поэтому слушай внимательно, Вера. Повторять не буду. Я прекрасно вижу ситуацию, и меня она не бесит. Уверен, что ты отрицательная, но одновременно вместе с этим ты самый мнительный человек на свете. Поэтому мы играем, используя перчатки, и прочую хрень. Пока я это терплю. Потом нам обоим это надоест. Я терпеть не могу женские истерики. Мы не будем жить вместе долго и счастливо, не нарожаем детей и не умрем в один день. Либо тебя достанет заниматься только петтингом, либо меня переклинит на другой — и мы спокойно с тобой расстанемся. По-хорошему, достойно. Это случится, Вера.

— Отвратительный план, Белов.

— Ты можешь уйти в любой момент. Но пока я с тобой встречаюсь по-настоящему. Так что не выдумывай глупостей, до Алисы мне нет никакого дела.

— Тогда я выброшу хлам из твоего комода.

Он прищуривается, вглядывается в ее лицо.

— После всего, что я сказал, тебя интересуют только игрушки из комода?

— Они пользованные, Вик! — она вскакивает на ноги и кричит, жестикулируя.

— Я их дезинфицирую...

— Заткнись! Вот прямо сейчас закрой свой рот, чтобы не дать моей фантазии разыграться! Я иду в душ, Белов, и когда приду, хочу увидеть непрозрачный мусорный заполненный до отказа пакет у входной двери со всей этой дрянью.

— Наглая.

— Ты сам сказал, что я твоя девушка.

После душа он робко к ней подкатывает, и она ему охотно отдается так, как только умеет. Его пальцам, губам, его сладкому шепоту на ухо. Безропотно следуя всем его желаниям, потому что он устал, расстроен, заслужил, потому что она простила и пообещала себе, что попытается его понять. Она довела его, воспользовалась состоянием, чтобы вывести на разговор, которого он избегал изо всех сил. Как можно считать их занятия любовью ненастоящими? Он, видно, очень глупый, раз так думает.

В какой-то момент она, забываясь, хватает его за руки, выше локтей, но он кивает: "нормально", снова утыкается в ее шею, серьезный, возбужденный, такой родной, хоть и раненый.

Утром Белов, как и обычно, крепко спит, а она читает сообщение в телефоне, отправленное ей прошлой ночью в три сорок: "Верик, нам очень нужно поговорить. Пожалуйста, малышка, ответь на телефон. Это очень важно. Очень, очень важно". — Вера некоторое время смотрит на мобильный, перечитывая текст снова и снова. Ей не нужно уточнять имя отправителя, она прекрасно знает, что единственный человек в мире зовет ее "Верик". Она отлично представляет, с каким лицом Кустов набирал это сообщение, о чем при этом думал, обилие: "очень" говорит ей обо всем. Она знает этого парня, как облупленного.

Еще она теперь точно знает, что Кустов Артем соскучился.

История Роджера закончена. Текст ушел на редактирование — > запись на рассылку больше не ведется. Рассылка состоялась.

по поводу окончания обращаться на почту

Люблю, целую, обнимаю.

Ваш автор