Случаются такие дни, когда впору порадоваться беде. Пришла беда — голод — и отвлекла Салема от тоски по жене. Забрав сельские припасы, искровики оставили старейшине какую-то бумаженцию: "Когда мятеж будет подавлен, по этому векселю Корона выплатит вам полное возмещение!" Но мятежник выиграл решающую битву. Остатки искровой армии бежали на юг и, проходя деревню, выгребли все, что не забрали в прошлый раз. Голодная смерть замаячила у порога.
Мужики затеяли совет. Салем предложил, и с ним согласились: нужно идти к барону. Милорду вряд ли есть дело до их бед, но больше-то пойти не к кому! Собрались человек тридцать, отшагали пять миль, явились в замок. Милорд, так мол и так, из-за войны лишились всего. Помогите, выручите — иначе до весны не дотянем.
Барон был стар — аж кости скрипят — но суров, как подобает лорду, и жаден, как бывает со стариками. Он принял крестьян лишь потому, что думал, они принесли оброк. Половина деревни до сих пор не уплатила!.. Попытались его вразумить, уговорить, разжалобить. Описали произвол фуражиров, пояснили: теперь не только есть нечего, а и сеять. Придет весна — поля останутся голыми! Для крестьян это — самая ужасная картина, какую только можно выдумать. Голые поля, земля без посева — это же конец всему!
Для крестьян, но не для лорда. "Прочь отсюда!" — рявкнул барон и сделал знак стражникам. Очень уж привык и сам милорд, и его вассалы, что мужики дрожат от одного вида рыцарей. Не дал себе труда подумать, присмотреться и увидеть правду. А правда была такова, что стражников в замке осталось двое, прочие ушли на войну. Мужиков же — три десятка, очень злых от отчаяния. Они не пошли прочь, и стражники обнажили мечи. Первым лег старейшина, вторым — его сын. Но потом одного стражника огрели топором, а второго оглушили и вытолкнули в окно. Барон выхватил нож, а мужики окружили его, прижав к стене. Салем закричал:
— Милорд, милорд! Мы не хотим вам зла! Только помогите, и...
Барон так и не понял ничего. Рванулся с кинжалом — может, со зла, а может, пытаясь сбежать. Кузнец Блейк одним ударом размазал его по стене.
Потом все они долго смотрели на труп старика. Вот это была минута, до которой жизнь одна, а после — бесповоротно другая. Так, как прежде, уже никогда не станет. Все молчали и молчали. Наконец, Блейк спросил:
— Что теперь делать-то, а?..
Никто не знал, и Салем тоже. Но он успел осознать, насколько жизнь изменилась, а остальные — еще нет. Ему боги дали больше времени: его-то жизнь изломалась раньше, когда ушла Клемента. Так что Салем ответил:
— Надо уходить. И отсюда, и из деревни. У милорда сыновья — они не простят.
— А куда идти-то?..
— Над бароном только герцог. Пойдем к нему просить справедливости. Быть может, его светлость смилуется.
Салем знал: убийце барона пощады не видать. Но есть надежда, что герцог казнит только Блейка, а прочих оправдает. И совсем уж малый, но все же шанс, что его светлость спасет деревню от голода. Салем видел в жизни лишь одного герцога — чужого, северного, и то издали. Но слыхал, что он, северянин, накормил из своего кармана не одну сотню путевских крестьян. Если путевский герцог хоть чем-то на него похож...
— Идем к его светлости, — повторил Салем уже с полной убежденностью. — Но заберем припасы из замка. Барону теперь ни к чему, а у нас неблизкий путь впереди.
Взяли из замка лошадей, повозки, припасы. Без этого было нельзя — никуда не дойдешь. Вернулись в деревню, рассказали, велели всем собираться. Несколько человек поехали в соседние села — предупредить. Если явятся сыновья барона, то нужно все валить на жителей Саммерсвита. Это саммерсвитцы убили милорда, потому и сбежали. На удивление гонцы вернулись не одни. Из каждого села пришло по паре дюжин мужиков: "Мы с вами!" Салем пытался их образумить: "Мы все страшно рискуем! Сидите лучше по домам!.." Они отвечали: "Дома ничего не высидишь — не вы одни голодаете. Если герцог хочет и дальше собирать налог, то пускай нас накормит!" Когда двинулись в путь, их набралось три сотни.
Был еще один человек, что сильно повлиял на их судьбу. Встретился на дороге около Пикси и спросил:
— Куда направляетесь?
Он был верхом, имел за плечами арбалет, а на поясе — булаву. Крестьяне не сказали ему о своем преступлении, но он все знал и сам.
— Слыхал, идете к герцогу за справедливостью. Я тоже ее ищу. Можно с вами?
— С нами опасно и голодно, — сказал Салем. — И, по правде, не очень мы тебе доверяем. Мы все — крестьяне, а ты не похож.
— Верно, я не крестьянин, а пивовар. Но мое дело отнял один лордик, с тех пор ищу справедливости. Что с вами опасно — так где сейчас иначе? А что голодно — с этим могу помочь. Если вы, парни, не страдаете брезгливостью...
Он вывел их на дорогу, что шла по берегу Ханая, и показал холмики, припорошенные снегом. Они тянулись цепочкой на многие мили.
— Это искровики, — сказал пивовар. — Кто отстал от войска и замерз или попался нетопырям. На многих мертвецах остались мундиры, доспехи, оружие. Соберите все и продайте.
Улов оказался велик, хотя вряд ли стоило этому радоваться. Сотни телогреек и кольчуг, сотни пар хороших сапог на меху, кинжалы, копья, даже несколько искровых очей!
— Благодарю тебя, пивовар, — сказал Салем. — Продав это, получим пропитание надолго.
— Зови меня Бродягой, — ответил человек. — Раньше я был пивоваром, а теперь...
Слухи об отчаянном их походе разлетались по округе. Салем хотел избежать этого, но тщетно. Новые и новые голодные крестьяне вливались в толпу. Салем всех предупреждал:
— Братья, я не хочу вам зла, потому лучше вернитесь по домам. Может статься, всех нас ждет смерть.
Они отвечали:
— Может статься — может, нет. А дома точно помрем. А у вас, вон, и сапоги, и тулупы, и глаза сытые! Возьмите нас с собой.
Салем не мог отказать. Семь сотен человек уже шли за ним, большинство несли оружие. Свое, крестьянское: топоры, вилы, цепы. Но кое-кто напялил кольчуги, взял щиты, повесил на пояс трофейные кинжалы. Растущая их сила все больше тревожила Салема. Одна деревня еще может странствовать незаметно, но семьсот человек!..
Сыновья барона встретили их одним морозным полднем. Всего пятьдесят всадников — но в доспехах, с длинными мечами. Салем догадывался, чего стоят крестьяне в бою против рыцарей. Но это не имело значения, поскольку он не собирался сражаться. Вышел вперед, подняв перед собой раскрытые ладони.
— Милорды, нижайше прошу вас: позвольте сказать!
Рыцари остановились на расстоянии — отнюдь не потому, что боялись толпы мужиков, а затем, чтобы иметь место для разгона. Старший сын крикнул:
— Что ты мне скажешь, гнида? Как отца убивал? Как мой замок грабил?! На колени, тварь!
Салем склонил голову:
— Я встану на колени, милорд, но позвольте сказать. Мы пришли к вашему отцу за помощью, а он прогнал нас. Мы не желали ему зла, и вам не желаем!..
Салем не сразу понял, что слова прозвучали угрозой. Сын барона пришпорил коня и поскакал на Салема. Тот стоял с голыми руками и смотрел в лицо всаднику. Что еще было делать? Бежать уж точно бессмысленно. А конь мчал и свирепел от шпоры, и сверкал зубами, выдыхая пар. Рыцарь все ближе — виден оскал на лице, лязгнул меч, выскочив из ножен...
Потом сын барона вылетел из седла и покатился по снегу, а Бродяга встал рядом с Салемом и перезарядил арбалет.
— Уйди-ка лучше с дороги, — посоветовал он. — Сейчас начнется.
И началось.
Пятьдесят конников врезались в толпу крестьян, круша и сметая. Средь чистого поля никто не ушел бы живым. Но поле не было чистым: три фута снега, а на дороге — фут. Рыцари держались дороги, чтобы снег не портил атаку. Они вонзились глубоко в толпу — и уперлись в пару телег, развернутых поперек пути. Потеряли скорость, замешкались — тут на них и кинулись со всех сторон. Косами подсекали ноги, цепами выбивали из седел, топорами ломали доспехи. Отчаянье на многое способно! Салем не желал рыцарям зла, но своим землякам он желал добра намного сильнее. Потому со всею скоростью, на какую был способен, взводил арбалет и подавал Бродяге, а тот стрелял — и всегда без промаха...
Половина рыцарей легла в снег, все три баронских сына были в ее числе. Выжившие отступили. Крестьяне сосчитали потери: полсотни убитых, почти сотня раненых. Но если б не развернутые телеги, было бы куда хуже.
— Кто догадался? — спросил Салем.
Вперед вышел крепкий мужичок в кольчуге и сказал:
— Недоработка у тебя по части тактики, командир: люди построений не знают. Но ты только прикажи — я научу. Будут у меня как под линеечку!..
— Ты знаешь военное дело?
— А то! Я — отставной сержант Рука Додж, ветеран Мудрой Реки, Лабелина и Пикси!
* * *
"Нет пути убийцам из Саммерсвита!" — гласил дорожный знак. На другом было только "ПРОЧЬ", намалеванное громадными буквами. Через сто футов на столбе висел коровий череп, украшенный словами "Смерть бунтарям".
— Боятся нас, — гордо сказал сержант Додж. — Мы северянам тоже оставляли знаки. Было дело, подвесили скелет в красно-черном плаще.
Салем не понимал, с чего бы кому-то его бояться. Тем более — жителям городка под названием Бейкерс. Крестьяне шли туда, чтобы продать трофеи и пополнить припасы. Дорога напоминала снежеую пустыню: ни одной живой души, только знаки с угрозами да коровьи черепа.
— Боятся, говорю тебе.
Салем убедился в этом, увидев городок. Тот стоял, подготовленный к осаде: ворота заперты, на стенах стража. Салем подъехал ближе и прокричал, что ему нужно, Сказал: пришли торговать и зла никому не желаем. В бойницу высунулась бородатая рожа, крикнула:
— Убирайтесь, убийцы!
Салем стал объяснять, что крестьяне — не злодеи: если и убивали, то только для самозащиты, а оружие принесли не для боя, а на продажу. Подкатил пару телег, откинул холстину, показал груды доспехов.
— Убийцы! Мародеры!.. — кричали со стены.
Салем осерчал:
— Тьма вас сожри, глупцы! За мной тысяча голодных парней, им нужна пища, а некоторым — лекарские снадобья. Продайте нам все это — и мы уйдем своей дорогой.
— Бейкерс не помогает бунтарям! Сгиньте, черти, или угостим из арбалетов!
Тут вперед вышел Бродяга и сказал:
— Ну, не хотите торговать — просто отдадите. Нужны харчи на месяц для тысячи человек. Дадите — уйдем. А нет...
Он подождал и закончил:
— А не дадите — тогда мы задержимся.
Рожа исчезла, и несколько часов не было ответа. Потом ворота раскрылись, выпуская череду телег.
Салем сказал Бродяге:
— Харчи были очень нужны. Считай, ты нас выручил... Но больше так не делай. Мы поступаем только по закону: не грабим. а покупаем.
— Я слыхал, — ответил Бродяга, — армия вправе взять откупного у горожан, если те не хотят вступать в бой.
— Мы не армия!
Сержант Додж, бывший рядом, согласно кивнул:
— Правда, командир: пока еще не армия. Но дай срок — я сделаю отменную пехоту из этих козликов безрогих!
Салем ответил:
— Мы не решаем дела силой. Мы никому не хотим зла.
Бродяга сказал:
— Герцог Ориджин тоже не хотел зла путевцам. Он взял Лабелин одним внушением, без крови. Но чтобы это сработало, понадобилась сильнейшая армия.
Салем размышлял над словами целый день. А потом позвал сержанта:
— Ладно, приступай.
Потеряв свою столицу, герцог Лабелин скрылся в портовом городе Грейсе. По крайней мере, так говорили. От Бейкерса до Грейса было девяносто миль. Шли очень медленно: пешком или на волах, кто с пожитками, кто и с детьми. Иногда проходили пять миль за день, иногда и вовсе стояли — если сильно мело.
Каждое утро и вечер, пока женщины занимались стряпней, сержант Додж вместе с другими ветеранами устраивал учения. Желающих учиться нашлось гораздо больше, чем ожидал Салем.
Каждый день к толпе присоединялись новые люди. "И не лень вам по морозу в дорогу?" — спрашивал Бродяга. Ему, пивовару, было невдомек, что крестьянину зима — единственное время для путешествий. Весной и летом дел невпроворот, зимой же — скука смертная. А если еще и голодно, то сидеть дома вовсе невмоготу. Южный Путь поднимался и шел за Салемом — искать помощи или справедливости... или хоть чего-нибудь, кроме черной безнадеги.
Люди прибывали и прибывали, и само их количество вынуждало Салема делать то, к чему он считал себя совершенно неспособным: управлять. Людей нужно было организовать, разместить, накормить. Каждого приписать к той или иной работе: кто следит за скотом, кто готовит дрова, кто жжет костры и куховарит, кто ставит шатры. Даже просто поднять и сдвинуть с места такую толпу — уже нелегкая задача! Заставить людей идти в порядке, чтобы не мешали друг другу, чтобы никто не отстал, не потерялся... Салем брал пример с той единственной упорядоченной толпы, которую видел: с армии. Делил людей на отряды, назначал сотников и десятников. Сотникам раздал высокие красные трофейные шапки, чтобы видно их было издали. Определил каждому отряду задачу на стоянке и место в походной колонне. Колонну разделил на части телегами, каждой телеге присвоил какой-нибудь видный знак. Так всякий знал, где его место: к примеру, за фургоном с пугалом или перед подводой со слепым волом. Во главе колонны шли самые крепкие мужики и конные повозки — утаптывали снег, чтобы облегчить ход остальным. Две сотни ехали на санях по флангам, через поля — так они не занимали места на дороге и могли предупредить, если кто-то решит напасть.
Строжайшим образом Салем вел учет и раздел харчей. Каждая сотня, каждый десяток был приписан к определенному котлу, на каждый котел выдавалось в сутки отмеренное число фунтов крупы, лука, репы, сухарей. Деленное на число людей, питание выходило скудным, но Салем не решался увеличить пайку. Со всеми хлопотами двигались крайне медленно, и кто знает, сколько еще придется прожить в дороге.
Салем создал даже передвижной госпиталь для раненых — благо, нашелся и знахарь, и подходящий большой фургон.
С каждым днем толпа крестьян двигалась все быстрее и слаженней, росла дисциплина, укреплялся порядок. С каждым днем — хотя Салем и не желал признавать этого — они все больше напоминали войско.
Миновал декабрь, истекал январь. Владыка Адриан погиб. Юная владычица Минерва заключила мир. Герцог Ориджин надел корону на ее голову.
Салем привел к стенам Грейса восемь тысяч человек. Среди них пять тысяч вооруженных мужчин, а в их числе — тысячу таких, что умели орудовать копьем и строиться против кавалерии.
Салем, как и прежде, никому не желал зла.
Из квадрата всадников выдвинулся маленький отряд под знаменем. Проскакав через поле, остановился за сто ярдов от крестьян. Салем двинул коня им навстречу. Он очень плохо держался в седле и хотел бы идти пешком, но верховой рыцарь никогда не примет всерьез пешего мужика. За Салемом ехал Бродяга и еще трое с арбалетами у седел. Вооруженный на безоружного смотрит свысока. Хочешь говорить с вояками — имей железо под рукой.
— Меня зовут Салем. Приветствую вас, — почтительно сказал он рыцарям, скинув шапку и склонив голову.
Серьезные рыцари: латы, шлемы, гербы, конские доспехи. А передний носил белые перья на гребне шлема и алый вымпел на острие копья. "Главный", — понял Салем. Этот рыцарь двинулся вперед и отчеканил:
