Жила-была девочка Маша(Осколки былого)

Если шикар планировал меня запугать — это ему удавалось отлично. Хотя было у меня и одно неприятное подозрение... С каждым словом, произнесенным в бесстрастной, прохладной манере убеждения, мне все больше начинало казаться, что Окош намеренно старается выставить Миарона в невыгодном свете. Сделать так, чтобы я, клацая зубами от ужаса, молила его о помощи и спасении от ненормального маньяка в лице Алтаэя. Некоторое время Окош поартачится для вида, а затем со скрипом согласиться, сказав нечто вроде: ' Я очень рискую, но, возможно, мог бы кое-что для тебя сделать. Взамен я попрошу о маленьком одолжении...' В моей теории есть лишь одна неувязка — о чем Окош может просить пленную землянку?!

Несколько раз сжав и разжав побелевшие от напряжения кулаки, я заставила себя хоть немного успокоиться. Не дело это — идти на поводу у второсортного внушения. Послушаю, что дальше скажет, а там решу, стоит пугаться или нет.

— Первые шаги к взаимопониманию и доверию уже положены, — продолжил увещевания шикар, медленно огибая меня по дуге. — Миарон Алтаэй удержал твою отправку в закрытые шахты. Как видишь, он не посчитал нужным осведомить о твоем классе даже меня. Улучшил условия твоего существования. Согласись, это помещение разительно отличается от подвальных казематов. Твоя худоба, должно быть, связана с заболеванием, от которого он пообещает излечить тебя. Есть ли у тебя семья? Миарон обязательно вытрясет все о твоем происхождении. Тебе он скажет, что готов оказать им какого-либо рода помощь, но не советую обнадеживать себя на сей счет. Алтаэй сделает это вовсе не для того, чтобы облегчить им участь. Просто без досконального изучения твоих корней исследование не будет завершенным. Миарон захочет знать, от кого ты унаследовала ген, определяющий степень классовой принадлежности. И как он станет это делать, тебе лучше не знать.

Окош остановился против меня, все так же заложив руки за спину и чуть расставив ноги. Очень внимательно оглядел лицо, не упустил шрама от сведенной в прошлом татуировки, чуть задержался на выпуклостях оголенной груди, спустился ниже. Не желая предоставлять ему времени для посторонних мыслей, что могли (не дай боги) зародиться в его голове при созерцании моих обнаженных телес, я задала вопрос, к которому так настойчиво подталкивал меня шикар:

— И...что же мне делать? — Голос дрогнул. Вот и хорошо, правдоподобней будет.

Взгляд шикара немедленно вернулся к моему лицу. Я украдкой выдохнула. Не хватало еще домогательств со стороны иномирянского воина для полного счастья!

Немного помолчав, Окош задумчиво протянул:

— Не уверен, но мне кажется, что я смог бы уберечь тебя от любопытства Миарона...

Вот оно! Браво, Маша. Ну и что дальше? Ведь этот субчик не потерпит отказа.

— Я сильно рискую, берясь за устройство твоей судьбы. Сама понимаешь, как опасно перечить Миарону.

Да уж, понимаю. А еще понимаю, что гораздо опасней перечить тебе. Что ж ты задумал-то, Окош?

— Но если ты согласишься помочь мне в одном непростом деле, то я приложу все усилия, чтобы укрыть тебя от Алтаэя.

'Ты скорее приложишь меня чем-нибудь тяжелым по затылку', — подумалось мне. А в слух сказала:

— Ты сможешь меня спрятать?

— Не вижу в этом сложности. Поддельное клеймо у тебя уже имеется. Нужно только подождать, пока заживут рубцы. Я смогу оформить тебе документы, чтобы ты беспрепятственно поселилась в нейтральном городе. Или устроить твой побег.

Ишь ты, какой щедрый! Прям слезы от умиления наворачиваются.

— Что мне нужно сделать?

Окош отступил к стене и опустился на покинутый мною стул. Одеться он мне так и не предложил. Хорош благодетель! С минуту шикар с самым настоящим интересом занимался инспекцией состояния своих ногтей, должно быть, собираясь с мыслями. Затем сцепил руки в замок на колене и поднял глаза:

— Видишь ли, девочка... Сохранив жизнь одному конкретному шикару, вывезя его из леса, ты весомо перешла дорогу одной очень серьезной организации. Миарон Вереш не должен был вернуться из своего похода, но твоя доброта или скорее глупость спутала кое-кому все карты. Я не спрашиваю — как и зачем. Я предлагаю тебе исправить собственную ошибку. Ты понимаешь, о чем я?

Ах вот оно, где собака зарыта! Что же за ерунда твориться в шикарском стане? Окош предлагает землянке извести Миарона! До сего момента я считала, что это человеческому племени свойственна склонность к интригам и заговорам. Мораль, честь, благородство, принцип, лояльность к власти своего Императора — вот, что внушали о себе шикары в широкие массы земного населения. Образцы для подражания, открытые, честные — они, стало быть, вынашивали за душой коварные планы. И им не чужды такие недуги, как подлость, ложь или удар исподтишка. Как иначе назвать стремление чужими руками убрать с дороги помеху для 'очень серьезной организации' в лице с таким трудом и жертвами спасенного мной шикара? Но, с чем же это связанно? Почему один из тридцати четырех, пользующихся особым доверием Императора воинов, вдруг попал в опалу? Отчего Владыка Отольда просто не сместит неугодного с должности? Либо Императору не известно о трудностях в жизни верного воина? Или не такого уж верного? И что за таинственная 'организация'? Ох, Маша! Влезла ты туда, куда дедушка Макар и в страшном сне телят не гонял! Скучно тебе было на базе карты зубрить и планы составлять? На-ка, получай. Веселье через край бьет.

Сообразив, что слишком затянула с ответом, я передернула плечами и жалостливо произнесла:

— Но как я смогу это сделать?

— Очень просто, — откликнулся Окош. — Я лично знаю Миарона Вереша. Его с Алтаэем связывают общие интересы. Не сомневайся, как только он придет в себя после курса реабилитации, то тут же примчится поддержать друга в его экспериментах под предлогом высказать тебе благодарность за спасение.

— Как я смогу причинить ему вред без фатальных для себя последствий? Вряд ли Миарона Алтаэя порадует смерть друга от руки землянки. Или ты думаешь иначе?

Эх, слишком по деловому прозвучали мои слова. Нужно было добавить отчаяния или страха, а то вон коварный Окош насторожился.

— Это я так же предусмотрел, — шикар ожог меня внимательным заинтересованным взглядом. — Я снабжу тебя одним любопытным веществом. Вам, людям, ихапра не причиняет вреда, кроме как кратковременного зуда в области нанесения. Но для любого шикара она означает смерть. Не мгновенную, а отсроченную. Пока будет длиться затяжной период действия яда, я успею помочь тебе бежать.

Ага, слыхала я про ихапру. С зудом он, конечно, загнул! По моим сведениям у человека после прямого контакта с этим веществом поднимается огромная температура и случаются припадки, во время которых он совершенно перестает контролировать свои действия. Не жалеешь ты меня, Окош! Еще и за дуру держишь.

— А узаши? Он не отходит от Миарона ни на шаг. У зверя тонкое обоняние, он раскусит меня в два счета.

— Его я возьму на себя. Отвлечь узаши — задача трудная, но выполнимая. Но гораздо легче ликвидировать звено связки навсегда. Имитировать несчастный случай в лагере, неожиданное нападение — способов много. Тогда и Миарон Вереш станет гораздо уязвимее.

Убить страшного зверя?! Это после того, что мы с ним пережили вместе? С превеликим трудом мне удалось сдержать рвущиеся на поверхность возмущения. Не время, Маша. Не пора.

— Это все, что от меня требуется?

Шикар откинулся на спинку стула, и, чуть склонив голову, еще раз ощупал оголенную часть моего туловища нехорошим взглядом. Мне захотелось прикрыться. Инстинктивно дернув рукой, я остановилась. Продемонстрировать ему свою слабость? Показать смущение? Ну уж нет, не дождется.

— Пожалуй, есть еще одно. — Окош порывисто поднялся и приблизился вплотную. Правой рукой подцепил мой подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. У меня едва колени от ужаса не подкосились. Как удалось не отшатнуться? До сих пор не понимаю... — Я навещу тебя сегодня ночью. Будь послушной, и мы быстро придем к взаимопониманию.

Ах ты, ванькин сын!!! Худая, больная — и туда же! Все, Маша! Теперь пора! Все равно помирать, так хоть не зря! Пред тем, как огрызаться, я все же решила использовать последнюю возможность. Холодно глянув на шикара, вкрадчиво произнесла:

— Я больна. Близость со мной может пагубно сказаться на твоем здоровье, Окош.

В некотором подобии удивления, пришелец вздернул тонкие брови:

— Так ты понимаешь шикарский?

А, чертов язык! Моя болтливость меня погубит! Хотя, тут и без болтливости, кажется, занавес. Куда не плюнь — везде тупик.

— Думаешь, я вошел бы сюда, не проконсультировавшись с лекарями? — Шикар не выпускал из плена моих глаз. — Они не могут определить природу твоего недуга, но совершенно точно уверены, что для других он не несет угрозы. В целом ты не представляешь для меня интереса. Но вот по отдельности... Твои глаза, волосы, цвет кожи. Даже твоя худоба. Но в особенности твой характер — у меня еще не было подобного опыта. И я собираюсь это исправить в самое ближайшее время.

Прохладные пальцы шикара изучающе прошлись по выпуклости моей груди. Меня передернуло, озноб заставил кожу покрыться мелкими пупырышками. Я понимала, что последняя возможность спасти или хотя бы отсрочить свою смерть потеряна. Стерпеть его прикосновение стало выше моих сил. Зная, чем мне аукнется непокорность, а тем паче, причинение вреда драгоценному здоровью Окоша, я извернулась и хорошенько засадила развратнику локтем в солнечное сплетение. Хотела еще добавить кулаком по морде, но не успела. Большому, сильному и выносливому шикару мои старания — как слону дробина. Разгневанно зашипев, пришелец отшвырнул меня к стене. В полете я успела подумать, что жизнь крайне не справедлива к несчастной девочке Маше. Но, встретившись затылком с твердой поверхностью, растеряла все желание над чем-нибудь размышлять. Не до того как-то, когда кости трещат и глаза из орбит выпрыгивают.

— Неужели тебе не дорога твоя шкура? — Прошипели совсем рядом с моим лицом. Теплое дыхание Окоша ожгло щеку похуже каленого железа.

Слепо похлопав веками, я кое-как согнала красную пелену, мешающую видеть, и простонала:

— Ну как сказать? Не то, чтобы очень...

Окош резко отстранился.

— Что ж, — процедил он с такой интонацией, что у меня волосы на помятом затылке зашевелились. — Тогда я сделаю тебе царский подарок. Я сохраню тебе твою жалкую, никчемную жизнь лишь затем, чтобы во всей красе показать, как она хороша! Позволить сполна насладиться ее прелестью. Я никогда и ничего не предлагаю дважды. У тебя был шанс. Желаю тебе отлично провести время!

Круто развернувшись на каблуках, Окош направился к двери. А я, цепляясь соскальзывающими пальцами за неровности стены, честно попыталась подняться. Увы, вбежавшие охранники мои вялые потуги не оценили. Не растрачивая попусту сонные иглы на недобитую землянку, они слаженно приласкали меня пинками нескольких ног, обутых в высокие сапоги. Ребра затрещали, я инстинктивно свернулась в клубок и прикрыла голову руками. 'Масечке крышка...' — успела истерично подумать я, прежде чем тьма накрыла меня своим спасительным крылом...

...

Глава 17

Вереш

С трудом приподняв тяжелые, опухшие веки, я уткнулся взглядом в мутную молочную дымку. Некоторое время лежал неподвижно, силясь вспомнить, кто я такой. Кое-как разрешив сложную головоломку своего происхождения, я ненадолго вздохнул с облегчением. Однако, чувство удовлетворения от успешно выполненного мозгового штурма быстро сошло на нет. Хорошо помнить свое имя, но неплохо бы вспомнить хоть что-то и о своей жизни...

Последние события предшествующих дней роились в голове раздробленными вспышками, не неся никакой смысловой нагрузки и упорно не желая складываться в целостную картинку. Наверное, стоит начать с другого конца. Возможно, поняв, где нахожусь в данный момент, я сумею построить логическую цепочку былых приключений.

Сощурив глаза, я бережно свернул на бок гудящую голову. Хм... Белоснежная стена, окутанная струящимся паром молочного тумана, определенно мне что-то напоминала. Проглотив тугой ком вязкой слюны, я неожиданно осознал, насколько сильна терзающая меня жажда. За стакан прохладной, целительной влаги я бы отдал очень и очень многое.

Странно, но мое не высказанное в слух желание мгновенно претворилось в реальность. Изголовье ложа, на коем с комфортом расположилось мое тело, плавно приподнялось, зафиксировав спину в полусидячем положении. На коленях возник прозрачный поднос с графином искрящейся в неверном млечном свете жидкости. Рядом сформировался пустой стакан. Не став утруждать себя ритуалом переливания живительной влаги из сосуда в сосуд, я удалил пробку и с наслаждением приложился к узкому горлышку. Вода растеклась по пищеводу, смочив ссохшуюся глотку, и прохладным водопадом упала в желудок. Мысли отчасти прояснились, выдав первую порцию обработанных воспоминаний.

Однако, я не успел обмозговать полученную информацию, так как был бесцеремонно прерван. Прямо против моего ложа в сплошной стене раскрылся темный проход, откуда грациозно выскользнул...Миарон Алтаэй?!? От поразившего меня потрясения, я с такой силой стиснул горлышко графина, что на узорчатом хрустале расползлась паутина мелких трещин. Эмоциональная встряска положительно сказалась на процессе активации дремлющих где-то в глубине мозга воспоминаний. Меня, как любят выражаться земляне, будто обухом по голове приложили. Яркое озарение восполнило все пробелы. Ну, почти все...

Я глухо выругался. Значит, девчонка все же справилась... Сумела доставить нас в лагерь. Или же нет?! Возможно, воины Алтаэя перехватили ее по дороге? Не хорошо... Не разобравшись в истинном положении вещей, они могли причинить ей вред. А мне бы того совершенно не хотелось. И где Кадол? Почему...о великие Прародители! Да это же реабилитационная палата целительского корпуса! Я на Отольде? Как?!

— Расслабься, дружище! — Раздалось прямо над моим ухом. — Я прямо слышу, как с бешеной скоростью ворочаются в голове твои извилины! Побереги мозги, они только что освободились от оков восстановительного сна. Перегрев им противопоказан!

Обратив взгляд на источник ироничной речи, я скривился. От пышущего весельем лица Алтаэя и неистребимого оптимизма в его облике, мне захотелось взвыть в голос. Так и влекло затолкать ему в глотку чего-нибудь по-кислее, чтобы стереть выражение безоблачной радости с молодого лица. Иногда мне казалось, что в теле моего друга непостижимым образом уживаются две совершенно разные личности. Одна из которых являла собой безжалостного воина с острым, пытливым умом, а вторая принадлежала смешливому странствующему барду, что видит смыслом жизни вызывать у зрителей улыбку. Алтаэй одинаково раздражал меня в обоих своих ипостасях. А еще я безумно дорожил его дружбой, испытывая крепкие братские чувства к переменчивому, странноватому Миарону.

— Да что ты смотришь, как на земного перебежчика? — Возмутился уязвленный Алтаэй. — Я уже третий день под дверью палаты караулю твоего пробуждения, а ты, оказывается, вовсе не рад меня видеть?!