Темная сторона Эмеральд Эберди

— Сейчас сделаю.

— А ты, — теперь Морти смотрит на меня. Я инстинктивно вскидываю подбородок. Не думаю, что по злости он меня переплюнет. Я тоже хочу поболтать. — За мной.

— Как скажете, сударь.

Венера смотрит на меня широкими, испуганными глазами, но я отворачиваюсь, ведь не собираюсь ее поддерживать или что-то вроде того. Пусть сама справляется. Тут никто не собирается с ней нянчиться, как и держать за руку, если вдруг на нее нахлынет паника.

Морти заводит меня в белую комнату. Крышка рояля закрыта. Я усмехаюсь.

— Почему же ты не успокаивал себя и свои нервы? — Мы встречаемся взглядами. — Ты же говорил, что это работает.

— Я и не волновался.

— Правда?

— Да. Я был зол, но не взволнован. Эмеральд, — он резко подходит ко мне, — что же ты творишь? Тебя не было целый день.

— И что с того? — завожусь я. — О себе побеспокойся.

— Хватит так разговаривать со мной. Никаких пререканий! Твоя жизнь — моя забота.

— Поэтому ты обманываешь меня? Поэтому ты лжешь мне в лицо, а потом требуешь честности? Да какого черта, Морти! Я думала, мы на одной стороне.

— Я тоже так думал.

— Но в чем я прокололась? С какой стати заслужила твое лицемерие? Мне ничего из этого мира неизвестно, а ты — единственный, кто в состоянии открыть мне глаза на многие вещи. Но довериться тебе — полное безумие, ведь ты только и делаешь, что обманываешь.

— Я уже извинился. — Ледяным голосом отвечает Цимерман. — Продолжим взвывать к моей совести, или поговорим о твоей? Как человек, отрицающий правду, может требовать ее от кого-то другого? Сколько раз врала ты? Сколько раз скрывала то, что было важным? Но ни это главное. Главное то, что я обманул, но не из злости или желания причинить тебе вред. Я хотел вернуть тебя, Эмеральд; хотел пробудить в тебе чувства!

— Но как мои чувства должна была пробудить ложь о печатной машинке? Ты сказал, ее невозможно уничтожить. Сказал, что только убийство Сомерсета положит конец этому безумию. Но это полная чушь!

— Эмеральд...

— Ты ведь знал об этом, — разочарованно покачиваю головой, — ты знал, но солгал мне.

— Нет. — Старик тяжело выдыхает. Его костлявая рука вытирает испарину со лба, а на лице вдруг появляется выражение растерянности. — Я не лгал тебе. Не в этот раз.

— То есть? Хватит нести бред. Венера сказала, что она способна уничтожить машину.

— Она, может, и способна. Но мы не сделаем этого.

— Что? — возмущаюсь я. — По какой причине? Разве есть что-то важнее смерти Сета?

Мортимер стареет на глазах. Я не понимаю, почему он бледнеет и отходит в сторону рояля. Руками он облокачивается о крышку инструмента и замирает на несколько секунд.

— Что с тобой? — спрашиваю я. Неожиданно я ловлю себя на мысли, что волнуюсь за старика. Вдруг ему плохо? — Ты в порядке?

— Эмеральд, я клянусь, что не сразу понял, в чем дело. Я не знал, а когда все осознал, то просто испугался. Я ведь не ты: я умею бояться и часто это практикую.

— Что ты несешь?

— В первый раз я задумался над этим, когда ты рассказала мне о вспышке; о видении, которое возникло между тобой и Хантером Эмброузом. Простые люди так не могут.

— В смысле — простые люди?

— Сомерсет видит нечто подобное.

— И? — недоуменно хмурю лоб я. — Причем тут он?

Цимерман практически страдальчески выдыхает. Пытается улыбнуться, но выходит просто ужасно. Меня начинает бесить этот разговор.

— Очень давно, когда я еще не работал с твоим отцом официально, он пришел ко мне в штаб, держа в руках обмотанного в одеяло ребенка. Мальчишку. — Морти кривит губы и делает несколько шагов ко мне навстречу. — Он запретил мне об этом рассказывать, а я так и не понял, что произошло. Уже на следующей неделе Колдер стал моим напарником.

— Не понимаю...

— Эмеральд, как ты выжила? — спрашивает Цимерман, расширяя светлые глаза. — Как ты пережила тот пожар? Никто ведь так и не сказал, что с тобой случилось; каким образом ты оказалась на улице живая и невредимая. Это было чудом. Однако единственное чудо, о котором мне известно, стоит здесь. В соседней комнате.

Мне нечем дышать. Мысли взрываются в моей голове, и я растерянно отхожу назад, все больше и больше расширяя глаза.

— Нет, — встряхиваю волосами, — не может быть.

— Я тоже не поверил. Но потом Эриния нанесла тебе четыре ножевых ранения, а ты, моя дорогая, осталась в живых. Это странно, тебе так не кажется?

— Но это невозможно! — вспыхиваю я. Лицо обдает холодом. Впервые мне становится по-настоящему страшно. — Я старею. Я чувствую. Я...

— Это лишь очередная загадка, ответ которой нам неизвестен. — Мортимер подходит ближе и поджимает губы. — Мне очень жаль.

— Ты лжешь!

— Твой отец пожелал, чтобы ты очнулась. И вот, Эмеральд, ты жива.

— Я не могла умереть. Не могла! — Нервно пожимаю плечами и пронзаю Цимермана обиженным взглядом. — Ты опять пытаешься меня обмануть?

— Нет, дорогая. Не в этот раз. Мы не уничтожим печатную машинку, ведь если с ней что-то случится, умрет не только Сомерсет. Но и ты.

Я резко отворачиваюсь. Сжимаю пальцами талию и смотрю перед собой, пытаясь не сойти с ума, не сорваться на крик. О чем он говорит? Чего от меня хочет? Если бы я была такой, как Сомерсет, я бы не чувствовала. Я бы перестала стареть, перестала замечать, как скоро несется время. Я была бы совсем другим человеком!

— Эмеральд.

— Замолчи! — взрываюсь я и вновь гляжу на старика. Внутри клокочет дикая злость. Я буквально ощущаю, как кожа покрывается жаром, как лицо вспыхивает от испуга и какой-то странной обиды. Так и хочется заорать во все горло: я не верю! Но это будет ложью. Я всю жизнь только и делала, что боролась с темной стороной. Я ненавижу всех, мне чужды людские эмоции, их переживания. Они любят, волнуются, ждут, верят, а я..., я ничего не ощущаю. Во мне живет пустота, и только ярость заполняет уголки рассудка. Как долго не осознавала я, что давно перестала жить. Я умерла семнадцать лет назад, и вместе со мной умерли все мои чувства.

Глаза покалывает. Я порывисто сжимаю их пальцами, а затем обессиленно опускаю руки вниз. Они падают, наливаются свинцом и тянут меня за собой.

— Венера сказала, что я темная, — шепчу я, разглядывая взволнованное лицо Морти.

— Это не так. Дорогая, ты исцелилась, ты чувствуешь!

— Разве? Нет, Морти, нет! Я ничего не чувствую. Уже давно. Мне наплевать на тебя и на мою мать, на отца. Я смогу спокойно жить, если все вы умрете, и в груди у меня ничего не екнет, потому что там ничего и нет.

— Не говори глупостей.

— Так и есть. Я..., я..., — зажмуриваюсь и распахиваю глаза, потерявшись во времени. Голова вдруг кружится. Оглядываюсь и шепчу. — Я — чудовище.

— Эмеральд...

А как иначе? Чего еще я ожидала? Думала, не любить это нормально? Да люди ведь только и делают, что живут ради чувств, ради отношений, ради волнений и удовольствий, ради тепла, грусти, бешеного калейдоскопа эмоций. Жизнь и есть — сплошное ощущение в какой-то момент каких-то событий. А я всегда бегу по острию, надеясь испытать хотя бы толику того, от чего у других сносит крышу. Я испорченный продукт. Девушка без чувств. Полагала, что сама выбрала равнодушие. Но оказалось, что это бесчувствие выбрало ее.

— О чем бы ты сейчас не думала, ты ошибаешься, — восклицает Мортимер. — Человек не может быть темным, когда он отдает свою жизнь за других. Это противоестественно.

— Я не собираюсь ни за кого отдавать свою жизнь.

— Ты так думаешь.

— Я уверена.

— Хватит говорить о том, о чем ты понятия не имеешь!

— А ты имеешь?

— Эмеральд...

Внезапно распахивается дверь. Я и Цимерман одновременно поворачиваем головы. Не хочу никого ни видеть, ни слышать, и поэтому когда на пороге показывается голова не на шутку перепуганного мистера Доусена, сжимаю в кулаки пальцы. Как же все надоело!

— Мортимер, — отрезает он, запыхавшись, — я не хотел врываться, но Прескотт только что разбудила Эмброуза. И вы...

— Зачем она это сделала? — удивляется старик. — Надеюсь, Хантер на чердаке?

— Терранс связал его.

— Ладно. Сейчас мы подойдем.

Я не собираюсь произносить ни звука. Однако растерянно выдыхаю, заметив на руке мужчины глубокий порез. Прямо на ладони. В ушах у меня что-то взрывается. Сирена! Не понимая, что творю, я, будто гарпия, прыгаю вперед и хватаю Доусена за локоть, когда он почти выходит из комнаты. Мои глаза горят огнем.

— Что это? — рычу я. Мужчина испуганно пятится назад. Мямлит что-то, правда, мне наплевать. С силой дергаю его на себя. — Что это такое, вашу мать, мистер Доусен?

— Я..., я...

— Что ты делаешь, Эмеральд?

— Замолчи, Морти! Отвечайте, ну! — я испепеляю адвоката яростным взглядом. Меня так и покачивает в сторону от потока ядовитой злости. Венера сказала, что за нами кто-то наблюдает, что этот человек хочет причинить мне вред, что он — предатель. — Вы порезали руку, когда следили за мной? Так ведь?

— Спенсер..., — запинается Цимерман.

— Говорите же!

— Я..., я не...

В глазах мужчины что-то меняется. Они становятся ледяными — как и у меня, когда я намереваюсь разодрать кому-то глотку. Не успеваю среагировать, пусть и невольно этого жду. Доусен размахивается, испускает вопль и вонзает сжатый кулак в мой торс.

— О господи! — От боли я стону, прогибаюсь вперед и едва не падаю на колени.

Чертов ублюдок! В глазах прыгают черные точки. Я цепляюсь пальцами за дверь, не сразу прихожу в себя, лишь спустя мгновение. Но эти секунды переворачивают все, что когда-то было важным; все, что во мне хотя бы казалось светлым. Я выпрямлюсь, полная не той злости, что копилась у меня много лет. Это нечто новое. Оно черное, ядовитое и не прощает ошибок. Я иду за Доусеном не с целью проучить его. Я хочу его убить.

— Эмеральд! — кричит позади Цимерман, но я уже несусь вперед.

На ходу выхватываю браунинг. Бегу, не взирая ни на боль, ни на сомнения. Плевать, что грудь разрывается от досады и от разочарования. Я ничего не чувствую, ничего! Это в правилах тех, кто испытывает жалость за свои поступки. А я не такая. Мне все равно!

Я нагоняю Спенсера Доусена у лифта. Выпускаю вперед ногу и валю его на пол. С воплем он переворачивается на спину и поднимает взгляд, полный нескрытной паники. Не хочу, чтобы ему было страшно. Я хочу, чтобы он был в ужасе. Направляет дуло пистолета на его голову. Шею ломит. Передергиваю плечами и тут же вновь смотрю на адвоката.

— Из-за вас я могла умереть. — В горле першит. Пару раз грузно выдыхаю. — Из-за вас могла умереть моя мать, мой друг. Вы — ничтожество, Мистер Доусен.

— Я просто пытался спастись! Я устал бояться, устал служить тем, кто превратил всю мою жизнь в кошмар! Я устал!

— Теперь вы отдохнете.

Я собираюсь спустить курок, но неожиданно чувствую, как кто-то оттаскивает меня в сторону. Резко сбрасываю с себя руки и разворачиваюсь. В глазах у Морти безумие. Он глядит на меня, не узнавая.

— Ты что творишь? — шипит он. — Опусти пистолет.

— Он заслужил.

— Иди в свою комнату. Я разберусь.

— С чем вы разберетесь? — кричу я. — Что вы сделаете? Он предал нас, он рассказывал обо всем Сомерсету, потому что решил спасти свою тупую жизнь! Но, знаете что, мистер Доусен, всем наплевать на вас! — теперь я смотрю на адвоката. — Вы — пустое место, и если вас не станет, никому до этого не будет никакого дела! Никому!

— Эмеральд, успокойся!

— Нет, не трогай меня! — вновь отталкиваю руки Морти от себя. Он и не знает, что со мной делать. Стоит и растерянно хлопает седыми ресницами. — Он должен умереть, иначе умрем все мы. Слышишь? Он должен...

— Он ничего нам не сделает. Я позабочусь об этом.

— Я сам уйду, я клянусь, я..., — Спенсер замолкает, когда я пронзаю его взглядом. Мне так и хочется свернуть ему шею. — Прошу. Вы больше никогда меня не увидите... Просто я не смог. Не смог! Я устал, мне надоело просыпаться и думать о том, что я могу умереть. Я неосознанно стал частью этой группы, я был глуп и не понимал, чего это может стоить!

Мужчина начинает рыдать, а я отворачиваюсь. Мерзкий трус. Цимерман кладет руку мне на плечо и медленно кивает.

— Уходи. Я подойду к тебе через пару минут.

— Плевать.

— Эмеральд.

— Оставь меня в покое.

Срываюсь с места. В груди до сих пор клокочет ярость, а торс сжимается от боли. Я и подумать не могла, что могу ощущать нечто подобное. Это ведь не злость. Это безумие в чистом его виде. Поджимаю губы: теперь все позади, успокойся, Родди, все нормально.

— Я не хотел, — за спиной мямлит Спенсер. Морщусь. Еле сдерживаюсь от того, чтобы не закрыть ладонями уши. — Я не думал, что все так произойдет! Мортимер, я лишь хотел стать свободным, хотел...

— Закрой рот, Спенсер!

— Боже, я не желал смерти Колдеру. Я просто..., просто сказал, а они..., господи, мне так жаль! — Замираю. Мои ноги прирастают к полу. — Колдер верил, что я на его стороне, а я подставил его, но это помогло мне выбраться из сумасшедшего круга! Это сдвинуло мне жизнь с мертвой точки! Я ведь так желал этого! Я так хотел исчезнуть!

Я слышу этот щелчок. Он делает меня другим человеком. Я больше не пытаюсь себя успокоить; не пытаюсь стать другой. Бесстрастно достаю браунинг. Разворачиваюсь и иду обратно к Мортимеру, дыша ровно и тихо, будто совсем ничего не ощущаю в своей груди.

Глаза Спенсера Доусена становятся огромными, когда он меня замечает. Мужчина в панике отползает к двери, пытается достать пальцами до кнопки вызова лифта, но только выглядит глупо. Я уже рядом.

— Эмеральд, что ты...

Не слышу Цимермана. Поднимаю руку, целюсь и...

Раздается выстрел. Кровь попадает мне на лицо, но я не собираюсь закрывать глаза. Стою с вытянутой рукой и смотрю на мертвого мужчину, говоря про себя: это за Колдера. Правда, не думаю, что он слышит. Не думаю, что ему теперь есть дело, до моих слов. Но, тем не менее, я шепчу.

— Теперь ты исчез, — и опускаю руку.

Я выполнила его желание.

В ту же секунду на меня обрушиваются чьи-то руки. Цимерман с силой встряхивает меня, будто куклу и начинает что-то орать, но я просто зажмуриваюсь. Я убила Спенсера, но он этого заслуживал. Я убила его.

— Что ты натворила! Как ты могла!

Моя голова наполняется шумом. Я хватаюсь за нее пальцами, сжимаю и испускаю не человеческий вопль. Пусть меня оставят в покое, пусть никто не прикасается ко мне!

— Эмеральд! Что ты сделала? — Мортимер все-таки заставляет меня взглянуть на него. Но зачем? Я лишь вижу то, что видела всегда: презрение к себе в глазах у других людей.

— Он заслужил.

— Ты убила человека!

— Он заслужил. — Повторяю я.

Морти отшатывается назад и протирает костлявыми руками лицо, я же срываюсь с места. Несусь куда-то по коридору и ничего не понимаю. Только и делаю, что сжимаю и разжимаю пальцы. Внезапно наталкиваюсь на Саймона. Он тянет ко мне руки, но я ловко проскальзываю мимо.

— Родди!

Это не мое имя. Я никого здесь не знаю. Бегу изо всех сил, хватая дрожащим ртом воздух. Что я сделала? Я убила его. Зачем? Я отомстила за отца. Я поступила правильно.