Арбалетчики в Вест-Индии

— Пулемёты — бей! — теперь уже и целиться толком не надо. Пуля — хоть и дура, но в такой толпе всегда своего дурака найдёт, а шесть пулевых полиболов на такой дистанции и по такой цели добрую сотню хороших пращников с успехом заменяют! Целые ряды под пулями и стрелами валятся прямо под ноги следующим за ними, а тем тоже деваться некуда — задние напирают. Единицы только прорываются к нашему рубежу — чтоб тут же рухнуть под меткой стрелой или дротиком. И нету времени у лузитанских вождей план прорыва менять, да и потери уж немалые понесены, и надо же, чтоб не зряшными они оказались, а раз так — вперёд, да поплотнее, сомнём этих турдетан массой и лихостью, как отцы и деды всегда сминали! А победа — она ведь всё спишет...

Нет, кто-то там всё-таки сообразил и повёл свой отряд — ага, вправо, ниже по течению, но и там не одни только пейзане, там наш вождёныш Рузир с помощником и правой рукой Миликона, и с ними — лучшая часть миликоновской дружины, а ещё ниже — дружины вождей с низовий Бетиса со своими ополчениями, а напор ведь уже не тот, и нет уж того первоначального куража. А выше, левее нас — там старый приятель Тордула, и на что угодно спорить готов, что не просто приятель, а бывший сослуживец, повидавший с ним такие виды, которые нам и не снились. И нет у меня как-то особых сомнений в том, что и там тоже всё схвачено и предусмотрено — наверняка рогатки с ежами так понаставлены, что хрен сквозь них продерёшься. А ещё туда ведь и подмога из Онобы направлена, в числе которой около сотни профессионалов — дружинников вождя. Да и узостей больше в тех каменистых верховьях, которые куда легче оборонять. Это Ликута с его дружком выпустили по договорённости, а у этих блата нет, и с ними никто цацкаться не будет. Кое-кто всё-же решил, видимо, попробовать и этот вариант — где-то с пару сотен туда свернуло, тоже плюнув на основную массу. Вот она, лузитанская сплочённость и дисциплина, во всей красе вырисовывается! Каждый в отдельности — крутой головорез, но все вместе, да в чистом поле — доброго слова не стоят. И ещё строят какие-то иллюзии, млять, о сохранении своей независимости и своего образа жизни! Фантазёры, млять!

Но даже и с уходом тех, кто возомнил себя самыми хитрожопыми, у лузитан против нас всё ещё остаётся крепко сжатый кулак, и оставшиеся вожди понимают, что бить надо им, а не растопыренной пятернёй. И все их отряды уже втягиваются в атаку, давя и толкая с трудом продирающихся через завалы трупов передних. Они всё-таки приближаются, и наши лучники уже не всех подряд щелкают, а выбирают лучников и тех, кто готовится метнуть дротик, а подравнивают их фронт пращники, и только полиболы, перезарядившись, продолжают выгрызать в атакующей толпе глубокие бреши. Поначалу в ней преобладали конные, но теперь их изрядная часть образовала завалы, через которые уже карабкается их пехота — лёгкая, подвижная, лихая, но сейчас продирающаяся сквозь затор и потерявшая всю свою стремительность. И затор растёт — теперь уже за их счёт...

— Линейная пехота — на позицию! — надо прикрыть стрелков от чересчур приблизившегося противника, который, того и гляди, дротики метать почнёт. Хоть и есть у всех их малые цетры, но хрен ли это за защита? Скутумы наших копейщиков поменьше и полегче римских, кельто-иберийского типа, но тоже вполне пригодны и для построения типа фаланги, и для "черепахи". Не прямо к рогаткам выдвинулись, а на десяток шагов позади их — эдакие короткие фаланги в четыре шеренги между фортами и редутами, в которые теперь отходят по частям наши стрелки. Первая треть уже оттуда бьёт поверх голов, остальные — ещё навесом из-за строя копейщиков, которых готовы уже подпереть сзади и легковооружённые ополченцы. Противник приблизился на уверенный бросок, и первые шеренги наших копейщиков по команде своих сотников метнули дротики. Их у каждого по два — помимо пики для рукопашки. Следом за первыми пошли вторые, затем — дротики задних, передаваемые передним, а ополченцы начали передавать задним уже свои. После реформы Мария будут случаи, когда римские легионеры одними только пилумами будут отражать атаки галлов и германцев, так и не доведя дело до мечей. Но то — уже профи будут, а не нынешние призывники, да и пилум всяко покруче простого дротика будет. Ещё круче иберийский саунион, и они тоже у нас в обозе имеются, но не на этих же легковооружённых их расходовать! И под дротиками валятся! Вон, трупы уже на самих рогатках повисли!

Наконец первые лузитаны преодолели и рогатки — ага, чтобы оказаться перед стеной скутумов и напороться на пики. Они у наших копейщиков примерно трёхметровые — не с македонского же типа фалангой воюем и не с тяжёлой кавалерией, клином выстроенной, так что шестиметровые сариссы тут заведомо излишни. Всё новые лузитаны преодолевают заграждения, но кураж у них уже не тот — и потери слишком велики, и на наших прекрасно экипированных матёрых наёмников нарваться не ожидали, а ожидали увидеть, сходу смять и покрошить в мелкий салат нестройную и перепуганную толпу наспех обученных и разномастно вооружённых пейзан. Сюрприз, млять! Пики передних, правда, уже унизаны трупами, и их приходится бросить, но продолжают колоть меж их головами задние, а передние обнажили мечи. Ещё не нашего типа, нет ещё их массового выпуска, как нет ещё и нашей промышленности, ещё традиционные для Испании самые обычные гладиусы и фалькаты, но они в умелых и опытных руках профессиональных головорезов, собранных в немалом числе в одном месте...

— Надолго этих разбойников не хватит! — уверенно предсказал Тордул, — У них только первый натиск силён, но если он неудачен — они теряются. Я бы сейчас конницу к атаке подготовил...

— Давай, — кивнул я ему, — Потихоньку, без лишнего шума...

Конницы у нас полторы сотни, среди которых десятка два ветеранов Ганнибала. И ещё десятка два местных, однокашников моего помощника, остальные — обучены ими и не сильно хуже. Это я профессионалов считаю, а приданной нам ополченческой — ещё с сотню наберётся. У противостоящих нам лузитан столько, пожалуй, уже и не осталось, да и деморализованы они, и кони устали, а у многих и изранены — прав помощник, сомнём как нехрен делать!

Правее, где натиск лузитан был пожиже, и их разгромили быстрее, судя по воплям и показавшимся беглецам, контратака уже началась.

— Проклятый щенок! — прорычал Тордул, имея в виду вождёныша Рузира, — Ну куда его несёт! А этот старый хрыч куда смотрит?! — это явно относилось к помощнику Миликона.

— Думаешь, заманивают парня в засаду?

— Может и на самом деле бегут — там их есть кому хорошенько отколошматить. Но я бы на их месте обязательно попробовал заманить. Главный ты, и решать тебе, но на мой взгляд — надо выручать молокососа, покуда его не взяли в клещи...

— Тогда — не будем терять времени! Бери половину конных, ты справа, я — слева! Пехота! До рогаток — вперёд! У рогаток — остановиться! Велтур — командуй тут!

Копейщики отвлекли на себя внимание лузитан, которым было некуда спасаться и которых они методично истребляли, и наши два конных отряда, врезавшись в уже обескураженную толпу с флангов, всполошили и центр, вообразивший, что его окружают. Мы бы так и сделали, по правде говоря, если бы не нужно было выручать вождёныша.

Гнедой Мавр подо мной, всхрапнув, лягнул какого-то пешего, который аж отлетел, а затем вцепился зубами в холку встречной лузитанской лошади, седок которой не без труда удержался на потнике, но защищаться уже не мог — мой меч без помех вошёл в его бочину. Так, один есть! Высвобождая клинок из оседающего покойника, я вскинул цетру, стремясь принять на рикошет фалькату второго, но он вдруг как-то резко раздумал и тяжело рухнул с саунионом, проткнувшим его прямо сквозь щит. Я ведь говорил уже, кажется, что саунион покруче римского пилума будет? А вот этот пеший тут явно лишний! Он и сам это уже понял, да поздновато — обгоняя, я отмахнул ему мечом башку. Ещё одного конного смял и срубил прямо перед моим носом Бенат, а для меня следующего как-то уже и не осталось — прочие улепётывали во весь опор, и мы принялись рубить не столь прытких пеших.

Мой помощник тем временем со второй половиной нашей конницы тоже прорубился сквозь тех лузитан, что посмелее, рассеял тех, кто потрусливее, да ломанулся наперерез преследующему таких же трусов Рузиру. Млять, а ведь если он прав — ему самому, того и гляди, подмога понадобится...

Мы вынеслись на гряду невысоких холмиков, с которой я и осмотрелся. Прямо от нас противник улепётывал, левее — тоже, судя по характерным клубам пыли ещё левее — было от кого. В глубине виднелись колонны лузитан с обозными телегами и гуртами скота, и от них отделялись конные, собираясь в отряд. Только у меня как-то не сложилось впечатления, что атаковать они сейчас намыливаются. Скорее, собрались прикрыть свою добычу и охраняющих её пеших от нашей атаки. Ну и хрен с вами, не очень-то и хотелось, гы-гы! Вот справа, напротив вождёныша и перехватившего его наконец Тордула, мне что-то обстановка не нравится! Эти-то откуда нарисовались? И странно как-то атакуют, слишком уж вразнобой, но лихо скачут, совсем коней не жалея. И многовато их, даже для такой бестолковой атаки многовато!

Мы перехватили их и дали просраться, и они как-то слишком уж легко признали, что здесь им делать нехрен, а дела поважнее ждут их поюжнее и нас, и Тордула с Рузиром. А оглянувшись, я въехал, почему южнее, а не севернее, куда, казалось бы, лежал их путь домой. Там показались уже всадники из Онобы, а с северо-востока им навстречу — какой-то слишком уж ровно построенный отряд, да ещё и под здоровенным знаменем.

— Похожи на италийцев! — определил Бенат, — Из кордубского лагеря, что ли?

Мой помощник уже отчитывал вождёныша — сурово отчитывал, как нашкодившего хулиганистого пацана, потом миликоновский помощник подъехал, начал что-то Тордулу возражать, а двое против одного — это ж разве честно? Я собрался подъехать к ним для восстановления паритета, но тут меня Хренио тормознул:

— Макс, к тебе тут гонец! Не пойму только, от кого и чего ему надо.

Гонец оказался от Рузира. Мы с Васкесом едва из сёдел не вывалились от хохота, когда выяснилось, что он был послан ко мне ещё до нашей атаки, да опоздал и всё это время догонял меня, чтоб передать приказ поддержать их собственную атаку!

— Молодец! — утешил я опоздавшего, — Лучше поздно, чем никогда! — в конце концов, боец ведь честно выполнил полученный приказ, а в том, что он не нашёл нас там, где мы должны были быть, его вины нет.

— А теперь — рассказывай, за каким хреном тебя Геракла изображать понесло? — ехидно поинтересовался я у вождёныша. Но пока тот подбирал слова для достойного его сана ответа, вмешался помощник Миликона:

— Римский гонец передал приказ от Назики — связать боем и не выпускать бегущих лузитан. Он настиг их у самой Илипы, но у него мало конницы, и он не может перехватить беглецов. Это должны сделать мы.

— Класс! Слыхал, Хренио? Это мы, оказывается, над беззащитными беглецами тут изгаляемся! — съязвил я, и турдетанам переводить с русского не понадобилось — сами догадались. Пока ржали, подъехал римлянин и стал на ломаном турдетанском доводить до нас обстановку. Оказалось, что напрасно мы опасаемся подхода тех крупных сил лузитан, которые были тремя скоплениями показаны на карте Ликута — их-то как раз и настиг со своей армией Сципион Назика. Поначалу там было жарко, но на момент отъезда гонца к нам римляне уже сломили сопротивление противника и обратили его в бегство. Те, которых остановили мы, были, конечно, не беглецами оттуда, а передовыми отрядами, выдвинувшимися для разведки и прорыва, а вот беглецы — это те последние, которых мы шуганули.

— Пора разделаться с этими! — спохватился я, указывая на собравшийся плотной массой конный отряд лузитан и пеших с награбленным скотом. Насколько я помнил по юлькиной выжимке из Тита Ливия, отобранную у лузитан добычу Назика должен свезти к Илипе для возвращения прежним хозяевам, если таковые объявятся, а всё невостребованное продадут для дележа денег между солдатнёй. Кто-нибудь верит в то, что ограбленные лузитанами пейзане следуют за ними в надежде вернуть своё от самой Кордубы? Лично я — как-то с большим трудом. В то, что кто-то их известит и будет их дожидаться — как-то тоже. Но как делить невостребованное будут? Нетрудно сообразить, что римлянам и латинянам может запросто перепасть куда больше, чем союзникам, а италийским союзникам — куда больше, чем испанцам. Но та добыча, которую захватим мы — наша. Что с боя взято, то свято, как говорится. Ну так и брать надо, раз дают!

Лузитаны, конечно, имели на сей счёт своё особое мнение, но кого оно интересовало, их заведомо неправильное мнение? Их лучшие бойцы легли в атаке на наш рубеж, а эти тыловые крысы даже экипированы были хуже самых захудалых из миликоновских ополченцев — ну, если честно сравнивать, конечно — пеших с пешими, а конных с конными. Конницу ихнюю мы смели сразу же, пешие попытались было что-то вроде вагенбурга из телег изобразить, но настолько бестолково, что и половины не успели. Часть мы порубили, часть оружие побросала. Три десятка я оставил разбираться с добычей, а сам с Тордулом поспешил к рубежу, где "на хозяйстве" оставался Велтур. Но там всё тоже завершалось — стрелки расстреливали противника из фортов, копейщики держали фронт, а лёгкая ополченческая пехота, которую шурин догадался выдвинуть в прорывы вслед за нашей конницей, охватила противника с флангов и тыла. Кто-то сражался до конца, стараясь продать жизнь подороже, кто-то — хотя бы уж умереть с оружием в руках, кто-то закалывался сам, дабы не попасть в плен, но кто-то и бросал оружие. Где-то с полсотни пленников набралось, и хрен ли с ними прикажете делать? Нам-то они нахрена? Римлянам разве только продать? Пожалуй, так и сделаем — один хрен с Назикой встретиться надо. Но это позже, а пока — есть дела поважнее...

У себя в палатке я достал одну из заранее приготовленных записок — ту, что для победного случая предназначалась. Подаю её нашему "почтмейстеру", тот к лапе голубя вяжет.

— Макс, ты обещал показать, что там написано, — напомнил мне Васькин, — А то один только я не знаю.

— Да не ломай глаза, там же мелко, только Володя и разберёт. Я сейчас покрупнее и поразборчивее продублирую.

— А зачем?

— Тучи видишь? Погода нелётная, и как по ней голубь долетит — хрен его знает. Да и мало ли что в пути случиться может? Охотник подстрелит, коршун сцапает — надо ещё и гонца отправить. Бенат! Ты как, отдохнул? Выбери десяток людей, кто устал поменьше, да дуйте к повару, чтоб накормил вас впрок. Потом возьмёте по два коня посвежее и доставите моё донесение в Дахау. Фабрицию, Володе, хоть самому Миликону — без разницы.

Пока они лопали, я достал кусок папируса и накорябал крупными печатными буквами: "НАД ВСЕЙ ИСПАНИЕЙ БЕЗОБЛАЧНОЕ НЕБО". Хренио прочитал, перевёл для себя мысленно на испанский, въехал — ох и долго ж он хохотал! Ему ведь тоже не нужно разжёвывать, ЧТО начнётся, едва в Дахау получат и прочитают это донесение! Мы ещё только выезжали, когда Миликон уже начинал выдвигать отряды за "лимес", на самую границу. Несколько дней они накапливались там в ожидании сигнала, и только его же ждут и его лучшие силы, оставленные у городка только на случай, если их придётся высылать к нам на помощь. Теперь ясно, что не придётся, а сигнал — вот он, у меня в руках. Именно этой кодовой фразой по радио, если кто не в ладах с новейшей историей, был подан сигнал к началу военного мятежа в Испании — того самого, который привёл к власти генерала Франко. Вот и мне тоже захотелось приколоться, подав тот же самый сигнал к началу операции "Ублюдок", гы-гы! Поржали с Васкесом — с нами он таким же циничным приколистом, как и мы сами, заделаться успел, я свернул папирус в свиток, запечатал, отдал Бенату — всё, главное — сделано.