— Ну, если только так...
— А ты как думал? У лузитан преимущество в стрелковом опыте, на которое они будут крепко надеяться, а мы его у них подло скоммуниздим — тем, что наши стрелки будут стрелять в более крупную мишень. Для этого и нужен более сильный, но тоже короткий лук, из которого нетрудно научиться стрелять.
— Макс, там не так всё просто, — заметил Васкес, — Тугой лук быстрее утомляет стрелка, и простая физическая подготовка тут не поможет. У меня был один знакомый спортсмен-лучник, так он говорил, что в стрельбе из лука задействуются не те группы мышц, что обычно. Условно говоря, штангист-тяжеловес может оказаться слабаком для стрельбы из тугого лука. Пару раз выстрелит, а на третий уже сил не хватит.
— Гм... Даже так? Ну, тогда тем более пусть тренируются сперва на слабеньких самоделках. Поднакачаются слегка на них — перейдут на более тугие. Иначе-то как?
С чем у турдетанских переселенцев не было ни малейших проблем, так это с метанием гальки пращой и дротиков. Этому они учились сызмальства. Возможно, они были и худшими пращниками, чем балеарцы, и худшими метателями дротиков, чем нумидийцы, не говоря уже об африканских неграх, но для крестьян они управлялись со всем этим очень даже неплохо. То, чему римского новобранца приходилось учить, эти уже умели. Неплохо обращались они и с пикой — не слишком длинной, метра где-то два с половиной. Впрочем, тут уже приходилось переучивать — ведь вилами крестьянин орудует обеими руками, а требовалось одной — во второй будет щит. И не лёгонькая цетра, а куда более увесистый большой щит кельтского типа — поменьше и полегче римского скутума, но того же примерно класса. Ведь из тех, кто не станет лучником, будет формироваться главным образом тяжёлая линейная пехота — полегче и попроворнее римских легионеров, но в целом аналогичная им. А вот бою на мечах учить приходилось практически всех. Это у дикарей всякий мужик — воин, а турдетаны — народ преимущественно крестьянский. Имели-то оружие многие, но владели им гораздо хуже тех дикарей, и это видно было сразу. А задача предстояла куда сложнее, чем у римлян — тяжёлая пехота Миликона должна была уметь рубиться не только в строю, но и врассыпную. Для этого и щит полегче римского скутума, для этого и меч подлиннее гладиуса. Мы уже познакомили вождя с нашими мечами и продемонстрировали ему их преимущество перед традиционными. Понятно, что всего сразу не охватить, но со временем неизбежно перевооружение его воинства единобразными мечами установленного образца. А пока будущие турдетанские "легионеры" мутузят ни в чём не повинные столбы и друг друга деревянными учебно-тренировочными мечами. Занятия обязательны и для тех, кто уже расселён по деревням — ага, аракчеевщина, млять. И это ведь ещё до настоящей строевой дело не дошло — так, походной колонне их только пока учат, в которой интервалы достаточны, чтоб обойтись без шагания в ногу...
По поводу строевой у нас в самом начале целая дискуссия вышла. Нет, что для тяжёлой линейной пехоты она нужна — тут разногласий не было. Без строя не укрыться от плотного обстрела "черепахой", не отразить атаки конницы и не обойтись малыми потерями в бою с пехотой. Но Васькин предлагал сразу же начать обучение новобранцев полноценной строевой, как в современных армиях. Мы с Володей прикинули хрен к носу, вспомнили собственную срочную, переглянулись и поняли, что понимаем друг друга без слов — и сообщили Хренио, что он, как всегда, охренел. После чего объяснили ему предельно популярно, то бишь на пальцах, что парады никому на хрен не нужны, и дрочить шагистикой людей, к ней непривычных — ага, "сено-солома" — это самый верный способ отбить у них всякую охоту к обучению. Крепостничества тут как-то не завелось, законов против бродяг как-то тоже, не восемнадцатый век ни разу, так что из-под палки людей муштровать — разбегутся на хрен и будут правы. Хоть и дисциплинированы турдетаны по сравнению с прочей буйной дикарской вольницей — всё-же не настолько, чтоб делать из них зомбиков-болванчиков. А чтобы такой хрени не происходило — надо, чтобы люди не тупо выполняли команду ненавистного унтера с палкой, которого тогда в первом же бою первого же и укокошат, а ПОНИМАЛИ, для чего нужны эти "сено-солома". Чтоб постояли под обстрелом, чтоб получили фингалы от тупых учебных стрел и дротиков, чтоб убедились, что без "сена-соломы" и прочих сомнительных "прелестей" шагистики не получится слитного и слаженного плотного строя, без которого тяжёлому линейному пехотинцу в бою не выжить. Вот тогда — поняв и убедившись на собственной шкуре — люди воспримут правильно, вытерпят и научатся. А парады, все эти дурацкие церемониальные марши с идиотским выбиванием пыли из плаца, ни для каких практических целей на хрен не нужным — пусть этим римляне своих зомбированных задротов сношают. Доиграются они с этим в конце концов, когда начнутся солдатские бунты, первыми жертвами которых будут ненавистные центурионы, а без них развалится и армия. Нам такой обезьяньей игры в солдатики и на хрен не надо.
Увлёкшись зрелищем фехтующих на мечах новобранцев, мы не утерпели и тоже присоединились к занятию, дабы показать класс вчерашним пейзанам, а заодно и поразмяться самим. Но делать этих неумех нам быстро наскучило, и мы пофехтовали друг с другом, а потом, размявшись — с нашими бойцами.
— Ты только не поддавайся мне слишком уж явно, — предупредил я вполголоса Бената, когда мы встали в пару с ним, — Это заметно со стороны, а деревянным мечом ты меня не убьёшь.
— Ну, калечить тебя мне бы тоже не хотелось, — так же тихо заметил кельтибер, принимая боевую стойку и едва заметно ухмыляясь, — Хотя, ты ведь парируешь удары и МЕЧОМ...
Естественно, я так и делал. А как ещё прикажете выстоять в поединке с этим прирождённым головорезом, если не устраивать с ним вместо настоящей тренировки заведомого театрального спектакля? Только так и можно, широко применяя непривычные ему фехтовальные приёмы, в античном мире не прижившиеся из-за плохо приспособленного к ним античного оружия, но для моего — вполне подходящие. И даже такое бесспорное преимущество не давало мне существенного перевеса над этим уникальным самородком — так, лишь более-менее уравнивало наши возможности. Да и то — выбрав момент, когда это не будет заметно для зрителей, он мне всё-же слегка поддался. Типа, спас мою начальственную репутацию. И ведь в натуре — я успел здорово вымотаться, и сражайся мы с ним совсем уж всерьёз — он бы меня, скорее всего, дожал...
— Уфф... Если все твои соплеменники таковы...
— Не все. Лучше этих, намного лучше, — кельтибер презрительно скосил взгляд на турдетанских новобранцев, — Но если их хорошенько обучить и не пожалеть на это сил и времени, то даже НЕКОТОРЫЕ из этих смогут противостоять нашим ОБЫЧНЫМ бойцам. А меня — из тех наших, с кем мне доводилось состязаться — делали только пятеро, да ещё троим изредка удавалось это случайно. Это не моя заслуга — порода такая. Видел бы ты моего отца в его лучшие годы! Мало кто мог его одолеть, да и деда тоже. Только такие же, но ещё лучшей породы, а таких немного. Вот в тебе кое-какие задатки есть, хоть и не такие, как у меня и моей родни...
— Ты думаешь?
— Это заметно — у меня ведь глаз намётан на такие вещи. Ты можешь входить в то состояние, когда обостряется реакция, угадываются движения противника, а собственные движения делаются легко и без раздумий. Труднее, чем я, и не так хорошо, но кое-что всё-таки можешь. Тебя я, пожалуй, смог бы хоть чему-то подучить.
— А их сможешь? — я мотнул головой в сторону мутузящей столбы бестолочи.
— Этих — нет. Не потому, что не хочу, а потому, что невозможно. ЭТО — или есть от рождения, или нет. Если нет — научить этому нельзя. Ты думаешь, я не пробовал учить этому тех своих соплеменников, кому этого не дали боги? Пробовал, и не раз! И мой отец пробовал, и дед — бесполезно! Они даже понять не в состоянии, как это получается у меня, а я долго не мог понять, почему не получается у них. Если бы этому можно было научить — я бы и в своём племени стал большим и уважаемым человеком. Учил бы сынков вождей и старейшин и был бы с ними в большой дружбе...
— Пытался и не получилось?
— Хуже! У нас ведь ценится боевое мастерство. Ну и представь себе, как к тебе отнесётся бестолковый вождёныш, который на твоём фоне выглядит — ну, получше этих, конечно, но гораздо хуже, чем ему хочется самому. И как к тебе отнесётся его важный папаша, который хотел, чтобы ты сделал из его балбеса великого воина? А разве я виноват, что у них такая порода? Плохо служить тем, кто хуже тебя, да ещё и завистлив! Я ведь чего так охотно к тебе на службу подался? Ты такие вещи ПОНИМАЕШЬ и обиды не держишь. Поэтому у тебя служится хорошо. Но учить ЭТИХ — пусть их лучше учат те, кто НАУЧИЛСЯ сам. Такие — научат тому, чему научили их. Вот вы собираетесь учить эту бестолочь воевать строем — как римляне — и правильно делаете. Даже хорошо обученного, я в поединке легко сделаю любого из них. Двоих — скорее всего. Троих — ну, тоже шансы неплохие. Но против обученного строя мне ничего не поделать, как бы я ни тужился. Кого-то, конечно, успею убить прежде, чем убьют меня, но много ли мне будет от этого радости? А если им ещё и мечи дать такие, как у тебя и твоих друзей...
— Это намёк?
— Ну, мне бы не хотелось выглядеть наглецом, но — хорошо бы. С ТАКИМ оружием я, пожалуй, рискнул бы выйти и против четверых.
— В ближайшее время вряд ли получится...
— Да ничего, я подожду, — ну и что прикажете делать с этим вымогателем? Он ведь подразумевает не только тупой угол заточки "сильной" части клинка, как раз и позволяющий принимать удары на неё, а ещё и материал. Но Укруф остался в Карфагене, а Нирул переберётся сюда только на днях, и ему ж ещё обустроиться на новом месте не один день нужен. Ну и где я возьму бериллиевую бронзу без них?
— Римляне! — предупредил присланный начальником привратной стражи посыльный. В ворота как раз въезжали несколько римских верховых во главе с начальником в традиционном красном плаще.
— Почему-то я так и подумал, что найду вас здесь! — прозвучало вдруг знакомым голосом по-гречески, — А этруск не с вами?
— Он в Гадесе, почтенный, — ответил я Гнею Марцию Септиму после того, как справился с изумлением. Поди узнай его во всаднике, облачённом в военную экипировку, когда в палатке римского лагеря я видел его только в цивильном одеянии! Для наших и турдетан я негромко добавил:
— Аккуратнее с разговорами — он не первый год в стране и может знать язык.
— Я прибыл проверить, как здесь обустраивается Миликон, — пояснил римлянин, — Должны же мы знать состояние дел наших союзников и федератов. Вижу, неплохо вы тут развернулись...
Проквестор ловко соскочил с коня и передал повод одному из сопровождавших его римских солдат, у которого его принял слуга.
— Так, так! Военный лагерь? Ну, до нашего порядка, конечно, далеко, но для начала не так уж у вас тут и плохо, — заметил Гней Марций, осмотревшись вокруг, — Вижу, что общение с римской армией идёт испанцам на пользу. А это ваши рекруты? Ну-ка, дайте-ка и мне поразмяться!
Вооружившись поданными ему деревянным мечом и плетёным из прутьев щитом, римлянин примерился к ним, сделал несколько пробных движений и включился в тренировку, проявив весьма недюжинные навыки в обращении с оружием. Одного за другим он играючи сделал пятерых недавних крестьян, и видно было, что это он ещё их щадил. Серьёзный боец! А впрочем, чего ещё ожидать от римского всадника — не просто кавалериста, а представителя превилегированного всаднического сословия?
— Сразу видно новобранцев! — заценил он побеждённых противников, — Настоящие воины здесь есть?
— Володя, не покалечь его! — предупредил я спецназера, явно оживившегося от предложения помахаться с римлянином.
— Тогда я лучше — пас. А то, млять, в натуре ещё увлекусь...
— Я очень устал, — заявил мне Бенат, когда я взглянул на него.
— Это ты-то?
— Максим, ты ведь замечаешь, когда я тебе поддаюсь. И он тоже заметит. Но ты всё понимаешь правильно и воспринимаешь нормально, а он может обидеться, как и наши вожди. Я ведь сыт уже этим по горло. А если он заставит меня драться с ним всерьёз, то я его и деревяшкой — ну, убить не убью, но изувечить могу запросто. Лучше уж ты сам им займись. Двигается он ловко, но с твоей манерой боя незнаком — пожалуй, я бы даже рискнул поставить на тебя.
Васькин незадолго до появления проквестора отлучился куда-то по своим делам, так что деваться мне было некуда. Ох, млять! Собираясь в перспективе вооружать армию Миликона более дешёвым железным подобием НАШИХ мечей, мы и учебно-тренировочные внедрили соответствующие, так что меч был привычен, но вот щит — ни разу не цетра, а гораздо более громоздкий аналог скутума, привычный римлянину, но непривычный для меня. Против неумелых пейзан это не имело принципиального значения, но сейчас-то передо мной ни разу не пейзанин!
Я едва успел поддёрнуть вверх проклятый "скутум", принимая на него стремительный удар противника, и принял его, конечно, не на середину, где у настоящего щита был бы умбон, и даже не на край, который тоже был бы окован металлом, а просто на плоскость. А второй удар мне пришлось парировать уже мечом — хвала богам, всё-же "сильной" частью. У Гнея Марция глаза полезли на лоб от столь кощунственного попрания античных фехтовальных традиций, и я воспользовался кратким мигом его замешательства, чтобы, продолжая движение отбива, отжать его меч в сторону своего щита и тут же полоснуть его по руке — почти стандартный сабельный приём. Уфф! Удачно вывернулся! Затянись схватка подольше — у этого ловкача были бы хорошие шансы меня уделать...
— Ты привык к более лёгкому маленькому щиту, — определил он, отдышавшись.
— Ты прав, почтенный. Я служил в лёгкой пехоте.
— Тогда понятно. Но кто тебя учил принимать удар на меч? Будь это настоящий бой — ты бы испортил его.
— Зато остался бы жив и подобрал бы после боя неиспорченный. А много ли толку от неиспорченного меча мёртвому?
— Тоже верно! — усмехнулся римлянин, — Но ведь ты испортил бы при этом и мой, и тебе пришлось бы выбирать из двух испорченных мечей.
— Жизнь дороже, — возразил я, — Да и велик ли вред от небольших зазубрин у самой рукояти? Зачем их стачивать? Рубим-то мы той половиной, что у острия, — рассказывать ему о средневековых мечах, у которых "сильная" часть вообще не затачивается, я не собирался. Показывать свой — тем более. У меня и для Бената-то запасного меча пока нет, не хватало только ещё и этому зависть разжигать! Дарить ему свой я уж точно не стану!
К счастью, обошлось. "Уев" меня моей "неправильной" манерой боя, он вернул себе утраченный проигрышем кураж и в тонкости совать нос не стал. По его просьбе мы, включая и успевшего вернуться Хренио, присоединились к его людям, дабы показать ему окрестности. Вид нашего "лимеса" Гнея Марция озадачил:
— А почему на этом берегу? Разве тот берег не наш?
— Наш, но там труднее обороняться и держаться до подхода подмоги. Зачем нам лишние потери?
— Мне кажется, этим лузитанских разбойников и здесь не сдержать.
