Зря спящий проснулся

— Но как же они не засекли этого? Ведь, когда ты лежал в больнице, то во время твоей активности военные радары снимали с эфира мощные, специфичные сигналы.

— Я не знаю. Несколько дней я ничего не повторял, затем сделал снова. И снова получилось. Но вы как молчали, так и молчите. Я думал, что это какой-то заговор или вы ждете, пока я сам не стану сознательным, терпеливым, готовым на сотрудничество объектом.

— Нет, нет, что ты, я ничего не слышал. Об этом вообще нигде речи не было. Получается, что ты связан со всем этим еще чем-то более тонким, чем известное нам. Людям, я имею в виду.

— Надеюсь, что так.

— А ты можешь сейчас...

— Посмотри на город снова, — перебил Спящий психолога. Андрей повернул голову и увидел, за расфокусированной гроздью шишек, как над игрушечными зданиями собираются темные тучи. Небо словно ретушировали мягким карандашом. Оно темнело как раз там и только там, над Москвой.

Серо-синий градиент стремительно становился более темным, чуть ли не черным, наливаясь гигантскими чернилами. Гигантскими, потому что Андрей представлял масштабы всего этого действия, понимая, что тучи сейчас, как минимум, накрывают половину огромного мегаполиса.

Они начали клубиться, заворачиваясь в крутые глыбы, нависающие над притихшим и как-то разом потухшим вместилищем миллионов человеческих жизней.

Андрей огляделся по сторонам, но здесь, в пригороде, в нескольких десятках километров от бурлящей столичной жизни, по-прежнему было тепло, солнечно и тихо.

— Это невероятно, — прошептал он.

— Смотри, что будет дальше, — ответил Максим. Он не отрывал взгляда от горизонта, хмурился, подолгу закрывал глаза и снова открывал их, будто хотел удостовериться — все ли идет правильно.

Спустя некоторое время здания, дороги, шпили, купола и мосты затуманились. Серой пеленой проливного дождя их размазало по небу. Вытянуло вверх и вниз, заретушировало одним ударом.

— И под конец представления, — сказал Спящий. — Салют.

Он закусил губу.

Но Андрей этого не видел.

Потому что в высокой бугристой шапке туч единовременно вспыхнуло три источника, озарив изнутри адский колпак безумным электрическим свечением. Молнии, одна за другой, стали вырываться из стального кулака стихийной бури.

И каждая была непохожа на предыдущую.

Они били в разные точах и даже до места, где находилось ФСКО, доходили отдаленные, глухие раскаты грома.

Андрей не отрывал взгляда. Он мог бы не поверить, что это сделал сам Максим, если бы не видел той пугающей скорости, с которой образовалось над городом это природное явление. Оно буквально родилось из ниоткуда и для его появления не было никаких предпосылок, кроме одной.

Желания Спящего доказать, что он перешел на новую ступень.

Прошло минут пять, прежде чем Андрей понял, что более ничего не происходит. Молния не сверкают, тучи по-прежнему вихрятся, но город проступает через туманную стену, возвращаясь к своим прежним очертаниям. Все представление длилось, наверное, от силы две или три минуты.

Он посмотрел на Спящего. Тот сидел на ветке, с закрытыми глазами, очень низко опустив голову и тяжело дышал.

— С тобой все в порядке? — спросил Андрей. У него заныло где-то внизу живота и почему-то захотелось назвать Максима на "вы" или как-то иначе высказать ему свое уважение, но ничего не приходило на ум. Наверное, тоже самое ощущают те люди, которым какой-нибудь родственник, ранее сидевший бухгалтером в офисе или продающий телефоны в салоне, вдруг говорит: "А знаешь, я тут книгу написал и ее издадут".

И...

"Здорово, чувак, поздравляю!".

И все?

Сказать Спящему — "Здорово, чувак, поздравляю, ты научился создавать гребаную бурю и управлять ею, ха-ха!"?

Да уж.

— Все в порядке, да, — Максим повернулся к психологу. Выглядел он очень уставшим, как-то в раз сдавшим. — Тебе понравилось?

— Да, здорово! — Мысленно Андрей залепил себе пощечину. — Но ты точно хорошо себя чувствуешь?

— Точно, просто голова закружилась, я немного боюсь высоты.

— Тогда давай спустимся вниз.

— Погоди немного. — Максим набрал полные щеки воздуха, выдохнул и улыбнулся. Лицо его немного посвежело. — Первый раз я это сделал. Первый раз, буквально на моих глазах.

— А что ты ощущаешь? Какие-то особенные чувства?

— Эм... — Спящий задумался. — Грубо, наверное, прозвучит, но у меня сейчас такое состояние, будто я здорово хотел посрать и наконец-то это у меня получилось.

— Облегчение? Опустошение?

— Да, да, именно!

— Наверное, в тебе копится некая энергия или что-то вроде того, — предположил Андрей. — Слушай, а что, если тебя засекли лишь потому, что ты не контролировал себя. То есть, какая-то часть твоего мозга, отвечающая за нечто важное, была в отключке? Как провод без заземления.

— Даже если так, то меня это мало волнует. Что было — то прошло.

— Зря. Вдруг пригодится.

— Расскажешь свои предположения на планерке, — сказал Максим и взглянул на город. Тучи все еще висели, но уже не такие серьезные, и они рассасывались, превращаясь в простое сгущение поблекших красок с моросью. — Поползли вниз.

Они спустились.

В тот же самый наземный мир, из которого поднялись.

С тем же самым чистым солнцем и воздухом.

Здесь ничего не менялось.

Медленно побрели по дорожке. Она петляла между деревьев и по ней Спящий реже бегал, а чаще прогуливался, потому что врачи прописали ему максимально здоровой образ жизни, включающий в себя как витамины, так и постоянное подвижное состояние организма.

В отличие от психолога, он физические нагрузки воспринимал не слишком с большим воодушевлением. Но понимал так же, что это единственный обоснованный вариант побыть одному на свободе. На прогулки и пробежки выделялось три часа. Еще три на беседы с психологом, а они не всегда проходили на воздухе.

Именно поэтому сейчас Максим повел Андрея не обратно в палату, а по своему привычному маршруту. Сидеть на скамейке ему категорически не хотелось.

Они шли, плечо к плечу, один заложив руки за спину, второй засунув их в карманы брюк. В них должен был лежать диктофон, о котором Андрей вновь вспомнил лишь тогда, когда прервал уютную паузу и заговорил о просьбе Горданова. Все звуковые рабочие файлы шли в дело и их нельзя было никак редактировать. Поэтому у группы разбора возникли бы вопросы по поводу того, почему запись обрывается в тот момент и в тот день, когда объект начал контролировать свои силы. Не скрывает ли психолог Кузнецов от комиссии что-то важное? Конечно, он мог бы придумать любую отмазку, даже самую примитивную, вроде, сел аккумулятор, но зачем лишние хлопоты, если весь сегодняшний день оказался вычеркнут из звукового фиксатора, как никогда кстати забытым дома.

— Ты знаешь полковника Горданова? — спросил он у Максима.

— Кто это?

— Начальник. Одна из правых рук генерала.

— А у него много правых рук?

— Достаточно.

— Пузатый такой?

— Да, с лысиной.

— Видел один раз.

— У него к тебе просьба, — сказал Андрей. Максим заинтересованно посмотрел на него.

— Какая же?

— Понимаешь, у него больная дочь и он хочет ее тебе показать.

— И чем я помогу?

— Он думает, что ты... — Андрей закашлялся. — Что ты Бог.

— Надо же. — В голосе Максима не было ни капли удивления. — Я тоже думал об этом. Пытался превратить воду в вино и пройтись по воде в ванной. У меня ничего не получилось. У резиновой уточки это вышло, а у меня нет. Жалко, да?

— Жалко. Но он почему-то верит, что ты ей поможешь.

— Передай ему, что я ничего не смогу сделать. Зачем питать пустые иллюзии.

— Боюсь, что он не отступится, Максим. Особенно, когда узнает о твоих новых возможностях. Знаешь, я бы и сам поверил в твою сверхсущность после сегодняшнего.

— Все не так феерично, как выглядит, — сказал Спящий.

— В смысле?

— Прямом. Да не важно все это! Пойми, что он напрасно притащит ко мне девчонку.

— У нее рак.

— Ясно. А что ты предлагаешь мне? Поводить над ней руками и сказать: "Встань и иди"?

— Как я понимаю, то прочел Библию?

— Это была первая книга в стопке. В художественном изложении.

— Тебе не надо будет делать никаких пассов руками, — уверенно сказал Андрей. — Просто поговори с ними. С ней. Ему станет легче. Это единственный выход, потому что уже завтра вечером она будет здесь, как я понял из его объяснений.

— Разве меня можно посещать посторонним? — удивился Максим.

— Нет. Но ему можно.

— Понятно. И тем не менее — я против.

— Тебе не удастся этого избежать.

— Да не хочу я! — Спящий рубанул воздух ладонью. — Не хочу я встречаться с умирающей девочкой и отцом, питающем ко мне какие-то несбыточные надежды! Мне нельзя смотреть излишне эмоциональные фильмы, киношку, как ты говоришь, а тут такое! Реальная жизнь, реальная болезнь!

— Не принимай близко к...

— Да пошли вы! — Максим оттолкнул растерянного Андрея, и ускорил шаг, бросив через плечо. — Возвращайся в логово, доктор. Встреча на сегодня окончена. Можешь готовить отчеты и все такое.

— Они захотят проводить тесты!

— Скажи им, что я согласен.

— Но тогда...

Спина Спящего мелькала уже далеко между деревьев. Чтобы он услышал, нужно было кричать, а делать этого ну никак не хотелось. Потому что перед Андреем встал выбор — пойти на поводу у Горданова и провести абсолютно бесполезную встречу. Либо рассказать все, что сегодня произошло, на внеочередной планерке, которую, конечно же, соберут в один момент. И тогда... начнутся опыты. Скорее всего, многочисленные и очень, очень настойчивые. Но, что еще важнее в случае с больной дочерью полковника, усилят охрану, потому что Андрей видел инструкции и знал, что происходит на третьей ступени развития объекта.

Они вступили на нее на восемьдесят второй день.

Или...

Андрей нагнулся и подобрал сухую шишку. Достал из кармана пиджака теннисный мячик. Подбросил оба предмета на ладонях, а затем швырнул один, а затем и второй, как можно выше вверх.

Вниз упала лишь шишка.

Он поднял голову и увидел, что зеленый мяч застрял в рогатине засохшей сосновой ветки.

Решение было принято при помощи случая. И он был гораздо доходчивее, чем орел или решка.

ДЕНЬ 83

Большой черный седан завернул с шоссе на малоприметную грунтовую дорогу. Фары освещали призрачные деревья, обступающие ее со всех сторон. Иногда сквозь ветки, шатром раскинувшимися над дорогой, мелькал ярко начищенный пятак полной луны.

Широкие шины смачно шуршали, подбирая под себя песок, мелкий гравий и пыль. Увесистая корма автомобиля с красными габаритами плавно покачивалась на неровностях, оберегая покой маленькой девочки, сидевшей сзади в детском кресле.

Она то и дело клевала носом, засыпая, но вовремя вздрагивала, приходя в себя, и вновь смотрела в окно, за которым не было видно практически ничего. Полковник, то и дело поглядывающий в зеркало заднего вида, замечал, что она чувствует себя не в своей тарелке, постоянно теребит темные вьющиеся локоны и нервничает.

Вся в мать.

Но та не теребила волосы, а подавленно молчала, собирая их в путь.

Он не мог рассказать ей ничего. Даже после слез и истерик. После мольбы. Поэтому, официально, они ехали к просто отличному армейскому врачу, прожившему много лет в Америке.

Урча, седан плавно затормозил за пятьдесят метров перед шлагбаумом и пунктом осмотра. Полковник посмотрел на часы — ровно в пол-одиннадцатого камера наружного наблюдения отвернется от проезда на тридцать секунд, чтобы вновь вернуться туда.

Кто-то помахал рукой с небольшой вышки, и полковник потушил свет. Принудительно переключил автоматическую коробку передач на первую скорость и произнес:

— Приготовься, мы сейчас очень быстро поедем.

Когда гибкое удилище шлагбаума пошло вверх, он со всей силы нажал на педаль газа, вцепившись в руль, и проскочил КПП.

Дальнейшая череда охранных пунктов прошла в том же порядке. Горданов смотрел на часы, затем на длинный список, который ему распечатали в службе безопасности, и без проблем миновал все опасные места.

Запарковал машину в единственном месте стоянки, которое не просматривалась камерами. Заглушил мотор и осторожно открыл дверь.

— Вот мы и приехали, Жанночка.

Он расстегнул удерживающие ремни и взял дочь на руки, в который раз поразившись, какой же легкой она была. Захлопнул дверь и пошел вдоль стены к черному входу. По поводу камеры, висящей над ним, можно было не беспокоиться — вечером ловкие руки лишь немного подняли ее повыше и никто не мог попасть в зону видения.

Два коротких стука.

Жанна сидела спокойно, обхватив полковника ногами, и положив голову ему на плечо. От ее волос сладко пахло. Он крепко зажмурился, выдавив из глаз едва заметные слезы, и шумно вздохнул.

Дверь растворилась, сверкнув в темноте белым пластиком, отсвечиваемым безжалостной луной.

Охранник окинул их внимательным взглядом и улыбнулся.

— Товарищ полковник, у вас два часа на встречу, — сказал он. — Потом отсюда незамеченными не выбраться. Не спишь, красавица?

— Нет, мы выспались днем. — Гораднов погладил дочь по спине. — Кузнецов где?

— Сказали, что уже ждет вас.

— Хорошо. Спасибо.

— Всегда рад помочь, товарищ полковник.

Они пошли по коридорам, ведущим на второй этаж. Каждый раз, когда полковник проходил сектора, просвечиваемые камерами, то удивлялся тому, как же он раньше не замечал эти маленькие, глазастые трубочки. Сейчас же, наизусть отрепетировав весь путь от начала и до конца, он буквально молился на них, чтобы не произошло никакого сбоя как в системе наблюдения, так и в его собственном мозгу. Конечно, служба охраны пошла бы на все, чтобы удалить улики, если бы они вдруг возникли, но к чему лишние телодвижения и проблемы?

От быстрого шага лицо Горданова покрылось потом. Жанна уже не казалась такой легкой, а постоянно сползала вниз, и ее приходилось поддерживать.

Тяжело дыша, он взошел на второй этаж и уже через дверь увидел спину психолога, стоящего возле смотрового окна палаты.

Подбежавший охранник открыл им, и тут же удалился.

Андрей обернулся и тоже улыбнулся, совсем как тот охранник, на входе. Горданов прекрасно знал эту улыбку и ненавидел ее. Гримаса милого сочувствия, при виде заведомо больного ребенка, у всех она была одной и той же. Каждый раз. Каждый миг. Он любил гулять с Жанной в незнакомых местах, лишь бы не видеть эти натянутые дружелюбные улыбки "словно-ничего-не-происходит-кроме-того-что-твоя-дочь-умирает".

— Привет, — сказал психолог, — я — дядя Андрей.

Полковник ссадил дочь, поставив ее на ноги. Она сердито, исподлобья, посмотрела на психолога и тонко сказала:

— Пливет.

— Вечер добрый, дядя Андрей, — сказал Горданов. — Как там Максим? Готов?

— Должен быть, я его предупреждал.

— Предупреждал?

Горданов заглянул в окно. Спящий сидел на кровати в свете лампы на гибкой ножке, поджав ноги, и то ли читал книгу, то ли спал, опустив голову на грудь.

— Я не вижу, чтобы он нас ждал.