Дело о Конце Света

Ударами и толчками легионеры вытолкали Филиппа из дома проконсула. Возле дворца успела собраться толпа горожан. Новости распространяются быстро, особенно если они плохие и касаются кого-то другого, а не тебя. Брошенный кем-то камень ударил в грудь апостола.

— Смерть волхву! — подхваченный десятками голосов вопль разорвал умиротворенную тишину рассвета.

Жрец Кибелы выскочил из толпы, мешком рухнул в ноги римским воинам и заголосил тонким голосом:

— Начальник, отомсти за поругание нашей богини. Как явился странник в город, запустели алтари великих богов, и иссяк поток жертвоприношений.

Легионер брезгливо оттолкнул жреца носком сандалии и обнажил меч:

— Дорогу!

Сквозь скопище пылающих ненавистью людей проповедника с побоями, под градом камней, повлекли к центральной площади перед храмом Апполона. Обнимая за плечи дрожавшую Мариам, Стахий шел вместе с беснующейся толпой и едва сдерживая слезы, смотрел на поругание ученика Христа. Человек, давший ему приют, знал, в происходящем присутствует промысел Божий, дабы апостол его через смерть обрел вечную жизнь на небесах, но страдания вернувшего в жизнь Стахия свет внешний и внутренний отдавались в сердце болью.

У приготовленного для казни креста процессию ожидал верховный жрец Иераполиса в окружение приспешников.

— Яви колдовские амулеты коими ты насылал чары на жителей города, — потребовал он у Филиппа.

— Нельзя явить слово Христово. Его можно лишь услышать, а услышавший познает истину, а не чары.

— Обыщите его.

При молчаливом попустительстве легионеров жрецы набросились на апостола и сорвали одежду, но, даже изорвав ее в клочья, ничего не нашли. Тогда солдаты повалили проповедника на землю, просверлили ступни и продели в них веревки. Протащив Филиппа к подножию креста, римские воины перекинули их через поперечную перекладину и подняли апостола вверх, распяв вниз головой. Взгляд наливающихся кровью глаз проповедника пробежался по толпе, и впился в лицо Стахия. Беззвучно, одними губами Филипп произнес:

— Подземный город. Спаси.

В следующий миг тело проповедника содрогнулось в предсмертных конвульсиях. Горестный вопль Мариам пронесся над площадью, заставив окружающих ее людей расступиться.

— Она была с ним! Хватайте ее! — тот самый жрец, на коленях моливший римлян о смерти апостола, оказался недалеко от сестры Филиппа и указал на нее.

— Смерть колдунье! — опьяненная ненавистью и видом смерти толпа рванулась расправиться с новой жертвой, но случилось непредвиденное. Сначала воздух наполнился тихим плачем. Постепенно звук окреп, превратившись в невыносимо громкий и резкий вой, заставляющий людей хвататься за голову, затыкать уши, но не находить от него спасения. Легкая дрожь пробежала по землю и уже через секунду земная твердь потеряла свою незыблемость, кренясь подобно палубе корабля, настигнутого бурей. Теперь толпу обуял ужас. В страхе народ бросился прочь, пытаясь найти спасение в своих жилищах.

— Идем, — Стахий потянул Мариам прочь из проклятого города. Теперь на его плечах лежала не только ответственность за жизнь сестры апостола, но и выполнение его последней воли. Выбравшись за ворота, Стахий замешкался, бросил назад последний взгляд, и увидел, как одна за другой рушатся колонны храма Апполона.

От Иераполиса до Ниссы, селения, в окрестностях которого скрывавшиеся от преследований христиане, вырыли в нагромождениях туфа уходящий на несколько этажей вниз громадный подземный город, путь не близок. Особенно, если преодолевать его приходится старику и женщине. Зато и изнежившиеся за последние века римляне не баловали вниманием суровое плоскогорье Каппадокии в самом центре Анатолийского плато, предпочитая плодородные прибрежные области Средиземноморья. Если бы не гнев Никодима не скоро бы еще от местных скал вновь, как во времена гражданской войны между республиканцами и цезарианцами, отразилась эхом печатная поступь римских легионов,

'Опоздал', — мелькнуло в голове Стахия, когда он и Мариам, наконец, достигли цели. Огромный жернов, в случае опасности наглухо перекрывавший вход в город, оказался сдвинут в сторону, открывая выдолбленные в камне ступени спуска, но постоянно дежурившие около него мужчины должные закрыть вход изнутри отсутствовали. Со страхом Стахий вступил под неровные своды туннеля, ожидая найти залитые кровью коридоры и изуродованные трупы братьев по вере. Напрасно. Чадили на стенах факелы, в пекарне лежали свежеиспеченные и еще теплые караваи хлеба, в винодельне лежал в каменной нише частично размятый виноград и ручеек свежевыжатого сока бежал по желобку, стекая в приготовленный для него кувшин, но, ни одной живой или мертвой души. Город словно вымер, в одночасье, лишившись всех своих обитателей.

— Следуй за мной и запоминай дорогу, — в голосе уставшей и измученной непреходящей скорбью Мариам вдруг зазвучали не терпящие не согласия стальные нотки. Девушка устремилась в туннель, уходящий из винодельни влево. Стахий двинулся следом. Прямо, второй поворот направо, первый налево, низкий пологий спуск пришлось преодолеть на корточках. Небольшая комнатушка и темный проем в стене напротив, десять шагов в полном мраке, просторный зал и дыра вентиляционной шахты, доходящей до грунтовых вод и служащая одновременно и колодцем, в его центре. Мариам остановилась и приложила палец к губам. Старик прислушался и услышал отдаленный гул. Он клокотал, то стихая, то усиливаясь, и оборвался тяжелым вздохом. Будто сами недра не в силах больше сдерживаться выдохнули душивший их смрад, накопленный за миллионы лет существования. В ноздри Стахия ударил резкий запах серы, да и не Стахий уже стоял среди подземного лабиринта, а лично он — Александр Свиндич собственной персоной, снова обретший себя среди сновидения. Вслед за смрадом из шахты вырвались языки пламени, и в бликах огня, черты лица сестры апостола удивительным образом трансформировалось, приняв, такой знакомый и милый облик Марины.

— Теперь ты знаешь. Все произойдет здесь, — произнесла девушка и исчезла.

Оставшись один, Саша ощутил жар, обволакивающий ноги. Он опустил взгляд и обнаружил себя стоящим по колено раскаленной лаве...

— 32 —

...На границе между грезой и явью, где подробности сновидения, словно превратившийся в ручей под лучами весеннего солнца прошлогодний снег вымываются из памяти, а разбредшиеся по закоулкам сознания чувства восприятия реальности еще не успели собраться воедино, Александр безуспешно пытался вырваться из плена магмы. Скомканная за ночь простыня плотно обмоталась вокруг ног и не хотела их отпускать. Инстинктивно дернув несколько раз ногами, Свиндич окончательно сбросил сон. Хотя он и не ощущал боли, но наученный неприятными последствиями предыдущих сновидений, в первую очередь решил убедиться в отсутствие любых проявлений ожогов. Распутав непослушный кусок материи, Саша внимательно осмотрел ноги и не обнаружил даже маленького покраснения. Получалось, в этот раз 'гений' не собирался воздействовать на его подсознание и играть в злобного повелителя снов.

— Теперь ты знаешь. Все произойдет здесь, — сон почти полностью растворился в тумане забвения, но слова Марины продолжали звучать в голове ясно и отчетливо. Были ли они чьим-то добрым предупреждением или приглашением на последнюю дуэль, Свиндич так и не понял, но в сознании без всякого логического объяснения возникло, и с каждым мгновением крепло понимание: последний акт трагедии под названием 'Конец света' должен разыграть в подземном городе. Оно возникло откуда-то из мистической глубины, так и не познанной до конца человеческой сущности, и поколебать ее уже не могли никакие здравые рассуждения. Уверенность в истинности посыла полностью захватила разум Александра, и бороться с ней оказалось выше его сил.

'Экскурсия в подземный город намечена на завтрашний, последний день пребывания в Каппадокии, а значит, есть еще день, чтобы не думать ни об этернеле, ни его слуге, а просто отдохнуть и набраться сил перед решительной схваткой', — Саша облегченно откинулся на подушку.

Сегодня Ильсар собирался отвезти туристов в каньон Ихлара, где им предстояло увидеть разительно отличающееся от окружающего ландшафт. По словам экскурсовода в каньон вела лестница из четырехсот ступенек, внизу буйно процветала всевозможная растительность и почти не доходили лучи солнца. Четыре километра вдоль берега реки, среди зелени и прохлады, без изнурительного зноя — заманчивое предложение.

Рассвет уверенно набирал силу, но южные смены дня и ночи таят в себе лукавство. Взглянув на панель телефона, Свиндич убедился, легко можно поспать еще пару часов. Роль главного героя ночных блокбастеров утомляла и не позволяла отдохнуть.

'Надеюсь, на сегодня режиссер успокоился', — Саша вновь прикрыл веки и собрался использовать старый способ заснуть, счет от нуля до отключения мозга, но благостную тишину раннего утра неожиданно разрушил громкий гомон восточного базара. Не взирая, на необходимость заботы о покое постояльцев, персонал отеля кричал изо всей мочи на родном диалекте.

'Не дадут спать. Не будет покоя, пока все не свершится либо в одну, либо ни в какую сторону и глупо рассуждать о лишнем дне покоя. Война не только последняя битва, война и подготовка к ней. Еще и пафос из-за дурных снов одолел', — Свиндич усмехнулся и поднялся с кровати.

Стоило выйти в коридор, как дверь номера напротив, где ночевал Ильсар, отворилась и из него выскочила Жанна. При виде Александра она ненадолго опешила, затем виновато улыбнулась и юркнула к себе. Само по себе данное падение нравов никак не касалось этернела и всего связанного с ним, но Свиндичу стало немного обидно.

'За державу наверно', — решил Саша и вышел во внутренний дворик отеля. Вокруг маленького, скорее для красоты, чем для купания бассейна столпилась практически вся дежурная смена. И сама гостиница не отличалась размахом, и людей в дежурной смене оказалось немного. Свиндичу даже не пришлось протискиваться в первые ряды, дабы понять в чем дело. Посередине углубления, выложенного синей и белой плиткой и заполненного водой, лежал на спине Константин, с голым торсом и в фиолетовых шортах с белой полосой по бокам. На первый взгляд могло показаться, будто он просто отдыхает, если бы не синюшно-фиолетовый цвет кожи, одутловатость лица и шеи и резко выраженное увеличение объема легких. Автор работы о перколяции на треугольной решетке был мертв.

— 33 —

— Несчастный случай. Довольно высокий уровень сахара в крови. Жертва страдала диабетом, накануне смерти много ел и пил алкоголь. Резкий выброс глюкозы в кровь. В результате потеря координации, головокружение и падение в бассейн, — монотонном голосом, с отрешенным лицом, Ильсар переводил слова офицера жандармерии. Гибель иностранного туриста входила под определение национальной безопасности и автоматически не касалась полиции, а расследовалась на более высоком уровне, — Вывод не окончательный, но они уверены на девяносто процентов. Поэтому к группе туристов ограничение передвижения и прав применяться не будет.

Офицер и экскурсовод еще перекинулись между собой несколькими фразами на родном наречии. О чем они говорили, Александра не интересовало. Перед его глазами стояла надвигавшееся снизу поверхность карстового озера, невидимая сила, клонившая к низу и заставлявшая сделать последний шаг. Близость собственной гибели не позволяла верить в несчастную случай с Константином.

— По закону мы должны задать вопрос родственникам погибшего, — прибывший на место гибели врач говорил по-русски очень плохо, но проформа требовала вопроса напрямую, — Вы не желаете пожертвовать донорские органы нуждающимся людям?

— Я не понимаю, — жалобно пропищала Алла. Она выглядела растерянной, не похожей на себя обычную. Фигура странным образом расплылась и потеряла идеальные пропорции, будто брюнетке стала больше не нужна красота и за ненужностью ее выбросили вон. Лишь привычно знакомое движение, которым женщина подносила к глазам указательный палец, проверяя тушь на ресницах, да растерянный взгляд огромных глаз с детской обидой взирающих на мир, посмевший отнять любимую игрушку, напоминал Аллу прошлую.

— Отдельные части вашего мужа могут спасти жизнь другим людям.

— Отдельные? Другим? А можно целиком и мне?

'Понимает ли она происходящее? Кукольный домик разрушился, а она все еще в нем?' — Анне очень хотелось расплакаться от жалости, только не понимала к Алле или к себе самой. Точно не к Константину. Его не стало, а покрытые простыней останки вызывали лишь неуправляемый страх.

В юности смерть кажется призрачным, неясным понятием. Его невозможно облечь в конкретную форму, да и существует ли она вообще? Представление о гибели родителей или друзей воспринимается подобно глупой фантазии. Такого не может случиться, потому что не может случиться никогда! И как легко и забавно играть в спасение мира, зная, не сможет случиться ничего плохого. Ведь в конце сказки всегда гибнет только зло и даже волку после того, как достают из живота Красную Шапочку и бабушку, зашивают шкуру и отправляют бегать за зайцами.

Но всегда настает миг и смерть без спроса врывается в жизнь в своем неприглядном виде с бледным восковым лицом мертвого тела. Еще не подверженного тлену, не наполняющего воздух смрадом, но уже заставляющего чувства наполняться неприятным предвкушением зловонного разложения рассыпавшихся в прах любви, надежд, мечтаний. И вот уже ужас перед пустотой, в сравнение с которой любой вакуум воплощение радости бытия, наполняет душу, порождает невиданную жажду жизни и заставляет хвататься за любую возможность удержаться с этой стороны последней черты.

Охватившие Анну смятение выудили из памяти забытый ею разговор Алены и Наташи, услышанный в ночь накануне отъезда в Каппадокию и теперь их слова тревожным колоколом звучали в голове:

'...Сильно мешает. Своими руками задушила бы математика фигового.

— Согласна с тобой. Надо что-то придумать, причем быстрей...'.

Обещали задушить, но могли и утопить.

— 34 —

— В несчастный случай я тоже не верю, а вот девчонки — сильно сомневаюсь, — по мрачности выражения лица Виталий сейчас мог дать фору даже Эдуарду.

Разговор происходил в номере Свиндича ближе к вечеру, после отъезда жандармерии и отправки тела Константина в сопровождении жены в Анталию для продолжения расследования в присутствие генерального консула России.

— А в ком уверен? — на Александра давило чувство вины за гибель Константина. Прямо гнуло к земле и давило до тошноты, словно он соучастник. Достаточно вспомнить собственную попытку сбросить математика с травертины, чтобы на всю жизнь потерять покой. Да и если бы не затея с поездкой в Турцию, человек мог остаться в живых, вот только надолго? Единственным, хоть и слабым утешением стало бы обнаружение слуги этернела, но ничего кроме сомнений в голову не приходило. Еще и понимание, один неверный шаг может повлечь новую смерть, а в финале гибель человечества. Собственное бессилие вызывало внутри глухую ненависть ко всем подозреваемым.

— Да ни в ком!

— В том-то и дело.