К счастью, обычный электромагнитный импульс выбивал этих роботов надежно. Теперь любое подразделение гэйнов и гэйн-велар снабжалось соответствующими генераторами. Правда, вылетала и собственная электроника, но это меньшее зло.
Образцы роботов были доставлены из Дарайи, на них проведены эксперименты. Дейтрос в очередной раз спасен от гибели.
Оказывается, информацию о новом оружии, его образцы — все это достал не кто иной, как Кельмин иль Таэр. Будущий великий разведчик — потому что разведчики становятся великими, лишь прекратив свою деятельность.
— Ну ты даешь... — только и выговорила Ивик. Кельм слегка самодовольно улыбнулся.
— У меня просто есть связи. Я об этом побеспокоился. Сейчас, правда, задача поставлена более сложная, придется подумать.
Ивик обняла его.
— Я же говорила, что ты герой. И таких, как ты, не бывает.
— Да перестань, Ивик. Я просто хорошо работаю. Это вот таких, как ты — не бывает.
Очередной раз мир сдвинулся с оси. Ивик опять перестала понимать мир, и теперь уже оставалось лишь покорно ждать, когда понимание вернется само по себе.
"Клячу истории загоним", писал один поэт из России. Историю можно было сравнить уже не с рысаком — со стратосферной ракетой, и самое интересное — что ты находишься внутри этой ракеты. Ты уже давно перестал бояться. Но и любопытства уже нет, ты просто ждешь — грохнется, не грохнется...
К чему приведет выход триманцев в Медиану? Ивик так и так взвешивала эту возможность и понимала, что для Дейтроса здесь — в основном плюсы.
— Ведь это будет хорошо, как ты считаешь? — спросила она Кельма. Только лично с ним и поговоришь по-человечески. Через сеть нельзя — любой разговор могут отследить.
А сейчас они в порядке исключения сидели в квартирке Ивик. Кельм обшарил все стены сканером, на всякий случай — Ивик и сама регулярно чистила квартиру и предпринимала обычные меры предосторожности. Они пили чай на кухне, за маленьким столом, покрытым клеенкой из супермаркета.
— Насколько мне известно, Хессет долго заседал по этому поводу. Наконец решили допустить исследования. Плюсы для Дейтроса очевидны. Снимается миссия защиты Тримы. Мы можем сконцентрироваться на себе, обороне собственных границ. Даже если триманцы вступят в военный союз с Дарайей, отбиться мы сумеем. Триманская церковь сама разберется, на ней Святой Дух. Если, конечно, триманцы смогут вступить в игру как полноправные участники. Технически они достаточно развиты, и думаю, быстро подтянут уровень до дарайского и нашего. Короче говоря, Дейтрос сбросит с себя тяжелую ношу. Естественно, это хорошо, это плюс. Мы будем строить новую жизнь, обороняться, расти. Поэтому излучатель разрабатывают. Насколько мне известно, он планируется как всепланетный. То есть установят на полюсах Земли, запустят, и через сутки триманцы откроют для себя Медиану. Разъяснительная работа также будет проведена. Вероятно, до запуска излучателей выберут референтную группу, объяснят все ей...
— Да, с одной стороны хорошо, — согласилась Ивик, — с другой... для Дейтроса это неизвестно чем кончится.
— Почему? — удивился Кельм, — что же тут может быть плохого?
— Ну посуди сам. Все это время мы жили с идеей защиты Тримы. Простая, в общем-то, идея, незамысловатая. Но все дело в том, что человеческое общество не выживает, если цель и смысл его существования заключаются лишь в самом этом существовании. Должен быть сверхсмысл, сверхцель, то, ради чего выживание можно отодвинуть на второй план, даже выживание всего общества. И кроме этого, должны быть понятные каждому пути достижения этой цели. Например, если поставить целью достижение Царствия Небесного, то вряд ли общество примет такую цель — непонятно, как именно его достигать, особенно в массовом порядке.
— Угу, это понятно. Причем для Дарайи такая сверхцель — защита от Дейтроса. От готанизма и тоталитаризма! Дейтрос и готанизм — это одно и то же, ты же знаешь. Эта перманентная война необходима Дарайе. Она никогда не кончится.
— А для Дейтроса такой сверхцелью была защита Тримы. Трима дороже всего. Даже жизни всего Дейтроса, как мы это уже однажды доказали. Дейтрос — это наше тело, а Трима — душа. Ради спасения души нашего народа сам знаешь, на что мы были готовы.
— Понимаю. Ты хочешь сказать, что если не станет этой сверхцели, если мы не должны будем защищать беспомощную Триму, то...
— Нет, конечно, сверхцели придумать можно! Но — придумать. Мы с тобой оба работали в России, в бывшем Советском Союзе. Ты понимаешь, что там произошло? Общество потеряло сверхцель. В 60е годы. Причем сверхцель как бы существовала. Она была. Ее формулировали, например, фантасты. Построение коммунизма... в общем-то, мы тоже мечтаем о светлом будущем. Но народ уже не воспринимал эту цель всерьез.
— Да, действительно, это так, — согласился Кельм. Аккуратно перевернул свою чашечку, — но я никогда не понимал — почему. Я считал это следствием информационной атаки извне.
— Информационные атаки не страшны обществу, у которого есть реальная сверхцель. Смотри, как нас всегда атаковали... И ничего. Я думаю, знаешь почему у них не получилось с коммунизмом? Кстати, чайку еще хочешь?
— Не откажусь. Ты здорово завариваешь.
Ивик покраснела от удовольствия. Она обожала, когда Кельм хвалил ее хозяйственные способности. По правде говоря, это случалось нечасто. Она взяла заварочный чайник, принялась наливать. У нее дома Кельм позволял ухаживать за собой, как гость, и это было приятно.
— Так вот, почему с коммунизмом не вышло... Да потому что их коммунизм... если почитать Стругацких и Ефремова — ты же читал, да? Это наиболее талантливые творцы, описавшие мир будущего. Так вот, их коммунизм свелся все к тому же выживанию, росту и материальному благополучию собственного мира — только в мировом и космическом масштабе. В одной из книг, в сатирической книге, Стругацкие описывают модель идеального потребителя, существо, обладающее всеми возможными в мире потребностями. Помнишь?
— Ага... кадавр заграбастал все материальные предметы, до которых смог дотянуться, а потом свернул пространство и закуклил на себя время...
— Ему они противопоставили мыслящего и чувствующего человека. Но ведь
человечество будущего в их исполнении — такой же кадавр.
— Интересно! А в чем, например, могла бы заключаться их сверхцель?
— А сверхцель не может быть вечной, на все времена. Она и должна меняться. Советские фантасты исходили из того, что коммунизм уже почти наступил, и все, что осталось решить — это что делать, когда совсем уже станет скучно. Между тем на Земле — войны, голод, нищета, неравенство... А они будто не видят этого, не понимают, что вот это — и есть сверхцель. На сегодняшний день. Освободить человечество. Как его освободить, как сделать, чтобы на Земле каждый ребенок питался досыта и ходить в школу... А они решают проблемы послезавтрашнего невозможного бытия.
— Хе, Ивик, так если бы они начали решать современные проблемы всерьез — началась бы большая война
— Тоже верно. Мы вот тоже не хотим войны... но куда деваться?
Ивик снова наполнила чашки. С Кельмом интересно разговаривать — он все понимает с полуслова. Он неизмеримо умнее ее во всех вещах, касающихся практической жизни, логических задач, сообразительности. Но когда начинаешь рассуждать о таких вот вещах — общество там, история, философия разная — Ивик чувствовала себя с Кельмом на равных. И это опять же не вызывало никаких комплексов ни у кого. Какая вообще разница, кто умнее, сильнее, больше знает? Мы что — на соревнованиях или устраиваемся на работу в дарайскую фирму?
Главное, что нам хорошо вместе, подумала Ивик.
— Есть опасность, — сказала она, — Дарайя тогда начнет информационное наступление, они уже не такие идиоты — и многих из нас просто купят. Докажут превосходство собственного образа жизни. Ведь они реально богаче. Посмотри на наших эмигрантов. Вон на моих соседей. Их купили — за стенку, ковер и некоторые удобства на морском курорте, которого нет на курортах Дейтроса. Они не будут больше нас убивать, Готана уже нет — они нас купят.
— Меня же не купили. Тебя тоже. Если бы это было так просто, они могли бы любого пленного из наших просто купить. А посмотри, что они делают с пленными.
— Потому что у нас есть то, что не продается, что они ни за какую цену не могут купить — Огонь. А если брать остальных, не гэйнов... Они не понимают, что такое Огонь, и зачем вообще все это. Соображения в стиле "не хочу предавать своих" отходят на второй план, потому что они ведь продаются ради своих детей, своей семьи. Это в первую очередь свои, а потом уж — весь народ.
Ивик помолчала.
— А во-вторых, общество, единственная цель которого — защита своей идентичности — останавливается в развитии. Ведь если важно защищать свою идентичность, так же важно и сохранять ее абсолютно неизменной.
— Что-то в этом роде произошло и с Дейтросом. Сама по себе христианская религия консервативна.
— Но и она меняется. Она сильно меняется, и на самом деле очень разная. В каждый исторический момент присутствуют самые разные течения, и они не только не умирают со временем — но наоборот, разветвляются и множатся. В том-то и дело, что христианство за две тысячи лет отнюдь не стояло на месте. Оно способно к развитию, к изменению. Это косвенно доказывает, что за ним — истина.
— Знаешь что? — задумчиво сказал Кельм, — на следующей декаде я познакомлю тебя с одним человеком. Сейчас конспиративные условия позволяют.
Ивик улыбнулась, не зная, что сказать на это.
— Кстати, о Дне Возрождения... Это ведь на самом деле Рождество. До Готана был довольно распространенный праздник. У нас в шемате Дарайи принято в этот день отмечать Рождество. Нам разрешили. Сама понимаешь, путаница с календарем в разных мирах... Нам даже присылают с Дейтроса поздравления к этому дню.
— Вот это да! Не знала... надо придумать тебе какой-нибудь подарок!
— Ну это не проблема. Кстати, о подарках. Раз мы официально встречаемся, то я могу тебе и официально помочь, правда? Ты же не получаешь пособий. И если вдруг по каким-то причинам проверят твой счет, все чисто, я имею право делать тебе подарки.
— Съезжаться нам, конечно, нет смысла, — тихо сказала Ивик. Кельм кивнул.
— Да. Ты понимаешь, что это невыгодно. Увеличивается риск для обоих. И нам нужна твоя квартира. Так вот, о чем я... давай тебе какую-нибудь мебель подберем приличную? Раз уж ты в Дарайе, пользуйся моментом. А то — ну что ты с таким барахлом живешь? И насчет машины надо бы подумать. Даже, пожалуй, начнем с машины — она тебе и по работе не помешает.
— А что такое этот твой Огонь? — раздался голос Илейн. Эрмин с трудом повернул голову.
— Как ты различаешь — вот это настоящий творец, а это — нет?
— Выйдем в Медиану, померяемся... — хрипло сказал он.
— В Медиане — понятно, а здесь? Можешь определить, что настоящее, а что — нет?
Эрмин был плотно прикручен ремнями к креслу. Два дня назад он пытался бежать, убил охранника, теперь его не оставляли свободным и без присмотра ни на минуту. Тихо и надсадно ныл бок, раскалывалась голова. Уже привычная боль, обыкновенная. Все эти разговоры врезались в мозг, как раскаленный нож. И снова очень хотелось пить.
Илейн повернулась, щелкнула чем-то, зазвучала веселенькая мелодия. Вроде бы переложение одного из старых дарайских композиторов, древних, из Южно-Савайской школы — Лаира или Осселя. Переложение слишком эстрадное, с резкими перепадами, со сглаженными оттенками — но однако, играли профессионально.
— Ты музыкант. Хороший музыкант. Можешь понять — это настоящее или нет? Есть в этом Огонь?
Эрмин послушал. Музыка не облегчала боли, а наоборот, ввинчивалась в виски раскаленным железом. Он скривился.
— Давай будем честными. Тебе не нравится?
— Нет. Выключите.
Музыка утихла. Эрмин облегченно вздохнул.
— Но если откровенно — ты поставишь диагноз? Настоящее или нет? Есть Огонь — или нет?
— Не знаю. Нет.
— Нет. Хорошо. Теперь это.
Карамельно-сладенькая мелодия колыбельной. Тоже дарайской, тоже древней. Эрмин даже глаза закрыл. Кто его знает, есть ли в этом Огонь, но мелодия оказалась приятной, звуки падали на воспаленный мозг освежающей капелью.
— А здесь?
— Здесь, наверное, есть, — сказал он, — не знаю.
— Итак, в первом — нет Огня, во втором отрывке — есть. Между тем, первый отрывок исполнял дейтрийский оркестр, "Литургия" из Шари-Пала, настоящие матерые гэйны. А второй — песенка из Холидувского фильма для детей.
Эрмин открыл глаза.
— Вы использовали старую музыку.
— А это неважно. Самое главное — ты, гэйн, профессиональный музыкант, не можешь определить, лишено произведение Огня или нет. Ты не можешь провести оценку...
— Я же говорю — выйдем в Медиану и там будет видно, кто творец. А кто нет.
— Медианные образы действительно бывают более и менее сильными. Но при чем здесь художественная одаренность?
— При том, что все гэйны могут творить... а не гэйны — нет.
— Это всего лишь дейтрийская идеология. Связь творчества и создания виртуального оружия есть, но она непрямая и сложная. Дарайя — свободный мир, и мы не заставляем всех умеющих творить — производить оружие...
— Ну да, только пленных вы заставляете...
— Да нет, видишь ли, я хочу тебе помочь. В этом цель любого атрайда: помочь человеку социализироваться, избавиться от комплексов и жить полноценно и счастливо. Ну а работа... твоя работа в качестве творца оружия докажет, что ты действительно отбросил идеологические шоры.
— Зря стараетесь, — буркнул пленный, — я предпочту жить с идеологическими шорами. Пусть недолго.
— Ваша пропаганда логически не выдерживает никакой критики. В Дарайе нет творцов — это смеху подобно! У нас в месяц выходит больше фильмов, чем в Дейтросе — за несколько лет. Прилавки завалены книгами. На каждом углу — оркестры и музыкальные группы.
— Барахло все это. Это и компьютер так сделает.
— Хорошо. Хотя ты только что доказал, что никакой разницы между барахлом и истинным творчеством в твоем понимании — нет, во всяком случае, ты эту разницу определить не можешь. Но ты же не будешь отрицать, что наука Дарайи даже несколько превосходит дейтрийскую? Во всяком случае, отставания нет... следовательно, с научным творчеством у нас все в порядке.
— Это другое. Там совсем другая природа. Ученые в Медиане ничего не могут.
— Да? А я вот сомневаюсь. Я сама ученый, психолог, и неоднократно испытывала взлеты вдохновения.
Его начало трясти от холода. Озноб, что ли? Или действительно холодно здесь? Эрмин прикрыл веки — под ними словно песок перекатывался. Сколько он уже не спит? Сутки, как минимум. Какой мерзкий, противный высокий голос, как он ввинчивается в ушной лабиринт, в самую сердцевину мозга, как волнами расходится от него боль...
— Проснись, — струйка холодной воды потекла по лицу. Он высунул язык, стараясь поймать воду.
