Дилетант 2 История сослагательного наклонения

Наверное в горло метил...

Выстрел. Всё в дыму.

Чёртов этот дымный порох. ... Минус один. Осталось ещё пять... осталось всего пять патронов. ... Нельзя, чтобы револьвер им достался. ... Мне бы ноги, мы бы ещё посмотрели, кто круче... Ещё бы парочку с собой забрать... Как же Дуня, когда ей скажут?...

Высовываюсь из двери и вижу бегущих к карете военных в форме измайловцев. Не стреляют. Видимо пистолеты уже разрядили, а перезаряжать некогда.

Семеро! Не хватит патронов! Значит, меня зарежут, сволочи! ... Зарежут, как кабана.... Гады!..

Почему-то очень не хочется быть зарезанным. ... Вот они уже в шагах семи. ... Выстрел, выстрел, выстрел, выстрел. ... Дым. ... Я вываливаюсь в противоположную дверь и падаю на тело Никифорова.

Вот, у него же пистолет! ... И палаш!

С трудом встаю. ... Шагах в десяти один мой кирасир ещё рубится пешим с двумя измайловцами. Видно, что уже из последних сил — он уже весь в крови.

Надо помогать.

Выстрел. ... Сквозь дым вижу, что попал, и один измайловец валится в траву. Второй на мгновение отвлекается и получает палаш в живот. Я бросаю уже ненужный револьвер.

Ну, может и отобьёмся? Сколько их всего? Ну не весь же полк по мою душу?

Оборачиваюсь. ... Из-за кареты выскакивают четверо.

Значит, раз всё же я промахнулся?!

Стреляю из пистолета Никифорова. Практически с трёх шагов. Опять всё в дыму, но это мне наруку — поднимаю палаш погибшего корнета и делаю два шага назад. Дым рассеивается. ...

Передо мной стоят три молодых офицера. Они хоть и разгорячены боем, но всё же неуверенность в их лицах читается. Видимо более опытных я всё же отминусовал. ... Стоят, мнутся. Ещё бы, только что на их глазах жертва застрелила пятерых их товарищей. Один!

— Ну что, сопляки, нападайте!

Я уже не думаю. Азарт боя поглотил меня. Цель одна — убить побольше.

Но они не нападают, а чего-то ждут, что ли. ... Рядом со мной вдруг появляется окровавленный мундир кирасира. Скосив взгляд, замечаю, что он совсем без сил и ранен, видимо серьёзно, в левое плечо. ... Странно, но появление кирасира вдруг придаёт решимости моим оппонентам. Кровь что ли на них так подействовала? Двое почти одновременно делают выпад в мою сторону, но кирасир закрывает меня собой, успев отбить один клинок, и приняв второй грудью. Я, пользуясь моментом, будучи закрытый умирающим моим спасителем, из за его плеча, втыкаю палаш в горло одному из нападавших. ... Ну, против этих двух оставшихся молокососов может и выдюжу. Я, конечно, ещё тот фехтовальщик, но и они, видимо не дартаньяны.

Выпад справа, нападающий явно метит мне в грудь. Поворот корпуса, шпага проходит рядом с моим левым плечом, шаг навстречу и мой оппонент уже сбоку от меня. Рука моя, мне кажется, помимо моей воли всаживает палаш в подмышку сопернику. Он уже убит, но падая, пятится назад и отводит за собой и мой палаш. Перед вторым соперником я предстаю с широко раскинутыми руками. Между нами всего шаг, и увернутся от его клинка я уже не успеваю. Одновременно с его выпадом пальцами левой руки пытаюсь ткнуть ему в лицо, но его шпага всё же достаёт меня, и я даже вижу, как клинок входит в моё правое плечо. Я ещё не убит, но оружия у меня уже нет.Мой противник, совсем ещё мальчишка, ну лет восемнадцать, не больше, отступил и растерянно смотрит на меня не пытаясь атаковать. Чувствую, как начинает неметь правая сторона тела. Я держусь только на адреналине. Долго ли?

— Ну, что остановился. Добивай.

— Я не могу. Я не могу безоружного.

Тфу ты, благородный какой. Надо же.

— Из засады, как тать, значит, можешь, впятером на одного тоже, а вот безоружного нет. Ну очччень благородно с твоей стороны.

Только бы не потерять сознание.

Я поворачиваюсь к нему спиной, подхожу к карете и сажусь, вернее падаю на землю возле колеса.

Как же Дуня и ребёнок, когда ей скажут...?

Лежу на чистых простынях у себя в спальне... Хорошо... Эх, хорошо то хорошо, да ничего хорошего.

Мои маленькие приключения, действительно маленькие на фоне событий произошедших в Петербурге, закончились всего лишь не особенно-то серьёзным ранением, а вот для Павла Петровича Первого этот день стал роковым. Получается, что он процарствовал даже меньше чем в той моей истории.

Эх, зря... Зря он послал меня в Стрельню. ... Хотя... Пока я там под Стрельней бодался с горсткой заговорщиков, основные силы Измайловского полка во главе с командиром полка бароном Беннигсеном, Кавалергардский полк Уварова и Преображенский полк блокировали другие полки гарнизона и, главное, блокировали охранный полк Давыдова. Группа заговорщиков во главе с кригскомиссаром де Рибасом обманом проникла в Мраморный дворец. Провёл её мимо постов флигель-адъютант императора Павел Голенищев-Кутузов. Застрелив перед кабинетом Императора двоих телохранителей, они ворвались к Павлу. Суходольский, часто постоянно находившийся рядом с Императором, понял всё сразу, и, закрыв собою Пала, выхватил пистолет, но один из заговорщиков, Муравьёв-Апостол, выстрелил в него и убил на месте. Павел же выхватил из стола пистолет и выстрелил в Беннигсена, который начал ему предъявлять ультиматум от имени заговорщиков об отречении от престола. Пуля попала Беннигсену в правый глаз и разнесла весь затылок. Тогда генерал-майор Вердеревский выстрелил Павлу в грудь. Пуля, по-видимому, пробила лёгкое. Павел упал, но был ещё жив.

В это время Давыдов, поняв, что в городе начался мятеж, и разобравшись с силами мятежников, смог деблокировать свои батальоны и во главе 1 батальона прибыл к Мраморному дворцу. Охрана дворца, сначала, будучи в неведении о происходящем внутри, попыталась организовать отпор людям Давыдова, но увидев командира полка, присоединилась к ним.

Когда Давыдов со своими людьми ворвался в кабинет Императора, Павел был ещё жив, но это была уже агония. При появлении Давыдовы с солдатами заговорщики попытались сопротивляться, но были частично заколоты солдатами охраны. Василию Денисовичу пришлось останавливать солдат, что бы хоть кого-то из заговорщиков можно было допросить. Мятежники, не получив подтверждения отречения Императора, быстро сдулись — большая часть офицеров мятежных полков втянута в заговор была обманом, а солдаты же вообще просто выполняли приказы.

Вдохновителями заговора оказались де Рибас, граф Панин, и, назначенный вместо ставшего генерал-фельдцейхмейстером Аракчеева, генерал-губернатор Петербурга граф Пален. Все трое были в числе двенадцати заговорщиков участвовавших в убийстве Императора. Пален и Панин были заколоты штыками, а де Рибас оглушён прикладом и взят живым. Ирония момента заключалась в том, что отец Панина был когда-то наставником Павла Петровича, а Пален когда-то считался другом императора, да и большинство заговорщиков карьеру сделали благодаря Павлу Петровичу.

Из лично причастных к убийству Императора взять живыми удалось только троих — де Рибаса, командира Преображенского полка Талызина и Муравьёва-Апостола. Беннигсен, Уваров, Голенищев-Кутузов, Вердеревский, Панин, Пален, командир Конногвардейского полка Янкович-де-Мириево и шеф 1-го Артиллерийского полка Тучков Третий были заколоты солдатами.

Всё это мне поведал Александр Семёнович Макаров, прибывший на третий день, как только ему разрешил Роджерсон, ко мне с докладом. В конце концов, я хоть и раненный, но всё ещё пока Канцлер Империи.

Вообще, по предварительной прикидке Макарова, в заговоре принимало участие в той или иной степени порядка 180 человек. ... М-да, долгими будут разборки.

По замыслу заговорщиков Павла надобно было сместить после рождения нового наследника. Павел бы отказался от престола в пользу сына Константина и Александры, затем Павла и Константина бы 'изолировали'. 'Увезти в такое место, где они могли бы находиться под надлежащим надзором, и где бы они были лишены возможности делать зло' — это было найдено в записках Беннигсена. ... А над малолетним наследником было бы провозглашено регентство. Ну и понятно, кто бы в этот регентский совет входил... Хотя, думается мне, что либо Панин, либо Пален вынашивали мысли единоличного регентства. Так, кстати, и де Рибас на допросах показал.

Но так как Тайная экспедиция при Правительственном Сенате всё же не зря хлеб свой жевала, сколь заговорщики ни конспирировались, но кое-какая информация всё же наружу просачивалась и в Тайную экспедицию поступала. Поэтому у Макарова были основания подозревать некоторых заговорщиков. Но детонатором ещё толком неподготовленной акции послужила, как часто это бывает, роковая случайность.

Так как заговор обрёл уже определённые черты, держать всю диспозицию в голове (ну, или в головах) стало невозможно, поэтому пришлось доверять это дело бумаге. А бумага, это уже документ, и чем шире круг посвящённых лиц, тем больше бумаг. А где хранятся тайные бумаги? В тайниках конечно — сейфов как таковых ещё же нет. Но про тайники своих хозяев очень часто знают слуги, не все конечно, но самые приближённые знают. Леонтий Леонтьевич Беннигсен хоть и не был главой заговора, тем не менее, был одной из ключевых фигур, и ещё он попал в поле зрения Макарова. Вот его камердинер и был принят в разработку. Я уж не знаю, какие ключи к нему подобрал Макаров, так как Александр Семёнович своими секретами не делится (и правильно делает), но документы из тайника Беннигсена вскоре попали на стол Макарова. Не хватись их Беннигксен буквально через час, как они из тайника перекачивали даже не к Макарову ещё, а к его человеку, всё могло сложиться и не так трагично. Ну арестовали бы заговорщиков, но не факт, что на следующий день, ведь без разрешения Императора Макаров такие фигуры тронуть бы не посмел. Но Беннигксен хватился документов и запаниковал. Его камердинер сбежать не успел и, естественно, во всём признался. Беннигксен понял, что из-за него весь заговор проваливается, и это в лучшем случае каторга, а то и плаха. Поэтому заговорщикам пришлось срочно вводить в действие абсолютно сырой план, даже не дожидаясь рождения наследника.

Пока заговорщики готовили свои полки, к Стрельне был направлен небольшой отряд, задачей которого был перехват возможных курьеров. Затем, после свержения Императора к Стрельне должны были подойти более серьёзные силы.

Вот меня этот отряд и принял за курьера.

Каково бы ни было напряжение в Стрельнинском дворце от ожидания рождения будущего наследника, но выстрелы они всё же услышали и выслали десять человек из дежурной роты охраны. Они меня и нашли.

А через час Шурочка благополучно родила абсолютно здорового мальчика весом девяти с половиной фунтов и ростом 12 вершков. Мать и младенец чувствуют себя хорошо.

Бог даст, вырастит и когда-нибудь станет новым Российским Императором Павлом II.

— Как же так случилось, что зная о потенциально возможном заговоре против Павла, я умудрился этот заговор прозявить? Ведь и службу безопасности специально создал, и убрал из охраны гвардейские полки и телохранителей к Императору представил, а в результате убийство Павла произошло даже раньше, чем в той моей истории, которая, надеюсь, всё же у меня была. Нет, точную дату я не помню, но это точно было уже в следующем веке, потому, что Альпийские приключения Суворова были в 1799 году осенью, это точно. А умер генералиссимус в мае 1800 года. Павел тогда точно был ещё жив.

— А есть ли во всём этом английский след теперь? Тогда ведь вроде бы Оленька Жеребцова была связующим звеном между Уитвортом и заговорщиками, а сейчас? Эх, жалко, что полгода назад Джордж Чилд-Вильерс был отозван в Лондон. А мы тогда, блин, радовались, что он получил там новую, более высокую должность в министерстве иностранных дел — стал личным секретарём лорда Гренвиля.

— Здравствуйте, Александр Фёдорович. Как Вы себя чувствуете? Иван Самойлович сказал мне, что Ваша рана хоть и серьёзная, но жизненно-важные органы не задеты и, Бог даст, Вы поправитесь. Я попросил ещё и Якова Васильевича Виллие осмотреть Вас.

Через час буквально после Макарова ко мне заехал новый Император — Константин Павлович. Он вошёл ко мне в сопровождении Дуни и своего флигель адъютанта Протасова.

— Спасибо, Ваше Величество, но думаю, целый консилиум ради меня собирать не стоит. Чувствую я себя вполне сносно, хотя подозреваю, что были времена, когда я чувствовал себя значительно лучше.

— То, что Вы шутите, вызывает надежду, что действительно всё будет хорошо. У Вас есть какие-нибудь просьбы, может быть?

— Просьб к Вам, Ваше Величество у меня много, но их мне ещё надо тщательно обдумать. Единственное, о чём прошу сейчас, не оставить милостью Вашей семьи сопровождавших меня кирасир. Они все геройски сражались и были подло убиты. Особенно прошу за семью капрала Назарова. Назаров закрыл меня собственной грудью. Если бы не он, я бы с Вами сейчас не разговаривал.

— Хорошо, Александр Фёдорович, когда поправитесь, напишите прошение, я подпишу.

— Благодарю Вас, Ваше Величество

— Александр Фёдорович, я понимаю, что Вы сейчас, так сказать, не в форме, но один вопрос я хотел бы с Вами обсудить. — Константин выразительно посмотрел на Протасова. И повернувшись к Дуне, поклонился. — Простите меня, княгиня,

Протасов подал Константину какие-то бумаги, и они с Дуней удалились, а Константин взял стул и сел возле моей кровати.

— Вот этот документ мне сегодня принёс господин Макаров. — И протянул бумаги мне.

'Мы на судне, капитан и старший помощник которого составляют нацию, чей язык нам не знаком. У меня морская болезнь, и я не могу встать с постели. Вы приходите, чтобы мне объявить, что ураган крепчает и судно гибнет, ибо и капитан старший помощник сошли с ума. Я думаю, что судно погибнет; но Вы говорите, что есть надежда на спасение. Я Вас заклинаю представить матросам, что им следует спасать судно, что их много против всего двух и что смешно бояться смерти от рук сумасшедших, когда вскоре все и они сами утонут из-за этого безумия. Вы возвращаетесь ко мне, чтобы объявить, что опасность увеличивается, так как сумасшедшие по-прежнему управляет, но что Вы по-прежнему надеетесь. Прощайте! Вы счастливы более меня, мой друг, так как я более не имею надежды'.