Маулихакти или Вернись ко мне!

— Я ничего никому не должен, теперь уже точно ничего...

Голоса плавно смолкли. А я, поглаживая пламя, призадумалась. Из всех книг и фильмов, которые удалось впихнуть в свой мозг, я узнала достаточно о магии или параллельных мирах, чтобы не плавать в неведении. Кое-что можно уяснить без конкретики. Итак, в сюжетах часто обыгрывалось, что герой оказывается в другом мире и на последних абзацах узнает, что это был всего лишь сон. Красивый, продуманный, но сон. Я же нахожусь в куда более выгодном положении. Я поняла, что все это красивая иллюзия еще до того, как проснулась. Разочарование и облегчение накрыло меня раньше, чем всех героев. А из этого напрашивается очень просто вывод — здесь я могу быть любой. Могу стать вселенским злом и уничтожать миллионами, а могу превратиться в добрую самаритянку и всем помогать. Роль супергероя меня не прельщает, как и злодея. Есть и третий вариант: я могу ничего не делать, и позволить сюжету развиваться самому, как это уже было со мной. Но роль пассажира в событиях меня не устраивает просто потому, что я всю свою жизнь пассажир. Я плыла по течению и никуда не стремилась, ничего особого не хотела, так почему бы не поиграть с собственным подсознанием в другую игру? В своих снах я, как правило, оказывалась жертвой, меня били, калечили и предавали. Сейчас, в общем-то, не лучше: я больна какой-то странной болезнью, которую только я не считаю таковой. А что, если поменять направленность? Что, если я больше не хочу страдать?

Как вести себя с тенями? С пятеркой, например? Я, честно говоря, уже немного запуталась, то на "вы" обращаюсь, то как к старым знакомым...

Из сна и размышлений меня выдернули довольно бесцеремонно.

— А ну, поднимайся! — голос Дэмиандриэля, звенел от едва сдерживаемой ярости. Ну, что ему от меня понадобилось?

Открыла глаза и встретилась с серым овалом лица. В комнате было темно. Пара больших свечей в простых подсвечниках слабо помогали. Он стоял около кровати, сложив руки на груди. Хоть у него и не было лица, но, уверена, что он дико зол.

— Я опять что-то сделала? — без особого интереса уточнила я.

Готова поклясться, что он заскрипел зубами.

— Тебе плохо? — спросил он.

— Нет, с чего вы это взяли?

— Что с тобой произошло после... — он замялся. Видимо, назвать мое действие спасением он тоже не в состоянии. Гордый, мать его! Радует, что в этом царстве безумия есть хоть один, кто относиться ко всему происходящему схожим со мной образом.

— Ничего, — пожала я плечами. — Мне просто захотелось спать.

— Да неужели? — с сарказмом спросил он. — А ты скажешь, если что-то пойдет не так? Если почувствуешь недомогание, головокружение, жар — что угодно?

Я вздохнула.

— Не знаю, как к вам обращаться, ведь вы не представились...

— Можешь называть меня просто по полному имени, Дэмиандриэль, — спокойно ответил он. — Я тебе не наставник и не манеер, чтобы ты обращалась ко мне по статусу.

— Отлично! Меня устраивает. Так вот, Дэмиандриэль, может быть я вас удивлю, скорее всего, вы мне даже не поверите, но я умирать не собираюсь. Вам не из-за чего беспокоиться. Хемах уже просветил меня по поводу будущей поездки, так что я не совсем понимаю, зачем вы сюда пришли, да еще ночью.

Он резко опустил руки, и в каждой ладони вспыхнули клинки, те самые, в которые я влюбилась. Он наклонился ко мне и прошипел:

— Только Велер знает, как я мечтаю вогнать их тебе в сердце!

"Мать, ты бы поаккуратнее, а? А то, видишь, мужик на взводе..." — шепотом попросила моя соображалка.

Я всматривалась в потемневший от скудного освещения овал его лица и не могла понять, за что он так на меня взъелся. Ну что я ему сделала? Должна же быть причина такой ненависти. Может, я похожа на его первую учительницу, которая орала и ставила двойки? Может, на первую любовь, которая сердце разбила?

— Думаешь, я не убью тебя, потому что ты спасла меня? — хмыкнул он и один из клинков уперся мне к грудную клетку.

— Думаю, вы не убьете меня потому, как сами сказали, что я вам нужна живой, — спокойно ответила я, даже не делая попытки отодвинуться от клинка. — Я просто не могу понять, за что вы так меня ненавидите? Даже Ишима, которой я тоже не понравилась, в своей ненависти более сдержана, чем вы. Вас уважают и боятся, значит, вы заслужили уважение подчиненных, а это многого стоит. Тогда почему такой... — я замялась, чуть не назвала его человеком, — хакт, как вы, так странно ведет себя с мной?

Он вздохнул и клинки растворились в воздухе. Воин быстро развернулся и прошел к креслу у окна, в котором сидела я и разговаривала с Хемахом.

— Ишима еще слишком юна. Она самая молодая из всего отряда, только недавно закончила обучение, ей нет и пятнадцати. Отношение остальных к тебе, как к ожившей истории. Никто из них, кроме, пожалуй, Хемаха, никогда не видел чистокровной маули. Слишком молоды.

— А вы? — с интересом уточнила я.

— Я видел те времена, когда чистокровных было больше пары сотен... — как-то отрешенно ответил он.

Хотелось многое расспросить, раз хоть кто-то решился дать мне ответы на мои вопросы.

— А как вы думаете, кто я? — тихо спросила я.

— Не знаю, но если ты чистокровная, то я ничего не понимаю в этой жизни! Может быть, ты новый эксперимент Белых, и тебя решили подослать, чтобы добить изнутри!

— Нет! — взвыла я, прежде чем сообразила, что этого делать не стоит.

Хакт расслабленно откинулся на спинку кресла и повернул ко мне голову.

— Это решать не мне, а Совету. Мое дело доставить тебя в Тимирай.

Мне оставалось только кивнуть. Повисла пауза, несколько секунд мы пялились друг на друга.

— Я должен кое-что проверить, — многозначительно произнес Дэмиан, и его фигура подернулась, как воздух над огнем.

Я замерла. В глаза ударила уже знакомая мне бирюза. Только если в первый раз это был настоящий прожектор, так что ничего нельзя бы рассмотреть за пределами небесного сияния, то сейчас я видела яркий, словно светящийся изнутри дым вокруг фигуры сидящего безликого. Голубой туман исходил от всего его тела, делая фигуру размытой. Несколько отдельных потоков добрались до меня, но от соприкосновения с его, как я понимаю, магией, никаких ощущений не было. Дым прошелся по ногам, затем по рукам. Я старалась максимально расслабиться и не мешать. Даже моя соображался примолкла с комментариями. Почему-то этот дым показался мне до боли знакомым, но я не могла понять, чем именно. Старалась прислушиваться к себе, но по-прежнему никаких ощущений, даже страха не было. Удивление было каким-то вялым. Красиво, да. Странно, да. Но не более.

Дым дошел до грудной клетки и случилось странное. Мир вокруг словно перестал существовать. Исчезла комната и все ощущения. Исчезли звуки и запахи. Кажется, я перестала дышать. Вокруг был только голубой свет. Только он был живой. Он двигался, дышал и в чем-то отдаленно напоминал черное пламя. Отдельные потоки были гуще, ярче, чем другие, и в центре каждого был источник не голубого света, как я думала, а золотого. Сердце снова сдавила точка. Мне не было его жаль из-за того что он кого-то оплакивал. Мне было именно тоскливо. Словно и я кого-то оплакивала, словно я понимала каково ему. И вместе с тем не понимала, почему он не может отпустить, забыть. Мне захотелось объяснить ему, что жизнь для живых, что не стоит грустить об ушедшем. Но это странное желание было не моим. Милоника понимала почему люди скорбят, но не понимала почему они забывают. А это ощущение, этот порыв души исходил не от Милоники, девушки двадцати пяти лет, а от Ники, странного существа, которое желала бы забрать скорбь себе, превратить этой золотой свет во что-то другое, заставить забыть, чтобы хакт больше не рвал себе сердце, не таскал внутри этот груз.

Я потянулась к голубому свету и только сейчас заметила, как он потускнел. Нет, он все так же оставался ярким и голубым, как и в нашу первую встречу, но что-то изменилось. Из него вымыли краски. Если раньше он походил на излучение десятка ламп по яркости, то сейчас внутри словно садилась батарейка. Мне показалось это неправильным. Ведь магия должна сверкать. Раньше его голубой свет плотно переплетался со светло-серыми переливами, что было видно и по его волосам и по его овалу. Я думала, что так и должно быть, но тот бирюзовый столб света мне показал, что этот воин умеет сверкать, просто почему-то этого не делает. Мне тогда, несмотря на боль, это понравилось.

А вот сейчас в этом цвете не было привычной серой дымки, а была именно тусклость, как у игрушки, у которой вот-вот кончиться завод. Я человек своего времени. Воспитанная на ярких мультиках и ярких фильмах. Мне хочется видеть яркие цвета, когда речь заходит о магии. Ведь магия — это сказка, мечта. Она должна быть яркой. Где-то на задворках памяти всплыли картинки красивых спецэффектов. Захотелось увидеть яркость, блеск. Наверное в прошлых жизнях я была сорокой. Тянет меня на все яркое. В какой-то момент желание яркости словно выплеснулось из меня, просочилось через каждую пору из душной клетки тела и поспешило к бирюзе, растворяясь в ней. В висках появилось странное чувство, словно десяток жучков прохаживались по коже своими лапками. А затем виски резко сдавило тисками. Точечное давление быстро превратилось в обруч, опоясывавший голову, но я не придала этому особого значения. Терпимо, хоть и неприятно. Миг и лазурь засверкала сотней разных оттенков. Я залюбовалась красотой вокруг меня. В душе распускалась настоящая радость, как у маленького ребенка. Теперь этот свет выглядел намного чище и живее.

Грудную клетку снова обжег знакомый утюг, но я только отмахнулась. Человек такое существо, что быстро ко всему привыкает, и к этой боли я тоже, как выяснилось, могу привыкнуть. Ничто сейчас не могло испортить мне настроения. Бирюза вокруг танцевала. Потоки энергии переплетались, я попыталась погладить их, как с черным пламенем, потянулась первой, но не смогла. Рук у меня не было, не было ничего, чем можно было бы прикоснуться к этой красоте. Теперь это был небесно-голубой, цвет летнего неба. Я такой оттенок видела только на картинках или в особо теплые дни, когда выбиралась с мамой в деревню. В душе появилась какая-то тоска от того, что я больше никогда не увижу такого неба. И не потому что его больше не бывает, а потому что у меня изменился взгляд. Я перестала быть ребенком и разучилась радоваться красоте мира, в котором жила. Меня стали заботить вещи намного более грязные и нелепые, чем просто безграничность небосвода в ласковых лучах солнца. Я забыла, когда последний раз просто смотрела на небо, а в детстве замечала даже росу на листьях травы. Стала старше, а то яркое небо осталось далеко в прошлом, и туда уже не попасть. Мне очень захотелось, чтобы эта яркость никуда не пропала, чтобы я еще не раз смогла ее увидеть, хотя бы в магии безликого. Голову сдавило еще сильнее, а в груди появился странный ком и пополз куда-то по глотке вверх. В памяти всплыл образ лака. Вот бы покрыть этот свет таким лаком, чтобы он никогда не потускнел, не стал бледнее, не потерял той яркости, что напоминает о далеком прошлом. Белые искорки перед глазами, и все схлопнулось.

В горле запершило, как при бронхите. Я закашлялась и едва не заорала от ужала. На моих руках была кровь. Моя кровь! Я что, кашляла кровью?! Где-то совсем рядом послышался шорох. Я трудом оторвала взгляд от собственных ладоней и ахнула. На полу лежал безликий и пытался подняться на ноги. Я вскочила с кровати и помогла ему усесться обратно в кресло. Он не сопротивлялся, а для меня это оказалось просто, словно он ничего не весил. Хакт явно был в полубеспамятстве или бреду. Еле слышно постанывал. Мокрые от пота волосы полностью закрывали его лицо. Я убрала несколько прядей и остолбенела. На месте уже привычного мне живого овала было нормальное, человеческое лицо. Широкий нос, с чуть опущенным кончиком. Высокий лоб, с несколькими неглубокими морщинами. Четкий овал лица. Прямой подбородок. Аккуратные гармоничные скулы, ни намека на щетину. Большие миндалевидные глаза в окружении множества морщинок, как у очень уставшего человека, который не спал несколько дней. Темные синяки под глазами. Густые длинные ресницы, если бы не знала, что настоящие, то подумала бы, что накладные. Тонкие, такие же густые брови. Верхняя губа уже чем нижняя, причем намного, но на его лице это смотрелось красиво. Вообще его лицо было на редкость красивым, хоть и необычным. Его красота была какая-то уникальная, с изюминкой. Ну и, конечно, цвет. Цвет, оттенок его кожи был каким-то синюшно-серым, как и овал его лица до этого момента. Только сейчас я поняла, что овал с теми переливами был его маской или чем-то вроде того. На лбу и над верхней губой выступили крупные капли пота. Я легко перепрыгнула через его ноги и бросилась к столу, на котором собрала все склянки. Там Веорента оставила кувшин с водой, если я захочу пить. Не думала, что пригодится. Быстро налила в кружку и вернулась к Дэмиану. Наклонилась, уже хотела напоить его, хотя соображалка подсказывала, что можно просто облить его водой, как за запястье меня схватили длинные пальцы с широкими фалангами. Раньше я видела его только в перчатках, а сейчас вот удалось рассмотреть в свете луны руки. Красивые и сильные, как у пианиста. Я охнула и едва не выронила чашку.

— Зачем... Зачем ты это сделала?! — простонал он.

— Что? — не поняла я. — Ты... Вы потеряли сознание, наверное, вы еще не до конца поправились. Я сейчас приведу Хемаха, и он вам поможет.

— Зачем? — снова простонал он.

— Сейчас, — я старательно пыталась освободить руку из его захвата.

Он резко выпрямился, так что его лицо оказалось прямо около моего. Глаза горят, лицо искажено яростью. В темноте не понять какого они цвета, но все равно это намного приятнее , чем смотреть на непонятный овал.

— Зачем? Я тебя спрашиваю! — и зубы у него белые, не клыки, что не может не радовать.

— Да что я сделала-то? — возмутилась я. Уже не первый раз замечаю странность, что если на меня начинают орать, то и я повышаю голос. Раньше такой не была и предпочитала молчать и стесняться. Сейчас мне тоже страшно, если на меня орут, только и молчать уже не получается.

Его лицо резко из гневного стало удивленным, а потом и изумленным до крайней степени.

— Ты не понимаешь, что только что сделала? — спросил он уже намного спокойнее.

— Я всего лишь принесла воды! — возмутилась я. — А перед этим подняла вас с пола...

— Нет! — резко перебил он. — До этого что ты сделала, когда я проверял целостность оков на черном пламени... что ты сделала?

— Да ничего я не делала! — буркнула я, тоже успокаиваясь.

— Да? — спросил он, проведя большим пальцем мне по подбородку. — А это тогда что такое? — в лунном свете тускло блеснула моя кровь у него на пальце.

— Не знаю! Отпустите меня! — я еще раз попыталась дернуться.

Переживания за его самочувствие быстро уступило место раздражению. Я не люблю, когда меня трогают! А этот его жест уж слишком смахивает на наказание котенка, когда он нагадит не в том месте. Еще бы сказал: "Фу, нельзя!".