Порозовевшая девушка покачала головой, подставляя лицо пропитанному солнцем ветру:
— Мне уже намного лучше. Сама не знаю, что на меня накатило. Наверное, это из-за реакторов под дворцом. Они могут оказывать странное влияние. Слабость, видения...
— Видения?!
— Я не уверена, — немного смущенно сказала девушка. — Это был словно сон, такая свинцовая зернистая пелена, из нее высовывались оскаленные пасти, когтистые лапы. Они тянулись ко мне...
Ульвэ содрогнулась. Лео, неожиданно для себя, погладил ее по плечу
— Я тоже видел... что-то. Но наяву и без подробностей. Просто тени. Наверное, ты права насчет реактора.
— А может и нет, — прошептала девушка, ее теплые ладони легли на щеки Леомира. Лицо Ульвэ почти касалось его лица. — Когда я была совсем маленькой, няня рассказывала мне истории. Некоторые люди — особенные. Они могут видеть тайное.
Лео не отвечал, до глубины души пораженный странным чувством. Бархатные карие глаза девушки мягко светились. Ее цветочный запах необычайно усилился, заставляя голову кружиться. Полные губы шевелились, но Леомир не слышал слов. Повинуясь неодолимому импульсу, он припал к ее лицу в неловком поцелуе. Губы Ульвэ оказались мягкими и теплыми, он наслаждался, ими пока в разум, словно шпора, не вонзился смысл совершенного поступка.
Быстро отпрянув, Лео густо покраснел и приложил ладони к груди:
— Ульвэ я...
Девушка остановила его легким жестом. У Лео камень с души свалился, когда он понял, что катастрофы не случилось. В глазах Ульвэ не было гнева. Было что-то другое, незнакомое. Она чуть улыбнулась:
— Полагаю, рыцарь должен был получить награду от спасенной дамы, — девушка задумчиво свела бронзовые брови. — И полагаю, дама должна выполнить просьбу рыцаря. Хорошо, прощу твою куклу еще раз. А ты, — Ульвэ живо схватила друга за рукав, — раз уж начал мне помогать с работой, то и дальше продолжишь. Но больше никаких подземелий, клянусь...
— Дорогой Алекс, я отлично понимаю, что только злая прихоть судьбы забросила вас, славного князя в убожество дворцовой Палестры. И также я знаю, что вы теперь не можете... эээ... подтирать задницы молокососам. Это ваше любимое выражение, верно? Не могу сказать, что подобная линия поведения меня устраивала, но теперь я вижу, как выгодно она отличалась от ваших нынешних действий.
Маленькая комнатка дышала желтым, полированным деревом, у открытого окна мягко колыхались волны кремовых штор. Мастер Таалад, небрежно оперся на широкий круглый стол, иронично глядя на своего коллегу. Мастер оружейник в глубоком раздумье провел пальцем по гладкой щеке:
— Увы, дорогой Таалад, совершенно не понимаю, что вы имеете в виду. Кажется, я вам уже советовал — общаясь со мной, используйте только самые простые фразы. От предложений длиннее пяти слов у меня начинает болеть голова.
— Постараюсь учесть ваше пожелание, — отозвался мастер этикета, скрещивая руки на груди, он уже давно готовился к этому разговору. Пришла, наконец, пора расставить точки. — Я возмущен вашими действиями в отношении объекта Центурион. Как вы посмели изолировать его, не посоветовавшись с другими наставниками?
— Дело было срочным, — мягко улыбнулся Циклоп, — объект Менестрель бегал по всей Палестре, горя благородным желанием открутить Центуриону голову. Если бы я не вмешался, последствия могли бы быть самыми тяжелыми.
— Какая трогательная забота. Особенно приятно ее видеть, если учесть, что именно ваши безответственные действия позволили сложиться тому, что вы называете тяжелой ситуацией.
Циклоп плавно шагнул к мастеру этикета. Движение вышло грозным и Таалад едва удержался от того, чтобы сглотнуть.
"Он думает, что может меня запугать дешевыми трюками? — нахмурился Таалад, ощутив как на лбу выступил пот. — Пора уже этому выскочке понять, что его фокусы действуют далеко не на всех подряд".
— Я решил, что Менестрелю не повредит небольшая встряска, — Циклоп снисходительно улыбнулся, будто разговаривал с ребенком, — А Центурион... с него не убудет.
Эта улыбочка окончательно вывела Таалада из себя. Тряхнув священными косицами, он ткнул пальцем в широкую грудь оружейника:
— Решили?! У вас нет квалификации, чтобы что-либо решать. Выражаясь простыми словами, вы — обычный подсобный работник. Не осознавая всей глубины нашего проекта, вы, тем не менее, вмешиваетесь в сложнейшие процессы. Я не понимаю, в какие игры вы тут играете, но ваши затеи способны погубить все, чего мы достигли, и лишить нас надежд на будущее.
Циклоп чуть склонил голову, живой глаз остро блеснул, заставив Таалада осечься. Он вовсе не хотел говорить настолько резко.
— Прошу меня простить, мастер оружейник, я говорил в раздражении, но согласитесь, на это у меня есть причины. Алекс, дружище, занимайтесь своими делами и не вмешивайтесь в посторонние вопросы. В противном случае, я буду вынужден принять меры и доложить о происходящем в администрацию верховного князя. А ни вам, ни мне это совершенно не нужно. Ну что, мы поняли друг друга?
Таалад потянулся похлопать Циклопа по плечу, но рука повисла в воздухе. Живой глаз оружейника скрылся за веком, на прекрасном безжизненном лице мертвенно горел огонек протеза. Ухватив Таалада за отвороты куртки, Циклоп очень бережно притянул его к себе. Белое лицо медленно склонилось, горячий ветерок дыхания коснулся щеки Таалада:
— Хочешь принять меры? Ну, попробуй, пожалуйся. Пожалуйся, и увидишь что будет. Глупый флейтист. Встань у меня на пути, и однажды, когда проснешься, твое сердце будет биться рядом с тобой. На туалетном столике.
Циклоп поднял ладонь и, чуть сжимая согнутые когтями пальцы, изобразил мерную пульсацию.
Таалад часто заморгал, глядя на эту красивую сильную руку. Закрытое веко Циклопа распахнулось, и мастер этикета вздрогнул, увидев то, чего не замечал никогда — в темно-синем бездонном глазу оружейника жизни было не больше, чем в серебряном протезе.
Какая-то струна в душе мастера Таалада задрожала, наполняя все тело отвратительным дребезжащим звуком. Скульпутрные губы Циклопа изогнулись в улыбке:
— Вот такие дела, дружище Таалад. Простите меня, я тоже говорил в раздражении, но, надеюсь, мы поняли друг друга.
— Привет, Итай, ты не поверишь, что я тебе расскажу.
Лео влетев в зал для медитаций, подбежал к рыжеволосому князю, который сидел, скрестив ноги пред глыбой дикого камня, высящейся посреди широкого круга белого песка.
— Почему же не поверю, — усмехнулся Итай, не отводя взгляда от глубокой, блестящей льдинками кристаллов трещины в валуне. — Ульвэ уже поведала мне о ваших приключениях.
Лео с испугом взглянул в спокойное лицо друга и облегченно выдохнул. Нет, это не о поцелуе. Сестра просто рассказала ему о странном случае на Тропе.
Вместе с облегчением пришла какая-то непонятная обида. А как, интересно, Итай бы отреагировал, если бы Ульвэ и Лео... Он заставил себя оборвать глупую мысль.
Поцелуй — всего лишь случайность. Реакция на пережитый страх. Не будь большим дураком, чем ты есть. Ни к чему из мошки морского быка раздувать.
— Ну ладно, Итай я своими глазами легенду видел, а ты сидишь и только губами шевелишь. Отвлекись на минутку от своей каменюки, — нагнувшись, Лео тряхнул друга за плечо.
Итай, дернувшись, резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы:
— Осторожней, пожалуйста.
Пораженный Лео опустился на колени:
— Что с тобой случилось? У врача был?
— Был, к сожалению, — поморщился Итай. Лео понимающе кивнул, он хорошо знал какие чувства друг питает к медикам, — что мог он уже сделал.
— Да что хоть случилось? Ты можешь толком объяснить?
Итай на миг зажмурился и быстро коснулся запястья Лео:
— Только обещай не рассказывать Ульвэ. Страшно представить, что она может выкинуть, — дождавшись неуверенно кивка друга, Итай сбивчиво продолжил. — Сегодня меня вызвал к себе Циклоп — у меня много неотработанных часов, ты знаешь — я давно ждал, когда он обо мне вспомнит. Сначала все шло как обычно, а потом Циклоп вдруг остановился и сказал, что если я хочу пережить хотя бы десяток дуэлей, то должен работать намного лучше. Я удивился: "Кто меня может заставить драться, если я этого не хочу?" А он: "Разве ты не собираешься защищать честь семьи? Ведь для сопляков это любимое развлечение. Скоро ты поедешь в семейную резиденцию, а там найдется куча молодых остолопов, готовых плюнуть тебе в след, если не получится всадить клинок в брюхо. Но ты ведь не станешь такого терпеть? Значит, очередь к тебе выстроится большая. У твоих родичей загребущие ручонки, и они ухитрились запустить их во все карманы, до которых только могли дотянуться".
Замолчав Итай сглотнул:
— В общем, я потребовал извинений. Он засмеялся. А я сказал, что не буду относиться к нему, как к мастеру, пока он не возьмет свои слова назад, — рыжий князь закусил губу.
— И что случилось дальше? — тревожно спросил Лео, когда молчание затянулось.
— Он снова засмеялся, взял фиоретту и воткнул ее мне в грудь.
— Он — что?! — привстал Лео.
— Воткнул в меня клинок, думаю, пальца на три, — спокойно проговорил Итай. — Сказал, что то же самое будет на каждом занятии, пока я не возьмусь за ум.
Лео машинально схватился за предплечье. Грудь — это, должно быть, намного больнее.
— Но вот что я тебе скажу, Лео. Я не собираюсь ему уступать. Может делать что хочет. Знаю, о моей семье мало что хорошего можно сказать, но поливать ее грязью у себя на глазах я никому не позволю.
Невольно скривившись, Леомир опустил голову. Действительно не отступит. Страшное упрямство друга он знал очень хорошо. Но бодаться с Циклопом... тут даже и вопросов нет, кто первый лоб расшибет. И жаловаться бесполезно, если оружейник при всех его причудах еще не вылетел из дворца, значит умеет прикрывать тылы. Но самое страшное даже не это. Итай прав — если слух дойдет до Ульвэ, а рано или поздно он дойдет, будет настоящий фейерверк.
Лео поежился.
— Даже не знаю, из-за чего он на меня так взъелся, — досадливо воскликнул Итай. — Конечно, нашу семью модно презирать. Еще бы, самые богатые люди планеты, даем в долг и выжимаем все соки. Но Циклопу-то раньше было все равно. Не понимаю...
— Зато, кажется, я понимаю, — мрачно сказал Лео. — Тут дело вовсе не в тебе.
Вздохнув, он кратко описал свою недавнюю встречу с оружейником:
— Не знаю, зачем ему это надо, — закончил рассказ Леомир, — но он определенно хотел, чтобы я принял его пари. Или даже не так — он хотел, чтобы я постоянно был у него на виду. Напрямик добиться ничего не получилось, вот и решил надавить через тебя.
— Если так, то это на редкость дурацкий план.
— Вовсе нет, — усмехнулся Лео.
— Что? Ты ведь не собираешься...
— Успокойся, Итай, успокойся. Вспомни, сколько раз ты помогал мне разбираться с проблемами. А теперь и вовсе пострадал из-за меня.
— Но тогда этот мерзавец добьется, чего хочет!
— Не обязательно, совсем не обязательно. Прежде всего, это я пойму чего он добивается. Недаром же меня тут десять лет учили играть в государственные игры. Пусть это будет экзамен. Посмотрим, как я научился интриговать. И знаешь что, — белокурый князь, улыбнувшись, осторожно коснулся плеча друга, — я постараюсь сделать так, чтобы Циклоп десять раз пожалел, что решил играть со мной.
Глава 16
Теплый ветер свистел в ушах, гибкие ветви кустарника хлестали по ногам, Не обращая на это внимания, Ормат несся вперед. Он уже сам забыл, куда и зачем бежит. Все его желания свелись к одному — забраться как можно глубже в След. Только там он будет в безопасности.
В безопасности от чего?
Твердая граненая мысль вынырнула на поверхность, пропоров слой слипшихся, размякших товарок.
Ормат едва не споткнулся на бегу, но мысль снова утонула, провалилась на дно сознания. Разгоряченного разума нежно коснулись невидимые прохладные пальцы. Ормат широко улыбнулся, мурлыча от ласки. В погоне за наслаждением, ноги несли его все быстрей и быстрей.
Зазубренный сучок прочертил на его руке глубокую борозду. Внезапная боль смахнула с мозга холодную застывшую пелену. Зажимая ладонью кровоточащую царапину, он удивленно завертел головой:
— И куда же это меня занесло... Ох!!!
Боль в руке, вспыхнув свирепым пожаром, охватила все тело. Ормат упал на колени, сгорая в незримом, выжигающем мысли огне. Мир съежился в пламенную точку, беглец жалобно застонал, вжимаясь раскаленным лбом в сырую подгнившую листву.
Холодные пальцы бережно коснулись затылка, гася боль, заменяя огонь радостным холодом. Ормат счастливо засмеялся. Легко вскочив, он помчался вперед, к неведомой, но бесконечно манящей цели.
— Оно холодное, словно лед под корой, — испуганно охнул Гнеслав, отшатываясь от угольно-черного мертвого дерева.
— И что с того? — зло фыркнул Вакир. — Подумаешь, деревянный холодильник. Чего ты разнылся? Мало ли что в лесу бывает.
— Ты не понимаешь, — зашипел Гнеслав, кривя разбитый рот, и управляющий отметил, что полученной взбучки хватило помощнику совсем ненадолго. — Это место проклято. Если мы пойдем дальше, то все погибнем и...
— Хватит! — гаркнул Вакир.
Тонкий ствол охотничьего ружья уставился в середину груди замершего Гнеслава.
— Так, внимание голосам из компостной кучи, я больше не желаю слышать никаких возражений, — медленно произнес Вакир, — особенно от тебя. Это мое последнее предупреждение.
Гнеслав отрыл было рот, но посмотрел в страшные глаза Вакира и застыл, беззвучно шевеля губами. Наконец, он медленно кивнул, не отрывая взгляда от лица управляющего.
— Вот и ладушки. Двинулись! Нам осталось совсем немного.
Отряд вошел в томящую тень ледяного леса. Возглавлявший колонну Вакир повернул голову, поторопить отставшего Гнеслава. Черный срез дула, казалось, заглянул прямо ему в душу. Отчаянным рывком Вакир бросил себя за толстый ствол, винтовочный заряд с визгом сорвал широкий пласт черной коры, обдав управляющего мелкой пылью. Раздался испуганный крик, что-то тяжелое рухнуло, ломая звонко хрустящие кусты.
Вакир упал на колено, срывая с плеча винтовку.
"Гнеслав, мерзавец! Тогда еще надо было его прикончить!", — полыхнула злая мысль.
Выглянув из-за укрытия, Вакир увидел распластавшегося на земле Томослава, рядом с которым на корточках сидел закрывший руками голову Басок. Урод даже уронил свою винтовку. Между черными деревьями мелькнул темный силуэт. Вакир, не целясь, нажал спусковую кнопку. Всплеснув руками, Гнеслав привалился, спиной к стволу и сполз на землю, оставляя за собой широкую влажную полосу.
Радостно вскрикнув, управляющий бросился к жертве. Охотник сидел на земле, прижимая ладони к животу, его запрокинутая голова упиралась затылком в морщинистую кору. За скрюченными пальцами по одежде расползалось бурое пятно. Выпавшая из ослабших рук винтовка лежала неподалеку. Побелевшие губы умирающего медленно двигались:
— Безумие, — прошептал он, — безумие...
Фыркнув, Вакир приставил дуло к потно-блестящему лбу врага. Оружие хрипло кашлянуло. Сплюнув, Вакир подошел к Томославу. Едва взглянув на пробитый висок слуги, управляющий понял, что лекарства здесь не понадобятся. Басок так и сидел, не шевелясь, втянув голову в плечи. Зашипев, Вакир зло пнул труса по ребрам. Тот повалился на землю и жалобно заскулил.
