— Ладно, командуй остановку, а я полетел назад. Присмотрись к "Ворошиловцу", по-моему, у него движок как-то не так работает. Через полчаса буду.
Сержант взмыл вверх и полетел к границе. К месту позиции второго орудия он прибыл своевременно, чтобы понять, что душа об оставленных ребятах у них с комбатом болела не зря. Романов лежал связанным, а Семёнов бегал вокруг лейтенанта, приговаривая:
— Ну, так же нельзя, товарищ лейтенант! Ваши люди избили нашего танкиста. Он, между прочим, из экипажа боевого танка! Избили, связали, я теперь и вы грозитесь его под трибунал отдать.
— Я тебе уже пятый раз объясняю, Семёнов. Романов первым ударил Филоненко. А драка между красноармейцами — это трибунал. Когда Моржов за Филоненко вступился, он начал бить обоих, а потом побежал к машине за пулемётом. А попытка применения оружия против своих товарищей — это тоже трибунал. Появится особист, пусть разбирается. Охранять мне его некому, все люди делом заняты, поэтому и связали. Пусть отдохнет под деревцем.
— Товарищ лейтенант, я не видел, как Романов ударил Филоненко. Я проснулся после того, как Володька начал лезть в кабину тягача. Но прекрасно видел, как ваш боец ударил ребром ладони по шее нашего танкиста, и если бы не шлём, то может быть и совсем покалечил. И вообще это не дело, когда двое ваших, бьют одного. Мы для вас старались, а вы нас под трибунал. Романов парень правильный, из детдома, если ударил, то за дело. У них с этим строго. Товарищ, лейтенант, пусть Романова развяжут. Я видел, с каким остервенением ваш Филоненко вязал ему руки и ноги. Затекут, потом отрежут к чёртовой матери.
— Всё, Семёнов. С этим делом будет разбираться особист. Кто кого ударил, зачем и почему! Развязать, мы попозже его развяжем, а то конечности действительно затечь могут. Поедешь к себе в часть, я тебе записку напишу для особиста, передашь!
Семёнов отошёл обиженной собакой, залез в кабину и зло хлопнул дверцей. Тягач с пушкой, загнанный под деревья, бойцы уже замаскировали, натянув несколько кусков маскировочной сети и натыкав погуще веток. Хотя Глеб знал, что маскировка неправильная. Лётчик обязательно засечёт тягач по солнечным бликам, отразившимся от лобового стекла. Машину нужно было ориентировать на север, или стекло требовалось закрыть не сетью, а тряпкой.
— Володя, ты меня слышишь? — обратился он к лежащему Романову. Танкист чуть шевельнулся. Рук его сержанту не было видно, а вот верёвка на ногах была завязана довольно специфичным узлом. Такие узлы учили вязать в немецкой разведке.
— Володя, если меня слышишь, то ответь мысленно. Я твой ангел-хранитель Глеб.
— Слышу, донеслось как через вату. А разве ангелы-хранители бывают?
— Бывают. Они помогают людям, когда у тех в жизни случаются плохие моменты.
— И ты мне поможешь?
— Обязательно! Для начала расскажи, за что ты ударил артиллериста.
— Сволочь он, этот артиллерист. Подходит ко мне и говорит: Ты ведь Романов? Да, говорю, Романов. Сложно, наверное, жить с такой фамилией? Я его спрашиваю почему? Царская фамилия! Большевики всех Романовых расстреляли. Ты тоже, поди, из их семейки. За границу тебе надо перебираться, парень. Иначе всё равно тебя НКВД расстреляет! Ну, тут я ему и дал по роже. Здоровяк увидел, и говорит: Ты что делаешь, боец? и врезал мне леща, я и улетел. А тот, которого я ударил, начал орать: Ты ударил бойца Красной Армии! Пальцем тычет и орёт: Ты ударил бойца Красной Армии. Я поднялся и к машине — не хрен с придурком связываться. А тот опять пальцем тычет и кричит: Держи его Моржов, он за пулемётом побежал! Здоровяк за мной, я ходу, этот урод тоже бежит. Поймал здоровяк меня, когда я уже в кабину залезать начал. Дальше не помню, ударили чем-то сзади. Очнулся уже связанным по рукам и ногам. Да лейтенант всё про трибунал говорит. И Семёнов кругами ходит, уговаривает.
— Ладно, потерпи пока, минут через десять тебя развяжут. А дал ты ему правильно!
Глеб вошел в ментальную связь с лейтенантом Егоровым.
— Лейтенант, вы меня слышите?
Егоров завертел головой по сторонам.
— Да не вертите вы головой. Я рядом с вами. Вы меня слышите?
— Да, — ответил лейтенант, бледнея.
— Да не пугайтесь, вы. Я хранитель Глеб. Про ангелов хранителей слышали? Так вот я из их числа. Фамилия моя Ткачёв. Поставлен, как и вы для защиты этого участка границы от немецкого вторжения. Ваша дивизия по приказу занимает полную готовность. Через сутки в это время уже начнётся война. И от ваших людей и от ваших орудий зависит, прорвутся ли немцы в этом месте. Поэтому готовьте своих людей к тяжёлым боям, лейтенант. Кстати тягач у вас замаскирован неправильно. Солнечные блики от лобового стекла, лётчики видят за несколько километров. Сеть здесь не помогает, надо тряпкой закрывать. Теперь второе. Вы ничего особенного за красноармейцем Филоненко не замечали?
— Нет, — чуть помедлив, сказал Егоров. — Боец, как боец.
— Он у вас откуда призывался?
— Из Тернопольской области, из села. Образование два класса.
— А как вы думаете, хлопец из села, с двумя классами образования может знать немецкий язык?
— Вряд ли. Если только не имеет родственников из немцев.
— Вот и добрались до сути. Если знает немецкий, то сам немец, или родственники немцы. Согласны с этим?
— Да, согласен.
— А теперь обратите внимание на связанного Романова. Он связан узлами, которые вяжут немецкие диверсанты и разведчики.
— Вы хотите сказать, что Филоненко немецкий шпион? — спросил лейтенант.
— Скажем так, я подозреваю, что Филоненко немецкий шпион. Хочу его вызвать на откровенность, выдав вас за немецкого шпиона более высокой категории, представителя немецкой военной разведки. За что вы думаете, Романов ударил Филоненко? Тот предложил ему уходить за границу. Сказал, что Романов царская фамилия, поэтому НКВД его всё равно расстреляет. Он же организовал и погоню за танкистом, крикнув, что тот побежал за пулемётом.
— Вот же сволочь, — отреагировал лейтенант.
— Так что основания его подозревать у нас есть. Но может быть, он не знает немецкого. Может мамка у него гувернанткой у графа Потоцкого была, немецким в совершенстве владеет и сына научила. Что в жизни не бывает. Поэтому надо проверить. Вы когда-нибудь говорили по-немецки, Егоров.
— Нет, товарищ Ткачёв.
— Сейчас поучимся. Говорить за вас буду я. Ваша задача губы и язык расслабить и не мешать. Готовы попробовать?
— Да, — ответил лейтенант.
Глеб напрягся, и послал посыл: Сейчас ты будешь говорить по-немецки. Легко и свободно. Язык твой свободно произносит нужные звуки, губы помогают, речь внятная, правильная. Ты следишь за мыслью, произнесённой на немецком и повторяешь её вслух. Повторяй за мной и произноси вслух! — приказал он лейтенанту. После этого начал выдавать фразы на немецком. Сначала короткие, потом длиннее. Через пять минут лейтенант уже вполне свободно воспроизводил немецкую речь.
— Ладно, потренировались достаточно, — перешёл Хранитель на русский. — Подзовите Филоненко и отойдите потом с ним шагов на двадцать, чтобы кто-нибудь случайно не услышал.
— Красноармеец Филоненко, лопату оставить и ко мне! — крикнул лейтенант. Боец выпрыгнул из окопа, который копал и подбежал к лейтенанту. — Пойдёмте, я хочу с вами поговорить об этой драке с глазу на глаз. Не ожидая ответа, Егоров развернулся и отошёл в сторону небольшой полянки, исключающей подслушивание.
— Оберлейтенант Курт Золинг сто первая разведывательная абверкоманда, — представился лейтенант на немецком.
Филоненко сразу вытянулся: — Обергефрайтер 1-й роты Бранденбург 800 Михаэль Рунер, — отчеканил он по-немецки. — Позвольте узнать, герр оберлейтенант, как вы меня вычислили.
— Если не хотите себя выдать, то пленных надо вязать обычными узлами, а не теми которыми вы связали русского. Меня тоже на полигоне в Квенцтуге учили вязать такие узлы.
— Спасибо за подсказку, герр оберлейтенант.
— А теперь вы удовлетворите моё любопытство, коллега. Я не могу понять, с какой целью вы спровоцировали русского танкиста?
— Неудачная вербовка, герр оберлейтенант.
— Надо лучше подходить к выбору объектов, обергефрайтер. Этот парень воспитывался в советском детском доме. Там проводится особая идеологическая обработка, вам вряд ли бы удалось его завербовать. Для этого его надо было, для начала, замазать кровью своих товарищей. Теперь его придётся втихую задавить, а это бросит тень на наше подразделение и НКВД может начать расследование.
— Я сделаю это в любое подходящее время.
— Неплохо бы было убить их обоих, когда выставим четвёртое орудие, и они отправятся к себе в дивизию. Тогда концы в воду.
— У меня есть часовой взрыватель. Из снаряда я могу сделать мину и подложить её в тягач. Поставлю часа на четыре, час они будут выставлять гаубицу, а на обратной дороге взлетят на воздух.
— Это правильное решение Рунер. Видно вас хорошо учили. Вы один попали в эту дивизию?
— Нет нас трое. Внедрялись под видом призыва из Тернопольской области. Один попал в батальон связи, второй в мотострелковый полк, я к артиллеристам.
— Работаете через тайник?
— Да. В Львове два тайника, один на соседней улице от воинской части. Вчера Даниэль раздобыл сведения по новой антенне для рации, пришлось изощряться, чтобы выскользнуть из расположения. Сообщил заодно, что дивизия на неделю уходит под Луцк на учения.
— Даниэль это кто, — спросил лейтенант?
— Мой помощник. Даниэль Гейтс. Рядовой Широков, водитель автомобиля в батальоне связи.
— Ладно, Рунер, возвращайтесь к рытью окопа. Эта ночь у нас здесь не последняя. А дел много.
Филоненко ушел копать окоп.
— Из разговора что-то понял, лейтенант? — спросил Хранитель по-русски.
— Только то, что он немец и из разведки.
— Понял правильно. Он из разведывательно-диверсионного полка Бранденбург 800. Подготовленный агент. Обучен рукопашному бою. Имеет группу в составе двух человек. Вся группа работает в нашей дивизии в разных частях. Проникли с последним призывом в мае. Сведения о дивизии сливают через тайники. Брать его надо и везти к особисту. Где-то в вещах имеет взрыватель с часами. Планирует на тягач установить часовую мину, чтобы ремонтники взорвались на марше, при возвращении в часть. И концы в воду.
— Матёрый видно волк, все просчитал, сволочь. Когда будем вязать?
— До ночи трогать не советую. Пусть спокойно работает. Брать надо будет ночью. Лучше до установки мины. Снаряд то тяжёлый, из которого он собирается мину часовую делать. Его поднести надо и в машину установить. Если осторожно, то можно высмотреть, и внезапно взять. Возможно, он возьмёт из тех снарядов, что в кузове. Только, чтобы не подорвал себя и людей. А отправлять его придётся с ремонтниками, больше не с кем, если связь из укрепрайона отсутствует. Имейте в виду, Егоров, это опасный человек, у него и нож в сапоге может быть, и пистолет припрятан, и граната в кармане лежать. Все должно быть продумано. А сейчас дайте команду, чтобы танкиста развязали. Скажете, что передумали его особисту сдавать, но записку командиру батальона, о его недостойном поведении, напишите.
Глеб переместился к Романову.
— Володя, сейчас тебя развяжут. Веди себя спокойно. Никаких счётов с артиллеристами сводить не вздумай. Как гаубицу установите, мигом домой. Возможно, вам в кузов забросят арестованного, его надо будет обязательно довезти до дивизионного особиста, это шпион. Как понял меня, Романов?
— Спасибо, ангел-хранитель. Я всё понял. Вернуться самим и доставить арестованного как можно быстрее.
— Прощай, Володя. Если станет туго, то мысленно крикни: "Глеб, помоги!" . Если услышу, приду на помощь.
Сержант взмыл вверх и помчался к оставленной за Немировым колонне. Уже рассвело. Новый день приветствовали птицы, и солнце упорно карабкалось из-за горизонта.
Колонна из трёх тягачей стояла там же, где он её оставил. Вокруг "Ворошиловца" суетились два чумазых механика водителя, самый опытный Михайлович давал советы, а Комбат руководил всем этим концертом. Один Сенявин невозмутимо сидел в тридцать четвёрке, прикрывая этот консилиум знатоков пулемётом. Хорошо, что Глеб обратил внимание на нехарактерный звук работы тягача. Оказывается, Карелин перегрел двигатель, не заметив в потемках, что стрелка температуры двигателя уже в красной зоне. Забился масляный фильтр, и двигатель могло заклинить в любой момент. Фильтр сняли, промыли, поставили назад. Всё заработало нормально. Чуть сполоснув руки бензином из канистры, чёрные после промывки фильтра, все расселись по местам. Колонна тронулась в направлении Львова. Глеб вкратце рассказал комбату об оставленных бойцах и выявлении немецких шпионов. А про себя подумал: "Семенова с напарником надо брать на контроль, а за Филоненко, можно послать машину от особистов. Пусть свой хлеб жуют сами".
Г Л А В А 21
Колонна шла довольно быстро. "Ворошиловец поставили впереди, и он задавал темп. Двадцать километров в час делали точно. Когда проезжали Дубровичи, пришлось сбавить скорость. Хотя было ещё чуть больше шести часов, но жизнь в селе уже кипела. Пастушок уже выгнал стадо коров, на улице сновал народ. Глеба заинтересовали красивые резные деревянные или каменные кресты, стоявшие почти возле каждого дома. Кресты стояли в маленьких полисадничках, некоторые были накрыты миниатюрными часовенками, или стояли на художественном основании за низенькой оградкой, на выложенной плиткой площадке. Было видно, что эта реликвия горячо оберегаема и любима хозяевами дома. И каждый хочет сделать что-то более красивое и весомое, чем то, что стоит у соседа.
Глеб не знал, что раньше большинство сельского населения Галиции составляли православные русины. Польское правительство совместно с униатами вело беспощадную борьбу по уничтожению православия. Церкви уничтожались или переходили в ведение католиков. Последний крупный оплот православной веры — Манявский скит был уничтожен в 1785 году. Православные молились по домам и ставили такие кресты, лицом к улице, чтобы любой прохожий мог обратиться к богу. Паству пытались всеми способами перекрестить в католичество или униатство. Перед началом Первой мировой войны на Львовщине, принадлежащей тогда Австро-Венгрии, началось массовое движение православного населения за воссоединение с русским народом. Православие начало опять усиленно возрождаться. В сёлах строились православные церкви, несмотря на запреты властей. С началом войны, австрийцы взяли курс на искоренение православных русинов. Человек, сказавший "я — русский", однозначно расстреливался. Во Львове появилась Русская улица — гетто, где разрешалось проживать русинам. За выдачу "москвофила" платилась премия от 50 до 500 крон. Имущество конфисковалось. Людей расстреливали тысячами. Свыше тридцати тысяч, включая женщин и детей, загнали в концлагеря Таллергоф и Терезин. Украинские националисты тоже приложили свою кровавую руку к делу истребления русинов. Усиленно писали доносы и отлавливали людей. Православные церкви осквернялись и разорялись. Крупные храмы передавались католикам. Когда первая мировая война закончилась, Галиция опять попала под власть Польши. В конце тридцатых годов было уничтожено сотни православных церквей и храмов, вновь появившихся в Восточной Галиции. Но православное населения в сельской местности повыбили не всё. Нечего резать холопа, который пашет землю. Поэтому, когда в 1939 году Рабоче-крестьянская Красная Армия освободила Западную Украину, отношение к ней было разное. Если Львов шипел злобой униатов, польских и украинских националистов, то село относилось спокойно, ожидая перемен к лучшему. Здесь твёрдо придерживались мнения: Русские славян резать не будут! Ни украинцев, ни русинов!
