— Спасибо, Суоко, — вежливо склоняет голову Лестер. — У меня все.
Еще один янтарный огонь.
— Да, Джао? — Ведущая бросает на сахарца настороженный косой взгляд.
— Я тоже не собираюсь возражать против немедленного запуска плана, — тяжело произносит тот. — Но, как и Лестер, я кое-что посчитал накануне. Мы предполагали, что после того, как возьмем Треморова под контроль и прикажем ему остановить ввоз наркотиков, поток оборвется сам собой. Однако мы совсем упустили из виду, что в транзите замешаны не только люди из СОБ. Преступные группировки, задействованные для прикрытия транзита, приобретают самостоятельное влияние. Их сращивание с властными структурами, со структурами Службы Общественных Дел в первую очередь, рискует приобрести необратимый характер и выйти из под контроля УОД. В число таких групп, как ростанийских, так и сахаритских, входят "Черный Флаг", "Фронт Освобождения" и "Мотокроссеры". Особенно опасно то, что в традиционно курортных районах Ростании у них имеется неограниченная возможность вербовки новых сторонников, быстро распространяя свое влияние. Мы рискуем получить банды в масштабе всей страны, справиться с которыми окажется крайне тяжело. Особенно серьезные проблемы возникнут при реализации крайних вариантов наподобие распада Ростании.
— Предлагаешь превентивный разгром? Или и их под контроль? — быстро спрашивает Менован.
— Только дополнительного контроля нам сейчас и не хватало для полного счастья, — хмыкает Джао. — Нас меньше полусотни, и у нас возникнут проблемы с даже с тем, что уже запланировано. Не забывайте, нашу рутинную работу по борьбе с преступностью и коррупцией никто не отменял. Я бы предположил разгром. Помимо устранения непосредственной опасности мы заставим Треморова нервничать, подозревая всех подряд в контригре. Дестабилизация эмоционального состояния позволит лучше управлять им.
— Как бы он совсем с ума не сошел! — кривится Скайтер. — На мой взгляд, замечание хорошее, но новый проект нужно продумать как следует.
— Продумаем, — кротко соглашается Ведущая. — Джао, спасибо за ценное наблюдение. Думаю, оба предложения необходимо прорабатывать параллельно. Ты закончил? Еще кто-нибудь хочет высказаться?
Тишина.
— Тогда в соответствии с регламентом повторно выношу на голосование предложение о немедленном запуске в реализацию плана "Мертвая зыбь". Народ! Ко всем обращаюсь! Общее голосование.
Янтарные огни вспыхивают по периметру зала Совета.
— Подтверждено — сорок три голоса за, четыре воздержавшихся. Статус проекта восемь пятьдесят два дробь тринадцать изменен на "активный". Заседание закрыто, прошу всех начать действовать в соответствии со своими ролями. Конец общей трансляции. Лангер, задержись, пожалуйста. Есть разговор.
— Да, Суоко?
— Что с Робином, Лангер? Ты выяснил, почему перестали работать модули подбора кандидатов?
— Нет, к сожалению. Я не понимаю вообще ничего. Все нужные модули функционируют, как положено. Фильтрация идет непрерывно. Но на выходе — ноль.
Суоко со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы.
— Мне все больше не нравится ситуация, — наконец произносит она. — Единственный новый Хранитель за три с половиной года с учетом того, что раньше сы находили четверых-пятерых за год... Что могло произойти, из-за чего Робин не может найти никого подходящего?
— Не знаю, Суоко, — плечи Лангера поникают. Неожиданно Ведущая замечает, как осунулся Хранитель за последнее время. Тонкая сеточка морщин проступает на еще недавно гладких холеных щеках. — Честное слово, не знаю. Я провел массу времени за анализом, но так ничего не выяснил.
— Может, привлечешь еще кого-то? Джао, например?
— Он тоже ничего не понимает. Я дошел до того, что привлек к делу Тилоса. Он технарь по складу ума, и за прошедшее время неожиданно хорошо освоил работу с Робином. До эксперта ему еще далеко, но он уже освоил больше, чем я в свое время — за два года. Вдруг ему повезет? Вряд ли, конечно, он пока слишком мало знает, но вдруг? Он молод, быстро учится... а я уже не мальчик. Я устал, Суоко, очень устал.
— Я знаю, Лангер, — мягко соглашается Ведущая. — Я тоже устала. И не только я. У меня лежат три запроса — люди подают в отставку. Но я не могу их отпустить. Их просто некем заменить. Как и тебя. Постарайся придумать что-нибудь, ладно?
— Как скажешь, — кивает Хранитель. — Постараюсь. Но, если ты хочешь знать мое мнение...
— Да?
— Мы с самого начала сделали ошибку. Вернее, не мы, наши предшественники, но от того не легче. Вся наша организация держится на двух подпорках — Архив и Робин. И ни об одной из них мы не знаем ровным счетом ничего. Некто неведомый позволяет нам ими пользоваться — но как бы не до поры до времени. Убери любую из них, и нам крышка. Мы просто перестанем существовать.
— А у нас есть выбор? — на лице Суоко играют желваки. — Ну да, можно все бросить и пустить дела на самотек. Но простим ли мы себе такое решение?.. Знаешь что, возьми-ка ты отпуск на недельку. Тебе он необходим.
— Да и тебе, — усмехается тот. — Но ведь и ты не берешь. Сейчас начнется самая страда, запросы на конструирование суперблоков пойдут волной. Кто с ними справится, как не я?
— Да... "Кто же, как не я?" — наше проклятие. Спасибо, Лангер, что поделился сомнениями, но дела не ждут. И возьми-ка ты над Тилосом прямое шефство, ладно? Думаю, еще один специалист по Робину нам сейчас куда важнее, чем еще один полевой агент.
13.03.1582, вторник
Черная "Росомаха" с выключенными габаритными огнями медленно ползла в некотором отдалении от гуляющей по набережной парочки. Благодаря серым сгущающимся сумеркам и искусству водителя она оставалась почти невидима и неслышима для праздного глаза. Да даже если б кто и обратил на нее внимание, то вряд ли задержал бы его дольше, чем на секунду: обычная машина, каких на улицах сотни, старая, потрепанная и едва ли не рассыпающаяся на ходу. Парень с девушкой, за которой крался автомобиль, неторопливо шли вдоль ограждения и тихо переговаривались. Направленный микрофон доносил обрывки фраз — обычный разговор между двумя давно и хорошо знакомыми людьми, флирт, двусмысленные шуточки. Изредка девушка мелодично смеялась, а один раз даже в шутку хлопнула парня по щеке. Тот ухмыльнулся, как видно, ничуть не обескураженный. Семен поморщился. Он не любил развязных дамских любимчиков. И это хорошо: чувство придавало заданию личный оттенок.
На консоли автомобиля тихо прозвенел зуммер. Основной объект вскинул руку — Семен напрягся — и посмотрел на часы. Семен мысленно обругал себя за глупость, но тут парень, чмокнув девушку в губы и шлепнув ее по округлому задику, развернулся и быстрым шагом двинулся к автобусной остановке. Девушка с задумчивой полуулыбкой на лице несколько секунд смотрела ему вслед, затем вздохнула — микрофон отчетливо донес звук до сидящих в машине — и двинулась в противоположную сторону.
— Первый, я седьмой, объект остался один и движется в нашу сторону. Готов к захвату. Прошу подтверждения.
Пшеминский напряженно вцепился в микрофон, как утопающий — в последнюю соломинку. Он явно чего-то боялся. Семен мысленно пожал плечами. То ли новый командир группы первый раз на задании, то ли знает нечто, не известное рядовым оперативникам. Семен не видел никакой непосредственной опасности в объекте. Тренированный глаз бывшего спецназовца не мог выделить ни в его фигуре, ни в движениях ничего, что могло бы намекать на возможные неприятности. Брюнет лет тридцати с небольшим, нагулявший себе заметный жирок на талии, нагловатая физиономия, дорогая кожаная куртка... Обычный папенькин сынок из тех, что считают себя баловнями судьбы. Семен просто обожал доказывать таким, что кроме бочек меда по миру разбросаны еще и кучи дерьма.
— Седьмой, я первый, — пробубнило радио. — Вижу вас и объект, все чисто. Подтверждение получено, действуем по основному плану. Приступайте к захвату.
Группе не потребовалось дополнительных команд. Водитель притормозил машину в нескольких метрах перед идущим навстречу парнем. Семен, двинув назад дверцу, неспешно вылез на тротуар, держа в руках карту города. Несколько секунд он тупо смотрел на нее, затем, как бы заприметив возможного подсказчика, шагнул навстречу папенькиному сынку.
— Слушай, братан, я тут чего-то не пойму, — растерянно сказал оперативник КНП, тыча развернутую карту в нос парню. — Как проехать на Красную набережную? Полчаса уже плутаем, помоги, а?
С этими словами он переместился так, что объект оказался между ним и открытой дверцей машины. Тренированное тело рефлекторно проделало все остальное. Машина слегка качнулась на рессорах, когда Семен нырнул туда вслед за парнем и резко дернул вперед проскрежетавшую дверь. Тонко взвыл двигатель, и машина рванула с места, оставив брошенную карту сиротливо лежать на тротуаре.
Стекла машины тут же потемнели изнутри, закрывая окружающий мир. Вокруг водителя поднялась непрозрачная перегородка. Теперь пассажиры окажутся доставлены в нужное место, даже если в салоне начнут палить из пулемета.
— Извините, но мне кажется, что я не собирался ехать с вами...
Семен, повернувшись, коротко ударил объект кулаком в солнечное сплетение. Благодаря силе и долгой практике оперативника такой удар обычно вышибал весь воздух из легких жертвы, заставляя ее не только заткнуться, но и долго разевать рот, пытаясь восстановить дыхание. Семен особенно любил этот удар, потому что он, как и несколько других известных ему, не оставлял никаких следов на теле.
Но парень почему-то не отреагировал совсем не так, как другие.
— Вы, ребята, думаете, что без меня дороги не найдете? — его губы искривила издевательская ухмылка. — Так вы бы хоть обзор открыли, а то я окрестностей не вижу. Или ваш водила одним моим присутствием вдохновится?
Малость ошалевший от такой наглости Семен еще раз ударил задержанного. Вернее, хотел ударить. Правая рука у него странно онемела и отказалась повиноваться. Левой он попытался выхватить пистолет (быть левшой — иногда просто незаменимое качество!), но и она безжизненно упала на колено. В глазах у оперативника потемнело, и последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание — искаженное ужасом лицо бессмысленно пялящегося с переднего сиденья Пшеминского.
Отпихнув от себя безжизненное тело оперативника, задержанный наклонился вперед и взялся за плечо майора, двумя руками вцепившегося в спинку своего сиденья.
— Сиди спокойно и не дергайся, — сказал объект, немигающе глядя в глаза командира группы. — Жив твой подчиненный, выспится — проснется. И с тобой ничего не случится, если поведешь себя по-умному. Понял?
Он резко тряхнул майора, так что тот прикусил себе язык и от боли наконец-то пришел в себя.
— Д-да, понял, — выдавил Пшеминский, пытаясь отодвинуться от захваченного как можно дальше. Под взглядом задержанного офицер, два десятка лет прослуживший в оперативной службе КНП, затрясся мелкой дрожью. Затем мир словно вздрогнул и повернулся вокруг своей оси, но тут же снова обрел резкость. По всему телу разлилось приятное тепло. И что он так нервничает? Объект, кажется, вполне душевный парень. И совсем не страшный.
Вполне душевный парень удовлетворенно кивнул.
— Так уже лучше, — сказал он. — Какие-то ты нервный, дружище. Расслабься и сядь нормально. Едем, как ехали и куда ехали. Когда доберемся, сдашь меня куда следует, и свободен. Вот и вся программа действий.
Задержанный внезапно рассмеялся.
— Да не дрейфь, майор, не нужен ты мне. Ни ты не нужен, ни твой... резкий подчиненный. И начальство тебе за проваленную операцию люлей не навешает, обещаю. Просто купились вы на подставку, как и задумано. Дошло?
— Так точно, — уже четко ответил майор. Он заранее знал, что нынешний объект весьма странен. Разномастное высокое начальство, самолично трепавшее нервы мокольскому оперативному отделу КНП в течение последних трех дней, вело себя настолько загадочно и нервозно, что и ежику было понятно: дело очень нечисто. Напряжение усугублялось гуляющими по оперотделу странными слухами о чуть ли не привидениях, пакостящих в самых неожиданных местах и совершенно неуловимых. Но убивать его сейчас, кажется, никто не собирался.
— Так точно, понял, — повторил он. — Едем как ехали. Все нормально.
Командир группы сел прямо и уставился прямо перед собой, как и положено законопослушному седоку на переднем сиденье. Он точно останется жив, в чем еще недавно сомневался. А остальное не его ума дело.
На дальней окраине города, во дворе здания, обнесенного высоким бетонным забором с колючей проволокой, к машине подошли трое. Двое из них держали массивные электрошокеры со снятыми предохранителями, третий же что-то судорожно сжимал в кармане пиджака, вероятно, пистолет. Сочетание строгих деловых костюмов с уродливым оружием казалось до того несуразным, что задержанный, выбираясь из машины, растянул губы в улыбке.
— Вам бы, ребята, в "Солдате пустыни" сниматься, — сделав серьезное лицо, заявил он. — Или снимок сделать, а под ним подпись нарисовать... — он на секунду задумался. — "Орангутанги на тропе войны" назвать, например.
Один из "орангутангов", поймав едва заметный кивок командира, нажал на спуск шокера. Затем на его лице появилось озадаченное выражение, и он нажал на спуск еще раз. Он взглянул на предохранитель, двинув его вниз большим пальцем для пущей уверенности, но оружие упорно отказывалось срабатывать. Парень со снисходительной улыбкой наблюдал за его усилиями, затем повернулся к третьему костюмированному.
— Утихомирь своего вояку, — лениво процедил он. — Его пушка все равно не сработает. Вы меня сюда зачем привезли? Поговорить, что ли? Вот и пошли к твоему шефу, да побыстрей. У меня сегодня еще дел до крыши.
Растерянный костюмированный оглянулся на выбравшегося из машины майора. Тот пожал плечами и отвернулся. Я, мол, его привез, а дальше ваше дело.
— Иди... — командир поперхнулся. — Идите за мной... — он опять поперхнулся. — П... пожалуйста.
Орангутанги растерянно переглянулись между собой. За то время, что они здесь работали — а работали они давно — их шеф не снизошел до обращения на "вы" даже к замминистра, арестованному, разумеется. А уж слово "пожалуйста" от него вряд ли слышала даже родная мать в детстве.
Парень поощряюще улыбнулся орангутанговому начальству и хлопнул его по плечу.
— Веди давай, кнопарь, — язвительно хмыкнул он. — Пожалуйста...
Аверенко сидел в крутящемся кресле спиной к двери, рассматривая великолепный вид на осенний парк, открывавшийся у него из окна. Сейчас он намеревался прибегнуть к методу, изобретенному им еще в бытность сопливым лейтенантом. В соответствии с ним прежде всего допрашиваемого следовало подержать в напряженном ожидании несколько минут, чтобы у того начали сдавать нервы. Генерал-полковник наслаждался тем, как арестант переминается с ноги на ногу, покашливает, неуверенно озирает кабинет, в общем, киснет в томительном ожидании. Когда Аверенко минут через пять-десять все-таки разворачивался и начинал допрос, многие, что повпечатлительнее, уже созревали до стадии чистосердечного признания.
