Троя на двоих

Девчонки уже устали уговаривать его разрешить им тоже с ним вместе лазить по стенам и там внутри замка его поддержать. Мало ли что! А вдруг стрелять надо, резать надо, ножичками бросаться и всех воевать! Ник впервые, точно, окончательно, и раз и навсегда понял: 'Почему девчонок не стали брать в агенты', — совсем безбашенные! Зачем шуметь? Хочешь шуметь — шуми от всей души — гранаты рви, мины взрывай и кричи веселей. Вот это дело. А есть другое дело — тишком, молчком, незаметным паучком — по стеночке 'шкраб-шкраб' — ползи и не спеши, и не шурши. И потом все тихо — слуг быстро перерезал и вяжи клиента, если он тебе живым нужен.

Ник так все и сказал девчонкам, и Ленка сразу согласилась: 'Верно. Что за глупости, смешивать какао с чаем. Правильно Ники, просто хочется помочь'.

— Слуг резать обязательно? Ты же тихо можешь, ты к нам в башню пробирался так, никто из девчонок даже не замечал, — спросила добролюбивая Кассия.

— Всё они замечали, Кась, только помалкивают. Сами веселятся. Сейчас жить стало веселей, — улыбнулся Ник подружке, но сразу и построжел лицом. — Они тупые. Там ров внизу. Вода в нем хоть и проточная, но тухлая. Воняет как из помойной ямы. Ищут дураков. Думают, если тихо через ров проплывешь, вонью этой потом всех сторожей настропалишь. Болваны! Сменку возьму. Сухим на стену пойду. Вы можете внизу и у рва притаиться, вам несколько часов нюхать, без обид, девочки. Мне потом через ров возвращаться, так что и королеву эту точно в дерьмо макать. А насчет слуг — сама подумай, маленькая. Я тихо войду, тихо уйду. Если оставлю за спиной живых — их потом запытают перед смертью всех. Это же ясно: венецианцы всех подкупили, и всех надо пытать до смерти. Я все хорошо сделаю. Во сне уйдут. Не больно.

— Хорошо. Это хорошо. Я честно, не одобряю так с королевой поступать. Слишком круто, Ник. Жила бы себе и жала дальше, и пусть все мучаются. Нам она навредить много не может, — с уверенностью заметила Лена.

— Ленка, ты просто не знаешь, — вздохнул Ник. — Она такая коварная дура, что только выноси. Все они сволочи, эти Анжуйцы, и вся эта королевская семейка, всех бы в один мешок и утопить, как крыс. Про французских не могу рассказывать, не дело. А эта Джованна точно мужа убила, в этом никто не сомневается, только болтают шепотом, еще и радуются сволочи: 'Добрая у нас королева, о Неаполе думает', он из немцев был из империи их священной. Её дальнюю бабку, тоже Джованной звали, в этом замке фамильном и придушил её брат. Она его любила. Так любила, что в тюрьму засадила его отца, дядю своего. Он так и сгнил в тюрьме. А братик её придушил в отместку. Эта Джованна вторая тоже наворотила мерзости много. Я вот честно не уверен, она отравила брата, чтобы корону получить, или он сам слишком внезапно скончался после того, как она мужа отравила.

— Красивая была, нормальной семьи никогда не было, одни любовники, — усмехнулась Кассия. — Чего с ней возиться? Прирежь сволочь и все дела.

— Тихо, деловая. Так нельзя. Королев не режут. Не нашего ума дело. Апфию не подставляем, а вот сенат пусть решает: кого резать, а кого тихо подкармливать рыбкой на Реквисе.

— Там есть такие лентяи, что даже рыбу ловить сами отказываются?

— Там много кого есть, — усмехнулся подруге Ник. — И лентяи они все поголовно, за исключением парочки слишком деятельных сволочей.

— Прикольно, она на Задаре родилась, а мы точно их фамильный дворец там порушили этим летом, — фыркнула от смеха Ленка.

— Это точно, — рассмеялась и Кассия, но сразу вдруг задумалась и переспросила у своего парня. — Слушай, волчонок, столько вони. А как её вообще короновать могли? Грязная же с ног до головы.

— Она папу прижала, — пояснил ей Ник. — Заняла с войсками Рим и давай там безобразничать. Неаполитанцам на римлян плевать, только приятно пограбить. Потом они с папой римским сговорились, она его и на золото раскрутила, и еще выбила себе нормальное признание её честной королевой неаполитанской. Римские папы они каким-то образом, как бы начальники над Неаполем, не настоящие начальники, но как апостол Алексус — начальник над Сардинией, не как сенатор, как апостол. Но главная — Апфия.

— Понятно. Конечно Апфия главная. И мы главные, если забалуешь, ох получишь ты малыш, — усмехнулась Лена. — И с папой ясно, почему этот жирдяй её так ненавидит,

— Да все её ненавидят, и все они друг друга ненавидят. Давим крыс, девчонки, хватит болтать. Тихо забираем эту королеву с доски, и тогда Альфонс и Луи Анжуйский хорошо отвлекутся на Неаполь, нам спокойней станет на Сардинии. Мартин этот получит возможность мирить их и наживаться на переговорах.

— Да, неприятный он человек, опасный, — согласилась Кассия. — Пошли. Темнеет скоро.

И троица отправилась искать на попы приключений. Еще чихать. Ник становился мастером, всякие тонкости своего дела начинал учитывать. Сразу смекнул по этому дельцу, что придется запас кой-какой одежды вынуть из сундучка — там она пропитывалась 'венецианским духом' — хранилась, пересыпанная щепотками пряностей — запах сразу указывал на виновников переполоха. Но и несколько флоринов неплохо будет прихватить на дело, не дукатов, а флоринов из честного запаса, доставленных из города лилий. Чтобы 'потерять' в удобных местах, и еще более навести на Венецию, ведь сразу смекнут хитрые наполитанцы, что не обманут их мерзкие веники с островков, указывая на цветочников, таких же мерзавцев. Нет, такие отвлекающие маневры только для болванов годятся. Ник тщательно упаковал снаряжение и позволил себе чуть расслабиться с подружками, предварительно скорчив мордочку погрустней и намекая, что он будет не против 'горячих и влажных проводов смельчака, который дерзнет отправиться в самое логово злой королевы'.

И начался в Неаполе вечер. И начался он с наступлением сумерек, когда солнце уже скрылось за горизонтом, но каким-то образом еще немного светло, но уже и темно — ничего не понять, время разжигать факелы и светильники добросовестным стражам порядка. И стражники не зевали — рано было, никто не хотел спать. Строение замка украсили огоньки, из окон и проемов стали мерцать и ярко светить проблески света — красота! С освещением все эти архитектуры выглядят особо, иначе, раскрываются взгляду с новой стороны — всякие зазубринки и выступы, и зубчики начинают отбрасывать тени, или четче бросаться в глаза — совершенно другое восприятие архитектуры под искусственным освещением происходит.

Ник и девочки заценили. Лежали рядышком, подняли головы и любовались красотой. Ник лежал промеж любовниц, и одна из них в итоге и шлепнула его по заднице, перестав поглаживать: 'Ползи давай, шаловливый паскудник! Знаток французских поцелуев и венецианских шлюшек! Получишь ещё за свои выкрутасы, только живым вернись, наглая морда!' И Ник улыбнулся и подмигнул каждой, и пополз. И было это долгое, волшебное и таинственное путешествие, хотя напевал он вовсе не 'Magical Mystery Tour' битлов, а всякую ерунду, которая лезла в голову. У Николашки была отличная память. И язык атлантский он учил давно — очень сложный язык оказался. Но песни на нем он давно тупо вызубрил, раньше даже не понимая смысла слов. Но теперь он понимал, поэтому и улыбался наступающей тьме, когда губы беззвучно шевелились, подпевая звучанию в голове потрясающей песне легата Алекса. Николас называл её 'Песня на букву 'А'', потому что там все строчки можно было начинать с этой буквы, и было так только лучше и веселей: 'А между нами, а сотни тыщ, а киламетыраф, а все перроны, а перегоны, а и дожжи. А я приеду, а я абязательна к тибе приеду! А и всё будет, а чики-пуки, а ты только подожди!' Лешка долго ржал, когда услышал от мальца эту разнузданную версию отличной песни из былых времен, но махнул рукой на этого придурка и жалкого подражалу. И махнул потом рукой еще несколько раз — отвесив славные оплеухи балбесу, который серьезно вздумал коверкать 'великий и могучий' язык словечками вроде 'абязательна' и 'киламетры'

Ник скользнул в ров, наполненной вонючей водой, и признал, что вода не такая уж и вонючая. Он ожидал худшего, встречались ему уже рвы, которые просто убивали своей вонью — о, эти дикари знали толк в 'менделеевке' на службе военной обороне, правда они пока только постигали азы натуральной 'менделеевки', до великой и загадочной науки им было далеко. Но рвы своих замков аристократы загаживали очень умело, вываливая в них и помои с кухонь, и выливая грязную после уборок воду, и выводя оттоки из уборных комнатушек — надежно защищали рвы своих хозяев. Впрочем, королевские замки часто были чищены до цивильной чистоты, особенно в столицах королевской власти — вопрос престижа, вопрос солидности при гостеприимстве. Ник чуть сморщился и аккуратно погрузился в воду рва. Не спеша, не бултыхая, не торопясь, он как бревнышко полузатопленное, подгребая по чуть-чуть, проплыл до основания стен одной из башен северной стороны — по всем наводкам именно в ней проживала королева и даже своего любовника — хитроумного и очень ловкого интригана Джованни Караччоло королева поселила рядом с собой. В этом не было никакой глупости, никакой дурной похоти и недомыслия — такого человека стоило беречь.

Караччоло были всем известные неаполитанцы, чтобы стать любовником королевы, надо было не просто писюн отрастить и уметь глазки строить, и подлизываться языком во всяких нескромных местах. Один Караччоло еще при первом неаполитанском короле стал маршалом, главой воинских кампаний. Отец Джованни был мастером Ордена Госпитальеров, он всеми этими манипуляторскими католическими штучками, и иезуитскими премудростями и двусмысленностями владел отлично. Он был потрясающий дипломат — вечно совался в горячие дрязги, и с выгодой для Неаполя и для рода сговаривал соперников чуть сбавить накал: он работал на уровне пап, герцога Висконти он с Венецией помирил один раз, а это был уровень высочайшей дипломатии. Джованни был парень хоть куда: и в постель королевы влез молодцом, бойким неутомимым жеребцом, и в делах дипломатии он мастерски вертелся между родами Неаполя и другими италийскими грандами, и в финансах он понимал толк. Однажды, когда Альфонс впервые дорвался до Неаполя, король столкнулся с этим молодцом и откровенно понял, что такого невозможно скомпрометировать, невозможно ни унизить, ни отставить, ни обдурить — Караччоло пахал на Неаполь! Он имел неаполитанскую королеву, но это был приятный бонус, на самом деле Джованни не дал арагонскому королю устроить свои пиренейские порядки в Италии — и тогда Альфонс поступил по-королевски. Просто взял Джованни в плен и стал давить на Джованну — они на самом деле были отличной парой, даже имена у них были одинаковые, как у греков встречаются всякие 'Александр' и 'Александра'. Тогда только случайность и какая-то насмешка природы спасли Караччоло от смерти. Там дикость вышла ненормальная. Мария, жена Альфонса, достоверно и точно узнала, что её супруг не просто крутит с любовницами там за морем, в Неаполе, нет! У его любовницы точно скоро родится ребенок и все вокруг убеждены — ну, как всегда, конечно — что родится сынок и даже имя уже приготовлено, и Альфонс сияет счастьем и просто доволен, что будет наконец-то, кому носить имя дедушки. Маша реально вспылила, и послала мужу вызов в Арагон: 'Приезжай немедленно, твоя мать при смерти. Будет большая свара, я не справлюсь — интриги серьезные!' Это была вздорная, истеричная выходка со стороны королевы Марии, потому что на самом деле — мама Альфонса была живей всех живых и мутила она мутней всех мутных, та еще была дама, тоже не хотела ни толики влияния потерять после смерти мужа. Альфонс был честный Трастамара и власть терять не хотел, и умаления власти не терпел, братьям дал задание: 'Приглядывайте за порядком', поцеловал любовницу, и уплыл в Пиренеи. Братья его быстро пожалели о своем назначении. Как только Караччоло освободился — там сразу закипело неаполитанское сопротивление — и деньги нашлись, и всех кого надо подкупили, и новых наемников наняли — арагонцев как врагов погнали из Неаполя. И больше Джованна этого премьер-министра без должности, но на самом деле — первого секретаря королевы — от себя далеко не отпускала, и жил он рядом с ней, в одной башне, а не как остальные придворные в южном крыле замка.

Ник знал — ни в коем случае нельзя навредить Джованни Караччоло — вот это был на месте человек, потом с ним обязательно надо будет встретиться, и тогда дела в Неаполе будут идти как надо — как атлантам надо. Но там уже балбес Чезаре Молани рискнет шеей, посмотрим, какова удача у этого бандитика: чтобы вровную играть с грандом Италии, вскормленным молоком многовековых интриг и ядовитых проделок — это надо родиться талантом запредельным. Фаба был хорош. Поживем — увидим.

Ник скользил по стене, уже скинув с себя вонючую грязную рвань, которую и выкинуть было не жалко. Он омыл тело из баклажки, как смог, не спеша, потом оделся в чистое, тщательно распределил по ремням инструменты и оружие, веревку не забыл, отличный мешок специальный для ценного груза — все было приготовлено заранее, и проверено, и испытано на тренировках. И он получил награду за свою спокойную и уверенную неторопливость: сразу получил полное подтверждение, что он был на верном пути и в итоге добрался, куда ему было надо — прямо под окно в покои Джованны.

У королевы был шикарный голос, он был богат на тона, полутона и разные прочие придыхания и визги, и вскрики, и мурчание и вопилки, и кричалки, и сопелки и гунделки — вытаращив глаза Ник притаился у стены и открытого окна, и его уши пылали, ему сделалось жарко, тесно в штанах и вообще он потек скоро, и чуть не кончил. Парочка этих 'Джованн' — разнузданных сластолюбцев ни в чем себе не оказывала. И не отказывали они друг другу очень долго. Королеве только месяц назад исполнилось всего пятьдесят два года — в таком возрасте понимаешь толк в хорошем сексе, особенно если любовнику исполнилось уже двадцать пять.

Славный наследник дела великих Штирлица и Бонда сумел достойно вынести все эти пытки своего мозга. С мокрыми вонючими трусами он, наконец, дождался времени, когда этот похотливый 'кара мио' — карамелька обсосанная — оставит свою 'кариссиму', чтоб ей захлебнуться слюнями в постеле. Вот теперь Николашка сделался окончательно готов к злодеянию против фамилии Дураццо-Анжу-Сицилийских. А его акция была великим злодейством, потому что Джованна была последней представительницей славного рода. Сто пятьдесят девять лет назад её великий предок — Карл Анжуйский и Сицилию и большую половину Италии захватил, и даже на Балканах прихватил земель, и серьезно готовил поход против Византии. Там были великие времена и великие войны за передел политической карты. Французы тогда на полном серьезе выбили из папы право крестового похода на арагонцев! Валуа получили право править в Арагоне. Тогда очень вовремя главные заводилы конфликтов внезапно заболели и умерли через месяц.

Впрочем, Николас рос хорошим профессионалом и не позволил своему личному негативному расположению духа влиять на работу. Он был рад работать для Атлантиды. И был очень рад хорошо поработать против этого врага Атлантиды. В покоях королевы Джованны вместе с ней почивали всего две её подруги и помощницы в разных деликатных случаях — а у королев случаи такой деликатности иногда возникают, что там не сразу угодишь, долго надо припоминать основы, чтобы сварить нужный состав, способный все устроить к лучшему желанию и настроению королевы.