Казанский поход (Крестоносцы 2)

Вынырнув из укрывавшей их лощины, троица разведчиков пришпорила лошадей и устремилась на запад. На востоке уже вставало солнце, в бездонной синеве безоблачного неба зазвенели первые жаворонки, покрытая нежной весенней зеленью земля покорно ложилась под конские копыта.

Костя, своим острым зрением моряка, первым разглядел черные движущиеся точки на горизонте и указал на них Рудому.

— Татары! — Данила чуть придержал скакуна, вглядываясь в указанном направлении — за нами идут. Только лошадки то у них должно быть подуставшие, всю ночь, поди, бежали. Так, что от этих, даст Господь, уйдем.

— А от тех? — Мошкин ткнул рукой в вынырнувший из-за дальней рощицы и движущийся наперерез разведчикам отряд всадников, сабель двадцать-тридцать.

— Худо дело! От Волги отжать хотят! Ходу бояре! Ходу! Н-но пошел родимый — Рудый хлестнул плеткой лоснящийся от пота круп своего мерина рванул вперед.

— Давай милая! Выручай! — Костя пришпорил несчастную кобылку, вслед за ним. Боль и усталость после бессонной, проведенной в седле ночи не пропали совсем. Они просто отошли куда-то на задний план, уступив место азарту скачки, когда встречный ветер бьет в лицо, адреналин огромными дозами впрыскивается в кровь и сердце колотится в груди, в унисон с бешеным топотом копыт мчащегося животного.

Расстояние между стремящимися вырваться из западни разведчиками и новым отрядом татар изначально составляло около километра, но постепенно, медленно, но неуклонно оно стало сокращаться. Щебенкин уже слышал за спиной крики настигающей погони, вот-вот должны были засвистеть над головами беглецов, первые стрелы. И они засвистели. Из очередной лощины навстречу преследователям из очередной лощины выметнулись всадники из отряда Алима. На полном скаку обстреляв из луков, и выбив из седел около десятка врагов, они стремительно ударили в копья и сабли.

— Куда! Назад! — вопил и ругался сзади Рудый.

Но Костя не слышал его криков и проклятий. Повинуясь какому-то безотчетному совершенно нерациональному порыву, он резко остановился, подняв на дыбы хрипящую и роняющую белые хлопья пены лошадь, развернулся и, выхватив из ножен палаш, помчался назад. Туда, где вздымая клубы пыли, под топот копыт, конское ржание, лязг клинков и хриплые вопли сражающихся бойцов, кипела сеча.

— Х-ха! — острие скъявоны бьет точно в горло замешкавшегося татарина, рассекая мышцы и хрящи, разбрызгивая тяжелые капли горячей крови. И прежде чем хрипящее и булькающее тело успевает кулем свалиться на землю, баклер в левой руке принимает на себя удар уже следующего противника, и вот уже остро отточенная сталь сработанного неизвестным итальянским мастером оружия разрубает защищенную стеганой курткой грудь.

— Берегись! — невесть откуда появившийся, справа Мошкин, отводит своей саблей направленный в голову даже не подозревающему об опасности Щебенкину копейный наконечник, и следующим взмахом клинка отправляет к райским гуриям уже самого копейщика.

На этом так внезапно начавшаяся схватка заканчивается. Небольшой отряд казанцев вырезан подчистую, и разведчики споро прихватив своих убитых и раненых, не заморачиваясь сбором трофеев срываются с места стремясь уйти от новых отрядов преследователей поспешающих к месту недавней стычки. Тем более уже вот она, совсем рядом широкая, серая лента Волги, покачивающей на волнах с десяток довольно крупных лодей. Кавалькада стремительно выскочила к реке, Рудый выхватив из-за пазухи кусок белого полотна, махнул несколько раз, подавая условный сигнал, на одном из суденышек ответили тем же и вот уже подгоняемые усилиями десятков дюжих гребцов они устремляются к берегу.

Подоспевшую татарскую конницу встречают дружные залпы пищалей и рушниц. Новгородцы успешно прикрывают погрузку порядком измотанных скачкой и боем разведчиков, и вскоре лодьи отчаливают и уходят к другому берегу реки, провожаемые бессильными проклятиями раздосадованных неудачной погоней казанцев.

ГЛАВА 18 Даирова баня.

Ночь плотным покрывалом укутывает землю. Затянутое тучами, непроницаемо-черное небо "плачет" мелким нудным дождем. Эта непроглядная темень, монотонный шум дождя и шорох ветра, гуляющего в камышах, которыми густо поросли берега Булака, надежно скрывают все посторонние шумы.

Раздвинув сухо зашелестевшие стебли, Костя некоторое время всматривался в противоположный берег, серую громаду бревенчатой стены Казанского посада. Не обнаружив ничего подозрительного, махнул рукой. Один из сопровождающих его воинов, приложив ладони к губам, издал крик ночной птицы. Тотчас из темноты вынырнули и метнулись к реке стремительные тени.

— Ну, погнали — Щебенкин втянул в себя пахнущий сыростью воздух, внутренне поежился от лизнувшей на босые ноги холодной воды, решительно шагнул в негромко плеснувшую волну, окунулся и поплыл, толкая впереди себя небольшой плот.

Слева и справа от него через реку переправлялись десятки воинов, точно также сплавляя на плотах оружие, доспехи, припасы и самое ценное — небольшие, но увесистые, пуда по два каждый, бочонки с порохом. Ничего не поделаешь, отряду в ближайшее время придется действовать в отрыве от основных сил и обозов, а потому все необходимое и в как можно больших количествах приходилось тащить с собой, да и эти плоты сами по себе были ценным ресурсом. По Костиной задумке, будучи разобранными на бревна они послужат крепями при проведении земляных работ.

Пока замыкающие пловцы еще только входили в реку их товарищи уже выбирались на противоположный берег и подхватив свои неказистые плавсредства устремлялись к смутно белеющему в темноте зданию у подножья городских стен. Поэтому, когда наш герой, таща на плечах мокрый, тяжелый груз достиг своей цели, Даирова баня впрочем, без какого-либо сопротивления уже была захвачена полуголыми, но вооруженными до зубов людьми. Его людьми.

После возвращения из разведывательной экспедиции долго отдыхать и предаваться безделью Щебенкину никто не позволил. Уже на следующий день он был вызван в уже знакомый читателю шатер, где и предстал "пред светлы очи" Великого Князя Московского и его воевод. Внимательно выслушав обстоятельный доклад иноземного розмысла, и некоторое время посовещавшись, военачальники постановили: учитывая открывшиеся в результате поиска обстоятельства, выдвинутую заморским послом идею с подведением пороховой мины под тайный ход казанцев у Нуралеевой башни, принять и включить в общий план осады и штурма. А поскольку инициатива всегда и во все времена "любила" в первую очередь инициатора, то исполнение этого замысла, без малейшей доли сомнения, было возложено на лицо, этот замысел родившее. Отвертеться, от этой, весьма сомнительной чести, наш герой не сумел. Да, что греха таить его просто взяли на "слабо".

Вот таким образом и очутился Константин во главе небольшого воинского отряда в одну из темных, безлунных ночей на левом берегу Булака под стенами осажденного города.

Силы для первого рывка выделены были надо сказать весьма незначительные: чуть более полусотни бойцов. Самых отчаянных в московском войске сорвиголов, три десятка пищальников из московского, новгородского и псковского ополчений, два десятка посошных, трое новоросских гвардейцев и Афанасий Мошкин. Объединяло этих людей одно, из разных побуждений: соблазнившись обещанной щедрой наградой, в силу непоседливости и любви к риску, или из личной преданности своему командиру, но на опасную авантюру все они пошли добровольно. Других в свой отряд, наш герой просто не брал.

Щебенкин осмотрелся. Собственно было на что посмотреть. Даже при тусклом свете нескольких факелов, освещавших огромное помещение, было видно насколько роскошна отделка его просторных залов и бассейнов. Под высокими, куполообразными потолками гулким эхом отдавались шаги и негромкие голоса ратников, в многочисленные, расположенные гораздо выше человеческого роста, большие полукруглые окна, в дневное время долженствующие служить источником света, сейчас смотрела лишь непроглядная, ночная тьма.

— Мартын! — Костя негромко окликнул рослого, плечистого ратника лет сорока, назначенного командовать пищальниками — организуй охрану здания. Видишь окна как высоко, надо сделать что-то вроде помостов, чтобы можно было через них стрелять. И осмотрите здесь все внимательно. Ищите вход в подвал.

— Понял боярин, сделаем — откликнулся сотник.

— Скажи воям, чтобы на улицу не высовывались. Ни к чему басурманам раньше времени знать, что мы у них под носом. Да и еще. Найди мне, кто там, у посохи старший, пусть сюда идет.

Воин отправился выполнять полученные указания, а Щебенкин при помощи одного из своих морпехов приступил к собственной экипировке.

— Константин Лексеич! Глянь-ка, чего поймал — откуда-то из полутьмы вынырнул Мошкин и толкнул перед собой рухнувшего на колени тощего, бритого наголо, неопределенного возраста мужичонку обряженного в донельзя замурзанный, драный халат — сторож здешний, вроде по-нашему бает.

— Кто такой?

— Муромские мы — не поднимая глаз на грозного, закованного в броню и увешанного оружием боярина, ответил стоящий на коленях человек — мальчонкой еще татары в полон захватили. Рабом был у бека одного, а как старый, да немощный совсем стал так и прогнали меня со двора. Чтобы не кормить зазря. С тех пор вот при бане и обретаюсь, разной черной работой пробавляюсь. Чего татары сами делать брезгуют, то мне поручают.

— Понятно. Еще кто-нибудь из местных остался?

— Нету никого, господин. Как войско московское город в осаду взяло, так и поубегли все, только я их и видел.

— Подвал здесь есть?

— А как же не быть то ему, господин. Большой подвал. Печи там стоят, какие воду греют.

— Пошли, покажешь — распорядился Костя — ну, где эти посошные?

— Здесь я боярин — коренастый, крепкий парень, стянув с головы колпак, поклонился, тряхнув копной рыжих, давно нечесаных волос — Федотом меня кличут. Обчество, значится, меня старшим над собой поставило.

— Ну, раз поставило, тогда собирай свое "обчество", берите инструменты и давайте за мной.

Просторный подвал встретил захватчиков кромешной темнотой, запахами пыли и сырости, и мертвой тишиной. Впрочем, темноту очень быстро разорвал свет нескольких факелов, а тишина была нарушена гулким эхом шагов более чем двух десятков человек, топающих по выложенному каменными плитами полу.

— Значит так — Костя отмерил шагами и разметил взятыми в штабелях возле больших печей и принесенными кем-то из мужиков поленьями квадрат со сторонами примерно пять на пять метров — вот здесь надо выкопать яму.

— Глубоко копать-то, боярин?

— Хм — Щебенкин смерил взглядом влезшего с вопросом Федота — ну где-то с два твоих роста. Закончите, доложишь. Будем дальше думать.

Озадачив личный состав, свежеиспеченный инженер направился наверх. Здесь все шло своим чередом, из каменных массажных столов и широких скамей ратники сооружали возле окон стрелковые помосты.

Немного понаблюдав за царящей вокруг суматохой, Костя разыскал среди сваленного у стен имущества свой старый туристический рюкзак, одну из немногих вещей сохранившихся от прошлой, оставшейся в далеком будущем жизни. Из его вместительного нутра на свет божий показались: простая деревянная чашка с причудливо изрезанными краями, швейная игла и кусочек березовой коры.

Что-то негромко насвистывая себе под нос, Костя подошел к бассейну в который, весело журча, прямо из стены стекала струйка чистой, родниковой воды, наполнил свою посудину. Аккуратно установил ее на ровную поверхность, опустил в воду кусочек березовой коры и разместил на ней иглу, предварительно обжегши над факелом один из ее кончиков. Поверхность воды слегка дрогнула и иголка, дрогнув, необожженным острием послушно указала на север.

— Свят, свят, свят — раздалось над ухом.

Щебенкин оглянулся, за его спиной стоял Мартын, и уставившись на самодельный компас большими круглыми глазами, истово крестился.

— Ты чего это?

— Да ты никак боярин, чародейство, какое, чинить вздумал. Ты это брось! Не по христиански это. Не бери грех на душу!

— Тьфу, на тебя! Ты чего несешь? — возмутился Костя — какое чародейство?

— Ну, как же, вот на воду дуешь, и заклинания какие-то бормочешь.

— Вот дундук безграмотный! Это компас. Матка, если по вашему. Не слыхал? В море кормщики по нему направление определяют. Где восход, где закат, где север, где юг.

— Так-то в море. А здесь-то чего его определять? Вон на улицу выглянул и так все видно. Где солнышко взошло там и восход значится. Мудришь ты чего-то боярин.

— Под землей рыть начнем, видно не будет — возразил Щебенкин — а нам с направлением никак ошибиться нельзя. Понял, голова садовая? Вот и приходится мудрить. И никакого чародейства тут нет. Наука это. Физика, слышал про такую?

— Эвона как. Наука значится — недоверчиво протянул ратник — ну, ну.

— Вот тебе и "ну, ну". Ты караулы расставил?

Сотник удалился, бурча себе что-то под нос, а Костя продолжил свои манипуляции. Ночь постепенно сдавала свои позиции, небо в выходящих на восток больших окнах стало светлеть, чем он и воспользовался, чтобы определить и обозначить на своем нехитром устройстве направление на Нуралееву башню, уложив тонкий прутик в соответствующие нужным румбам, вырезы на краях чашки. На этом, посчитав, предварительную подготовку к дальнейшим земляным работам завершенной, наш герой отправился отдыхать.

С наступлением дня вся суета в захваченном здании улеглась. Притомившиеся за ночь ратники отсыпались, перекусывали захваченной собой нехитрой снедью, или просто рассевшись небольшими группками, вели между собой неторопливые беседы. Лишь часовые на импровизированных помостах маячили у окон, оберегая покой своих товарищей, да внизу в подвале посошные, сменяя друг друга, долбили и копали, выполняя поставленную начальством задачу.

День прошел спокойно и безмятежно, словно и не было никакой войны. Разбудил Костю десятник землекопов, доложивший, что работа закончена и потребовавший дальнейших распоряжений.

В черный зев раскопа вела хлипковатая на вид, но оказавшаяся достаточно крепкой и надежной приставная лестница. Щебенкин быстро спустился вниз, подсвечивая себе чадящим и роняющим смолистые капли факелом настроил и сориентировал по сторонам света свой компас. Определив нужное направление, разметил на одной из стен ямы контуры будущего подземного хода, в противоположную стену воткнул в ряд три факела и строго настрого наказав копать так, чтобы за спиной были видны одновременно все три огня, выбрался наружу.

С приходом следующей ночи, небольшой отряд увеличился вдвое. Через Булак переправилось еще пять десятков бойцов, помимо всего прочего притащивших с собой еще порох и припасы. Осажденные до поры, до времени не замечали затаившихся у себя под боком врагов и первые трое суток "диверсантов" никто не беспокоил. Но подобная идиллия не могла длиться слишком долго. Увы, с третьей волной "десанта" все обошлось не столь благополучно. Виной всему слишком лунная, светлая ночь, или казанцы почуяли что-то неладное, но следующая группа пловцов была обнаружена и обстреляна со стен из пушек, пищалей и луков. Впрочем, большого вреда эта бестолковая и суматошная пальба никому не нанесла, а совершать ночную вылазку, справедливо опасаясь засады, осажденные поостереглись. "Веселье" продолжилось с рассветом.