Архивы Конгрегации

IV

Куда двигаться дальше, было непонятно, поэтому Курт развернулся и широким шагом направился по единственной мощеной улице городка, которая вела от баронского замка к церкви. Точнее, от церкви к баронскому замку, потому что именно в этом направлении двигался инквизитор.

Местный барон был небогат, но основателен, в отличие от городской стены, укрепления его небольшого замка внушали уважение, а на надвратной башне стоял самый настоящий часовой, облаченный в самый настоящий доспех, начищенный до блеска, который был заметен даже при том, что дождь все еще не успокаивался.

Курта проводили внутрь без особых вопросов, видимо, стража решила не вступать в дискуссии с облеченным такой властью и предоставила разбираться со всеми проблемами лично барону.

— Знаменитый... Курт Гессе, — вышедший человек был моложе самого Курта лет на пять, а уж улыбчивее и на все десять, он явственно проглотил "Молот Ведьм", но не потому что испугался, а потому что не захотел обидеть самого страшного инквизитора всей Германии. — Чему обязан честью познакомиться?

— Барон фон Драйзен, Вильгельм, — сделал вывод Курт, успевший порасспрашивать священника о местных обитателях. — Мне нужно задать вам несколько вопросов об одном человеке, который служил здесь в замке — о Зигфриде Раухе.

— Да, конечно, — с готовностью кивнул молодой человек, жестом приглашая Гессе присесть. — Только многого я вам не скажу, хоть мне и хотелось бы помочь. Дело в том, что он служил еще тогда, когда управлялся с делами мой отец... а теперь моего отца больше нет, а я с Раухом дружбы не водил...

— Ваш отец скончался недавно?

— Да. Месяц и три дня.

Курт и бровью не повел, смотря в лицо сына, в котором не было ни капли скорби по родителю.

— Вы не думайте, будто я отца не любил... Любил. Просто... Он в последний год, как с ума сошел... Так что, мне кажется, его последний вздох был вздохом облегчения для него самого. Но это вам, наверное, неинтересно...

— Интересно, — прозвучало коротко и отрывисто, но голова в этот момент почему-то прошла, как бывало всякий раз, когда Гессе брал след, только вот в этот раз он пока не понимал, почему же боль решила распрощаться с ним именно в этот момент, но в разговоре с молодым бароном определенно что-то было. Что-то, что могло навести на ответы на вопросы, почему Марту Раух видели после смерти и куда делся Зигфрид Раух из города.

— Да вы все равно узнаете... весь город знает, просто помалкивает. Отца моего любили... ну, он и не лютовал, и о людях своих заботился по мере возможностей, хоть мы и не особенно богаты, сами видите, места у нас довольно глухие, земли немного, но люди не бедствуют...

— Господин фон Драйзен, что случилось с вашим отцом? — словоизлияния молодого барона стоило направить в нужное следствию русло, а то, кажется, говорить он мог сколько угодно, но совершенно не на нужную Курту тему.

— Да, конечно, извините, майстер Гессе. Отец мой был человеком достойным во всех смыслах. Женился он по любви на простой горожанке, и мать моя отвечала ему взаимностью. Жили они, как в сказке, долго и счастливо, пока что-то не произошло... Наверное, я сам виноват... последние годы я отдалился от матери, мало с ней общался... и появилась у отца моего навязчивая идея, что моя мама — совсем не моя мама, а кто-то, кто подменил ее.

— Как интересно, и были у него основания так считать?

— Да не было! Мама нисколько не изменилась, даже как-то похорошела в последние годы. Я даже грешным делом подумал, что у нее на стороне завелся кто-то... да и служанка как-то говорила, что видела, что она днем в рыцарский замок наведывалась. А отец от ревности с ума сошел. Его даже священник увещевал, мол, побойтесь Бога, господин барон, что за мысли еретические у вас?.. Но священника он особо не слушал.

— И что произошло?

— Меня в тот день не было дома, я... охотиться пошел в дальний лес. Понимаете, в ближних лесах-то давно никакой дичи нет, все горожане постреляли, а батюшка не ловил браконьеров долго... ну и вот, повычистили. Уж я-то обязательно порядок наведу, чтобы живность вновь размножиться успела, а то не дело...

— Что вы застали, когда вернулись?

— Он... задушил мать. Повторяя, что это не она, а ведьма, занявшая ее место. Когда я пришел, он сидел над телом, как помешанный, и все повторял и повторял это. Его даже не судили. Ну, то есть священник объявил его сумасшедшим, а горожане согласились, что негоже слабоумного судить. А через месяц он повесился, недоглядели.

V

Последующий опрос свидетелей занял весь оставшийся день. Переходя от одного дома к другому, Гессе все больше убеждался, что в городе что-то происходит и что это что-то крутится совсем не вокруг истории Зигфрида и Марты Раух, а скорее вокруг барона и его безумия.

Версия Рихарда Рауха с тем, что сын водил к себе гулящую девку, не подтвердилась. Гулящих девок на весь город было две, они обе по внешним данным никак не походили на покойную Марту, а заезжей не было точно, весь город как на ладони, все друг друга знают, такое чудо заметили бы сразу. Хозяйки окрестных домов, мелко-мелко крестясь, рассказывали, что это была Марта, что, несмотря на то, что Зигфрид прятал ее, как мог, от посторонних глаз, они все же видели, как она еще до света, когда только-только начинают просыпаться булочники, выходила несколько раз из дома и шла в рыцарский замок.

А также одна почтенная старушенция рассказала, что видела, как они встретились через три дня после похорон, и Зигфрид был не менее удивлен, чем сама старушенция.

Судя по мелким оговоркам, именно эта почтенная дама и написала донос в Инквизицию. Курт мог бы даже попросить ее что-нибудь написать, чтобы сверить почерк, но в данный момент это было неважно. Как свидетель она и так шла на сотрудничество, а уехать в спешке ввиду возраста просто не могла.

Свидетельство еще одной семьи по поводу того, что глава семейства убил свою жену пять лет назад, а потом покончил с собою, заставило задуматься, что для такого маленького городка как-то слишком много подобных случаев.

Когда он уже выходил из дома, где ему рассказали эту историю, его внезапно окликнули. Хорошенькая девушка, почти девочка, с волосами цвета зрелой пшеницы, дочь нынешней хозяйки дома, протягивала ему маленькую книжку в грубом кожаном переплете:

— Дедушка грамотный был. Он городским старшиной... работал. И я нашла... еще когда он умер, вот это. Он там свою жизнь описывает... ну, день за днем... Может, вам пригодится?.. — Девушка очень смущалась и выглядела так, как будто в любой момент испугается и убежит, оставив Курта посреди улицы с протянутой рукой, в которую он уже почти взял книгу.

— Спасибо, — инквизитор кивнул, внимательно глядя на неожиданную помощницу, и внезапно для себя добавил: — Если я не найду в ней ничего важного, я верну ее.

— Не нужно. Не такая уж это великая ценность.

Чтение, которое ему принесла девушка с волосами цвета зрелой пшеницы, оказалось даже насыщеннее и занимательнее, чем он думал. Он принял, очевидно, верное решение, когда принялся листать труд почтенного отца города с конца, ибо в большинстве самое информативное, что можно узнать от мертвеца, это как он умер или что послужило причиной его смерти. Как он умер, Курт уже знал — он повесился, как и барон. И причины смерти были удивительно схожи с баронскими, только случились на пять лет раньше, чем в семье фон Драйзена. Женщина подозревалась в изменах или в том, что она ненастоящая, затем удушение, затем повесившийся виновник... Только было одно существенное отличие: раньше, чем говорилось об измене жены, о ней мужчина писал, как о мертвой. И через несколько страниц она уже ходила в рыцарский замок, якобы спала с рыцарем, и незадолго до смерти муж пишет о ней, что она все равно неживая. Первое, что можно было подозревать, прочитав эти сумбурные записки, это то, что муж двинулся крышей давно и прочно. Если бы не одно "но": "но" звалось Мартой Раух, которая тоже умерла, а потом ее видели живой. И ходящей в рыцарский замок.

Курт резко сел на кровати, на которой валялся с книжкой, и посмотрел в окно. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая город золотистыми сумерками. Проклятый дождь наконец-то прекратился, и можно было выйти на улицу, не боясь, что тебя смоет с этой грешной земли.

VI

Дорога до рыцарского замка была недолгой. В этом городке, в принципе, до всего было идти недолго, но рыцарский замок располагался на довольно высоком холме, и взбираться на него нужно было по узкой тропинке, местами выложенной булыжником, местами — деревянными досками. Было видно, что за дорожкой ухаживают, но делают это не слишком старательно и не слишком часто, поэтому выглядит она несколько обветшалой. В какой-то момент следователю показалось, что он видел, как в гуще деревьев и дикой ежевики мелькнула женская юбка, он остановился на мгновение и прислушался, было тихо, к тому же, эта ежевика не выглядела хоть сколько-нибудь проходимой, поэтому он мотнул головой, будто пытаясь избавиться от наваждения, и отправился дальше.

Курт шагал быстро и стучался в замковые ворота еще до того, как солнце скрылось за дальней вереницей холмов.

— Майстер инквизитор?.. — открывший ему человек был высок, сухопар и обладал неприятным, острым и ярким одновременно взглядом. — Я уж думал, что совсем не заинтересовал столь важную персону.

— Оставил напоследок, — пробормотал Курт, заходя в широко распахнутую дверь. Замок явно знавал лучшие дни, его двор был завален какой-то рухлядью, надвратная башня — заколочена, а слуг видно не было, складывалось ощущение, что он беседует с единственным обитателем этого замка.

— Проходите, — человек тонко улыбнулся. — Меня зовут Хеймуль, Хеймуль фон Айнзам, к вашим услугам, майстер Гессе.

— Вы неплохо осведомлены.

— За день вы постучались едва ли не во все ворота в городе. А у нас не так много интересного происходит, чтобы пропустить такое событие, — он провел инквизитора в просторную залу, которая была не так захламлена, как двор, но все же пребывала в некотором запустении, по стенам висели потрепанные гобелены, на которых было уже толком не разобрать, что именно хотел изобразить на них автор, над камином не висело никакого герба, да и сам большой камин выглядел так, как будто ему срочно необходимо было прочистить дымоход. Но было все-таки в зале нечто, что не выглядело ни старым, ни пропыленным, ни заброшенным. Между гобеленами висели маски, которые изображали женские лица, с пугающей точностью проработанные, все немного испуганные, но подробные лица с разными чертами. Глаза масок были направлены как будто на Гессе, а из-за испуганных выражений лиц казалось, что они боятся его самого.

— А вы смелый человек, майстер инквизитор, обычно люди, которые первый раз видят моих девочек, вздрагивают.

— Девочек?..

— Это мое увлечение... Вырезаю маски и расписываю их. В этом же нет ничего... еретического?.. — Хеймуль снова улыбнулся, как будто предлагая поддержать шутку.

— Это как посмотреть... — задумчиво отозвался Курт, еще раз оглядев стены.

— Так по какому делу вы пришли ко мне?..

— А этого вы от горожан не узнали?

— Только в общих чертах. Наверное, понарассказывали они, что якобы ко мне эти бабы таскались и что барону я рога наставлял, от этого он с ума съехал?.. — речь рыцаря из спокойно-вежливой вдруг стала пренебрежительной, а лицо исказилось. — Врут они все. Жадные, злобные твари! Я их всех насквозь вижу!.. Жаждут, чтобы меня ваши сцапали, а земли за холмом можно было прибрать!.. Все вижу!.. Только не докажете!.. Никого у меня тут не было и не будет! Не нужен мне никто! Я даже слуг разогнал!.. — Он внезапно успокоился, как будто этой вспышки и не было, посмотрел на Курта с опаской и уточнил:

— Не ходил ко мне никто. Да если бы и ходили, об этом весь город бы тут же узнал. Народу-то мало, все друг у друга как на ладони.

Еще пару лет назад вчерашний выпускник академии святого Макария, скорее всего, сделал бы шаг назад, если не отшатнулся от разошедшегося внезапно рыцаря. Сейчас Курт только покачал головой.

— Не были, не виновны, не обвинялись?.. Знаете, так все говорят, — он отошел от хозяина дома к одной из масок. — Красивая. Это кто-то из жителей города, или вы берете образы из головы?

— Из головы, — слишком поспешно ответил рыцарь и соврал, это можно было понять, даже не обладая знаниями и навыками, полученными макаритами.

— Очень хорошо, очень тонкая работа, — похвалил инквизитор.

VII

Вытянуть из рыцаря что-то, кроме того, что он ни при чем, не удалось. Даже осмотр замка не привел ни к чему конкретному, кроме того, что Курту показалось, что ему продемонстрировали далеко не все. Например, он не увидел мастерской, в которой хозяин вырезал эти маски, а на вопрос Хеймуль как-то замялся и сказал, что он это делает "то там, то тут", без определенного места для работы.

Уходить из замка почему-то очень не хотелось, но все логичные поводы для того, чтобы остаться, Курт исчерпал, и ему пришлось выйти за ворота, когда солнце уже давно скрылось за горизонтом и над Кранихфельдом воцарилась ночь.

Он неспешно обошел замковую стену и приметил раскидистое дерево, которое не только нависало над самой стеной, но и практически достигало своими ветвями стены донжона неподалеку от узкого окна, в котором горел свет. У нормального хозяина это дерево было бы срублено, поскольку лучшего средства забраться внутрь замка и ограбить, захватить или выведать его тайны, найти было сложно, но хозяин замка был явно ненормален да и не рачителен, и Курт не преминул воспользоваться этим обстоятельством.

Дерево было немолодым и основательным, с широкими прочными ветвями, по которым умеючи (а особенно пройдя пару курсов обучения в тренировочном лагере Конгрегации) было пройти не сложнее, чем по мощеным камнями улицам.

Первое, что услышал Курт, был звук хлесткого удара, а затем плач. Он приблизился к окну, уцепился одной рукой за каменный выступ, подтянулся, уперевшись ногой в оконный проем, и фактически повис на стене донжона, зато он смог заглянуть в комнату.

Картина, открывшаяся в комнате, его не порадовала. Женщина стояла у дальней стены, напротив окна, вжавшись в каменную кладку, но будто не смея закрыть лицо руками, а мужчина, стоявший перед ней, с размаху впечатал кулак ей в живот, а затем, не останавливаясь, ударил раскрытой ладонью по щеке.

— Стоять прямо, я сказал. Я еще не закончил... свою работу, — он отвернулся от нее, и в комнате послышался противный металлический звон, так хорошо знакомый Курту. Когда конгрегатскому врачу приходится вновь собирать по частям достойных служителей, он примерно с таким же звуком разворачивает свои инструменты.

— Пожалуйста, Хеймуль, не надо, — плач женщины усилился. — Я больше не выдержу. Прошу тебя!..

— Раздевайся, ложись на стол, — голос мужчины слегка дрожал, но отдавал он приказы так, как будто даже не мог предположить, что его ослушаются, и Курт с удивлением наблюдал, как уже немолодая женщина расшнуровывает белую холщовую рубаху и ложится на стол, который стоит чуть в стороне. — Месяц — вполне достаточный срок, чтобы все прижилось. Пора продолжать.