Архивы Конгрегации - 2

Мюллер замялся, то ли сбившись с заготовленной речи, то ли поняв вдруг, что упустил нечто важное при ее составлении.

— Прямо вот так все и понял? — переспросил Курт, не скрывая некоторого скепсиса.

— Да, — не отступился от своих слов студент и, помявшись еще пару мгновений, уточнил: — На самом деле вся эта история началась больше полугода назад. Еще в конце лета у Ханны появился один... — Мюллер чуть покривился, подбирая слово, — пусть будет приятель. Все, конечно, решили, что ухажер, но я знаю, что это не так, и сама сестра говорила... Человек этот был не из местных, а пришлый — вроде как ученый, исследует редкие растения, для чего ездит по разным местам, живет там по несколько месяцев и едет дальше. На вид ему лет тридцать, может больше, не скажу, худощавый, роста среднего или чуть выше, русоволосый. Жил тут с середины лета, никого особенно не трогал, кое с кем общался довольно часто, в том числе с Ханной. Если станете расспрашивать о нем деревенских, скорей всего, вам никто дурного слова о нем не скажет. А вот мне он сразу не понравился, майстер Гессе, — чуть понизив голос, добавил Мюллер, посмотрев на Курта в упор. Тот с трудом удержался, чтоб не покривиться. Именно с этих слов и начинаются самые глупые и завиральные обвинения... Или раскрытие самых безнадежных дел. — Не могу объяснить, чем... Я вообще неплохо в людях разбираюсь, сам не понимаю, как у меня получается, но ошибаюсь действительно редко. Я пытался объяснить Ханне, что не надо бы ей с этим типом якшаться, что он не такой, как все, что до добра ее не доведет, — впустую, сестренка только отмахивалась и смеялась. Пробовал и с ним самим переговорить... Он, понятное дело, только плечами пожал и посоветовал мне не лезть сверх меры в жизнь сестры, — парень невесело усмехнулся. — К началу осени я уехал в Хайдельберг; дальше знаю со слов матери.

Мюллер прервался, переводя дух и готовясь к следующей части своего рассказа.

— Как, кстати, звали этого типа, который так тебе не глянулся? — осведомился Курт.

— Зигфрид, — неприязненно произнес студент. — Во всяком случае, так он назвался. После моего отъезда он, разумеется, не оставил сестру в покое, продолжил с ней общаться, вроде бы чему-то учил — мать показывала пучки трав, которые Ханна насобирала по его науке, толковые травы... — Мюллер неопределенно передернул плечами. — К концу октября Зигфрид уехал. И вскоре после того Ханна начала... вести себя странно. Не всегда отзывалась на имя, время от времени замирала, ничего не делая и уставившись в одну точку, или вставала и куда-то шла, а когда ее окликали и спрашивали, куда и зачем, не мгла толком ответить.

— Да, об этом мы уже слышали, — кивнул Курт. — Были предположения, с чем могут быть связаны подобные anomaliae?

— Мать поначалу считала, что девочка влюбилась, — вздохнул студент. — Шестнадцать лет, дело обычное... Но поведение сестры становилось все более странным и на девическую влюбленность его уже было не списать. Припомнили, что еще в середине осени она в лесу упала неудачно, головой ударилась. Тогда ее пару дней мутило, но потом прошло, все зажило и вроде бы ничем не напоминало. А тут подумали, может, это оно аукнулось. Только дело в другом, — Мюллер поднял отчаянный взгляд на Курта. — Околдовал ее этот Зигфрид, майстер Гессе. Вы не подумайте, — торопливо добавил он, заметив мелькнувшее в глазах следователя сомнение, — я не на ровном месте такое говорю, я сам видел... — он снова замялся, сбившись с рассказа, и Бруно поспешил прийти свидетелю на помощь:

— Что именно ты видел, Петер?

Парень еще пару секунд помолчал, сплетая и расплетая пальцы и явно собирая в кучу разбегающиеся мысли и слова, наконец, вздохнул и, решившись, выпалил:

— Я много разных книг читал, майстер инквизитор, не только по учебе... Короче говоря... Я еще летом заподозрил, что этот Зигфрид — не просто ученый, а малефик. И вернувшись в Хайдельберг, попробовал поискать еще каких-нибудь книг...

— Eia![49] — хмыкнул Бруно. — Ай да студент. И как, нашел?

— Нашел, — отведя взгляд, отозвался Мюллер. Похоже, благожелательный тон помощника следователя не особенно развеял его опасения относительно того, что сейчас майстер инквизитор его самого привлечет за чтение запрещенной литературы. — Понятно, по книгам не определить вот так, за глаза, является ли твой знакомец малефиком или нет, иначе бы я бросил все и сразу вернулся, но кое-что ценное я вычитал. Поэтому когда услышал обо всем, что с Ханной случилось, что в деревне началось, у меня уже сомнений не осталось, что дело нечисто.

— У меня тоже, — криво усмехнулся Курт. — К сожалению, одного лишь осознания сего прискорбного факта недостаточно.

— Я стал ее искать, — словно не заметив ремарки собеседника, продолжил Мюллер. — Я понимал, конечно, что шансы ничтожно малы, но не попытаться не мог. И... Я ее нашел, майстер Гессе.

— Как же тебе сие удалось, позволь узнать? — осведомился Курт, все больше проникаясь интересом к этому предприимчивому студенту.

— Я рассуждал так: если в пропаже Ханны действительно повинен Зигфрид, а смерти начались вскоре после ее исчезновения, то и они, скорее всего, его рук дело. Значит, он на самом деле никуда не уехал, а залег на дно где-то поблизости. И если сестра у него, то искать ее следует в окрестностях.

— А с чего ты был столь уверен, что твоя сестра жива, а не стала одной из первых жертв? — напрямую спросил Курт, игнорируя осуждающий взгляд помощника.

— Уверенности не было никакой, — кивнул Мюллер, — но предположение — было. Видите ли, майстер Гессе... Я все же местный, знаю если не всех, то многих, и самого малефика видел, и как он с жителями себя вел. Я уже говорил, он мало с кем близко общался. Кроме Ханны, всего с парой-тройкой человек. Один из них тоже пропал — Вольф Дик, вам наверняка рассказывали. Остальные живы-здоровы, ничего им не сделалось. А из тех, кого потом мертвыми нашли, никто с Зигфридом толком не якшался. Я подумал, что в этом может крыться какой-то смысл.

— Разумно, — согласился Курт, в который уж раз за годы службы отметив про себя, что не зря в макаритов с младых ногтей вколачивают привычку строго следовать предписаниям. Из разговора с семьями первых пропавших можно было извлечь зацепку, даже не явись к ним сообразительный студент, так любезно проделавший за господ следователей половину их работы. — И как же ты ее искал?

— Почти наугад, — честно признался Мюллер. — Я просто начал с того леса, куда Зигфрид чаще всего наведывался за травами и Ханну водил — это мне отец показал, он раз или два за ними следом ходил, чтоб удостовериться, что они не творят ничего предосудительного. А дальше мне просто повезло. Сутки перед тем, как я пошел, не было ни снега, ни дождя, а в лесу таять еще только-только начинает, так что я нашел следы и сумел по ним пройти. Поплутал, конечно, но немного. Следы вывели меня к старой мельнице. Она давным-давно заброшена, меня еще на свете не было — русло реки ушло чуть в сторону, пришлось строить новую мельницу, а ту так и бросили. В детстве мы иногда туда бегали с мальчишками, но потом там кого-то чуть насмерть не зашибло куском крыши, и как-то охоты поубавилось, а младшим уже родители запрещали туда ходить. Я думал, она развалилась давно... Оказалось — нет, обветшала, конечно, но стены стоят и крыша на голову не валится.

— И что же тебе удалось обнаружить на старой мельнице? Если удалось, конечно, — спросил Курт у вновь замявшегося студента.

— Удалось... Следы дальше мельницы не вели, зато вокруг было натоптано изрядно. И я пробрался внутрь.

— И не страшно тебе было туда лезть? — с искренним участием спросил Бруно; Мюллер бросил на него сумрачный взгляд:

— Страшно, святой отец, слов нет, до чего страшно. Но я должен был проверить! — он резко обернулся к Курту, глядя упрямо и решительно: — Я должен был понять, что случилось с моей сестрой. Если она жива, вернуть ее, если нет... хоть похоронить по-христиански. Вы еще не приехали, и когда доедете, неведомо, а времени и так уже вон сколько прошло. Не мог я иначе.

— Понимаю, — примирительно кивнул Курт. — Не буду сейчас даже говорить о том, что, случись что с тобой на той мельнице, мы бы сейчас расследовали на одно исчезновение больше, да к тому же лишились бы ценного свидетеля; factum est factum[50]. Рассказывай, Петер.

— Сначала я подумал, что ошибся и там все-таки никого нет, — послушно вернулся к повествованию студент. — Темно, мрачно, холодно... Зажигать фонарь внутри я не рискнул — мало ли, не хватало еще спугнуть, если там кто-то есть. Подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, прислушался... — он сделал небольшую паузу, потом тряхнул головой: — Неважно, в общем, сколько я там ходил и где, если захотите, потом расскажу подробнее, может, даже часть нарисовать смогу. Там было несколько комнат, и в одной из них я нашел Ханну. Еще раз повезло — нашел сразу ее, а не кого-нибудь другого... Я ее насилу узнал, наверное, только потому, что надеялся ее там увидеть. Она там сидела сама не своя, я подошел, она меня сначала не признала. Я с ней заговорил, она на меня смотрит, как будто не видит. На имя обернулась, ответила даже, но вижу — не узнает. В конце концов не выдержал, решил попробовать... Я читал где-то, что от некоторых видов малефиции помогает молитва и Распятие... У меня, конечно, при себе был только простой нательный крестик, но я попробовал — вряд ли бы стало хуже, верно?

— И как, помогло? — неопределенно пожав плечами, поинтересовался Курт.

— Да, — с какой-то растерянностью кивнул Мюллер. — Она сначала вскрикнула, будто ожегшись, потом смотрит на меня ошалело. "Петер, — говорит, — откуда ты здесь?" От сердца у меня немного отлегло: если хоть так узнала, значит, все же умом не тронулась, заморочена только. Хотел увести ее оттуда... — парень осекся, тяжело вздохнул и продолжил: — Она сначала стала мне говорить, чтобы я уходил поскорее и что забирать ее отсюда не надо, хуже будет всем, плакала... Сказала еще, что Вольф тоже там. А потом снаружи совсем стемнело, и она... — студент запнулся, стиснул кулаки и договорил, глухо и с горечью: — Она вдруг попыталась на меня накинуться. Лицо исказилось, глаза бешеные, кричала что-то, я не смог разобрать... Короче говоря, я понял, что пора уносить оттуда ноги, пока жив.

Мюллер замолк, глядя в стол и снова нервно сплетая и расплетая пальцы.

— Это все? — уточнил Курт; тот поднял неуверенный взгляд:

— Почти. Я вчера услышал, что вы приехали, майстер Гессе, хотел сразу прийти, но не застал вас здесь, а потом уже поздновато стало, решил подождать до утра. А этой ночью... — парень сглотнул, прежде чем продолжить. — Не ночью даже, а под утро... Проснулся совсем рано, понял, что назад не усну, решил уже встать, сходить за водой. Вышел на крыльцо, вижу — по улице идут двое. Я удивился еще, что в такое время — до рассвета еще часа три. Забеспокоился, даже окликнул, но они не отозвались и как раз за угол свернули. Точно могу сказать, что это были две женщины. А потом нашли Грету... — студент чуть заметно вздрогнул. — Я уже говорил, я на медика учусь, кровь видеть не привыкать, но все одно оторопь берет... Так вот, я как увидел — вызвался сходить за телом, нервы-то, как ни крути, и правда крепкие, — тут и сообразил, что из тех двоих одна и была Грета — и рост, и фигура, насколько можно со спины разобрать, и самая короткая дорога от дома пекаря к реке как раз мимо нас проходит. А потом подумал, кого мне напомнила вторая фигура... и что у сестры, когда я ее нашел, на юбке были темные пятна, характерные такие... Майстер Гессе, — почти шепотом заключил Мюллер, — похоже, это Ханна людей режет, только она не в себе, понимаете? Когда она тогда на меня набросилась, ее будто подменили. И двигаться она стала не как нормальный человек, а как... кукла! Понимаете? Он ею управляет, как куклой, марионеткой... Я читал, что такое бывает. И она не виновата в том, что творит, она не понимает и не помнит ничего, она сама жертва!..

— Успокойся, Петер, — оборвал разволновавшегося студента Курт. — Никто не тащит твою сестру на костер. Если все действительно так, как ты говоришь, то она, разумеется, жертва и не может нести ответственности за сделанное ее руками по чужому произволению.

Мюллер проглотил явно уже готовую сорваться следующую фразу, кивнул с видимым облегчением и пробормотал:

— Спасибо, майстер Гессе. Признаться, я... побаивался...

— И напрасно, — отмахнулся Курт. — Ты хотел сказать что-то еще?

— Нет, это все...

— Тогда нарисуй нам, что сможешь вспомнить о той мельнице, — велел следователь, придвигая к студенту чернильницу и тетрадь отца Амадеуса, раскрытую на пустой странице.

Мюллер кивнул и усиленно заскрипел пером, то и дело прерываясь, что-то припоминая и возвращаясь к работе.

— Вот, — объявил он спустя четверть часа. — Это то, за что могу поручиться, остального не видел. Вы туда собираетесь?..

— Скоро, — неопределенно отозвался Курт, изучая предоставленный набросок.

— Я... я бы хотел с вами пойти, — тихо проговорил Мюллер, став вдруг похож на мальчишку-подростка. — Если можно, конечно... Я и дорогу знаю самую короткую...

Майстер инквизитор с помощником многозначительно переглянулись.

— Допустим, — после секундной паузы ответил Курт. — Приходи сюда же сегодня на закате.

— Хорошо, майстер Гессе, — обрадованно воскликнул Мюллер, чуть ли не просияв. — Я могу еще чем-то был вам полезен?

— Пока что нет; свободен.

* * *

— Зар-раза, — протянул Курт, когда дверь за Мюллером закрылась, отчетливо понимая, что этот рассадник вместе с их кукловодом надо брать и каждый день промедления чреват новыми смертями. — Чего я не понимаю, так это почему картины преступления такие разные? Если ему нужно убивать определенным образом в ритуальных целях, то я не вижу никакой закономерности. Если же ему просто нужны трупы, то для чего так усложнять? Свернуть шею или перерезать горло намного проще, чем устраивать анатомический театр вроде сегодняшнего.

— Может быть, он просто сумасшедший? — предположил Бруно.

— Возможно и такое, — кивнул он. — Но подобное объяснение слишком соблазнительно, чтобы на него всерьез рассчитывать. Ad imperatum следовало бы вызвать зондергруппу...

— Но ты не станешь этого делать, — закончил помощник.

— Но я не могу себе позволить их дожидаться, — поправил Курт.

И Бруно, виданное ли дело, промолчал.

— А теперь вставай, и пойдем-ка прогуляемся по окрестностям. И лучше не в рясе и с оружием.

— Ты собираешься?..

— Я не собираюсь совать голову в петлю, слепо полагаясь на слова парня, которого впервые вижу, — перебил Курт. — Скорее всего, его история — чистая правда. Но, согласись, звучит слишком складно. И слишком много случайных предположений, оказавшихся верными. Возможно, у этого Петера хорошая интуиция и голова на плечах не пустая, но возможно так же и то, что он — подсыл, с помощью которого малефик пытается избавиться от докучливого следователя, а сегодняшнее убийство — еще один способ заставить меня поторопиться и наделать глупостей. Повторюсь, этот вариант не кажется мне особенно вероятным, но я предпочту брать малефика на своих условиях. Pro minimum без ведома нашего нежданного осведомителя. Однажды так уже подставился, больше не хочу.