Слизь

Тут Ильчибаев поинтересовался:

— А в бассейне или в туалете ничего странного не было?

Алексей тоже внимательно слушал ответ, однако он его разочаровал:

— Все было в порядке, ничего странного... Соседи по даче ничего и никого не видели и не слышали... Правда, сторож сказал, что были какие-то глухие выкрики, но не обратил внимание. Там громко музыка играла. Подумал, что просто подпевает академик...

Тут капитан встал.

— Спасибо, Сергей, за информацию. Ты не против будешь, если я немного вклинюсь в это дело? Может, наши дела пересекаются... Просто Вахидов проходит у меня как свидетель... понимаешь?..

Младший лейтенант обрадовался:

— Конечно, не против. Буду признателен вам, если поможете с этим делом...

Попрощавшись, Ровшан и Алексей вышли из здания РУВД.

— Теперь куда?

— Теперь заедем за Иногамовой, потом — к супруге Вахидова, и с ними посетим дачу. Хочу, чтобы взяли на анализы то, что можно обнаружить...

— Вы думаете, там была слизь?

Ровшан ответил утвердительно:

— Да... Может, Виктория Ивановна убирает свидетелей...

К даче они подъехали уже к вечеру. Но было еще светло, просто духота спала. Супруга Вахидова — невысокого роста женщина лет шестидесяти пяти в платье из хан-атласа[33] — открыла калитку, и во двор вошли в четвером.

— Где туалет? — сразу спросила Иногамова, надевая перчатки и беря с собой колбы.

Испуганная женщина повела на первый этаж особняка, а Ровшан с Дидевичем стали осматривать бассейн. Ничего подозрительного не нашли. Потом вернулись к топчану. Он был уже убран. Ровшан подозвал к себе супругу Вахидова и спросил:

— Вы здесь убирали?

— Нет, это сделала уйбекаси[34] Халила-опа...

— А где она живет?

— Ее дом внизу, в поселке, недалеко отсюда, — женщина махнула в сторону домов, которые виднелись с высоты дачного участка. Это были старые одноэтажные здания, построенные в традиционной форме — из пасхи[35] и деревьев, лишь богатые могли позволить себе строительство из обожженного кирпича, а такие здесь имелись, судя по новостройкам. Экономическик реформы не только расшатали социализм, но и позволили некоторым людям быстро обогатиться, естественно, за счет нелегальных операций.

— Сходим к ней, — предложил капитан.

Пока судмедэксперт работала вместе с Алексеем, Ильчибаев и супруга Вахидова посетили домоработницу. Халила-опа сообщила, что пришла утром на следующий день, но хозяина не застала. Плов, который она приготовила по заказу академика, прокис, никто его не кушал, и ей пришлось все выкинуть. Над столом летали мухи и осы.

— Мне пришлось все прибрать, поправить курпачи.

— Что было на столе? — поинтересовался капитан.

— Э-э... лепешки, орехи, сахар, конфеты... самса... несколько пиал и чайник с зеленым чаем... ах, да, еще два стакана и бутылка конъяка... Посуду я помыла, а конъяк и продукты положила в холодильник...

Здесь Ильчибаев задумался. Его подозрения росли с каждой минутой. Значит, в доме было двое — скорее всего, Осокина и Вахидов. Академик пил спиртное... Случайное совпадение или это?.. Жаль, что вымыты стаканы — отпечатков пальев теперь не снять...

— У вас в доме есть канализация? — обратился тут он к супруге Вахидова.

— Конечно! Мой муж сумел договориться с 'Ташгорводоканалом', чтобы к нам провели канализационную трубу! Он же академик, должен работать в благоприятных условиях!

Капитан не стал говорить, что в благоприятных условиях — раз уж социализм гарантирует равенство людей — должны жить также и другие, например, эта домработница Халила-опа или ее соседи, у которых туалет в виде обычной ямы. Но сюда трубы не подвели...

— И телефон есть у вас?

— Есть, городской...

И тут Ровшан ничего не сказал, потому что телефона не было у большинства в этом поселке, хотя от города — пару километров.

— И последний вопрос: калитка была запертой? — это уже было направлено к домработнице.

— Нет, она была открытой, то есть не на замке, — произнесла Халила-опа.

— Спасибо, вопросов больше нет...

Когда они вернулись на дачу, Фарида Чингизовна с победным лицом держала пробирки. Алексей тоже сиял — удача!

— Она была здесь... — тихо прошептал он. Естественно имел ввиду, розовую слизь.

Но супруга Вахидова поняла это по-своему:

— Кто, эта шалака[36] Осокина? Значит, люди не врут, у моего мужа была любовница... Ах, подлец, ах старый кобель...

Капитан поспешно ответил:

— Мы ничего не знаем... Мой друг предположил совсем другое.

Но женщина разъяренно сказала:

— Не врите! Я и раньше подозревала его в изменах. А теперь... тьфу!.. Какой позор мне на старости лет! Позор моим детям и внукам!..

Она еще долго проклинала своего мужа, однако ее мало кто слушал. Все сели на машину и вернулись в город.

Оставив супругу Вахидова дома, Иногамову завезя в Институт судебной медицины, Ровшан повернул на работу. Алексей бурно рассказывал, что они при свете переносной ультрафеолетовой лампы обнаружили следы слизи.

— Это он — этот хищник, я уверен, — говорил он. — Я уверен, что медуза сожрала Вахидова! Жаль человека, хотя как человек он был... ладно, о мертвых плохо не говорят...

— Но мы не нашли скелета, а значит, пока рано говорить об убийстве... — вздохнул Ильчибаев.

— А если скелет закопали? Тот, кто натравил слизь, мог собрать кости и где-нибудь закопать — и тогда нет улик...

— Эту версию мы отработаем, — согласился капитан.

Как всегда у входа в кабинет его встретил Хашимов. Он был расстроен:

— Мы были в подвале института химии удобрений... Там ничего нет... Аквариумы пусты, холодильники пусты... нет никаких реактивов... ничего нет...

— Вас опередили, Осокина не дура, — произнес Алексей, удивляясь, как женщина быстро и эффективно заметает следы. Это был, несомненно, гений науки и криминала.

Тут Ровшан повернулся к нему.

— Это Осокина и есть та Плетнева, о которой говорил Ташмухамедов. Она — ученица академика Вахидова... Теперь понимаете, кто был на даче? И для кого привозились медузы?

Алексей ошарашенно замолчал. Почему-то он не увязывал эти два имени воедино, а Ильчибаев не говорил ему об этом раньше. А тем временем капитан говорил:

— Но ты прав в одном — Плетнева-Осокина стирает следы... Ты вахтера допрашивал? Это молодой парень такой, читал 'Тошкент окшоми'? — вопросы адресовались лейтенанту.

Рашид сказал:

— Сегодня дежурит старик. Он заявил, что там последние дни работала Виктория Ивановна, и она вывезла все оборудование на какой-то частной машине... У нее были документы, что все это принадлежит Институту биологии, а не химии удобрений. У меня есть копия этого документа, что она оставила у проходной.

— Что будете делать? — тут спросил Дидевич у Ильчибаева. — Вас опередили... оставили с носом...

— Иду в прокуратуру... Нужно просить ордер на арест Осокиной-Плетневой... Надо же нам реагировать на угрозу.

Ильчибаев был зол.

Глава восемнадцатая. Арест и скрытая угроза

Виктория Ивановна не удивилась, когда утром к ней пожаловали сотрудники милиции. Ильчибаев предъявил ей ордер на арест и обыск.

— Пожалуйста, смотрите, — усмехнулась она, пропуская мужчин в форме в помещение.

Капитан пригласил понятых — соседей, которые с удивлением смотрели, как обыскивают квартиру. Они поверить не могли, что эта красивая женщина обвинется в страшных пресуплениях. 'Боже ты мой, она же была такой доброй к нам', — шептала старушка, теперь уже с опаской смотревшая на соседку.

Осокина-Плетнева с безразличием смотрела, как милиционеры петеряхивают вещи, делают опись. Ильчибаев взяд стул и присел рядом:

— Зачем вы это сделали? — спросил он.

Женщина удивленно на него посмотрела:

— Что именно?

— Зачем вы убили Серафима?

Та хмыкнула:

— Он был неудачником и... алкоголиком...

— Когда вы вышли замуж за Осокина, разве вы не видели, что он любитель спиртного? — недоумевал Ровшан.

— Да, он пил, но умеренно, как любой человек, и не упивался, — произнесла Виктория Ивановна. — Но потом стал спиваться... Это стало пределом моего терпения.

Капитан вздохнул:

— Я запросил характеристику на вас с прежней работы. И на Байконуре, и во Владивостоке вы жили как ветренная женщина... Меняли мужчин как перчатки... Как же не спиться мужу?

— Я делала это ради него... Он бы в космос полетел, а я бы была женой космонавта... Только он, идиот, все испортил, — с горечью произнесла она. — Я была бы известной благодаря мужу и жила бы в достатке... Вам не понять, что такое нищета... Я ведь жила не в роскоши, мои родители — простые рабочие авиационного завода, перебрались в Ташкент из Молдавии во время войны...

Но у Ровшана было иное суждение на этот счет:

— Вы были бы известной как биолог, если бы свое открытие направили для нужд экономики, для блага человечества... И достойно были бы награждены!..

Эти слова вызвали гневное восклицание:

— О чем вы говорите? Вы читали мои отчеты? Я приводила их ученому совету, а меня обсмеяли. Вся Академия наук ржала надо мной как лошадь, и при этом ни один человек даже не вчитался в мои расчеты, данные и результаты анализов. Я поняла, что никому мои исследования не нужны. Открытия присваиваются другими, которые не имеют к ним никакого отношения. Вы думаете Вахидов был гениальным? Процентов девяносто того, что он выдавал за свое, было а самом деле выполнено его подчиненными. Докторскую написала я ему, будучи лаборанткой, а професора он получил за книги, которые написала я и моя коллега. Все звания и регалии многих академиков и член-корров получены за фикции, за исследования с околонулевыми результатами, но хорошо преподнесенные руководству и фальсифицированные. Просто подкупались кто надо и когда надо — все это коррупция в науке... А про награды не говорите...

Ильчибаеву стало неловко:

— Я вас понимаю...

— Вы меня понимаете? Что вы знаете обо мне? Только то, что оставили на мня коллеги из разных регионов СССР? Я бы могла многое, если бы не та система, которая укоренилась в науке. На Западе человек достойно получает за свои открытия, а здесь дают премию в рамере месячного оклада, причем к открытию приписываются человек десять, которые протирали штаны в кабинетах и пили водку в ресторанах... Ах, как я ненавижу алкоголиков. Вся моя жизнь протекла рядом с ними — Серафим, Вахидов, Бабаев, Шаисламов, десятки других...

Женщина тут умолкла, но грудь ее вздымалась и опускалась как волна. Ох, как прекрасна была Осокина-Плетнева! И Ровшану с трудом удавалось подавить в себе симпатию к ней. Конечно, как человек она была хищницей, не лучше слизи, но по красоте с ней могла сравниться только богиня Афина.

— Я знала, что вы были в моей подвальной лаборатории, — усмехнулась Виктория Ивановна. — Вы оставили следы, а я это приметила. Вахтера сумела раскрутить на признание, и он мне по секрету выложил о вашем приходе. Однако ничего вы не найдете, я все уничтожила. У вас нет доказательств. А медузу вам не поймать.

— Вы не лучше этой медузы, — с горечью произнес Ильчибаев.

— Нет, мы просто одинаковы...

Женщина тут что-то вспомнила, прижав ладонь ко лбу. На ее лице заиграла улыбка. Нехорошая такая, хитрая.

— Мне можно чай попить? — вдруг спросила она. — Надеюсь, это не запрещается?

Капитан ничего в этом не видел плохого:

— Да, конечно.

Виктория Ивановна налила себе чай в пиалу и еще одну — Ильчибаеву. Тот не отказался, и пригубил. Напиток был уже теплым.

— Я мечтала о многом, но все мои надежды разбивались о мужские прихоти. Невозможно сделать карьеру, если не ляжешь на кровать. Садык Валиевич уложил меня на спину, поскольку не хотел ставить мне заслуженную высокую оценку по биохимии. Сам он плохо разбирался в том, что преподавал нам. А я эту науку выучила как свои пять пальцев. Зато имел власть в вузе, и мои жалобы в партком и профком не имели результата. Там мне намекнули, что в это нет ничего плохого, если преподаватель домогается студентки — это в порядке вещей. Мол, не сопротивляйтесь, отдайтесь ему, и оценка в кармане... Так что это вы, мужики, виноваты...

— А потом вы это сделали средством достижения целей? Это разве вас оправдывает?

Ответом была саркастическая улыбка:

— Это оружие любой женщины. Вам не нужен ум женщины, вам нужно ее тело. В итоге вы получаете то, чего заслужили...

— Хорошо, заслужили это Садык Валиевич и ваш муж... Но причем тут Гулямов? За что погиб школьник Кочетов? А сантехник Сайфуллин чего плохого вам сделал?

— Это случайные жертвы... Я не расчитывала, что слизь начнет самостоятельную охоту... Но они, эти люди, тоже не с чистой душой. Хищник ищет не просто жертвы, а тех, кто живет с подлыми и мерзкими мотивами... Мне жаль пацана, но, повзрослев, он не стал бы лучше Садыка Валиевича...

Капитан покачал головой:

— Вы не расчитывали... А что же вы расчитывали? Как бы там ни было, однако за их смерть также придется ответить...

— Я отвечу — и не боюсь, и адвоката не попрошу заступиться, и суд не стану умолять о снисхождении, — Виктория Ивановна встала с грациозностью львицы. Стоявшие у дверей милиционеры невольно залюбовались ею — да, красота все-таки сильная вещь. Ей бы фотомоделью быть, по подиуму ходить или в кино сниматься... А теперь светят этой красавице тюремные нары и тяжкая работа на лесоповале...

— Я помою посуду? Не хотелось бы оставлять квартиру в беспорядке... Я люблю порядок и чистоту...

Получив разрешение, она вышла на кухню, неся в руках чайник и пиалы. У посудомойки она замерла, рассматривая в руках пиалу, из которой пил Ильчибаев. Края были смочены слюной. Усмехнувшись, Виктория Ивановна быстро капнула на посуду какую-то жидкость, а потом смыла водой из крана в канализацию. Сигнал был отправлен... Потом из холодильника достала пузырек с синим веществом и спрятала в трусах. После чего спокойно вернулась в гостевую, где Ильчибаев уже писал протокол обыска. Ничего обнаружено не было, за исключением личных ценностей — золотых украшений и денег на десять тысяч рублей.

— Подпишитесь, — сказал капитан, протягивая ей ручку.

Осокина-Плетнева не стала даже читать и размашисто подписала бумагу. Следом свою роспись оставили понятые и оперативники.

— Квартира будет опечатана, — предупредил женщину Ровшан. — Не беспокойтесь, никто посторонний не войдет, соседей мы предупредим, чтобы следили за вашими вещами. Только вернетесь вы сюда не скоро... ой, не скоро...

— Куда меня повезут?

— Пока в камеру предварительного заключения, — ответил Ильчибаев. — Потом в Таштюрьму, после суда — в колонию... Извините, но вы сами выбрали этот путь... путь не научной, а криминальной славы...

Во дворе стоял 'попугайчик'[37]. Соседи между собой тихо и как-то испуганно переговаривались, смотря как выводят Осокину-Плетневу. Им не верилось, что это происходит. Уже садясь в машину, Виктория загадочно сказала:

— Капитан, жизнь хороша, когда она трезвая...

— Я знаю и поэтому не пью уже год, — просто ответил Ровшан, не придавая значение ее словам.