вавилон 5

Шеридану грозит опасность, найдя историческую параллель. Лондо чувствовал,

что страж что-то заподозрил во время этой беседы. Он чувствовал, что что-то

происходит, но не мог понять, что именно. В голове Лондо не вспыхивала боль,

он не получал властных приказов. Но тварь была более насторожена, чем

обычно, и Лондо тоже был настороже.

Для него это было очень серьезным испытанием. Ему очень хотелось просто

опустить все эти осторожно подобранные фразы и исторические аллюзии, и прямо

сказать Виру о том, что ему надо делать. Но он знал, что бы за этим

последовало — немедленные действия стража. Кто знает, насколько силен

монстр, сидящий у него на плече? Он знал, что страж может причинить боль,

что он следит за его действиями, но вряд ли можно было полагать, что его

возможности ограничивались только этим. Возможно, страж мог превратить его

мозги в кашу легким усилием мысли. Или он мог вызвать у него припадок, или

остановить его сердца, или... еще что-нибудь подобное.

Ему хотелось хоть что-нибудь сделать, чтобы предотвратить гибель

Шеридана от рук этих отвратительных дракхов, но он не мог вмешиваться, не

мог жертвовать собой ради этого. Он все еще дорожил собственной шкурой.

Когда Вир уехал, Лондо стал осторожно следить за новостями из-за

границы. Страж не подозревал, чем занимается Лондо. Все-таки, он был

императором. Вполне естественно, что он должен быть в курсе последних

событий. И, когда стало известно о том, что Шеридан возглавил процессию по

Нижнему уровню, Лондо воспрянул духом. Он изо всех сил старался сдержать

свое ликование.

Затем его энтузиазм испарился. Он всем телом ощущал тьму, источаемую

стражем, и, в тот момент, когда Лондо узнал о мероприятии, которое возглавил

Шеридан, он понял, что да, это была проверка. Проверка, которую он провалил,

и он знал, что им про это известно. Он не был уверен, как именно они это

узнали. Возможно, телепатическая связь была двусторонней. Но он знал, что

это на самом деле так, и теперь ему оставалось ждать расплаты.

— Стоило ли это делать?

Лондо сидел в своей личной библиотеке, которая по традиции была любимым

местом императора. У центавриан была великая история насчет этого.

Императора считали чем-то вроде живого кладезя центаврианской истории, и

предполагалось, что он держал в своей голове все великие деяния его

предшественников, а также многие другие великие свершения Республики.

Учитывая, насколько это были уважаемые и священные обязанности, император

право на уединенное и хорошо охраняемое место, где он сможет удовлетворить

свои познания в истории, выучивая их наизусть. Естественно, во всем дворце

не было более охраняемой комнаты. Там было много книг и множество

разнообразных реликвий прошлого.

Поэтому, когда из темноты раздался голос Шив'калы, спросивший: "Стоило

ли это делать?", Лондо подскочил так резко, что чуть не ударился о стол. Он

вскочил на ноги, пытаясь придать своему лицу надменное выражение,

возмущенный столь бестактным вторжением. В библиотеке царил полумрак, и он

не мог как следует разглядеть Шив'калу.

— Вы здесь? — спросил он, задумавшись на мгновение: вдруг Шив'кала

заговорил с ним мысленно. Но на самом деле это было не так.

— Да, я здесь, — снова услышав этот голос, Лондо мог с уверенностью

сказать, что Шив'кала здесь присутствовал. Но его голос, казалось, доносился

откуда-то издалека, — И вы здесь. Как мило.

— Мило? — выразительно произнес Лондо, — Я бы не стал использовать это

слово. Что вы хотите?

-Хочу? Я бы не стал использовать это слово, — заметил Шив'кала, — Мне

не хочется делать то, что я должен сделать. То, что мы должны сделать.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Неужели?

Лондо почувствовал что-то и напрягся. Это была начинающаяся ... боль. И

еще что-то. Они наказывали его болью в прошлом, но он чувствовал, что сейчас

ощущения были несколько иными. Вместо того, чтобы поразить его внезапно и

яростно, боль начиналась с более низкого уровня, постепенно. Это давало ему

возможность задуматься о том, что, вероятно, он начал привыкать к физическим

и психическим мучениям, которым они его подвергали. Что же до данного

случая... возможно, это вовсе не имело отношения к дракхам.

— Это ваша работа? — требовательно спросил Лондо, схватившись за виски.

— Вы все-таки сделали это, Лондо, — сказал Шив'кала. В его голосе

прозвучало знакомое смирение, — Вы... и только вы.

— Я не понимаю... — боль снова вспыхнула, став сильнее. Лондо

обнаружил, что ему тяжело дышать, его сердца тяжело стучали.

— О, вы все понимаете, — и все следы симпатии и печали исчезли из

голоса дракха. Осталось только жесткость и жестокость. — Вы пытались

одурачить меня, Лондо.

— Я? Я... — и тут Лондо пошатнулся. Он сполз в кресло, в котором

недавно сидел, но не рассчитал расстояния и рухнул на пол. То, что он сейчас

чувствовал, было гораздо хуже, чем все, что ему прежде довелось испытать от

рук дракхов. Возможно, это было самым худшим из всего, что ему доводилось

ощущать на своем веку. Лондо запоздало понял, что эти страдания начинались

медленно для того, чтобы усыпить его бдительность, заставить его подумать,

что, возможно, все не так плохо. Но он ошибался. Его тело свело судорогой,

боль волной захлестнула его. Он попытался мысленно отрешиться от этого,

пытался закрыть свой разум, но это было невозможно, потому что боль

проникала повсюду, в каждую извилину, в каждый уголок его мозга, она была в

каждом нейроне его тела. Он открыл рот, чтобы закричать, но не смог, потому

что его горло свело судорогой. Все, на что он был способен, это издавать

нечленораздельный булькающий хрип.

— Я сказал Сообществу Дракхов, — продолжил Шив'кала, будто не замечая

Лондо, который извивался перед ним, подобно животному на вертеле, — что вам

можно доверять. Что вы знаете свое место. Они потребовали, чтобы я провел

проверку. И я это сделал. А вы ее провалили. Это, Лондо, никуда не годится.

Лондо совершенно потерял контроль над собой. Из него изверглась вся

жидкость, что была в его теле, чего не случалось с тех пор как ему

исполнилось два года. Это было так унизительно, запах был ужасен, а потом,

когда боль усилилась, он перестал это ощущать. Его потемневшая и сломленная

душа взмолилась о пощаде, как это уже было раньше. Он вспомнил о том, как

ему хотелось умереть, как он был готов покончить с собой. Но теперь он

понял, каким же он был дураком, потому что ему никогда не хотелось закончить

свою жизнь вот так. Сейчас ему хотелось все отдать, лишь бы только умереть

спокойно. Он бы убил всех своих друзей и любимых. Он бы уничтожил сотни,

тысячи невинных центавриан. Он бы все сделал, лишь бы прекратились эти

страдания, что сейчас обрушились на него.

А потом стало еще хуже.

Он почувствовал, что его разрывает на части. Что все его органы

превратились в жидкость, и он был убежден, что его мозг вытекает через уши,

он почти чувствовал это. Боль выжгла его глаза, а зубы пронзили десны, язык

распух, заполонив горло. Каждое движение отдавалось огнем, поэтому он

старался сохранять неподвижность, но боль вынуждала его шевелиться, и это

вызывало еще большие страдания. Все это продолжалось до тех пор, пока он не

достиг такого состояния, что перестал ощущать боль.

А потом все вдруг прекратилось.

Все разом исчезло, и он не мог шевельнуться, поэтому лежал в оцепенении

и вони, чувствуя, что никогда больше не сможет себя уважать, никогда больше

не будет чувствовать себя в безопасности. Ему не хотелось бы, чтобы кто-либо

видел его в таком состоянии, ибо он был отвратителен и жалок. Его превратили

в невнятно бормочущую развалину. Одна лишь мысль об этом приводила его в

негодование, но он был бессилен что-либо изменить. И он был так рад тому,

что боль хотя бы ненадолго прекратилась, что разрыдался, содрогаясь всем

телом.

— Знаете, сколько времени все это продолжалось? — спокойно спросил

Шив'кала. Лондо попытался покачать головой, но, если бы он был способен

ответить, то сказал бы, что прошли часы. А, быть может, дни.

— Девять секунд, — продолжил Шив'кала, очевидно, понимая, что Лондо не

может что-либо произнести, — Вы испытывали все это ровно девять секунд. Вам

бы хотелось терпеть все это двадцать или тридцать секунд? Или даже лучше...

двадцать или тридцать минут? Или часов? Или дней?

— Нет... нет, — голос Лондо был почти неузнаваем. Он скорее походил на

гортанный хрип умирающего животного.

— Я так не думаю. Сомневаюсь, что вам бы удалось это пережить. Но, даже

если бы вам это удалось, сомневаюсь, что вы чему-нибудь научились бы.

Лондо ничего не ответил. В этом не было необходимости, и он сомневался,

что мог сказать что-либо членораздельное.

Явно не беспокоясь о том, что удалось выучить Лондо, Шив'кала произнес:

— Это ваше наказание, Лондо. Но это еще не все. Вы должны искупить свою

вину. Вам ясно? Вы слышите то, что я вам говорю?

Лондо попытался кивнуть.

— Хорошо, — Шив'кала вышел из тени и остановился прямо перед Лондо. Он

склонил голову, с усмешкой глядя на императора. — Скажите мне, Лондо... вы

могли бы убить Шеридана... если бы перед вами стояла еще более страшная

альтернатива?

Лондо хотелось помотать головой. Ему хотелось плюнуть в лицо дракху,

заорать от ярости. Ему хотелось сбить его с ног, вцепиться в чешуйчатую шею

этого серокожего монстра. Сейчас его совершенно не волновали спрятанные

бомбы, которые могли разнести его народ на мелкие кусочки. Его не волновала

мысль о том, останется ли он в живых, если попытается задушить Шив'калу.

Все, чего ему сейчас хотелось, это просто попытаться это сделать. Более

того, сделать это.

Но вместо этого он просто кивнул. Он знал, что сейчас он способен на

все. Он был готов убить Деленн, Вира, Тимов... всех, любого, кто попался бы

ему под руку, лишь бы не было этого ужасного "наказания". Хотя его тело уже

не испытывало боли, память о ней все еще была свежа. Ему не хотелось

вспоминать о том, через что ему пришлось пройти, но запах, исходящий от

него, напоминал ему о случившемся.

— Что ж... вам не придется убивать Шеридана, — сказал Шив'кала, — На

данный момент мы хотим оставить его в живых. Понимаете, есть относительно

недавние события, привлекшие наше внимание. Шеридан скоро станет отцом.

Лондо медленно вздохнул, пытаясь успокоить свои бешено стучащие сердца.

Это дало ему время для того, чтобы осознать то, что сказал Шив'кала. Он все

еще лежал на полу, но ему удалось приподнять голову.

— От... отцом? — спросил он.

— Верно, — сказал Шив'кала, — На самом деле, ваше искупление будет

очень простым.

Шив'кала снова двинулся куда-то, и Лондо не мог следить за ним

взглядом. Он направился к реликвиям, к полке, на которой стояло несколько

урн различного предназначения. Он задумчиво изучал их некоторое время, а

потом взял одну из них. Это была серебряная с золотой отделкой урна.

Лондо знал, что именно взял дракх. Это была особая центаврианская

традиция, и он не представлял, зачем Шив'кале нужна эта вещь.

А потом он постепенно с ужасом догадался. Лондо быстро отбросил эту

мысль, не в силах поверить в то, что это возможно. Это было немыслимо, это

было за гранью понимания. Даже для дракха. Они не посмеют. Они не посмели

бы... и, конечно, не хотят заставить его участвовать в этом...

Потом дракх распахнул свою одежду.

— Нет, — прошептал Лондо, — Пожалуйста... нет...

Он лежал на полу, по-прежнему не в силах пошевелиться, и умолял, забыв

про гордость, — Нет...

Шив'кала даже не обратил внимания на его слова. Его грудь отвратительно

пульсировала, как будто там жила какая-то разумная раковая опухоль. Он

поставил урну на ближайший стол, а потом открыл крышку. Отложил ее в

сторону, а потом прижал руку к груди.

— Вы не посмеете... — умолял Лондо. Хотя он знал, что все это

бесполезно, он продолжал умолять. И снова дракх не обратил внимания на его

слова. Он осторожно извлек из отверстия в своем теле маленькое создание.

Тварь была похожа на стража, только гораздо меньше. Ее глаз был закрыт, и

Лондо не мог сказать, спала ли она, или даже пребывала в спячке.

Шив'кала на мгновение с гордостью взял это существо в ладони. Он почти

с родительской нежностью провел пальцем по его спинке. Это вызвало у Лондо

тошноту. Затем он посадил тварь на крышку и закрыл урну. Лондо не мог

произнести ни слова. Он просто беспомощно мотал головой.

— Когда Шеридан и Деленн прибудут на Минбар... вы тоже поедете туда. Вы

подарите им это, — он коснулся урны своим длинным пальцем, — Вы прикажете

запечатать дно урны, чтобы Шеридан не смог ее проверить. Страж сумеет

освободиться, когда придет время.

— Ребенок?.. — Лондо не мог в это поверить, — Беспомощное дитя?

— Сын Шеридана и Деленн... да, это будет сын... но он не всегда будет

беспомощным ребенком. Когда он вырастет... он нам понадобится. Страж

позаботится о нем. А вы... вы позаботитесь о страже.

— Нет, — Лондо к своему удивлению, смог покачать головой, — Нет...

невинное дитя...

— Если вы не выполните свое искупление, Лондо, — спокойно ответил

Шив'кала, как будто ждавший, что Лондо будет возражать, — то на вашей

совести будут миллионы невинных детей на Приме Центавра. Но сначала... Сенна

станет первой жертвой... — его губы скривились в подобии улыбки, — нашего

недовольства.

— Нет... только не она... — сказал Лондо.

— Император, кажется, вы плохо понимаете, как мало значат ваши слова.

Итак... вы будете нам помогать?

Ненавидя себя, ненавидя жизнь, ненавидя Вселенную, которая все это

допустила, Лондо смог лишь кивнуть.

А потом его зрение затуманилось, и на него накатилась еще одна волна

боли. Он прикрыл глаза, пытаясь прогнать это ощущение. Когда он снова открыл

их, Шив'кала исчез. Исчез, оставив Лондо наедине с его слабостью, болью и

отвращением. Лондо теперь был обречен вечно помнить о том, что он не только

принял ужасное решение, но и пришел к нему совершенно без нажима. Это

заставило его задуматься о том, что еще дракхи могут потребовать от него.

Его привела в ужас мысль о том, что пока что дракхи еще были очень

снисходительны по отношению к нему.

Он подумал о том, что еще ему предстоит. О том, почему его так

беспокоит грозившая Сенне опасность. Он подумал о том, было ли у него такое

время, когда он действительно был счастлив... хотя бы недолго.