"Как же хорошо жить-то, оказывается!"
В трещании Бирюка он вдруг выловил слова:
-...а мать его и говорит...
-Чья мать? — без интереса спросил Платон.
-Ты чё, не слушаешь совсем? А я распинаюсь...
-Кароче!
-Да Вихря мать прилетела, в тот вот день, она прямо в самый нужный момент там оказалась.
-Где там? — опять не понял Санек.
-Не, Платон, ну ты тупой... Мать Вихря прилетела и шла на выход, а Лерка как раз убегала. Ну и Вера Ивановна Лерку и уцепила, ту потом от неё еле отцепили.
-А остальные?
-Ну чё, остальные, этих всех хачиков Москва забрала. Девки дома, старшей и Леркиному ухажеру статья будет, а вторая, та вроде нормально.
-А Лерка?
— А чё Лерка? Вера Ивановна каждый день про тебя спрашивает, а Лерка, говорит, от мужиков шарахается, даже от пацанов. Там вроде... этот, как его, требуется... а, психолог, что ли. Иваныч тебя ждет-не дождется, ему твои показания ой как требуются. Во, я тебе все выложил, как на духу.
-Сашк, ты Вихря матушке скажи, если она ещё здесь будет, как меня в палату переведут — я прошу, чтобы пришла ненадолго.
-Лан, передам.
А Платон совсем оживился. И появилось у него занятие: он ждал Олесю, в её смену у него и раны болели меньше, и уколы всякие, что ставила она, казались укусами комаров — он просто любовался этой шустрой, невысокой девчонкой и с тоской понимал, что вот такие-то как раз и не для него...
В начале следующей недели в реанимации началось оживление, все куда-то торопились, чего-то шуршали, мало ли... Наконец подошли к Платону:
-Ну что, Александр, расстаемся мы с тобой!
-Это как? — не понял Санек.
Врач — Илья Григорьевич, мучивший его на перевязках, заулыбался:
-Да в палату мы тебя переводим, хватит у нас тут место занимать.
-Чё, правда? — не поверил Санек.
-Правда, правда — тебе теперь только выздоравливать, а мы всем коллективом желаем всего хорошего и к нам больше не попадать!
Пришедшему к нему вечером Бирюку пришлось поволноваться. Он чё-то долго ждал разрешения пройти, начал гнать волну, и задергался правый глаз, "реанимация, она, гад, такая сволочная штука, кто знает, что там у Санька".
Наконец вышла медсестра:
-Кто к Платонову?
-Я, — совсем обмер Бирюк.
-Его перевели на второй этаж. Палата 227, вход вон там, со двора, да бахилы купите сразу. Так не пропустят!
Бирюк затряс её руку:
-Девушка, спасибо! Я побежал!
Бирюк, выскочив из корпуса, бестолково заметался...
-"Бахилы, блин, где хоть они продаются?"
-Чего ты, милок, мечешься? — по аллейке шла санитарка с большим мешком в руках.
-Да бахилы надо. А хрен знает, где их купить.
-Пошли, покажу.
-Э-э, тетка, стой! — Бирюк ухватил её мешок, — давай дотащу!
-Вот спасибо! Бирюк на радостях купил сразу десять пар бахил этих, вышел, зажмурился, глядя на такое совсем жаркое солнышко, и понесся к корпусу. Зазвонил телефон:
-Во я дурак! Надо же всем сообщить!
-Андрюха, Андрюха! — заорал он в трубку, — Сашку...
Тот перебил его.
-ЧТО?!
-Да не, Сашку в палату перевели, вот бахилов купил, бегу к нему.
-А-а-а, — заорал всегда невозмутимый второй Платон, — а-а-а, я вечером прискачу, говори, куда и где?
— Я только знаю, что второй этаж, 227 палата. Ща туда пройду и от Санька тебе звякну, лады?
В палату Бирюк входил на цыпочках — мало ли, чё там.
Небольшая, уютная комната, две кровати. На дальней, у окна, спиной к Бирюку сидела какая-то тетка и разговаривала с кем-то, а на ближней лежал с интересом смотрящий на него Платон. -Санёк! — рванулся к нему Бирюк, — Санёк, дай я тебя, братан, хоть обниму!
Он с величайшей осторожностью обнял своего другана за плечи.
-Ты... это... Санек, я... — забормотал Бирюк, сглатывая, — не могу... я.
-Сашк, мне бы эту жуткую бороду сбрить, противно! — помог ему Платон.
-А? Точно! Ща!
Он набрал Андрюху, начал ему бестолково, путаясь в словах говорить. Платон, не выдержав, взял у него трубу и сказал:
-Братишка, я в палате. Мне бы побриться, зарос, как дикобраз. Да, да. Андрюх, попроси свою Маринку букет красивый мне выбрать. Да, для Олеси. Да, я тоже, жду!
А Бирюк про себя изумился. Олесю он знал только одну — ту чернявую медсестру, на его взгляд ничё особенного: мелкая, вертлявая, чернявая.
Но мысли свои оставил при себе — Платон ведь, скажи ему чего, не смотри, что лежачий — в момент своими кувалдами в рожу... Да и чтобы Платон и кому-то из баб — цветочки?
Бирюк, зная его как облупленного, сообразил, что про эту девчонку лучше не спрашивать.
-Санек, это... надо Крюку сказать и Вер Иванне, что ты в палате теперь.
-Звони!
Крюк ответил лаконично:
-Понял, спасибо!
Вера Ивановна же наоборот, подробно расспросила, где и как его найти. Потом попросила передать трубу Платону.
Тот, заметно робея, сказал:
-Здрасьте, Вера Ивановна!
И замолчал, слушая её, потом как-то просветленно улыбнулся и пробормотал:
-Спасибо, я не ожидал. А Лера как? Да?
И потом вдруг удивленно замолчал, слушая какой-то щебет...
-Лерка, я рад, что ты успела! Да, конечно, если сможешь — буду рад! Да, пока.
-Ухх, Сашка! Как же хорошо!
На следующий день утром прилетел Андрюха, долго и тщательно сбривал всю растительность на лице братика, а увидев какое худое у него стало лицо, только вздохнул.
-Сашка, ты, как говорила маленькая Олечка — чистый шкелет!!
-Нормалёк! Поправлюсь!
Открылась дверь и в палату заглянула Олеся:
-Мальчики, а где Са...ша... Это ты? Не узнала!
-Богатым буду!
-Я вот забежала перед уходом глянуть, как мой женишок тут? Надо же, я думала, тебе далеко за тридцатку, а ты совсем молодой.
Санек кивнул Андрюхе, и тот вытащил из шкафа, стоящего в углу палаты, банку с тюльпанами, нежно-сиреневыми и бело-розовыми, большой букет.
-Олесь, я вот тут тебе букет припас, от всего сердца.
Олеся вдруг смутилась:
-Мне? Ой, спасибо! Я очень люблю тюльпаны, как только ты догадался?
-Да вот, смог.
-Спасибо, Саша! — она уткнулась носом в букет и заулыбалась. И вслед за ней заулыбались и братики Платоновы.
Санек подумал:
-"Вот ведь, как солнышко в палату заглянуло!"
-Спасибо, я побежала, на электричку бы не опоздать, потом окно будет два часа, а спать очень хочется. Я забегу, как на дежурство приеду!
Она ушла, а Платон все ёще улыбался. Андрюха не мешал ему, понимая, что вот такие радостные минутки дают братику толчок, он будет стараться побыстрее выздороветь.
А после процедур и болезненной перевязки к Платону повалили посетители.
Пришел сначала серьезный мужик, Сашка удивленно уставился на него — незнакомый же, а когда тот заговорил, встрепенулся.
-Ну ни фига себе! Это ты? Силен! Только по голосу и узнал!
— На том стоим! — усмехнулся мужик. — Вот, решил навестить тебя, ты вроде теперь как крестник мне.
-Это как?
-А по крови.
-Тоже сдавал?
-Да, моя кровь твоей же, первой группы, так что проявятся в тебе и мои черты. Рад, что ты выкарабкался! Мы тут в агентстве скинулись, знаем же, сколько требуется на лечение. Ты не выёживайся, — одернул он Платона, собиравшегося возмутиться, — а то мы дурее тебя. Братишка твой последние штаны с себя снимет, только и их не хватит. Тебе сейчас и витамины, и какие-то лекарства понадобятся, как брата зовут? Андрей? Вот, держи, для этого упертого. Пакет тоже разбери, там фрукты-продукты, в холодильник положи...
-Саш, если бы с тобой контакта не получилось, то скорее всего, пришлось бы квартирку штурмовать, в таких ситуациях всегда трупы бывают, проверено. Девчонок бы точно успели убрать... Мы с тобой знакомы, вот меня и отправили к тебе, навестить, всем отделом рады, что ты выжил!
Еще посидев, Толян, бывший не так давно бомжеватым дедком, оставив номер телефона, ушел.
А через полчаса в палату завалился Крюк в сопровождении верного Стального.
-"Ни хрена себе!" — удивился про себя Санек.
-Здорово, Платон! — Оба крепко пожали ему руку. — Да, знатно тебе прилетело, но были бы кости.
Крюк как-то непонятно смотрел на Санька, от которого осталась только половина. -Мы тут проконсультировались с твоим лечащим врачом, все, что требуется для лечения — будет, ты только выздоравливай.
Но Платон не был бы Платоном, если бы промолчал:
-Спасибо, но с чего такое внимание ко мне? Я как бы не из авторитетов, так.
. -Дубина! Весь город знает, что один из ребятишек Крюка спас девчонок, — пробурчал Стальной, — от девок отбоя не будет!
-До девок мне пока — как до Китая пешком! — ухмыльнулся Санек.
-Платон, я матери Вихря слово давал, а я балаболом никогда не был! — неспешно сказал Крюк. — Ты же сразу понял, что в дерьмо вляпался и постарался исправить, что не каждый бы сделал. Вихрь тебе, помнится, иногда и кулаками вбивал умение думать и уметь исправлять ошибки, он возле себя дебилов не терпел, быть его друганом мало кому было позволено. Думаю, он бы порадовался, что ты не сдрейфил.
-Да, он порадовался, это точно, я пока в коме был, ох и получил от него! — Платон рассказал про их 'встречу', Крюк заулыбался:
-Надо же, Вихрь и там все такой же зануда и вредина, так жаль, что мало пожил... А Вера Ивановна сама к тебе приехать рвется, скорее всего, завтра и навестит. Ладно, нам пора, выздоравливай. Мы на связи, чуть что — звони, чем можем — поможем.
Платон немного поспал, а когда проснулся, возле него сидел Козлов и с грустной улыбкой поглядывал на него.
-Здравствуй, Александр!
-Здрасьте, Владимир Иваныч! Чё Вы меня так официально, лучше как и всегда — Санек.
-Нет уж! Санек-это как-то не серьезно, типа шестерки на побегушках. Саша, я понимаю, ты только-только с того света вернулся, но прости, время не ждет. Нужны твои показания, заврались ведь все ребятки-то. То сначала оба ничего не понимали по-русски, то Юсиф Бербер симулировал сумасшествие, теперь не зная, что ты на поправку пошел, валят все на тебя.
-Ни хрена себе! Я в Турции не был, Эдика этого за два дня до всех делов только и увидел: с Кондриком — ошивались у киношки, Кондрик же и предложил непыльную работенку.
-Который из трех?
-Виталя. Я и представить не мог, что девчонок хотят в проститутки, повелся, хотел ремонт в хате сделать, да... эх! Поди, из больницы сразу на нары придется?
— На нары успеется, у тебя много смягчающих, да и пока об этом рано... давай, то, что меня больше всего интересует, сегодня запишем.
И спрашивал Козлов Санька, а тот старался вспомнить любую мелочь. Козлов, зная уже показания Леры Темновой и Кати Сосниной, про себя порадовался, что все показания у троих совпадают. Ковалева же отговаривалась тем, что с Платоном почти не общалась. А Бербер и Мамедов, те не сговариваясь, старались как можно сильнее очернить Платона, уверенные, что он не выживет и его можно подставить— срок-то светил не малый. Тем более, что Козлов, ухватившись за тоненькую поначалу ниточку, начал понимать, что впереди уже даже не веревочка, а канат. Всплывали некоторые нюансы, из которых следовали очень нехорошие выводы — у этих двух похищение было не первым, и скорое всего, будет выделено в производство ещё одно дело, отдельно, которое заберет Москва — пропавшие до этого девчонки были москвичками.
Вера собиралась навестить Платонова, а Лерка усиленно размышляла, ехать или нет ей к Сашке. У неё после всего происшедшего началась фобия, вернее, как пояснила психолог Марина Борисовна — андрофобия — боязнь мужчин.
Все эти дни, пошла уже вторая неделя, она испуганно жалась или к Натке, или к теть Вере, если кто-то из мужчин близко находился возле неё. Подпускала к себе только Антона, следователя Козлова и мелкого адьютанта Димки Кондратьева — Женьку Страхова, Илью — боязливо обходила, а увидев издали смуглого мужчину, намертво вцеплялась в руку идущих рядом с ней. Женек нечаянно проболтался про Темнова, и когда Витюша, увидев дочку, ринулся к ней — обнять, она дико закричала и спряталась за свою теть Веру.
А Вера, ощерившись, негромко сказала:
-Каким надо быть идиотом, зная, что пережил ребенок — пугать её ещё больше.
Темнов остановился и замер, как кто ему дал поддых.
-Лера, Лерочка... Я же твой папка!
-Не подходи! — уткнувшись в спину теть Веры, глухо сказала его любимая доченька.
-Но я же...
-Ты совсем дебил, зачем ребенка на истерику провоцируешь?
-Теть Вер, пойдем скорее домой!
-Да, идем!
Они быстро развернулись и почти бегом пошли, а Темнов стоял и с болью смотрел на его боязливо жавшуюся к этой старой суке, а не к нему, дочку, и так ему поплохело, когда стало доходить, что вряд ли в ближайшее время его ласковая девочка будет с ним общаться.
Антон сразу же сказал, что отвезет Веру в Склиф, без вопросов, и Лерка решилась поехать — с теть Верой и Антоном Сергеевичем точно ничего плохого не случится.
А вечером пошли к Тучковой. Та уже вторую неделю материлась и дурниной орала на свою подругу, которая "заелась там в своих Европах". А сегодня испекла свой фирменный медовик, ну, как было не пойти?
-"Этот, который муж-не муж, опять ушел в приймаки, так что гуляем, девки!" Ввалились шумной толпой: Вера, Натка, Лера, Ржентич.
-Через часок ещё и Антон должен подъехать, — добавила Натка.
-Ни... чего себе, проглотила "ласковые" слова Тучкова. — А я, бля, блин по-простому.
-А мы по-какому?
-Не, ну при вас мужчина-иностранец, а я ведь без мата, как щи без томата.
Ржентич махнул рукой:
-Я много не разбирах, можьно!
Вера засмеялась:
-Он уже наслушался нашего разговорного, частенько ведь можно услышать.
-Подруг, какого ты себе мужика урвала! Одобрям-сс, — где-то через полчаса выдала Тучкова.
-А приезжай — и тебя там оженим, сербов холостых много има.
Ржентич ел её медовик, восхищался и просил добавки, чем полностью подкупил Тучкову:
-Эти-то сучки по кусочку съедят и все, нет бы уважить как надо меня, трудягу.
— Да уж, пить чай с тортом порезанным на четыре куска и пятью ложками сахара в чае — это надо уметь!
Вера пояснила Ржентичу русский анекдот про то, как муж спросил жену — на сколько кусков порезать торт? На шесть или на четыре? На шесть много, лучше на четыре.
Ржентич помолчал, посмотрел на торт, прикинул размеры кусочков и минут пять громко ржал.
Потом уже, когда приехал Антон, и все, наевшись, лениво переговаривались, у Ржентича опять был ржач.
Тучкова убрав лишние тарелки-блюдца со стола, опять настойчиво предлагала всем по кусочку тортика.
-Ну тебя в баню, сколько можно?
-Никто не хочет? Точно? Ну тогда я ещё кусочек, — Таня, не смущаясь, отрезала себе четвертую часть от второго торта и навела большую кружку чаю, Вера вслух считала за ней ложки сахара:
-Пять! Все как всегда!
Мариан обсмеялся.
-Интересные вы какие, руснаци.
-Да, мы ещё много чего умеем!!
Лерка, в самом начале настороженно жавшаяся к маме, понемногу расслабилась, и среди смеха взрослых слышался и её звонкий .
