Все "в шоколаде."
<
Ссылка на обновление
Глава1.
Новый 2012 год начался для семьи Темновых с "сюрпрайза". Натка, тридцатишестилетняя мать двоих детей — тринадцатилетней Леры и шестилетнего Николушки, нежилась в ванне с пеной. Пену, какую-то новомодную, подарили ей дети и с обеда приставали к ней, чтобы опробовала. Пена и впрямь была отличная, нежный такой запах, приятная водичка... Натка расслабилась, и тем неожиданней был вопль дочки:
-Мама! Ты посмотри, что этот козел пишет! Мама!! Натка, слыша в голосе своей выдержанной дочки истерические какие-то нотки, едва попадая в рукава халата, дергаясь и пугаясь все больше, наконец-то оделась и выскочила в коридор.
Лера трясущейся рукой протягивала ей телефон:
-Мам, он совсем дебил!! Ненавижу!!
Дочка рывком всунула ей телефон в руки и, зарыдав, побежала в свою комнату. -Что такое? Лер? Коля?
Колюшка, видя истерику Леры, тоже кривил губы:
-Ну, не плачь, Лера тебя напугала, иди, малыш, играй в свою игру. Я разберусь! — успокоенный ребенок убежал к своему планшету.
Натка нажала на кнопку телефона, высветилось сообщение от мужа. Прочитав его раз, ничегошеньки не поняла.
-Может, новогодний розыгрыш?
Села на табуретку в кухне и ещё раз внимательно прочла:
"Наташ, наша с тобой жизнь оказалась пустой. Не осталось никаких чувств, не вижу смысла вот так жить дальше. Детей не брошу, давай останемся друзьями."
-Так, ети иху корень!
Натка, оглушенная и ничего не понимающая, набрала номер мужа, он был на работе, в Москве, — работал охранником на стадионе по двое суток. Гудки шли, трубку никто не брал.
-Та-а-ак, значит, Виктор Иваныч не шутит? Занятно, ай да подарок под елочку!!
Натка полезла в дальний угол тумбочки — там лежали в заначке сигареты, на всякий поганый случай. Вот поганый и случился. Никогда не курившая при детях, Натка трясущимися руками минут пять пыталась прикурить. Закурив, сильно затянулась и только сейчас почувствовала, что стало зябко, выскочила-то не вытираясь, пошла, оделась потеплее и позвала дочку:
-Лер, иди сюда!!
Зареванная, злая дочка влетела на кухню:
-Мам, и ты так спокойно сидишь? Его, козла прибить мало!
-Подожди, Лер, может, это шутка такая дурацкая?
-Ты чего, мам, он же у нас шутит раз в полгода? — дочка опять всхлипнула.
-Лер, давай подождем, когда он ответит, поговорим и тогда будем думать.
-Как ты с ним поговоришь, если он, гад, трубку не берет?
Натка, оглушенная и не верящая до конца в серьезность намерений мужа, кое-как успокоила дочку, написала мужу СМСку и все ждала ответа.
Уснули дети, во всех соседских многоэтажках одно за другим гасли окна, только кое-где мигали разноцветными огоньками елочные гирлянды, с улицы иногда доносилось шум гуляющих, хлопанье петард-люди справляли Новый год, веселились и радовались а Натка все сидела на кухне, курила сигареты и, тупо уставившись в окно, думала, прикидывала, гадала и ничегошеньки не могла понять.
Юная студентка медучилища Натка Рыжова встретила Витюшу Темнова на дискотеке. Им с девчонками сразу приглянулся высокий, явно за метр восемьдесят ростом, приятной внешности, русоволосый молодой человек. Девчонки хихикали, строили ему глазки, а он, по непонятным причинам, выделил из них всех Натку. Пошел провожать, она млела и радовалась — как же, такой видный парень и на неё запал. И влюбилась девятнадцатилетняя Натка, как говорится, по уши. Ей нравилось в Витюше все — спокойствие, негромкий голос, разумность, в общем, через месяц она переехала жить к нему в отдельную двушку.
Маманьке её было как-то не до дочери, они с отчимом Натки хорошо поддавали, и если отчим работал и отводил душу по выходным, то маманя, бывшая на инвалидности, в вине себя не ограничивала. Кто знает, может, эти постоянные пьянки подспудно повлияли на решение Натки жить вместе, она не сильно обратила внимание на то, что Витюша уже был женат. Прожив с первой женой три месяца — разошлись. Он кратко поведал, что им не дала жить теща, почему-то возненавидевшая его с первых дней.
Натка конечно же оскорбилась — как это её такого необыкновенного Витюшу и невзлюбить? Значит, стерва попалась. Её Витюша — он такой, такой... правда, вот не романтик. Цветы дарит только на день рождения и Восьмое марта, но откуда же ему быть романтиком, если воспитывался он у тетки?
Родители его как-то одинаково погибли, попав под машину. Сначала такая неудача была у отца, а через три года и мать сшибло машиной.
-"Вот и остался восьмилетний Витюша один, конечно же тетка — это не мама родная! — рассуждала юная Натка. — Вот и вырос её Витюша замкнутым и не романтичным, зато надежный, а это главное!!
Закончив медучилище, устроилась в местную ЦРБ, медсестрой по сменам, любимый официально не работал, перебивался калымами, иногда приносил много, иногда чуть-чуть, Натка не унывала. С детства привыкшая жить на небольшую пенсию по потере кормильца — родного отца, она умела быть бережливой и экономной, умела, что называется, "из ничего сделать чего".
В девяносто седьмом любимый Витюша набил морду соседу по коммуналке, который по пьяни обзывал Натку. Завели дело, все были уверены — дадут условно, но судьи — тоже люди со своими тараканами в голове, то ли не понравился её Витюшка судье, то ли у того что-то болело... Во время процесса он как-то мрачно смотрел на него, и приговор был — один год общего режима. В зале суда под белы рученьки и увели Витеньку. Хорошо, что далеко не отправили — оставили отбывать срок здесь же, в местной ИК. В больнице работать стало совсем плохо, зарплату мизерную постоянно задерживали, и сманила Натку её однокурсница в Москву, работать в павильоне продавать двери. Вот и моталась Натка через два дня в Москву, на ВДНХ, на дорогу уходило аж три часа в одну сторону, но иного выхода не было.
Почти все заработанное уходило на передачи для мужа. Он ещё постоянно просил прикупить лишнего: то десять пар тапок разного размера, то какие-то лекарства. Худенькая Натка стала ещё худее, но ведь Витюше все нужно. Летом, в июле было у неё длительное свидание — двое суток они были вместе и так совпало, что в это же время было свидание у местного бандюгана, известного по всему городу — Вихря, с матерью. Вот там-то они и подружились с "мам-подружкой", теть Верой.
Первое впечатление было такое: уставшая, вся какая-то замученная женщина, лет пятидесяти с хвостиком, сидела крепко задумавшись, ни на что не реагируя, спокойно ожидая, когда их начнут запускать в комнату длительного свидания.
-Тетка какая-то угрюмая, поговорить не с кем будет, поди! — подумала Натка.
-Вихрева!! — позвала из окошка служащая.
Тетка встрепенулась и начала выгружать принесенные баулы, потом она пошла на КПП, а Натка уже в этой КДС увидела совсем другую женщину.
На кухне, стоя возле широкоплечего молодого мужчины, она сияла и светилась:
-Сыночка, а может, все-таки мясо разогреть?
Скупо улыбаясь, сыночка отвечал:
-Сначала чифир, потом все остальное! Ма, не суетись!
Как не суетиться, когда у сыночка назавтра случился день рождения, и естественно, Натка с Витюшей и ещё один парняга — Серега Радин с матерью, оказались на дне рождения Вихря. Тетка оказалась мировой, истово любящей своего непутевого сыночка, как она ласково его называла — "Непутящий ты мой!"
Вихрь, несмотря на свою репутацию, оказался славным малым, особенно подкупало его обожание своей "Ма", видно было, что он тоже очень её любит.
Оказалось, что и живут они с Наткой в соседних домах. Вот так и подружились они. Теть Вера, много хлебанувшая в жизни, отличалась неистребимым оптимизмом, постоянно моталась в Москву, с неподъемной тележкой килограмм сорок-пятьдесят овощей-фруктов.
Стояла как и многие другие бедолаги, торгуя у метро"Красные ворота", мерзла, мокла, но не унывала -жить-то надо было, на работе отправили сначала на пару недель за свой счет, а пара недель уже перевалила на третий месяц, вот и мотались они со своей хулиганистой, разговаривающей на чистом матерном языке соседкой в Москву.
Натка полюбила бывать у теть Веры, вести неспешные разговоры, чаевничать, смеяться до упаду, когда две подружки-соседки начинали прикалываться. Она рыдала от смеха, слушая истории в исполнении подруги теть Веры — Тучковой, та первое время старалась говорить культурно, но натуру не переделаешь, из неё постоянно лезли соленые словечки и выражения, без них никак не получалось. Ну как можно рассказать душещипательную историю без них?
-"Вот, девки, решила я своего пидэрсию (голубым он не был, просто она его так звала — мужик был страшенный бабник — когда подросли дети-погодки постоянно уходил из своей квартиры на шестом этаже от жены к любимой женщине-на четвертый этаж. Пожив там, возвращался к жене, так вот и курсировал, но об этом в процессе) застукать на горячем. Верка вон знает, что в Марьино (деревня, в процессе расширения города оказалась в его черте) дом от родителей остался, звоню Ленке Махаевой:
-Пойдем что ли, голубков прищучим?
-А той — хлебом не корми, подавай приключения. Пошли, вроде все тихо, никого нет, а я ухо приложила к окну, вроде бубнит кто-то.
-Ленк, стучи!
-Че ты, Тань, там нету никого?
-Стучи, мля.
Та со всей дури и затарабанила, слышу голос родименький:-Кто?
Ленка орет: -Я, Вить, Ленка Махаева.
Ну тот и открыл, растерялся. А я, видишь, какая худая — нырь мимо него и в горницу. А там 'любимая женщина' на кровати сидит... Ну я и оторвалась, чем-то охреначила, этот жирный козел полез её закрыть, и ему досталось. А той личико подпортила, фингал долго не сходил, сердце радовал мое.
-Подожди, дай закурю, так не интересно рассказывать!!
Теть Вера, знавшая эту историю, посмеивалась. А Натка держалась за живот.
-Не, ты слушай дальше. — Тучкова, размахивая сигаретой, зажатой в руке, продолжала: — А через день -звонок в дверь. Открываю — мент стоит.
Все честь по чести: — Я Ваш новый участковый, какой-то там Максим, а будто я старого знала?
-В чем дело? — спрашиваю.
Ну он мне и выдал:
-На Вас поступило заявление от гражданки Беловой Елены Викторовны. Она пишет, что вы избили её, и результаты зафиксированы в справке из травмпункта. А также факт избиения подтверждает ваш муж -Тучков Виктор Петрович!
-Вот тут я охренела, эта падла подтверждает!!
А мент стоит, ждет.
— Ну, Таня, давай!-думаю.
Говорю: — Я? Избила? Да Вы посмотрите на меня, во мне росту 152 сантиметра и весу 48 килограммов, как я могла такую пышную даму избить? Я же против неё — комар.
А сама честными глазами на него смотрю. Парень молодой, лет двадцать пять поди, смотрел-смотрел на меня, я на него, сигарета как всегда в руке, глаза честные, не женщина, а скромнотушка.
Да, — вздохнул он, — чистая комедия! — потом как заржет, до слез аж, и выговорил:
-Больше не хулиганьте! До свидания! — и ушел, все так же угорая.
-А я чего? Вещи выставила, как думаешь, Вер, может, их на четвертый этаж отнести?"
-Всем ты, Тань, девка хорошая, но вот на мой характер, не пустила бы больше его назад. Ушел — и скатертью дорога. Ну, да что говорить, ты сама не маленькая, разберешься.
И таких историй у Тучковой было море, как она умудрялась выживать, когда этот, жирный, с красной рожей, мерзкий на язык — хуже трепливой бабы, подлюга, то уходил, то приходил, мотивируя возвращение одними и теми же словами:
-Я здесь прописан, квартира на меня!
-Тебе, Верка, хорошо теперь, твой алкаш вон допился, вдовой оставил, а тут никакая зараза не берет. Придет, как побитый пес, начинает свою Ленусю и мамашку ее грязью поливать:
— Мать, прости, я тебя люблю, как мать моих детей! А меня как лукавый раздирает — принимаю, ну не дура ли?
Натка слушала, ужасаясь в душе, как можно так жить? И эти две неунывающие тетки открывались совсем с другой стороны. Тучкова обожала мармелад и пастилу, и теть Вера постоянно звала её на чай, где за разговорами они начинали задорно смеяться, стараясь превратить все неприятные ситуации в шутки. Натка ждала своего Витюшу, твердо зная, что вот у неё-то точно не будет таких ситуаций, он не алкаш и не бабник, а самый хороший .
Освободившись, Темнов сразу же заявил:
-Жениться будем, чем быстрее, тем лучше! — как-то быстро нашел подработку, и через пару месяцев подали заявление.
Единственное, что напрягало Натку — её обожаемый Витюшка и теть Вера не смогли найти общего языка. Темнов хмурился и едва буркал:
-Здрасьте! — когда она забегала к ним, или виделись на улице.
-Теть Вер, чего вы с Витюшей никогда не разговариваете? Вон, ты на улице даже с пьянчужками здороваешься и разговариваешь?
Теть Вера, как-то с грустью и жалостью глядя на Натку, помолчала, подбирая слова — это потом уже до Натки дошло, она не хотела её обидеть — и, вздохнув, сказала:
-Мы с ним абсолютно разные, и, к моему сожалению, нет у нас точек соприкосновения. Бывает вот так, редко, но случается.
Сыночка её, Димку Вихря, отправили по этапу, куда-то на север, в местной ИК нашла коса на камень с особистом Колосовым, тот неустанно пытался его зацепить, и Вихрь не вылезал из штрафного изолятора, не поддаваясь особисту. Противостояние длилось больше года, а поскольку Вихрь был не в праве как-то да отвечать на провокации и придирки, то дело закончилось отправкой его куда подальше. Ехал её ребенок через полстраны, она мужественно ждала весточку, не показывая никому, как ей лихо. Через три месяца только пришло письмо из самого северного лагеря, за Воркутой. Писал сыночек так:
— "Ма, привет! Все нормально, я наконец-то на месте. Представь, тут лето два месяца. В августе на день шахтера включают отопление, двести километров отсюда Карское море, которое впадает в Северный ледовитый океан, и ветра с него дуют — зашибись. Что интересно, на зоне совсем нет бетонных заборов, только обтянута она по периметру колючей проволокой — заборы зимой заносит полностью, снега обильные, представь, какие горы наметает. Бежать отсюда совсем не улыбается никому — занесет за полчаса и весной не вытаешь. Это я шучу. Ма, честно, здесь намного спокойнее, никто не дергает и народ со мной отбывает серьезный, не волнуйся."
Натка уже знала от Тучковой, что у теть Веры был ещё сын, погодок Димкин, но как-то нелепо погиб. Теть Вера ничего не говорила, и Натка, чувствуя, что ей больно об этом говорить, никогда не лезла с вопросами, понимая теперь, почему сорокашестилетняя теть Вера выглядит лет на пять старше.
Родная мама отказалась ездить с Наткой выбирать все для свадьбы мотивируя тем, что слаба здоровьем. Натка попросила теть Веру, ездили с ней по всему городу, купили туфли, фату, всякие другие мелочи, а платье долго искали — нашли только через пару дней — то, что надо.
-Наташ, ты будешь самая красивая невеста!
-Ну, и жених не хуже, — счастливо улыбалась Натка.
На свадьбу приехали две сестры Наткиной матери из Питера, старшая из сестер работала в Мариинке балетмейстером, и видевшая её впервые Натка заметно робела перед такой успешной теткой.
Экстравагантная, вся в кольцах-бусах-браслетах, непрерывно курящая, Вероника Владимировна держалась отстраненно, видно было, что вращается она совсем в других кругах. А вторая, самая младшая из теток — Нина, наоборот, враз перезнакомилась и подружилась со всеми, особенно накоротке они сошлись с теть Верой.
Вот теть Нина-то и сказала потихоньку, что Вероника много лет собирала документы и смогла доказать, что они, Лунины, являются потомками графов Шереметьевых, как выразилась тетка — "сто пятьдесят восьмая вода на киселе, но Вероника уж очень задрала нос, постоянно козыряя этим, даже документы выправила".
Натка только посмеялась:
-Где мы и где графья?
После свадьбы Натка постоянно цеплявшая на себя какие-то простуды-сопли даже обиделась на свою мам-подружку. Та ворчала на неё, что она болячки свои лелеет, графская капризуля:
-Вот, в царское время, поди, и в посудомойки бы не взяла меня, голубая квелая кровь? Не обращай внимания на свои болячки, и они к тебе лезть не будут.
-Ты чё, теть Вер, совсем ку-ку? Я людей не по титулу ценю, и вообще, я тебе пришла сказать, беременная я.
-Ух, как здорово! Мне от сына внуков-внучек не скоро, поди, дождаться, а тут через восемь месяцев человечек родится!! Рожай, Наташ, девочку, ну их, парней... достали штаны, носки и рубахи, хочется бантиков, платьишек, туфелек, куколок.
Натка перед самым освобождением Витюши сумела поменять работу — повезло неимоверно, устроилась медсестрой в отделение гемодиализа в больницу, в Москве. Работала по сменам, зарплату платили вовремя, все так же ездила в Москву, а теть Вера обеспокоенно постоянно после смен, звонила и спрашивала, как она себя чувствует.
Темнов не выдержал:
-Чего она тебе постоянно названивает, что, мужа у тебя нет? Видимость создает, что волнуется?
-Вить, ты чего, она же последним с нами делится — вон, полкочана капусты сунула и кусочек сала.
-А зачем берешь, чтобы потом она тебя этим упрекала?
-Вить, ты не в ту оперу куда-то попер, сам не видишь, как мамка и как теть Вера ко мне относятся?
Натке впервые стало как-то неудобно и неприятно за мужа. Подозревать в чем-то корыстном человека, который постоянно помогает пусть в мелочах, но ведь делится последним? Да и привыкла она уже советоваться с ней по многим вопросам, особенно в плане приготовления чего-то нового.
А Веру ругала Тучкова:
-Что ты суетишься? У неё вон какой бугаина дома сидит, не работает!
-Я разве ему? Девчонка беременная, как не побаловать? Девочку вот родит, я крестной буду — все, глядишь, почти внучка будет. Мой-то Митюнька вряд ли скоро кого мне подарит, там ещё "дослужить" надо, да невесты-то все замуж пошли, кто ждать будет, с его-то шестилетним сроком? Это я с ним вместе отбываю, а так... Ой, Тань, есть возможность — даю, делюсь, а нет, сама знаешь.
-Я чё пришла-то, подруг, дай стольник, позвонил Петр Николаевич — дежурит сегодня, велел приезжать. -Блин, Тань, твой Петр, отставник хренов, что, не знает твое положение? Нет бы при расставании пятисотку в карман сунуть на чипсы-сухарики?
-Не, ты че, я у него ничего не прошу. Подумает ещё...
-А и надо бы, чтоб подумал, да жадноват он у тебя.
Тучкову её сватья познакомила с громадным отставником, Вера долго смеялась, когда увидела их из окна автобуса: 192 сантиметра у мужика и 152 у Тучковой.
-Тань, вы как дочка с папой смотрелись.
-Пошла ты, Вихрева... Только бы ехидничала. Дашь стольник-то?
Та принесла кошелек, вытащила всю наличность:
— Вот, пятьсот есть, на тебе двести.
-Вихрева, чё я без тебя, мля, делала бы?
-А сидела и рыдала, а то и топиться-удавиться бежала из-за своего 'Жира'.
Дети Тучковы — сынок и дочка, давно звали папашку кратко и емко -'Жир'. Там и впрямь была гора жира — при невысоком росте это смотрелось отвратительно, но и такой был востребован на четвертом этаже. Тучковой "желанные" соседки частенько портили настроение, рассказывая про "как бы мужа" и его 'любимую женщину', часто уходящую в запои.
Тучкова "держала лицо" до Веркиной квартиры. Там она материлась, орала, рыдала по-первости, в истерике собиралась пойти повеситься.
Верка в самый первый раз, видя такую истерику, молча достала кусок всегда необходимого хозяйственного мыла, и положила Тучкой под нос.
-Вот, от сердца отрываю.
-Ты чего??? Подруг? — ошалело спросила Танюха.
-На, туалетным мылом веревку намылить, мало ли, не пойдет, а хозяйственное — самое оно!! Надежно.
-Ду-у-ура, — засмеялась сквозь слезы Тучкова. — Ну на хрен, оно вонючее, неэстетично, мля. Ладно, но ты мыльце-то не трать, пусть заветный кусок останется, мало ли чего.
И повелось потом у них так — позвонит или придет взвинченная доброжелателями Тучкова:
-Вер, ты дома? Ща приду. Мыло готовь!
Вихрева смеялась:
-Тань, мы с тобой, как кот Базилио и лиса Алиса, один слепой — другая хромая, друг дружку поддерживаем.
-Да, повезло нам с тобой заселиться в один дом, в один подъезд и на соседних этажах!! -Давно где-то читала, что ничего случайного не бывает в нашей жизни, все предопределено, значит, суждено нам было так вот с тобой встретиться и подружиться! — философски сказала Вера.
-Вер, ты Натаху-то настраивай, чтобы она своего бугаину на работу гнала, уйдет в декрет, на что жить-то станут? Ребенок, он много чего требует кроме внимания.
Натка доработала до декрета, Витюша все так же перебивался калымами, на её робкие замечания, что надо бы иметь постоянную работу, или отшучивался, или морщился, говоря, что на государство сейчас работают только дураки.
В конце апреля подошел срок. Витюши дома не было, и повезла её в роддом, конечно же, теть Вера. Натка сначала позвонила маме, но у той невозможно сильно болела спина и ноги, теть Вера же коротко сказала:
-Собирайся, через десять минут буду.
Отвезла её в роддом, там, правда, пришлось полежать пару дней до родов, и двадцать седьмого родилась доченька — Лерочка, Лерунька — один в один папа Витюша.
Лера была писклявая, постоянно болел животик, Натка частенько в истерике звонила теть Вере. Та, если была дома, приходила. Брала мелкую на руки, уносила в другую комнату, чего-то там ей пела, все подряд, похоже. А Натка, измученная и уставшая — отрубалась. В два месяца у дочки был постоянный понос, она плакала не переставая, детский врач велела отправить проверить Наткино молоко, оказалось, как раз в нем и было дело, какая-то инфекция. Перешли на смеси, и Леруня стала намного спокойнее.
В четыре месяца дочку крестили, крестной, естественно, была теть Вера, а заочный крестный — Вихрь, прозвонился по телефону и твердо сказал, что он точно будет крестным девчушке — настоящим. Четырехмесячная Леруня весь обряд крещения не пикнула, несмотря на то, что рядом заливались более маленькие детишки. Теть Вера нахваливала ребенка:
-Умничка какая, даже батюшка сказал, что славная у нас девчушка, спокойная.
Отчим тоже был на крещении, руки тряслись с похмелья, но приехал, а мама как всегда-не смогла. Купила зато внучке пластиковый горшок. Натка обижалась, но что поделать?
Дочка росла. Витюша наконец-то нашел постоянную работу в Москве. Тогда все близлежащие области работали в столице — время такое было, заводы стояли или, как говорится, дышали на ладан. Витюша проработал три месяца водителем — развозил продукты по магазинам, и его уволили за занудство, как объяснили Натке, когда она позвонила, чтобы разобраться за что..
-Ваш муж — весьма неуживчивый человек, мы устали просить его поработать хотя бы час-два сверхурочно, естественно, с оплатой. Но его категорические отказы и ссылки на незнание нами КЗОТа, это извините, ни в какие ворота. Семь часов вечера — в машине товар, а он собирается, у него смена закончилась — и домой. Мы шли навстречу — понимаем, грудной ребенок, но, как говорится, за воротами много, нам нужен работник!!
И пришла Натка вечером с Леруней к теть Вере, они с дочкой взаимно радовались друг дружке, и вывалила:
-Теть Вер, я второго мая выхожу на работу.
Занятая ребенком Вера сначала не поняла, водя за ручки малышку, пропела в такт шагам:
-На работу, на ра-бо-ту... Стой? Какая на хрен работа? А Леруська?
-С ней Витюша будет сидеть.
-Ты что, — теть Вера спросила на русском матерном, — охренела совсем?
-Теть Вер, ну что делать? Витюша работу найти не может, а жить на что-то надо. Я звонила на работу. Меня уже в смену поставили.
Ни... х... чего... себе!! — Вера, ошарашенная таким новостями, села на диван и уставилась на Натку ничего не понимающими глазами.
-Да, так надо.
-Ох, Наташка, какое дерьмо ты себе уцепила? Хуже моего алкаша в сто раз, тот пока не пил, был хорошим мужем и зарплату неплохую приносил, но чтобы вот так... Непьющий вроде, трезвомыслящий, и такая сволочь... нет слов.
-Не оголяй нервную систему, теть Вер, не вижу другого выхода.
-Печально, ну и гад... я понимаю, он твой муж, но какая же погань!! Прости, Нат, не сдержалась!!
А Натка стала задумываться и подмечать за своим не таким уж и ненаглядным незамечаемое раньше. Приезжая со смены, она лихорадочно мыла, стирала, убирала, чтобы малышке, начавшей ходить, было уютно и чистенько. Нет, этот нянь посуду мыл, что-то варил себе, иногда включал стиральную машинку с Лериными одежками, но львиная доля стирки-уборки была Наткина.
Всегда стройная, она теперь была просто тощщая. Лера же четко знала подъезд бабы, если гуляя проходили мимо — все, какая прогулка — рвалась к ней. Там Натка немного приходила в себя, её старались накормить до отвала, занимались с малышкой. Она иногда и придавливала часок.
Вот так и жили — Натка работала, Витюша был за няньку. На работе же, довольно-таки не старый завотделением, лет тридцать семь-восемь, Дмитрий Сергеевич, оказывал Натке знаки внимания, но верная мужу Натка сводила все к шуткам.
За этими заботами как-то мало оставалось времени, и с теть Верой получалось чаще перезваниваться, чем видеться. А в два с половиной Леруся заболела. Сначала думали — ангина, потом воспаление легких, затем — пиелонефрит, у ребенка держалась температура, она стала капризной и совсем не слазила с Наткиных рук. Вот когда помощь Дмитрия Сергеевича оказалась действенной — при его содействии Натка с дочкой обследовались и полечились в Москве в детском центре. Там было много попыток ввести специальный имплантат, чтобы обойтись без операции, но организм отторгал чужеродное вещество.
Навестившая их, долго блуждавшая по переулочкам Сокольников, теть Вера с горечью смотрела на свою шуструю и общительную крестницу — сейчас это был измученный, не отпускающий мать ни на шаг, ребенок. Девчушка судорожно прижималась к Натке, едва в палату заходил кто-нибудь в белом халате.
-Да уж, досталось дитенку.
Натка сказала, что пока будут наблюдаться, а через полгода, если будет опять отторжение — предстоит операция.
-Представляешь, теть Вер, пришлось просить чужого человека, чтобы съездил в Видное за имплантатом, в ихнее НИИ, больше нигде не продается.
-А Витюша твой?
-Витюша оттягивал поездку как мог, то у него голова болит, то извини, жопа, ах, он дорогу не запомнил, ах у него срочный заказ. Спасибо, зав отделением наш, смотался сразу же и деньги не берет за имплантат, а этот... Приезжает два раза в неделю — работу он ищет, скотина.
У Натки накипело, а кому ещё можно пожаловаться, зная что никуда не выйдет?
-Хорошо, что хоть какие-то деньги стал приносить, я-то на больничном уже второй месяц.
-Да, Наташ, такое ощущение, что у нас глаза застит, у многих, когда спутников жизни выбираем, а потом, вот он, локоток-то....
-Ладно, посмотрим, что будет дальше, сейчас дочку подлечить бы, хотела вот в ясли — очередь на подходе, а теперь куда её, домашний ребенок.
ГЛАВА 2.
Натка очнулась от воспоминаний только потому, что догоревшая сигарета обожгла пальцы. За окном была непроглядная ночь, в свете уличных фонарей медленно кружились снежинки — начинался снегопад. Натка ещё с полчаса бездумно следила за все сильнее падавшим снегом, поднялся ветер, начавший раскидывать снег по одному ему видимому порядку. Сначала неспешно, а потом все больше злясь, он начал швырять снег во все стороны.
-Вот, даже метель злится! — с горечью подумала Натка. — Интересно, завтра этот скотина со смены явится ли домой?
Спала она мало, встала с сильнейшей головной болью, время тянулось медленно, к обеду стало ясно — не придет. Натка наорала на сына, которому отец обещал после работы сразу же сходить на центральную площадь города, где к Новому году залили большой каток. Сильно набалованный мамкой ребенок ныл и ныл, потом ударился в рев.
— Лер, позвони этому. Может, он с тобой поговорит, спроси, он совсем не явится?
-Вон, приперся!! — буркнула Лерка и, презрительно оглядев своего, ещё вчера так любимого папочку, сплюнула на пол.
Натка напряглась:
-Давай поговорим спокойно, объясни — что произошло?
Тот вздохнул, прошел на кухню, сел на табуретку и сказал:
-Я же тебе все в СМСке объяснил. Не вижу смысла так, как мы сейчас живем, жить дальше, не хочу! Ты на меня совсем внимания не обращаешь, пацана вон избаловала донельзя, одна дочь только и радует.
-Но, Вить, а как же дети? Я же по сменам работаю, Колю в садик отводить и забирать надо.
-Лерка уже большая — пусть и отводит и забирает.
Натка вылупила глаза:
-И это говоришь ты, который постоянно вопил за то, что дети остаются одни в промежуток утром от пяти до восьми, когда я ухожу, а ты еще не приехал??
— Если честно, я совсем не хотел, чтобы ты второго рожала, ты со своими щитовидками, геморроями, ангинами меня достала, я только и работал на твое лечение.
Натке совсем поплохело:
-Боже мой, и это отец моих детей? Жить, я надеюсь, ты будешь отдельно?
-Да, говори квартирантам, чтобы съезжали, я в однушку пойду.
-Но, может, все-таки в комнате маминой поживешь, пятнадцать тысяч с квартиры не лишние?
-Нет, мне нужна отдельная квартира.
-А кредит как платить?
— А что кредит? У меня денег нет!
-Продавай машину и стоимость пополам.
-Придумала, я без машины не могу. -Ладно, пойду на алименты подам, детей кормить-одевать надо. Сейчас позвоню квартирантам, собирайся и пока они выезжают, поночуешь в маминой комнате, не развалишься. Правда что, зачем пустые разговоры вести?
Этот гад собирал вещи, Лерка ругалась с ним, кричала на весь дом:
-Ты не мужик. Ты подлец, ты идиот!
Папаня бубнил:
-Да, дочь, но чувств нет, чувств, понимаешь?
А Натка на автомате, что-то делала, что-то отвечала детям, приготовила обед, а в голове все никак не укладывалось:
-Как? С чего? За что?
Вечером, когда сын уже спал, а Лерка общалась в инете с подружками, Натка написала своей мам-подружке сообщение. Мам-подружка уже три года жила в Болгарии, на побережье, и раз в год приезжала на пару недель.
"А у нас Виктор Иванович ушел! Насовсем!!" Ответ был:
-Да ладно, кому такое дерьмо понадобилось? Или шутишь?
-Нет. Завтра ребят гулять отправлю и по скайпу поговорим, сейчас Лера не спит.
Днем ребята убежали на каток, а Натка набрала теть Веру, рассказала ей про все — та материлась почище Тучковой, больше всего переживая за крестницу.
-Наташ, смотри за ней, возраст самый дурной у неё, да такое потрясение и предательство отца. Сука, подгадал, мое отношение к нему ты знаешь — он кого кроме себя любил-то, ну, Леру, пока маленькая, ласковая девчушка была, козел пакостный. А тебе так скажу — что Бог не делает, значит так надо!Сначала жутко, больно, обидно, кажется, не переживешь, а пройдет время и с удивлением заметишь, что и впрямь давно надо было с таким говнюком разбежаться. Ни хрена, выдержишь, только за девчонкой смотри. Мальчишкам-то подзатыльника можно дать, отматерить, а девочки, они ранимые и обидчивые.
До апреля этот мерзопакостный жил в однушке, иногда забирал Колюшку из садика и возил на занятия к логопеду, дочке давал по сто-двести рублей, на мороженое, Натка крутилась как могла. Сходить подать заявление на развод, все не выбрала времени: заботы, проблемы, нехватка денег — все навалилось сразу. Одно радовало — Лера-умничка, всеми силами помогала, приглядывала за братиком, отводила и приводила его, воспитывала, когда он начинал по привычке истерить, а первого апреля,'шуточка' случилась, первоапрельская. Пришел Темнов домой, с порога заявив:
-Я здесь прописан и буду жить. Наточка, давай обнимемся, что ли?
-И правда, кому такое дерьмо нужно? — вздохнула Натка. — Только в душу гадить и умеешь. Давай деньги на коммуналку...
-А у меня нету, я же не работаю.
-Кого ...ет чужое горе? Продавай машину.
-Я её продал, а деньги на книжку положил!
Теперь уже Натка плевалась:
-Слышь, сосед, где хочешь деньги находи и постарайся пореже мне на глаза попадаться!!
-Не, а чё ты орешь, я тебе мясо все время давал ?
-Давал? МНЕ — ты ничего не давал. А мясо ели ТВОИ ДЕТИ!
Вот так и началась жизнь, по-соседски, до поры...
Антон Полосухин весь исчертыхался и обозлился — его верная 'Мазда' заглохла и ни в какую не хотела заводиться, пришлось вызванивать начальника хозслужбы, просить, чтобы перевез машину в свой автосервис, и галопом рвануть на электричку, благо, что машина заглохла на Выхино.
-Вот ведь, пятница дурная. Такси сейчас прождешь хрен знает сколько, а на электричке я сто лет не ездил, похоже, только когда учился, забыл уже, как это ездить, а народу-то... ладно постою, что теперь. Зато мамулька волноваться не будет, явлюсь вовремя.!! После Люберец стало попросторнее, и Антон увидев свободное местечко, плюхнулся, облегченно вздохнул и попробовал вытянуть ноги, нечаянно задев при этом сидящую напротив женщину с закрытыми глазами.
Та открыла глаза, и Антон напрягся:
-О какие женщины ездят в электричках?
Не красавица, но весьма миловидная, приятная такая с большими голубыми глазами, женщина поморщилась, а Полосухину вдруг захотелось услышать её голос. Он загадал...
-Извините, сударыня!! Не рассчитал!! Простите великодушно! — покаянно произнес он.
-Бывает! — скупо ответила женщина, а Антон в душе возликовал:
-Ух ты, и голос нравится, надо разговорить!
И пока ехали Антон, что называется, искрил. Он ненавязчиво старался разговорить женщину, надеясь про себя, что едут они в одно и то же место. Так и оказалось, и выходя из вагона, Антон проводил Наташу до маршрутки — жили в разных концах города, радуясь, что у него есть её номер телефона. Натку же смутило, что мужик намного старше, лет на десять — "старый пердун, блин", да и как-то не очень он ей приглянулся.
Да и разочарования в последнее время было много — красивый такой роман с ухаживаниями, цветами, романтикой завершился как-то враз. Сразивший Натку таким вниманием Юрий, немного помладше её, ухаживал красиво, с блеском, и Натка быстро растаяла. Не будь подлости со стороны мужа, она бы и не потянулась к такому очаровашке. И была чудная ночь, Натка наслаждалась всем: обстановкой, цветами. негромкой музыкой и, конечно же, Юрочкой.
Утром Юрочка буднично сказал:
-Спасибо, милая, я позвоню!
. И тишина... Натка послала пару СМСсок, в ответ сухое:
-Я занят!!
И не выдержала она, собралась с детками к стародавней подружке, Светке Зудилиной, живущей в недальнем коттеджном поселке. Пока дети, три Светкиных и двое Наткииных, дружно скакали и орали под окнами, Натка наревелась, наматерилась и убито сделала вывод:
-Видно что-то во мне не то, вон, как получается: Темнов терпел, этот романтишный тоже — переспал и хватит!! Теть Вера, правда, ругается — написала, что мужики х..евые попались, не надо по ним судить обо всех.
Светка, счастливая мать и жена, поддержала:
-Давай, опусти себя ниже плинтуса, горе какое — от козла своего наконец-то избавилась, а с этим... положительных моментов было много, да и потратился он на тебя, хотя бы на одни розы. Вон какие букетищи дарил, а ты... ну, подумаешь, переспали, хоть удовольствие-то получила?
Натка засмеялась:
-Вот вы с теть Верой как родственники прямо, та тоже написала, во читай:
-"Фигня какая, зато хоть будешь знать, что кроме твоего дауна есть и другие мужики, вон, сколько роз и внимания за месяц-два заимела, — за всю жизнь с угрюмым мужем и подумать не могла, что так бывает. Ну, ошиблась немного, кратковременный роман случился, но отрицательный опыт — он эффективнее. Ищи во всем позитив и будет полегче. Дети и сама живы здоровы, а нехватка денег... ну ведь не нищенствуешь!"
Светка помолчала:
-Знаешь, удивляться не перестаю на твою теть Веру — пережить такое и остаться оптимистом — сильная женщина, тебе с ней крупно повезло.
А в уже далеком 2003 году, у Веры случилась нечаянная огромная радость... Хмурым серым январским днем Вера затеяла генеральную уборку. Тщательно отмыла все, протерла пылюку, пролазила по самым отдаленным закоулкам, а потом замесила тесто — захотелось вот пирожков напечь, и подпевая негромко песням, звучащим на любимой волне 'Ретро-ФМ', допекала последний противень, привычно ругая себя, что никогда не получается испечь немножко, всегда получается как на десять человек.
Прозвенел дверной звонок, кто-то сильно спешил, нажимая беспрестанно...
-Ох, я ща кому-то вломлю! — разозлилась Вера. — Достали мелкие бегать по этажам и названивать, а потом убегать вниз, хихикая.
Резко распахнув дверь с карьера начала :
-Какого хре...на? ...Сыночка??? Сыночка!! Ты?
— Я мам, я, — её непутний ребенок стоял в дверях и улыбался, протягивая к ней руки.
-Ох! Митенька!
Вера исступленно начала расцеловывать своего сыночка:
-Господи, дождалась!
-Ма, домой-то пустишь?
-Сына... да что же это я, растерялась совсем. Ой, ребятки, извините!
-Здрасть, теть Вер, да мы сами ошалели, когда сюрпризом Вихрь заявился!!
-О, ма, пирожками пахнет, я уже забыл, какие ты пирожки печешь, с капустой-то есть?
-Есть, Митенька. Есть!
И закружилась радостная мать, все старалась дотронуться, погладить своего долгожданного ребенка, тот терпел телячьи нежности, понимая, как лихо было его мамке: потерять одного и четыре с половиной года дергаться и переживать за другого, а ребенок вернулся подарком, на два года раньше.
Первое время Вихрь был замкнутым, неразговорчивым и, чтобы Вера не обижалась, пояснил:
-Ма, ты не злись, я просто отвык от такого количества людей. Был-то в замкнутом мирке, ты не переживай, я все тот же, непутний твой, вот немного привыкну к мирной жизни. Ты у меня такая молодец, что не лезешь мне под шкуру. Я тебе говорил, что ты у меня самая обалденная?
Обалденная, поблескивая сияющими глазами, кивала:
-Примерно так... Митюнь, завтра Натка с Леруней придут, ты как, не против?
-Крестницу свою увидеть? Нет, конечно.
И Леруня удивила... она с первой же минуты прилипла к неразговорчивому сыну, её не интересовали ни игрушки, ни кот, которого она постоянно тискала и таскала на руках, ни баб Вера — она не отходила от него ни на шаг.
-Вот это да! Теть Вер, она ведь ни к кому, даже к своему папочке так не прилипает!! — изумлялась весь вечер Натка.
А сын после их ухода удивленно сказал:
-Ма, эта мелкая девчушка меня очаровала, я даже под конец ей сказку рассказал. Вспомнил, надо же, сам удивился.
И была у них с Лерой любовь взаимная до самого последнего его дня. Ребенок, едва завидев своего крестного, раскинув руки — с воплями бежал к нему, а невозмутимый и всегда серьезный Вихрь расплывался в счастливой улыбке, вызывая у папы Вити приступы ревности.
Вихрь крупно разругался с Темновым, когда тот заныл, "ребенку надо делать операцию, а сорок тысяч негде взять".
-Ты что, не мужик что ли? Иди работать, калымь, воруй в конце концов, но дите обеспечь, на хрена тогда женился? — Вихрь с неприязнью смотрел на Наткиного дауна. — Ты как бы не инвалид?
— Я думал, ты со своими связями поможешь.
-А то ты не знаешь, что свято место пусто не бывает. Вон сколько молодых и борзых подросло за это время, да и не надо мне этой романтики уже, я на Леруську смотрю — до зуда в пальцах хочу своего ребенка заиметь.
Вихрь осторожничал, никуда особо не влезая, но к лету случилась у него сильная симпатия, повстречалась ему девушка, которая зацепила его сильно, Ая-Айша, наполовину татарка, наполовину русская. Матери сразу сказал, что у неё есть ребенок, четыре с половиной года.
Ма ответила:
-Сын, ребенок не виноват, его обижать нельзя.
-Ма, ты у меня... — он замялся, подбирая слова.
-Старая мудрая сова? — улыбнулась она.
-Мудрая, да, но какая же ты старая, вон, Борисыч меня задолбал — с мамой познакомь, для серьезных отношений.
-Видела я этого Борисыча, идет он... далеко, от него же за версту несет бабником, слащавый такой... нет, сынок, мне нашего Вихрева до ноздрей хватило.
-Да уж, — помрачнел сын, — вовремя ушел. Подрасти мы тогда ещё годика на два, по одной половице бы ходил.
-Нечего тебе его вспоминать, вези пацаненка знакомиться.
А по одной половице, дома, на шестом этаже, пришлось ходить Тучкову, нарвался-таки 'на пердячую косточку', а точнее на сынов кулак. -Дааавно просил! — коротко сказал потом Алешка. — Я ещё перед армией жаждал ему рыло начистить. Мамка тряслась, боялась за меня. А тут — напросился, мало того, что всех запоносил, все у него проститутки, даже дочь родная, так ещё ручки шаловливые распускать полез. Я чё? Сидел, немного пивка выпив, задумался, а Жир выпендриваться начал, на меня замахнулся, ну я и ответил... адекватно. Мамулька полезла между нами, куда уж — полтора мосла. Я её аккуратно переставил и вломил за все, за пьяные скандалы, за обзывания, за нас, когда в детстве от пьяного козла убегали... за мамку. В общем, получил то, что давно просил. Ща вон на полусогнутых ко мне бежит: — Леха, Леха. А я его видеть не могу.
Тучкова, как всегда, перемежая речь любимым словом "бля", рассказывала в картинках:
-Лешка ему в харю, а я вокруг бегаю, как бы прошу остановиться, а про себя молю: "Вломи ему, сынок, как следует, не останавливайся!" Веришь, порадовалась, что получил заслуженно, я сейчас чуть что, только голос повышать начнет, беру телефон, вроде Лешке звонить — тут же сваливает. Во, Вер, бумеранг, как ты говоришь, прилетел наконец-то по адресу, бля!!
Леруне сделали операцию, Темнов нашел-таки деньги, что-то химичил с единственным школьным другом в Москве — что, не говорил, только буркал:
-Тебе какое дело?
-Да в общем-то никакого, только передачи передавать не смогу, если что — ребенок больной.
— Не криминал, не посадят, успокойся, а больше тебе и знать на надо.
У Леры одна почка, врачи предупредили будет функционировать только на сорок процентов: диета, никаких простуд, беречь ребенка от инфекций.
А у теть Веры появился внук — Богдашка, смешной, ушастенький, худючий мальчуган. Натка, увидев его поразилась:
-Теть Вер, да он на тебя похож!
Та отмахнулась:
-Да какая разница, на кого, человечек-то славный!!
Славный сразу же подружился с Леруней. После их ухода спросил:
-А вот Леруня ведь вырастет, и станет совсем большая?
-Да, как и все.
-Ну, пожавуй, я на него жениться буду.
-Надо говорить на ней.
-Вадно, ипвавлюсь.
Ребенок был изумительный, несмотря на то, что рос с матерью Айши, Айша моталась по нескольким городам — торговым представителем по пиву, и дома бывала наездами, обеспечивая и сына и мать, которая частенько заглядывала в рюмку и особо с ним не занималась.
Вера как-то спросила:
-Бодик! Какого цвета трамвай?
Ответ убил:
-Как твава.
-А трава какого цвета?
-Не помню!
Говорил все слова шиворот навыворот, что было очень странно, при бабушке, постоянно козырявшей, что у неё высшее образование. Вера и Бодик на самом деле сразу потянулись друг к другу, ребенок совсем не капризничал, если что-то понравилось, никогда не ныл: "купи, хочу!" — поднимал свои серые глаза на баб Веру и говорил: — "Хотевось бы!" Если падал, поднимался, отряхивал ручки и утешал баб Веру: -"Ничего ствашного!" С любым взрослым ли, ребенком ли — сразу находил общий язык: — "Пивет, меня Богдан зовут, а тебя как?"
Недели две, как его привезли от пьяной, скандалящей бабки — сын позвонил оттуда, сказав:
-Ма, Зоя тут пьяная истерит, ладно, мы Богдана привезем?
-Да, обязательно.
Ребенка привезли в худых носках от родной бабки, которая как-то при встрече, просто вырвала ручку Богдана из руки Веры со словами:
-Я своего ребенка чужим людям не доверяю!
Первое время малыш говорил свое имя: "Я-Богом дан!" — и Вера увидев эти носки, сказала:
-Пошли, Богом данный, носки тебе покупать.
Продавщице же сказала:
-Девушка, пардон, но не знаю какой размер носочков надо вот этому молодому человеку, свои дети выросли.
Подобрали носочки, заодно купили сандалики,'А-чупс, сок с твубочкой', пришли домой довольные. Через дней десять ребенок сказал:
-Баб Вера, я хотев бы Диму папой называть!
-Кто тебе так велел?
-Никто, я сам захотев.
Папу нашего — Митьку ребенок обожал до визга, если папа был дома, то Богдана от папы было не оторвать. Молодежь постоянно где-то обиталась, куда-то ездили, а баб Вера и Бодик наслаждались общением друг с другом. Каждый вечер хитренький ребенок требовал сказку.
Баб Вера шутливо ворчала:
— Все я да я, нет бы ты мне рассказал?
-Вадно, свушай! Девочка забвудивась и попава в домик к медведям...
И каждый вечер начинался так:
-Баб Вера, я сначава тебе рассказываю, а потом ты, — и слушала баб Вера про "забвудившуюся" девочку.
Вера автоматически поправляла его неправильные слова, вздыхая:
-Татарчушка ты мой!
-Сама татаин!
Бодик бережно относился к Леруне, следил, чтобы она не бегала, не прыгала, не лазила, куда не надо, постоянно водил её за ручку.
Натка умилялась:
-Ох, какой мужичок внимательный. Вот зять у меня будет!
Они с Лерой каждые три месяца на недельку ложились на обследование, все пока было в норме, и Натка, наконец-то, стала спать спокойно, тем более следующее обследование уже будет через полгода, что радовало.
С Темновым отношения установились нейтральные, как-то не получалось делиться с ним наболевшим, он или морщился, или буркал себе под нос:
-Опять ноешь?
И Натка перестала что-то говорить, одна тема была общая — дочка, ну и ладно, а поплакаться— посоветоваться можно и у теть Веры, а когда к их посиделкам присоединялась Тучкова, это уже был сплошной ржач.
Та умудрилась на день рождения коллеги, отмечали в ресторане круглую дату, зацепиться языками с какой-то обкуренной девицей, дело дошло до "Пойдем выйдем?!!"
-Тань, в тебе сорок восемь килограммов, куда хоть ты лезла?
-А ты не смотри, что у меня грудь впалая, зато спина колесом! — гоготала Тучкова. — Мышь копны не боится, да не дали разборки навести, её, кобылу — здоровая такая деваха — бойфренд уволок, чуть ли не в пинки. А я чё? Я ниче? Ну, подумаешь, подрались бы!! Девки, вот скажите, ну не дура я, а? Пришел пидэрсия, как побитая собака, на колени бухнулся -"Мать прости!"
-И ты, теть Тань, приняла его?
-Дура, я знаю, не, пошли на рынок — скопила кой как себе на сапоги...
-Ага, — догадалась Вера, — а сердце слабое не выдержало, и мужу чего-то прикупила, хорошо, если трусы-носки... или чего посерьёзнее?
-Подруг, ты, как всегда, в корень зришь, купили ему джинсы и кроссовки. Ну, не дура я?
-Правильно, на кой тебе сапоги, когда любимый муж с голой жопой пришел?
-А ты не ехидничай, Вихрева, меня дети уже всю запозорили. Сын рукой махнул — 'Бесполезно тебя учить, как хочешь, тебе он муж — для меня Жир противный". А я вот думаю, может, он меня гипнотизирует, сука?
— На жалость давит, вызнал тебя и пользуется. И чего мы бабы-дуры терпим, влезем в каку и все надеемся на лучшее? Ага, впереди просвет, обалденный — да что говорить, сама вот так, по уши в дерьме была, мой не по бабам, там жестокая болезнь горла — все пропивалось, эх, вспомнить нечего, сама дура, похлеще тебя! Квартиру надо было делить, а жалко попробуй-ка трешку на две двушки поделить, без доплаты никак-а где ж доплату брать, когда кошелек с копейками каждый день прятать приходилось. Ладно, давай лучше споем?
Митюшка подарил мамке с Бодиком караоке. И они отрывались, а уж когда Тучкова приходила... Весь дом слушал песняка.
-Верк, а как напоюсь всласть, потом все по фиг, настроение... ВО!!
Вера стала замечать, что молодые её начали как-то не очень хорошо ладить меж собой.
: -Два года жили нормально, а вот теперь нашла коса на камень, что мой сыночек — упертый, что в Айке татарская кровь. За Бодика переживаю, сил нет! — сказала своим подружкам.
-Да, ладно, теть Вер, милые бранятся, сама знаешь, — успокаивала её Натка.
Леруня собиралась в садик, пять лет-шестой, надо было ребенка приучать в коллективе общаться. Вера посмеивалась, говоря, что проблем у Леры не будет, так и вышло. А Вихрь все-таки разбежался по весне со своей Айшой. Как переживала Вера, она пыталась и того и другого уговорить, просила Айшу оставить на время хотя бы Богдана у них — ведь стресс для ребенка будет. Где там — в апреле уехали в соседний городок. Зная своего упертого сына, Вера скулила украдкой. Очень просила Айшу привезти внука, или ей приехать самой к ним — бесполезно. Ребенок стал недосягаем.
-Похоже, это способ ужалить сына через меня — знает ведь, что он чутко реагирует на мое настроение. Эх!..
А в августе позвонила Айша — пропал ребенок.
-Как пропал?? Где???
-Вера Ивановна, а Дима его не привозил?
-Ты что, думаешь, мой сын его украл?
-Я не знаю, что думать.
Веру трясло, Митька поехал туда. Задействовали всех знакомых и не очень, бандюганов, развесили везде фотографии ребенка.
А оказалась у Айши за это время появилась неземная любовь, который в жаркие августовские дни взял ребенка с собой на карьеры искупнуться (Айша была на работе, а баба Зоя, похоже, в отключке), вот там он его якобы и потерял...
И всплыл через три дня маленький мальчик — Богдашка, Бодичка, так и не собравшийся первого сентября в первый класс. Вера при сыне держалась, а без него заходилась криком! Тучкова и Натка, сами рыдая, пытались её хоть чуть-чуть успокоить, куда там.
-Лучше б я его украла!!
Поехали, ужас какой!!... хоронить ребенка!!
Плачущий навзрыд взрослый мужик — дед Богдана, Рустем, сокрушался:
— Как жалею, что не настоял, чтобы ребенок был почаще у вас!
Оказалось, люди видели, что этот скотина пил пиво, играл в карты, а предоставленный сам себе Бодик... И эта сука, приехав вечером, озабоченно выдал Айше:
-Что-то Богдана нигде нет, может, украл кто?
Ребенка должны были забрать из морга в час дня, и как-то получилось, что все разъехались до этого времени, а Вера сын и ребята, приехавшие с ними, остались. Минут через тридцать вышел хмурый мужик и пригласил в ритуальный зал.
Вот тут Вера, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не завыть волчицей, трясущаяся и убитая напрочь, подошла к лежащему в гробике ребенку с пакетом на лице...
-Боже! Маленький, прости меня, что я к тебе так поздно приехала!
Вера инстинктивно поняла, что закричи она сейчас, сын разнесет здесь все. Как она смогла сдержаться-так и осталось для неё самой загадкой... Начали заходить приехавшие родственники и знакомые, Вихрь пошел на выход.
-Ма, меня не трогать! — он, не скрывая слез, отошел подальше, сел на дорогу, и плечи его затряслись.
А Вера сквозь слезы увидела этого гада, и его невозмутимая рожа зацепила.
-Ах, сука!
! Вера на автомате подошла к нему и негромко, но от всей души сказала:
-Как мать и как бабушка я тебе говорю: будь ты проклят!!
Айша тут же встрепенулась и начала орать:
-Да кто ты такая? Родня нашлась, да я сейчас тебе рожу набью...
-Тебе — никто, а Богдан мой внук.
Вера смутно помнила отпевание, похороны, у неё душа разрывалась между сыном и внуком. Приехавшие сестры Рустема услышали на поминках, выйдя покурить в сторонку, как этот сволочь обмолвился приятелю, не видя теток:
-От одного избавился, теперь ещё вот от пьянчужки осталось.
Айша же вскоре вышла за него замуж, будучи беременной.
Верины девки возмущались, как можно жить с человеком (да и человеком ли?) зная, что он виновен в гибели твоего ребёнка?
Вихрь, после гибели Бодика, пошел в разнос: лез на рожон, ввязывался в какие-то сомнительные разборки:
— Ма, я страх потерял, у меня свет померк, ведь Богдан меня папой звал!
Ма тряслась, истово молилась, зачастив в церковь, постоянно просила сына быть осторожнее.
Ездила частенько к Богдану, рыдая там до одури — лежал её маленькое солнышко на семи ветрах, все игрушки с могилки утащили, подправить её после дождей никто не спешил, вот Вера и ездила частенько, несмотря на дожди, обкладывала все дерном, подсыпала землю.
Тучкова, как говорится, в три этажа материла её, старалась расшевелить, но как быть беззаботной после такой потери.
Немного оживала Вера только с Леруськой, которая стала шустрой, непоседливой, завела в садике аж трех кавалеров.
-Придешь за мной, покажу тебе их, Валька, Женя и Ярик, никак не выберу.
Постоянно сокрушалась, что уехал Богдан — сказали, что далеко. Обожала ходить с крестной на всякие прогулки по городу. Крестная купила фотоаппарат-мыльницу и постоянно что-то фотографировала, а финалом их прогулок было посещение 'Макдональдса'. Лера выбирала, а крестная послушно покупала ей 'всякую муть' — ей кроме картошки-фри ничего там не нравилось.
Новый год случился у Вихревых нерадостный, Митюшка где-то гулял, а Вера, отказавшись куда-либо идти, посидев одна в печали, пошла спать.
Натка потихоньку копила деньги на летний отдых, решили перед школой съездить летом в Анапу, чтобы Леруня окрепла и не болела зимой.
Темнов работал — устроился охранять какой-то стадион, от сидячей работы раздобрел, появилось брюшко, но доброты не прибавилось, только с дочкой он был ласковее, а подросшая Лера вила из него веревки. К весне купил машину 'Жигули-пятнашку', постоянно торчал на стоянке, начищая стекла и копаясь в моторе. Натка утешала себя тем, что не курит, пьет очень редко, по бабам не мотается, что ещё надо.
По весне случились у Темнова почечные колики, как он страдал, как жутко у него все болело!! Натка позвонила теть Вере:
-Теть Вер, у тебя время есть с Лерой побыть? У меня Темнов заболел, 'Скорую' вызвала. Ты её не возьмешь к себе?
-Сейчас приду, пусть одевается.
Лера в момент собрала свою прогулочную сумку, положила фломастеры, книжки, бумагу и пыхтя одевала комбинезон, торопясь к крестной.
Едва зайдя, Вера услышала громкие стоны — Темнов стонал, не переставая.
-Наташ, ты ему хоть но-шпы дала бы.
Натка, понизив голос, сказала:
-Много чего уже сделала — там смертельно все.
-Вот и я про то же — нам рожать намного легче, тяжелый случай! Пошли, Лерусь!
Дома, на удивление, был Вихрь:
-О, крестница. Смотри, что я тебе припас? Нравится?
-Какой красивый жук! — завопила Лера, повиснув у него на шее, — всегда-всегда буду носить его с собой.
-Точно, это оберег-талисман!
Жук-скарабей из темного кусочка янтаря в оправе из серебра был даже забавным, и Лера не расставалась с ним, что впоследствии и помогло ей.
ГЛАВА 3.
2012 год. Как-то враз зацепила Полосухина попутчица из электрички, он неожиданно для себя оживился, начал звонить Наташе, которая как-то сухо-вежливо отвечала. Но взыграл инстинкт охотника. Полосухин, сам себе удивляясь, тщательно выбирал цветы для Наташи — сто лет за него букеты заказывала секретарь — конфеты, какие-то безделушки, что-то серьезное она наотрез отказалась у него принимать. А Антон, видя её отстраненность, наоборот, загорался все больше, двадцать лет жил сухарем, а сейчас ему стало интересно, и азарт хороший появился. Он с нетерпением ждал нечастых встреч, окружил её заботой и вниманием, даже в кино в кои веки выбрался и весь сеанс бережно, как юнец, держал в руке её узенькую ладошку.
Мгновенно разорвал уныло тянущиеся многолетние отношения со своей любовницей, получив при этом много негатива. Его всегда уравновешенная и сдержанная Лана орала, как торговка на базаре, а он смотрел в перекошенное лицо — её такие, ещё не так давно сладкие губы выплевывали грязные слова, и удивлялся.
-"Давно бы надо было её спровоцировать на скандал, глядишь бы, не тянулся столько лет этот никчемный роман. А ведь не случись Наташеньки, я бы, пожалуй, и узаконил эти отношения, и не от любви, а от нежелания что-то менять в своей жизни. Если бы не те фотографии, можно было и пожалеть Ланочку. Но как играет!! И жил бы с такой изворотливой?"
-Я потратила на тебя лучшие годы, я ковриком для тебя стелилась, все для тебя делала, была верная как собака!! — заводилась все больше любовница.
-Стоп! — прервал её Полосухин, — вот про верность не надо. Мне тут на почту фото интересные скинули, я просто залюбовался ими, особенно теми, где известная нам дама фигурирует в баснословно дорогущем белье, какие-то там бикини-чикини и пуш-апы...
Лана поперхнулась, но тут же, покраснев, сказала:
-Это не я, ты же знаешь, дорогой, — фотомонтажом к чужому телу любое лицо можно прилепить.
-А я, дурак, и не догадался про фотомонтаж, даже если допустить... только вот откуда монтажеру знать про твои интересные родинки? Два варианта: или это все же ты, или тот, кто делал эти фото исключительно хорошо осведомлен о твоем теле? Опять же меня терзают смутные сомнения, первая реакция твоя должна быть не:'Это не я', а 'Какие ещё фото?' Прокол, дорогая, и существенный.
-Но, Антошенька...
-Хватит! Я все сказал, надеюсь, наши пути больше не пересекутся, прощай!
-Ты ещё пожалеешь! — Лана покрылась красными пятнами.
-А тебе совсем не идет злиться, из куколки ты в мегеру превращаешься. Старую, моих примерно лет! -зная, как болезненно она реагирует при напоминании о возрасте, добавил Антон. — Ах, да, бойфренда твоего я уволил!
В закрытую за ним дверь ударилось что-то тяжелое, но Полосухин уже перечеркнул все, теперь у него была дело поважнее — стать необходимым для Наташи.
Он уже знал, что у неё двое детей, знал интересные подробности про мужа-охранника — с его-то возможностями выяснить это было просто. Он не стал раскрывать свое положение, Наташа знала, что он работает в Москве, в НИИ. Скромный сотрудник, имеющий однушку в Москве и двушку в их городе, в которой жила его семидесятитрехлетняя мамулька.
Ну не хотел Полосухин, чтобы Наташа потянулась к нему из-за его состояния, так захотелось ему быть нужным этой женщине, просто "потому", а не "за что".
Подошел Наташин день рождения, и Полосухин постарался...
С утра в квартиру Натки позвонили. Сонная, растрепанная она спросила: -Кто там?
-Служба доставки!
-Какая ещё доставка? Я ничего не заказывала! — она открыла дверь, на площадке стояли два курьера:
-Темнова Наталья Владимировна — это Вы?
-Ну да, я!
-Значит, все правильно! Это для Вас!
Два молодых человека в фирменной одежде ловко занесли в прихожку две большие коробки.
-Распишитесь здесь и здесь! Спасибо! С днем рождения Вас! Будьте здоровы!
Мальчики ушли, а Натка только сейчас вспомнившая, что сегодня день варенья, растерянно уставилась на коробки.
-Мам, что ты стоишь? Открывай уже!!
Из комнаты выглядывали дети. Аккуратно развязав ленточки, Натка открыла первую коробку.
-Мама, красота какая!! — заохала дочка. В коробке был огромный букет малиновых роз, штук тридцать точно — потом Лера пересчитает и скажет, что ровно тридцать семь, как и ей.
А во второй был торт, трехъярусный, воздушный, в каких-то ажурных украшениях.
Сладкоежка Коля тут же спросил:
-Сейчас будем пробовать?
-Нет, сейчас ты в садик, Лера в школу. А вечером будем праздновать.
-Мам, тут еще какой-то конверт, под розами, можно открыть-то?
-Давай сначала я, вдруг там секрет какой!
-У-у-у-у, — надулась Лера, — всегда ты так!
Проводив детей, Натка начала расставлять розы, все имеющиеся вазы, банки, даже детское ведро пошло в ход. В конверте был браслет из капельного серебра, Натка давно о таком мечтала, колечки такие были, а вот браслет никак не получалось прикупить, все денег было жалко, да и где их взять лишние-то?
— Ух ты, красиво, надо же, углядел, что я серебро люблю! Приятно как!
Беспричинно улыбаясь, она шустро убрала в квартире. К обеду ближе позвонила соседка со старой квартиры, Янка.
-Ну ты даешь, Темнова! Весь город знает, что у тебя день рожденья, сама что ли заказала? В жизнь не поверю, что Темнов раскошелился?
-О чем ты? — не поняла Натка.
-Да на центральной площади, где табло цветное, ну, с разными рекламами, ты периодически появляешься, и поздравление красивое. Доехай посмотри, здорово!
Потом позвонила Тучкова:
-Еду это я с работы в автобусе и на светофоре — оба-на, Натка наша красуется. Вся в цветах, и кто это нам в любви признается? Не твой ли Угрюм-река?
-Не, теть Тань, куда ему.
А, тогда совсем зашибись, скажи этому мужику — одобрямссс!! Вихрева вот пусть теперь дуется, уехала черт-те куда, а тут такие события... Познакомишь хоть? Надо же оценить, хотя уже заочно уважил.
И не выдержала Натка — поехала посмотреть. Долго стояла, смотрела, фотографии у неё такой не было, видать, щелкнул Полосухин на телефон, когда в самый первый раз подарил ей семь бордовых роз, и она такая радостная смотрела на них.
-Наташа! С днем рождения! Ты — солнышко в моей душе! — высвечивались строчки, и светлее казался день.
2006 г.
Летом в последних числах июня поехали Темновы в Анапу. Только приехали, через три дня позвонил отчим — умерла мать Наткина, не проснулась утром. Оставив Витюшу и Леруна море, Натка рванула домой. Первым делом, зная, что мать хоронить через день, а отчим все документально оформил, заявилась к Вихревым.
Теть Вера и Вихрь удивленно вылупились на неё:
-Нат, ты же в Анапе должна быть?
-Да, Дим, дай сигарету?
-На, но у меня только крепкие.
-Все равно, мать умерла у меня.
-Соболезнуем, Наташ, чем помочь?
-Теть Вер, ты можешь со мной поездить, надо договориться насчет поминок, я пару мест присмотрела?
Все сделали, как положено, Натка улетела к своим, а Вихрь задумчиво сказал:
-Ма, а давай я тебя тоже на море отправлю? Бросай свою работу, будешь у меня дома сидеть, обеспечу.
-Нет уж, надо до пенсии дорабатывать, а про море — подумаю, может, в августе и получится.
Получилось, как же.
Натка после моря в августе загремела в больницу, думала воспаление, оказалось беременность.
Вера, удивляясь, что Натка и не приходит, и не звонит, набрала домашний номер телефона.
-Алло? — буркнул Темнов. -Вить, Наташа дома?
-Нет, в больнице.
-Что случилось? Где она лежит, почему не позвонила, не сказала?
-Не знаю. В гинекологии, палата 13, — и положил трубку.
-Каззёл! — с чувством высказалась Вера, подхватилась туда, вызвала Натку в коридор — был тихий час, поговорили. Оказалось, какая-то неправильная беременность, сначала сказали что из двойни сохранился один плод, потом оказалось один и был, но как-то неправильно прилепился, к самому низу матки, что ли, и лечащий сразу сказал, беременность будет сложная, придется не раз на сохранении полежать.
-Не могу я, теть Вер, его убить, Темнову сказала, что буду рожать — скривился, как лимон съел, но настаивать не стал на аборте:-Как хочешь!-вот и весь разговор. Раз уж зародилась новая жизнь — пусть живет!!
Через десять дней её выписали, а через пятнадцать дней настали черные дни...
Вихрь по привычке, чмокнув мамку, сказал:
-Ма, сегодня рано не жди, поедем в несколько мест, Егорьевск, Кашира, надо кой чего порешать.
Вера привычно перекрестила его, поцеловала, попросила быть осторожнее — все как всегда.
Ночевать он не явился, телефон не отвечал, не отвечали и телефоны его ближайших друзей, Веру под утро трясло, сердце ныло, давление скакало, спать не могла. А часов в десять пришла Натка с двумя ребятами, не самыми близкими друзьями, так знакомые. С ними зашел мужик лет сорока пяти.
-Вера Ивановна! — начал этот мужик, — меня зовут Владимир, больше знают как Крюка.
-И что? — холодея от страшной догадки, спросила Вера.
Тот, сглотнул и как с обрыва в ледяную воду бросился:
-Ночью машину, в которой ехали ребята, расстреляли из автомата, Вашего сына и водителя сразу, Бабуин -в тяжелом состоянии, а...
Голос этого мужика глох, и Вера провалилась в темноту.
Натка дико заорала, когда увидела как теть Вера, ни говоря ни слова, мгновенно стала белой и начала заваливаться на бок.
-Держите!!
Два парняги едва успели подхватить Веру у самого пола. Перенесли на диван, Натка попыталась привести её в чувство, ничего не получалось. Крюк — местный авторитет, растерянно смотрел на все это, а Натка опять заорала:
-Вызывайте 'Скорую', а то будет два трупа сразу.
Вот и приезжала 'Скорая' к Вере по три раза на дню. Она не кричала, не рыдала — просто сидела и раскачивалась, тупо глядя перед собой. Материлась и рыдала Тучкова, пытаясь хоть как-то растормошить Веру, подходили какие-то люди, что-то говорили, она не слышала их — бесполезно.
Отреагировала только один раз, увидев брата, приехавшего из Рязани, как-то удивленно спросила:
-Саш, ты чего приехал?
И опять начала раскачиваться, не слыша, что пытается сказать ей брат.
Зареванные Натка с Тучковой суетились, справки и документы делали Крюк со товарищи, они же привезли продукты, спиртное все необходимое для поминок, заказали венки и прочее в похоронном бюро, оплатили кафе.
Казалось, весь город притих, такое впервые случилось, чтобы двух сразу убили, а третий через день умер в реанимации. Крюк поднял на ноги всех — имелись связи и среди милиции, пока результата не было.
Вера очнулась только у морга, когда вывезли сыночка. Она встала на колени перед ним и, не замечая никого, осторожно гладила его по лицу, говоря ему:
-Прости меня, сыночек, не уберегла я тебя. Вы теперь все у меня там... а я-то как же здесь буду, зачем?? А? Сына, ты меня с собой возьми, не хочу я без вас здесь оставаться!
Притихшие люди слышали каждое слово убитой горем матери, слышались только всхлипы и сморкание. А Вера все говорила с сыночком, жалуясь на то, что не зачем ей теперь жить, без него... и в какой-то момент, давний друг Вихря, выучившийся на врача, увидел, что она обмякла.
Шустро подскочив, подняли её и понесли в машину 'Скорой помощи'. Мужики, битые жизнью, многие из которых побывали за решеткой, вытирали глаза.
На кладбище, когда начали закапывать сына, Вера опять потеряла сознание, и оттуда сразу попала на три недели в больницу. Навещали её многие, она вежливо отвечала, разговаривала... а спроси через две минуты о чем — не вспомнит. Тучкова и Натка отчаялись достучаться до неё, она стала неживой куклой.
Выписавшись, попросила приехавшего за ней, знакомого парнишку, отвезти её к сыну, долго молча там сидела возле могилки, потом пошла к машине. -Отвези меня к этому вашему авторитету. Как там его, забыла?
-Крюк, Владимир Ефимыч.
-Вот, к нему.
Предупрежденный водителем Крюк уже ждал её у входа в добротный кирпичный дом.
— Скажи, кто это сделал?
-Вы присядьте, Вера Ивановна. Дело в том, что должны были... и ждали меня, я должен был ехать, а заболела дочка, вот ребята и...
-Все четверо погибли?
-Нет, Капа остался жив, в больнице до сих пор.
-Значит, его мамка сильнее меня просила Бога, чтобы сын был жив, — отрешенно произнесла Вера.
— Вера Ивановна! — прокашлялся Крюк, — все, что требуется с моей стороны...
-А требуется мне совсем мало, но неисполнимо: сын живой. Ты мне этого, который стрелял, если найдешь, покажи.
-Обещаю!
И через месяц, и через два — Вера была все такая же равнодушная, она жила на автопилоте. Лечащий врач хмурился, говоря Натке, что такое состояние чревато, надо чтобы она прорыдалась, прокричалась, нельзя такое держать в себе.
И помог Вере выйти из этого состояния, как ни странно, найденный убийца ребят.
Крюк подготовился по всем правилам. Наготове, в соседней комнате, сидели врач с медсестрой, в случае повторения обмороков.
-Вера Ивановна! Вот та самая паскуда, что ребят... меня надо было сместить...
Вера села напротив ухмыляющегося, дерзко смотрящего на всех, молодого мужика. Она молчала внимательно, вглядываясь в него.
-Чё ты, тётка, разглядываешь меня, я же не картина Айвазовского? — он не знал, что перед ним мать Вихря. Вера все так же молча смотрела на него, и он занервничал. Начал было материться, но посмотрев в её потухшие глаза, похоже, что-то понял.
-Эй, уберите эту сумасшедшую, чего она на меня уставилась? И тут Вера заговорила... все так же пристально глядя на него:
-Я точно знаю, что три погубленные тобой жизни, будут преследовать тебя до самого конца.
-Ты чё, тетка, ведьма? — как-то хрипло прокаркал убийца. -Нет, но захлебнетесь вы все, кто виновен, в наших материнских слезах. На тебя даже плюнуть противно! — Взгляд её, какой-то жуткий, казалось, пробирал до мозга костей.
И убийца затрясся и заорал:
-Уберите, уберите её!! Зачем привели эту жуткую тетку?
-Это мать Вихря! — сказал Крюк.
Жуткая тетка встала, посмотрела на Крюка:
-Спасибо!
А вслед ей кричал убийца:
-Я не знал, что Вихрь там был... мы же с ним по этапу вместе... я не знааал, я не стал бы...
У подъезда дома ей навстречу летела Лера:
-Крестная, крестнинька, я грамоту получила в садике — лучше всех выступила на танцах. У нас конкурс такой был, мы все три группы много занимались, а я лучше всех оказалась, вот! А твоя симпатия — Кондратьев, дурак, меня за косичку дергал! А грамота у мамы в сумке... ты чего, ревешь?
-Да вроде нет? — удивилась Вера.
-А че слезы бегут?
-От радости, Лер!—
-Ты, правда, рада за меня?
-Конечно!
-А ещё мы с тобой имя не придумали братику, ты все только обещаешь!!
-А может сестренка будет?
-Нет, — крепко держась за шею крестной, ответила Лера, — я и без врачей знаю — братик родится.
Она повисла на крестной, Вера, обнимая её, даже улыбнулась, а сзади раздался шумный вздох Натки:
-Наконец-то! Ты, теть Вер, нам нужна, у нас ведь ни одной бабушки, да и дед Коля, тоже... пока ты в невменяемом состоянии была, так что одна ты у нас. Лер, нужна она нам?
-Ещё как!! У меня скоро праздник Урожая, придешь? — тараторила Леруся.
-Постараюсь, — кивнула Вера, а Лера ладошками вытирала ей лицо и удивлялась:
-Ну чего они у тебя все бегут?
И ходила Вера почти на все утренники. Натка была то на работе, то в больнице. На Новый год, правда, ходил папашка.
В конце марта Натка родила сына, назвала в честь лечащего врача — Николаем, он всю беременность с ней возился, как с родной. Из-за низкого предлежания сохранялась постоянная угроза выкидыша. На последнем сроке вставляли специальное кольцо, Натка охала, но мужественно доносила сыночка, благодаря Николаю Антоновичу.
Вера, оставшись одна, постоянно забирала Леру к себе, та привыкла жить на два дома, иногда ворчала:
-Если бы не этот Коля!!
-Лер, ну ведь он совсем капельный, ни сказать, ни сделать ничего не может, ты же такая точно была, пошли лучше в ДК в выходной, там выставка экзотических животных — крокодилы, змеи, всякая другая лабуда.
А по весне на выпускном Леруся в 'принцессином платье' и туфлях 'на каблуку' блистала. Вера даже прослезилась, такая у неё красотка крестница подрастала.
-Какой у вас Кондратьев симпатяга!
-Ну и женись на нём!
Вера засмеялась:
-Я бы с удовольствием, да старая я для него!
В школе попали в первый 'А', и опять Кондратьев-дурак, был рядом, из их садиковской группы в классе было десять человек, так что проблем с новым коллективом у Леры не возникло — все свои. Училась она хорошо, только вот поведение хромало, то на деревьях висит, то на перилах катается, то с мальчишками подерется.
Вера, естественно, знала, кто ей сильно-сильно нравится, правда, мальчик этот, Илюша, нравился половине девочек из класса.
-Лер, да ну его, он какой-то бука!
-Ты ничё не понимаешь, потому что старенькая, у нас другое... как это? А, восприятие, вот.
-Где уж мне до вас, продвинутых!!
— И ты обиделась, что ли? Ну, не старенькая ты, но и не совсем молодая! — хитрая девчушка мгновенно исправлялась.
Вот так и жили. К Вере привезли мать — старенькую глуховатую бабушку, но любопытную без меры. Первое знакомство очень запомнилось Лере :
-Как тебя зовут?
-Валерия Викторовна Темнова, Лера короче!
— Как?
И так раз пять. Лера подвела итог:
-Глухая у тебя старуха.
— Лер, не старуха, а старушка.
Старушка пошла в туалет, потом стала мыть руки.
-Руки моешь? — поинтересовался ребенок.
Та кивнула:
-О, уже не глухая.
Не глухая в свои восемьдесят вела себя непредсказуемо, при Вере ныла, что не видит, даже чай налить не могла, а без Веры — та уходила на работу — мгновенно начинала проверку всех шкафов и ящиков в стенке. Вредничала прилично, никогда не слышала, что ей говорят близкие, пожимала плечами и говорила:
-Ничё не понимаю!
С чужими же разговаривала нормально, не переспрашивая.
-Старческие причуды! — вздыхала Вера.
Пришло как-то письмо из её деревни, там умер бабулькин брат, и родительский дом пустовал.
-Поеду там доживать, в родных стенах! — собралась бабулька, у дочки не видящая и не слышащая.
-Бабк, ты чего, ох...ренела? Живешь на всем готовом? — сидевшая тут же Тучкова удивленно уставилась на неё. — Там печку топить надо, дрова и воду носить, сиди уж где посажена.
-Племянники помогут, а тут никакого почтения нету, вон чужих больше привечает, чем меня.
Вера махнула рукой:
-Бесполезно что-то доказывать, никуда не поедет ведь, вон, до аптеки полчаса идет, а нервишки помотать — это мы завсегда.
-Ну, бабк, ты и наглая! Ты что, забыла, что Вера всех похоронила? Что у неё сердце больное? -завелась Тучкова.
— А у меня-то как все болит! — был ответ.
— Не, ну ты конкретно энергетический вампир.
-А чего она чужих привечает, постоянно ходют, никакого покоя от них.
-Так и скажи, что ревнуешь дочку. Не, Вер, моя Настасья, наоборот, как говорится, 'из ума сшита', меня постоянно поучает, и ведь по делу все, а тебе сложно с такой капризной.
-Что делать, родителей не выбирают!
Вот бабуля-то и нашла диск, который завалился за музыкальный центр, стоящий вплотную к стене. Чего она туда полезла, кто бы сказал! Неуемное любопытство взыграло, и "слепая" увидела диск.
-Тама у тебя какой-то круг точит в плинтусе! — сообщила она вечером пришедшей с работы Вере.
-Ты ж не видишь ничего, и зачем туда полезла?
-Я не лазила, просто увидела!
Вера махнула рукой, бабуля под старость научилась виртуозно привирать. Так на кухне верх мойки, только что купленной и не закрепленный до конца, был на следующий день сдвинут и перекошен.
-Кто-то сломал! — выдала бабуля.
-Да, полтергейст завелся.
Вот так и жили. Теперь она пристала:
-Посмотри, чего тама за круг торчит, может, что нужное?
-Диск обычный, с песнями, — отодвинув колонку, сказала Вера. — Надо его протереть, пылищи сколько скопилось. — Она положила диск сверху на остальные, лежащие в коробке.
-А-а-а, я думала, чё путное.
-Ты не там сокровища ищешь, ведь все прошнырила, лазишь, так хоть складывай все назад аккуратно. -Я не брала! Не видела, не трогала.-
Если приходила Натка с детьми, она уходила в спальню и сидела там, бурча под нос, что ходят тут.
Вера и сказала, и написала ей десятисантиметровыми буквами: "Ходили, ходят и будут ходить!"
Натка все чаще приходила смурная.
-Нат, твой идиот?
-А, теть Вер, где мои глаза были, только о себе думает! Навертела котлет вечером, думала, возьмет с собой на смену и ребятишкам останется. Утром собрался, уехал. Встала Лерку в школу собрать, полезла в холодильник... ну хоть бы одну котлету для ребенка оставил. Знаешь, это как бы мелочь, но их уже столько накопилось, что тошнит. Не поверишь, уезжает на двое суток — у нас праздник!
Вера частенько делала то чебуреки, то пельмени, то ватрушки и звонила Натке, чтобы приходили. Или же Лерка просила:
-Крестн, а давай ватрушек с творогом или пиццу заделаем?
-Будешь помогать — запросто.
И Лера старалась, резала и чистила, месила и смешивала, иной раз вымазавшись вся, но Вера не ругалась, наоборот, подхваливала, говоря, что в жизни все пригодится. Ребенок уже умел делать салаты, несложные, но умел, чистить картошку, моркошку, мыть посуду, Натка гордилась девочкой:
-Моя помощница и умница.
-И теть Верина! — добавляла справедливая Лерка.
 
Так пролетел год, все было более-менее привычно, Вера особо не говорила про свои потери, чего расковыривать и так кровоточащую рану. Лера со второго класса занималась английским с репетитором, пыталась учить крестную. Но та в школе 'проходила' немецкий и желания говорить на инглише не проявляла.
А к Вере приехал племянник с северов. Там зарплату не платили, и он решил попытать счастья в Подмосковье, благо, у тетушки можно было пожить. Устроили чудика на железную дорогу обслуживать мосты и мостики на железнодорожном полотне. Племянник, которого Вера видела последний раз лет десять назад едва отслужившим в армии, такой упитанный, но невоспитанный мужчина, очень любил покушать всласть, но вот денежки на еду... Все как-то не оставалось у него, бабуля втихаря ему совала, Вера как-то сказала:
— Мать, он взрослый мужик, у него семья есть, должен уже соображать.
-Тебе жалко, что ли? Мой внук-от.
А "внук-от" ни много ни мало, вернее, его хитренькая, восточных кровей жена, нацелились на квартиру оставшейся одной, Веры. Услышала это, как и бывает, Вера совсем случайно — племянничек громко разговаривал по телефону, вернее, она не вовремя пришла.
-Да знаю, все я помню, вот, бабка мешается под ногами. Ну, год-два, и квартира будет наша. Ха, ещё бы, они тут знаешь сколько стоят, трешки-то... — он осекся... в дверном проеме стояла 'тетушка любимая'.
-Э-э-э, а я вот с женой... разговариваю...
Вера молчком прошла в комнату, собрала его вещи, так же молча вынесла их в прихожку и негромко сказала:
-Десять минут и на выход.
-Я не хотел, тетушка, это все моя Ромашина!! — с женой они были не расписаны, и он всегда называл её по фамилии. — Ей захотелось тут жить!!
-До свидания!!
-Но куда я пойду?
-Город большой — жилье сдается.
Мать весь вечер рыдала и обзывалась на дочку:
-Наглая, хамка, родного племянника выгнала, я тоже уйду!
Вера вынесла из кладовки большую сумку:
-Собрать вещи?
-Да ты что, и мать родную готова выгнать на улицу?
-Ты определись, собралась уходить — иди.
-Я пока подумаю.
Вера обессиленно села на стул и так обидно стало, что слезы сами хлынули:
-Родственники хуже заклятых врагов получается. Ни один не поинтересовался, как Вера выживает после своих жутких потерь! Натка с ребятишками намного ближе оказались...
Племянника приехавшая вскоре жена сбила с толку — зарплата, видите ли, маленькая, а в Москве вон какие в объявлениях деньги обещают платить. И уволился с ЖД, да ещё и умудрился в отделе кадров 'поумничать'.
Вера особо не вникала, только и сказала:
-Москва дураков любит!
Так и вышло — и мотался по электричкам, убегая от контролеров, племянник в Москву, даже за меньшую зарплату, рыпнулся было назад на ЖД, да припомнили ему в кадрах его хамское поведение.
У бабули через год случился инсульт, десять дней и все — возраст сказался.
Похоронив мать, Вера стала задумываться... начались какие-то странные дела, типа полтергейста: то в ванной, то в туалете оказывался включен свет. Вера сначала думала, что это она забывает, после ухода сына память резко поплохела. Но нет, уходили как-то вместе с Наткой часа в четыре, светло было, свет нигде не включали, а придя домой, удивилась: в прихожке горел свет. Натка же, иногда, когда Вера на пару дней уезжала к друзьям в деревню, приходившая проведать кошку, тоже сказала, что пару раз и у неё такое было. Хотя дотошная Лера, обходила всю квартиру и свет выключала везде.
-Та-а-ак, похоже, не уймутся никак!
На следующий день сосед поставил ещё один замок в Верину входную дверь — и полтергейст закончился. Зато стала названивать сестра с северов с просьбой прописать временно сыночка.
-Теть Вер, пропишешь если — выпишешь только по суду. Смотри сама.
Натка, более понимающая в этих делах, тут же предупредила Веру.
И что подвело Веру к этому найденному когда-то бабулей диску? Интуиция что ли взыграла... Она ни с того, ни с сего, решила поставить музыку какую-нибудь, тошно так на душе, включила этот центр впервые после гибели сына. Негромко заиграла музыка — 'Бутырка'— сына любимая, — подумала Вера, повернулась идти на кухню и тут... музыка прервалась и послышался кашель.
А потом голос сына... Сына??? У Веры подогнулись ноги, она мешком свалилась на пол, а сын начал говорить.
"Привет, мам! Если ты сейчас это слушаешь, значит, меня нет уже, и я не зря записываю эту ... — он кашлянул. — Ма, мне, поверь, очень не в жилу так делать, но имеются кое-какие намеки, что все может измениться в минуту, а ты у меня останешься совсем одна. Я слишком сильно люблю тебя и вот ... решил... оставить тебе послание... Если это все мои бредовые подозрения, то эту запись я сам же и уничтожу. Но мало ли... Ма, помнишь меня неделю не было дома, я тебе сказал, что в Тверь ездил? Не, ма, я был в Болгарии... не буду вдаваться в подробности — зачем тебе всякую ерунду знать... — он опять помолчал. А Вера, так и сидящая на полу, ничего не видела перед собой из-за слез.
-Ма, не плачь, пожалуйста! Так вот, ма, я купил там на побережье небольшую квартирку — случились у меня приличные деньги, и захотелось мне своей, нахлебавшейся всякого дерьма, мамке сделать... не подарок, а хорошее дело. Ма, в твоей жестяной банке со всякими там клипсами-бусами, помнится, даже я тебе какие-то клипсы покупал, классе в третьем... Посмотри внимательно, там найдешь маленький такой ключик от ячейки в банке, арендованной на твое имя. Я все сделал как надо, оплатил срок аренды на пять лет, надеюсь, ты диск раньше найдешь, там все документы на эту квартиру, на тебя...
У него как бы перехватило дыхание, он долго кашлял.
-Извини, тяжело дается. Я очень надеюсь, что эта запись не пригодится... но... Ма, я тебя безгранично люблю, если ты сейчас слушаешь, значит... Да ни хрена это не значит, я все равно рядом с тобой! Ма, продавай на хрен эту квартиру и езжай на море, поживи за меня, за Бодика и за Сашку. Все, ма, так трудно это говорить. А... в Болгарии, умные люди подсказали, покупать квартиру, а не жилье в навороченных комплексах, намного дешевле жить и спокойнее. Мам, не болей, не грусти, не плачь по мне — помни, я — рядом. А ещё, не надо никому знать, что квартиру купил я, даже твоим центровым Натке и Тучковой. Зачем кому-то задумываться, где и как Вихрь нашел или взял деньги на неё. Я тебя очень люблю..." — послышалось шипение, а потом опять зазвучала какая-то песня.
Вот и стала задумываться Вера, нашла этот маленький ключик, сходила забрала небольшую папку, а дома опять долго сидела в отупении, держа в руках документы на квартиру в городе Несебр.
И где такой город, вроде, слышала название? В папке ещё двадцать тысяч лежали с лаконичной припиской сына — 'это тебе на поездку'.
С одной стороны, здесь родные, так сказать, могилы — оградки, памятники всем поставила, а с другой стороны, никудышное здоровье, и не теряющие надежду заполучить квартиру родственники, естественно, без Веры. Собралась к брату, с которым за всю более чем пятидесятилетнюю жизнь ни разу не поругалась, там ей всегда были искренне рады, встречали и делились последним.
Ребята — брат и его жена Галя однозначно сказали:
-Сын у тебя молодчина, в самый корень смотрел. Съезди, сначала посмотри, пощупай, как говорится, что и как, если понравится — уезжай. Там же море и тепло.
Галя посмеялась:
-Когда на Урале жили, я всегда мечтала жить там, где яблоки растут, а ты будешь там, где инжир, наверное растет. Даже не представляю, что за дерево — инжир.
— Саш, Галь, кто-нибудь из вас двоих поехали со мной, я одна как-то...
-Да у нас проблема с деньгами нарисовалась, мы нашему северному племянничку пятьдесят тысяч из денег Влада дали в долг год назад, а сейчас не можем их найти.
-Как?
-Да Влад, сама знаешь, до армии начал работать в дальнем Сараевском районе зоотехником, ему сто тысяч подъемных выдали, а через два месяца в армию ушел. Сейчас вот, со дня на день со службы ждем, в деревню вряд ли вернется, надо будет эти сто тысяч отдавать. А у них, похоже, совести совсем нет, симки поменяли, дозвониться никак. То каждую неделю приезжали, как мы потом уже поняли хорошо покушать, а сейчас ни слуху ни духу. Вот ведь родня какая.
Вера, не трогающая свою пенсию уже с полгода, сразу же ответила, что на недорогие путевки у неё найдется.
И собрались Вера и Галя в Болгарию, купили недорогие путевки в Поморие, что расположен в пятнадцати километрах от Несебра.
-Поморие, Поморие... это же паста такая была 'Поморин'— вспомнил братец, — а ещё какое-то озеро знаменитое там.
-Вот, из-за озера с его лечебной грязью и взяли Поморие, — улыбнулась Вера.
Уезжали в средине сентября под непрекращающийся нудный дождик, а в Бургасе как в другой мир попали: солнышко, голубое небо, теплынь, как в начале августа...
А едва отъехав от аэропорта, обе прилипли к окну, по правую сторону было море... неспешное, сине-зеленое, какое-то ленивое, с играющими на небольших волнах солнечными бликами... Красотища!!
Небольшой уютный 'семеен хотел' в старой части города, расположенный совсем неподалеку от моря и озера был почти пустой, приветливые хозяева вполне неплохо говорящие по-русски.
Естественно, распаковав вещи, переоделись и первым делом пошли поздороваться с морем.
Поразил песок: темно-серого, местами ближе к черному, цвета, как потом пояснили хозяева, из-за того, что много железа в нем. Какой-то шелковистый, и вода, градуса 24.
Ох и отрывалась Вера, не заплывающая далеко, была вот у неё такая фобия — боязнь глубины, а вот вдоль берега... Она плавала до изнеможения, на берег вышла едва переставляя ноги, потом долго лежала, бездумно глядя на на всю эту красоту. Огромное пространство, где были только небо, море и небольшие барашки облаков, и никаких мыслей в голове, расслабуха полная.
Вечером долго бродили по набережной, проголодавшись, посидели в местном ресторанчике — механе, оформленной в старо-болгарском стиле, с керамическими кувшинами, тарелками, скатертями, добротными, тяжелыми деревянными столами и стульями. Немногочисленные посетители, негромко наигрывающий местные песни одинокий музыкант, вкусная еда: знаменитый шопский салат, мидии в сметанном сосе-соусе, рибено ассорти, местная разновидность пресной лепешки-пырлинка, приятное вино Розе-розовое.
Сидели долго, просто наслаждаясь обстановкой, потом шли по набережной, слушая шум моря и любуясь пляшущими на воде дорожками от фонарей. И спала Вера, впервые с гибели сына — как убитая.
Десять дней вышли просто изумительными, купались, загорали, много ходили пешком, очень долго были в монастыре Святого Георгия, покровителя Болгарии, мазались на озере грязью, полюбилось местное вино-Розе, а Несебр — особенно стария град, очаровал сразу.
-Боже, я как в средневековье попала! — сказала Вера, когда увидела в небольшой бухточке многочисленные рыбацкие лодочки, качающиеся на небольших волнах.
— Кажется, сейчас увижу человека-амфибию!!
Побродив по старому городу, налюбовавшись на узкие улочки, многочисленные храмы и старинные домики, поехали на квартиру, долго искали дом, оказавшийся в глубине переулка.
Квартира встретила нежилым духом и опущенными жалюзи, когда подняли их, осмотрелись: небольшие уютные две комнатки, полностью обставленные, помыть протереть пыль и можно жить.
На круглом столе стояла небольшая ваза из местной керамики, в ней сухоцветы и опять сложенный лист бумаги:
-"Надеюсь, тебе понравится! Живых цветов, прости, не оставляю, очень надеюсь, что тебе все придется по душе, и ты переедешь сюда. И я буду спокоен и рад за тебя. Целую!!"
-Ох, сыночек! — заплакала Вера. А Галя, тоже всплакнув, заметила:
-Вера, я всегда недоумевала. Такой разумный твой Дима, и такая вот судьба. А как он о тебе позаботился, это нет слов, думаю, ты теперь быстро сюда переберешься.
В дверь постучали, и вошла молодая беременная женщина:
-Звиняйте, аз живе тука! — Она показала рукой на потолок. — Аз — Деница, как вы кажите?
Познакомились, Деница сказала, что живут здесь уже два года, приглядывают за этой кыштой-квартирой, и много рада, за рускиню.
-Когато тука постоянно будеш?
Вера, порадовавшись, что уже есть соседи, пояснила, что надо продать квартиру в России, но если повезет, к весне переедет.
-Много приятно!
Деница провела их по всему жилому кварталу, показала, где что находится. Море минутах в десяти-двенадцати, небольшой магазинчик с необходимыми продуктами, овощной магазин, и показала, как идти по тропинке 'через дюни, пет минута и в Несебр.'
Вера как-то враз решилась:
-Все, Галь, точно сюда перееду, тут так спокойно и тихо!! И язык похожий, проблем точно, как они говорят — няма.
Последние пару дней были в квартире, отмыли, протерли все, прикупили всякие чистящие-моющие, постельное, все теперь было в наличии — приезжай и живи.
Напокупали сувениров: мыла, кремов, шампуня из знаменитой болгарской розы, ракии, вина и коньяка тоже прикупили, постарались не забыть никого.
А дома уже ждали Тучкова и Темновы, опечалились все, что Вера уедет, но прикинув, здраво рассудили:
-Подруг, тебе там полегче будет, здесь уж очень все их напоминает, да и море — это море.
. -А я, эх... Мы тут тридцать лет совместной жизни отмечали, пока тебя не было?
-Это как? Он же на четвертом живет?
Ну, мало ли, — Тучкова сделала загадочный вид, — а вот пришел с одной розой, с порога заорал:-Где мои подарки? — С какого..? — спрашиваю.
-Событие, тридцать лет совместной жизни!!
-И вот тут Остапа понесло... у меня чайник на плите стоял, жалко, что не закипел ещё, ну я и ... как в песне дурацкой "А мы его по морде чайником".
-Не обварила мужика?
-Не... вода была теплая, но рожа покраснела ещё больше.
— Ох, Тань...
-Да, ладно, Вер, он сейчас ручки не протягивает, сына боится, а орет... пусть тявкает. Вот ты уедешь, хреново, но понимаю. Может, и я к тебе соберусь когда-нибудь? Ты же вон про маки — заинтриговала.
-Тань, все болгары удивлялись, когда я про маки расспрашивала с горящими глазами — они у них по весне везде, как наши одуванчики цветут.
-Не трави душу, подруг!
Выставила Вера квартиру на продажу, да что-то покупателей особо не было, так, придут посмотрят и тишина. Тучкова втихую радовалась, говоря Натке:
-А и пусть, чем дольше не будет покупателя, тем нам лучше!!
Как-то по зиме, у Веры резко позвонили много раз в дверной звонок, она выскочила в прихожку, открыла дверь и онемела — её Тучкова стояла на цементном полу без тапок в одном длинном свитере, руки и рукава были в крови, а сверху, с шестого этажа, раненым кабаном ревел пришедший недели три как назад — Тучков...
Вера молча рванула в комнату к телефону — вызвать милицию.
-Не, подруг, не звони никуда, это пидерсии кровь. Я его охреначила сковородкой, башку пробила.
-Кошмар, чего опять с соседом не поделили?
-А нечего меня и детей поносить...
-Ох, Танюха!
Дети, приехавшие по его просьбе, повезли вопящего отца в травмпункт, а он по дороге как-то жалобно спросил:
-Чего хоть сказать-то, ведь весь город будет ржать — жена, которую плевком перешибешь, и голову пробила.
-Скажи, запнулся спьяну и об ступеньку приложился, — буркнул сын.
Вера, видя, что Тучкову начало трясти, усадила её за комп и показала простейшую игру в шарики, и увлеклась после этого Танюха:
-Ой, подруг, как ты меня классно успокоила, я теперь чуть чего — за комп, и пошел ты, Витя...
Натка же, не говоря об этом теть Вере, теперь уже стопроцентно уверилась — дерьмо у неё, а не муж. Колюшке исполнялось три года, пора было выходить на работу, ребенка начали водить в садик, Лера училась на отлично, хоть с детьми было спокойно.
Темнов все больше отдалялся от семьи, как-то только про Леру можно было поговорить с ним, сына-его копию, он не особо любил — тот по сравнению с Лерой был более капризным.
-'Набаловала вот пацана, хуже девки истерит!!'
Если Натка говорила, что надо бы что-то купить из бытовых ли приборов, ей ли какую-то вещь — он постоянно морщился и бухтел:
-Куда ты деньги деваешь, тебе сколько не дай — все нету!
Натка уже не оправдывалась как раньше, а молча выкладывала ему на стол чеки из магазинов, потраченные на продукты. Они с Лерой тоже сильно печалились предстоящему отъезду теть Веры, но Натка понимала, что там их мам-подруге будет полегче.
В марте риэлтер привела очередного мужчину посмотреть квартиру. День выдался солнечный и в квартире было светло и ярко, Вера поменяла все обои на светлые, вот полюбила она после своих потерь желтый цвет. Мужчина посмотрел, походил, сказал, будут думать, все как всегда. Риэлтер уходя, сказала:
-Не горюй. Ближе к лету найдем покупателя — вон, отставники по сертификату купят.
А через час позвонила — мужчина сказал, посоветовался со своими — берут Верину трешку.
ГЛАВА 4.
2012г. Лето у Натки получилось терпимое, если не считать всяких мелких подлянок со стороны соседа -Темнова. Он ловко манипулировал Лерой, которая стала какой-то не такой, помаленьку хитрила, уже не так истово ненавидела отца, наоборот, стала его защищать. А Колюшка — бесхитростная душа, вывалил в открытую:
-Мам, ну здесь же папа хозяин, а не ты?
-Слышь, сосед, будешь настраивать детей, смотри, тебе сильнее аукнется.
-Я ничего не настраиваю! — буркнул Темнов, закрывая дверь в свою комнату.
Полосухин все так же ненавязчиво старался как-то да помочь, купил сыну давно выпрашиваемый им самокат, Лерке — новые ролики. Ей постоянно дарил цветы, покупал всякие конфеты, пирожные, говоря:
-Наташа, я тебя ни к чему не принуждаю. Нам обоим надо время — присмотреться друг к другу, я подожду, сколько надо.
А Натке с этими своими заботами, все и некогда было особо о нем думать — чаще выходило говорить по телефону, чем видеться.
Колюня умудрился в садике сломать руку, а через десять дней Натке, что называется, поддула горящая путевка в Гагры, на троих всего тридцать пять тысяч, и плюс двенадцать — стоимость билетов. Конечно же, Натка уцепилась за такую путевку. Лера отрывалась, купаясь, а Натка носила Колюшку на руках в воду — рука ещё была в гипсе, что не мешало ему носиться по мелководью, искать крабиков, вытаскивать из воды медуз, строить песочные замки.
А вот в конце августа... Натка, занятая разработкой Колюшкиной руки после гипса, как-то упустила из виду, что Лерка резко изменилась. Сильно выросшая за последний год, ставшая прямо настоящей девушкой (крестную на десять сантиметров переросла — козыряла дочка), она стала совсем неуправляемой. Как джинна из бутылки выпустили — появились какие-то новые подружки, стала где-то подолгу гулять, в соцсети "В контакте" на её страничке одни сплошные маты — и статусы, и песни, и комментарии... Натка поорала на неё, в ответ услышала:
-Это ещё папка не знает, что ты творишь!!
Натка с весны замечала, что дочка злится, когда она приходит домой с цветами.
Украдкой, когда та спала, полезла в телефон, почитала сообщения....
-Трындец!! Ребенок влюбился в какого-то Никиту, из другой школы.
Все сообщения подружкам были только о нем, какой он необыкновенный, как она его любит, что он сказал, как посмотрел...
Потом в сообщениях стали проскальзывать недовольные нотки, типа: -Пил с ребятами опять, не признается, перегаром несет.
Потом: — Все, достал — поругались!
. Через пару дней: — Схожу с ума!! Не могу без него... Как жить без Кита?
Натка с изумлением заметила, что в кошельке не хватает двухсот рублей
. -Лер, брала деньги?
-Нет! — честные глаза. Через неделю опять — теперь уже пятьсот, дочка стала неуправляемой.
-Темнов, поговори с Леркой, она тебя послушается. Посмотри, что делается: приходит поздно, врет, оговаривается, скандалит, деньги вот из кошелька пропадают.
Ответ убил:
-Это не самое страшное!
Натка была в самом настоящем шоке. Написала теть Вере, зная, что Лера всегда прислушивается к её словам — как назло полетел ноутбук, и поговорить с ней никак не получалось. Та мгновенно отреагировала, что-то написала Лерке, поворчала, вроде девочка притихла.
. А через две недели, её ласковая послушная разумная девочка, явилась вечером ...пьяная!! С дикими какими-то глазами, вся озлобленная.
И не выдержала Натка — схватила ремень! А её Лера, Леруся, начала её пинать, крича при этом Темнову, выглянувшему на шум из комнаты:
-Она тебя обманывает, она тебе изменяет!
Истерически зарыдав, закрылась в комнате, а у Натки дико заломило виски и заболело сердце. -Боже мой, это в тринадцать лет??
А этот ...козлина, встал в дверях кухни и ухмыляясь сказал:
-Воспитала? Сама виновата!
Натка запустила в него кружкой, от которой тот едва отклонился.
-Истеричка!
-Козлина!
Утром Лера прятала глаза, а Натка не знала, как и что говорить? У дочки пикнуло сообщение, она долго читала, нахмурившись.
-Нажаловалась крестной уже? Я... извини меня! Нам с Анькой дали воду в бутылке, попить! Я сделала пять-шесть глотков, и дух вышибло, плохо помню, как домой дошла.
Недели две ребенок сидел дома, только все больше становилась Лера дерганной — потом враз отпустило, повеселела, похоже, помирились с кавалером... Появилась какая-то новая подружка — Нюта, постарше на три года. Натка проверила — правда, ходила Лерка к Нюте частенько, жила неподалеку. А Лера с девчонками заслушивалась восторгами Нюты о её большой и страстной любви — Юсифе.
Ездили летом Нюта со старшей сестрой в Турцию, сестре уже двадцать восемь исполнилось и родители спокойно отпустили младшенькую с ней, вот там и отрывались девочки. Старшая уходила на свидание со своим давнишним бойфрендом — Османом, в полной уверенности, что младшенькая спит, а младшенькая, через часок убегала к Юсифу, с которым 'как-то сразу вспыхнула любовь!
-Он такой мачо, вот, девчонки смотрите, такой ласковый, щедрый и в постели — супер! — и девчонки смотрели фотки этого Юсифа в телефоне.
Лере он как-то сразу не приглянулся, да, фигура спортивная, накачанный весь, как-то слащаво-красивый, но невысокий, кривоногий, волосатый. Нютка, наоборот, восторгалась им бесконечно, уверяя девчонок, что вот потеплеет, и приедет Юсиф за ней, и поженятся они по турецким законам, и будет она жить в достатке и любви с ним, да ещё и в теплой стране!!
-Нют, а твои родители согласятся? А учеба?
-Учеба не столь важна, Юсиф сказал, что я буду только его, и он будет меня как всякую драгоценность беречь от чужих взглядов! А что ещё женщине надо? А родители... ну, когда увидят, как он меня любит, смирятся. Скорее бы весна !!
Кит стал какой-то странный, постоянно дергался, заводился ни с чего, несколько раз крупно поругались, но на следующий день, он ждал Леру после уроков как ни в чем не бывало.
— Кит, что происходит? Почему ты такой бешеный стал?
-Все нормально, просто я... — дальше шли разные причины: не выспался, поругался с отцом или матерью, или козел-сосед достал, причин было много.
Лера как прозрела:
-Никит, давай уже разойдемся, как в море корабли, мне в напряг твое дурное настроение, да и учебу запускать не хочу!!
-Значит, вот как я тебе нравлюсь и дорог?? Вот когда у меня начались трудности, сразу в кусты?
-Ты определись. Ничего же не объясняешь, а только срываешь зло на мне.
-Честное слово, больше не буду!!
Орать перестал, но мог неделю не появляться, иногда посылая смски, типа: -"Прости, занят увидимся."
Лера теперь только поняла слова теть Веры о том, чтобы она посмотрела на свою симпатию изнутри. И впрямь, что-то не стал дотягивать Кит до идеала... Так, виделись иногда — гуляли по улицам, Кит все чаще приходил какой-то взвинченный, что-то его сильно угнетало, иногда начинал лихорадочно целовать Лерку, приговаривая:
-Моя! Не отдам, нет!
Лерка терпела эти, уже не казавшиеся такими сладкими, поцелуи, а сама начала тяготиться этими дурацкими отношениями.
Её одноклашка Кондратьев, почему-то всегда оказывавшийся неподалеку, открытым текстом говорил:
-Лер, что ты в этом дерьме нашла? Ведь гнилой он!
-Пошел ты, будешь меня учить!
Как-то Лера увидела из окна школы, что Кит и Нюта о чем-то очень серьёзно разговаривают, Нюта как бы убеждает его в чем-то, а он отрицательно машет головой.
-Чудно, что ей от него понадобилось? Она же постоянно говорит, что только Юсиф дотягивает до её идеала мужчины?
Прозвенел звонок на урок, Лера сидела как на иголках, уж очень её заинтересовало, в чем Нюта так упорно убеждала Кита?
Он же вел себя как ни в чем не бывало, и Лера постеснялась спросить его.
В средине марта Нюта позвонила Лере и, не слушая возражений, торопливо сказала:
-Лер, у меня радость — любимый мой приехал, срочно приходи, хочу тебя с ним познакомить!!
И, как говорится, любопытство сгубило кошку. Бросив сумку с учебниками, даже не перекусив, полетела Лерка к Нюте, по дороге догнав Катьку Соснину, тоже торопящуюся к Нюте.
Нюта почему-то была на улице, стояла возле машины с тремя молодыми мужиками. Один — Юсиф, а два других — наши: один явно кавказец, а второй невысокий, плотный, скорее даже квадратный, с каким-то колючим взглядом.
-О, девчонки, знакомьтесь, это мой, — Нюта сделала ударение на слове"Мой", — Юсиф, а это мальчики.
-Эдик, — кавказец широко улыбнулся, — и Платон.
Лера и не заметила, как мальчики окружили их с Катькой, и начали приглашать покататься, потом посидеть в кафешке. Она насторожилась и стала отказываться, мотивируя тем, что вот-вот подойдет её парень.
-А он уже здесь! — как-то радостно сказала Нюта.
И впрямь, из-за угла вышел Кит с какой-то страдальческой миной.
-Никит, ты что, заболел? — кинулась было к нему Лера, но квадратный Платон, придержал её за рукав.
-Пусти, чё тебе надо?
-Подожди, послушай его !
-Лер, — забормотал Кит, — прости меня, я не хотел. Так вышло!
-Что вышло? — у Лерки внутри все похолодело от неприятного предчувствия, — что ты не хотел?
-Лер, я подлец, знаю, но или ты... Или меня поставят на счетчик, а отдавать мне нечем! — все так же упорно не поднимая глаз, с трудом выговорил Никита.
-Какой счетчик...?? Причем здесь я?
— Девочка, он просто продал тебя!
— Как продал, кому, зачем?
-Ты — натуральная блондинка, а в Турции таких любят, вот и поедешь туда, на заработки, — нагло ухмыльнулся этот Платон.
-Саш, ну зачем ты так грубо, мы же договорились, сюрпризом, — пропела Нюта.
-Ах ты!! — Лерка дернулась из руки этого Платона и вцепилась в рожу такого недавно самого лучшего, Никиты!
Тот заорал, а Лерка успела ногтями расцарапать ему щеки.
-Истеричка!! Дура!!
— Сам козел! — Лерка рванулась бежать, но Платон резко дал ей подножку и она упала.
-Лер, держись! — откуда-то сбоку вывернулся Кондратьев, но что может четырнадцатилетний пацан против двух здоровых мужиков?
Кондратьев же падал от их ударов, отчаянно поднимался и опять старался достать этих двух козлов.
Нюта затащила оцепеневшую Катьку в машину, Юсиф старался впихнуть туда же орущую и сопротивляющуюся Лерку, а худенький очкарик — тень Кодратьева, одиннадцатилетний Женька Страхов побежал за угол, крича во все горло:
-Помогите кто-нибудь, там пацана убьют щас!!
Где-то открылось окно и старческий женский голос закричал:
-Я милицию вызвала!
Вдоль шестиподъездного дома неспеша шел рослый мужик. Женька рванул к нему:
-Дяяденька, там, там, девчонок наших хотят увезти, а Димка дерется. Но они его сильно избили, помогите, дяденька.
Дяденька остановился, буркнул:
-Не хватало ещё в драку лезть из-за малолеток!! — и повернувшись, пошел назад.
Женька, задыхаясь, догнал его и вцепился как клещ:
-Дяденька, они Лерку и Катьку куда-то увезти хотят!! -Лерку? Фамилия как?
-Тем... Темнова она, — задыхаясь от бега и от слез, выговорил Женька.
-Ты что ж раньше-то не сказал?
Дяденька резко рванул за угол дома и увидел корчащегося, пытающегося подняться, с залитым кровью лицом, пацана и резко рванувшую с места машину.
И последнее что увидел дяденька-Темнов — это беззвучно что-то кричащую ему дочку, Леру.
Через несколько минут подъехал милицейский газик. Для Кондратьева, так и сидевшего на снегу, не в силах подняться, и едва держащего голову, тут же вызвали 'Скорую', а Темнова и Женю повезли в дежурку.
Темнов торопясь сказал:
-Номер я запомнил... там моя дочь. Я слишком поздно увидел!!
-Но ведь... — заикнулся Женя. Темнов зыркнул на него, и пацан испуганно сжался.
Пока оформляли показания, нашли машину по номеру, названному Темновым — она брошенная, стояла через две улицы, неподалеку от торгового киоска, продавщица видела, как из неё выскочили три мужчины и три девчонки (что её и удивило, как много народу в одной машине — почему и заметила) и резко побежали к стоянке такси.
Пока искали таксистов, подвозивших странных пассажиров, пока допрашивали их — время было упущено, похитители и девчонки растворились в Москве.
Натка же, приехав с работы удивилась — сумка с учебниками брошена в прихожке, обед не тронут, на Леру совсем не похоже. Она первым делом летела на кухню поесть, а потом уже все остальное. Набрала её номер — отключен, странно... Какая-то тревога сжала сердце. Набрала этого:
-Не знаешь, где дочка?
Тот как-то странно помолчал.
-Я ща приду!
-Мне-то что, Лера где.
-Я ща приду!
И пришел с черной вестью... Натка, не дослушав, рванула к этой Нюте, там спокойные родители, ни о чем не подозревая, сказали, что она где-то гуляет. Когда же и ей не смогли прозвониться, заволновались, все вместе полетели в отделение милиции, а поскольку уже был вечер, дежурный следователь приняв заявления, попросил прийти завтра с утра.
Утром же прибежала и мать Сосниной — тоже дочка пропала. Вот и сидели убитые родители у следователя. Следователь Козлов дотошно и нудно выспрашивал их обо всем, с кем дружили, куда ходили. Вот тут-то и всплыло имя — Юсиф. Лера говорила про Нюту и этого турка, что у них большая любовь и прочее. Нютина мать побежала домой и в столе ребенка наткнулась на альбом с весьма откровенными фото Нюты и этого Юсифа. Принесла самую приличную фотографию, где её скромная дочка топлесс стояла в обнимку с этим черно... Следователь, много видевший и узнавший за двадцать лет работы в розыске, посмотрев на этого турка сказал:
-Скорее всего, это вербовщик, и увозят сейчас вашу дочь в сексуальное рабство, сколько таких молодых девчонок ведется на их "любовь"!
Мать Нюты начала хватать ртом воздух... муж повел её на улицу.
Натка и мать Сосниной остались. Следователь начал выспрашивать их, и вот тут-то всплыло имя Никиты. Натка не знала его фамилию, но рассказала, как он выглядит и примерно где живет.
Следователь повеселел:
-Имя не такое уж популярное, Никит немного, возраст знаем — шестнадцать, найдем. Есть у нас свидетель один, но он пока под воздействием лекарств — спит в лечебном сне, там сотрясение мозга, многочисленные ушибы, гематомы, трещины в двух ребрах, перелом пальца на правой руке — досталось пацану! Но до последнего старался девочку Леру защитить, Кондратьев Дима из её класса.
-Да вы что? Лера его всегда придурком называла.
-Побольше бы таких придурков... и появись Ваш муж на пять минут пораньше, не случилось бы этого похищения.
-А Кондратьев где лежит? У него же мамашка года три как бросила их с отцом, нашла нового мужа. А отец периодически в запоях, так, поди, мальчишке и воды никто не принесет?
Следователь сказал, где лежит Кондратьев, добавив при этом, что там уже заведено уголовное дело -"тяжкие телесные", и виновные в похищении и избиении несовершеннолетних получат приличные сроки.
-Да, вот только поймать бы их, пока они здесь. Здесь, в Москве точно — аэропорты предупреждены и погранцы тоже. Скорее всего, затаились, но ищем.
Натка и Соснина, совсем убитые такими новостями разошлись, по дороге зазвонил телефон. Натка судорожно рылась в сумке, не замечая, что он в кармане.Пока нашла, телефон умолк. Достав, нажала посмотреть кто — Антон. Она разочарованно вздохнула, а телефон зазвонил снова:
-Да?
-Наташа, что случилось? Я тебе много раз звонил, — встревоженно сказал Полосухин.
-Да вот случилось, — у Натки как-то враз хлынули слезы. — Ле... Лерку... ук... украли... вчера!
-Ната, ты дома?
-Ддда, подхожу... уже.
— Милая, я часа через два-три, если пробок не будет на дороге, подъеду, продержись...
-И чем ты мне пом... поможешь? — рыдала Натка.
-Чем-то да помогу, не плачь, моя хорошая, скажи, в милицию уже обратилась?
-Дда, там уже ищут, только вот найдут ли...
-Прошу тебя, постарайся успокоиться! Я скоро!!-
Полосухин потер ладонями лицо и мгновенно собрался, теперь вместо добродушного дядечки, каким привыкла видеть его Натка, сидел суровый, жесткий мужик. Один звонок. второй... На ходу, не попадая в рукав пальто, Полосухин сказал секретарше:
-Меня не будет, сколько — не знаю, все вопросы заму. Что-то важное — тогда мне, на мой второй телефон, повторюсь — только самое важное!! Всё, я уехал!
Секретарша, работающая с ним десять лет, второй раз видела Полосухина таким. Первый раз это было лет восемь назад, когда его отец якобы погиб в автоаварии, оказалось — подстроили, вот тогда она и увидела, каким может быть Полосухин.
'Не приведи Господи, становиться у такого на пути!!'
Вот и сейчас, видно что-то такое же пакостное произошло, но эти выводы Гертруда Генриховна оставила при себе и привычно соединилась с замом, передав ему указания Полосухина.
А Полосухин ехал к знакомому знакомого, в Главк МВД, там его уже ждал представительный подполковник. Моложавый, но с цепким взглядом таких усталых, много видевших глаз. Не став тратить на экивоки время, сразу ввел Полосухина в курс дела:
-Местные сыщики уверены, что турок — вербовщик наивных девочек. А на молоденьких всегда спрос есть, тем более одна из них — Темнова Валерия натуральная блондинка. Ориентировки разосланы повсюду. Мы уверены, что они пока затаились здесь, в Москве. Если бы тот пацан, одноклассник не вмешался, то были бы уже эти девчушки в Турции, а так есть надежда, что найдем... но честно — маловероятно, если только, как говорится, "Его Величество — случай". Внешность девчонок постараются изменить, даже поменяв цвет волос и прическу, человека узнать трудно, а ещё и всякие макияжи. Мы больше надеемся по похитителям их опознать, одного-то точно уже знаем, местным он давно знаком.
-Я подключаю своего приятеля, частного детектива, надо бы, чтобы и ваши и мой делились информацией, и скажите своим, кто ведет это дело — вознаграждение будет!!
Полковник подумал, поинтересовался детективом, узнав кто — одобрительно кивнул:
-У них там современное оборудование, нам такое и не снилось! Добро, я своих предупрежу и с Богом!
Натка, придя домой, рыдая и запинаясь через слово, еле выговорила в телефон встревоженно вопрошавшей теть Вере, что Лерку украли...
Вера тут же позвонила Крюку.
-Владимир Ефимович, это мать Димы Вихря, Вера, — назвалась она.
-Здравствуйте, Вера Ивановна!! Что-то случилось у Вас? Вы же в Болгарию, помнится, уехали?
-Да! Речь не обо мне. У нас с сыном есть крестница... Вера подробненько рассказала про крестницу, дала Наткины координаты, попросила помочь.
-Чем смогу — обязательно, буду держать Вас в курсе.
И к вечеру уже Крюк знал, что в этом дурацком похищении отметился хорошо знакомый им всем Платон -Платонов Сашка.
-Денег захотел срубить за непыльную работенку, — пояснил его ближайший друг Бирюк, — и надо-то было девах до Москвы довезти без шуму и пыли за штуку баксов.
А когда узнал, что похищенная — крестница Вихря, побледнел:
-Да Платон себе вены перегрызет за такое. Они же с Вихрем два года друг над другом на нарах кантовались. Ё... вот это попал Санек!! Он же Вихря всегда чуть ли не обожествлял, Вихрь для него был высший авторитет!! Когда его убили, Платон месяц с ума сходил, все отомстить за него рвался.
А Полосухин, так никогда в жизни не ездивший, летел к Наташке.
-Наташа, я подъезжаю! Выходи!
-Я с сыном!
— И что? Давно надо бы нам, мужикам, познакомиться!!
Зареванная, убитая Натка и сжавшийся, испуганный Колюня, уже ждали его возле подъезда.
-Привет! Меня зовут дядя Антон — давай знакомиться!
Мальчик несмело протянул руку:
-А я — Коля.
-А давай-ка, Колюшка, поедем в одно местечко, тебе там точно понравится?
-А мама?
-И мама тоже, как же без неё?
Полосухин привез их в небольшой уютный домик, где на левой половине была была детская игротека и даже боулинг, а по правую руку уютные диванчики и кресла возле аккуратных низеньких столиков.
-Ты что хочешь сначала — поиграть или чего вкусненького? -Конечно в боулинг.
-Можно с тобой вон тот молодой человек поиграет? А мы пока с мамой немножко посидим, поговорим?
Мальчик кивнул, и через десять минут его звонкий голосок вплелся в голоса ещё троих ребятишек, азартно играющих в боулинг.
Антон присел возле Натки, которая равнодушно смотрела перед собой.
-Наточка, девочка моя, поверь мне, найдем мы твою Леру!! — уверенно проговорил Полосухин, в глубине души совсем не такой уверенный в благополучном исходе, но его сердце разрывалось при виде убитой горем Наташи.
К Киту у выхода со двора школы подошел невысокий мужчина:
-Никита Муравьев?
-Да, а что?
-Давай немного поговорим? — мужчина показал ему корочки.
-Не буду я ни с кем говорить!! — как-то истерично ответил этот смазливый, модно одетый и красиво подстриженный мальчик-мажор.
-Хорошо, — не стал спорить мужик, — придешь по повестке с родителями.
Кит растерянно смотрел ему вслед, а к нему подбежала его нынешняя пассия:
-Никочка, что этому мужику от тебя надо?
— Да ошибся он, какого-то другого Никиту со мной перепутал... И не зови меня Никочкой, — как-то зло заорал он.
А вечером, когда сынок пришел с гулянки, его встретила встревоженная мать:
-Китушка!! Что случилось? Почему принесли под расписку повестку в милицию?
-Да, мам, я ничего не делал, сам не знаю, почему.
-Сынок, это не потому ли, что у тебя щека разодрана?
-Нет-нет, я ни в чем не виноват!!
-Леш, мы завтра идем с сыном, они не имеют права допрашивать его без родителей, он несовершеннолетний! — категорически заявила мать Кита.
А в больнице к вечеру проснулся Кондратьев и первым делом попросил дежурного врача, осматривающего его, позвать к нему следователя, если можно, прямо сейчас. Дежурный позвонил Козлову домой, тот ещё со вчерашнего дня оставил в больнице все свои номера телефонов, чтобы сообщили, когда пацан очнется и сможет говорить.
Козлов быстро приехал к Димке:
-Привет, герой! Я вот тут тебе фруктиков принес, витамины, они, брат, полезны. Меня зовут Владимир Иванович, до ординаторской дойдем потихоньку?
Козлов с болью смотрел, как весь избитый, с опухшим лицом и огромными синяками под глазами пацан, держась за стенку, брел в ординаторскую, мужественно отказавшись от каталки.
-Дим, я понимаю, тебе трудно говорить, я постараюсь тебя сильно не мучить, ты хоть вкратце расскажи, что было?
-Да мы с Женьком шли из школы к нему, у него что-то там в системнике, просил глянуть. А в переулке заметил этого красавца Муравьева, он как-то лихорадочно оглядывался и морщился, ну, я и решил посмотреть, чего он менжуется? А когда услышал, как он говорит, что деньги ему нужнее Лерки, его кто-то на счетчик поставит, как-то понял, что он Лерку вроде кому-то продает... думал, шутят так... А когда этот квадратный Лерку за рукав ухватил, понял, что девок спасать надо, вот я и... не сумел только. Квадратный-то меня больше отбрасывал несильно, а в...торой, тот, наверное, и запинал бы, только Женек сильно закричал — они и рванули.
-А Муравьев?
-А что Муравьев? Лерка ему рожу расцарапала, я тут заорал, он и удрал сразу. Женька лучше спросите, он больше, наверное, заметил... мне как этот Эдик бровь рассек, я плохо чего видел, да и Лерку хотел вытащить. Катька почему-то молчала, а Лерка пиналась и кричала, а потом... я плохо помню — голова сильно болела и кружилась — вроде мужик какой-то подбежал, или мне показалось? Лерку найдете?
-Ищем, Дим, ты сейчас отдыхай. Я к тебе ещё приду, как полегче тебе станет. -Спасибо Вам за фрукты, у бати-то денег до получки не осталось, приходил сегодня, хорошо, хоть трезвый.
Утром Козлову сказали, что в помощь ему выделили недавнего выпускника школы милиции — Илью Коржова.
-Похоже, кто-то наверху подсуетился, в Москве ещё и частный детектив, какой-то высокооплачиваемый подключился, велено оказывать всяческое содействие и помогать друг другу, посмотрим, что за гусь такой! — сказал начальник.
-Илюха, а покрутись-ка ты возле школы, тебя вряд ли кто знает здесь, за своего точно сойдешь.
Худенький, невысокий, рыжеватый Коржов не выглядел на свои двадцать два, так, лет семнадцать, и умел быть незаметным — редкое качество. Кивнув головой только спросил:
-Успею ли, ведь в три Муравьев с родителями заявится?
-Ну, а ты на что? Проведешь ознакомительную беседу, так сказать, а меня срочно вызвали куда-то выше! — Козлов показал пальцем вверх. — Если что-то прояснится, сразу же прозвон делай. Двигай, до трех время есть.
Илья забежал домой, переоделся в спортивный костюм и не спеша, трусцой побежал на школьный круг. Сделав два круга, увидел несколько пацанов, уныло рассевшихся на невысоком бревнышке. Они о чем-то переговаривалась сначала тихо, а потом начали повышать голоса — видно тема была больная.
Илья остановился неподалеку, разминаясь, приседая и подпрыгивая, сделал несколько кувырков через голову без помощи рук.
-Во, парняга вместо дури спортом занимается. Явно давно, а мы, придурки... — проворчал один.
-Да, ладно, вон Кит... ему только с недельку позаниматься и он намного лучше сумеет, делов-то! -ответил второй ломающимся баском.
-Ага, твой Кит только на словах герой, весь в долгах и бабах запутался. Думаешь, чё он Лерку бросил и начал с Анжелкой мутить? Да потому что у Анжелки мамочка крутую фирму имеет, а у Лерки кто -медсестра? Во, а ему на его игрушки денег ого-го сколько надо. Нашел кумира!
— Да пошли вы, нытики! — ломающийся басок вскочил и побежал к школе.
-Вали, вали, поджопник!!
Помолчали, поплевались...
-Ребя! — вступил в разговор другой голос, — а я краем уха слышал, вот девчонки-то пропали, так, — он понизил голос, — Кит хвалился Хвату перед этим, что завтра-послезавтра у него будут хорошие деньги, надо кое-что продать. А потом Лерка с этой занудой и исчезли.
-Ты думаешь... — ошалело спросил ворчливый, — он их? Очешуеть... А чё? Все может быть, мне Барыга сказал, что Никочка, — как-то с придыханием произнес ворчливый, явно передразнивая кого-то, — с ним расплатился, и баксами. А где он такие деньги взял? Папаня-то у него строгий, да и украсть на такую сумму где-то надо суметь.
-Слышь, а ведь Никочка-гад, чего-то боится. Вон как после школы домой ломится... то весь искрасуется перед девками. По два три часа торчит здесь, рисуется, а ща — домой бежит.
— Бандурист, Чернов, Иващенко! — от школы к ребятам шустро шла женщина. — Я что, вас персонально должна на уроки за руку водить?
-Здрастье, АннСергевна! Да мы это...
-Ох, как мне до мая с вами дожить? Ничего вы не хотите понимать?
-АннСергевна, чесслово ща пойдем! Скуучно нам, вот ещё день простоять и ночь продержаться с нами, а там в тридцатку уйдем, и Вы про нас, как страшный сон, забудете. Ну чё сижу я на уроке, чё не сижу, — проворчал тот, который Бандурист, — все равно ни фига не знаю. Лучше, может, чё подремонтировать, а?
-Ох, Бандурист, к твоей пустой голове такие золотые руки дадены! Пошли уже!
Пацаны пошли, размахивая руками и что-то доказывая АннСергевне, а Илья еще минут пять-десять попрыгав, рванул в отделение.
-Так, так, так! Баксы, значит, появились у мальчика? Интересненько... как говорится, девки пляшут, интересненько! Барыга, говоришь? Ох, поганец, ведь клялся, что в завязке. Лаадненько! Значит, так, Илюха, я ща сваливаю, придет этот Никочка — проведешь допрос в присутствии, ну кто, чего, где — не мне тебя учить, запротоколируй каждую фразочку и под роспись, его и родителей. Во избежание... Сильно не нажимай... так, слегка, про дружбу расспроси, из-за чего раздружились, ну, сообразишь, я побежал, кой-кого навестить.
Ровно в три явились Муравьевы — сынок и мать. Коржов извинился, пояснив, что Козлова вызвали к начальству. Начал опрос в присутствии маман, стандартные вопросы — стандартные ответы. Маман как коршун, нависала над сыночком, а когда Илья спросил про Леру Темнову, её понесло.
-Да эта малолетка сама на шею сыну вешалась, да он не знал, как от неё отвязаться, да у него... Такие девочки с ним дружат — умницы, из приличных семей, красавицы, не чета этой... шалаве малолетней, да у неё родители...
-Минуточку! — прервал её Илья, — мы говорим о вашем сыне, а не о пропавшей девочке. Я спросил, какие у них были отношения и все. Давайте по существу.
Маман поперхнулась, а сынок, опустив глаза, сказал:
-Дружеские. Ну, она мне долго нравилась, — маман возмущенно вскрикнула, — а потом... Потом надоела... ну мы и расстались.
-Хмм, а все её подружки говорят, что она сама не захотела больше дружить.
Опять влезла маман:
-Да кто она такая? Мой сын и она рядом не стояли. Да я...
-Так, — тяжело вздохнул Илья, — следующую повестку выписываем на Никиту и его отца. С Вами, Ольга Александровна, разговор не получается!!
Дал прочитать протокол и, велев расписаться на каждой странице сыночку и маман, попрощался.
Маман уходя обернулась:
-Я это дело так не оставлю, я в прокуратуру пойду.
-Ваше право. — Вежливо ответил Коржов.
-Уфф, — выйдя в коридор, где стояли трое коллег, выдохнул Илья, — легче вагон с углем разгрузить! И ведь ни капли сочувствия пропавшим девчонкам, а если бы её сыночка так?
-А то! Иногда такие деточки тут бывают, по уши в дерьме, а мамаши винят всех, только не их! Бедные дети, им родители кроме денег не смогли ничего больше дать! — мудро заметил самый старший в отделе оперативник Синцов. — Таких не исправить!
Глава 5.
Козлов битый час вел разговоры с хитрым ушлым мужичком с подходящей ему кликухой — Барыга. Тот юлил, хитрил, стоял на своем:
-Не бери на понт, начальник! Никакого Кита-Никиту знать не знаю, никаких дел ни с кем не вел!
Одно 'Не!!'
-Ладно, будь по-твоему, не говоришь мне — скажешь ребяткам Крюка! — повернулся и пошел на выход Козлов.
-Э-э-э, Владимир Иванович, — сразу вспомнил его имя-отчество Барыга, — а при чем тут Крюк??
-При том, что одна из похищенных — крестница Вихря.
-Хватил, Вихря уж годов, почитай, пять, как нету!
-Его нет, мать-то его жива.
-И чего? — тупо спросил Барыга.
-Совсем тупой, ты на похоронах у Вихря был?
-Ну, был, тогда только кто на нарах парился, там не был!!
-Совсем дурак? — вздохнул Козлов. — Ты не видел, кто всем заправлял и возле матери стоял.
-Ну, видел... Крюк стоял, и чё?
-Через плечо! Он при всех тогда заявил, что на месте Вихря должен был сидеть он, и пока он жив -матери Вихря ни в чем отказа не будет.
-И чё? Она же куда-то уехала?
— В тот же день, как крестница их пропала, она звонила Крюку, и он уже одного из подписавшихся на эту мерзость вычислил. И пойдете вы все, хорошо, если успеем закрыть — группою, а учитывая, что дело взяла под контроль Москва, быть вам всем — ОПГ, а там сроки нехилые, опять же — если доживете. У Крюка, когда его самого дело касается, разговор короткий. Тебе напомнить что было с убийцей Вихря??
. -Ё... чё, правда, Москва и Крюк?
Козлов махнул рукой:
-С дебилами говорить... тебе жить с этим! — И достал из кармана телефон.
— Владимир Иваныч!! — Схватил его за рукав Барыга. — Не губи, все что знаю — скажу, я ведь недавно женился, малец вот-вот будет. А Крюк, он ведь никого не пожалеет, сам вот я без отца рос, а тут такая радость — сын, по УЗИ показало! Этот Кит, — торопясь и захлебываясь, заговорил Барыга, — на коленях у меня стоял, просил выручить... ну я и пожалел, ссудил ему три штуки баксов! Он прочно на травке сидит, не удивлюсь, если чем ещё балуется. Обещал ещё до Нового года отдать, да все завтраками кормил. Мы тут перетёрли с Витьком Туркменом, он ему тоже должен ну и пригрозили на счетчик поставить и к серьезным людям обратиться. Тот, слышу-послышу, бегал, юлил, материно какое-то золотишко, то ли продал, то ли заложил, мамашка-то у него никого не видит ходит, вся из себя, а под носом-то... Вот месяц мудрил, по мелочи Туркмену отдавал, а потом как-то враз перестал от нас прятаться, в начале марта конкретно сказал — 15-17 марта все отдам. Ну и отдал! Он когда мне отсчитывал, у него ещё много баксов в пачке-то было Знать, он девчонок-то и продал. Вот сученыш!
-Через два часа ко мне, под протокол.
-Не хотелось бы, да своя шкура, она дороже! — горестно вздохнул Барыга.
-Туркмена прихвати, не пойдет — сразу закроем, мало не покажется.
-Эх! Вот говорила жена — не лезь, нет, захотелось побольше баксов иметь, будь они неладны!
-Туркмену скажи, какие расписки этого Кита есть — все мне на стол! Вовремя не явитесь, даже на пять минут опоздаете — все претензии и вопросы будете решать с Крюком!
В отделе ждал Илья, рассказал про Муравьевых.
-Лихо Вы, Владимир Иванович, этого Барыгу... — восхитился Коржов.
-Да это все хорошо, но к девчонкам ни на шаг не продвинулись, а время против нас работает. Мы с тобой, знаешь, что упустили? Женёк этот, Страхов, говорил ведь, что когда он кричал, в двадцать третьем доме откуда-то сверху бабушка из окна крикнула, что милицию вызвала. Надо её найти, скорее всего крайний подъезд, пробегись-ка по нему, поспрашивай — вдруг кто что-то и увидел. Девочка-то, Лера и дралась, и кричала, да и с Димкой дрались ведь не две минуты, судя по его синякам.
А Кондратьев стал в больнице известной личностью. Как-то просочилось в отделение весть, что этот вот мелкий пацан дрался с похитителями девчонок, город-то небольшой, про девчонок знали все. С Димкой делились сладостями, фруктами, соками, угощали курочкой или рыбой — кому что приносили из дома. Он смущался и стеснялся, но люди, особенно женщины, со слезами на глазах глядя на его разноцветное лицо, старались каждая высказать ему свое восхищение.
Вместо Леркиной теть Наты, пришел мужик, такой весь серьезный, приволок два больших пакета всякой всячины, спросил, чё ещё нужно, увидел в каких стоптанных кроссах шкандыбает Димка:
-У тебя что, тапок нет?
-Есть дома, старые. Стыдно здесь в таких.
-Какой размер ноги у тебя?
-Сорок второй, да не надо мне, дядь...
-Антон, я. Ты наверное уже понял, что Лериной маме сейчас очень лихо, она очень сильно переживает, и я её уговорил не навещать тебя пока. Очень уж жуткий у тебя вид, а она за эти три дня позеленела вся. Вот мой телефон, надо что-то — звони. Про лекарства я у лечащего врача спросил, все привезу. Ты давай, мужик, выздоравливай! Мне сказали, ты в технике разбираешься? Доучивайся, к себе на работу возьму.
-Не, дядь Антон, я вот после всего этого, — Димка махнул рукой и скривился от прострелившей бок боли, — я как выпишусь, всерьез борьбой займусь, чтобы больше не попасть вот так.
-Уважаю! — пожал ему руку этот Антон.
-Нат, — спросил пришедший со смены к вечеру, совсем угрюмый Темнов, — новостей никаких? -Нет!
Он помялся:
-Нат, может, давай уже держаться вместе, ведь вон какая беда у нас? Давай, как раньше, забудем все?
-Тебе надо, забывай. А мне не до тебя, отстань! Я сейчас не живая!
— Но может все-таки... — договорить не удалось. Коротко звякнул дверной звонок, Темнов открыл и чертыхнулся про себя: -"Принесло эту хабалку."
Привет, Вить, Натка дома?
-Да!
Не обращая на него никакого внимания, Тучкова рванула к Натке на кухню, и весь вечер с кухни слышался её громкий голос и привычная речь, состоящая на две трети из матюгов.
Темнов бесился в своей комнате, а Натка чуть встряхнулась. Потом звонила эта... Вихрева... ну вот не любил он этих двух старых сук, и за все годы так и не сумел отвадить от них Натку. И не вспоминалось ему, сколько и как помогала Натке и его детям эта старая сука.
. Козлов измучился. Этот Кит-Никочка изворачивался и юлил как мог, скромный такой мальчик с опущенными глазками, старался все отрицать, перекладывая свою вину на кого угодно. Отец, бывший военный, все больше мрачнел, но он хоть не подскакивал и не лез защищать грудью свое чадо, пока только слушал.
-Значит, Никита, не было никакого большого долга у тебя?
-Нет-нет, это все враки.
— А как же вот это? — Козлов выложил несколько расписок, что давал Никита Туркмену.
-Подделка! — даже не посмотрев на них, тут же отозвался Никита.
-А как такие подделки оказались у человека, совсем тебе незнакомого? Где ты и где он, этакий полубомж?
-Не знаю! — как-то истерично проговорил Никита. — Меня подставили завистники, думаете, мало пацанов мне завидуют, что у меня есть то, чего им не видать, как своих ушей?
-Хорошо, это завистники, хотя графологи дали заключение, что почерк твой, никто не подделывал.
-Все могут ошибиться!
-А как ты объяснишь вот это? Вячеслав Андреевич, подойдите тоже, ознакомьтесь!
Никита едва взглянув, что положил на стол Козлов, схватил листок и лихорадочно стал его рвать.
-Мальчик, что ж ты меня за лоха считаешь-то?
Козлов достал из стола ещё один лист и отдал его отцу. Никита побледнел, на глазах появились слезы. А отец читал... перевернул листок, посмотрел что там написано, опять начал читать... Мальчик не поднимал головы.
-Посмотри на меня, голову поднял! — прозвучала хлесткая фраза.
-Пап, я... меня заставили...
-Заставили, говоришь? Человека продать тебя заставили? Мразь! — раздался звук пощечины, и на щеке сыночка появился отпечаток папаниной ладони.
Сынок заплакал и истерически заорал:
-А что я должен был делать, когда ты мне только пятихатку на нужды мои давал? Я что, должен был как эти нищие детки, ходить окурки поднимать?
На отца было страшно смотреть, он как-то враз весь почернел.
-Так! Не здесь выяснять отношения! Что ему светит? — коротко спросил Муравьев-старший.
-Статья 126 — похищение несовершеннолетних группой лиц, предварительный сговор, получение выкупа... там от двух до пятнадцати лет. Учитывая, что несовершеннолетний, лет пять-семь, я думаю, грозит, деньги-то получил...
Муравьев почернел ещё больше:
-Я так понимаю, если девочек не найдут — будет ещё больше?
-Да!
Никочка заорал:
-Я не хотел, меня заставили! — от красивого самоуверенного мальчика-мажора ничего не осталось, сейчас тут сидел зареванный, как говорится, в соплях, трясущийся, с перекошенным лицом пацан.
-Прекрати сопли! — резко сказал отец.
-Ннне могу. Я боюююсь!
— Ах ты, пакостник, а каково сейчас девчушкам? Вы его арестуете?
-Нет, — покачал головой Козлов, — пока нет, это будет решать прокуратура, я настаивать не буду.
Подписав все листы протокола, получив новую повестку, Муравьевы ушли, отец чуть ли не за шкирку выволок совсем рассопливившегося сыночка.
-Да, Вячеслав Андреевич, пусть ваша жена проверит своё золото — кольца там, цепочки.
-Да, непременно!
А по коридору шел Коржов с шустрой громогласной старушкой.
— Владимир Иванович, вот — Аглая Семеновна, та самая женщина, что вызвала милицию.
Козлов, только что переговоривший по телефону с родителями похищенных, договорился, что через часок подойдут Темновы. А к вечеру ждал Соснину — надо было расспросить их, может, у девчонок есть какие-то особые приметы или жесты, наверняка их уже перекрасили, иногда чисто машинальный, привычный жест разрушал всю маскировку.
-Здравствуйте, Аглая Семеновна, садитесь пожалуйста! Может, чаю?
-Хмм, знаю я ваш чай — помои пакетные. Вот я поосле войны сподобилась побывать в Китае, вот там чай... Это когда Мао был лучшим другом нашим. Да... Так вот, сразу заявляю, видела все, милицию вызвала сразу, как началась драка, только ваши ехали долго. Но по-порядку.
У Аглаи Семеновны, как оказалось, в угловой квартире окна выходили на обе стороны, и она все прекрасно видела.
-Как же Вы смогли все прекрасно увидеть с седьмого этажа? В Вашем-то возрасте? — усомнился Коржов.
-Фи, деточка, я удивляюсь на ваше воспитание — уличное, похоже. Кто же женщине про возраст напоминает, и бестактно при том?
Козлов заулыбался, а Илья смущенно пробормотал:
-Извините... я не хотел Вас обидеть.
-Хочу Вам сказать, деточка. Я в свои годы только немного, как говорится, туговата на ухо стала — громко разговариваю, а так, я ещё весьма и весьма... — пококетничала Аглая.
Козлов впервые за этот день искренне посмеялся:
-Спасибо Вам за такой позитив, Вы сделали мой день. Так, слушаю Вас, извините за отступление!
Бабулька хитро взглянула на него:
-Так я же с порога увидела Вашу кислую физию, а разговор должен быть приятным. Я же не подследственная, и почему бы не понравиться друг другу? Так вот, поясняю сразу, почему все четко видела. Видите ли, молодые люди, у меня иногда бывают, как я их называю, "нелетные дни" — давление там дурацкое скачет, ну, не важно. Вот тогда мне приходится оставаться дома. Внук настаивает, он у меня неврипитолог, я специально говорю "НЕ ври!" А так я обожаю прогулки, часа по четыре иной раз гуляю с приятельницами, да... Так вот, день как-то не задался — пасмурно, сыро, давление, пришлось развлекать себя саму. Сериалы смотреть? Боже упаси!! В моей жизни их столько было и покруче, чем сейчас НТВ показывает. Ох, молодые люди, я понимаю, что отвлекаюсь, но без присказки не получится сама сказка!!
Козлов, сам себе удивляясь, сказал:
-А знаете, я так давно не наслаждался разговором в этих стенах. Вы действительно, как солнечный лучик сегодня.
-Ох, Вы мне льстите, кстати, почему не назвались?
-Простите, меня зовут Владимир Иваныч, для вас можно проще.
-Именно что, Володя. С милым мальчиком мы уже на 'Ты', да, Илюша? — тот кивнул.
-Так вот, хочу попенять тебе, Илюша, ты наверняка не знаешь что такое трофейный цейсовский бинокль?
-Что-то слышал...
-Вот, то то и оно, слышал. Это самая лучшая в мире оптика. Ну, во всяком случае, в те далекие годы -была. Мой Юрий Аристархыч, светлая ему память, мне его аж в сорок третьем в качестве свадебного подарка преподнес, с тех пор и храню. Села у окна, взяла бинокль и навела его на дальнюю строну — за реку, там такой красивый березняк стал, сосенки молодые красавицы. Полюбовалась, потом шум услышала-люблю, знаете ли, чтобы свежий воздух поступал, и окошки новомодные всегда чуточку приоткрыты. Закутаюсь в теплую шаль и сижу, вынужденно при плохой погоде.
Бабуля говорила, а Козлов любовался ею — вся такая аккуратненькая, кокетливо стреляющая на них глазками, она вызывала улыбку и желание слушать её. Она подробненько описала все, что происходило на улице, восхищалась детками -'девочкой светленькой такой'. -Пыталась убежать, потом мальчик, который как-то резко выбежал из-за угла — небольшой такой, крепенький. А славный вьюнош будет, как девочку пытался защитить! Не повезло ребяткам! Я дежурному раз пять повторила про эту ситуацию, пока он понял — ай какие тугодумы у вас работают! Нельзя так... считать, что бабуля развлекается, придумывая сюжет. У моего Юрия Аристархыча после войны в Прибалтике такой сотрудник сразу же был бы уволен. Ну, тогда время было другое, тормозов, как скажет другой мой внук, вернее, правнук, тогда в органах не держали.
-Я проверю, Аглая Семеновна, кто принимал Ваш звонок, взыскание точно получит.
-Если бы это деточкам помогло. А ещё, я Вам хочу сказать, молодые люди, когда маленький в очках мальчик подбежал к высокому мужчине, ещё можно было успеть их отбить... Если бы тот, как бы мужчина, сразу туда хотя бы пошел.
Козлов и Илья насторожились:
-Но он же сразу прибежал.
-Да Вы что! — От возмущения бабуля даже взмахнула руками, уцепив лежащие на краю стола Козлова линейку и ручку:
-Ох, простите меня, неловкую! Мальчик этот ему кричал, показывал рукой на переулок. А тот, что-то сказав — вот тут я признаюсь честно, не слышала, но примерно догадываюсь, что можно сказать, повернулся и пошел назад. Мальчишка же, весь зареванный, побежал за ним, уцепился за рукав, умоляя, и что-тот такое ему сказал, мужик в лице изменился и вот только тогда побежал. А эти нелюди уже вторую в машину затолкали — ну что может сделать девчушка против двух мужиков? Да, которая постарше, явно с ними заодно была, она вторую, которая стояла сжавшись — видимо шок у неё был — сразу же в машину утянула. Я большую и долгую жизнь прожила, но такого бездушия... Когда этот здоровый мужик отмахнулся от трясущегося, зареванного ребенка... измельчали мужики! Да!! -
Натка пришла первая. Темнов где-то ходил, она позвонила ему и сказала, чтобы подходил к следователю. Антон повез её к следователю, не слушая её робких отговорок.
-Нат, я тебя одну туда не пущу. Знаю, как тяжело там бывать!!
Из неплотно прикрытой двери следователя слышался разговор, там была явно глуховатая старушка. Натка сначала пропускала мимо ушей их разговор, а потом увидев, как настороженно слушает Антон, прислушалась.
Подлетел запыхавшийся Темнов, хмуро исподлобья глянул на мелковатого против него Антона, но сказать ничего не сказал, послышался шум отодвигаемых стульев, и вышла аккуратненькая старушка, сопровождаемая молодым помощником Козлова. Козлов, стоящий на пороге, попрощался с бабулей и пригласил Темновых. А бабуля, скользнув взглядом по Натке, удивленно уставилась на проходящего мимо неё Темнова.
Козлов, усадив Темновых, начал говорить:
-Извините, я понимаю что это очень трудно и больно, но я прошу Вас, напрягитесь, вспомните какие-то привычки, жесты Вашей дочери, так сказать особые приметы. Внешние! — добавил он, видя, как позеленела Натка.
-Наталья Владимировна, нет-нет, это надо, чтобы опознать по изменной внешности, похитители же понимают, что их везде ждут.
Темновы задумались, а в дверь, постучав, вошла опять эта старушка.
-Но позвольте, Владимир Иванович, это же тот самый... что отмахнулся от ребенка и не побежал сразу спасать девочек!! — она возмущено ткнула пальцем в Темнова.
Натка сначала не поняла, задумавшись о привычках Лерки, а потом до неё как-то резко дошло.
-Темнов, этот сволочуга не сразу побежал спасать свою собственную горячо любимую деточку!!
Она как в замедленной съемке медленно повернула голову, посмотрев на резко вскочившего Темнова и что-то говорящего следователю:
-Если бы... я... тогда...
До Натки как сквозь вату доходили отдельные слова...
-Тыыы? — почему-то шепотом выдавила Натка, у неё враз перед глазами возникла красная пелена, и Натка — худенькая, разумная, всегда выдержанная Натка, как-то с места прыгнула на здоровяка Темнова. Вцепившись в его рожу всеми пальцами, она мгновенно расцарапала его щеки.
Тот взвыл:
-Кошка дикая!
Попытался оторвать её от себя, а Натка опять и опять, шипя и рыча, накидывалась на такую ненавистную рожу. Не замечая остолбеневших следователей, изумленную старушку, она раз за разом подпрыгивая, полосовала его морду, не замечая, что её руки давно в крови, что Темнов пытается оттолкнуть её. Она уже с пеной у рта рвалась к нему, Темнов давно орал, очнувшийся следователь попытался схватить Натку. Она с огромной силой, неизвестно откуда взявшейся у неё, вырвалась и опять прыгнула к Темнову.
-Сумасшедшая, держите её!! — истерично заорал Темнов!
А Натка как-то его услышала, что добавило ей силы, но кто-то резко схватил её, крепко-крепко удерживая, потом вообще поднял на руки. Натка рычала, пыталась выбраться из крепкого захвата, а ей в ухо настойчиво кто-то говорил:
-Успокойся, Наташа, успокойся, хватит уже, все хорошо, я рядом!!
Натка, ещё повырывавшись, как то враз обмякла.
-Ан... тон? — С трудом сфокусировав на нем взгляд удивленно спросила Натка. — Где я?
-Все хорошо, успокойся, — проговорил крепко держащий её на руках Антон. — У тебя просто случился нервный срыв.
Натка обвела взглядом всех и, увидев исполосованную, окровавленную морду Темнова, удивленно спросила:
-Это я его так?
-Да! — подтвердил следователь.
-Вы в состоянии аффекта, Наталья Владимировн. Вам надо полежать, вызвать врача, пожалуйста, приходите в себя! Как сможете, позвоните мне!
Наташка попросила Антона:
-Поставь меня.
Тот замотал головой:
-Нет, ты сейчас не сможешь даже стоять. Мы пошли! До свидания!!
А в отделении весь день удивлялись, что такая хрупкая женщина уделала здорового мужика, чистая волчица, дитя свое защищала, а папашка — гнилой.
Натка, бессильно прислонилась к спинке кресла в машине Антона.
-Антон, пожалуйста, давай доедем на стройрынок — мне надо пару замков на двери срочно поменять.
-Может, попозже, когда ты немного полежишь?
-Нет, сейчас! Я ни секунды не могу оставаться в квартире с этим монстром.
-Хорошо!
На стройрынке Антон не выпустил Натку из машины, принес ей несколько замков, и когда она выбрала пару из них, повез её домой. Совсем расклеившаяся Натка с трудом выбралась из машины, и Антон тут же подхватив, опять понес её на руках.
-Что, Наташа? — встревоженно спросил он, заметив, как она грустно усмехается.
-Да вот, вспомнила. Когда-то этот мерзавец тоже держал на руках, недолго, правда, для свадебного фото.
-Я не он, у меня и рост, и стать, и возраст — все другое. Давай ты немного полежишь, а я пока замки поменяю?
-А ты умеешь? — удивилась Натка. — Я хотела соседу со старой квартиры позвонить, он у нас подрабатывает как сейчас модно говорить — "мужем на час".
-Я много чего умею, как Матроскин, даже крестиком вышиваю.
-Да ладно?
-Умею, умею! — он аккуратно опустил её на диван. — Скажи, где инструменты лежат?
Антон начал менять замки, а Натка, немного полежав, встала и через не могу, начала собирать все вещи Темнова. Она постаралась не упустить ни одной мелочи, собрала все, вплоть до туалетной бумаги. Барахла набралось две огромные челночные сумки. Аккуратистка Натка просто не разбираясь, кидала в сумки все подряд, выгребла из ящиков компьютерного стола, не глядя, что и для чего, не поленилась, проверила стиральную машинку. Кинула в сумку грязное белье, брезгливо беря его двумя пальцами, какие-то старые туфли, тапки, шапки, перчатки... она очень добросовестно проверила все ящики и шкафы.
Антон, увидев её бредущую по коридору и держащуюся рукой за стенку, возмутился:
-Ты что, гибели своей хочешь?
-Нет, Антон, я хочу, чтобы здесь даже воспоминаний об этом... не осталось, вынеси, пожалуйста, это приданое в тамбур.
Антон приподнял сумки:
-Однако, жених действительно с приданым!
— Антон, я... мне очень неловко, но надо бы нас с Колюшкой отвезти в Бояркино, не могу пока дома оставаться, с этим разборки наводить...
-Зачем в Бояркино? Сейчас заберем Колюшку и поедем к моей мамульке. Она вам понравится.
Натка помялась:
-Как-то неудобно?
-А тут нервы мотать удобно? Нет тебя и нет, квартира на замке.
Натка поколебалась, но чувствуя слабость во всем теле, махнула рукой:
-Ладно, а то и впрямь в больницу попаду. И останется этот козел здесь до непонятных времен. Нет уж!
На сумки с барахлом положила ключ от комнаты матери, на листочке бумажки написала два слова:"Не пущу!" Позвонила соседке, та ошарашенно уставилась на бледную, еле стоящую Натку.
-Что?
— Лен, я с Колюшкой уехала, этот явится, вот его вещи и ключ от комнаты на Малышева, не захочет, значит, пусть идет на съемную. Как свалит, попроси Сашку своего, вот замок, пусть сменит на входной двери, ключи как раз на всех. Этому ничего не говори, я в квартире замок поменяла. Пусть что хочет делает, не пущу.
-Давно пора! Хорошо, Нат! Все сделаем, не переживай. Ох и вид у тебя, девка!
-Вот и поеду отлеживаться.
Заехали в садик за сыном, который как раз вместо того, чтобы спать, хулиганил и смешил ребят. Надо ли говорить, как обрадовался, что его так рано забирают, тем более с мамой был так приглянувшийся ему дядя Антон.
-А мы куда поедем? В боулинг?
— Давай мама немножечко отлежится, видишь, какая она бледная. Потом поедем, а сейчас я тебя с бабушкой Марией познакомлю, она тебе понравится. А мы с тобой весь вечер будем в крутые игры играть, но сначала приготовим для мамы что-то вкусненькое.
-Согласен! — кивнул Колюшка, а Натка неожиданно для себя задремала, и как-то сквозь дрему почувствовала, что её опять куда-то несут такие надежные руки.
-"Когда это, Темнова, эти руки стали для тебя надежными?" — промелькнула вялая мысль, и она бессовестно отрубилась. Что-то слышала сквозь навалившийся сон: вроде как охала и ахала какая-то женщина, чему-то радовался сынок, кто-то бережно укрывал её чем-то теплым и пушистым... она уплыла в сон.
А на кухне кипела работа, бабушка Мария Ивановна, сразу приглянувшаяся Колюньке, как-то быстро взяла его в оборот. Он старательно помогал ей — мыл овощи и фрукты, расставлял под её чутким руководством тарелки, раскладывал вилки и обстоятельно рассказывал про маму, про Леру, которая куда-то уехала, про хмурого и недовольного папку, про садик, про двух невест, про все. Натка, привыкшая, что её младшенький постоянно капризничает и ноет, и представить не могла, что её сын может быть другим.
А Полосухин через каждые двадцать минут на цыпочках заходил в спальню и с нежностью и тревогой смотрел на спящую, такую беззащитную и умученную Натку. И точно знал, что никому ни за что не отдаст эту такую хрупкую, и в то же время сильную женщину.
-Тошка! — шепотом сказала от двери мать, — дай девочке поспать! Сам же говоришь — досталось ей! Тошка все так же, на цыпочках пошел к двери, тихонько притворил её и обернулся к своей, такой понимающей мамульке, безмолвно как бы вопрошая:
-Что скажешь?
-Тошка, если судьба — будете вместе. Мальчишка у неё такой разумненький, немного избалованный, но это поправимо, поладили мы с ним. Я буду очень рада иметь сразу и сноху и готовых внуков. Уже разуверилась, что доживу до такого. Достали меня твои длинноногие пустышки.
-Ма, я ведь ни одной сюда не привозил? — удивился сын.
— У меня свои источники информации имеются. — Мамулька чмокнула своего великовозрастного сына. — Не упусти, дурень, хватит уже собирать...
-Мам, какая ты у меня мудрааая, — протянул сын.
-Иди, мальчик подпрыгивает от нетерпения, обещал ему игры?
Натка проснулась от того, что нестерпимо захотела в туалет. В первую минуту ничего не поняла... "спала в чужой кровати, укрытая каким-то невесомым, но теплым одеялом, комната чужая... где это я?Странно!" Потом как-то разом всплыли сегодняшние события. "Да, Наташ, везет тебе, как утопленнику." И вспомнила — сын? Вскинулась, а потом пришло понимание... Антон, значит, Колюшка с ним.
Потихоньку встала и вышла из комнаты. Из самой дальней комнаты слышались звуки выстрелов и восторженные вопли сына, Натка побрела в туалет.
Выйдя оттуда, увидела стоящую у двери ванной кругленькую, такую румяную, как булочка с корицей -почему-то подумалось ей, женщину, очень напоминающую сына.
-Здравствуйте!
-Проснулась, девочка? Вот тебе полотенце, ты умываться или, хочешь, ванну налью? Меня зовут Мария Ивановна, я Тошкина мать.
-Нет, — смутилась Натка, — я только умоюсь.
-Хорошо, и давай на кухню, мужики тут поесть приготовили. А сейчас ждут, пока ты проснешься и в войнушку играют!
Она как-то забавно сморщилась при слове 'войнушка', что Натка невольно улыбнулась.
-Как ты себя чувствуешь, девочка. Может, тебе капель накапать? — и столько неподдельной заботы было в её словах, что у Натки невольно навернулись слезы.
-Ну нет, в моем доме не плачут, а наоборот, иди умываться, а я мужиков позову — часа два уже воюют.
Умывшаяся Натка, выйдя из ванной, натолкнулась на внимательный взгляд Антона.
— Наташа, ты как?
-Да неплохо.
-Мам, а мы с дядь Антоном столько дел переделали — отбивали мясо, потом его как-то запекали, потом ездили за тортом, потом с бабой Машей ещё кисель варили, такой вкусный, потом вот в войнушку стали играть, а ты все спишь и спишь. Дядь Антон сказал — ты очень устала. Сейчас уже нет? — проговорил сын, не останавливаясь. — Тебе баба Вера звонила два раза. Я сказал, что ты спишь!
На кухне Натка с удивлением увидела, что её ребенок совсем не капризничает и ест все подряд, да ещё с немалым аппетитом. И как-то с радостью помогает бабе Маше, расцветая от её похвалы.
А Антон молча сидит и внимательно наблюдает за ними, как-то задумчиво улыбаясь.
После ужина опять позвонила теть Вера:
-Нат, вся издергалась, как вы? Натка, немного успокоившаяся, сказала, что пока все без изменений. Был у неё сегодня неприятный сюрприз, но сил нет все рассказывать, тяжело. Понимающая теть Вера сказала:
— Не надо ничего говорить, с этим всегда нужно переспать, а потом будет полегче.
Вечер плавно перетек в ночь. Уснул наигравшийся и долго о чем-то разговаривающий с баб Машей Колюня. А Натка и Антон сидели у него в комнате и как-то уютно молчали.
-Наташ, можно я тебя тихонечко обниму?
Натка улыбнулась:
-Небось руки-то дрожат от напряга? Весь день меня таскать пришлось.
-Не таскать, а носить, и ты совсем пушинка. Наоборот, приятно, Наташ, а я ведь вас никуда не отпущу и не отдам...
Натка, помолчав, сказала:
-Давай пока не будем торопить время, Леру бы найти, а там и решим!
Она с удивлением поняла, что вот именно за сегодняшний день этот, казавшийся ей старым и занудным, мужик раскрылся совсем с другой стороны. Было приятно, что в этой жуткой ситуации она не одна и он рядом.
-Полуношники, вы спать думаете? — негромко спросила от двери Мария Ивановна. — Наточка, я тебе травки заварила, попей. Они успокоительные, вреда не будет.
И ещё долго сидела Натка в бережных объятиях Антона, и почему-то поверила она, что найдут они доченьку.
А Темнов ехал через весь город в коммуналку, в комнату тещи. Редкие поздним вечером пассажиры с удивлением поглядывали на его почти сплошь заклеенное пластырем лицо. Он так и не дождался Натку с сыном, попинал со злобой дверь, оставив на ней черные следы от ботинок, оставил одну сумку с вещами у соседей напротив, потому как сосед Сашка демонстративно стал менять замок на входной двери, и чертыхаясь про себя и придумывая всякие способы наказания Натки, поехал в комнату, ну не ночевать же в тамбуре.
Глава 6.
-Наташа, выслушай меня пожалуйста! — сказала утром Мария Ивановна Натке, собирающейся вести Колюню в садик. — Тошка сказал, ты в Москве по суткам работаешь, я осмелюсь предложить тебе свою помощь, ты не отвечай сразу — подумай. Может быть, когда ты на работе, я буду отводить и забирать твоего Колюшку? Ведь сейчас это большая проблема для вас с ним. А я и присмотрю за ним, и простирну, если что. Поверь, это мне только в радость, Тошка-бродяга, так и не одарил меня внуками, Коленька же как маленькое солнышко, да и мальчика чему-то да научу. А то живу скучно — сынок приездами меня не особо балует. Как там у вас все пойдет — ваше дело, я ни в коем разе вмешиваться не хочу и не буду, а по-человечески помочь ближнему, нуждающемуся в помощи, тем более, когда есть такая возможность— просто необходимо. Подумай, Наташа?
Коля тут же подскочил к бабуле Маше и с восторгом спросил:
-И я после садика буду у тебя? И мы с тобой будем всякую-всячину пригото...влявывать?
-Если ты хочешь, то конечно, только надо говорить — будем готовить.
-Мама, согласись, а? Мне тут так нравится!! Да и бабушек у меня только баба Вера, но она где-то далеко уехала!!
Натка прикинула, пока Леры нет — Колюню и впрямь, когда она на работе, надо было к кому-то пристраивать. Темнову она теперь ни за что на свете ребенка не доверит.
-Мне неловко, Мария Ивановна, но если это Вам не в напряг, то пожалуй!!
Бабулька просияла:
-Девочка, спасибо! У меня прямо второе дыхание появляется! Мы же и гулять будем и на экскурсии ездить.
-Баба Маша, а в парк, на аттракционы? — тут же влез ребенок
. -А почему бы и нет? Мама разрешит — все обойдем.
Натка повела ребенка в садик, он весело болтая впервые шел держась за руки мамы и бабушки. В группе сразу похвастался воспитательнице:
-Ирина Сергеевна, у меня теперь баба Маша есть, вот!
Натка предупредила и воспитателей, и заведующую о том, что Темнову ребенка категорически нельзя отдавать — только Марие Ивановне. Пошли с новоприобретенной бабушкой домой к Натке. Увидев дверь, всю в черных разводах от ботинок, бабуля только головой покачала:
-Бывают же идиоты!
Натка показала где что лежит, отдала Марии Ивановне запасные ключи, и оставшись одна, начала методично и тщательно уничтожать следы пребывания в квартире этого монстра. Пару раз звонил телефон, видя, что высвечивается Темнов, Натка только брезгливо передергивала плечами.
Потом прозвонился следователь, поинтересовался её самочувствием, попросил, если она сможет, подъехать к нему. Натка, прикинув по времени, сколько ей ещё убирать в квартире, предложила через два часа, предупредив, что категорически против присутствия Темнова.
-Нет, только Вы, Наталья Владимировна. Я полностью понимаю Ваше нежелание видеть... гражданина.
Как бы что-то чувствуя, тут же позвонил Антон, который рано утром уехал по каким-то своим делам, и когда они встали — его не было:
-Наташа, ты не скоро освободишься?
-Антон, ты со мной в милицию съездишь?
-Да! А потом Колюню заберем?
-Нет, там железная договоренность с бабушкой, они все утро решали, шептались потихоньку, куда пойдут после садика, секреты завелись от меня.
-Мамулька у меня просто помолодела — сходила купила резиновые сапоги себе и мальчику, с теплыми вставками, — смеясь, сказал Антон, — они собрались по лужам шлепать.
Три дня назад.
Орущую, отбивающуюся Леру с трудом запихнули в машину.
-Давай Едик, гони! — заорал Юсиф, видя, что из-за угла выскочил крупный мужик.
-Папа, папа! — заорала изо всех сил Лерка.
-Да выруби ты её! — тоже заорал Эдик. — Или ща укол вколем. Платону как-то резко разонравилась вся эта ситуация, ему-то пообещали деньги за сопровождение девочек до Москвы — "Просто присмотреть, чтобы никто не обидел, девочки молодые, боятся одни ехать в Москву". А девочки молодые повели себя абсолютно по-разному. Если одна, которая не издала ни звука и покорно позволила затащить себя в машину, уже как-то заинтересованно поглядывала на этого Эдика, то вторая... вот тут явно что-то было нечисто... как она кричала и вырывалась, дураку понятно, что она не придуривалсь, а пыталась на самом деле убежать. Да ещё пацан этот... Платон поморщился — сам с детства выросший в полукриминальной среде, привыкший отстаивать себя и своих младших кулаками, он с огромным уважением относился к таким же ребятам. Вот и старался просто оттолкнуть пацана, а то, как его пытался забить этот... Эдик... вызывало нехорошие подозрения, что вляпался он по самые ноздри в большое дерьмо.
-Не надо укол! — Платон нажал на какую-то точку на шее, и девчонка обмякла. Поплутав по улочкам, выскочили на центральную, бросили машину и бегом рванули к стоянке такси. Платон умудрился, как бы обняв крепко, дотащить девчонку до такси, там криво улыбнулся водиле:
-Перебрала крошка!!
Тот неодобрительно покосился на девчонку и буркнул:
-Шалавы малолетние, вырасти спешат!!
Эдик, севший на переднее сиденье, договаривался с таксистом о поездке в Москву, а Платон опять глубоко задумался... ну не сходились концы с концами, как-то это называется-то, какой-то... непинг, чего-то-проскочила мысль, и он похолодел.
-Бля, это ж 126-я, девки-то явно малолетки, вот это Санек ты попал! Вихрь бы ща всю морду разбил, приговаривая:
-Ты, тупой хорёк, когда головой, а не головкой будешь думать? Эх, Вихрь, братан, как мне тебя не хватает, твоей ругани, ехидства, твоих разумных советов!!
Платон так и не смирился с его нелепой гибелью, активно помогал в розыске убийц Вихря, горел жаждой мести, а когда того нашли — сначала радовался, но увидев мать Вихря, которая приезжала к Крюку... как-то враз перестал радоваться и задумался.
Поникшая, с пустым взглядом, сильно постаревшая женщина совсем не напоминала ту шуструю женщину, что отчитывала Вихря, смирно слушавшего её и улыбавшегося во всю рожу. Редко кто мог так, не выбирая выражений, чихвостить Вихря — не тот человек. Но мамке он позволял все. Когда чалились на севере, Вихрь, получив от мамки письмо, днями ходил улыбчивый, иногда зачитывал Саньку кой чего. И Санек, выросший как трава при дороге — мать с отцом пили и делали детей, больше ничего не умели — слушая, что пишет мамка Вихря, дико завидовал тому. В каждом предложении мамульки ощущалась забота и любовь о сыне.
Платон частенько навещал Вихря на кладбище. Долго курил, много говорил с ним, и уходил от него с чувством облегчения — как бы сваливалась с его плеч невидимая гора.
А сейчас он каким-то, даже не шестым, а седьмым чувством понял, что влез в полное дерьмо.
: -Лан, Санек, посмотрим что дальше, а там пойдем танцевать от печки.
-Вихрь, — мысленно обратился он к другу, — я уже включил мозги!
В сумерках добрались до места, сменив по дороге такси трижды, Санек все так же почти тащил на себе эту девчонку, которая, придя в себя, как-то враз отупела и стала безразличной ко всему. В стандартной трешке, где-то в Кукуево — Платон плохо знал Москву, разделились, Юсиф с этой стервозной Нютой в одной комнате, Эдик было рыпнулся к Лере, но Платон, показав увесистый кулак, только и сказал:
-Фига!
— Ладно, — как-то гаденько улыбнулся тот, — попользуешься, а потом и я. Я, знаешь ли, не брезгливый, а блондиночек, молоденьких... Ухх, люблю!!
Лерка вся сжалась при этом, но вступилась как ни странно, Нютка.
-Только поробуй! Юсиф, ты просил девочек нетронутых, сказал, что такой товар больше ценится и дороже.
Вот тут Санёк полностью ох... фигел.
-Бля! Попал!
Юсиф зыркнул на свою красотку:
-Ты зачем такой тупой? Зачем язык вперед мозги пускаеш? Я тибе вэлел гаварит? Так, Едик, ни трогаиш дэвачка савсэм!
Девочка, забившись в угол комнаты, выглядела как загнанный зверек,
-Ти будеш ахрана дэвачка! — ткнул пальцем в Платона Юсиф.
Платон, с детства не терпевший такого отношения к себе — и за меньшее нещадно бил — едва сдержал себя, понимая, что выступи он, и эту Лерку отдадут Эдику. А у него, кроме как отыметь девочку, других мыслей не водится.
В комнате он сказал девчонке:
-Не трону, не боись, только давай-ка, покажи карманы и выкладывай все, что у тебя есть, телефон не ищи, он у меня, а вот все остальное...
Лерка нехотя достала из карманов жевачку, помаду, какие-то резинки для волос, какие-то записочки. сняла с руки какие-то браслетики...
-А на шее чего? Тоже давай сюда!
Девчонка помедлила, Платон сам рванул какую-то нитку, видневшуюся на её шее, и на пол со стуком упал небольшой жук на плетеной, оборванной им, веревочке.
-Отдай!! — вызверилась девчонка. — Это подарок крестного! Отдай!
Платон, вертя в руке красивого жука с брюшком из янтаря, ухмыльнулся:
-Крестный ещё подарит, а это как бы особая примета, нельзя!!
И тут державшаяся весь вечер девчонка в голос заревела:
-Не подарит он!!
-Чё, жадный такой?
-Убиили его! А у меня больше ничего нет от него.
-Как убили, в драке что ль?
-Нет, из автомата расстреляли! — злобно отчеканила девчонка.— Жалко, у меня автомата нет!
Платон опять, как сказал бы Вихрь, не догонял.
-Да ладно, из автомата? У нас в городе никого не пришили в последнее время, я бы знал.
-Пять лет уже почти, я маленькая была, восемь лет всего.
-Как пять лет назад? И как его звали? — ошарашенно спросил Санёк, начиная догадываться.
-Дима, самый лучший крёстный!
-А фамилия?— тупо спросил Платон.
-Вихрев, Вихрь по-вашему.-
-Ё... !!!Платон выпученными глазами смотрел на Лерку. — Че, правда?
-Дурак совсем?
-Подожди, подожди... — Платон задумался, — а как его мамку зовут?
-Теть Вера, Вера Ивановна Вихрева, моя крестнинька!!
-А мамку твою? — Платон смутно припомнил, что Вихрь поминал какую-то Натку и радовался, что у неё родилась девочка, а его крестным взяли, "заочно пока, но он нагонит все пропущенное"! -Наташа — мама.
-Когда ты родилась?
Лера сказала... и Платон схватился за голову:
-Мудак, дебил, отморозок. — Ругал он сам себя словами Вихря.
-Подожди-ка! А как он выглядел, Вихрь твой?
-Если симку не сломал, в телефоне есть фотки две, смотри.
Платон полез в карман, радуясь, что просто вытащил симку из телефона Лерки — захотелось на досуге пошариться, посмотреть, что у неё там. Вставив симку, нашел фотки, начал листать: какая-то женщина, наверное мать, мелкий пацан, этот красавчик, что продал её, какие-то пацаны, девчонки... и замер. На фотке редко так улыбавшийся, "Во всю ширь морды" — его выражение, Вихрь держал на руках мелкую, явно эту девчонку. А на следующей фотке Вихрь его маманя и маленькая Лерка беззаботно смеялись в объектив.
Платон сел на пол:
-Во попал!!
Он долго сидел, обхватив голову руками, матерился и ругал сам себя последними словами... Девчонка тоже молчала, судорожно сжимая своего жука. Через какое-то время она пошевелилась и как-то жалобно сказала:
-Я это... в туалет очень хочу...
Платон все так же, закрыв лицо руками, монотонно раскачивался. Лера боязливо подошла, дотронулась до него рукой.
-А?? — всполошенно вскинулся Платон.
-Я в туалет очень хочу!
-Ну иди!
-Да там этот... Кавказец... я его боюсь.
-А, да! Пошли.
В коридоре из-за закрытых дверей обеих комнат слышались недвусмысленные звуки и стоны:
-Пошла писать губерния! — подумал Платон.
А Лера споткнулась и круглыми глазами посмотрела на него:
-Там же Катька??
-Катька твоя кайф ловит, не слышишь что ли? Девчонка опять сжалась и всхлипнула:
-Мамочки!!
-Иди, быстрее, а то ща выскочит кто-нить, озабоченный.
И как в воду смотрел — пока девчонка была в туалете, стоны затихли, а едва Лерка вышла из туалета, в коридор вывалились абсолютно голые и довольные Эдик и Катька.
Лера застыла на пороге туалета, во все глаза смотря на Катьку.
-Кать? Ты..?
-Пошла ты, праведница!! Твой Кит всем уши прожужжал, что у него на тебя ничего не поднимается, типа как с бревном сексом заниматься!! — Катька зашла в ванную, за ней, ухмыляясь, весь заросший волосами по всему телу, Эдик.
А Лерка судорожно вцепившись в косяк все стояла.
-Слышь, Лер, пошли в комнату, тут сейчас вторая серия начнется.
Лерка в комнате, забившись в уголочек, заплакала. Нет, даже не заплакала, а заскулила, как потерявшийся щенок.
-Господи, ведь совсем ещё маленькая! — с жалостью посмотрел на неё Платон. — Вот суки, не удивлюсь, если эти обе прошмандовки в сговоре. Так, Санек, думай, нельзя Вихреву девчонку этим отдавать!!
-Ты, это, ложись пока, а я подумаю, чё делать, не скули, мешаешь.
Лерка послушно легла на какой-то раздолбанный диван, укрылась своей курткой и, потихоньку всхлипывая, все-таки уснула. А Санек думал..."не хватало, блин, информации. То, что Лерку хотят увезти к туркам, понятно, а вот как?? Эту вторую малолетку было как-то уже не жалко. Судя по виденной недавно ими сцене, она нисколько не переживает, а с удовольствием трахается с этим... Вихрь таких называл — шерстяные.
-Вихрь, эх, как я лоханулся. Но крестницу твою точно им не отдам, вот только подумать надо крепко.
И случилась у Платона, как всегда это бывало и раньше при сильных расстройствах-потрясениях, "медвежья болезнь", полетел в туалет, пристроился, не включая свет, едва успел.
В ванной теперь зависали турок с этой... Они муркали, охали, Платон не вслушивался. А потом начался разговор, Платон замер, услышав вопросы этой Нюты:
-А мы сразу же поженимся, когда в Турции будем? А где мы будем жить?
-Глюпая, ти думаэш, я жинится буду? Зачэм?
— Но, как же... у нас ведь с тобой любовь... вон как тебе со мной хорошо, ты же весь обстонался?
-В сравнений с другими, старше кто — да, ти пэрсик, но эт такой работ.
-Какой работ? — переспросила эта наивняк.
-Работ — дэвушька привез, светлый — долляр много имел. Родители старый кормит, невэста тож выбират красивий.
-А я тогда кто?
— А ти будеш — востребованный дэвушка. Много клиент. До этой дурищщи стало доходить.
-Как клиент? Я только с тобой, я же тебя люблю. Ты же обещал, что поженимся... А девчонки? Ты специально просил чтобы со светловолосыми дружила.
-Да, такие за много долляр идут.
-Ах ты... — завопила эта Нюта, и послушался резкий звук пощечины и удар... Тишина, и истерический всхлип. И намного чище речь турка:
-Заткнис. Все ты знала, я тебе сразу гаварил — деньги получишь, не надо дурой быт. Через два деня полетим в Истанбул, сичас паспорт нэту у этих, ждат нада. Пашли, любов прадалжат!
Платон притих на толчке, боясь, что турок заметит, что он тут сидит и все слышит, но опять выручила Нюта, завывшая и, похоже, опять попытавшаяся ударить турка, тот выругался на турецком и потащил орущую девку в комнату.
Платон, никогда в жизни ни во что не веривший, аж неумело перекрестился.
Выждав немного, выскочил из туалета, уже не боясь, что кто-то услышит шум воды в унитазе. В комнате было темно, и свет недальнего фонаря падал на измученное, зареванное лицо девчонки, которая судорожно всхлипывала, дергалась и жалобно звала маму во сне.
— Вот ты козел, Санек!
Девчонка явно мерзла, Санек накинул свою куртку ей на ноги и глубоко задумался. Потом опять пошел в туалет, чутко прислушиваясь — за дверями комнаты этого шерстяного зверька слышался храп, а Юсифа о чем-то негромко уговаривала Нюта.
-Отпусти, а?? Мне и деньги не нужны, возьмешь их себе, а я, честное слово, никому не скажу. Даже если пытать будут!! — со слезами в голосе просила она.
-Спи, дарагая!
-Ах ты ж сучка, девок подставила, а теперь соскочить хочешь?? Одна-то явно распечатанная, удовольствие вон словила. А моя-то, — машинально назвал её своей Платон, и понял, что своя она ему, как младшая сестренка — Светка, что всегда прибегала к нему с разбитыми коленками, чтобы пожалел.
-Сестренк, если выберусь живым, точно тебя найду! — мысленно поклялся Платон. Пока он тянул срок, родителей лишили родительских прав, потом мамашка померла, находясь в очередном запое, трех сестренок и брата забрали в детские дома. А самую маленькую и горячо любимую Светку кто-то удочерил. Все это рассказал Саньку после отсидки немногословный, второй после Санька — Андрюха, на удивление всем выросший разумным и серьезным. Отучился на автослесаря, армию вот отслужил, настойчиво просился сам, сейчас жил в Орехово-Зуево, в родительской квартире, понемногу отремонтировал её и ждал Лешку, третьего из братьев Платоновых, из детдома.
Выждав ещё какое-то время, Платон, настороженно прислушиваясь, набрал друга своего, Бирюка. Долгие гудки... наконец-то послышался сонный голос:
-Кому на хрен, делать не хрен, чё дня нет?
-Не ори, — полушепотом сказал Платон, — слушай! У меня очень мало времени.
-Санек?? — заорал ещё громче Бирюк, — ты где? Тут такие дела творятся, тебя Крюк с ребятами ищут, девчонка-то одна — Вихревская крестница... а его мать...
-Знаю, слушай и звони ему прямо сейчас, у меня днем не получится звякнуть. Кароч, мы в Москве — где, не знаю, но точно на окраине, пару дней ещё здесь покантуемся. А потом кто-то сделает паспорта, и девчонок хотят в Турцию, проститутками...
-Ё... — в три этажа выругался Бирюк.
-Точно! Скажи Крюку. Я не думал, что их воруют, думал, типа выеживаются, есть такие сучки, хоть и малолетки. Ещё скажи — Вихря девчонка при мне, я её этим козлам точно не отдам, пусть там кого хошь подключают, ща же по телефону можно вычислить где и как. Все, Бирюк, я за Вихря и его близких -костьми лягу. Мне не звоните, я выключаюсь. Если узнаю чего и смогу когда, хоть смс-ку скину.
Бирюк заколебался: время четвертый час, как звонить Крюку? Ладно, если обматерит... а потом решился — была не была... и набрал номер, ответили, как ни удивительно, на втором гудке:
-Владимир Ефимович, извините, что я звоню ночь...
-Короче, Бирюк, слушаю тебя.
Бирюк слово в слово передал разговор с Платоном. На том конце послышался шумный вздох:
-Надо же, не совсем мозги отмороженные! Хорошо, молодец, что сразу звонишь, время сейчас, даже не деньги а золотые слитки. Добро, если ещё прозвонится — немедленно, слышишь, немедленно, меня в известность ставишь! Спасибо!
Крюк, едва закончив разговор, тут же набрал номер этого мужика, Полосухина, что ранним утром заявился к нему — толково и понятно пояснив, кто он и что хочет от братвы, договорились о взаимном сотрудничестве, сразу.
Вот Крюк и звонил, коротко переговорив, выслушав слова благодарности, пошел досыпать. А Антону, ворочающемуся на своей, почему-то ставшей жесткой постели, хотя всю жизнь дома у мамули было самое любимое спальное место, тут же позвонил детектив из Москвы.
-Антон Дмитриевич, засекли мы интересный звоночек, из Бескудникова, звонил этот самый Платон, сейчас вычисляем точное место.
-Спасибо, утром я к следователю, а вы там с московскими коллегами-оперативниками все согласуйте. Антон встал, попил водички, осторожно зашел в комнату мамульки и умилился — его мамулька и Колюшка спали на одной кровати, хотя с вечера мальчику было постелено на диване. Натка была на смене.
Чуткая мамка тут же подняла голову:
-Чего не спишь?
-Да бессонница замучила.
-Там в холодильнике в банке, я травки заваривала, выпей.
Она осторожно и бережно поправила на ребенке одеяло и проворчала:
— Не мешай нам спать!
-"Надо же, знает пацана два дня, а смотри, как прикипели друг к другу!" — подумал Антон и улыбнулся— со стороны Полосухиных проблем не будет, а Наташа... он почему-то поверил вот только сейчас, что она будет рядом с ним, сколько там ему ещё отпущено.
Утром для похитителей начались проблемы. Платон сначала не стал будить Лерку, пожалев её, решил пусть поспит. Пошел на кухню, полез в обшарпанный холодильник и присвистнул — шаром покати.
-Юсиф! — постучал он в комнату, — я святым духом питаться не умею.
Тот, заспанный, весь в засосах, сначала не понял:
-Шьто?
Платон разозлися:
-Жрать охота!
-А-а-а, — зевнул этот... зверёк, — точно, сичас. Набрал чей-то номер, что-то сказал, явно на своем языке.
-Чириз польчаса пириедут пиривизут, аткроиш, забэрёш, а я пака — спат!
Платон решил разбудить Лерку, пусть умоется, пока все дрыхнут. Подошел, удивился, вроде не жарко, а она вся раскрасневшаяся, не реагировала .
-Лер, — тронул он её за плечо, — просыпайся!
Та что-то невнятно бормотнула.
-Лер! — он уже потряс её и нечаянно дотронулся до её щеки — она была горяченная.
-Бля! Заболела девчонка!
Он напрягся, вспоминая, как лечились они на зоне при температуре.
-Вихрь, помнится, на Крещение? Да, точно! На Крещение с температурой 39 орал на Санька -' Лей, падла, я сказал!! — а Санёк, глядя на его красное лицо, уговаривал:
-Вихрь, ты ох... чумел, на улице минус двадцать пять, помрешь ведь на хрен?
Но Вихрь, зараза упертая, орал на всю зону.
И Санек, зажмурившись, вылил на него ведро ледяной воды, набранной ровно в двенадцать ночи, — как бы Святая вода должна течь везде в это время. Вихрь заорал, заухал, потом как-то удивленно сказал: -Во, блин, тапки примерзли !!
-Вихрь, пиши, что я не виноват, двинешь кони утром, а мне сроку намотают ещё.
А утром Вихрь встал как огурчик — температуры и простуды не было.
-Так, это точно ей не пойдет, бля, таблетки нужны.
В дверь позвонили, Платон пошел открывать, не забыв спросить:
-Кто?
-Пиццу заказывали?
-А хрен её знает, чё заказывали, — пробурчал Санек, открывая.
У двери стоял парняга с несколькими коробками в руках, от которых шел умопомрачительный запах, или это Платон так жрать захотел?
-И чё? Платить за них надо?
-Нет, все оплачено, приятного аппетита!
-Да уж, точно! — буркнул Платон и, взяв коробки, потащил их на кухню.
На вкусные запахи проснулись все, кроме Лерки.
-Где? — кивнул на комнату Юсиф.
Платон буркнул:
-Заболела она! Температура высокая, лечить надо, даже не просыпается.
-Вреш? — Прошел в комнату, потрепал девчонку за плечи, она не реагировала, потрогал лоб, покачал головой. — Ликарств нада. Пайдеш купыш, на денги, — сунул Платону три штуки, — самый люччий ликарств береш, бистро-бистро туда-суда, назад.
-Ща пожру и сгоняю, а то все без меня сожрете!
Платон шустро расправился с двумя большими кусками пиццы и собрался бежать в аптеку, он торопился, что-то не понравились ему хитрые какие-то взгляды этого, ставшего ему не просто неприятным, а противным, Эдика.
-Где твои глаза, Санек, были? Штуку баксов захотел срубить, не пыльная работенка, ага?
Платон, выскочив из подъезда, огляделся и, заметив на дальней скамейке какого-то бомжа-не бомжа, потрепанного старика, подбежал к нему:
-Слышь, мужик, не знаешь, где тут аптека поблизости?
Старик ответил каким-то не совсем старческим голосом, но Санек, в другое время сразу это просекший, торопился. Махнув рукой, побежал, оскальзываясь, на подстывших за ночь дорожках, в аптеку. Там накупил всяких таблеток, сироп от кашля, какие-то порошки, заскочил в маленький магазинчик, купил соку девчонке и полетел в квартиру, пробежав мимо все так же сидящего старика, буркнул:
-Спасибо, бать!
Открыла дверь Катька, какая-то злая, а чё на неё смотреть, Платон, отодвинув её плечом, потихоньку вошел в комнату... а там...
Этот похотливый козел, Эдик раздевал девчонку, которая была никакая, похоже, даже пошевелиться не могла. А эта тварь ещё и приговаривала:
-Не бойся. Сладко будет!!
Платон аккуратно положил лекарства в угол комнаты и все так же, на цыпочках, в два шага добрался до этого шакала. Рванув его за плечо, шумнул:
-Сладко будет тебе! — И впечатал свой немалый кулак в эту похотливую морду. Тот отлетел к окну.
-Ах, ты! — он ринулся на Платона, но куда этому, пусть даже и горячему кавказскому парню, против Платона, которого ещё в детстве за его кулаки, вся округа знала как "Кувалду". Это потом, когда его закрыли в первый раз, сменилось погоняло на более звучное — Платон, от фамилии. Один Вихрь мог его так назвать и то наедине. Ну, Вихрь — это отдельная тема. И бил Санек этого сучёныша, от всей души, вымещая на нем всё: и свою слепоту, и злость, и больше всего за вот эту беспомощную малолетку, которая по случайности попала в лапы козлов.
Эдик сначала, доставший Платона несколько раз, начал выдыхаться, а Санек, наоборот, бил расчетливо и с удовольствием. Он не слышал, как где-то вдалеке визжала Катька, не слышал криков Юсифа — он работал кувалдой. И только когда в очередной раз отлетевший в угол Эдик сполз по стенке и не смог подняться, Санек остановился.
Юсиф, начавший было орать на него, поперхнулся, увидев его взгляд.
-Ти чего?
-Он сука и на мертвую полезет! Ты просил охранять её?
— Ну, прасил!
-А чего этот зверек лезет? Ты не можешь его остановить — я могу!!
— Я тебе это не забуду, — охая и постанывая, поднимался Эдик.
-Я — тоже! Подойдешь к больной девчонке хоть на метр, руки-ноги поотрываю!
Бормочущий проклятья на своем языке Эдик, пошатываясь, поплелся из комнаты.
-Сука, бля! Озабоченная! — сплюнул Платон, и вызверился на Юсифа:
-Ты меня на что подписал? Девчонок просто в Москву доставить, а ща чё творится?
-Разбирус!
-Вот и разберись, а к девчонке больной — не хрен лезть. Вот, другая из под него не вылазит, пусть и ....
Платон неуклюже, не приходилось до этого ухаживать за больными — развел какую-то "Упсу", осторожно, по ложке влил ей в рот, приговаривая:
-Давай, Вихрева крестница, глотай! Надо выздороветь, всем назло.
Лерка уснула, Платон укрыл её каким-то пледом, найденным в шкафу, и угрюмо задумался.
По всему выходило — он нажил себе врага. Ладно, бы был один — ему по фиг, а вот девчонка эта... она и впрямь сейчас вот такая беспомощная, стала ему чисто сестренка, и он обязан её вытащить из этого дерьма, тем более он сам этому помог. Так и сидел Платон в комнате. Постучала это старшая шалава:
-Иди, поешь, никто Лерку не тронет!
На кухне сидели все, девки сварили макароны и посыпали их тертым сыром. -"Хоть на это умения хватило!" — про себя поворчал Платон.
Этот Эдик зыркнул распухшей рожей, скривился, но промолчал. Юсиф велел девкам идти в комнаты, разговор не для них будет.
И опять говорить начал на приличном русском языке, пояснив, что в три дня никак не укладываются -задержка с загранпаспортами, что-то у человека, ведающего всеми этими делами, пошло не так, да и надо фотки девок сделать, загримированных, а эта малолетка тоже не вовремя заболела.
-Ей там не полегче?
-Спит она, вроде немного температура спала, но дело к ночи, а ночью всегда, если болеть — хреново, может и опять подскочить.
-Ты — за сиделка!
-Сиделка-то сиделка, а хоть какое одеяло бы надо, знобит её .
Юсиф скривился, опять куда-то позвонил.
-Пиривезут, жди.
На этом и разошлись. Где-то через часа полтора полураздетая или, наоборот, полуодетая Нютка принесла большой пакет:
-На, отрывают вот не вовремя.
-Ты бы помолчала, шалавища, иди по-хорошему.
-Я Юсифу все скажу!
-Скажи, скажи, мне по хер!
Платон осторожно снял с Лерки покрывало и куртки, и укрыл её одеялом, вроде, теплое, может, трясти перестанет. Опять развел порошок, Лерка на немного приоткрыла мутные больные глаза:
-Мамочка, больно!!
-Эх, сука ты, Санек. Но ничё, должен быть выход! Значит, что мы имеем: отлет-отъезд задерживается, пока Лерка болеет, её даже фоткать не будут. Менты, они и в таможне менты, глаз наметан у них. Вон, Киля рассказывал, когда в Турцию летал, смотрят, как рентгеном просвечивают... Дня три на болезнь кладем, я пошепчу тихонько, чтобы придурялась побольше, что вставать тяжело. Так, пара-тройка дней на паспорта уйдет, дней шесть-семь — значит, надо устраивать побег. Хрен с ним — я, а девчонке надо возле мамки быть. Да и Вихрю много чем обязан ты, Платон — забили бы на зоне, не подоспей Вихрь вовремя, как он их всех тогда поносил, умел без кулаков опустить, как ща говорят — ниже плинтуса.
Спал, вернее, дремал, Платон очень чутко, девчонка стонала, металась, пошел на кухню, набрать воды из чайника, попоить её.
И опять умение ходить неслышно пригодилось. Теперь уже Эдик негромко говорил Юсифу:
-Я его пришью, гад буду, как только мы с девками в таможенную зону зайдем, его мои и пришьют.
-Ти дурак? Надо хотя бы улетэт, там же камер слэдит везде. Твой мэст подождет, вот паспорт дэлат -проблем, ни панимаю, всэгда бил бистро!
Платон бесшумно вернулся в комнату, и во время... минут через пять-семь неслышно зашел Юсиф. -"А Санек чё? Санёк спит!"
Тот едва взглянул на него, а возле Лерки постоял, послушал её хриплое дыхание и стоны, потрогал лоб. 'Убедился сука, что не вру?' — со злорадством подумал Платон, и так же тихо вышел.
Через небольшой промежуток начались стоны-охи, Санек уже не скрываясь, потопал на кухню, стал наливать из чайника в кружку теплую воду и, подняв глаза, увидел в дверях Юсифа.
-Лекарство давать пора! — буркнул ему и пошел в комнату.
И что его потянуло включить мобилу-сам не понял. А там... три большие СМСки. -Так, Бирюк... — фигня всякая, Крюк — это уже интересно?
От Крюка была подробная инструкция, что и как надлежит делать Платону, если он не совсем долбанутый и хочет быть живым. Санек раз пять повторил её и, вздохнув, стер, мало ли, уснет, и эти скоты прочитают. Третья была от какого-то незнакомого Андрея. Но фигли, не до жиру. Надо было спасть Лерку, а мужик дело писал — дедок бомжеватый, оказалось, не зря там ошивался, на лавочке. Завтра надо было ему суметь рассказать, что и как. Платон малость повеселел, написал ответ Крюку и этому второму, стер все и, напоив Лерку лекарством, завалился спать, засунув мобилу в передний карман брюк — попробуй вытащи!
Утро принесло новые проблемы. Когда все выползли на кухню — жрать-то охота, Юсифу на телефон резко запиликали сообщения, читая которые он все больше мрачнел. Потом вызверился на свою грелку-Нюту:
-Ни трогай меня! Тэбе ноч мало? Какой из тебя жина? Савсэм ничего не умеиш! — он с отвращением отодвинул от себя тарелку с макаронами, ну не умели девки больше ничего, Платон и то мог супец сварганить.
Нюта, постоянно оглаживающая Юсифа и соглашающаяся на все, липла к нему, не обращая внимания на остальных — надеялась, похоже, что Юсиф передумает отдавать её в бордель, такую-то ласковую и покорную.
А Юсиф разорался, его бесило все: что она выбрала не тех девок, только, что светловолосые, одна вон распечатанная давно, а он велел нетронутых.
-Но Лерка же... — робко заикнулась Нюта.
Тот вызверился ещё сильнее:
-Лерка — савсэм балной. Зачем тащил такой?
И понес, что ему за такую дохлую больную никто не заплатит, что он не обязан лечить эту русскую, что его все достало в этой дурацкой России. То ли дело в Киеве: прилетел, забрал, отвез. И девки согласные, и дэнги хароши.
— А-здэс... дакумэнт сиделат и то праблэм.
Платон сидел с каменной рожей, а в душе радовался, как пацан — новой машинке.
-Ааа, суки, обломитесь!!
Потом сказал:
-Я... это, пожрать могу сварить, научился на зоне, только купить бы надо картошки-моркошки, луку там, кубиков бульонных.
-Вот, — опять заорал Юсиф, перемежая русские и турецкие слова, речь свелась к тому, что бестолковые девки, ничего не умеющие навязались ему и т.д.
-Иди, пакупи, — Юсиф бросил на стол какие-то смятые деньги.
Платон аккуратно пересчитал их:
-Пятьсот тридцать пять рублей, тогда я курицы или какого мяса куплю.
-На,— Юсиф швырнул на стол еще стольников, а Платон, наглея, добавил:
-и это... Лерке ща надо чё полегче. Куплю?
-Иди !
Платон зашел в комнату. Лерка, слабая и беспомощная, смотрела на него настороженно.
-Слышь, Лер, я ща в магазин добегу. Ты это, на вот, — он сунул ей в руки кусок обломанной деревяшки, найденной им на кухне за убогим шкафом. — Если этот козел полезет, постарайся ткнуть ему в рожу, если получится — в глаза. Не замахивайся, у тебя силенок совсем нет, не сможешь, просто ткни, сколь сил хватит. Я ему рожу подправил, не должен лезть, да и турок ща злой. Не до траханья ему, не боись! Я быстро!
-Попить дай! — еле слышно выговорила Лерка.
-О, я совсем болван, ща!
Напоил Лерку и, плотно прикрыв дверь комнаты, полетел в магазин. Едва вышел из подъезда, оглянулся— вчерашнего старика не было. Как-то в ночь сильно подморозило, конечно, с ранья не посидишь.
— Эх!! — расстроился Санек. — Придется самому выкручиваться.
В магазине за ним встал незнакомый мужик и негромко сказал:
-Не оборачивайся, быстренько говори, что и как.
У Санька отлегло:
— Да вот...
Он быстро перечислил все: что Лерка совсем больная, что Эдику-гаду репу набил, что Юсиф бесится, что этот зверек Эдик планирует его пришить в аэропорту, что девки, которые Нюта и Катька совсем не переживают — обе не вылазят из коек, а Лерка... та да... — она и заболела-то от расстройства.
-С паспортами у него дня через два только и получится.
-И чё? — встрепенулся Санек.
-Тихо ты.
-И чё? — Ещё громче спросил Санек, — у вас совсем нет небольших кусочков, мне и надо на суп для больного.
Продавщица, взглянув на него, заулыбалась:
-Какой заботливый молодой человек, наверное, для мамы Вам?
-Ну да! — кивнул Платон, думая про себя: — "видела бы ты мою маму, так сказать. Танька-алкашка, по местному, вечно пьяная, постоянно орущая на своих полуголодных детей."
Это потом, когда Санек подрос, он мотался по оптушкам — где че стащит, где поможет, где какие обрезки дадут, так и выживали... Многие потом уже знали про его родаков, находились сердобольные тетки, да и мужики тоже понемногу подкармливали. А второй Платон — Андрюха, воровать так и не стал-варил какую-то похлебку, кормил всю ораву, потом уже, если оставалось чего на дне, отдавал этим алкашам, ну вот как их назвать мамой и папой? Батя-то вначале был сварной хороший, Санек-то помнит, а вот с Танькой спился совсем.
-Так, слушай дальше, будут паспорта — ничего не предпринимай. Поедете в Домодедово, тоже не рвись, пройдете регистрацию и перед входом в зал прилета, там ещё таможенники могут остановить, документы проверить, спросить про деньги... сколько везешь, идите с Лерой последними, вперед всех не лезь, прикинься тупым совсем. Как увидишь кого знакомого, повторяю — хорошо знакомую тебе личность, только тогда, резко в сторону, вместе с Лерой. Понял?
— Понял, понял, не тупой.
-Все, Саш, удачи! Скоро увидимся и нормально поговорим.
-Мне че светит? До хрена?
-Не думаю, ты же наоборот — помогаешь, да и давай выберемся, потом порешаем.
-А ты мент?
-Нет, детектив частный. Все! Не оглядывайся!
Платон начал набирать овощи, а сам краем глаза увидел, как мимо окна прошел мужик, обычный... разве что худой и высокий, ну, да, может, и не он. Купил дополнительно лимон, для Лерки, чаю нормального, а не этот... пыль в пакетиках — пакость, набрал батонов, сахару, соли, бульоннных кубиков, бутылку масла, сигарет конечно же — потратил все деньги, взял чеки.
-Хрен их знает, турков этих!
И как груженый мул пошел назад. Солнышко разгулялось и на лавочке уже сидел вчерашний дедок. -Здорово, старикан!
-Слышь, сынок, — оглядываясь по сторонам, негромко шумнул дедок: — Закурить не дашь, а то моя Ханума даже понюхать не разрешает — запретили врачи-то!!
-Ты чё, на нерусской женат?
-Да нет, я всех женщин так зову.
-А-а-а, — Платон поставил пакеты на лавочку, достал сигареты: — У меня, правда, дешевые только. Парламенты не курим.
-Давай уже! — Затянувшись, пробормотал: — Инструкции получил?
-Да!
— Все только по ним, ничего самостоятельно не предпринимай! Если что не так, я тут каждый день — с десяти до двенадцати воздухом дышать буду, найдешь причину, за этими же сигаретами сбегать...
В квартире было тихо, только за дверями комнаты, где расположился Юсиф, слышались истерические всхлипы. Сам же Юсиф стоял на кухне у окна.
-Что за? — Он кивнул на все также сидящего на лавочке, воровато оглядывающегося и покуривающего в кулак, деда.
-Да вишь ли, дедку врачи курить запретили, а он от бабки тайком, кто из мужиков идет мимо, просит закурить. Без курева-то уши, знаешь, как пухнут, — прикинулся валенком Платон, выкладывая на стол продукты и чеки. — Вот, это я купил, проверяй.
Юсиф махнул рукой:
-Жирать хочу, давай бистро.
— Ща проверю духовку, если пашет, то здорово.
Духовка, на удивление, оказалась нормальной и даже с протвишком. Платон потер руки и начал чистить, мыть, нарезать. Вскоре на плите булькал супчик, в духовке тоже что-то шипело, а Платон шустро сбегал попоил Лерку бульоном.
-Лер, ты это... не злись на меня, я же не знал, что вас хотят украсть, дурак, повелся. А что ты Вихрева, Вихрь-он мой самый лучший друган был, я точно тебе говорю — вылезем мы из этого гадского дерьма, ты только слушай меня и не вредничай.
Опять полетел на кухню, помешал, посолил, навел ей слабенький чай с лимоном, для себя-то заварил своего любимого чифиря.
— А куда мелкой такой?
Кароче, был Платон на хозяйстве. Катьку, засунувшую нос в кастрюлю, пока он поил Лерку, выгнал тут же:
-Иди отсюда, не путайся под ногами.
-Но так вкуусно, есть хочется.
-Прежде, чем с мужиками... — проглотил он матерное слово, — ты бы хоть вон из кубиков суп варить научилась. Вали отсюда, не мешайся!
Вера сходила с ума от неизвестности, и плюнув на все, упросив соседей-болгар приглядывать за котом, собралась лететь домой.
-Ржентич, я через два дня улетаю в Россию! — сказала она в разговоре по скайпу Мариану, с которым её познакомили соседи — хорошие друзья Вихревой (бойфренд-серб Горан, подруга-болгарка Эимица, надеясь, что и Вера, и Мариан понравятся другу настолько, что получится крепкий союз России-Сербии)
-Вера, ти в Русссию, а мен?
-Ржентич, у меня там голимы проблемы.
-Я с тобой, в утре буду! Хочу увидеть Руссию не экзкурзии, не изнутри, твою — Руссию!
Мариан бывал в социалистические времена в СССР, строили в Сочи какие-то объекты, понимал и немного говорил по-русски. Вера же хорошо разбИрала болгарский, вот и разговаривали на своеобразной смеси трех языков.
А Натка за прошедшие три дня, казалось, не просто похудела, а как бы высохла вся, и как вовремя Мария Ивановна предложила ей помощь. Они на самом деле, поняла Натка, были чем-то очень похожи с теть Верой, не внешне, а внутренним каким-то теплым светом. Коля за это время полностью освоился у бабы Маши, похоже, и старая, и малый наслаждались общением, у них случилась обоюдная симпатия. Вот и сейчас, выйдя из садика, Колюня повернул в другую сторону от дома.
-Коль, ты это куда? -К бабе Маше, мы с ней вчера начинку для блинцов делали, а сегодня будем их пекти, она меня учить будет, штоба я сам умел, когда тебе совсем некогда.
-Но, только говорят печь, и нам же домой надо, тебе кой чего простирнуть, помыться.
-Хи, мы вчера ещё все простирнули, сходили домой, взяли всякие пижаны, — он упорно говорил 'пижана', ну нравилось ему так, — полотенцы, твои кремы. Пойдем, ну пойдем, мамочка, там так хорошо! А дома ты опять будешь плакать без Леры и я тоже... — у ребятенка задрожала нижняя губешка.
-Ладно! — тяжело вздохнула Натка, подумав, что и впрямь так будет спокойнее.
Соседка звонила на работу, предупредила, что Темнов, как одичавший волк, постоянно вечером бродит под окнами.
-Звонил, Сашка дверь открыл, он спрашивал, где ты обитаешься? А мы почем знаем? И знали бы, не сказали идиотине.
А у Марь Иванны их ждали: бабуля и её кошка Нэлли, важная такая трехцветная мадам, смирившаяся с присутствием шумного ребенка и позволяющая её погладить, немного, минуты две.
-Наташа, вот и умница, что сразу ко мне пришли. А у меня тут тесто на блинцы простаивает. Колюшка, не раздумал ли их печь?
-Не, я вот только разденуся и бегом!
Он мгновенно скинул куртку, снял сапоги, что купила баба Маша, и шустро побежал в комнату. Пока Натка собирала его вещички, он уже, раздевшись до футболки и шортиков, побежал на кухню.
-Мам, не подглядывай. Мы тебя позовем.
На кухне что-то брякало, стукало, шипело, шкворчало, падало, что-то добродушно приговаривала бабуля, смеялся и вскрикивал в восторге Колюня, а Натка, свернувшись клубочком, незаметно для себя забылась каким-то тревожным сном. Потом сон перешел в теплое какое-то сновидение, и Натка совсем крепко уснула. Она не слышала, как на цыпочках мимо неё ходили баб Маша и Колюня, который сначала порывался было её разбудить, но бабуля убедила не тревожить маму.
-Что у нас с тобой дела что ли нет, давай-ка луковицы гладиолусов почистим. Пока есть время,пора им уже на солнышке полежать.
Полосухин же, взяв с собой своего водителя — устал зверски, ехал домой, к мамульке, тщательно обдумывая полученные от детектива сведения.
-То, что девочки ещё здесь — обнадеживает, из Турции вытащить их было бы во много раз сложнее, да и скорее всего бы и не нашли их там.
Детектив сказал ещё, что совместно с операми, как говорится, под белы рученьки, взяли этого умельца, по загранпаспортам. Самое мерзкое было то, что этот делец был из них, коллега, так сказать.
-Там сейчас проверяют его связи, и ой, какой клубочек размотать придется... Самое противное, что у дельца у самого, две дочки-подростки...
Когда его спросили:— А если бы его дочек так?
Затрясся весь:
-Я за ними слежу, меня такого быть не может, за детей убью любого.
-А тебя за своих детей, как думаешь, никто не убьет?
За циничный ответ один из своих ему в морду дал: типа, всех жалеть — жаления не хватит, и деньги как бы не пахнут. Там на его банковском счете более ста тысяч баксов, похоже, не только паспорта продавал, а и клиентуру поставлял. Да и просматривается одна особенность, эти вербовщики с живым товаром улетали по определенным дням, и похоже, в дежурство некоего таможенника Москальчука.
— Думали, решали, и получается, что всю эту братию надо брать на горячем, как говорится, поймать за руку. Надеемся, Антон Сергеевич, что все пройдет как надо. То, что девчонок не увезут — точнее не бывает, а вот нарыв этот гнойный вскрыть просто необходимо. Да ещё, Платон этот слышал разговоры, что его пришить хотят в Домодедово, там как раз и подельничков выловим. А Платон за Лерой Темновой в три, как говорится, глаза смотрит. Она от такого сильно заболела, температурит, он её охраняет, лекарствами пичкает. Морду этому Эдику разбил, который лапы к девочке тянул.
-Может, старается свою задницу очистить?
-Вроде нет, бесхитростный такой парняга. Рассказывал нашему сотруднику кратко, себя нисколько не выгораживая, наоборот, мат через слово, какой он дубина. Опрашивали его, так сказать, коллег по отсидке, друзей немногочисленных, все говорят — парень простой, но справедливый, кого уважает, будет до последнего защищать. И немаловажно, что девочка — крестница убитого местного авторитета Вихря. А Платон его уважал больше всех. Вот сейчас и старается помочь, себя во всем винит.
Подъезжая к городу, Антон встрепенулся:
-Дэн, давай-ка в ЦРБ заедем, в травму. Надо кой кого навестить, обещал.
Заехали к Кондратьеву, который уже намного бодрее ходил и страшные фиолетово-синие разводы на лице немного поблекли.
-Здрасьте, дядь Антон! А я Вас и не ждал!
— Как ты, герой?
-Да ща получше, ребра только сильно болят, кашляешь вот когда. А так, ничё, живой. Лерку не нашли?
— Милиция своих секретов не раскрывает, но надеются, что спасут. Мы с Натальей Владимировной тебе кой чего прикупили, посмотришь потом. Я, брат, поеду, устал сильно. Ты мне звони, вот телефон, звони, не стесняйся. Пока!
Полосухина встретили мамулька с Колюней, запах блинов и спящая Наташа. Он улыбнулся:
-Почему-то женщина вместо того, чтобы меня усталого встречать, спит как сурок.
-Тошка, не буди девочку, она только у нас и спит, а дома, Колюнька говорит, плачет и ходит взад вперед.
Кондратьев, усмиряя свое любопытство, долго все-таки не вытерпел... полез в пакет. Вытащил новенькие кроссы, тапки и джинсы... посмотрел, пощупал, повертел в руках все вещи и, оставив их в тумбочке, побежал в туалет, а там, закрывшись в кабинке, заревел. Ему, привыкшему за три последних года к тому, что он стал как бы второсортным, так давно разучившемуся реветь, сейчас никак не удавалось остановить бегущие слезы, он утирал их рукавом, а они, гады, все равно бежали. Повсхлипывав, сам себя поругав, он, наконец, успокоился.
Умылся и пошел к себе в палату. А там возле соседа на стуле сидел его папаня, что-то увлеченно рассказывавший, и первый вопрос, обращенный к сыну, был все тот же:
-Димка, у тебя ничё пожрать нету?
ГЛАВА 8.
Пришел-таки пожилой мужик делать фотки на загранпаспорта, девки — которые Нютка и Катька, с утра чего-то шушукались, бегали в ванную и обратно, наводили марафет, и правда, стали выглядеть старше. Мужик же, поглядев на бледную, едва стоящую на ногах Лерку, сказал, что её загримировать не получится — это только на киностудии сумели бы сделать.
Юсиф, весь дерганный вызверился, не понимая, что делать.
-Ну, единственное, что могу предложить, вот, типа сестрички этого молодого человека, — он указал на Санька, — младшей.
Юсиф помолчал, он думал. А Эдик просто еле сдерживался, его план по устранению этого наглого, летел ко всем чертям. Юсифу тоже не улыбалось тащить Платона в Турцию, платить за него и все такое... Он тысячу раз пожалел, что связался с этой ненасытной девицей, нет, её-то он как раз пристроит в момент, как и вторую, а вот эта больная... тут проблемы вырастали и немалые. Кто её знает, что у неё болит, может, она под первым же клиентом окочурится.
Вон, еле стоит, куда её такую везти, на больную клиентов не будет, а Осману её лечить... зачем нужно... Да и вчера, когда этой Нюте приспичило ублажить его прямо на кухне, а девка, идя в туалет, держась за стенку, увидела... Как её потом рвало, хорошо, до туалета дотащиться смогла. А и увидела-то всего, как Нютка, стоя на коленях, ублажает его ртом. Где гарантия, что поправится, что станет хорошей востребованной шлюхой? Вон, до сих пор, глядя на Нютку, едва сдерживает рвотные позывы.
Задача...
-Ладн, делай как брат и систра...
А про себя четко решил, не повезет он их в Турцию, пусть Эдиковы ребятки уберут обоих. Свидетелей быть не должно. Да, денег получит меньше намного, но зато Осман потом не будет ему выговаривать за негодный товар
-Значицца, через два дня будут документы.
Мужик, сфотографировав всех, собирался уходить.
-Я сюда больше ни ногой. Что-то мне не очень спокойно в вашем районе. Давай так, паспорта передам вместе с билетами в Домодедове, там народу тьма, незаметно можно все сделать. Говори, на какой рейс билеты брать, и гони деньги!!
Юсиф было завозмущался, но мужик уперся:
-Или так — или никак. Ищи других! — и пошел на выход.
-Стой, харашё, дэлай! — отдал ему деньги за паспорта и на билеты.
А потом долго орал и долбил кулаком в стену на кухне. Все ещё больше запуталось... за всю его пятилетнюю работу вербовщиком такого с ним не случалось. Был ведь он и в этой задолбанной стране, и не раз, правда, тогда он увозил не малолеток, а женщин, влюбленных в него до безумия, все проходило гладко. А сейчас... Вот и орал на разных языках Юсиф, а остальные испуганно забились в свои комнаты.
Лерка задремала, а Платон сидел с постной рожей, ликуя внутри.
-Так вас, сучьи рожи!! Влетел Юсиф:
-Сигарэт давай!
-На, у меня дешевые только.
Тот чертыхнулся глядя на мятую пачку 'Явы'
-Дрян ет, иди пакупи нармалный сигарэт, бистро! — швырнул ему деньги и выскочил обратно, тут же заорав на сидевшую на кухне и размазывающую косметику и слезы по лицу Нютку.
Санек потряс Лерку, предупредил, что убегает, и понесся за угол, к табачному киоску, понимая, что к дедку, каждый день сидевшему на улице, подойти не сможет. Купил сигареты, пошел назад.
Впереди ковыляла старушенция с полной сумкой.
-Вот бабка дурная, взяла бы немножко, а то еле прет!!
А бабка дурная, выйдя из-за угла и пройдя немного вперед, споткнулась и растянулась прямо у ног Платона.
-"Не, ну как пройти мимо, когда бабка у ног валяется?" — Платон чертыхнувшись, начал поднимать бабку. Та охала, стонала, а между охами торопливо говорила Платону, чтобы был очень осторожен, пара дней и все закончится.
Платон поставил бабку, подал ей клюшку и начал собирать все её покупки в сумку.
Бабка негромко сказала:
-Окно открыли, ворчи на меня.
Чего-чего, а это Платон ух как умел.
-Не, ну ты, бабк, даешь, что совсем с ума выжила, куда прешься по такой скользкой дороге, ещё и сумку неподъемную тащишь? Че, ещё раз пойти, немного прикупить, не судьба? Все вы, старые, дурные!
— Ой, сыночек, — запричитала бабка. — Ой, какой ты молодец, ой, сахар в лужу угодил, а я же килограмм от пенсии до пенсии растягиваю. Сыночек, ты уж меня доведи до подъезду-то, сильно я ушиблася! — громкий голос бабки в этом каменном мешке, между вплотную стоящими многоэтажками, эхом отдавался, и Юсиф точно слышал каждое слово.
-Пошли, старая, провожу, а то мне бежать надо.
Платон взял сумку, бабка цепко ухватилась за его руку и пошли, а Платон для антуражу заржал и громко сказал:
-Во, невестушку себе заимел, с клюшкой.
А у самого потеплело на душе — следят за этими... значит, должно все получиться, как надо. Ух, вылезти бы из этого, а срок... да хрен с ним, со сроком. Подумаешь, два-три года, зато перед всеми совесть будет чиста. Особенно перед этой Вихревой малолеткой.
И были эти два дня очень тяжелыми. Напряжение висело в воздухе, Платон выходил из комнаты только если до туалета или пожрать сварганить, в последний раз он мудро прикупил побольше сигарет, приличных, "чё мелочиться-то, подумаешь, зверёк раскошелится", и продукты пока ещё были. Он старался от Лерки не отходить, потихоньку наставляя её как вести себя в аэропорту.
-Ты, самое главное, как я тебе шумну, беги и не оглядывайся, там будут наши, за меня не боись. Да и чё тебе за меня волноваться, — он тяжело вздохнул, — я же из этих, из похитителей твоих. Бля, Лер, я на самом деле не знал, думал на безденежье срубить баксов. Не проверил, поверил дурак, что вас только до Москвы, до хаты надо проводить. И пацан этот, который за тебя полез, я его старался только оттолкнуть. Не, я не оправдываюсь... — он враз негромко запел:
-А для вас — я никто, как и вы для меня. Я плюю на закон... — Лерка приняла умирающий вид. Они условились, как только Санек запоет, Лерка тут же едва дышит.... — Вы меня — в лагеря...
-И не надоело тебе петь? — с ехидством спросил Эдик, появившийся в дверях вместе с Юсифом.
-А чё, плясать, может, начать? Так соседи снизу прибегут, я ж прыгать начну и орать, для куражу.
-Не, лучше пой, нам чужие глаза ни к чему.
-Ладно, завывай дальше, — перевел Эдик бормотание Юсифа.
Азербайджанский и турецкий языки во многом похожи, и эти два скорешились за время вынужденного сидения здесь.
Они-то думали, Платон совсем тупой лох, а лох подмечал и запоминал все, как учил его — светлая ему память! — Вихрь.
-"Ты будь для других лохом, тормозом, отморозком, придурком, а сам все запоминай: все слова, жесты, недомолвки, будешь внимательным — выживешь, а так... два метра и привет."
И постоянно вот в этой ситуации вспоминал Платон, казалось бы, позабытые, а как оказалось, вбитые намертво Вихрем в его дурную башку, эти поучения. Вот и благодарил по сто раз на дню его Платон.
К вечеру Юсиф повеселел — прозвонился тот мужик, все было готово, и завтра в три часа должны быть в Домодедове, а в пять сорок пять вечера — самолет. Юсиф и Эдик радовались, а Катька вдруг заистерила.
Сначала, правда, все хихикала и лезла к Эдику на колени, а выпив немного — Платон не пошел за водярой, отмазавшись тем, что ничё не понимает в благородных напитках, "я все больше по водке паленой, самой дешевой спец! Куплю не то, орать будешь! Вон, пусть он идет." И пришлось Эдику идти, а Платон в это время шептал Лерке:
-Ты едва стоишь, никаких посидеть на кухне за компанию!
Правда, обошлось, даже этот озабоченный азер, уже совсем перестал обращать внимание на Лерку:
-Зачем мне полудохлая, когда есть вон какая горячая?
Вот горячая-то и закатила истерику, видать, с опозданием, но дошло до дурочки, куда и зачем её тащат эти... Нютка же последние два дня была совсем молчаливая и убитая, частенько рыдала. Одно дело поехать с "любовью всей жизни" и быть женой, а подстилкой для всех... это совсем другое.
Катька заистерила ни с чего, начала сначала просто всхлипывать, потом, видать, водка в башку ударила, она и заорала, попыталась своему бойфренду, а проще — ...бырю, в рожу вцепиться.
А поскольку орать было нельзя, приходила снизу какая-то бабенка горластая, предупредила, что если будут ещё шуметь — вызовет милицию (Это когда Нютка рыдала, а Юсиф орал дурниной, вот баба тогда и приперлась). Катьку еле угомонили, заставили выпить ещё, и она расклеилась полностью, Эдик утащил её спать.
Платон под эту марку тоже сильно окосел — успев вылить пару мерзавчиков в раковину, специально сел поближе, а пока все с Катькой валандались, он и успел.
Посидев ещё немного, пробормотав что-то невразумительное, тяжело поднялся, покачнулся и упал на азера. Тот хотел его оттолкнуть, но вовремя представив какой шум будет, если этот квадратный грохнется, наоборот, потащил его в комнату. Швырнул на застонавший диван и хлобыстнув от души дверью, пошел на кухню. Дверь наоборот, осталась приоткрытой.
До засопевшего и время от времени бурчащего что-то невразумительно-пьяное Платона, доносились обрывки разговора этих двух, которые говорили, не понижая голосов, все же упились. Санек же, проклиная скрипучий диван, старался не сильно шевелиться, чтобы хоть что-то да услышать. -Владимир Иванович! — взмолился Илья вошедшему Козлову. — Поговори сам с родителями украденных девчонок, они мне не верят, требуют тебя!
Козлов с Ильей перешли на ты, сами не заметив как. И подтверждая правоту Коржова зазвонил телефон, Козлов взял трубку:
-Козлов, слушаю! Здравствуйте, да, понимаю. Да, ждем, результаты должны быть в ближайшие пару дней, нет. Надеемся на благополучный исход. Даже так? Сочувствую, понимаю, как это тяжело. Да, обязательно, при первой же возможности вас известим. Да! Супруге мои пожелания выздороветь. До свидания. Уфф, знаешь, молодой, что самое трудное в нашей работе? Нет, не поимка всяких отморозков, не раны, а вот смотреть в глаза родителям, у которых или погибли или пропали дети... У Ковалевой Нюты-Анны мать в больнице, там все сразу — и давление, и сердце, отец пока держится, тоже гипертоник.
-Даа уж, я это понял, вот и Темнова почернела вся. Соснина как-то поспокойнее.
-У Сосниной родители в разводе, маман свою жизнь устраивает, не сильно за девчонку переживает, волнуется, но не так как Темнова и Ковалевы.
Оба в разговорах не касались отца Темновой. Уж больно пакостно выглядел этот здоровый мужик в глазах всех, кто знал про эту историю.
-Да, посмотришь, вроде, все нормальные, а случается беда, и на самом деле проверяются люди на излом, ох, чего только не увидишь здесь, иногда, вон, как Муравьевы — семья благополучная, обеспеченная, а внутри — гниль. А тот же Кондратьев — парнишка с одиннадцати лет хлебанувший до ноздрей дерьма, а погляди, какой надежный оказался. Воспитание — воспитанием, а что заложено на генном или ещё каком уровне — не вышибешь.
На последнем уроке литературы класснуха в конце сказала:
-Ребята, в пять часов я иду навещать Диму Кондратьева, кто желает, подходите или на остановку, или в ЦРБ к травматологическому отделению.
-А чё ему можно приносить? — поинтересовалась смышленая Лена Петрова.
-Думаю, он будет рад, если даже вы без всего придете.
На остановке её дожидались пятеро из всего класса, классная вздохнула, но ничего не поделаешь. А подходя с ребятами к травме, услышала ребячий гомон, и выйдя из-за угла... чуть не прослезилась, её седьмой 'А' — шебутной, задиристый, не очень дружный класс, почти в полном составе явился к едва тянувшемуся в учебе Кондратьеву. Увидев свою Надежду Николаевну, детки дружно завопили. -Дети, тише, тут же больница.
-А ниче. Пусть заряжаются позитивом от нас.
-Так, ребята,подождите немного, пойду просить, чтобы Дима вышел к нам, нас всех к нему не пропустят.
Ещё растрогало класснуху, что все были с пакетами — что-то да принесли с собой.
А Чума, Чумаченко, скривившись, плюнул и закричал:
-Надежд Николавна, я мигом, меня дождитесь! — и рванул к ближайшему киоску.
-Кондратьев! — заглянула медсестра. — Оденься потеплее и иди на улицу, там к тебе делегация целая пришла.
-Какая ещё делегация? — пробурчал Димка.
-Иди, не задерживайся! Димка надел новые, такие клёвые джинсы и кроссы, накинул чью-то расхожую куртку и пошел на выход, а выйдя на улицу обалдел: его седьмой "А" дружно завопил, он ничё не понял.
-А вы откуда взялись-то, с экскурсии, что ль?
-Болван, к тебе пришли! — хотел по привычке стукнуть его по плечу Бобров, но взглянув на его разукрашенное лицо и палец в гипсе, присвистнул:
-Ни фига себе, Диман!
И понеслось: его аккуратно тискали, тормошили, расспрашивали, смеялись, дурачились, а Диман, ошалевший от такого внимания, только бормотал:
-Ну вы даете, ребят. Я так рад!
Бобров со знанием дела оценил кроссы и джинсы:
-Классные, Диман, батя разорился?
-Да не, это Леркина мать.
И разом притих седьмой 'А', особенно девчонки, получилось так, что беда, случившаяся с их Темновой и Сосниной из параллельного, заставила всех задуматься.
Пацаны втихую пытались выловить этого Китушку — он в соседней школе учился. Но тому похоже крепко прилетело от бати, он чуть ли не рысью после уроков бежал домой. А в школе, возле него образовалась пустота, как-то разбежалась толпа поклонниц и смотрящих ему в рот приятелей.
Бобров негромко говорил:
-Диман, мы ему все равно накостыляем!
Поговорив, вернее, поорав и подурачившись ещё немного, стали прощаться, и опять Кондратьев обалдел: ему совали пакеты и пакетики, какие-то соки, шоколадки, он же только бормотал смущенный:
-Да вы чё? Меня же тут кормят!
-Знаем, как тут кормят, кашу синюю дают! — ворчливо сказала задавака Петрова, — Дим, ты иди уже, а то простынешь, и это, не злись на меня, я больше не буду тебя обзывать.
— Во, Кондрат, ты у нас теперь как это... А, национальный герой! — как-то с долей зависти сказал Чума.
И тащил растроганный Димка все это богатство в палату, разбирал потом долго, угощал мужиков, лежащих с ним, часть отложил для бати.
-Димка, ты бы сам ел, вон худющий какой, а папаше сегодняшнюю кашу с рыбой, в банке оставили.
— Да он у меня неплохой, только вот слабовольный. Ща до получки дотянет, сразу деньги мне принесет, я же давно за квартиру плачу и всякие крупы-вермишели покупаю.
Мужики уже знали нехитрую историю пацана, дружно ругали его мамашку, променявшую такого замечательного пацана на какого-то мужика, а Димку старались и подкормить и поддержать.
Особенно Кондратьев подружился с Петром Николаевичем, дедом — слесарем с сорокалетним стажем. Димка выспрашивал у него, как отремонтировать, подкрутить, смастерить ту или иную деталь, а дед расцветал от его пытливости, они уже прочно договорились после выписки ходить друг к другу, и дед пообещал учить его всему, что сам умеет. Жена дядь Петина, сначала неодобрительно косилась на синюшного Димку, а узнав, что он заступился за девчонок, и у него фактически нет матери, резко поменяла свое мнение и каждый день приносила им что-то вкусненькое. Димка стеснялся, а она сердито выговаривала дядь Пете, чтобы присматривал за мальчонкой.
  Бирюка вечером вызвали к Крюку, он малость струхнул, такой вызов не предвещал ничего хорошего, да ещё вечером... Вот и поехал Сашка Бирюков весь в раздрае — вроде и ни в чем не засветился, а на душе тревога.
Встретивший его у калитки неразговорчивый мужик с серьезной такой кликухой 'Стальной', приведя в прихожую, буркнул:
-Жди!
Бирюк потоптался, потом присел на краешек массивного стула, осторожно огляделся.
— Да, тут только в прихожей все эти стулья, шкафы, столик стоят столько, сколько вся Бирюкова трешка, оставшаяся ему от родителей, даже если её продать — не потянет и на четверть.
— Пришел? — выглянул из-за массивной двери Крюк. — Заходи!
— Здрасьте! — воспитанно поздоровался Бирюк.
-Здравствуй, присаживайся.
В комнате сидели три мужика. Один как Бирюк, лет двадцать восемь-тридцать два-три, другому — ближе к полтиннику, третий тоже за сорок и явно из ментов.
-Скажи, ты Платонова давно знаешь?
-Санька-то? С детства, ещё с садика. Вместе росли, вместе и по малолетке... э-э... загремели. Я-то быстро выскочил, а Санек подзадержался. Вышел уже после двадцати.
-А что так?
-Да там, в малолетке, кто кого пере...силит. Нас с Саньком вместе-то не трогали, он же как кувалдой кулачищами своими бьет. Был там один... меня подловили, ну и бить начали, вернее, добивать, а Санек успел... вот и навалял, с тяжкими телесными, так бы, может, и обошлось, но у того гада родаки из этих, которые навроде банкиров, что ли. Вот Саньку и добавили. Я-то после этого срок по больничкам доматывал, ща вот на группе, рабочей, правда, а Саньку пришлось помотаться.
-А Вихря он откуда знает? -Так это, по этапу вместе шли, Санек с малолетки на общий — и Вихрь. Там и заступился за Санька, когда его пятеро в угол загнали. Вихрь, он парняга справедливый был, вон Владимир Ефимыч подтвердит, ну а потом, когда вышел, мы уже меньше стали видеться, но Санек, он меня по жизни защищает. А чё, случилось чего?
-У тебя одежонка поприличнее имеется?
-А чем плохая эта? Куртка нормальная, штаны тоже — не рваные.
Крюк поднялся, вышел за дверь, что-то сказал Стальному и опять вернулся.
— Саш, у вас с Платоном есть какие-то знаки-сигналы, когда вслух сказать нельзя, а предупредить край как надо?
-А то, мы чё-пальцем деланые?
-Нам завтра нужно от тебя, чтобы ты... ему подробно разъяснили, что нужно делать в Домодедово, как вести себя, куда отойти, потом, когда Санек его увидит.
Постучав, вошел Стальной с ворохом одежды.
-Давай, Саш, примеряй, надо, чтобы завтра ты был прилично одет.
— Это как картина, что ли?
Бирюк упарился надевать и снимать куртки, какие-то свитера, наконец, мужики остановили его:
-Во, так нормально. Значит, в десять утра за тобой заедет наш водитель и поедем в Москву.
Утром заехал молодой мужик, поехали и завернули в... ментовку.
-Э-э-э, это чё такое? — закипишился Бирюк.
Тот усмехнулся:
-Не бзди, надо кой какие инструкции получить и следователя взять.
-Точно?
-Точнее не бывает!
Бирюк выходить не стал, так и сидел в машине, кто их знает, легавых, прицепятся ни к чему, вот хотя бы к прикиду, а докажи, что ты не верблюд, в смысле — не стырил все это. Пока разберутся, суток трое в КПЗ париться будешь, ученые.
Наконец, открылась дверца, и залез следователь Козлов, знали его хорошо в уголовной среде — мужик справедливый.
Бирюк незаметно выдохнул — "этот подлянки не сделает".
-Здрасьть, Владимир Иваныч!
— Здравствуй, Бирюков! Как дела?
-Да помаленьку, работаем, чё нам сделается-то?
-Не женился?
-Да не, чё-то не попадаются нормальные, а шалаву приводить в материну квартиру не хочу.
-Может, не там ищешь?
Вот так, разговаривая ни о чем, и доехали до Москвы. Сначала в какой-то столовке, явно для ментов, мелькали то и дело в форме ихней, плотно поели, потом в каком-то кабинете опять все тщательно повторили, Сашке раз двадцать сказали, ни во что не вмешиваться, только показаться Платону на глаза и подать условный знак.
  Утром Платон потихоньку разбудил Лерку:
-Лер, слушай и не перебивай — время мало, ща эти проснутся. Значит я тебя держу за руку, ты от меня не на шаг, даже в туалете, из кабинки, руки сполоснув, тут же ко мне, никуда без меня. Катька или Нютка позовут — ты слабая, идти можешь, только опираясь на кого-то, а кроме меня и некому. Ничего не бойся. А как только я твою руку отпущу — беги к выходу. Там всегда менты есть, стоят на входе, вцепишься в любого и только тогда ори: -"Спасите!" Поняла?
-Да, а ты?
-А я — как получится, меня не жди, сразу же с ментами уходи, все им расскажешь, я если все срастется, подгребу, не боись. — А про себя подумал: — "Срастется, как же, зря что ли подслушивал вчера? Да ладно, с Кувалдой не так-то просто и справиться."
Все утро была суета: девки бегали туда-сюда, Юсиф орал, Эдик же мрачно и как-то торжествующе поглядывал на Санька.
Поехали в половине третьего, на такси-микробусе, мудро рассудив, что такой компанией светиться не надо, лучше подъехать тик в тик.
Мужик-фотограф, как и говорил, ровно в три появился, как из под земли. Отошли в сторонку, там он отдал все документы. Юсиф и Эдик тщательно все просмотрели, остались довольны. Мужик, пожелав удачи и как-то странно ухмыльнувшись при этом, тут же свалил, как его и не было.
Девки дружно попросились в туалет, пошли вниз, мальчики направо — девочки налево. Платон быстрее всех выскочил в коридор и насторожился — крутились тут два... земляка Эдика. Из женского туалета выходили женщины, пугливо озираясь, выглянула Нютка... один из хачиков скорчил рожу. Она юркнула обратно. Потом наконец вышли — Катька впереди, за ней едва идущая Лерка и поникшая Нютка.
-Эх, дурищща — сама влезла и девок затащила! — впервые пожалел её Платон.
Пошли на регистрацию, очередь двигалась неспешно, у какого-то впереди стоящего мужика чё-то не принимали, он возмущался... подошли ещё два... пока разбирались, всех стоящих в очереди попросили перейти к другой стойке. Пошли, народ ворчал, а Платон незаметно оглядывался.
-Блин, да где тут кого знакомого увидишь? — И уныло вздохнул. — Похоже, придется действовать на авось!!
Ещё раз уже безнадежно вздохнул и краем глаза увидел, как какой-то мужик приподнимает кепку и очень знакомым жестом взъерошивает волосы.
-Прямо как мы с Бирюком, когда надо предупредить, что палево, — подумал Платон и вздрогнул: — Бирюк? Откуда?
И уже пристально вгляделся в мужика с кепкой.
-Бля, Бирюк? Да в каком прикиде?!
А Бирюк, увидев, что Санек его заметил, опять сигналил, теперь уже сняв совсем кепку, приглаживал волосы.
-Та-а-ак, понятно!
Прошли регистрацию. Теперь осталось зайти в сектор 'В', пройти таможню и в зал ожидания. Юсиф повеселел, а Санек незаметно оглянувшись увидел уже не двух, а четверых хачиков идущих вроде как сами по себе, но обострившееся чутье Санька вопило, что эти... по их с Леркой души.
Он незаметно переместился в правую сторону, держа Лерку теперь левой рукой. Осмотрелся... получалось, что убежать она сможет только совсем близко подойдя к этому сектору "В". Он потянул Лерку за руку, и та послушно стала заплетаться ногами. Да и эти два, и девчонки выдвинулись вперед. Их притормозил таможенник за стойкой у входа, задающий обычные вопросы:
-Куда летим, сколько денег? — почему-то пристально стал рассматривать паспорта Нютки и Катьки. Платон опять увидел кепку Бирюка и решился... эти четверо как-то обеспокоенно смотря на Эдика и не понимая, почему их тормознули, незаметно для себя подвинулись ближе и внимательно смотрели, как таможенник проверяет паспорта.
И Платон решился... Резко толкнув Лерку в строну, он мгновенно переместившись, загородил проход этим, Лерка же рванула с места и побежала к выходу. Она летела подгоняемая страхом, нет, даже ужасом, понимая, что если она не добежит до милиционера, её поймают... Откуда только взялись силы, она уворачивалась, отталкивала кого-то и слыша за спиной крик:
-Стой девочка! Стой! — рвалась дальше... уже задыхаясь и теряя последние силы, попала в чьи-то руки. Жалобно вскрикнув она забилась, пытаясь вырваться. Отталкивала женские — почему женские? руки и рвалась к такому уже недалекому выходу. Какая-то женщина удерживала её и что-то орала.
Лерка, поняв наконец, что её не отпустят, как-то враз обмякла и услышала... -Лерунька, девочка моя, это же я! Лерусь, я тебя никому не отдам, Лерунь, очнись, маленькая моя!!!
Лерка в изумлении поняла, что она знает этот голос... подняла умученные глаза и... замерев, увидела, что её обнимает, лихорадочно гладя по плечам, по волосам, по лицу... плачущая... Крестнинька?
— Крестнинька, это ты? -Я, девочка, я! Не бойся, я тебя не отпущу, никому не отдам!!
И тут Лерка вцепилась в неё, выше своей крестниньки на голову, она лихорадочно цеплялась за Веру, все теснее вжимаясь в неё и жалобно, захлебываясь словами и слезами, говорила:
-Спрячь меня, крестнинька, я так боюсь!!
Крестнинька резко задвинула Лерку за спину и, прижав её к стене, громко сказала: -Не подходите! Ржентич!
— Я тука, Вьера, тука! — Ржентич — какой-то мужик, стоял рядом с Верой и настороженно глядел на двух молодых мужиков. Один вытащил красные корочки... Вера сказала:
-Корочки в метро можно любые купить. Не подходите, если не хотите скандала. Вон, — она кивнула на милиционера у входа, — если только его подпущу, уж он-то явно не подставной.
Мужики переглянулись, один пошел к милиполицейскому, кто знает как их теперь называть, а второй что-то быстро говорил в телефон.
Через минуты две у Веры в телефоне пошел вызов, увидев что высветился Крюк, Вера нажала на прием.
-Вера Ивановна! Все потом, эти ребята из группы спасения — забирайте Леру и бегом с ними, там ещё не все закончилось, быстрее, прошу Вас, я Вам перезвоню.
Чуть ли не бегом подбежал дежурный от входа и Вера, обняв свою такую замученную, трясущуюся, зареванную Лерку, пошла за мужиками. В какой-то служебный вход, в большой светлый кабинет. Там уже ждали два в форме и медики со 'Скорой'. Осмотрев так и не отпускающую теть Веру Лерку сказали: -Сильный стресс, шок. Может, укол?
-Нет! — в голос сказали Вера и Лерка. — Новопассит или что-то подобное у вас есть?
-Есть!
-Лерунь, надо выпить, а то мы с тобой обе трясемся. Вот, смотри, я пью и тебе оставляю.
Лерка, давясь и стуча зубами о край стакана, облившись, все-таки выпила, Вера, сняв свою куртку, укутала её ещё и в неё и опять крепко-крепко обняла свою девочку.
Та начала успокаиваться, уже не так тряслась и опять, как в далеком уже детстве посмотрев на Веру, спросила:
-А ты что, плачешь?
-Нет, они сами бегут.
Заскочил какой-то еще мужик, негромко что-то сказал медикам... 'тяжелое проникающее' услышала Вера, а медики рванули к выходу. Через пять минут мимо большого окна, выходящего на летное поле с ревом пронеслась 'Скорая'.
Веру наскоро опросили, так же быстро спросили обо всех Леру.
И видя, что пригревшаяся в родных объятьях девочка еле говорит, сказали, что сейчас отправят домой. Пришедший за ними мужчина рванулся к Лерке.
-Лера, ты меня помнишь?
Та медленно подняла ставшие такими тяжелыми веки, всмотрелась:
-Да, вы мамин знакомый.
-Доверяешь мне вас отвезти?
-Да! — и всхлипнув, сказала. — К маме хочу!
А Платона везли в Склиф. Завывая, 'Скорая' и ментовская машины неслись на огромной скорости, а Санек уплывал куда-то, и было ему так безразлично все... кроме одной только мысли:
-"Добежала ли Лерка?"
Полосухин очень осторожно взял девочку на руки, она было дернулась, но держащая её за руку женщина тут же шикнула на неё:
-Лера, не дергайся — я рядом и вокруг все свои!!
Полосухин нес настрадавшегося ребенка, и в душе у него бурлила даже не злость, а чистая незамутненная ненависть, устроил бы прямо сейчас тварям самосуд! По кусочку бы раздирал!
Девчушка все так же боязливо замерев у него в руках, одной рукой намертво вцепилась в руку крестной. Так вот и шли — Полосухин не спеша, рядом Вера и за ними шел явно не русский мужчина с чемоданом и сумкой. Все так же осторожно Антон донес ребенка до машины, поставил её на ноги и открыл дверцы машины. Вера залезла первой, он помог девочке подсадив её, а мужик этот — Марьян, как назвала его Вера, замешкался:
-Кде я сядат?
Вера показала на переднее сиденье, почувствовав как вздрогнула от мужского голоса Лерка. Потихоньку поехали, Вера вполголоса бурчала на Лерку:
-Что ты дергаешься, не все мужики твари поганые, а чего моего Ржентича бояться, он не турок озабоченный. Мой приятэл, по русски три слова знает, и...
— Нэ, много болше знам! — перебил её Ржентич. — Льера, давай знакомств — менья зоввут Марьян Ржентич, я — сэрбин. ЧувАш такой страна? Сэрбия?
Лерка вдруг хихикнула:
-Смешно так говорит.
-Ну вот, а ты дергаешься. Познакомила бы лучше с Наткиным другом, вы какие хитрые девки с ней — мне, значит, ни полсловечка? Я чё, у вас теперь не котируюсь?
Вера бурчала, Лерка же привыкла, что её крестнинька всегда бурчит, если чем недовольна, а начни Вера её сейчас жалеть — истерика будет точно.
-Да, крёстн, ты же далеко!!
-Я далеко, а тебе, задрыге, написать лишний раз некогда, большая, а то бы по жопе настучала.
Лерка опять хихикнула:
-Маленькой не стучала, а большой тем более нельзя!
Антон слушая это бурчание порадовался, что женщина нашла верный тон с измученным ребенком.
-Лерусь, ты может подремлешь немного?
-А ты?
-Я рядом, только прилетела, куда я от вас? Своих вот навещу, Ржентичу Россию покажу немного, страна-то у нас огромная, жизни не хватит все объехать и посмотреть.
Антон, видя, что Лерка укладывается Вере на колени, сказал:
-Там сзади в коробке плед есть, девочку надо бы укрыть.
Лерка заснула прям мгновенно.
-Ну вот, теперь давай, мил друг, знакомиться. Я тетка вредная — так что по порядку: кто, что и так далее.
Антон наконец-то улыбнулся.
-А я про Вас наслышан, Вера.
-Давай уже на 'ты', чего заморачиваться, да и привыкла я что и болгары, и сербины, все меня на ты называют, а так и намного проще.
-Антон Полосухин, сорок семь лет, холост. Живу и работаю в Москве. Наташа мне очень дорога, надеюсь, что смогу стать ей и детям нужным.
-Так, а кем работаешь, Натке ведь деток кормить-одевать надо, да и Лерке, боюсь, психолог понадобится. А это все не дешево. Хорошо подумал? А и что это до таких лет доживши не женат? Брак какой имеется?
Антон засмеялся:
-Вот, вы с моей мамулькой одной закваски, все и сразу надо знать.
-А как же, они у меня только и есть, Сашины, брата, мальчишки уже взрослые, а эти, Темновы, ещё несмышленыши.
-Был женат, на заре туманной юности — не сложилось, была беременная, когда к другому ушла... сделала аборт, вот и нету деток. Если Наташа поверит, будет у меня сразу и дочка, и сынок.
-Хорошо, с Марианом вы как бы уже познакомились.
Он плавно притормозил — мужики пожали друг другу руки, Антон выскочил, забежал в небольшой павильончик и принес шкворчащие беляши:
-Извините, с утра на нервах, ничего в рот не лезло, одни сигареты, пачки две за час искурили пока их ждали.
— А беляши-то съедобные? -Да, я тут много лет покупаю, всегда все качественное, поноса не бывает.
Вера пояснила Ржентичу, что это русские пирожки, умяли по две штуки и Антон, аккуратно ведя машину, кратко ввел их в курс событий.
Он рассказал как все получилось, как оказался подлым и гнилым Леркин мальчик, как лез защищать Лерку Кондратьев, как отмахнулся от мелкого пацана папашка Темнов, как драла его потом невменяемая Натка, как искали Леру, как продумывали способ их освободить, как четко сработали частные сыщики и милиция.
-А частный, он что, за так работал?
-Я оплатил! — не стал вдаваться в подробности Полосухин.
-Э, нет, милок, договаривай, я должна точно знать, кому я своих отдам.
-Ох, Вера... только Наташе не говорите, у меня большая строительная фирма, ей правда сказал, что рядовой сотрудник НИИ. Не хочу, чтобы деньги сыграли тут роль.
-Ох и дурной, — вздохнула Вера, — неужто не понял, что Натка за деньгами не гонится? -Да понял, только вот не было возможности поговорить, пока девочку искали, как она держится все эти дни, удивляюсь.
-А что Колюня?
-Колюня с моей мамулькой, как говорится, лён не делён, друг от друга не отлипают.
Вере этот Антон пришелся по душе, вон как заботится о Натке с детьми, не то что этот... ублюдок. Вот не зря Вера его не переваривала — подленькая натура полностью вылезла. Скотина пакостная!
Антон привез их к мамульке, пояснив, что Натка после работы приезжает умученная, а мальчику у них вольготно и спокойно, вот мамулька и суетится-старается чем-то вкусненьким их побаловать, а мальчонка ей усиленно помогает. Да и у них Наташе полегче, дома она только и делает, что рыдает.
Крепко уснувшую Лерку Полосухин нес как хрустальную вазу, подумав про себя:
-Какие у меня обе девочки легонькие, откромлю!!
В квартиру заходили осторожно, но Колюня услышал и выбежал в прихожку:
-Дядя Тоша, ты приехал? — и увидел Лерку на руках у него. — А что это Лера? Спит, что ли?
Услышав звонкий голосок сына, что-то говорящего про Леру в прихожку быстро вошла Натка... Увидев Лерку на руках у Антона замерла... потом резко подскочила к ним.
-Что? ЧТО??
-Да не ори ты, — забурчала незамеченная Наткой Вера, — разбудишь ребенка. А ей и так досталось!!
Натка повернула голову на её голос и неверяще уставилась на Веру.
-Теть Вер, ты?
-Нет, Пушкин, блин, Александр Сергеевич! — протягивая к ней руки, пробурчала Вера.
И теперь уже Натка обнимала и прижималась, совсем как недавно Лерка, к своей такой родной теть Вере.
Антон занес спящую девочку в зал, положил на диван, мамулька тут же потихоньку начала раздевать её. Ржентич пошел на кухню разговаривать как мыжи-мужчины с Колюшкой, а Натка, все так же стоя в прихожке, в родных объятьях, заливалась слезами:
-Теть Вер, я думала, крышу у меня снесет, теть Вер, как хорошо, что ты приехала, мне тебя так не хватало.
Вера обнимала такую худющую Натку и бурчала:
-Совсем без меня развинтились, худые как щуки обе! Сколько можно с этим козлом по-соседски жить, я тебе ещё в январе сказала — разводись, тыква. Чего тянула? Если сволочью уродился, то сволочью и помрет.
В прихожку заглянула кругленькая, вся уютная такая, бабулька.
-Девочки, хватит пол мне тут мочить, пойдемте в комнату.
Натка, всхлипнув, встрепенулась:
-Ой, я, дурища! — побежала к дочке. — Господи, доченька моя, какая ты умученная!
Она тихонько гладила свою роднульку, осторожно взяла её руку, перецеловала каждый пальчик, а Лерка во сне захныкала.
-Тшш, маленькая, я с тобой.
— Мама, мамочка! — пробормотала Лерка и, как бы поняв, что Натка рядом, засопела уже спокойно.
-Натка, пошли, чего поешь.
-Да не хочу я!
-Знаешь, что?
-Ой, теть Вер, знаю, не отстанешь.
На кухне под уютным абажуром сидели все её такие теперь близкие и незнакомый мужчина, явно южанин, смуглый, с карими глазами, но не кавказец.
— Марьян Ржентич, бой френд за Вера! — представился он.
-Ой, френд, сербская твоя душа! — заулыбалась Вера. Натка немного поклевала творожную запеканку, остальные негромко переговаривались. Разговор незаметно перетек на все эти события. Баб Маша, уложив неугомонного Колюню, тоже присоединилась ко всем.
-Вот Вера и поймала убегающую девочку, — сказал Антон.
-КАК?
-Не поверишь, все предопределено в жизни, точно. Вот получи мы свои вещи на пять минут раньше, и как бы все сложилось..? А так идем мы с Марьяном, впереди какое-то волнение, кто-то бежит, на людей натыкается, и неподалеку, в просвет вижу... вроде, Леруська. Может, показалось? Смотрю ближе — она, вся в панике, я заорала:
-Ржентич, чемодан держи! — и к ней скаканула, веришь, годов тридцать назад так только и могла прыгнуть. Ну и уцепила её, она рвется, отбивается, кричит, слезы... А я до нее достучаться не могу, а держу — откуда только силы взялись, ну, она обмякла, и тогда я и докричалась до неё!!
Вера еле сдерживала слезы, зная, что Натка увидев это, в любой момент может заистерить.
Помог Антон, приподняв Натку со стула, посадил к себе на колени:
-Все, все, милая, все закончилось, ребенок наш дома.
Натка судорожно вздохнула:
-Как же это страшно, ребенка своего...
— Хорош, она жива, относительно здорова, потрясение, конечно, нервное сильное, но вон, спит в другой комнате. Иди, спать ложись, глаза закрываются, — проговорила Вера.
И спала Натка, постоянно нашаривая спящую рядом доченьку, боясь, что вдруг её нету. А ранним утром проснулась от того, что кто-то тихонько гладил её по лицу:
-Мамочка моя, миленькая, самая любимая, я так по тебе соскучилась, я тебя очень-очень люблю! — Шептала Лерка, стараясь не разбудить Натку.
-Я тебя тоже, дурочка моя глупенькая, очень люблю!!
Натка, открыв глаза, потянулась к Лерке. И та, взвигнув на всю квартиру, подлезла к мамке под бочок. -Мамочка, никогда больше ни одного гадкого слова не скажу, мамочка моя! — ребенок крепко-крепко обнял свою мамочку, а в дверь, постучав, заглянул встревоженный Полосухин.
-Ничего не случилось? -Нет! — хором ответили его девочки. — Все нормально!
ГЛАВА 9.
Все завертелось в секунды. Едва Лерка рванула в сторону выхода, Платон, развернувшись, тут же встретил прямым ударом набежавшего на него хачика. Тот отлетел куда-то в сторону, сшиб спиной металлические стойки ограждения и остался лежать. А на Платона насели сразу двое, гортанно что-то выкрикива, про его мать, они угрожающе надвигались на него.
Платон не видел, как за его спиной рванувшегося было к нему Эдика, тут же ухватили 'под белы рученьки' два мужика, до этого якобы тоже проходящие в зал отлёта, и мгновенно защелкнув на нем наручники, потащили в какую-то недалекую серую дверь.
К испуганным, жавшимся друг к дружке девчонкам подошел пожилой мужик, и они тоже, боязливо оглядываясь, пошли куда-то с ним, а на полу катался тоже в наручниках и завывал нечеловеческим голосом Юсиф.
А Платон бил, куда попадал, два из четверых уже выпали из драки, один, тот, что получил первым, лежал не шевелясь, второй пытался подняться, но опять падал, а эти два все лезли к Саньку. Подбежавшие менты уцепили одного, а второй все прыгал на Санька. Рассеченая бровь так мешала Платону, но он и одним глазом видел, что выдохся этот хачик, собрав все силы, вмазал в ненавистную рожу и тот упал. Санек вскинул руку и услышал нечеловеческий крик Бирюка:
-Са-а-анё-ё-ёк!
Не увидел Платон своим залитым набегающей из рассеченной брови кровью глазом, как сбоку вынырнул какой-то пацан лет пятнадцати, тоже из этих... и обожгло левый бок...
-Ах ты, сука! — бок ещё раз куснула жгучая муха...
Санек все же ухватил этого гаденыша и просто сжал его своими руками, и так вместе с ним стал медленно падать. Бирюк, который никогда не любил драки, который всегда прятался за Санька, успел подхватить падающего Платона.
-Санек, как же это? Мужики! Скорее!
Бирюк орал, не замечая своих слез. Подскочили менты, едва-едва успели расцепить руки Платона, этот живчик попытался было юркнуть в немногочисленную толпу, но озверевший Бирюк ухватил его и начал бить эту мразь. Откуда что взялось, он не орал, только четко знал, что должен и обязан... за Санька.
К Саньку бежали медики со скорой, а Бирюка никак не могли оттащить от этого...
И только когда его сзади ухватили в крепкий захват, он остановился.
С ненавистью посмотрев на разбитую рожу, сказал:
-Я тебя, суку, и на зоне достану!
-Да видал я твою маму...
-Вот, когда достану, тогда и увидишь мою маму! — зло ухмыльнулся Бирюк. — Мужик, отпусти, все! Где Санек? — заозирался он.
В скорой, в Склиф везут.
-Ё... а как же без меня-то?
-Да ты ему сейчас без надобности, пойдем, поговорим-покурим.
А у Бирюка так дрожали руки после всего, что он никак не мог поднести сигарету ко рту.
На месте развернувшейся трагедии ничего уже не было, убрали порушенные от полета хачика заграждения, отмыли кровь с пола, увели прямо с места дежурства таможенника Москальчука, который уже давал показания. Немногочисленным свидетелям драки было сказано, что снимается сюжет для боевика скрытой камерой, чтобы было достоверно. Все ещё орал и бесновался с пеной у рта Юсиф, понимая, что попал на этот раз крепко — паспорт-то у него был Российский, и не вытащат его турки, орал долго, пока ему не вкололи успокоительный укол.
Следователь Козлов опрашивал по горячим следам девчонок, понимая, что сейчас они не будут врать и юлить, а когда успокоятся, отойдут от всего происшедшего, то поди, докопайся до правды.
Особенно его интересовала Ковалева — Соснина тут была не главной
. Нюта, пораженная увиденным, особенно её убил вид Юсифа: вместо красавца она впервые увидела монстра, катающегося по грязному полу, воющего и рычащего, с безумным взглядом и пеной у рта. Она выложила Козлову 'все как есть', что влюбилась, что спала и видела себя любимой и желанной для Юсифа. Что только из-за большой любви согласилась помочь Юсифу — позвать с собой якобы на экскурсию в Москву девчонок, с которыми специально подружилась. Юсиф просил, чтобы девчонки были светловолосыми. Что сговорилась с Никитой Муравьевым, чтобы он помог уговорить Леру Темнову.
-Анна, что-то не сходится у Вас, — вежливо сказал Козлов, — уговорить за две тысячи долларов? Не договариваете Вы, а зря. Уж очень серьезное положение у Вас — Вы не Соснина и Темнова — жертвы похищения, а соучастница преступления, и Вас, и Муравьева будут судить вместе с этими двумя мужчинами.
И только тогда Нюта полностью ответила на все вопросы следователя.
-Да, у них с Муравьевым был сговор, да, обоим хотелось срубить денег, да, она самолично отдавала Муравьеву две тысячи долларов. Как уговорила его на такое? Да они с Муравьевым встречались время от времени на квартире у одного знакомого, ну и, конечно же, занимались сексом. Нет, он ей совсем не нравился, как Юсиф, а доставляло удовольствие... что все эти девицы, обожающие Муравьева, старались добиться его внимания, а Нюта только рукой махнет и все — Муравьев тут же к ней бежит. Да, про деньги он постоянно вел разговоры, ныл, что вот бы разбогатеть, и когда Юсиф твердо пообещал деньги за девчонок, он сам предложил кандидатуру Лерки Темновой. Как объяснил все? Да просто: "деньги позарез нужны, если дойдет до бати, а один кредитор уже так и пригрозил, то труба". А Лерка ему уже надоела, как горькая редька. Достала своим обожанием и любовью, наивная малолетка. Он делал вид, что она ему очень нравится, а сам просто боялся, что Лерка не станет с ним совсем видеться, вот и тянул до приезда Юсифа. Да, был договор, который она распечатала на принтере, и Муравьев его подписал. Да, договор прислал Юсиф. Да, её доля была три тысячи долларов. Где её деньги? Так у Юсифа — она сразу их отдала ему, как будущему мужу. Девчонки? Сначала было не жалко, её-то это не касалось, а когда в Москве Юсиф сказал, что у него таких как она, Нюта, было-перебыло, и что быть ей проститукой, она испугалась, а сделать что-то было уже поздно. Если бы Лерка не заболела, может, и смогли бы убежать из квартиры, а с Катькой? Нет, она бы тут же все Эдику рассказала. Ей-то точно было все равно — зациклилась на трахе. Да, она очень боится сейчас. Чего? Всего: родителей, всех кавказцев, Леркиной матери, одноклассников — город маленький, ей сейчас проблемно будет выходить на улицу. Все соседи, особенно бабки её судить будут.
-Нда... наш с Вами разговор записан на диктофон, пожалуйста, повторите за мной, — он продиктовал Нюте все, что надо сказать в подтверждение, что это говорила она, и попросил её увести в другую комнату.
— Ведь только шестнадцать, а сколько уже дерьма сделала за последние восемь месяцев. Уфф! Взглянул на часы. — Девятый час, надо закругляться, ещё домой сколько добираться, там договариваться, чтобы задержанных завтра к ним перевезли, решать, что делать с Ковалевой, дело будет долгое, грязное и вонючее.
-Везет тебе, Владимир Иваныч, на такие вот дела, с душком.
Вышел в коридор, там пригорюнившись сидел Бюирюк.
-Владимир Иваныч, позвони в Склиф, а? Чё там Санёк? — тоскливо спросил он,— я звоню, мне говорят, "пока ничего сообщить не можем, идет операция". Он же, Санек, на эту халяву почему пошел... Андрюха-второй Платон, парняга золотой, не как мы, жениться вроде собрался. А хата у них убитая вся. Вот Санек и хотел срубить бабла, и в хате ремонт сделать, чтобы как у людей все было. Эх... суки!!
-Говори номер.
Набрал Склиф, представился, спросил про Платонова Александра...
-Витальич он, — шепотом подсказал Бирюк.
Выслушал, поблагодарил.
-Операция закончилась, четыре часа нашего Санька штопали, сейчас в реанимации, состояние... какое может быть состояние...тяжелое. Завтра с утра будем узнавать, что и как.
-Иваныч, а как бы Андрюху поаккуратнее предупредить, ведь брат...
-Из дому позвоню. Есть у меня в их городе знакомые...
А Платон уже и не знал, что над ним колдуют хирурги.
Четыре долгих часа его зашивали, вливали кровь, вторая рана оказалась очень нехорошей, ещё бы три-четыре миллиметра — и лежал бы Санек на другом столе, с биркой на ноге.
Хирург, Юрий Антонович устал донельзя, уж очень долго пришлось сшивать-штопать этого молодого мужчину, на теле которого и без того имелось много различных шрамов. Наконец, сделав последний стежок и отложив инструменты, он устало опустился на табурет, подставленный его операционной сестрой.
-Уфф, давненько я так не уставал, если вытянет парняга, приглашу своих учеников, пусть посмотрят. Давайте его потихоньку в реанимацию. Как же жалко таких вот молодых, и жизни не видели ещё, а уже шитые перешитые, эх, жизнь наша.
-Хмм, — протянул ассистировавший ему молодой, но ранний, Максим Федорович, — ну, судя по его наколкам, успел побывать в местах не столь отдаленных. А мы вот их спасать должны.
Эх, молод ты ещё, Максим, в нашем царстве-государстве давно известно, что каждый четвертый мужчина или сидел, или сидит, или будет. Мудрые люди не зря придумали поговорку "от сумы и от тюрьмы." Этот мужчина девчонок от сексуального рабства спасал, малолетних, если б не он, то увезли бы в Турцию, а там конец один.
. -А Вы откуда знаете? — удивился Максим.
-А я как раз на приеме был, когда его привезли, знакомый мой стародавний с ним был, вот он то и сказал. Жаль будет, если не вытянет. Кто у нас сегодня дежурит там? Пойду поговорю.
-Марина Петровна Бурцева и Олеся.
-Ну, Олеся у нас девочка ответственная, всю ночь будет приглядывать. Ночь прошла как и ожидалось: Санек был на аппарате искусственного дыхания, ничего не изменилось и утром.
А Андрея Платонова часов в десять утра по громкой связи вызвали в кабинет управляющего. Он вытер руки ветошью, сунул в карман отвертку, которой только что откручивал маленькую гайку в моторе и чертыхнувшись — отвлекают от работы — пошел. Секретарша, как-то испуганно взглянув на него, сказала: -Проходи, Андрей.
Он зашел, кроме управляющего там сидел какой-то мужик.
-Здрасьте, вызывали?
-Да, проходи, садись.
Да я в рабочем, как-то неудобно, измажу ещё.
-Вон стул в углу, бери.
-Андрей Витальевич, — начал мужик, и Андрюха насторожился, — у Вас есть брат?
-Есть и не один, а целых два, — и тут же встрепенулся, — что-то случилось? С Лехой?
-Нет, Александр.
-Опять закрыли? Он же мне слово давал... — возмутился Андрей.
-Нет, ранен он тяжело.
— Как ранен, когда, кто? — бледнея, спросил Андрей. — Где он?
-В Москве, в институте Склифосовского, два ножевых ранения, операция была долгая.
— И..? — с трудом выговорил Андрей.
-Состояние тяжелое, пока без сознания.
-Лев Васильевич, — Андрей перевел взгляд на управляющего, — мне надо туда.
-Да, конечно, пиши заявление в счет отпуска, на неделю, я дам команду бухгалтерии, тебе помощь единовременную выпишут, и езжай. Будем надеяться — молодой, выживет.
Через три часа Андрюха разговаривал с врачом из реанимации.
-Пока ничего сказать не могу. Александр без сознания, как пойдет дальше, не беремся предсказать, бывает, что, казалось бы, безнадежные выкарабкиваются, а бывает и с пустяковым аппендицитом уходят. Все, как говорится, в руках Божьих. Утром к девяти подходите, мы всем родственникам каждое утро сообщаем о состоянии больных.
Андрей поехал к своему сослуживцу, который сразу же, узнав о беде, немногословно сказал:
-Живи, сколько надо, не стеснишь.
Всю ночь Андрюха не мог уснуть, все думал:
— "Вот ведь судьбинушка у брата, самый старший, и доставалось ему больше всех от вечно пьяной мамашки, батю они с Саньком ещё видели в детстве трезвого, а эту... Санька был им всем и за отца и за мать, приносил какую-то еду, неумело стирал мелким штанишки и колготки, это потом уже, когда Маринка подросла, стала отгонять Саньку от таза. Всегда заступался за младших, никто не смел обидеть их — боялись, прилетит от 'Кувалды'. И срок-то получил за воровство — попался со своим неразлучным Бирюком на краже из продуктовой палатки, очень уж хотел побаловать маленьких сладким. Да кто в это поверил? Безотцовщина, хулиган... и поехал Санек... Девчонок и Лешку забрали в детдом — родителей-то уже не было, Андрюхе пятнадцать лет — мало, но учился в ПТУ на отлично, учителя отстояли, жил в общаге при заводе, а куда остальных четверых девать? Сейчас вот вроде все более менее наладилось, Лешка через месяц домой возвращается, Маришка через год, а там, если Андрюха женится и Олюшку бы забрали..."
Утром у входа в реанимацию топтался хмурый Бирюк.
— Здорово, Андрюх! — обнял он Платонова, — вот, не уберег я Санька... Пошли, ща врач выйдет.
Вышедший врач называл фамилию больного и обстоятельно сообщал родственникам как и что. Кому-то говорил обнадеживающие слова, и люди облегченно вздыхали, двоим наоборот сказал:
-К сожалению...
Андрюха держал лицо, хотя внутри все тряслось, как у зайца хвост.
-Платонов Александр, есть кто?
-Да! — ответил Бирюк, вместе с ними шагнули ещё два мужика, врач же посмотрев на Андрюху сразу сказал:
-Вы его брат — одно лицо. Пока состояние без изменения — в сознание не приходил. Нам нужна кровь. Просьба такая — у нас свой центр переливания крови, можно сдавать любой группы, только обязательно говорить что для Платонова, а на нужную группу мы обменяем.
— Часы работы? — тут же спросил незнакомый мужик.
— С 8 до 14.
-Кровь будет, не сомневайтесь!
Бирюк сказал:
-Я это, щас пойду, не ел с утра как раз. Ничё не лезет.
Санек плавал, или лежал на какой-то недвижной воде, или не воде, вокруг непонятный туман... хрен его знает, слегка покачивало, думать совсем ни о чем не думалось, кайф.
Потом откуда-то появился папаня:
-Сашок, Сашок, зачем ты здесь?
— А чем тут плохо, клево, лежу вот, балдею, кайф.
Отец покачал головой:
-Там Светочке очень плохо, ты её забери к себе.
-Какой Светочке? — не понял Платон.
-Младшенькой моей, обижают её крепко, надо бы забрать.
-И как я её заберу, если не знаю, где она — тайна усыновления, — передразнил он кого-то.
-Заберешь, я в тебя верю.
-А ты как здесь оказался, ты же того... — Санек подумал, — ну, как бы помёр?
-Да, только вот за вас очень переживаю.
-Чего ж когда тут был, не переживал-то, а винище жрал вместе с этой... мамашей.
— Эх, сынок, нечего мне сказать, простите ли когда-нибудь?
Он стал как-то расплываться.
-Э-э-э, ты куда? — встрепенулся Санек, но отца уже не было. — Блин, как сахар в горячем чае растворился...
И плыл неспешно Санек дальше на... сначала подумал, каком-то плоту, а потом дошло — ну не бывает таких мягких, как перина, плотов. Может, это облако какое, вон как в мультике? Кто-то издали его окликал, кто-то, как Мухан, погибший на зоне, орал ему:
-Платон, привет!
-Чудно, кого нет уже вижу, — лениво подумал Платон, — может, сон такой? А чё-то долгоиграющий, не хватало ещё мамашку увидеть.
И, блин, накаркал.
-Здравствуй, сыночка! — грустно сказала трезвая, нет, не так... ТРЕЗВАЯ??? Танька-алкашка, которую никто по другому и не звал.
А потом Платон охренел...
-Ты меня? Меня?? Назвала сыночкой?? Я же у тебя ублюдок только и был??
Мамашка поникла:
-Я плохо помню, сам знаешь, по пьяни чего не скажешь только.
-Зато я помню, Андрюха, Лешка, Маришка — если только Олюшка не помнит, она-то из больницы не вылазила... домой просилась, а дома что — грязь, пьянь.
Мамашка совсем завяла:
— Я хотела просить прощения, чтобы ты меня простил...
-А чего тебе с моего прощения? Я тебе не поп, грехи не отпускаю!! Не было у меня мамки настоящей, ты ж меня за все время ни разу даже не приобняла, только материлась и била, пока я не подрос. Нет у меня злости на тебя, но и самым нужным словом — 'мама' я тебя назвать не смогу, не получится.
И мамашка тоже начала расплываться... Опять Платон в каком-то непонятном тумане плыл, и звал его чей-то еле слышный шепот:
-Идии ко мнее.
-К тебе, значит, к тебе, — философски подумал Платон, туман начал надоедать, хотелось хоть чью-то рожу увидеть.
Шепот становился ближе, а потом появился просвет, и как-то внезапно Платон оказался в какой-то непонятной комнате, без ничего.
-Во, блин, то плыву, то совсем непонятно где...
В гладкой стене, как в кино, проявилась дверь. Платон осторожно открыл её — блин, как на зоне, нары в два яруса. Вдали, как на фотографии, начала проявляться другая дверь, там вроде посветлее, и зов стал громче...
-Пойду туда. Чё мне бояться?
Платон шагнул шаг, второй и, как кто его подталкивал, заспешил к этому свету, проходящему через двери...
И когда до этой двери осталось два-три шага, его ухватили за шкирку и как щенка отбросили назад.
-Кууда, падла? А ну, стоять!!
Платон злобно ощерился и развернулся...
-Ё..! — он протер глаза. — Ё..! Это и вправду ты? Братан!! — всхлипнул Санек и полез обниматься.
— Какой, на хрен, я тебе братан, если ты, падла, как последний крысеныш, лезешь, куда не надо? Ты там навалил полную кучу, а теперь сюда рыпнулся, не хрен тебе тут делать! — орал его разлюбезный, обожаемый... Вихрь.
-Вихрь, Диман, братан! — бормотал счастливый Платон, не особо вслушиваясь в громы и молнии.
-Тьфу, мудак, — сплюнул Вихрь и, прекратив орать, веско сказал. — Тебе здесь не хрен делать. Ты там нужен. Твоим всем, моим. Лерка теперь и твоя крестница, кровью покрещеная. Ей ой как подмога-поддержка нужна! Я не могу, так ты, падла позорная, исправляй свои косяки.
. -Вихрь, я знаю, что дебил, но, может, я с тобой, а?
Опять послышался зов... Вихрь насторожился, а потом схватив Платона, блин, как пушинку — Санек потом долго удивлялся, откуда у Вихря такая силушка вдруг взялась?.. — и кааак засандалил Саньку пинка под зад.
Санек не удержался и полетел мордой вперед, понимая, что ходить ему с разбитым рылом.
А Вихрь откуда-то уже издалека орал:
-И не возвращайся, даун хренов! Матери моей скажи — люблю больше всех!!
А Саньку стало так больно от пинка, и физически, и морально, что он, ожидая что вот-вот впечатается рожей в пол, с испугу... открыл глаза...
-Опять какая-то хрень...
Над ним склонились три вытянутые рожи, что-то ему говорящие.
-Блин, чё я, в фильм ужасов влетел??
Потом, сморгнув несколько раз, понял, что над ним склонились вполне себе человеческие рожи... и сквозь вату в ушах услышал:
-Дыши, Саша, дыши!! — А я чё, не дышу? — удивился про себя Платон.
Потом начал ощущать во рту и в носу какие-то трубки, два мужика, заулыбавшись чему-то, стали вытягивать из носа эти трубки — что-то полилось из него, и Санек втянул чистым носом воздух.
-Ай, Саша, ай, молодец!! Дыши, дыши! — приговаривал мужик, что постарше, а потом, когда все трубки убрали и изо рта, сказал ещё чуднее:
-Ну, с возвращением тебя! Вот сегодня ты заново родился!!
-Я чё, умирал?? — как-то еле слышно прохрипел Платон.
-Можно сказать, был на грани, четвертые сутки пошли, как ты без сознания.
Санек удивился, опять ничего не поняв. Ему дали немного попить, он полежал, прикрыв глаза, в голове была каша: отец, мамашка трезвая, всякие знакомые и Вихрь — злой и орущий на него... "пиночину вон засветил. Гад, а ещё братан."
Какая-то мысль ускользала от него, что-то было не так, вспомнить бы... Не получалось... все было как-то расплывчато. Он подремал, потом, открыв глаза, увидел сидящего возле него брата Андрюху с глазами полными слез.
-Андрюх, это ты?
— Я, Сашка, я!
— А чё ты как девка?
А братан его — вредный, упертый братан — и впрямь заревел. Осторожно взяв какую-то вялую его руку, прижался к ней щекой и сквозь слезы сказал:
-Я уже и не надеялся... Сашка... ты живой!
— Живой я, чё мне сделается? Только вот не понял, почему я в больничке?
А Андрюха, обливая слезами его руку, только вздрагивал. Через несколько минут он успокоился и, глубоко вздохнув, сказал :
-Теперь я тебя, поганца, от себя никуда не отпущу! Женю вон на Светке Шиловой, и все!
Санек слабо улыбнулся — Светка Шилова, бой баба, была грозой всех окрестных мужиков.
-Не, Андрюх, я такую жену не потяну... — и вспомнил: — Андрюх, я пока здесь валяюсь... я отца видел. Он просил Светку забрать, сказал, обижают её крепко, ты справки наведи на всякий случай, может, это мне прибредилось.
-Ладно, ты, братка, только поправься, мы и Светку найдем, и остальных домой заберем, только выкарабкайся. Бирюк твой тут с ума сходит, менты каждый день приходят, вон шесть человек враз от них для тебя кровь сдали.
-Кровь, а зачем?
-Тебе много надо было.
-Бирюк? А он-то чего? — И вдруг вспомнил, рванулся:
-А Лерка, Лерка где?
-Тихо, тихо, тебе шевелиться пока нельзя, дома Лерка у мамки.
-Уфф, хорошо!!
. И Платон успокоенный, задремал, а Андрюха все так же бережно держал руку брата — такого беспомощного, но такого родного и необходимого. Всю неделю утром и вечером, после пяти Андрей ходил к брату в реанимацию, каждый раз подходя туда со страхом, уж больно жутко было заходить, такие там лежали... не приведи Господи — все в трубках, каких-то датчиках, что-то пикало-пиликало...
. Андрюха, вжав голову в плечи, проскакивал мимо них и шумно выдыхал, только оказавшись возле своего братика. Братик же становился все более адекватным, уже не засыпал посредине фразы, и Андрюха начинал потихоньку верить, что выберется их Сашка.
Вот сегодня уже его кровать перекатили ещё дальше от медсестринского поста, а дежурившая шустрая, смешливая девчонка — Олеся, настучала на Санька.
-Полудохлый, а на свидание зовет!
Андрюха непритворно изумился:
-Сашка? Быть такого не может, он никогда никого на свидание не приглашал, как бы и не умеет он красивые слова-то говорить, да и кому нас учить было, росли вон как трава. Если так сказал, значит железно придется идти, согласившись-то.
-Ой, — отмахнулась Олеся, — они, пока здесь лежат, как мумии забинтованные, чего только не скажут!!
-Не, Сашка, он слово всегда держит, если нам кому обещал, а нас пятеро у него, ни в жизнь не обманывал.
-Ну-ну, вот переведут в палату, я посмотрю...
-Олеся?? — замер Андрюха, — а его точно могут в палату перевести?
-Ты что? До сих пор сомневался? — удивилась сильно так медсестричка.
-Не, не сомневался. А до мокрых штанов боюсь... потерять его.
-Пошел-пошел твой Сашка на поправку, не сомневайся. Если от наших глаз подальше перевезли, значит, не самый тяжелый уже.
Андрюха наклонился и поцеловал её в щеку:
-Спасибо!
-Эй!! — раздался слабый голос Платона, — ты чего на мою девушку заглядываться решил, руки оторву! У тебя своя есть!
-Оторви, Сашка, я согласный. Только бы ты встал! А поцеловал я Олесю за радостную весть — ты на поправку пошел!
Андрюха трогательно ухаживал за братиком: кормил его с ложечки всякими творожками, приносил самолично протертые яблоки, какие-то булочки, курицу-гриль, соки.
Платон ворчал, что он не младенец, а сам послушно открывал рот и, видя сосредоточенную рожу братишки, начинал радоваться, что вот, оказывается, он — Платон, никогда не видевший тепла в своей жизни, всю жизнь получавший пинки и неприятности, уверенный в том, что он никому не нужен по большому счету, оказывается вон как дорог братишке. И делалось тепло на душе у него, только вот, пока он был там... Вихрь-зараза, обидел. -"Не, как будто сказать не мог нормально, а то пинаться... гад прямо. — А потом как-то враз вспомнил голос, зовущий его и похолодел: — Не, Санек, ну ты и тупой! Это ведь тетка с косой тебя звала, а Вихрь-то, похоже, допер быстро, в чем дело, ну и медлить не стал... Значит, надо наоборот его благодарить... правильно он орал — даун позорный."
-Вихрь, как только смогу, матушке твоей скажу все, что ты велел! — мысленно пообещал он.
А когда на следующий вечер дежурившая в ночь Олеся сказала ему, что его сердце запускали дефибриллятором каким-то, ну, как электорошокером навроде, и от этого удара он и очнулся... Санек долго молчал, а потом сказал:
-Не поверишь, а в это же время там... меня друг мой, погибший, такой пиночиной наградил, больно было и обидно... А больно-то оказывается отсюда было.
Олеся погладила его по предплечью:
-Все хорошо, женишок! Спи! — и Санек позорно заснул.
Андрюха сходил к завреанимацией, договорился, что после выходного — ему надо было выходить на работу — Санька станет навещать Бирюк.
Бирюка провели к дальнему концу помещения реанимации, где теперь обитался Санек, с выпученными глазами и выступившими на лбу крупными каплями пота.
-Ух! Привет, Санек! Ща, я в себя приду! — Бирюк вытер рукавом халата пот, шумно вздохнул и выдал: -Не, ну на хрен к тебе сюда приходить! Страшно, реально!
Платон ухмыльнулся:
-Ну и приходил бы к холмику.
-Чё, совсем дурак? — вызверился Бирюк. И как-то странно сморщившись и хлюпнув носом, сдавленно произнес: — Я спать ни хрена не могу, все этот кошмар... снится, как ты падаешь, а я тебя удержать не могу... Сашка, я ведь этого хачика, не останови меня менты, забил бы насмерть — у меня как лампочку в мозгу выключили на хрен!
-Да ладно, ты всегда в сторонку сваливал?
-Ага, но тут... ты весь в крови, падаешь, а эта падла скалится, маму мою он видал! Я ему и ответил, что вот скоро и увидит, там, наверху. Ой, Санёк, я не в ту оперу попер, Андрюха велел тебя кормить, как на убой. Тьфу, я ща так перес...трухнул, несу всякую хрень. Санек, я сам знаешь, говорить ни хрена не умею, но и нет слов, как я рад тебя видеть!
Бирюк пересказал ему все новости — что Лерка дома, что всех этих повязали, что Иваныч передавал ему привет и благодарность, что Крюк велел сразу же звонить, как только Санька в палату переведут — сюда-то ни хрена не пускают. Что кровь ему, Саньку сдавали многие — Крюк клич кинул и братва приезжала, ну кто без желтухи, что менты при нем, Бирюке, шесть человек пришли сдать кровь, что тот пацан, избитый, узнав о Саньке, сказал уважительно, типа, "что раз он Лерку спас, у него к нему предъявы не будет". Санек слушал трещавшего Бирюка, улыбался, хмурился — смеяться он боялся — начинали болеть раны, и впервые, после всего, понял:
"Как же хорошо жить-то, оказывается!"
В трещании Бирюка он вдруг выловил слова:
-...а мать его и говорит...
-Чья мать? — без интереса спросил Платон.
-Ты чё, не слушаешь совсем? А я распинаюсь...
-Кароче!
-Да Вихря мать прилетела, в тот вот день, она прямо в самый нужный момент там оказалась.
-Где там? — опять не понял Санек.
-Не, Платон, ну ты тупой... Мать Вихря прилетела и шла на выход, а Лерка как раз убегала. Ну и Вера Ивановна Лерку и уцепила, ту потом от неё еле отцепили.
-А остальные?
-Ну чё, остальные, этих всех хачиков Москва забрала. Девки дома, старшей и Леркиному ухажеру статья будет, а вторая, та вроде нормально.
-А Лерка?
— А чё Лерка? Вера Ивановна каждый день про тебя спрашивает, а Лерка, говорит, от мужиков шарахается, даже от пацанов. Там вроде... этот, как его, требуется... а, психолог, что ли. Иваныч тебя ждет-не дождется, ему твои показания ой как требуются. Во, я тебе все выложил, как на духу.
-Сашк, ты Вихря матушке скажи, если она ещё здесь будет, как меня в палату переведут — я прошу, чтобы пришла ненадолго.
-Лан, передам.
А Платон совсем оживился. И появилось у него занятие: он ждал Олесю, в её смену у него и раны болели меньше, и уколы всякие, что ставила она, казались укусами комаров — он просто любовался этой шустрой, невысокой девчонкой и с тоской понимал, что вот такие-то как раз и не для него...
В начале следующей недели в реанимации началось оживление, все куда-то торопились, чего-то шуршали, мало ли... Наконец подошли к Платону:
-Ну что, Александр, расстаемся мы с тобой!
-Это как? — не понял Санек.
Врач — Илья Григорьевич, мучивший его на перевязках, заулыбался:
-Да в палату мы тебя переводим, хватит у нас тут место занимать.
-Чё, правда? — не поверил Санек.
-Правда, правда — тебе теперь только выздоравливать, а мы всем коллективом желаем всего хорошего и к нам больше не попадать!
Пришедшему к нему вечером Бирюку пришлось поволноваться. Он чё-то долго ждал разрешения пройти, начал гнать волну, и задергался правый глаз, "реанимация, она, гад, такая сволочная штука, кто знает, что там у Санька".
Наконец вышла медсестра:
-Кто к Платонову?
-Я, — совсем обмер Бирюк.
-Его перевели на второй этаж. Палата 227, вход вон там, со двора, да бахилы купите сразу. Так не пропустят!
Бирюк затряс её руку:
-Девушка, спасибо! Я побежал!
Бирюк, выскочив из корпуса, бестолково заметался...
-"Бахилы, блин, где хоть они продаются?"
-Чего ты, милок, мечешься? — по аллейке шла санитарка с большим мешком в руках.
-Да бахилы надо. А хрен знает, где их купить.
-Пошли, покажу.
-Э-э, тетка, стой! — Бирюк ухватил её мешок, — давай дотащу!
-Вот спасибо! Бирюк на радостях купил сразу десять пар бахил этих, вышел, зажмурился, глядя на такое совсем жаркое солнышко, и понесся к корпусу. Зазвонил телефон:
-Во я дурак! Надо же всем сообщить!
-Андрюха, Андрюха! — заорал он в трубку, — Сашку...
Тот перебил его.
-ЧТО?!
-Да не, Сашку в палату перевели, вот бахилов купил, бегу к нему.
-А-а-а, — заорал всегда невозмутимый второй Платон, — а-а-а, я вечером прискачу, говори, куда и где?
— Я только знаю, что второй этаж, 227 палата. Ща туда пройду и от Санька тебе звякну, лады?
В палату Бирюк входил на цыпочках — мало ли, чё там.
Небольшая, уютная комната, две кровати. На дальней, у окна, спиной к Бирюку сидела какая-то тетка и разговаривала с кем-то, а на ближней лежал с интересом смотрящий на него Платон. -Санёк! — рванулся к нему Бирюк, — Санёк, дай я тебя, братан, хоть обниму!
Он с величайшей осторожностью обнял своего другана за плечи.
-Ты... это... Санек, я... — забормотал Бирюк, сглатывая, — не могу... я.
-Сашк, мне бы эту жуткую бороду сбрить, противно! — помог ему Платон.
-А? Точно! Ща!
Он набрал Андрюху, начал ему бестолково, путаясь в словах говорить. Платон, не выдержав, взял у него трубу и сказал:
-Братишка, я в палате. Мне бы побриться, зарос, как дикобраз. Да, да. Андрюх, попроси свою Маринку букет красивый мне выбрать. Да, для Олеси. Да, я тоже, жду!
А Бирюк про себя изумился. Олесю он знал только одну — ту чернявую медсестру, на его взгляд ничё особенного: мелкая, вертлявая, чернявая.
Но мысли свои оставил при себе — Платон ведь, скажи ему чего, не смотри, что лежачий — в момент своими кувалдами в рожу... Да и чтобы Платон и кому-то из баб — цветочки?
Бирюк, зная его как облупленного, сообразил, что про эту девчонку лучше не спрашивать.
-Санек, это... надо Крюку сказать и Вер Иванне, что ты в палате теперь.
-Звони!
Крюк ответил лаконично:
-Понял, спасибо!
Вера Ивановна же наоборот, подробно расспросила, где и как его найти. Потом попросила передать трубу Платону.
Тот, заметно робея, сказал:
-Здрасьте, Вера Ивановна!
И замолчал, слушая её, потом как-то просветленно улыбнулся и пробормотал:
-Спасибо, я не ожидал. А Лера как? Да?
И потом вдруг удивленно замолчал, слушая какой-то щебет...
-Лерка, я рад, что ты успела! Да, конечно, если сможешь — буду рад! Да, пока.
-Ухх, Сашка! Как же хорошо!
На следующий день утром прилетел Андрюха, долго и тщательно сбривал всю растительность на лице братика, а увидев какое худое у него стало лицо, только вздохнул.
-Сашка, ты, как говорила маленькая Олечка — чистый шкелет!!
-Нормалёк! Поправлюсь!
Открылась дверь и в палату заглянула Олеся:
-Мальчики, а где Са...ша... Это ты? Не узнала!
-Богатым буду!
-Я вот забежала перед уходом глянуть, как мой женишок тут? Надо же, я думала, тебе далеко за тридцатку, а ты совсем молодой.
Санек кивнул Андрюхе, и тот вытащил из шкафа, стоящего в углу палаты, банку с тюльпанами, нежно-сиреневыми и бело-розовыми, большой букет.
-Олесь, я вот тут тебе букет припас, от всего сердца.
Олеся вдруг смутилась:
-Мне? Ой, спасибо! Я очень люблю тюльпаны, как только ты догадался?
-Да вот, смог.
-Спасибо, Саша! — она уткнулась носом в букет и заулыбалась. И вслед за ней заулыбались и братики Платоновы.
Санек подумал:
-"Вот ведь, как солнышко в палату заглянуло!"
-Спасибо, я побежала, на электричку бы не опоздать, потом окно будет два часа, а спать очень хочется. Я забегу, как на дежурство приеду!
Она ушла, а Платон все ёще улыбался. Андрюха не мешал ему, понимая, что вот такие радостные минутки дают братику толчок, он будет стараться побыстрее выздороветь.
А после процедур и болезненной перевязки к Платону повалили посетители.
Пришел сначала серьезный мужик, Сашка удивленно уставился на него — незнакомый же, а когда тот заговорил, встрепенулся.
-Ну ни фига себе! Это ты? Силен! Только по голосу и узнал!
— На том стоим! — усмехнулся мужик. — Вот, решил навестить тебя, ты вроде теперь как крестник мне.
-Это как?
-А по крови.
-Тоже сдавал?
-Да, моя кровь твоей же, первой группы, так что проявятся в тебе и мои черты. Рад, что ты выкарабкался! Мы тут в агентстве скинулись, знаем же, сколько требуется на лечение. Ты не выёживайся, — одернул он Платона, собиравшегося возмутиться, — а то мы дурее тебя. Братишка твой последние штаны с себя снимет, только и их не хватит. Тебе сейчас и витамины, и какие-то лекарства понадобятся, как брата зовут? Андрей? Вот, держи, для этого упертого. Пакет тоже разбери, там фрукты-продукты, в холодильник положи...
-Саш, если бы с тобой контакта не получилось, то скорее всего, пришлось бы квартирку штурмовать, в таких ситуациях всегда трупы бывают, проверено. Девчонок бы точно успели убрать... Мы с тобой знакомы, вот меня и отправили к тебе, навестить, всем отделом рады, что ты выжил!
Еще посидев, Толян, бывший не так давно бомжеватым дедком, оставив номер телефона, ушел.
А через полчаса в палату завалился Крюк в сопровождении верного Стального.
-"Ни хрена себе!" — удивился про себя Санек.
-Здорово, Платон! — Оба крепко пожали ему руку. — Да, знатно тебе прилетело, но были бы кости.
Крюк как-то непонятно смотрел на Санька, от которого осталась только половина. -Мы тут проконсультировались с твоим лечащим врачом, все, что требуется для лечения — будет, ты только выздоравливай.
Но Платон не был бы Платоном, если бы промолчал:
-Спасибо, но с чего такое внимание ко мне? Я как бы не из авторитетов, так.
. -Дубина! Весь город знает, что один из ребятишек Крюка спас девчонок, — пробурчал Стальной, — от девок отбоя не будет!
-До девок мне пока — как до Китая пешком! — ухмыльнулся Санек.
-Платон, я матери Вихря слово давал, а я балаболом никогда не был! — неспешно сказал Крюк. — Ты же сразу понял, что в дерьмо вляпался и постарался исправить, что не каждый бы сделал. Вихрь тебе, помнится, иногда и кулаками вбивал умение думать и уметь исправлять ошибки, он возле себя дебилов не терпел, быть его друганом мало кому было позволено. Думаю, он бы порадовался, что ты не сдрейфил.
-Да, он порадовался, это точно, я пока в коме был, ох и получил от него! — Платон рассказал про их 'встречу', Крюк заулыбался:
-Надо же, Вихрь и там все такой же зануда и вредина, так жаль, что мало пожил... А Вера Ивановна сама к тебе приехать рвется, скорее всего, завтра и навестит. Ладно, нам пора, выздоравливай. Мы на связи, чуть что — звони, чем можем — поможем.
Платон немного поспал, а когда проснулся, возле него сидел Козлов и с грустной улыбкой поглядывал на него.
-Здравствуй, Александр!
-Здрасьте, Владимир Иваныч! Чё Вы меня так официально, лучше как и всегда — Санек.
-Нет уж! Санек-это как-то не серьезно, типа шестерки на побегушках. Саша, я понимаю, ты только-только с того света вернулся, но прости, время не ждет. Нужны твои показания, заврались ведь все ребятки-то. То сначала оба ничего не понимали по-русски, то Юсиф Бербер симулировал сумасшествие, теперь не зная, что ты на поправку пошел, валят все на тебя.
-Ни хрена себе! Я в Турции не был, Эдика этого за два дня до всех делов только и увидел: с Кондриком — ошивались у киношки, Кондрик же и предложил непыльную работенку.
-Который из трех?
-Виталя. Я и представить не мог, что девчонок хотят в проститутки, повелся, хотел ремонт в хате сделать, да... эх! Поди, из больницы сразу на нары придется?
— На нары успеется, у тебя много смягчающих, да и пока об этом рано... давай, то, что меня больше всего интересует, сегодня запишем.
И спрашивал Козлов Санька, а тот старался вспомнить любую мелочь. Козлов, зная уже показания Леры Темновой и Кати Сосниной, про себя порадовался, что все показания у троих совпадают. Ковалева же отговаривалась тем, что с Платоном почти не общалась. А Бербер и Мамедов, те не сговариваясь, старались как можно сильнее очернить Платона, уверенные, что он не выживет и его можно подставить— срок-то светил не малый. Тем более, что Козлов, ухватившись за тоненькую поначалу ниточку, начал понимать, что впереди уже даже не веревочка, а канат. Всплывали некоторые нюансы, из которых следовали очень нехорошие выводы — у этих двух похищение было не первым, и скорое всего, будет выделено в производство ещё одно дело, отдельно, которое заберет Москва — пропавшие до этого девчонки были москвичками.
Вера собиралась навестить Платонова, а Лерка усиленно размышляла, ехать или нет ей к Сашке. У неё после всего происшедшего началась фобия, вернее, как пояснила психолог Марина Борисовна — андрофобия — боязнь мужчин.
Все эти дни, пошла уже вторая неделя, она испуганно жалась или к Натке, или к теть Вере, если кто-то из мужчин близко находился возле неё. Подпускала к себе только Антона, следователя Козлова и мелкого адьютанта Димки Кондратьева — Женьку Страхова, Илью — боязливо обходила, а увидев издали смуглого мужчину, намертво вцеплялась в руку идущих рядом с ней. Женек нечаянно проболтался про Темнова, и когда Витюша, увидев дочку, ринулся к ней — обнять, она дико закричала и спряталась за свою теть Веру.
А Вера, ощерившись, негромко сказала:
-Каким надо быть идиотом, зная, что пережил ребенок — пугать её ещё больше.
Темнов остановился и замер, как кто ему дал поддых.
-Лера, Лерочка... Я же твой папка!
-Не подходи! — уткнувшись в спину теть Веры, глухо сказала его любимая доченька.
-Но я же...
-Ты совсем дебил, зачем ребенка на истерику провоцируешь?
-Теть Вер, пойдем скорее домой!
-Да, идем!
Они быстро развернулись и почти бегом пошли, а Темнов стоял и с болью смотрел на его боязливо жавшуюся к этой старой суке, а не к нему, дочку, и так ему поплохело, когда стало доходить, что вряд ли в ближайшее время его ласковая девочка будет с ним общаться.
  Антон сразу же сказал, что отвезет Веру в Склиф, без вопросов, и Лерка решилась поехать — с теть Верой и Антоном Сергеевичем точно ничего плохого не случится.
А вечером пошли к Тучковой. Та уже вторую неделю материлась и дурниной орала на свою подругу, которая "заелась там в своих Европах". А сегодня испекла свой фирменный медовик, ну, как было не пойти?
-"Этот, который муж-не муж, опять ушел в приймаки, так что гуляем, девки!" Ввалились шумной толпой: Вера, Натка, Лера, Ржентич.
-Через часок ещё и Антон должен подъехать, — добавила Натка.
-Ни... чего себе, проглотила "ласковые" слова Тучкова. — А я, бля, блин по-простому.
-А мы по-какому?
-Не, ну при вас мужчина-иностранец, а я ведь без мата, как щи без томата.
Ржентич махнул рукой:
-Я много не разбирах, можьно!
Вера засмеялась:
-Он уже наслушался нашего разговорного, частенько ведь можно услышать.
-Подруг, какого ты себе мужика урвала! Одобрям-сс, — где-то через полчаса выдала Тучкова.
-А приезжай — и тебя там оженим, сербов холостых много има.
Ржентич ел её медовик, восхищался и просил добавки, чем полностью подкупил Тучкову:
-Эти-то сучки по кусочку съедят и все, нет бы уважить как надо меня, трудягу.
— Да уж, пить чай с тортом порезанным на четыре куска и пятью ложками сахара в чае — это надо уметь!
Вера пояснила Ржентичу русский анекдот про то, как муж спросил жену — на сколько кусков порезать торт? На шесть или на четыре? На шесть много, лучше на четыре.
Ржентич помолчал, посмотрел на торт, прикинул размеры кусочков и минут пять громко ржал.
Потом уже, когда приехал Антон, и все, наевшись, лениво переговаривались, у Ржентича опять был ржач.
Тучкова убрав лишние тарелки-блюдца со стола, опять настойчиво предлагала всем по кусочку тортика.
-Ну тебя в баню, сколько можно?
-Никто не хочет? Точно? Ну тогда я ещё кусочек, — Таня, не смущаясь, отрезала себе четвертую часть от второго торта и навела большую кружку чаю, Вера вслух считала за ней ложки сахара:
-Пять! Все как всегда!
Мариан обсмеялся.
-Интересные вы какие, руснаци.
-Да, мы ещё много чего умеем!!
Лерка, в самом начале настороженно жавшаяся к маме, понемногу расслабилась, и среди смеха взрослых слышался и её звонкий .
А Тучкова и Вера, попав в родную атмосферу, прикалывались, посмеивались друг над другом и откровенно ржали.
-Вот, Мариан, так мы и живем — русские бабы! Надо бы рыдать, а мы то песняка давим, то ржем как ненормальные, а утром все нормально, на лицо боевой раскрас, и на работу! — полностью приняв Ржентича в круг своих друзей, говорила ему Тучкова.
-Вера, что ест пьесньяка давим?
Вера весь вечер переводила ему привычный в России и весьма сложный для других народов разговорный сленг.
Ржентич только головой качал:
-Многосложно!
-Ниче, приезжай почаще, и тебя научим! Все, девки! Айда песняка!
И звучали песни всякие — и детские, и современные, и прошлого века...
Ржентич, подперев голову рукой, полуприкрыв глаза, зачарованно слушал, девки — все четверо пели, а Антон любовался ими и видел, что его настрадавшиеся девочки, обе, вот в этой-то компании полностью расслабились.
-Да уж, действительно, у нас лучший психотерапевт — точно подруги!
Тучкова, устав петь, закурила.
Картинно встав у окна, отставив руку с сигаретой, она наслаждалась процессом... и вдруг порыв ветра бросил шторку новую... на сигарету — как она материлась..! Антон заслушался.
-Татьяна, у тебя талант, я редко встречаю людей, умеющих так разговаривать на русском матерном, у тебя, как говорится, каждое лыко — в строку.
Опять много смеялись, Лерка уже держалась за живот — заболел от смеха.
Расходились веселые и довольные. Антон уходя поцеловал Тучковой руку:
-Спасибо огромное за позитив, девочки мои так оживились.
-Ты это, Натку когда окольцуешь?
-Я хоть завтра, она все не решается.
-Не боись, поработаем над этим! Все будет пучком!
dd> Дома же отправив уставшую Лерку спать, долго сидели молча, а потом разговорились. Натка переживала, как дочку в школу отправлять, она же почти от всех шарахается. Вера задумчиво предложила:
-А давай я её с собой заберу, у нас весна обалденнная, сейчас вот маки зацветут... Я четвертый год обмираю, в зеленой траве красные огоньки, а на на пригорках их как насыпано, потом сирень, все плодовые, сады бело-розовые, белая акация-сорняком растущая, липа немного другая, и море — оно на дню по нескольку раз, как капризная модница, цвет меняет.
-А четвертая четверть?
— Давай в Гороно сходим, может, пойдут навстречу, возьмем заключение врачей, что ребенку необходимо сменить срочно обстановку. Отличница она у нас или где? Посмотрим Болгарию, а страна хоть малкая, но красивая, съездим в Сербию, там такие мальчики молодые... я слюнями давлюсь — где мои шестнадцать лет — ростом многие от ста восьмидесяти и выше двух метров. Я батюшку в храме увидела — в нем два метра пять сантиметров — рот закрыть забыла.
-Сербские баскетболисты по всему миру има, — горделиво добавил Ржентич.
-Во-во, она у нас за лето все страхи позабудет.
-Не знаю, — заколебалась Натка, — ей ведь ещё разрешение Темнова надо будет.
-Не удивлюсь, если этот козлина в позу встанет, — буркнула Вера. — Не переживай, я Крюка на него натравлю в случае чего.
-Вера, что ест козлина?
-Ой, Марьян, ну, животное такое.
-А зашто ти на мыжа тако кажешь?
Пояснили, Ржентич опять долго смеялся.
-Натка, раз уж пошла такая свадьба — скажи мне, чего тянешь, на развод не подаешь? Или думаешь, что утрясется всё?
-Ты чего, теть Вер, я его видеть не могу, ведь если б не этот Платон, где бы мы её искали?
Натка передернулась и покрылась мурашками. Антон тут же приобнял её, и взял в свои руки её тоненькие ручки, потихоньку растирая.
-Так, значит, через пару дней несешь документы на развод, чем быстрее — тем лучше.
-Я ему сказала, пусть берет мамину комнату и однушку и находит обмен на двушку. А он сказал, что если бы я нашла такой обмен...
Вера не выдержала, заматерилась.
— Теть Вер, это он мне до похищения выдал, сейчас я его и не видела.
-Че на него, тварюгу, смотреть? Полосатый весь, хорошо ты его разрисовала!
Антон подытожил:
-Если Гороно заартачится, в Москве ходы поищем. Если все получится, Леруню увезете, а летом на месячишко и мы прилетим, Колюне море тоже необходимо, перед школой-то.
А на следующий день поехали к Платону, Лерка на удивление, вела себя спокойно, нисколько не дергаясь, смеясь над неправильным произношением Ржентича, не подозревая, что он специально говорит шиворот-навыворот, чтобы девчушка как можно меньше думала про минувшие события.
Антон искоса наблюдал за сидевшей на переднем сиденье Наташей, понимая, что вот эти две, хлебнувшие лиха по самые ноздри женщины — Вера и Таня, за один вечер сделали намного больше для его девочек, чем неделя общения с психологом.
Тем более он возил Веру на кладбище к сыну. Когда она присела на скамейку у могилки, увидел, как поникли и затряслись её плечи...
Антон издали смотрел на неё — в такие минуты никакие слова ни к чему, лучше не мешать и не лезть, горе — оно никуда не делось, и матери в такие минуты не нужны сочувствующие.
А вчера не было убитой горем женщины — была искрящаяся весельем, смешливая женщина. Антон поразился, какая она сильная, и твердо знал, что вот попроси его Вера о чем-то, он в лепешку разобьется, чтобы помочь ей. А её искренняя любовь к Наташе и детям подкупила сразу.
Теперь он понял, почему Натка постоянно говорила про неё с уважением и любовью. Таких женщин не любить нельзя!
Всех сразу к Платону не пустили, вначале пошли Наташка с дочкой, чтобы Лерка не дергалась зря — все старались оградить девочку от малейшего негатива, ей бы от того, пережитого, в себя придти.
Санек лежал, поглядывая в окно на голубое небо с небольшими облачками, и так хотелось ему просто посидеть на какой-то лавочке,или даже пеньке,зажмурившись и подставив лицо ласковому солнышку.
-Скорее бы разрешили вставать!
В палату, постучав, вошла какая-то худенькая женщина, а из-за её спины метнулась к нему... Лерка. Подскочив к кровати, внимательно рассмотрела бледное худое лицо, ещё недавно бывшее типа "рожа-кирпича просит", жалобно скривилась и всхлипнула.
-Лер, Лер, это и вправду ты? — неверяще спросил Платон, — Лер, ты в порядке?
-Дааа! — опять всхлипнула Лерка.
-А чё тогда рыдать собралась?
-Тебя жаалко!
-А чё меня жалеть? Сам дурак — подставился, живой же. Мы ещё с тобой почертим в этой жизни, меня вот женим, потом тебя замуж отдадим, Вихрь велел! — прибавил Санек.
— Чё врешь-то, Вихрь тебе такого не говорил!
-Это тогда не говорил, а вот пока я был в коме, он... того, чуть рожу мне не набил, обзывался и велел за тобой усиленно смотреть.
-Мам, так может быть? -За три дня чего только не привидится, — подтвердила Натка, совсем не уверенная, как может быть — не побывавши, как говорится, не узнаешь, но дочке об этом знать не обязательно.
-И чего? Как он выглядел, крестный мой? — заинтересовалась Лерка.
-Да нормально, только орал на меня, дауном вот обзывал. Как у тебя?
Лерка, присев на краешек кровати, вздохнула:
-Фигово! Боюсь!
-А чё теперь бояться-то? Все замечательно! Пока я тут валяюсь, там за тобой присмотр имеется. Лер, это мама твоя?
-Да, Наталья Владимировна.
-Вы меня сможете когда-нибудь простить? — сдавленно спросил Санек, глядя на эту, кажущуюся прозрачной, женщину. — Я вам столько горя принёс...
-Саша, ты нам и радость вернул, если бы не ты... Наоборот, мы тебе все так благодарны.
-Да, лан, чё там — сам накосячил, сам и исправил. Я, если честно, очень боялся Вам на глаза попасться, спасибо, что пришли и эту бояку привезли. Лер, у тебя там вон какой пацан — защитник имеется. Ну, который в драку полез, на нас двоих здоровых жлобов, кончай придуриваться — небось по психологам ходить будешь?
-Уже!
-Да фигня это, все прошло уже, чё заморачиваться, мне вот проблемка впереди предстоит, это да.
-А какая? — полюбопытствовала Лерка, ей возле Платона было совсем не страшно, наоборот, любопытство проснулось.
-Да у меня ведь семья-то немаленькая была, я старший, родаки пили много и поумирали, ребятню по детдомам, я на зоне, а сестричку самую маленькую — Светку вроде как усыновили, не, удочерили, а может, и опекунство. Я, как освободился, хотел найти... она знаешь, мелкая, забавная такая была, чуть где стукнется — ко мне бежит, "Саня, пожалей!" — он вздохнул. — Ну мне сказали, про таких детей не говорят, тайна — блин. А там, — он показал глазами на потолок, — я перед тем, как Вихря злого встретил, папашку видел, он мне и сказал, что Светку надо найти, обижают вроде её.
-И чё, ты в это поверил? — у Лерки заблестели глаза, — в бред всякий?
-Если бы, Лер. Мой братишка — Андрюха, я ему рассказал про это, узнал, что от нашей сестрички вот полгода как отказались и вернули её в детдом, и она там как волчонок озлобленный теперь. А мне её не отдадут точно, судимый же я, там, знаешь, сколько всякой фигни, требований то есть... Мы с Андрюхой взрослые, но там и семью полную надо, и всяких других заморочек, ...кароче — как только выпишусь, буду всеми правдами-неправдами сестричку пытаться забрать. Ей только восемь исполнится, вот где переживания: родители-алкаши, пожрать нечего — меня-то нету, потом детский дом — от сестренок оторвали, потом вот новая семья, потом назад... Представь, сколько раз её уже предавали? У тебя вон какая мамуля, Вихрь мне про неё ещё на зоне все уши прожужжал, что Натка — девка отличная. Так что не ерунди, какие-то психологи. Я бы вот просто куда-нить смотался на время... чтобы эти рожи не видеть, и нормалек. Лер, а Вихря мать, она ещё здесь? Не уехала?
-Здесь, здесь!
Натка полезла в холодильник, выложить принесенные фрукты-соки, места не было совсем. Она начала перекладывать всякие лежащие там йогурты, печенья, поворчала, что все безобразно сложено.
-Так, это братуха у меня там распоряжается, я-то пока лежачий!
Натка шустро переложила и поставила все как надо:
-Вот, треть холодильника освободилось. Саша, ты не стесняйся, звони нам, мы будем тебя навещать, в выходной приедем, а сейчас мы пошли, там теть Вера заждалась. Выздоравливай побыстрее.
Лерка, хихикнув, сказала:
— А ты худой совсем не страшный! Платон скорчил угрожающую рожу и зарычал. Она звонко расхохоталась:
-Смешной какой! Пока!
В палату же зашел какой-то мужик и... мать Вихря.
Платон замер:
-Во блин, как же Вихрь на маманю свою похож, я только и разглядел. Когда его хоронили, там была черная, убитая тетка.
— Здравствуй, Саша!
-Здрасьте, Вера Ивановна, я вот... — Платон рыпнулся было приподняться.
-Лежи, лежи, что ты, растревожишь свои раны, я вот возле тебя присяду и поговорим. Антон?
-Саш, я на минутку, девочек надо отвезти по делам, девочек — Наташу с Лерой, — пояснил он ничего не понявшему Платону, — а вы пока поговорите, рад с тобой познакомиться, рад, что ты выкарабкался и девочек помог спасти.
Антон этот шустро ушел, а Платон попал...
Веру интересовало всё, она как-то незаметно выспросила у Санька, что надо и не надо, он рассказал про детство невеселое, про своих братьев-сестер, про малую, отданную из семьи назад, про то, что наверное не получится её забрать домой,.. даже про Олесю выболтал, блин.
-Ух, Вера Ивановна, Вам прям дознавателем надо работать, я ни в жисть никому столько про себя не говорил...
-Куда мне в дознаватели, я мама хулигана, сидельца.
-Вера Ивановна, — Платон помолчал, — я тут в эти дни, когда... где-то плавал... между небом и землей вроде,.. Вихря как бы видел...
Платон рассказывал, а у матери Вихря стали такие тоскливые глаза...
-Я, может, зря Вам все это?
-Нет, Саш, наоборот, — Вера совсем по-пацански вытерла слезы рукой, — это же такое непередавемое счастье, получить весточку от ушедшего навсегда сына!
-Но я Вас расстроил...
-Эх, Сашка, — совсем по простецки назвала она его, — эта боль всегда со мной, а ты мне немножко разбавил её. Лерка-то — все, что у меня есть, не, родня имеется, а эта мелочь с роддома же рядом, так что ты и её, и меня, и Натку — всех спас. Ты, если все получится, приезжай ко мне, с Олесей ли, с сестренкой, буду рада.
-Это вряд ли, я по-жизни невезучий, а Олеся... очень она мне в душу запала, да только на фига я ей такой, весь перекореженный?
-Ещё моя бабуля всегда говорила: "Господь не без милости!". Ты, я уверена, свои самые трудные испытания преодолел, вот увидишь, все у тебя наладится, добро — оно добром и возвращается. А Олеся... знаешь, если девочка видит внутреннюю сущность человека, то не отпустит тебя, а если так, поверхностно, то тогда уже её жаль. Но, думаю, она тебя уже оценила. Ведь не на дискотеке, а в такой тяжелой ситуации тебя увидела. Я вот Леркиного папашку помню — почечные колики были, если бы ты слышал, как он стонал...
-Чё, всерьез? — вылупился на неё Платон.
-А то — "Скорую" вызывали.
-Он чё, совсем мелкий и дохлый?
-Ты разве не видел, когда уезжали, мужик выскочил из-за угла?
-Не очень разглядел, какой-то здоровый, меня головы на полторы выше...
-Вот, он и есть.
Платон завис:
-Чё, серьёзно? Да лан, такому — и стонать? Западло! Вон нас, когда по этапу шли, на пересылке метелили... Ой, проболтался, Вихрь бы ща орал, что худая вода в заднице не держится.
-Да, сыночек мне все рассказывал весьма приукрашено. Ну, ну, а дальше?
Платон вздохнул... почесал нос...
-Сашка, не юли.
-Ох, Вера Ивановна... можно я Вас теть Верой буду звать, а?
-Можно, племянничек, даже нужно. Ну так про этап..?
-Да на пересылке зацепили нас ребятки в масках, а с нами по этапу батюшку везли, Вязниковского, это где-то во Владимирской области вроде. Он за какое-то экономическое преступление, чё-то они там намутили, попы-то, а этот молодой и поехал.
Заскакивают к нам в камеру два таких крепеньких в масках, со своими демократизаторами, и с размаху батюшку стукнуть, а он крест вытащил — приличный такой, не, не золотой, не отмели за все время — кто-то наверху, видать, разрешил, батюшка же — и перекрестил этого крестом. Молитовку ещё говорит, и представьте, демократизатор пополам... Мы ох...ренели все, они же, можно сказать, вечные, палочки-то эти... будь они неладны. Этот тоже... в офигении, смотрит и ничё не понимает, верный инстрУмент сломался...
А батюшка наш все читает: "Обидящих и ненавидящих меня прости, Господи, ибо не ведают они, что творят!!" — четко произнес Платон, — Я вот после этапа, кой какие молитовки запомнил. Ну, этот аж подскочил от злости, в маске же, глаза кровью налились, а батюшка Алексей крестит его и молитву читает. Плюнул, выматерился, не кулаками же бить — неэффективно, и выскочили вдвоем из камеры. Мы потом уже, вечером долго угорали. Спас батюшкин крест тогда нас, а в соседней камере сильно пацанам досталось.
-За что же вас так?
-А чтобы жизнь медом не казалась, это тренировки такие, отработка приемов.
-Да, а Митюнька мне расписывал, что все спокойно.
-Теть Вера, ваш Вихрь, он сказочник ещё тот, пораспишет все в таких красках... Умел он говорить со всеми — не важно, братва ли, стариканы, дети — общий язык в две минуты находил, не то что я, бе-ме. Учил он меня крепко, ой и попадало мне от него... Я ж только-только с малолетки был.
-Что, тоже бил?
-Не, он словами так мог опустить, лучше б рожу набил. Вот даже и там так обидно было — орал, пиночину замочил, а я только потом, уже когда в себя пришел — понял, он меня, дурака, опять спас. Голос-то этот, ох, непростой был.
Приехавшие Антон с девочками прервали их задушевное общение.
-Сашка, я, пока здесь, ещё тебя навещу. Ты силенок набирайся. -Да, Елена Николаевна, лечащий врач, пообещала, что если все так будет, через неделю вставать смогу, на улицу хочу, сил нет как. Лер, ты это, завязывай со всякими психологами, от больничек и врачей всегда надо подальше.
Вот так и расстались, с обоюдной симпатией.
ГЛАВА 10.
Зав Гороно, мадам Семибратова встала в позу: даже не выслушав толком проблему, начала разоряться о чересчур назойливых родителях, которые своим чадам чуть ли не в попу дуют, что закон один для всех, и так далее.
Натка растерялась, а Вера молча встав потянула её на выход:
-Пошли, здесь что-то объяснять бесполезно, не поймут!
Семибратова ещё что-то вдогонку говорила, но они даже не стали останавливаться, смысла не было.
-Не кисни, Антон же обещал, что в Москве попробует.
-Теть Вер, ты чего такая наивная, кто будет слушать простого сотрудника НИИ?
-А все равно утро вечера мудренее, может, у него там знакомые имеются — не дергайся, все у нас срастется, вот увидишь!!
А к Семибратовой зашла любопытная коллега из отдела торговли:
-Представляешь, явились тут две, девчонку-семиклассницу якобы надо от депрессии полечить, ничего больше не придумали, как сорвать с учебы и поставить оценки за четверть по итогам предыдущих четвертей. Совсем со своей слепой любовью чокнулись. Какая может быть в этом возрасте депрессия, мальчик бросил? Они сейчас с десяти лет в люблю играют, вызову директрису назавтра, пусть этой Темновой втык сделают.
-Как? Темнова?
-Ну да.
-Слушай, так ведь это же та девчонка... — и видя, что Семибратова непонимающе смотрит на неё, пояснила, — ну, которую украли и в Турцию хотели увести, в бордель... — она передернулась, -брр,страшно представить, что могло произойти, сколько девчонок вот так попадали... По телику недавно показывали про них, я досмотреть не смогла — корвалол пила, жуть такая.
-Как, Темнова, та самая? А чего же они мне раньше-то не сказали? Да ладно, деваться им некуда — ещё придут.
-Зря ты, Ольга Петровна, так, не дай Бог никому такое!!
-Я тебя в твоем торговом деле не учу? Вот и ты не лезь в мое.
Антон, будучи с утра в Москве на работе, выслушал сумбурную речь Наташи, постарался успокоить её и, сделав пару звонков, кому надо, через пару часов обстоятельно и подробно рассказывал министру образования Московской области, как и почему они хотели бы помочь ребенку пережить весь этот ужас. -Семибратова, говоришь? Были уже нарекания. Не первый раз слышу. Так, так, так.
-Анна Игнатьевна, — спросил он зашедшую секретаршу, — когда у нас семинар с заведующими? Перенесите моё выступление, я скажу заключительную речь. Значит, после выходных в гороно будет приказ, вашей девочке надо будет по основным предметам написать контрольные работы, плюс устный опрос — результаты пойдут как годовые оценки. Сдаете все и увозите вашу дочку, пусть она полностью отходит от такого ужаса.
Натка понесла документы на развод, заранее настраиваясь на такой же 'теплый прием', как и в Гороно. Вежливая женщина просмотрела все документы, попросила отксерить свидетельства о рождении детей ещё раз, в соседнем доме, где делали ксерокопии. Вера осталась ждать.
-Извините меня, а Темновы, это не те у которых дочка... ну чуть не украли?
-Да, те!
В кабинет стремительно зашла какая-то дерганная женщина, хотела что-то сказать, но услышав про украденную девочку, приостановилась.
-А правда, что её могли бы и раньше спасти, подоспей какой-то мужчина вовремя?
Вера разозлилась-везде одни препоны, и выдала:
-Этот мужчина просто отмахнулся от мелкого пацана — типа, не хватало мне разборок у малолеток. Скажу больше, пока Наташа не слышит — этот, так называемый мужчина — отец девочки.
-Да Вы что? — ахнула та, что спрашивала. — Собственную дочку не захотел спасти?
-Даже если и не знал что это она, будь там чья-то чужая, любой другой бы попросту разогнал малолеток. Мужчина, как же — дерьмо обыкновенное...
-А Наталья Владимировна как узнала про все это?
-Бабулька одна любопытная в бинокль все видела и у следователя узнала его... Наташа там же ему рожу всю разодрала, так что, вы понимаете, ни о каком совместном проживании... да и Лера от него шарахается. Она, впрочем, мало кого из мужчин и мальчишек к себе близко теперь подпускает.
-Ирина, запиши это дело ко мне на ближайшее время! — скомандовала строгая женщина. — А Вы — её бабушка?
-Ну, почти, я крестная девочки!
Вера поняв, что это судья, решила немного добавить, чтобы уж наверняка сразу развели.
-Я её в аэропорту чудом увидела и успела поймать, прилетела как раз. Наташа тут одна совсем, родителей давно нет, вот и...
-А как же удалось убежать-то ей? -Там в похитителях парнишка один оказался, его попросили сопроводить девчонок до Москвы, за деньги. А в Москве на какой-то квартире остановились, паспорта ждали, он уже и понял, в какое дерьмо они попали, вот и сумел — толкнул её в сторону у таможни, чтобы на выход к милиционеру бежала... а сам -два ножевых ранения. Три дня в коме был, сейчас ещё не встает... Наташа бежит, я при ней только позитив говорю, так что...
-Спасибо! — сухо поблагодарила строгая дама и вышла.
А Ирина сказала:
-Гуреева взяла это дело, ох не завидую я папашке, у неё у самой две внучки — подростки, без отца растут, тоже постоянно волнуется за них. И, поверьте, она это близко к сердцу приняла, я с ней много лет работаю, знаю.
Принесшей копии Натке сказали, что дело будет рассматриваться через неделю — она обрадовалась, хоть здесь повезло.
А Гуреева не поленилась узнать, кто ведет дело о похищении, и выспросила у Козлова подробности, мрачно усмехнувшись, когда он подтвердил, что Темнов мог бы, появившись сразу на месте драки, спугнуть этих молодчиков, и девчонкам бы не пришлось получить такого потрясения. Особенно тяжело восприняла это именно его дочка, Лера Темнова.
На выходные Вера и Ржентич поехали в Рязань. Надо же было показать Ржентичу свою Россию, без блеска столицы, как живут обычные люди. Ржентич влюбился в русские храмы. У него зашкаливал восторг, вот и в Рязани долго любовался Рязанским Кремлем, ахал от избытка чувств, а с насыпного вала оставшегося с тех стародавних времен, совсем не желал уходить.
-Ржентич, мы с тобой ещё дальше поедем, — как маленького уговаривала его Вера.
Ржентич и её брат, встретивший их в Рязани, сразу же прониклись симпатией друг к другу, весь день только и слышалось:
-Сашо, кде или кой? — где и какой?
Деревня, в которой жил брат — 20 километров от Рязани, заинтересовала ещё больше, Ржентич дотошно осматривал, проверял все, долго расстроенно смотрел на разрушенные фермы, заросшие поля...
-Непорьядок, земля пустует, — сокрушался он.
-Да, при советской власти у нас тут совхоз — миллионер был! — подтвердил брат.
-Ай, ай — много плохо — и у вас, и у нас.
Зато потом он с любопытством пробовал всякие разносолы, что доставали брат с женой из подпола, лез лепить пельмени, которые заштото разваливались у него в руках.
Вера взмолилась:
-Саш, сходи с ним на прудик, может, часок хоть посидите там, ну хуже маленького, интэрэс у него... блин.
На пруду Ржентич притих... уж очень ему понравилась необычная природа — березки, клены, рябинки, кусты смородины, желтые от распустившихся одуванчиков поляны. Гладкая вода пруда с небольшой рябью от пробегавшего иногда ветерка, пришедшая и нарушившая эту тишину гогочущая стая гусей...
-Многославно!!
И вечер получился чудесный, Ржентич шустро перезнакомился с приехавшими племяшами Веры, с их женами, опять интересовался всем. Его обрадовали, что завтра с утра поедут на двух машинах в Муром, "родина былинного богатыря русского — Ильи Муромца и много храмов" — пояснили ребята.
И был у него день сплошного восторга, по пути в Муром заехали в небольшой городок Касимов, старая часть города очаровала, а уж Муром...
-Ребьята, я влюбльен в Руссиию навсэгда! Многославно! Супэр! "Ребьята", приехавши в Карачарово, дружно пошли в купальню святого источника, Ржентич храбро полез в ледяную воду, окунулся по-православному обычаю три раза по три и выйдя оттуда с удивлением заметил:
-Я как из ваша баня, — могу летать, хвала!!
Налюбовавшись на красивые храмы, собрались ехать дальше. По новому мосту через красавицу Оку переехали на другую сторону и повернули на Дивеево. Ржентич не отлипал от окна, как ему нравились деревянные дома, стоящие вдоль дороги в деревнях.
-Нальичники много хубаво!! — с трудом выговорил он такое слово -'наличники'. — Нет ни одна похоже!
-Да, Марьян, каждый хозяин вырезал на свой вкус. Деревянное кружево!
-Истинно так!
Успели в Дивееве на вечернюю службу, Ржентич опять завис, особенно от пения хора. После службы шустро подошел к батюшке и долго разговаривал с ним, пояснив что "и русски, и сэрбины ест православцы!"
Батюшка тоже с большим удовольствием общался с редким гостем, потом, попросив немного подождать, пошел в боковую дверцу, за иконостас. Минут через десять вышел с несколькими иконами, три больших — Иверскую Богородицу, Спасителя и Матроны Московской попросил передать в сербский храм, там где живет Ржентич, а какие поменьше — лично Мариану и его родственикам и друзьям.
Ржентич аж прослезился, долго обнимал и тряс батюшке руку, приглашая обязательно посэтить Сэрбию. Всю обратную дорогу он умилялся широкой русской душе, расставаясь с племянниками — тем с утра на работу, приглашал непременно приехать в Сэрбию, на црвено вино и скару.
Натка же не знала, как увести Колюню домой. Тот ни в какую не соглашался уходить от бабы Маши:
-Ты что, мама, у нас столько дел несделанных с бабулей, а дома я начну ныть и вредничать, пожалуйста-препожалуйста, пусть я здесь останусь?
-Бабушке тоже надо отдыхать, — пыталась надавить Натка.
-Бабуля всегда говорит — "Колюшка,ты меня оживил, я десяток годков сбросила." Ей без меня скучно и она болеть-киснуть начинает, вот!
-Наташа, оставляй этого хулигашку мне, вам с Лерой надо позаниматься, а он и впрямь ныть начнет, мешать будет. А мы тут с ним потихоньку аппетит нагуляем, всяких бабочек-жучков понаблюдаем, не переживай, он мне наоборот в радость! Это вы с Тошкой кругами ходите, а мы вот сразу подружились, а и хорошо!
Темнов же, получив повестку в суд, бесился и придумывал обличительную речь: "уж он постарается в красках расписать эту снулую рыбину. Ишь ты, развод ей подавай, пришел ведь назад, чего не жить? Радовалась бы, так нет, все этих двух змеюк слушает, ну и пусть тянется на свою зарплату. Он вот охранять свинарник устроился, там зарплата небольшая... Алименты тоже — фигня, вот пусть и крутится как хочет. Он ни хрена не пропадет — вон, москвичка Нэлли как его обхаживала, пусть и старше лет на пятнадцать, и противно на её дрябловатое тело... смотреть, зато деньги имеются и для него все -только пожелай. Он, дурак, с ней малость разжопился, ну, да старушка на молодых мальчиков всегда велась, вот и помирится Витюнчик с ней. А эта...дура!
У Мадам Семибратовой в понедельник с утра испортилось настроение — пришел приказ: 'О проведении контрольных работ и устного опроса ученицы седьмого 'А' класса, двенадцатой школы — Темновой Валерии' — за подписью министра образования Семенова В.Ю.
-Надо же, и когда только успели к министру попасть... пятница же была... хмм?
А потом ей совсем поплохело. -Значит, есть какие-то связи, вон как быстро приказ пришел. И чем это нам грозит? А докажи, что я, может, они такие тупые, объяснить не смогли? И вообще, лучшая защита — нападение, не на ту напали!
Вызвала инспектора, курирующего эту школу, ознакомила с приказом, велела быть построже, чтобы во избежание... и с чистой совестью начала заниматься обычными, рутинными делами.
Классную Леркину вызвала директриса, пояснила, что Темновой разрешено как бы экстерном закончить четвертую четверть, надо выбрать дни для контрольных и для устных опросов по всем основным предметам.
— Музыка, изо, физкультура — не в счет. Навестите девочку, выберите подходящие дни, согласуем с учителями, и пусть девочка приходит в себя. Надо же как — у Темновой шок, стресс, депрессия, а Соснина как ни в чем не бывало в школу пришла.
А про себя умудренная жизнью директриса порадовалась, что Муравьев не из их школы. Уж больно мерзковат парнишка оказался...
А Кондратьева наконец-то выписали, мужики из палаты, да и из соседних тоже, насовали ему, кто что мог, скинулись и вручили ему немного денег.
-Диман, это тебе на одежки — ты у нас теперь парень знаменитый. Купишь к твоим клёвым джинсам кой какие футболки, свитерок, и будешь первым парнем, точно.
-Да вы чего, мужики? — застеснялся Димка.
-Бери, бери, от нас не убудет, а тебе помощь хоть какая-то.
На выходе ждал друган, выписавшийся на неделю раньше — Петр Николаевич с теть Дашей.
-Здорово! Садись, поехали! — сели в старенький, но бодро бегающий — с такими-то золотыми руками как у Николаевича и довоенные машины бы бегали, Жигуленок.
-Да мне бы домой заскочить с пакетами-то.
-Успеется! Сначала к нам! — отрезала теть Даша.
А в своем доме, в тихом районе города, на Димана уставились три пары глаз:
-Вот, знакомьтесь, это теперь и мой, и ваш друг, Дима, я вам про него рассказывал. Дим, это мои архаровцы: Максим, Маришка и Маркуша.
-А че, ты и правда сильно болел? — спросил самый мелкий, с выпавшим передним зубом.
-Ну да, так вышло! — ребятишки вмиг подружились с Димкой, за большим круглым столом на огромной кухне его старались накормить до отвала.
А теть Даша ворча, собирала какие-то ведра, тряпки, швабры, порошки. Пришла смешливая такая тетенька — Татьяна, дочка Николаевича, потрепала Димку по отросшим вихрам, что-то прикинула.
А через час изумленный Кондратьев смотрелся в зеркало и не узнавал себя. Татьяна мастерски подстригла его, клевая такая прическа получилась, Диман прямо взрослым стал.
-Ну что, герой, поехали к тебе, порядок наводить! — позвала его теть Даша
. -Да я это, сам всегда убираюсь, батя-то у меня...
-Поехали, поехали!
В квартире был срач — за три недели, пока Димка был в больнице, батя совсем не убирался. Димке было стыдно до слез, а неугомонная теть Даша вдруг обняла его и сказала:
-Не стыдись, мальчик, это же не ты такую грязь развел. Я вот вечерком папане твоему мозги прочищу.
И закипела работа... Максим — старший из внуков, двенадцать лет, и Диман, вытаскивали на мусорку всякое барахло. Теть Даша, не слушая Димкиных возражений, повыкидывала много, разгребла все углы, проверила все тумбочки и шкафы, обмела паутину, долго и упорно отмывала все и под конец Димка не узнал свою квартиру.
В сияющие окна вливался солнечный свет, в пустых теперь углах квартиры ничего не валялось, все оставшееся барахло аккуратно разложено по шкафам и ящикам, даже воздух стал другой...
Димка заряжал уже третью партию стирки, благо, старенькая, оставшаяся от бабули машинка исправно работала. Петр Николаич починил утюг, подкрутил все краны, подтянул все болтающиеся петли, Димка помогал как мог, ох и устал же он, но виду не показывал.
-Дим, я дома пересмотрю постельное, кой чего тебе принесу, негоже на таком рванье спать, ох, матери твоей я бы с огромным удовольствием открутила голову.
-Теть Даш, у меня немного денег есть, от батиной получки, да мужики вот собрали.
-Нет, это тебе на питание и за квартиру заплатить, а я по соседям клич кину, насобираем тебе приданного.
Как раз уже к концу уборки домой ввалился батя... в грязных ботинках. Он с порога хотел пойти в кухню, но не тут-то было... Ох, как его ругала и лупила мокрым полотенцем теть Даша!
Батя бегом выскочил из квартиры — полетел мыть свои сто лет немытые и нечищеные ботинки, потом чуть ли не на цыпочках пришел обратно.
-Дима, идите-ка с Максимкой за продуктами, много не бери: так, хлеба, масло, молоко, сахар, соль, макароны. А я с твоим родителем пообщаюсь...
Чего уж ему наговорила теть Даша... но батя теперь каждый день приходил в чистой обуви, старался не оставлять после себя грязную посуду — получил опять от теть Даши, которая каждый день приходила с проверкой.
С ней же и сходили на рынок, приобрели Димке все необходимые вещи, он и не знал, что можно так торговаться, и на эти деньги, что у него были, купить гораздо больше вещей. А от теть Даши Димка получил в подарок вязанный джемпер, который истово полюбил и носил постоянно.
В классе встретили его воплями и восторженными выкриками, все старались хлопнуть его по плечу, говорили чего-то радостное, а у Димки опять чуть не брызнули слезы... Впервые, с той поры, как умерла бабуля, а их с батей бросила мамка, Кондратьев не чувствовал себя ущербным, он упивался вниманием одноклашек и понимал, что очень многое изменилось в его такой невеселой жизни, и в лучшую сторону.
А Ленка Петрова — задавака и ехидина вдруг сказала:
-Кондратьев. А ты у нас оказывается такой симпотный, стрижечка тебе идет. Садись со мной, буду помогать, ведь отстал ты по программе.
— Ну ты, Петрова, даешь! — присвистнул Чума.
-Правильно, Ленка! — поддержал Бобров, — Диман, ты если чё трудно, не молчи, сразу говори, поможем.
И теперь в классе пустовало только одно место — Лерки Темновой.
Ребята на перемене пояснили, что 'у неё какая-то фобия, ну, шарахается она от всех пацанов, и пока сидит дома. Не, мы её видели, она знаешь, такая зашуганная, с нами немного поговорила и домой рванула. А чё, мы не обижаемся. Катька Соснина, она с пацанами-то давно якшается, а Лерка — она домашняя. Китушку вон по ментовкам таскают, там, видать, серьезно все, мамашка его всегда такая ходила, нос задрав. А ща вся такая сникшая, глаза книзу и быстро-быстро проходит.' — Бобров, как всегда, был в курсе всех дел.
-А ты, Диман, у девок теперь будешь нарасхват, шрам вон заимел, — он кивнул на красный ещё шрам над бровью, — а шрамы мужчин украшают!
А после уроков решился-таки Кондратьев пойти к Лерке. Выгонит — выгонит, а так хотелось её увидеть и подбодрить.
Открыла смутно знакомая тетка.
-Здрасьте, мне бы Леру.
-Дима? Проходи.
-А Вы, а-а-а, вспомнил... вы Леркина крестная. Ещё в садик за ней приходили.
-Да, проходи, садись! — она усадила его за стол на кухне, — как раз во время — сейчас щей поедим.
-Да, я...
-Ой, молчи лучше.
-Лер, Лера, у нас тут гость пришел, — позвала она .
-Какой ещё гость? — в кухню заглянула Лерка.
-Ой! Кондрат, ты?
-Я, Лер, вот пришел... — осторожно проговорил Димка.
-Димка, придурок, я так за тебя боялась... когда уезжали — ты же весь в крови был!
Лерка подлетела к нему и уставилась во все глаза.
-Худой какой, шрамище остался. Кондрат, я рада что ты живой-здоровый.
А Кондрат глупо разулыбался — Лерка его не боится.
-Лер, дай человеку поесть!
-Ой, теть Вер, и мне наливай! И болтала за столом Лерка обо всем, не касаясь похищения.
А Вера незаметно подлила обоим ещё щей. Лерка в разговоре и не заметила этого, а Кондратьева, зная его нелегкую ситуацию, хотелось подкормить.
Наевшись до отвала, ребятки пошли в Леркину комнату, долго разговаривали, лазили по соцсетям, а Вера и пришедшая Натка их не тревожили, понимая, что тому и другому это общение нужно и полезно.
А через день проводили Ржентича, 'Вера-пенсионерка млада, а аз оште работи'.
-А не фиг было за демокрацию одно место рвать в девяностые — работайте теперь до шестидесяти пяти, до пенсии.
-Согласен, фигня всички!
Ржентич просто влюбился в слово 'фигня', вот и Лерке на прощание сказал:
-Фигня все, Льера, пройдет! Жду в Сэрбия, жених найду!
Лерка взгрустнула:
-Дядь Марьян, так по тебе скучать буду сильно.
-И аз!
Душевно распрощался во всеми, долго обнимал Тучкову — многославну жену, тоже звал приезжать, пояснил, что рядом живут 'две сосед без жена'.
-О, Мариан, тогда точно приеду, это ж надо, два бесхозных мужика! А мы тут бедствуем!
Мариан опять сильно смеялся, у них в селе Матеевец, оказывается много мыжей без жена.
-О, так я ещё и покопаюсь?
Ага, как в секонд хэнде, может, что и выберешь, — смеялась Вера.
-Все бы Вам, дама, опошлить! Ты-то выбрала — вон какой орел сербский. А я, может, какого-нить ястреба урву, или воробья... Точно, Мариан, приеду, вот те крест.
Мариан опять смеялся:
-Таня, я угорая! — потом, посерьезнев, произнес длинную фразу на сербском.
-Кажи бавно! — попросила Вера.
-Забил, что надо помьедлено, — он опять повторил фразу:
-А, понятно. Он много рад, что у меня такие славные друзья и родственники, в Россию влюбился намертво, и — будет жив — на следующий год точно приедет сюда, много чего увидеть хочет, особенно Питер. Всех будет рад увидеть у себя, ждет непременно и встретит не хуже, чем все русски его встречали.
-Льера, не грусти, скоро увьидимся, фигня кака!
Антон отвез его в аэропорт, а на следующий день Мариан в трубку кричал, что "по всем многострашно скучился."
Лерка написала математику, готовилась к сочинению, учителя не стали заморачиваться и напечатали ей тесты, чтобы и самим, и девочке побыстрее отстреляться, так сказать. Единственное — литература, тут решили провести опрос, да Лерка её и не боялась — Надежда Николаевна была своя, классная, и русский с литературой её класс знал неплохо, а Лерка тем более, чай, отличница.
И как не бурчала госпожа Семибратова — Лера Темнова, кроме сочинения, по всем предметам получила пятерки. Сочинение же написала на четыре. Натка и Вера радовались, что девочка справилась, их бы и тройки устроили после всего-то.
Лера чуть-чуть стала поспокойнее, уже не так шарахалась, но не терпела близкого присутствия возле неё мужчин и ребят, держалась на расстоянии. Одноклашки это быстро просекли и ближе чем на метр к ней не подходили, а так постоянно заходили за ней после школы, утаскивали гулять, общались, спорили, гоготали, сидели как воробьи, на набережной, свесив ноги и уткнувшись в свои телефоны. Потом опять орали, дурачились — в общем, старались, чтобы Лерка стала почти прежней, и обязательно провожали до двери квартиры.
А Лерке легче всех было общаться именно с дураком Кондратьевым и его верным пажем-Женьком, а ещё с Платоном.
Тот звонил каждый вечер, и Лерка подолгу разговаривала с ним за жизнь, она постоянно выспрашивала о Вихре, ведь теть Вера толком не знала про эту страницу его жизни, а Платон был рядом, на соседней шконке.
Платон вот сегодня первый раз встал... на пять минут. Кружилась голова, дорожали ноги, он судорожно ухватился за взрослые ходунки.
-Уфф, думал встану, как всегда, и пойду!
Пять минут на сегодня и десять шагов, — проговорил врач, — будем потихоньку добавлять, дня через три по коридору гулять начнешь.
-Мне бы на улицу..
-Успеется, посмотрим, как пойдет.
Андрюха привез палку, чтобы Саньку было удобнее при ходьбе. Платон ворчал, что он не дед старый, а в душе радовался, что вот, оказывается, он нужен и много кому. И так тепло становилось у него внутри... Лерка, вон, задрыга, каждый вечер с ним по полчаса болтает, как со старшим братом, приятно. Теть Вера приезжала ещё раз, такая классная тетка, ну да, Вихря мамка и не должна быть плохой. Олеся забегает, перед или после смены... тут Санек втихую плевался через левое плечо и стучал по дереву — и это он, не верящий ни в какие приметы?
Но так начинало стучать сердце при виде худенькой шустрой девушки.
— Да вот, только, выпишут и чё? Жилье — одно на всех Платонов? Что Санек может ей предложить, кроме того, что он за неё порвет любого? Да ни фига!
И мрачнел Сашка, и вздыхал, и матерился...
Наконец-то разрешили выходить на улицу, и ковылял потихоньку, опираясь на палочку, Платон, к лавочке, стоящей неподалеку от корпуса.
-Сашка!! Сашка, ай какой ты молодец! — Навстречу ему торопливо шла теть Вера. — Дай я тебя расцелую!
Она поцеловала его поочередно в обе щёки, а потом в кончик носа — Вихрь всегда смеялся, вспомнил Платон, рассказывая про мамкину привычку вот так вот его и всех близких расцеловывать.
Присели на лавочку, Платон вытер выступивший пот:
-Уфф, никогда не думал, что буду вот таким слабаком.
-Лучше слабаком, но живым... чем... — не договорила теть Вера, а по дорожке шустро шла его Олеся, несла в руках какие-то пробирки.
-Ой, Саш! Ты вышел на улицу? Молодчина! Здрасте, Вера Ивановна! Я тороплюсь, надо срочно!
-Да, конечно, беги, девочка. А мы с Санькой на солнышке посидим — пусть малость подрумянится, а то бледный, как из подвала.
-Подрумянься, Саш, как пирожок, — улыбнулась Олеся и побежала к корпусу.
А Санек тоскливо вздохнул.
-Нравится девочка?
-Что? А, не то слово... я не знаю — любовь ли это, или ещё чего, мало у меня в жизни её, любви-то было, но увижу её хоть мельком — и жить хочется... да только... кто я и кто она? Я ж ничего предложить не могу — домой к себе привести... Там Андрюха, Лешка вот приезжает, на следующий год Маришке оттуда, из детдома уходить... Нет! Не суждено мне нормальную семью иметь... Хотя Вихрь, ох как он меня учил, и в кого он такой противный? Упертый, ехидный, вреднючий, но мужик настоящий. Он меня еще на этапе отымел по-полной, когда я сдуру выдал, что выйду как только, нажрусь и по девкам.
Сказал: — "Как ты свою родительницу-то зовешь? Танька-алкашка? А с тобой, таким вот, нажирающимся какие девки -то будут... общаться? Такие же Таньки? И чё, наплодишь шестерых и тоже по детдомам? Дебил ты, Платон, конкретный."
-Я теть Вер, если бы Диман мне тогда не попался в жизни, скорее всего бы уже полностью скурвился. А Вихрь... он умел донести свои слова, ох как он меня учил, правда, при всех не опускал, но вдвоем если... Ух!!.. Я злился, даже пару раз в морду хотел ему... да где мне против него? Ща вот пока лежу, ох часто вспоминаю его, а уж за науку благодарен...
— Саш, выхода нет, только оттуда, — теть Вера указала пальцем в землю. — Ты не унывай раньше времени, Олеся — девочка серьезная, да и к тебе неравнодушна.
-Чё, правда? — неверяще посмотрел на неё Платон.
-Сашка, я жизнь проживаю, в моем возрасте грех не замечать... Она вон как засияла, тебя увидев.
-Да, — опять повесил голову Санек, — только вот я...
-Так, ныть прекратили! Конкретно, что бы ты хотел?
-О, теть Вер, теперь вижу, что вы с Вихрем одной масти, он такая же пад... зараза противная, извините, это я от восхищения, что вы с ним так походите. А чего бы я хотел? Да чтобы Олеся рядом была, жилье бы, хоть однушку заработать и детишек парочку — сына и дочку. Меня никто не любил, а я наоборот, наверное, смог бы семью свою любить и беречь, ханку жрать точно не буду...
-Вот, я рада, что мой сынок тебе помог в свое время не пропасть, а ты поверь, Саш, свет не без добрых людей. Все, как любил мой сыночек говорить, срастется у тебя, вот увидишь.
-Эх, теть Вер, Ваши бы слова, да Богу в уши!! Я больше всего сейчас хочу — полностью выздороветь, Олесю не упустить и Светку вытащить из детдома, малая-то похлеще Лерки получила.
-Сашка, ты нос не вешай, ведь добро, оно всегда возвращается. Как и зло впрочем.
-Да, Вихрь говорил: "Ты, падла, добро сделать не можешь, так хоть старайся дерьма не подсыпать, одно дело, когда не специально, а вот если расчетливо-разумно, то какой ты на хрен мужик?" -Вот и будем верить, что, как говорится, умный к умному, а мене — к тобе. Подумаем, выход думаю, найдется. Ты ворон не лови, девочку не упускай.
А вечером, у Полосухиных, когда уснули дети — Лерка тоже начала говорить, что ей здесь, у баб Маши как-то теплее, чем привела ту в восторг — случился семейный такой совет.
Вера обрисовала ситуацию Платона. Помолчали. Натка досадливо воскликнула:
-Если бы этот козлина только однушкой удовлетворился, без вопросов мамкину комнату ему бы отдала, но куда там, весь усрался, ему двушка нужна.
-Тошка, а у нас на первом этаже однушка пустует. Владимировна-то померла, сынок в Лондоне, даже мать хоронить не соизволил явиться, на кой ему эта убитая квартира, лет почитай пятнадцать ремонта не было. Может, мы его найдем, да выкупим за небольшие деньги? Понятно, что у парнишки ни гроша, но работу ему найдешь и возьмет кредит, а мы пока ему в долг на квартиру ссудим, а? — задумчиво произнесла баб Маша.
-Я подумаю, если Наталья Владимировна соизволит принять мое предложение руки и сердца, то заберу вас всех ко мне, и пусть живет в твоей квартире Платон, выкупая её в рассрочу. Однушка маловато, тем более, женится, младшенькую заберет, как вам такой вариант?
Вера аж зажмурилась:
-Антон, ты как волшебник просто! Натка, если ты что-то против скажешь, я тебя урою, а Тучкова поможет прикопать.
-Но, Антон, — растерялась Натка, — нас трое, вы с баб Машей? Где же мы все уместимся в твоей двушке? -Завтра и посмотришь, где, — улыбнулся Антон, — мамуль, поедешь с нами?
-А как же! Леру и Колюньку возьмем, пусть оценят.
Антон внимательно смотрел на Натку:
-Ну что, Наташ, что ты мне скажешь?
— Да, Теть Вера тетка крутая, они ж с Тучковой меня точно уроют — согласна я, согласна.
Антон, вскочив, тут же уже привычно подхватил Натку на руки:
-Не пожалеешь, девочка моя, слово даю. А эти две мудрые совы мне в том свидетели.
Совещание в минобразования подходило к концу, все заведующие гор и районо уже получили брошюрки с изменениями и дополнениями в учебном процессе. Выступающий последним методист уже заканчивал свою речь, когда в зал вошел министр, по рядам пробежал шепоток — обычно Владимир Юрьевич бывал в начале, быстро проговаривал приветственную речь и уходил, а сейчас вот наоборот, что-то непривычное.
Министр говорил какие-то привычные слова: надо, должны... Семибратова не вслушивалась, прикидывая в уме, на какой рейс автобуса она успевает — ехать от Москвы ещё полтора часа, хотела кой куда забежать, да вот Семенов все планы перепутал.
Сидящая рядом заврайоно тихонечко шепнула:
-Тебя спрашивает, встань хоть.
-Извините, Владимир Юрьевич, я не расслышала... — может быть, все и обошлось, будь она повнимательнее, а так...
-Вот, чему мы можем научить детей, когда сами своим примером, так сказать, однозначно показываем, что нам все — как говорят современные дети — по барабану? Я спросил вас, — голос министра похолодел, — чисто теоретически, но раз Вы не имеете желания слушать и слышать меня — не хотел, а с другой стороны — надо чтобы всем было понятно... Итак, мой вопрос: чем руководствовались Вы, отказывая матери девочки, перенесшей жуткую ситуацию?
-А поконкретнее, извините, что за ситуация, чтобы быть внимательными и нам? — спросил завроно из Дмитрова.
-Конкретнее нам расскажет госпожа Семибратова.
-Я отказала в связи с тем, что их мотивация была смехотворна — якобы ученица седьмого класса попала в жуткую ситуацию и не может посещать занятия. Якобы у неё фобия.
-Какая конкретно?
-Я... я не поинтересовалась, — холодея призналась Семибратова.
-Странно, не выслушав посетителей, сразу же по-хамски давать отказ, не находите?
-Я... я извинюсь перед ними! — внутренне придумывая этим нахалкам всяческие козни, проговорила, якобы расстроенная, Семибратова. — Оплошала.
-Детский лепет!
-Извините ещё раз, Владмир Юрьевич, а что за фобия, и что с девочкой случилось? — опять влез этот настырный Дмитровский.
-Андрофобия!
-Боязнь мужчин, — перевел многознающий мужик. И осторожно спросил: — Изнасилование?
В зале громко охнули.
-Не совсем, изнасилование, это как бы... как не противно об этом говорить — цветочки. Трех несовершеннолетних — двух семиклассниц и одну девятиклассницу похитили с целью вывоза за рубеж, ценятся там несовершеннолетние девочки, наркотиками, психотропными таблетками делают их послушными секс-рабынями.
-Боже! Какой ужас! — воскликнула впереди какая-то из женщин. — И что девочки?
-Девочек успели спасти, но побывав пять дней среди похитителей и быть при температуре под сорок, чуть не изнасилованной одним из... Согласитесь, это любую взрослую женщину ввергнет в жесточайшую депрессию, а что говорить о домашней, совсем юной девочке?
Коллеги зашумели.
-Но, у них не было никаких документов, подтверждающих это! — попыталась выкрутиться Семибратова.
Опять загудели коллеги, особенно возмущались женщины.
-Справки, заключение не одного специалиста, я подчеркиваю, не одного, у них были и есть, просто Вы не соизволили поинтересоваться. Девочка находится под наблюдением психотерапевта, платного психолога, участкового врача. Они все дали однозначное заключение — девочке пока нужен покой. Какая учеба, когда она даже от своих одноклассников, извините, шарахается?
-Как можно быть такой равнодушной? — воскликнула какая-то из женщин.
-Вот и я про то же. Знаете, хорошо даже, что так получилось, не хотел я выносить, как говорится, сор из избы, но оно и к лучшему. Мы должны и обязаны быть прежде всего людьми. Там весь город в курсе этой истории, а госпожа Семибратова, как оказалось, осталась глухой и слепой.
— Извините, Владимир Юрьевич, как девочка учится? — подняла руку как на уроке, самая молодая зав роно из Зарайска.
-Отличница... была до того... сейчас пока ходить на занятия не рекомендуют врачи — одноклассники-то понимают, но школа большая, детки всякие есть, а девочке малейшее потрясение грозит нервным срывом со всеми вытекающими последствиями...
— А нельзя как-нибудь девочке экстерном, может быть, тесты какие-то провести, и по результатам этих тестов — аттестовать её? — опять влезла эта... Зарайская.
-Вот за этим и приходила мать девочки, но её вытолкали чуть ли не взашей. Предупреждаю всех, -построжел Семенов, — вы, тут присутствующие, сделайте выводы. Скажу банальность, но это так — не место красит человека, а наоборот. Вот и все, что я хотел сказать, будьте человечны, в наших руках-будущее нашей страны. До свидания!
-Госпожа Семибратова, попрошу пройти в мой кабинет.
В кабинете Семибратова постаралась пустить слезу. Но злость, душившая её, не отпускала:
-Да если каждого, кто приходит ко мне на прием, а приходят всякие истеричные мамаши, выслушивать, работать некогда будет!
Семенов покачал головой:
-Каюсь, недоглядел, были ведь жалобы на Вас неоднократно, я также думал — истеричные родители, сгущают краски... Да... Значит, так, — он потер усталое лицо руками, вздохнул и сказал, — в понедельник сдавайте дела вашему заму. А чтобы не затягивалась эта передача до бесконечности, в понедельник же приедет проверяющий. За неделю управитесь, и мы с Вами расстанемся. Всего доброго!
Он взял свой портфель и пошел к двери:
-Извольте. Да, и на будущее, где бы Вы не работали: не стоит встречать людей по одежке, он может быть в рванье, но...
Вот теперь слезы сами побежали, но поздно.
Семенов велел секретарю чтобы в отделе кадров сегодня же напечатали приказ, он с утра его подпишет, и в понедельник Кузнецову туда в командировку, для проведения проверки. Стремительно вышел, а Семибратова на подгибающихся ногах побрела к выходу.
Утром, часов около десяти Антон, сильно волнуясь про себя, усаживал свою многочисленную, но ставшую такой родной за эти тревожные дни, компанию в минибус. Последней подбежала запыхавшаяся Тучкова. Как же можно было без неё поехать — обида бы случилась на всю оставшуюся жизнь.
-Ой, здрасьте! Ох, девки, что было! Ща, отдышусь только!!
Зоркая Вера спросила:
-Руки чего поцарапанные — опять дралась? Посодють ведь!
-Молчи, подруг... Я уже Капусту спрашивала — она-то три года сидела — если посадят меня за пидэрсию, как себя вести там? Капуста, хохоча,сказала, что я точно не пропаду.
-Ближе к делу.
-Да, этот, — она покосилась на детей, — приперся в девять утра, с розами... С какого, спрашиваю?
-Мать, у нас тридцать лет совместной жизни сегодня!
-Я как-то ступила — говорю, неси вазу из стенки... Ох, ну не могу я так, культурно все рассказывать... ща,.. Идет с вазой и в майке уже. Я дура, спрашиваю, зачем разделся? Ответ убил... я по плите шарю, ничего нет... А, блин, сковородки помыла, убрала... ну розы и пригодились, по назначению... Он, сс... скотина, морду успел прикрыть, но уж плечи, руки... знатно получилось. Сама поцарапалась немного, вон пластырем заклеила и нормально. Орал на весь подъезд, жалко, блин...
-Мужа любимого пожалела?
-Да не, розы. А с другой стороны — пригодились на хорошее дело, хотела-то их сразу в мусорку.
Антон, слушая Тучкову, расслабился — с такой поддержкой, как Вера и Таня, Натка точно не станет долго обижаться на 'простого инженера НИИ'.
-А мы что, не в Москву едем? — спросила Натка, когда Антон повернул с основной трассы под указатель на Серпухов.
-Немного в сторону! — туманно ответил Антон. И туман этот длился почти до самого Серпухова.
Проехали какое-то небольшое селение с интересным названием "Шарапова охота", поднялись на взгорок, и впереди открылась панорама: на следующем взгорке, километрах в двух-трех расположился небольшой коттеджный комплекс из трех улочек, с двухэтажными домиками, раскрашенными в яркие цвета. Казалось, дома радостно, как веселящиеся детишки, сбегают по пригорку к дороге, встречая приезжающих. Антон подъехал к воротам, вышедший охранник приветственно кивнул, ворота поползли в сторону, и компания въехала на территорию комплекса. Подъехали к дому: желто-оранжевый, двухэтажный, весь какой-то компактный, с двумя угловыми башенками и большими окнами — выглядел как-то задорно. Большой участок, ровно подстриженные газоны, в дальнем углу двора угадывался сад. Вдоль дорожки, вымощенной квадратными плитками под брусчатку, много цветов, которые уже вовсю вылезали на солнышко, радостные голубенькие первоцветики, какие-то клумбы, альпийская горка, вдали увитая несрезанным прошлогодним декоративным виноградом беседка. По периметру забора — невысокие какие-то вечнозеленые кустики, много деревьев, посаженных, казалось, там и сям. Слева у калитки на небольшом расстоянии — гараж, справа от дома, у края дорожки, уходящей за него, тоже какие-то постройки.
-Ну вот, мамуля, я все сделал, как ты хотела: дом построил, деревья посадил, осталось жену внести в дом и сына родить.
Он открыл красивушую, как потом скажет Тучкова, дверь, подхватил замершую Натку и шагнул с ней в дом. Посредине просторного холла-прихожей опустил её:
-Вот, Наташа, мой, наш дом — и вам всем тут жить, я надеюсь, будет хорошо.
-А школа, магазины, всякие больницы-аптеки? — деловито перечислила Тучкова, в отличие от замершей, ошарашенной Натки, она спрашивала самую суть.
-Серпухов в двух километрах, да и с другой стороны от комплекса есть деревня, в которую мы ходим пешком.
Пока Натка приходила в себя, Лерка и Колюня уже убежали на второй этаж, Вера и Тучкова свернули налево от прихожей и попали на кухню, деловито рассматривая и комментируя полностью обставленную красивую её. Мамуля пошла вправо — там были жилые комнаты. Антон ещё при проектировании предусмотрел несколько комнат внизу, одну для мамули — чай, не молоденькая на второй этаж туда-сюда ходить.
-Наташа, полностью обставлена только кухня и спортзал небольшой — остальное будешь выбирать и обставлять по своему вкусу.
-Но, Антон, — Натка с трудом приходила в себя, — ты же говорил, что рядовой инженер..?
Я им и был, а в девяностые, когда был развал, сумел найти применение своим знаниям. Этот весь комплекс выстроен моей фирмой, а дом наш, он по индивидуальному моему проекту. Я как знал, что когда построю дом, у меня появится большая семья — называй это любым словом: предчувствием, интуицией или ещё как, но расчет был на семью из пяти-восьми человек.
-Мам, мама, — сверху завопила Лерка, — я себе комнтату классную выбрала, там окна такие интересные и бакончик — шик! А ещё лестница такая, как спираль, и в башенку можно попасть, дядь Тош, как у тебя здесь здоровски!
-Мам, там бассейн есть, за домом, — восторженно подхватил Колюня. — Я и плавать буду!!
-Колюш, там внизу, в полуподвале, есть ещё спортивная комната! — дети, завопив от восторга, наперегонки понеслись туда.
-Ну, Наталья Владимировна, дети одобрили, значит, все... — сразу же после развода, на другой день фамилию и жизнь меняем.
-Но, Антон...
-Милая моя девочка, думаешь, я не понял, что и был-то тебе не особо нужен поначалу? Староват, зануден, небогат...
-Дурак, что ли? Я про небогат никогда не думала, — перебила его Натка.
-Наташа, я так поначалу думал, а больше всего хотел, с первой минуты, как тебя увидел, стать для тебя нужным не из-за денег, а как человек. Доводилось мне испытывать дамский жгучий интерес, правда, не как ко мне-мужчине, а как к кошельку. Понял, правда, быстро, выгоду не ищешь и не просчитываешь, а я, поверишь, за свои сорок семь очень нужен всегда был только одной женщине — мамульке. Сейчас вот, надеюсь, ещё одна мной заинтересована. Именно мной, а не материальными благами.
-Ох, Полосухин, так стукнуть хочется тебя.
Из спорткомнаты раздался вопль Колюни:
-Так, детки что-то не поделили, — Антон нехотя отпустил от себя Натку и пошел разбираться. А Натка, растерянно оглядываясь, как-то боязливо пошла по лестнице на второй этаж. С изумлением рассматривала все комнаты: везде было дерево, в большие окна лукаво заглядывало солнышко, дерево, казалось, дышало — дом от этого казался светлее и теплее. Снизу переговариваясь поднялись подруги:
-Нат, ты не обижайся на Антона, что он тебе не говорил всей правды — так даже лучше, и он уверен, что тебе нужен не из-за его денег и положения. И ты не комплексуешь, поздно уже, батенька, пить 'Боржоми'! — выдала прямолинейная Тучкова.
Вера добавила:
-Натка, это тебе Боже за испытания послал подарок — Антона, видно же, что он к вам прикипел, такой шанс, он редко выпадает. А тут так хорошо, и мы за вас спокойны будем!
Наверное с час ходили по большому, необставленному, но такому теплому дому.
Дотошные тетки облазили все — осмотрели и подсобные помещения, кладовку, подвал, сауну.
-Во, ребята, я теперь к вам на релакс приезжать стану, к подруге далеко и дорого, а здесь совсем рядом, надоем ещё, — посмеивалась Тучкова. — Да и огородик вон имеется. Ух и развернусь. Если позволят, травок-приправок насажать...
-Тань, вон гостевой домик есть — не проблема! — Радостный Антон водил теток по территории, а мамулька с Наткой хлопотали на кухне — готовили обед на большую семью.
-Привыкай, Нат, а мы у тебя как бы гости.
-Гости они, нет бы помочь, — ворчала Натка, а её тетки только смеялись.
Антон пошел навесить качели для неугомонного Колюни, углядевшего кольца для них на столбе. Лерка же залезла в вытащенный на солнышко шезлонг-качели и постепенно задремывала, покачиваясь.
-Вот, такие релаксы — они намного полезнее всяких психологов, душа на природе раскрывается! Я Лерку увезу, немного отойдет и, вот увидишь, станет сюда рваться. Туда, домой вряд ли, а здесь девчонке будет самое оно, школы — вон Серпухов рядом, определите в одну, и будешь возить их сама, права-то ещё действительны? — деловито обозначила все Вера.
-Да, два года осталось, но я все забыла — практики-то не было, Темнов до трясучки орал, чтобы я за руль не садилась.
Антон улыбнулся:
-Все поправимо, вспомнишь.
Уснувшую Лерку будить не стали, проснется — покормить есть чем. А остальные расселись за большим столом на кухне, категорически заявив Натке, что обе подружки по приезду будут всегда тусоваться только на кухне:
-На фига нам ваши залы-столовые? Кухня для русских баб — самое любимое место!
Антон, совсем отошедший от напряжения, посмеивался:
-Оно, конечно, а если ещё сюда Татьянины медовики и Ржентича...
А Ржентич, как услышав, прозвонился. Антон перенабрал его — у него какой-то замудренный тариф имелся на связь с другими странами, и Ржентич шумно радовался, что все вместе, кроме него, сьироты.
-Я всем кажу — русски люди — многославны!
К нему приходят друзья и соседи, они пьют црвено вино и слушава Марьяна за Руссию. Долго смотрят фото за црква и хвалят — многокрасиво! Он, Марьян, страшно тоскуват за Руссию. Даже его любимо вино "Жребца крывь" не радова.
Потом, передава много поздрав за Льера, попрощался.
Антон поднял стакан с минералкой — за рулем же, а дамы бокалы с вином:
-Дорогие мои! Я с полным правом и искренне говорю так, именно что — дорогие мои! Я счастлив, что вы все у нас с мамулей есть! С годами заводить истинных друзей все сложнее, а мне вот нежданно сразу сколько друзей, именно, что друзей, а не хороших знакомых, довелось заиметь. Спасибо, что вы есть у Наташи, и теперь вот — и у меня!
Проснувшуюся и сладко потягивающуюся Лерку с шезлонга нагло согнала Тучкова:
-Идите, Валерия, идите! Дайте теть Тане кайфануть!!
-Ну, теть Тань? -Иди, а то Колюнька на твою комнату виды имеет.
-Ах, он! — Лерка мгновенно ускакала.
Тучкова развалилась и приказала:
-Покачай, подруг!
-А плохо тебе не..?
-Не! — расплылась та, — я, если ты все-таки мне подруга, пострадавшая сторона в неравной битве.
-Сколько лет тебя знаю, и все удивляюсь, ты ведь против своего Жира — козявка, как не боишься?
— Ща — не боюсь совсем. Сынок после армии сразу предупредил, тронешь мать — не жилец, а этот пидерсия, разочек схлопотал, вот сейчас и... трусоват! Ох, хорошо, подруг! А смотри, как у нас ловко получается... мы девчонку-то быстрее психологов в нормальное состояние вернем.
-Так то оно так, но боязнь эта, особенно, восточных мужиков, никуда не денется — так и будет в подсознании сидеть. Слава Богу, что Платон оказался Димкиным другом, а так... он мне рассказал, как у него перемкнуло, когда он за лекарствами бегал, а эта тварь к Лерке совсем больной лез — раздевал её уже. Разве такой ужас забудешь: температура под сорок, она как тряпка, руку поднять тяжело, не то чтобы ещё чего... беспомощная и эта паскудина... жаль, таких не отдают на расправу родственникам. Веришь ли, все его причиндалы паяльной лампой прямо сразу пришкварила бы! Платон тогда его сильно избил, тот еле выполз из комнаты...
-Но сейчас у них Антон есть, а там, похоже, связи ого-го какие — вон с Леркиной учебой к министру попал в момент, так что, будем надеяться, все плохое позади. Да и пацан, смотри, совсем другой. То чуть что — истерики, а сейчас за бабулей хвостом и к дяде Тоше постоянно прилипает.
-Дети, они бесхитростные, и как-то чувствуют, кто искренне к ним, а кто и... Колюнька папашку-то и не вспоминает. Тут бабуля рассказывала — Натке говорить не хотели, да ребенок сам рассказал. Пришел этот папашка в садик, сразу после сна, детки только полдничать сели. А там их воспитательницу заболевшую какая-то другая подменяла, не в курсе оказалась, что ребенка ему отдавать нельзя, он же не приходил в садик, вот и расслабились. Ну а Колян, этот хитрюга, начал одеваться... то колготки задом наперед, то в ботинках язычок завернулся... папашка уже бесится, зубами скрипит, а мелкий все одевается. А тут Марь Иванна подошла, у них каждый день секретные дела-походы какие-то, тайны. Договоренность с утра была, что она придет пораньше, Колюнька только её увидел, тут же подскочил:
-Чего это ты опаздываешь, договорились же идти на ключик?
-Да, я, Колюшка, во время.
А Колюшка вмиг собравшись, деловито так заявил этому:
-Извини, пап, я с тобой не пойду — у нас важное дело! Пошли, бабуля!
-Он лучше воспитателей знает, что из садика можно уходить с мамой, Лерой, бабулей и мной — Темнов в этот список не входит.
— Представляю, как он бесился, — злорадно протянула Тучкова.
— Не то слово, бабуля говорит — выскочил весь в красных пятнах, от злости так дверью шибанул...
— Да, дуры мы, бабы — терпим таких вот козлов до последнего. Что ты своего алкаша, что я пидэрсию, что Натка. А ведь, как говорится, не было счастья — да несчастье помогло. Я Антона первый раз когда увидела... какой-то невзрачный, невысокий, ничего вроде видного в мужике.
-Ой, про невысокого я бы помолчала... А то твой Жир, метр шестьдесят — на метр шестьдесят, выше.
— Не перебивайте, дама, будьте вежливы! Так я Жира за мужика давно не считаю, так... дерьмо в проруби. Не сбивай, бля. Так вот, а когда разделся — смотрю, мужичок-то весь такой спортивный, жилистый, ловкий... ну, думаю, этот хоть и мельче, но, похоже, мужик. Так и оказалось, Точно Натку с ребятами в обиду не даст. Нам надо её нарулить, пусть Антону своего родит, эти уже большенькие, а мужику под старую задницу ребятенка родить, это для них... он же тогда совсем ошалеет, как твой Ржентич говорит — многославно!
-Заговорщицы хреновы, опять чего-то мутите? — шумнула Натка. — Нет бы мне что-то подсказать дельное.
— Тебе тридцать шесть, не маленькая, дай теть Тане побалдеть, отвали, а?
-Теть Вер?
-Иду, Нат, иду. Пусть она свои боевые раны позализывает! Курите тут поменьше, ведите себя прилично, дама.
— Идите Вы, Вера Ивановна...
Натка засмеялась:
-Вот два сведенца вы, и как я без вас бы жила?
-Пропала бы, точно! — припечатала Тучкова.
-Теть Вер, завтра развод, ты со мной пойдешь?
-Нат, я тебя у входа буду ждать, зная, как меня сильно "любит" этот дебил... и я его — ведь не выдержу, чего-нибудь да вякну, выгонят, и тебе хуже сделаю. Че тебе развода бояться? Ты в своем праве, да и Гуреева — я от Димкиных пацанов ещё когда слышала — тетка справедливая.
-Да ведь дерьма наговорит...
-Да и хрен с ним, что тебе его слова, когда ты теперь защищена от всего. Антон не тот мужик, чтобы тебя и ребятишек в обиду дал. Он тебе не говорил, а мне Сашка сказал, что частного детектива он оплачивал. А там всякие прибамбасы электронные, прослушки, пеленги, блокировки недешево стоят. Стал бы мужик заморачиваться, если бы интрижку хотел? Нет! Вот и наплюй с высокой горки на этого дуболома, пусть живет как может. Он же ни хрена не считает себя виноватым, что не побежал тогда за Женьком. Дерьмо, оно лучше не станет. А с Тошкой ты хоть свет увидишь и желанной женщиной станешь, а это дорогого стоит. Пусть бы он даже простым инженером был, но когда ты человеку очень нужна...Так что не занимайся самоедством, а развод — фигня какая — он будет дерьмо лить, а ты про себя дом вон свой обставляй. Колюня тебе столько назаказывал в его персональную комнату.
-Да уж, — засмеялась Натка, — Полосухин разорится напрочь.
-Нет, Полосухин не разорится, — бережно обнял её неслышно подошедший Антон, — Полосухин рад, как выражается Тучкова, до соплей, что у него семья теперь есть и большая. А это, поверь, столько лет было из разряда химер, несбыточных... — он замялся.
— Мечтов, — добавила Вера, и они дружно засмеялись.
Назад поехали в неполном составе. Лера, Колюня и бабуля категорически не пожелали ехать домой. Натка пыталась возразить, что в доме мало что обустроено.
-Ничего, мамочка, диван вон имеется, мы с Колькой уместимся, для бабули кушетка, а ты там заказывай, чего надо с дядь Тошей. Нам здесь суперски, вот!!
Антон незаметно сжал Наткину руку:
-Раз нравится — оставайтесь, я охранников предупрежу, чтобы ночью присматривали за домом, так что завтра к вечеру ждите нас. Послезавтра поедем мебель выбирать, пока подумайте, что бы вы хотели, идет?
-Ещё как! — Лерка просто сияла, а взрослые втихую радовались — оживает их девочка.
Натка проснулась из-за солнечного зайчика, что бегал по лицу. Она сначала спросонья не поняла, отмахиваясь рукой, потом, открыв глаза, увидела Антона, что с забавной рожицей пускал зайчиков.
-Полосухин, ты в детство впадаешь?
-С добрым утром, солнышко мое, ты так сладко сопела, я бы не стал будить, но к десяти тебе надо...
-Умм! — Натка сладко потянулась, все тело приятно ныло... а Антон, кашлянув сказал:
-Наташа, не тянись, красавица моя, ведь не выдержу. А к судье опаздывать нельзя, так что вставай, моя хорошая, завтракаем и вперед.
Натка вдруг, вспомнив эту их первую сумасшедшую, крышесносную ночь, смутилась.
-Антон, отвернись, а?
Он как-то задорно улыбнулся, потом засмеялся и пошел на кухню:
-Все готово, кофе остывает!
А Натка, шустро ополоснувшись, одевалась, улыбаясь — за всю свою тридцатишестилетнюю жизнь она ни разу не была такой желанной для мужчины, которых и было-то Темнов-гад, да одноночный — Юрик. Как с ней обращался Антон... он на долю секунды раньше Натки догадывался, что ей в данный момент неосознанно желается, и от этого было ещё волшебнее. Он упивался ею, не брал, а отдавал всего себя. И Натка откликалась на его прикосновения, объятия, поцелуи, тоже раскрепощаясь и отдавая всю себя без остатка.
Сделав серьезную мину, пошла на кухню. Антон, внимательно осмотревший её, широко улыбнулся:
-Вот теперь я вижу совсем другую женщину — с блеском в глазах.
-Антон, ну не смущай, я...
-Все хорошо, — он легонько поцеловал её, — вот эту небольшую неприятность сегодня переможем, и будут у нас другие проблемы — приятные.
Темнов шел в суд, всю дорогу прикидывая, как и что он скажет судье. Натки ещё не было, он-то думал, что она уже дергается, стоя в коридоре, а Темнов придет такой весь спокойный, невозмутимый, пусть бы побесилась.
Оставалось десять минут, выглянув в окно, он увидел, как из "Мазды" выбирается Натка, эта старая... и мужик — тот самый, мелкий против него, вышел из машины. Обнял Натку, нежно её поцеловал, и она пошла в здание, а эти остались на улице.
Темнова как-то неприятно задела эта ситуация:
-Сука, не успела развестись, уже...
Вышла секретарь судьи, спросила явились ли Темновы.
-Да! — буркнул Витюша, а Натка помахала рукой от входа.
-Проходите в зал! — пригласила их секретарь, почему-то задержав на минутку Натку, что-то бормотнула ей.
Судья Гуреева вышла минута в минуту, поздоровалась, посмотрела на обоих и, увидев, что Темнов горит желанием высказаться, спросила про причины развода у него первого.
-Ваша честь, — поднялся разозленный увиденным в окно Темнов, — хотя инициатором развода являюсь не я, но прошу Вас однозначно развести меня с Натальей. Она... — и дальше полилось...
Натка в изумлении услышала о себе много нового, какая она невнимательная, равнодушная, плохая хозяйка, не сексуальная, не удовлетворяющая его с первых лет женитьбы...
. -"Если бы не Антон, — подумалось Натке, — я бы сейчас уже вся обрыдалась, а так, как теть Вера говорит — думать о приятном, а приятного была вся ночь."
-Вот, даже сюда приехала с любовником, это при том, что двое детей брошены на чужих людей, -заливался Темнов.
А Гуреева едва сдерживала брезгливость, за долгую судейскую карьеру чего только не видела, такие вот ... попадались, но как же мерзостно они выглядели.
-Так, Виктор Иванович, судя по всему, Вашей пока ещё жене, нельзя доверить не то что ребенка, даже бродячую собачонку не сумеет накормить. И если то, что Вы рассказали, действительно так, то Вашу жену надо срочно лишать материнства.
И вдруг выстрелила вопросом:
-А Вы готовы воспитывать своих детей сам, без матери?
Темнов опешил...
-Я, я, не собирался... не думал об этом... как-то не готов к такому.
-Хорошо! Наталья Владимировна, что можете сказать Вы?
— Ваша честь, — поднялась Натка, — у меня только одно: с человеком, который поспособствовал тому, что его родную дочь украли и чуть не сделали проституткой — жить не смогу никогда!!
-Так, садитесь.
-Виктор Иванович, где вы работаете и сколько получаете Вы на своей работе?
-Охранником на свиноферме в совхозе, десять тысяч рублей.
-А Вы, Наталья Владимировна?
-Пятьдесят вторая больница в Москве, медсестра в отделении гемодиализа, в зависимости от количества смен, двадцать пять-тридцать тысяч рублей.
-Так, — судья полезла в документы. — Сколько лет Вы в больнице работаете?
-В мае будет тринадцать.
-Но позвольте, получается, что Вы вышли на работу, когда Вашей дочери, Валерии, исполнился только год??
-Да.
-А с кем же была Ваша дочь?
-Лера была с папой.
-Как, с папой? Виктор Иванович, а почему работала Ваша жена, а не Вы? Вы инвалидность имеете?
-Нет, так получилось, — замялся Темнов, — я не мог найти работу, вот Наталья и...
-Получается, Вы — здоровый, молодой мужчина, сидели на шее у этой худенькой женщины? И это называется...
-Я с дочкой нянчился! — попытался отговориться Темнов.
-Не перебивайте меня! Что-то не сходится в Ваших словах, о такой мерзко-порочной жене, которая работает по сменам. Я не ошибаюсь? — она повернулась к Натке.
-Да, сейчас, в связи с посещениями дочкой психолога, пришлось прейти на полторы смены.
-Какая Вы молодец, Наталья Владимировна, все успеваете: отработать тридцать шесть часов и ещё неплохо проводить время.
-Но, Ваша честь, она же... — опять влез Темнов.
-Ирина Анатольевна, выпишите постановление на штраф в размере трех тысяч гражданину Темнову, за неподобающее поведение в зале суда. Оплата в течении трех дней со дня получения постановления. Или же общественные работы сроком на неделю.
Темнова перекосило, все пошло не так, как ему казалось, он такой весь положительный, и вдруг улицы подметать.
Гуреева вышла, Темновы сидели ожидая решения. Натка, прикрыв глаза, вспоминала прошедшую ночь и четко осознала, что ей действительно несказанно повезло. Да, внешне Темнов выглядел выигрышнее, даже не так... раньше выглядел, сейчас вон пузо лезет... весь какой-то бледный, вечно недовольный... и Полосухин: шустрый, внимательный, надежный. Да, не особо высокий, но сильный и весь такой накачанный, в свои сорок семь дающий сто очков Темнову. Колюня, вон, с его капризами с первого дня принял дядю Тошу, и не отлипает от них с бабулей, даже она, Натка, теперь на втором плане.
Натка, забывшись, радостно улыбнулась. И услышала шипение Темнова:
-Лыбишься, сучка, я тебе ещё жизнь попорчу, алименты будешь получать... — он задохнулся от злости, — копейки и иногда. А я...
Вошла Гуреева, прочитала решение.
— Вы согласны?
Натка попросила только записать в решении, что Темнову отходит комната и однокомнатная квартира. Чтобы он не претендовал на трехкомнатную квартиру детей — иначе мы будем долго и упорно судиться из-за доли в квартире, не хотелось бы детям оставлять такую проблему.
Гуреева согласно кивнула:
-Да, судя по всему, Ваш, теперь уже бывший муж, не погнушается ничем!
Как бесился Темнов, но вякнуть ещё на три тысячи штрафа не решился... Все бабы — суки!
Натку попросила зайти секретарь, а Темнов, бешеный от злости, выскочил на улицу, не видя, что на ступеньках покуривают два охранника, подлетел к стоящим возле машины, переговаривающимся и чему-то смеющимся — этой стерве Вихревой и этому...
-Слышь ты, герой-любовник, — он рванул Антона за плечо, намереваясь врезать ему от всей души, но как-то вдруг вместо того, чтобы улетел этот... далеко в сторону, сам оказался лежащим на асфальте, а этот... спокойно стоял и смотрел на него.
Подскочившие охранники тут же уцепили Темнова и попросили пройти с ними. Он было рыпнулся, но из дверей уже выскочили ещё два мента из конвоя тюрьмы, которые коротали время неподалеку, ожидая когда закончится суд над привезенными ими.
— Дерьмо и мерзавец! — громко сказала Вихрева.
-Сама-то, сука старая! — заорал было Темнов.
-За суку — ответишь!!
И составили на Витюшу ещё один протокол, теперь уже на пятнадцать суток, и узнал он, что хотел стукнуть очень не простого мужичка, имеющего весьма большие связи в верхах. И грозит ему впереди, захоти этот мужик, — срок...
Мужик же через адвоката передал свое условие:
-Никогда, ни при каких обстоятельствах не встречаться ни с бывшей, ни с детьми, иначе поедет лет на пять...
-Чтобы из-за какой-то... да пять лет, да видал он их всех, пусть кто другой жрет баланду!!
И как-то не осталось в голове мыслей о любимой дочке, не до неё было. Подписал все бумаги, мысленно призывая на головы этих... всяческие кары, но своя задница, она дороже. Да и молодой он ещё, пожить в достатке хочется... вот рванет сразу после суток к этой старой подружке. Когда ещё она его уговаривала жить у неё, катался бы как сыр в масле, ничего не делая, ну только ублажая, так нет, не увидел своей выгоды.
А выйдя через пятнадцать суток, через день решил было покуражиться и отыграться на Натке, которая позвонила, чтобы он дал согласие на выезд Леры в Болгарию к этой...
-Куда угодно, хоть в Африку, а к этой старой суке — никогда! — Темнов хотел ещё что-то добавить, да Натка отключилась.
А у него поднялось настроение — аж даже песенку замурлыкал. До дочки ли тут, когда возможность появилась хоть немного, но отомстить...
А вечером, в десятом часу к нему ввалились ребятки Крюка. Он начал возмущаться, но увидев зашедшего последним Стального, банально испугался — с этим человеком предпочитали не спорить, последствия были тяжкие.
-Одевайся, поехали!
И Темнов мгновенно собрался, в машине сидел насупившись, а внутри боялся Витюша, ох, как он боялся, везут-то в ночь....
В какой-то занюханной комнате долго сидел в ожидании, передумал все за это время... наконец, вошел Крюк.
-Значит, мои слова о том, что пока я жив — должник Вихря и тех пацанов погибших, до тебя не дошли?
-Как не дошли, я же там был, слышал, — бормотнул Темнов.
-Значит, оскорбив мать Вихря, ты оскорбил и меня!
-Когда это было? Я не... — удивился было Темнов и задохнулся от удара по почкам.
-Ты забыл, что Крюк, а иначе Чечулин — мастер спорта по самбо?
-Ка...кой Чечулин? — едва разогнулся Темнов, а потом дошло, Крюк ведь имеет много каких наград, забъет запросто.
-Владимир Иванович, я...
— Молчи, крыса! Немедленно, слышишь, немедленно пишешь эту бумагу на ребенка... сколько ей сейчас?
-Че... четырнадцать вот будет, нет, уже было...
-Значит, на четыре года сразу, до её восемнадцатилетия. И попробуй, даже не вякни, а косо посмотри на Вихреву, — я тебя предупредил!!
Подписанные трясущимся руками Темнова бумаги, внимательно проверил, сунул в карман, стремительно вышел, а Стальной пару раз ещё вломил Темнову — для науки и чтоб не забыл.
— В следующий раз — бетонные сапоги заимеешь.
Натку задержала секретарь, подсказавшая ей кой какие нюансы, уж очень её возмутило поведение Темнова. Сердечно поблагодарив Ирину Анатольевну и записав её телефон, Натка не спеша спускалась по лестнице и уже на последних ступеньках удивленно остановилась.
Темнова, как говорится, "под белы рученьки" вели два милиционера и охранник.
-Чего это они? — и тут же в мозгу сверкнуло: — "Антон?"
Натка полетела вниз, выскочила на улицу и рванулась к машине, запнувшись начала падать, но её поймали такие уже родные руки.
-Что ты, девочка моя, запинаешься?
-Антон, — Натка тревожно вглядывалась в него, — Антон, тебе этот пакостник ничего не сделал?
-Этому пакостнику сделали, наоборот, — проворчала Вера. — Совсем дебил двинулся, драться у здания суда полез.
-Антон?
— Да все хорошо, милая, он на свою массу рассчитывал, не получилось. Лучше скажи — успешно?
Натка кивнула.
-Поехали отсюда! Уфф, теть Вер, как ты была права, я столько дерьма услышала... Не понимала, дурища, почему ты его так на дух не переносишь. Где мои глаза были?
-Значит, надо было тебе через это пройти... — философски заметила Вера, — так, ребятишки, вы меня в центре высадите, я пробегусь по магазинам, где-то здесь моя приятелка, как говорят болгары, работает, мы с ней созванивались, она мне матрешек и Хохлому с оптушки привезла — надо же сербам и болгарам сувениры русски привезти.
-А у них матрешек разве нет? — сильно удивилась Натка.
-Не поверишь, есть, но китайские. Такая мура, Ржентич спорил со мной, что матрешки только русские бывают, доказала, что наши не такие, там маленькие две — три, а у нас до девяти в такой же будет и роспись другая. Ну как у Хазанова молодого, "Чего в супе не хватает? — Хлеба!"
Выходя, Вера что-то шепнула Антону, тот заулыбался и кивнул:
-Сам только об этом и мечтаю.
-Ну, что, Наталья Владимировна, в мебельный салон заедем? Ребятишки пусть сами себе выбирают, а мы, может, спальню присмотрим? Надо же с чего-то начинать совместную жизнь.
-Но я ещё документы не получила.
-Фигня кака, — с акцентом Ржентича проговорил Антон, и Натка счастливо засмеялась.
-Ну если только для спальни что, а так, ты меня не торопи. Но, Антон, а если я выберу что-то, а тебе не понравится?
-Девочка моя, я родом из совковской страны, ты маленькая была совсем, а у нас все было дефицитом. Помнится, стали как тогда говорили 'выкидывать' что-то нужное, например, туалетную бумагу — весь город шел со связками. Ну, как раньше баранки продавались на снизке — на веревочке нанизаны и таким вот кругом — так и туалетную бумагу. Несешь такую снизку, и надоедает говорить, где дают. Помню, родители на работе, а я после школы, увидев очередь и узнав, за чем стоят, дожидался, когда за мной займут, и бежал за деньгами. Родители посмеивались, добытчиком называли. Молоко в таких треугольных пакетах было, время подвоза знали, и подходили к этому времени, чуть опоздаешь и уже нет молока. Вытащит грузчик ящик с пакетами, народ как налетит, ухватишь три-четыре, а один обязательно худой — течет, хорошо, если сразу увидишь, а то и брюки, и тапки в молоке. Ты вот в детский сад только пошла, поди, а я уже женихался... ну, как женихался, волосы до плеч отрастил и с девочками по вечерам прогуливался...
Антон посмеиваясь, рассказывал Натке про свое детство-юность.
-Так вот, милая, все мне понравится, если тебе в радость. Старенький только у тебя теперь будет муж!
-Старенький, — протянула Натка. — Этот старенький мне всю ночь спать не давал.
-Виноват, еле дождался, но я исправлюсь...
-Не надо! — тут же выдала Натка и смутилась.
Антон расхохотался:
-Девочка моя, я тобой не скоро смогу насытиться, мне до сих пор не верится, что ты вот рядышком, и я в любой момент могу тебя видеть, трогать, не боясь получить отлуп.
Они долго бродили по самому престижному салону мебели. Антон не вмешивался, предоставив Натке самой выбирать, что она хочет. Натка дотошно обошла и осмотрела все спальные комнаты, одна явно ей приглянулась, но цена ... Она вздохнув сказала:
-Пойдем, может, в другом мебельном, или вразнобой что-то подберем, уж очень здесь цены кусаются!
-Тебе совсем ничего не понравилось? А мне вот этот гарнитур очень по душе, — Антон подвел её к тому самому, что понравился и ей. Он внимательно следил за ней и увидел, что именно этот комплект ей сильно нравится, но она колеблется.
-Но так дорого!
-Не дороже денег, берем или?
Натка поколебалась, Антон же шепнул на ухо:
-Такая потрясающая кровать, так хочется опробовать!
-Полосухин, не вгоняй меня в краску!
-Вот и решай быстрее, да поехали домой, я такооой голодный! — Он с намеком посмотрел на неё — голод явно был не по еде, а по ней, Натке.
Так непривычно — с бывшим никогда не было таких переглядок, намеков, нечаянных касаний, обнимашек -там взрывов и взлетов не наблюдалось, рутина: размеренно, обычно и скучно.
И Натка решилась:
-Хорошо, пусть будет эта спальня, но остальную мебель я буду выбирать подешевле!
-Договорились! — Оплатили, Антон позвонил к себе на фирму, велел прислать машину для перевозки мебели к ним в коттедж. Уже в машине Натка как-то заколебалась, не решаясь что-то сказать...
-Что, девочка, тебя напрягает?
-Да, понимаешь, Антош, — запинаясь, еле выговорила Натка, — этот на суде сказал, что я скучная, пресная, не сексуальная, не удовлетворяющая его с первых лет.
-Маленькая моя, я тебе один раз скажу, больше повторять не буду: не бывает скучных, пресных женщин, есть тупые мужики. Я бы ещё сказал — ленивые. Пусть эти слова его греют, а я вот еле сдерживаюсь, как бы до квартиры дотерпеть, и как хорошо, что наши все остались в доме. Нет, я их всех люблю, но когда они здесь, разве насладишься тобой как надо? Одно то, что можно просто лежать обняв тебя -такой стимул дает! Я, наоборот, боюсь, что тебе меня станет не хватать.
Приехав домой, едва раздевшись, Антон утащил Натку в спальню... и поняла она, что не было в её жизни такого обожания, восхищения и любования именно ею, никогда она не была такой желанной! А хитрющий Полосухин доказал ей это за сутки.
&nbs К пяти часам приехали к своим. Натка ещё не осознавала,что будет жить где-то в другом месте, зато встретившие её дети наперебой рассказывали, чем они здесь занимались и, похоже, и не вспоминали про свой другой дом. Ладно, Колюня, но и у дочки впервые, наверное, после всего, горели глаза:
-Мам, дядь Тош, какую-то мебель привезли, много, это для вас?
-Да, Лера, я же вам обещал, что для себя — сами выберете .
-А когда вашу будем устанавливать, интересно же??
-Кровать сегодня соберем, надо же где-то спать, а вот шкафы — завтра.
-Дядь Тош, а мы когда поедем за нашей мебелью.
-Завтра и поедем, шкафы приедут и соберут мастера.
Натка с бабулей опять готовили, а из спальни раздавался шум, визг, смех.
-Тошка, он у нас рукодельным вырос, много чего умеет, ты не переживай, у него никогда не бывает текущих кранов, неработающих выключателей, разболтанных дверных ручек, даже говорить не надо, он сам видит, что и где подтянуть-прикрутить. Он и Колюньку потихоньку приучит, вот увидишь.
Приготовив ужин, Натка поднялась в свою теперь спальню. Работа кипела. Антон и Колюня сосредоточенно прикручивали болты, прикрепляя последнюю деталь кровати, Лерка вставляла ящики в уже собранный комод.
-Мам, смотри, как здорово получается! Натка зависла, глядя на них всех: мало того, что Темнов никогда ничего дома не делал — кран в ванной тек лет несколько, пока не поселился рукастый сосед, так и у него не возникало желания чему-то поучить сына.
А сейчас сынок увлеченно и с удовольствием занимался мужским делом. Собрав кровать, положили матрас, ребятишки её тут же опробовали — попрыгали, оценили, пошли умываться и ужинать.
И с этого вот вечера повелось в семье Полосухиных-Темновых после ужина вести разговоры, обо всем говорить на чистоту.
Начал Антон:
-Лера, Коля, мы с Вашей мамой решили пожениться, вы...
-Давно пора! — перебила его Лерка.
Антон выдохнул:
-Я думал, ты против будешь??
-Нет, мне тут так классно, и мамка вон как повеселела, дядь Тош, а ты с ней ругаться не будешь?
-Нет, Лер, я не для этого женюсь, чтобы ругаться, я вашу мамочку очень люблю.
-А нас? — спросил Коля.
-И вас тоже!
-А бабуля с нами будет?
-Конечно.
-Я согласен! — важно сказал ребенок.
-Вот и славно.
Долго сидели, обсуждали, что и как надо сделать, потом пошли спать. Натка посидела возле своих деток. Лерка, все никак не засыпавшая, сказала:
-Мам, а ведь наш папка никогда с нами так не разговаривал, как дядь Тоша, и ничего сам не делал, и это... вы с ним хорошо смотритесь — он всегда улыбается, когда ты рядом...
Глава 11.
Санек нервничал, нет, даже не так — он дергался, мандражировал и сходил с ума... Вроде дело двигалось к выписке, а там куча нерешенных проблем, работу надо срочно, не будь этих ран, он бы сразу вон грузчиком устроился, а ща пока нельзя — слабоват в коленках. Жить где?? Андрюху теснить не будет точно, и самое главное — Олеся... Как он будет без этой девчонки..?
Вот и ворочался ночами он, мрачнел, а лечащая разоралась на него, узнав от соседа, что он плохо спит, и орала она как раз, когда к нему пришла Олеся.
И все услышала... блин...
Вот и сидели они сейчас на лавочке, Санек пыхтел, кряхтел, отнекивался, а Олеся, дотошная, блин, выпытывала у него, почему он так себя ведет.
И Сашка не выдержал:
-Почему-почему... выписывают вот скоро.
-И что? Радоваться должен!
-Радоваться?? Да я без тебя с ума сойду... — и прикусил язык.
А эта... непредсказуемая девчонка вдруг притихла, внимательно-внимательно вгляделась в него:
-Это правда?
Санек кивнул с несчастным видом:
-Ещё какая, — и заторопился, — не, ты не подумай чего, я знаю что тебе не ровня, что у меня за душой ни шиша, кроме пятерых, нет, четверых младших: трех сестренок и брата — никого и ничего, что я...
-Дубина! — прервала его Олеся. — Ты думаешь... я за чем-то таким гонюсь?
-Ну хотя бы за нормально устроенным мужиком, а я чё?
-Да ничё! — передразнила его Олеся. — Раз ты такой трусливый, придется самой... — она помолчала. — К тебе вон сколько народу приходит, неужто никто не поможет хотя бы с работой?
-А жилье?
-Поживем на съемной, а на выходные к нам в деревню, мамка вон замучила, когда ты своего Платона покажешь?
Сашка слушал её, натурально открыв рот и вытаращив глаза.
-Ау, Платон, отомри!!
-А?? Ты не врешь??
-Если ты такой тормоз, что я должна делать?? Приходится самой себя предлагать. Чудо мое, скажи, я тебе хоть немного нужна?
-Ты?? Мне??
— Вот тупица... я — тебе!!
Платон отмер:
-Да я без тебя, ...да мне даже дышать трудно, когда тебя долго нет, да я... ну не умею я красиво говорить, но как-то без тебя совсем хреново. Я не знаю толком-то, что такое любовь, но ты мне даже не нужна — необходима! Вот!
Олеся взяла его за руку:
-Ну вот, а то бы ещё год кругами ходил вокруг. Сашка, я ж тебя когда первый раз сразу после операции увидела, почему-то сердце екнуло, а ведь сколько уже за три года работы видела? И красавцев, и орлов, а вот к тебе потянулась.
-Олесь, я — дубина, но слово всегда держу — не пожалеешь. Эх, права была теть Вера, прошел я свои главные испытания. А остальное — что будет, если ты рядом, то все получится перемочь. Олесь, можно я тебя обниму?
-Даже нужно, — засмеялась его девочка.
А вечером Санек долго разговаривал с теть Верой, рассказал про радость и про тревоги — все как есть.
-Сашка, ты выздоравливай, а работу, жилье — мы тут всем большим колхозом порешаем, все получится. Вот увидишь.
Вера чертыхалась, надо было давно быть дома, кот там совсем одичал, а этот козлина — ну, нет для него другого имени — Темнов, на сутках парился, отбывал или ещё чего, гад, всю жизнь только пакостить...
А потом её стукнуло — у Лерки же через три дня день рождения. Позвонила Кондратьеву:
-Дима, приходи-ка к Темновым домой, посекретничать надо.
-Тетя Вера, а можно... — он замялся, — с одноклассницей приду?
-Конечно, ещё лучше даже!
Вера разогрела котлеты, отварила картошку, сделала пюре, испекла шарлотку — было чем подкормить пацана. С Димкой пришла шустрая такая девчонка
-Лена Петрова, отличница наша и... — он опять помялся,
Вера заулыбалась:
-Да поняла я уже — твоя девочка. Ребятки, пошли поедим, как раз все готово.
Лена, не стесняясь, потянула носом:
-А мы так жр... проголодались, полдня вот бродим.
-А уроки?
-Да сделали уже, устные Диман вечером прочитает и все. Ух ты, котлетки!!
Димка как-то стеснительно сел за стол, а девчушка мигом расправилась с двумя котлетами.
-Теть Вера, Вы ему ещё подложите, он точно голодный, я знаю.
-Лен, ну чего ты?
-Нормально все. Дима у тебя сейчас самый рост и самый, так сказать, жор начался, я с этим знакома, мои ребятки тоже были такие.
-Лена, Дима, у меня к вам дело есть, — заговорила Вера, когда дети наелись.
-Какое же?
-У Леры в воскресенье день рождения, хотелось бы устроить ей хороший праздник, вы лучше знаете, что в вашем возрасте клево.
-А сколько человек? — деловито спросила Лена.
-Ребятки, да хоть весь класс, только чтобы всем было весело, и Лерка наша порадовалась.
-Теть Вера, тогда точно боулинг, на Советской, только вот дорого, поди, получится. А ребят, мы щас прикинем, есть у нас такие, никакие тихони, две сплетницы, их точно на фиг! — Ребята стали прикидывать, кто пойдет, — давай Бобру позвоним, он там был, скажет, что это стоит?
Бобер обстоятельно все рассказал, ребята немного приуныли:
-Дорого получается. Если нас вот пятнадцать, Лерка, Женька тоже, поди, позовет, семнадцать. Колян её — хвост, попробуй без него, он ещё в коляске был, везде с нами ездил, класснуху бы тоже надо, она у нас мировая!
-Вы мне точно скажите — Лере это понравится??
— А то! — в голос ответили оба. — Там клево!! Туда все, у кого родаки могут потянуть, дни рождения отмечать рвутся. Там аниматоры путевые, всякие конкурсы крутые для нас придумывают!!
— Сейчас узнаю, — Вера набрала Антона, пояснила ситуацию.
-И в чем проблема? Если там так здорово и ребятам нравится, то устроим девочке сюрприз, привезем её прямо туда. Этой шустрой отличнице задание, чтобы придумали всякие кричалки-поздравлялки. Езжай завтра, договаривайся на какое время и сколько человек, внеси задаток. Мы девочку привезем, и я сразу оплачу всю сумму.
-Тошка, ты, правда, самый лучший!! Тут Диман Кондратьев с тобой хочет поговорить.
-Давай!
Вера увела Лену на кухню:
-Мужской разговор, пойдем, подумаем, что и как сделать можно?
А Диман просил дядь Антона, чтобы тот помог ему устроиться на лето, где-то поработать, хочется к школе чего новенькое прикупить, да и самому здоровски, пора уже взрослеть. Антон посмеялся, но твердо обещал пристроить на все лето.
-А купаться я и вечером смогу, спасибо, дядь Антон!!
Получилось итого, с класснухой, двадцать человек. Ребята в классе прикинули, спросили, может, кто не сможет пойти из названных, куда там. Классная, а начался как раз её урок, еле успокоила всех, договорились после уроков придумать всякие кричалки-поздравлялки, и на переменах все дружно искали в инете что-то подходящее.
Диман с Петровой, конечно же, поехали с теть Верой делать заказ. Вера опять поразилась хватке этой шустрой девчушки — вот из кого точно начальник получится. Видно было, что она вовсю командует Кондратьевым, а он охотно ей подчиняется, но симпатия у них была взаимная. Вера только порадовалась за Димку — при такой Петровой он про все свои комплексы позабудет.
И суетился почти весь седьмой 'А', скинулись, купили Лерке прикольную игрушку, куклу-Маньку, почти с Петрову ростом: рыжую, конопатую, в полосатых чулках, в башмаках с загнутыми носами, но симпатишную... как Карлсон! Всем девчонкам она понравилась до визга.
Мальчишки же решили подарить один большой букет — так будет интереснее!
А Лерка и позабыла про день рождения с этими такими приятными хлопотами и суетой при выборе мебели и всяких других штучек в комнату. Натка провела воспитательную работу — чтобы не наглела, и Лера, на удивление ей, не надувала губы и не рвалась выбрать что-то из разряда супер, а вполне здравомысляще выбрала для комнаты — диван, компьютерный стол, комодик, шкаф, креслица — все в пределах разумного.
-Повзрослела моя дочка, резко. Еще месяц назад были бы капризы и хочу-не хочу, а сейчас — разумный ребенок! — поделилась она с мам Машей.
Натка почти сразу стала называть так Тошкину мамулю, пояснив, что по-другому назвать эту светлую женщину как-то и не хочется. А та, видя, как светится её наконец-то нашедший свое счастье Тошка, как глядя на Натку, Колюнька стал звать его папТош, как бежит к нему радостно встречая Лерка, только обрадованно вздыхала.
Сыну хорошо — и мамке в радость.
Колюнька, начав что-то рассказывать Антону — забылся, и получилось так:
-а знаешь, пап, ой, Тош, нет, не так... папТош, я вот так буду тебя звать, дядя Тоша мне не нравится, а папТош — красиво. Ладно, мам?
Что может ответить "мам", когда родной папа пообещал алименты платить мизер и редко, а этот вон уже сколько угрохал на них?
-Нравится тебе так — называй.
ПапТош помолчал:
-Спасибо, Коля, значит, и я тебя сын буду звать!
-По рукам? — подскочил к нему Коля.
-Конечно!
-Антош, ты какое-то слово волшебное что ли знаешь? — вечером спросила Натка. — Ведь сын от меня не отлипал, вечно ныл, а сейчас я его и не вижу, он все с тобой или с мам Машей.
-Мужик, ему мужского внимания и общения хочется, почему же ребенка не уважить, в жизни все навыки мужские пригодятся.
На другой день Натка с Лерой долго и занудно выбирали всякие занавески, шторы, скатерти, Антон с Колюней успели прикупить кой какой недостающий инструмент, приобрели два конструктора, а они все выбирали.
Коля заныл:
-Домой хочу!! — тогда только девочки Антоновы угомонились.
Верин звонок пришелся как нельзя кстати — Натка с Антоном и мам Машей как раз сидели размышляли, как сделать Лерке праздник.
-Антон, но ведь дорого получится, почти весь класс, — заикнулась Натка.
-Для дочери я буду жалеть? Нат, я всю жизнь работал, ну, тратил там на себя, на мамулю вот чуток, а недавно сел и задумался — это до встречи с тобой, незадолго: ну вот, Полосухин, много чего достиг и имеешь, а главного-то, тепла в твоей жизни, вон, как у родителей твоих, и нет... А тут, как подарок с неба — ты... машина сломалась в нужное время и в нужном месте. Никогда бы не поверил, скажи кто, что встречу свою судьбу в электричке и буду упорно её добиваться. А судьба будет нос воротить — старый, за... — Натка зажала ему рот рукой, он поцеловал её руку и продолжил, — вот, как полезно иногда в электричках ездить!
В воскресенье Натка работала. Поцеловав спящую дочку и положив возле неё подарок — небольшие серебряные сережки и кулончик на цепочке, поехали с Антоном в столицу.
Он категорически отверг её предложение ездить на работу в электричке:
-Нет уж, вдруг кто ещё тебя разглядит? А если серьезно, то это же идиотизм — есть машина, есть водитель — если даже я не смогу тебя отвезти. А ты будешь мерзнуть или наоборот от жары задыхаться?Хватит, — есть возможность поменять вид транспорта, возражения не принимаются! Ещё десять дней и будете вы, Наталья Владимировна полностью моей, а поскольку я старше, значит, меня надо слушаться!Подреми лучше, пока есть время, ночью-то плохо спала.
-Если бы кто-то — не будем показывать пальцем — не имел повышенного сексуального аппетита, то я бы выспалась! — пробурчала Натка.
-Мне положено — молодую жену иметь под боком и что, храпеть? Вот будет мне семьдесят, тогда, может, и по неделе тебя будить не стану, — Антон подумал немного, усмехнулся. — Нет, девочка моя, пока все шевелится — не отстану. Спи!
Натка и впрямь продремала всю дорогу — разбудил её Антон уже у больницы:
-Проснись, Наташа, приехали! Завтра тебя заберет мой водитель, у меня в понедельник всегда сумасшедший день. И когда я не успеваю, всегда будет забирать и отвозить Сергей. — И видя, что Натка пытается возразить, добавил: — Не переживай, он не будет из Москвы за тобой в три ночи выезжать, он у нас в гостевом доме будет жить, все уже решено.
Приехав назад, Антон пару часов добрал сна, потом его разбудил Колюня:
-папТош, мы Лерку поздравлять станем?
-Да, сынок, сейчас умоюсь и приду, у вас все готово?
-Да мы с бабулей даже свечки уже воткнули, сейчас она кааак проснется, кааак побежит вниз на кухню...
А на кухне на столе возвышался торт, собственноручно выпеченный и украшенный бабулей и Колюнькой, сделали специально двухярусный — свечек-то много пришлось воткнуть.
-Спит и спит, — забурчал Колюня, — пойду разбужу!
Ему нетерпелось услышать Леркин восторг, торт-то усиленно помогал украшать, встал ни свет ни заря. Через несколько минут послышался Леркин вопль — увидела Наткин подарок, что-то говорил Коля, потом хлопнула дверь в ванную, Антон, бабуля и Коля приготовились.
Лерка, уже в новых сережках, бегом слетевшая с лестницы, удивленно застыла на пороге кухни — на столе стоял большой торт со свечками.
-Это мне? — она в восторге прижала руки к груди. Колюня, позабыв про торжественную речь, — готовил весь вечер и всё утро — закричал:
-Иди скорее свечки тушить!! Подлетев к столу, Лерка приуныла:
-Не, сразу все не получится!
-А давай, я с другой стороны тебе помогу?
И набрав побольше воздуха, ребятишки с трудом, но смогли задуть свечи. В общем, утро, вернее, обед, получился веселым и праздничным, все дурачились, Колюня строил потешные рожицы, позвонила Натка, Тучкова, теть Вера, и самое приятное — Ржентич, который громогласно и почему-то по сербски долго говорил Лерке теплые слова.
А потом спохватился и, засмеявшись, сказал:
-Живе здраво! Льера, с рожднен ден!
Бабуля как-то хитро взглянув на Антона сказала:
-Тошка, мне срочно понадобились мои тонометр и глюкометр, поехали, домой съездим?
-Да, конечно, ребятки??
-Мы тоже!!
Собрались и доехали быстро, оставив бурчащую бабулю собирать её какие-то таблетки-салфетки, поехали в центр, Полосухин повел их в сторону боулинга.
Колюня оживился, да и Лерка тоже, — тем более здесь был самый клёвый в городе, а едва зайдя туда, они оглохли от дружного орева её класса:
-Успехов и везенья! Удачи и тепенья! Темнова, с днем рожденья!!
И тут же запели-заорали:
-"Я играю на гармошке..."
Бобров с маской крокодила на голове и с какой-то детской гармошкой в руках усиленно играл роль Гены, а Ленка Петрова с Чебурашкиными ушами, пританцовывала вокруг него.
Лерка замерла в восторге — её одноклашки, Надежда Николаевна, теть Вера у входа — все свои...— едва закончили петь, Лерка завизжала:
-Суупер!! Ааа!!
Бобров же, отложив гармошку, кивнул Чуме, и тот, вытащив откуда-то из-за спины большой букет, торжественно вручил его Лерке:
-С днем рождения, Лер! От всех нас!!
А Кондратьев и Алинка Спехова несли ей... куклу, от которой у Лерки перехватило дыхание...
-Спасибооо! — она в порыве обнимала всех, а Антон и Вера радостно улыбались — ребенок приходил в себя.
И было много веселья. Ребята и девчонки хохмили, дурачились, играли в боулинг, сидели за столом со всякими сладостями-фруктами, Лерка ни на минуту не оставалась без чьего-либо внимания, она хохотала, прыгала, восторгалась, в общем, ребенок становился прежним!
Классная же искренне любовалась и гордилась своими детками — за последний месяц почти все в её непростом классе изменились, и в лучшую сторону, вон как сплотились вокруг Лерки.
Антон сходил, оплатил заказ и добавил ещё большой торт, его внесли в зал, приглушив свет и как по-волшебству на нем заискрились огоньки, зажглись бенгальские свечи... воплей было, кто-то хлопал в ладоши, кто-то орал в восторге, Колюня прыгал, девчонки приплясывали, все дружно рванули к столу и только Натка, слушавшая все это по телефону — стояла и рыдала.
Столько накопилось в её душе, и эти слезы, они были как вешняя вода — смывали полностью весь негатив, за многие годы его случилось ой, сколько...
-Наточка, — встревожился Антон, — ты что плачешь, все же хорошо??
-Это я от радости, — судорожно выдохнув, проговорила Натка, — Полосухин, я... я... так счастлива. Я тебя обожаю!
Антон счастливо улыбнулся и ответил ей голосом волка из мультика "Волк и теленок":
-Ну, наконец-то папой назвала!! А то все мама, да мама! А уж как я-то тебя обожаю, девочка!
А Кондратьев удивил ещё раз, уже к концу празднества он вместе с Петровой подошел к Лерке и, потянув её за руку, отвел в сторонку:
-Лер, я вот тут вам с Ленкой фенечки сплел, какую выберешь, другой Ленке, чтобы, значит, про нас не забывала.
Браслетики-фенечки из разноцветных полосок кожи, как-то затейливо сплетенные, оба с буквой "Л" в середине, очень понравились Лерке, она повертела, прикинула на руку, выбрала один, тут же нацепила А другой Кондратьев уже надевал Ленке.
-Лен, — спросила Лерка Петрову, отправив Димку за соком, — а твои родаки, они не против... ну, что ты с ним дружишь?? -Мамка вначале кривилась, а папка сразу же сказал: "Дура, ты, Нин, если парнишка в четырнадцать за одноклассницу заступился, то уж за свою подругу, он, образно говоря — горло перегрызет. Настоящий мужик. А ты что, для нашей Ленуськи такого вот мажора гнилого хочешь? Да, пусть он в обносках ходит, но, отпуская с ним свою дочь, я твердо знаю — и не обидит, и заступиться сумеет". Ща папка его зятем зовет, а мамка ворчит, что редко заходит, все откормить его старается. Диман, он и вправду такой надежный, ща вот, мне не говорит — я подслушала — работать летом собрался, а мне, — она хихикнула, — постоянно цветочки приносит, первоцветики, мамка аж позавидовала, папка ей не часто цветы-то дарил когда дружили. А ещё, Лер, Кондрат такой добрый — я на него наезжаю, ору иной раз, а он лыбится: "Да, лан, Петрова,не ори."
Я вот тут из паралельного Светке Мухиной чуть рожу не набила, ишь, ты, разглядела она Димана, фигушки, мое — значит, мое.
-Да он и не смотрит ни на кого! — сказала Лерка. — Видно же, что он только тебя и видит. О, идет!
-Лен, пойдем, потанцуем, а? — позвал Кондратьев.
Мелкая Петрова повела плечиком и снисходительно ответила:
-А может, я не хочу?
Димка уставился на неё.
-Да ладно! — засмеялась Ленка, — пошли!
Вываливаясь шумной толпой, седьмой 'А' долго и бурно прощался с Леркой, все горячо благодарили Антона, и потом ещё неделю в классе не прекращались обсуждения такого клевого дня рождения. На неделе Натка с Лерой побывали у психолога, которая удивилась и порадовалась за девочку.
-Замечательно, замечательно, Лера, я честно сказать, не ожидала такого прогресса, очень хорошо! Если так пойдет дело, то к осени тебе уже никаких психологов не потребуется!
Потом Натка, оставив Лерку с Верой, пошла к следователю. Козлов внимательно изучил все справки и рекомендации по здоровью Леры, подшил все к делу и успокоил Натку, что летом Леру точно не будут дергать для дачи показаний.
-Слишком уж запутанно и сложно идет расследование, задержанные меняют показания, стараются утопить друг друга, суд, если и состоится, то не раньше следующего года. Лерины показания зафиксированы, так что можете смело отправлять девочку на море.
Теперь осталось получить согласие Темнова на выезд дочки за границу, и через неделю Натка получила отлуп.
-Не переживай!! Сам, скотина, на полусогнутых принесет!! — разозлилась Вера и позвонила Крюку.
Согласие было получено, и на следующий день, в пятницу, Лера с теть Верой улетали.
А в четверг к Платону заявились теть Вера, Леруня, Наташа и Антон Сергеевич. Санек немного взгрустнул, что Вера и Лера уезжают, но и порадовался за Лерку. -Лер, ты ща так заметно повеселела, я рад!!
А Вере потихоньку признался:
-А у меня тоже как бы радость — Олеся, она меня в такой оборот взяла, я её притормаживаю — суд же ещё будет, а она меня и слышать не хочет, женись и точка. Я вот в раздрае, и её упустить... чокнусь сразу — такая девчонка и на меня, раздолбая, внимание обратила. А знаешь, как хочется, чтобы она во мне никогда не сомневалась? Да вот работу, жилье — все надо, хорош жених, двое джинсов, да трусов штук пять.
Натка повела Леру купить всем, а особенно Сашке, вкуснейших чебуреков. Неподалеку, на Сухаревке уже сколько лет работала чебуречная, в которой всегда было много народу, особенно медработников со 'Скорой помощи' и милиции, а они, мотаясь по всей столице, знали, где и что самое вкусное и качественное.
Пока девочки Антона ходили за ними, состоялся серьезный разговор.
-Значит так, Саш, мы с Наташей через три дня расписываемся — я планирую и повенчаться вскоре, так вот, мы будем жить теперь возле Серпухова. У меня там дом, забираю туда всех и свою мамульку. У нас остается квартира, в которой она жила. Мы предлагаем такой вариант: вы с женой живете там, платите мамульке в рассрочку остаточную, я подчеркиваю — остаточную стоимость квартиры, мы все прекрасно понимаем, что у тебя за душой...
-Ни фига, — бормотнул Платон.
-Квартира — трешка, всё, что там есть, ну, почти все — мамуля заберет только свои дорогие ей вещи, остальное вам. НО, при одном обязательном условии — заберешь из детдома своих младшеньких, оформить опекунство помогу, но девчушек обязан вырастить. Знаю, что старшая из девочек заканчивает школу с хорошими оценками и наверняка поступит учиться, а вот младших — заберешь. Зная теперь вот Веру и мою Наташу, можешь быть уверен — они в стороне не останутся. Ты нам теперь как бы не чужой. Вот, подумайте с Олесей — согласна ли она на такое? Но если дитё родите — сразу две няньки будут.
Платон, офигевши, только открывал и закрывал рот.
-Я... чё, правда? Теть Вера, Антон Сергеевич??
-Правда, Сашка, правда, вы с Олесей подумайте как следует, вариант-то хороший. А сестричек отогреете — это совсем святое дело, они ж с рождения тепло только от тебя да Андрея и видели.
Платон как-то резко отвернулся, плечи у него вздрагивали, Вера молчком обняла его со спины. А Платон, Кувалда, с детства привыкший не скулить, видевший много чего в своей такой перековерканной жизни, только вот тепла в ней было — крохи, не удержался, и как девка, заревел.
Антон и Вера не мешали ему, да и что тут скажешь? Минут через десять Санек стал успокаиваться и вовремя. На дорожке показались девочки Полосухина, Лерка что-то возбужденно говорила, размахивая одной рукой, держа в другой пакет с обалденно пахнущими чебуреками.
Вера сунула Платону бумажный носовой платок, он глубоко вздохнул, вытер глаза, криво как-то улыбнулся Лерке и Натке. Лерка, ничего не заметившая, тут же начала угощать всех вкуснющими чебуреками, а Натка тревожно взглянула на Антона, тот кивнул головой, что все нормально.
Чебуреков наелись — захотели попить, теперь Вера пошла с Леркой за водой и соком. Платон, упорно о чем-то размышлявший, сразу же спросил:
-А сестрички, кто же мне их отдаст? Может, ещё и срок будет?
-Саш, посадить тебя вряд ли посадят, без тебя есть кому ответить, ты будешь женат, с жильем, с работой — похлопочем, думаю, директриса того детского дома, где сейчас младшенькая, с радостью тебе поможет, уж очень они там переживают и, честно сказать, замучились с ней. Там, видишь ли, какая история случилась: у них в бухгалтерии работала женщина молодая, ну и углядела Свету вашу, понравилась она ей, дама работала у них, вот и помогли ей оформить опекунство. У женщины папа был жив — с девочкой сразу полюбили друг друга. Лет-то ей было три годика, детсад, все льготы — все сразу оформили. Естественно, Света стала эту женщину мамой звать, а отца её — дедом. Все хорошо, росла она, в школу собиралась. Умер дед, понятно, что для неё — это стресс и огромная потеря... Ну а мама... мама все пыталась свою жизнь устроить, любовников было ну... скажем... немало, а замуж что-то никак. А тут забеременела от одного, не совсем молодого, там внуки уже, крепкая успешная семья— естественно он от семьи и не думал уходить. А наша женщина уперлась — рожу! А на Свету там приличные деньги все эти годы ежемесячно получала, плюс там на одежду, лечение, вроде ещё какие-то выплаты -государство сейчас заинтересовано, чтобы дети жили в семьях. Пошла в декрет, дочка ждала братика или сестричку. А мама... бац — решила, что она с двумя не справится... ну и вернула ребенка назад... Родила вот тоже девочку...
Натка уцепилась за Антона, как утопающий:
-Боже, какое сердце надо иметь, да и есть ли оно у такой?
-Пытались твою сестричку несколько раз пристроить, на контакт не идет, как говорят сотрудники детдома, "маленький озлобленный волчонок". Вот так, Саш. А Оля... она потихоньку выправляется, совсем большенькая уже девчушка, умничка, ласковая, но к приемным родителям ни в какую, обмолвилась как-то, что вот приедет старший братик и возьмет её домой.
У Платона опять заблестели глаза...
-Во я, мудак, думал, мне плохо живется, а эти две малявки...
Антон вытирал Натке слезы:
-Так, давайте не будем Лере наши слезы показывать, сами знаете... Да, Саш, про работу я забыл — у меня на фирме две вакансии: охранником, — Сашка передернулся при этом слове, — и помощником нашего мастера на все руки — Кириллыча. Он мужик мастеровой, но возраст, уставать стал, вот и просил подобрать ему надежного парнишку, как он сказал: "пусть даже ничего не умеющего, но если желание будет — всему научу." Зарплату — два месяца учеником, если Кириллыч скажет раньше, что годен, раньше переведем, у него зарплата достойная, тебе же на пока тысяч тридцать... Но учти — спустя рукава у меня на фирме никто не работает.
-Я и вправду мало чего умею, ну, дома утюг старый, розетки, краны вот менял, трубу под мойкой тоже, но если получится, чесслово буду стараться. Отец-то, пока не спился, хороший сварной был, мужики говорили — золотые руки. Вот и у Андрюхи тоже, машины с закрытыми глазами, как говорится, может ремонтировать. Я это... с Олесей посоветуюсь, если она согласится, — его голос дрогнул, — на сестричек, то я я на самом деле жилы буду рвать, только чтоб все срослось.
-Да, позвонишь тогда, как решите.
Платон не стал вслух озвучивать, а про себя опять сказал мысленно Вихрю:
-"Ну у тебя и мамка, завидно!"
Улетели Вера с Лерой, Натка заметно загрустила, но пару дней — там как-то враз навалились заботы -проблемы по обустройству нового жилья. Она практично, с расчетом подбирала все для нового дома, хотя в глубине души так окончательно и не верила, что вот этот дом теперь её с детьми новое жилье.
Этот, так раздражавший её полгода назад мужчина, стал всем на свете — он никогда не отмахивался от неё, выслушивал даже, казалось, бредовые идеи, мягко, незаметно подсказывал, поправлял её, постоянно был рядом, привыкшая быть дурой, она изумлялась. Натка как-то вмиг забыла, что значит тащить неподъемные сумки, дергаться по поводу чего-то недоделанного, самой решать все. Привыкала и каждый день ждала вечерние посиделки — всей семьей дружно решали возникающие даже не проблемы, а так, мелкие проблемки.
Антон тоже не верил до конца, он в глубине души так боялся, что Наташа — его девочка, как-то даже по мелочи, разочаруется в нем.
Одна только мамуля, не принимая во внимание его страхи, отмахивалась от него — беззаботно и весело возилась на кухне, чего-то сажали в саду с Колюней, стар и мал постоянно были вместе. Ходили в деревню, прикупали что-то по мелочам, Колюня старался, как папТоша, быть мужиком, и не давая бабуле шанса, всегда забирал у неё специально купленную для таких вот расходок — уж очень им нравилось это болгарское слова — 'расходка-прогулка'— сумку-тележку, и пыхтя на взгорке, вез её, не отдавая бабуле, до дома.
Антон и бабуля не говорили ему громких слов, просто личным примером незаметно показывали, каким должен быть мужичок. Бабуля же, ещё в те жуткие для всех дни сумела найти ключик к этому такому капризному ребенку — сейчас это был совсем другой ребенок.
-Мам, мне что-то совсем некогда, я даже в свою любимую игру три дня не играл, — удивлялся ребенок.
Вера и Лера названивали каждый день, там все было хорошо.
Подали заявление, Натка хотела было по-простому: расписаться и никаких делов.
Но встала на дыбы Тучкова.
-Эт как это? Ни фига, все должно быть красиво, я свидетель или как? Нет уж, Антон, ты чего молчишь?
-Да мне как-то, пусть хоть в домашнем халате, но лишь бы мои официально стали.
-Так не пойдеть!!
Потащила Натку по магазинам, замучила примерками и, наконец, осталась довольна:
-Во, Нат, самое то!
Насыщенно голубое, безрукавое, приталенное платье с белой отделкой по подолу, очень стильно смотрелось на Натке. А дополняющий платье жакет такого же цвета, с рукавом три четверти и белой же отделкой по краям, делал из Натки красотку!
— Цвет твой, и ты такая красотка — твой Полосухин обалдеет, а мы ему покажемся только перед торжеством. Давай-ка, подруг, сразу и на венчание договоримся?
-Боюсь я, теть Тань...
-Чего??
— Вот так проснусь — а ничего этого нет, в соседней комнате Темнов — сволочуга, и все беспросветно..
-Дурища, да твой Полосухин до трясучки боится, что ты его поменяешь... Чудики! Поехали, пока машина в нашем распоряжении.
-Дяденька, ты как, не против ещё нас повозить???
Дяденька, водитель Сергей, лет на десять моложе Тучковой — ухмыльнулся.
-Поехали, тетенька!
А у Темнова опять случился облом... Задумал он пристроиться под бочок москвичке Нэлли, поехал было туда, уверенный, что его примут с распростертыми...
Открыл дверь совсем молоденький, смазливый мальчик, ну лет двадцати, не более.
— Привет, Нэлли дома?
-Как Вас представить??
-Темнов, Виктор! — с превосходством глядя на этого сопляка, сказал Темнов. Парнишка против него выглядел слабовато: мелковат, худой, жеманный, так... голубизна.
— Нэлличка, дорогая моя, привет! — войдя в комнату, полетел к ней Темнов.
-О, Витюша! Какими судьбами?
-Да вот, дай, думаю, навещу!
-Котик, — обратилась дама к пацану, — сделай нам кофэ с капелькой ликера.
-Хорошо, дорогая! — мальчонка испарился.
-Слушаю тебя, Витюша.
-Нэлли, я вот подумал как следует, и решил... я теперь весь твой, с бывшей развелся, там все похоронено окончательно, теперь я свободен, как птица в полете!!
Мальчонка вкатил сервировочный столик на колесах, шустро переставил на небольшой столик кофе, сахарницу, тарелку с пирожными, какие-то орешки, печеньки и, повинуясь жесту Нэлли, удалился.
-Ох, Витюша, я тогда думала, что ты меня любишь, немного пострадала — ты же испарился, ничего не пояснив, а сейчас... сейчас я утешилась в объятьях вот этого славного котика. Он такой милый, такой ласковый, и между нами, девочками, говоря — тебе сто очков даст в постели, с ним я летаю.
-Хмм, содержанец он паршивый, ты что, не видишь, что он тебе в сыновья годится... я-то по возрасту и внешне куда больше подхожу...
-Витюша, мне давно плевать на возраст — мальчик делает мне хорошо, я его, да, содержу, оно того стоит. Так что, прости, но... Да, могу тебя порекомендовать Мэг, она недавно поймала своего постельного мальчика на банальном воровстве, ну, и со всеми вытекающими, сейчас в расстройстве, утешишь?
Темнов передернулся: эта Мэг, Ритка в просторечьи, сухая как вобла, вся какая-то ядовитая, любительница покомандовать и абсолютная хамка, никогда ему не нравилась.
-Витюша, зайчик, пока ты мнешься, и Мэг будет занята. А тебе, как я понимаю, — все так же ласково пропела Нэлли, — так хочется побарствовать! Ты, зайчик, думаешь, я не видела твое отношение ко мне, когда ты кривился, прежде чем лечь в постель, надеясь, что я не вижу?
— Да я ничего такого... — забормотал Темнов, — может, тебе показалось? Ты же мне всегда была отдушиной... что дома, там бревно-бревном, а не жена. А с тобой я любые фантази мог исполнить.
-Вся беда в том, зайчик, что фантазии у тебя — как бы это сказать... Весьма ограниченные, как говорится: "сунул — вынул и бежать".
Темнов удивился:
-Но ты же стонала и вопила от восторга?? -Хмм, на безрыбье, мой дорогой, сам знаешь. Сейчас с котиком, да ... я летаю, Ну все, мне пора появиться в офисе, пойду одеваться. А насчет Мэг, ты подумай, скажем... до завтра, до вечера -позвонишь, если что. Чао, дорогой! Котик, проводи гостя!
Котик, закрывая за ним дверь, издевательски пропел:
-Чао, дорогой!
-Ах ты..! — выругался Темнов и стукнул в уже закрывшуюся дверь кулаком, дверь у Нэлли была надежная— кулак отбил напрочь.
И бесился и матерился Темнов, рассказывая единственному другу-приятелю Витале про такую идиотскую ситуацию:
-Я бы, конечно, послал этих старых шлюх, что одна, что другая — пробу ставить негде, ну ты их видел.
Работали-то вместе в Москве, и Виталя даже и посодействовал, чтобы Темнов с Нэлли 'подружился', он как раз с молодой девушкой закрутил роман и резко свалил от старушек-потрахушек.
-Да вот алименты... Это с моих теперешних десяти штук — ведь специально устроился, чтобы небольшие деньги платили, вот хрен ей, стерве! А ща безвыходная ситуация, три с лишним каждый месяц отдай, не греши, а на кой хрен жить, шесть штук — это вон для бабки-соседки, деньги... А эта Мэг, ну ведь страшна как...
-Да ладно, Вить, на всем готовом, можно и уважить старушку, ты просто представляй что под тобой молодка, или ещё лучше позу сзади... — цинично заметил приятель.
-Это не Натка, той, бревну, было все равно, лишь побыстрее и спать ей, не высыпалась видите ли она... а тут придется отрабатывать.
-Можно подумать, в шахте будешь работать? Зато кормить-одевать будут, какие проблемы?
-Нет, все-таки стерва бывшая, нашла Буратину богатенького — откажись от алиментов, ведь мизер, так нет, плати...
-Ну, не хочешь Мэг, вон в автоколонну водилы требуются, на сорок штук. Там, правда, график улетный в три ночи иной раз выезжать приходится.
Темнов возмутился от всей души:
-Ты чё, дурак? Я буду свое здоровье гробить, и алименты большие платить?
-Кароче, ну тебя, как хочешь, так и решай! Я тебе говорил — не женись, сам полез в этот хомут...
И позвонил на утро Темнов Нэлли, сказал, что согласен он к Мэг.
-Я и не сомневалась, Витенька, очень уж ты любишь красивую жизнь, Мэг тебе позвонит, как и что, удачи, зайка!!
Антон, весь торжественно-принаряженный, нетерпеливо ходил по холлу, ждал Натку и Тучкову, которые все прихорашивались, подошли красивые мамуля с Колюней.
Вот уж кто выглядел как настоящий жених, так это сынок: в костюме, белой рубашке, при бабочке, с букетом...
-Коль, может, тебя женим тоже, а?
У Колюни вчера выпал верхний передний зуб и вот он-то портил всю картину.
-Не, папТош, у меня зуба нет, смешно так, ой, мама, какая ты!! — У ребенка от восторга пропали все слова.
Антон замер... вот эта стройная, нежная, красивая какой-то неброской, но цепляющей за душу красотой женщина, полностью принадлежит ему??
-Какая ты у меня... у нас... красивая!!
-Во, что я тебе говорила? — ворчливо заметила принаряженная Тучкова, — мужики твои обалдели.
Поехали в ЗАГС, где у входа дожидался мощный такой мужик — свидетель Полосухина, его стародавний друг и начальник охраны.
— Наталья Владимировна, я очарован — если бы не был его другом, отбил бы непременно.
-Нельзя, папТоша самый лучший!! — тут же среагировал сынок.
Алексей Петрович поднял руки:
-Сдаюсь — аргументы у тебя, малыш, железные!
В ЗАГСе управились быстро: привычные слова, привычные поздравления, фото на память.
Потом поехали в церковь, вот там было торжественно и значимо — проняло всех, мамуля и Тучкова прослезились, Натка как-то остро поняла и наконец-то осознала, что она на самом деле желанна и любима!!
После венчания Антон понес свою теперь официальную и перед Богом и перед людьми — желанную жену привычно уже на руках.
-Полосухин, я скоро ходить разучусь!
Недолго посидели в ресторане — устала мамуля и отчаянно зазевал сынок — поехали домой.
Только вот свидетели потерялись где-то... Тучкова, звезда, весь вечер флиртовала, строила глазки Лехе, когда он успел стать для неё Лехой — никто так и не понял.
Антон посмеивался:
-Надо же, Петрович, мужик-кремень, а тут не устоял... ну, да дай-то Бог! Сколько можно одному в пустой квартире обитаться. Жена вот уже семь лет как умерла, сгорела за три месяца, дочка замужем в Риге, не часто отцу даже звонит, так что пусть погреются друг возле друга.
К Саньку в палату влетела после ночной смены радостная Олеся:
-Сашка, тебя дня три-четыре и выпишут!! К мамке поедем сразу!!
Санек встал, накинул ветровку — до обеда было прохладно:
— Пойдем, я тебя провожу немного. Олесь, — начал он едва они вышли, — тут такая ситуация... — рассказал о предложении теть Веры и Антона. — Олесь, я сестричек, — он сглотнул, — ну, не могу я их бросить, тем более Олечка ждет меня, ей пять-шестой и было-то всего, а сейчас двенадцать через месяц. Она у нас слабенькая была, из больницы не вылазила, мы с Андрюхой только и ходили к ней... А Светка... той я, наверное, и за мамку, и за папку был. Ты подумай, с матерью поговори, если не потянешь или не захочешь, — он задрал голову вверх, — я пойму... какие могут быть обиды, когда жених с таким приданным?? — и обалдел...
Олеся как-то вдруг оказалась рядом, обняла его своими маленькими ручками за голову, наклонила упрямого к себе:
-Бедный мой Сашка, как же тебе досталось!!
Сашка молчал, только смотрел на свою мелкую и часто-часто моргал.
-Какая замечательная картина! — раздался неподалеку голос Андрюхи. — Здорово, ребята!! Олесь, я очень рад за вас!!
А за спиной Андрюхи маячил смутно знакомый пацан, высокий, тощий, но какой-то...
-Где ж я его видел? — задумался Платон. Олеся улыбнувшись отпустила Санька, а тощий пацан вдруг рванулся к нему и замер в шаге от Платона, напряженно глядя на него.
Платон удивленно вгляделся и молча, засопев, схватил тощего в охапку, неважно, что Санек был на голову ниже, важно другое... третий из братьев Платоновых — Лешка, приехал домой, насовсем. И сейчас, как в детстве, когда он был значительно ниже Саньки, Лешка старался как можно крепче прижаться к брату.
Олеся не скрывала слез, про их невеселое детство ей намного больше рассказал Андрюха, Сашка как-то скупо говорил, а Андрюха конкретно пояснил, что не будь Сашки, они бы, младшие — пятеро, точно бы пропали тогда.
-Ты не смотри, что он такой бандюганистый с виду. Он и в тюрьму-то попал из-за нас, полез за сладеньким. Конечно, я его не оправдываю, но пятнадцать только и было ведь ему, растила-то улица...
Вот сейчас и видела Олеся как смотрит на Сашку их третий брат — Лешка...
А тот любовался своим старшим братом, старался не пустить слезу, и никак не хотел отпустить его из своего захвата. -Тощий-тощий, а похоже как у меня, клешни — стальные, — пробурчал Платон. — Дай, я тебя хоть разгляжу-то. — Он повертел улыбающегося брата. — На Олюшку похож, — сделал вывод Санек. Олюшка уродилась на внешность чистая Танька, но Платон никогда не говорил ей, что она похожа на мать, наоборот, всегда подчеркивал, что она похожа на Лешку. — Ну чё, подкормить немного, и будешь хоть куда. Пошли, присядем, поговорить вот надо...
Санек опять подробно рассказал, что и как предложили ему Полосухин и мать Вихря. Платоны задумались, потом Андрюха сказал:
-Сашк, если девчонок выцарапаем оттуда, то даже не сомневайся — буду как могу помогать.
Олеся держала за руку Сашку, не отпуская.
-Олесь, я понимаю — на такое страшно решиться, но если у тебя хватит сил... — он замолчал.
Заговорил Лешка:
-Я, ребята, тоже сразу же работать пойду, сестричек вытащить надо, там сейчас неплохо, спонсоры всякие помогают, но ведь не дома. Да и мы с Маринкой постарше были, когда туда попали, а сестренки-то... Светке вон как и Саньку, больше всех из нас досталось...
— Мальчики Платоновы, — проговорила Олеся, — я ведь не совсем белая и пушистая. Если что и в рожу засвечу, работа моя научила много чего увидеть, вижу же я, что в Сашке гнили нет, поговорю с мамкой, конечно, но это моя жизнь, а я как-то не вижу себя в ней сейчас без вашего "Кувалды". Давайте, как можно скорее девчонок навестим.
-Но Сашка же...
-Сашку на неделе выпишут, а там столько дел предстоит... жуть.
Платон обнял свою мелкую и зарылся носом в её волосы:
-Какая ты...
У Платона как говорится, второе дыхание открылось, тем более будущая теща, поразмыслив, поддержала их решение:
-Тяжело будет, но справитесь, жилье вам сразу привалило, работу предложили зятю тоже не за копейки-если не дурак, будет зубами за тебя держаться!
-Не сомневаюсь, мамка, ты у меня — мировая.
Зятя когда увижу-то?
-Скоро, скоро.
Выписали Сашку в пятницу, братья приехали за ним на подержанной шестерке — Андрюха умудрился купить за копейки и потихоньку с его золотыми руками, перебрал мотор, что-то заменил, что-то подкрутил, загрунтовал, покрасил, и бегала его старенькая машинка исправно. Поехали сразу к теще, знакомиться. Та не ждамши, копалась в огороде, вскапывая небольшую грядку.
-Мам, встречай гостей, — шумнула дочка.
Ой, — всплеснула руками женщина очень похожая на Олесю, только полная и повыше. — А я и не подготовилась, ну-ка, зятюшка дорогой, иди обнимемся! — она безошибочно выбрала Сашку из трех братьев. — А и худой же ты, ничего, откормлю... Ну что могу сказать, присмотрюсь вот, айдате в дом!
Там шустро в две руки с дочкой собрали на стол и только тут спохватились, что где-то делся третий из братьев — Лешка
А Лешка нашелся за домом, он вскапывал уже третью грядку.
-Ай, свояк. Ай молодца! Спасибо тебе! Пока бы я тут докопала!
В общем, на следующий день у тещи был вскопан весь огород, заменены все перегоревшие лампочки, заменена проводка в сарае, подкручены все дверные ручки, жили-то без мужских рук девки Беляновы, подремонтирован и покрашен забор.
— Братишки не сидели без дела, Сашке, как пока ещё инвалиду, доверили только замену штакетника и покраску забора.
Соседки Нины Матвеевны — тещи Сашкиной, дружно завидовали ей и зазывали мастеровых к себе — у каждой нашлись какие-то поломки. Андрюха менял электрику, проверял проводки, частенько державшиеся, что называется, 'на соплях', починил сто лет не работающий электрический самовар, Санек... тот пошел по калиткам-заборам, а Леха был за трактор. К вечеру мужики подустали, но помывшись в баньке и наевшись до отвала всякими разными угощеньями, что натащили соседки, братья ждали вердикта тещи.
-Ну что, ребятки, я скажу — вы, мальчишки, молодцы. Думаю, что вот так, все вместе, сумеем мы ваших двух девчонок потянуть, летом вот у меня пусть бегают, деревня-то, она никому во вред не пошла, а зимой вам с ними жить. Только сразу говорю — у меня будут делать все, родную дочку не баловала и ваших не стану. Ещё скажу — рада я за дочку. Грешным делом думала, что так и останется она одна, все копалась да отмахивалась, не до мужиков. Вот когда ты совсем плохой был, приехала вся не своя:
-Мам, там парнишку привезли с ножевыми ранениями, сильно плохой, но если выживет... значит никуда от меня не денется.
А Санек и не чаял понравиться теще, куда ему...
Уезжали, оставив Лешку в деревне на недельку — надо было помочь и теще и соседкам. Там нашлось много дел на мужские руки, пора наступала горячая, посадочная. А когда детишков-то городских-то дождешься... вот и упросили Лешку помочь им, не за бесплатно, конечно.
ГЛАВА 12. Созвонились с Полосухиным, он заехал за Сашкой и Олесей — в машине были ещё такая уютная бабуля и Леркин братик — Коля. Бабулька как-то сразу расположила ребят к себе, и к будущему дому они подъезжали уже как стародавние знакомые. В квартире Мария Ивановна показала и прояснила все нюансы, уточнила, что из вещей заберет, остальное все оставалось ребятам. Олеся удивленно сказала:
-Но, Мария Ивановна, Вам же наверняка и постельное белье, и полотенца, и кухонные приборы — все понадобится.
-Девочка, у нас там все уже приобретено, а захламлять кладовку Тошка с Наташей мне точно не позволят, да и чего все будет лежать без пользы? Устареет вот, как и я. А вам, ребятки, все сейчас пригодится — девчушек-то не в пустую квартиру приводить. Вас, пока их отдадут, проверками замучают, что и как, условия для деток чтобы были и все такое прочее. Вот в Тошкиной комнате их и устроите: кровать для одной и кушетка для другой, стол для уроков и всяких занятий есть, — вон в последний ремонт Тошка установил, шкаф-купе, зеркало у него большое, вот и будут на себя любоваться, лоджия утепленная, все довольно-таки приличное. Или..?
-Нет, что Вы, Мария Ивановна, — перебил её Сашка, — для меня это сейчас из разряда волшебства, а волшебники-то вы с Антоном Сергеевичем, я даже не знаю, что и сказать...
-А и не говори, у тебя, милок, сейчас задача, как говорил в свое время великий Ленин, — она картаво произнесла, — "Архисложная!" Ты не думай, я буду наезжать, приглядывать, как и что, где подскажу чего, где помогу, а где и поворчу на вас, молодых. Заявление-то подали?
-Да, ещё в понедельник, но месяц ждать придется, а хотелось бы девчонок летом забрать, чтобы немножко попривыкли.
-Тошка? — обернулась к нему мамуля.
-Да, где заявление подавали? Узнаю, что можно сделать.
Полосухины засобирались домой, там Наташа к вечеру приедет, а дома никого. Платоновы остались одни.
-Ну что, без пяти минут жена, с новой жизнью нас?
-Сашка, ты не поверишь, я обалдела, ведь они почти все нам оставили, я-то думала... ну столы, диван, шкаф там, а тут все даже ложки, вилки, и квартира какая красивая. Бабуля сказала, три года как ремонт сделали, и явно дорогостоящий, круто!!
Платон запечалился:
-Да так-то так, но а если закроют, как вы тут без меня?
-Две несовершеннолетние сестрички и я беременная, плюс то, что ты помогал, плюс твои раны...
-Как ты беременная? — не понял Санек.
-Каком кверху, чем быстрее я забеременею, тем лучше будет, вот и будем усиленно над этим работать.
-Ну ты даешь, с тобой не соскучишься, — улыбнулся Платон, обнимая свою девочку. Олеся и Санек мигом собрались, сходили в магазин, она приготовила ужин на скорую руку, потом долго сидели обнявшись, смотрели чего-то по телику, разговаривали, целовались, а Платон все равно был ошарашен всем случившимся...
-Я никак не врублюсь, это на самом деле, или я в Склифе, и у меня такой бред?
-Пошли спать, муж мой долгожданный.
Как волновался и дергался Сашка, через три дня приехав в детский дом. Сначала решили поехать к Олюшке, она братьев Лешку и Андрея помнила, а старшенького, похожего с Андреем, точно узнает. А потом уже с ласковой Олюшкой поедут к Светке.
Олюшка, худенькая, вся какая-то прозрачная, светленькая, с удивленными серовато-голубыми глазками, как-то бочком вошла в комнату, где стояли три Платона и Олеся.
-Здравствуйте! — несмело поздоровалась девчушка, а потом увидела Андрея...
Радостно пискнув, побежала к нему и вдруг остановилась, как бы запнувшись... уставилась на Санька, посмотрела на Андрея, опять перевела взгляд на Санька и, сделав робкий шаг вперед, молча, не издавая ни звука, подпрыгнув, повисла на Сашке.
Сашка как хрустальную вазу держал свою так сильно выросшую без него сестричку и тоже молчал. Олюшка в упор рассматривала его... потом робко-робко погладила его по лицу и наконец-то как-то придушенно спросила:
-Саша, Саша, ты ко мне приехал?
Сашка закрыл глаза и кивнул.
-Ой, Саша, ты что-ли плачешь? — она своими худенькими ручками вытирала ему глаза, а Платон ... у него не было слов... Сколько они так стояли, Санек не понял, а потом вмешался Андрюха.
-Олюшка, а вот этого ты узнаешь?
Олюшка вслух размышляла:
-На тебя и Сашу не похож, но чё-то знакомое....
-Олюшка, — хрипло сказал Сашка, — он же на тебя похож...
-Ой!! Ой, Леша?? Ой, братики мои!! Марина Николаевна, все мои три братика ко мне приехали!!
-А Вы кто? — она удивленно уставилась на Олесю.
-Это Олеся, моя жена, — ответил Сашка.
Олюшка слезла с его рук и слегка прихрамывая (родилась с одной ножкой на два сантиметра короче другой, долго не ходила, ползала почти до двух лет, потом было много простуд, липли к ней все мыслимые и немыслимые болячки), пошла к Олесе. Та так же как и Сашка, молча обняла её.
-Ой, какие вы все большие и красивые!! Я так рада!! — Глазки девчушки блестели, она опять протянула руки к Саньку.
-Саша, я тебя так ждала!!
-Знаю, — кивнул Платон, — я давно собирался к тебе, да вот в больницу попал, больше месяца там провалялся.
-И теперь ты меня заберешь?
-Должен. Только ты не сердись — сразу-то не получится, не, не из-за нас, просто там всякие комиссии, проверки сначала будут.
— Марина Николаевна, это правда?
-Да, Оля. Все так и есть.
-И меня братику отдадут??
-Надеюсь, да!
Девчушка издала клич индейца и запрыгала.
-Олюшка, тебя с нами до понедельника отпускают, собирайся и поедем к Светке, если отпустят, и её на выходные заберем.
-Но она же в семье где-то живет? — удивился ребенок.
-Оля, собирайся, вам ещё поездка в другой город предстоит.
Надо ли говорить, что ребенок собрался мгновенно. Уцепившись за руки Саньки и Олеси, Олюшка весело и торопливо рассказывала о своем житье-бытье. В машине Санек сказал:
-Олюшка, нашу Светку отдали обратно в детдом, и она очень сильно переживает, стала такой...
-Да поняла я. У нас Ксюшку Федотову так два раза забирали и назад возвращали, она такая стала бука, ни с кем не дружит, обзывается и дерется, не, не со мной — с мальчишками.
В детском доме с ними сначала говорила директриса, сказала, что девочка сложная, очень замкнутая и если она с ними на контакт не пойдет — на выходные она девочку не отпустит.
-Они сейчас на прогулке, — директриса выглянула в окно, — вот посмотрите, найдете её?
Ребята дружно посмотрели в окно — человек десять-двенадцать ребятишек весело орали, кто-то играл в мяч, кто-то скакал через скакалку, три девчонки плели венки из одуванчиков, и только на самой дальней скамейке сидела съеженная фигурка.
-Там, на скамейке — наша.
-Да, ну что ж, идите, может, она вас признает.
Светка Платонова сидела на дальней скамейке, привычно съежившись, все было как всегда — ребята из класса уже не трогали её, обзывали злюкой и не пытались подходить — досталось пару раз самому наглому Деревянко, а остальные побаивались её крепких кулаков.
На площадке появились какие-то три дядьки, тетка молодая и девчонка, весело что-то рассказывающая ей.
-"Опять приехали выбирать!" — неприязненно подумала Светка и отвернулась — её это никак не касалось.
Услышала шаги, к ней подошел один из дядек.
-"Постоит и отвалит!" — подумала Светка и ещё ниже опустила голову.
Дядька не уходил, но и ничего не говорил. Светке надоело сидеть неподвижно и она подняла голову: -Чего уставился, вали отсюда!
Мужик молчал, как-то морщась, словно у него болит зуб, просто пристально смотрел на неё.
Светка вскочила:
-Не пойду я никуда, не нужны мне никакие родители!
А девчонка, уже стоявшая поблизости вдруг захихикала, а потом совсем засмеялась, как-то так радостно, как колокольчик.
-И че ржешь?
А та, ещё сильнее заливаясь, еле выговорила сквозь смех:
-Страшная какая... хи-хи-хи, как бабайка, хи-хи-хи.
Светка насторожилась — 'бабайка', это когда-то давным-давно её так называла сестренка... это она помнила... и ещё помнила большие руки старшего братика — Саньки, который всегда носил её на руках и дул на ободранные коленки... Смутно помнила ещё были братики... А эта противная девка все хихикала. -Щас как дам в рожу! — рванулась к ней Светка, а её поймал этот дядька и высоко поднял над своей головой.
— Не вспомнила, Светуля?
Светка было рыпнулась вырваться, и вдруг как вспышка мелькнула... она на руках у Саньки, он высоко побрасывает её и говорит:
-Держись, Светуля!!
Один только он так её называл. Светка замерла, потом как-то судорожно вцепилась в эти руки, внимательно посмотрела на них и удивленно-вопросительно сказала:
-Ты... ты Саня?
-Да! — хрипло сказал этот дядька, который вовсе не дядька, а её полузабытый брат.
-Не врешь?
-Нет! — Платон не отпуская её присел на опостылевшую лавку.
-Что-то ещё помнишь?
— Есть очень хотелось, сестричка какая-то была, маленькая, болела, — Светка нахмурилась, — ...Лёля, кажется, ...еще мальчишки какие-то вечно ссорились и дрались... Дрюша и Лёнька вроде.?? Мамка дралась больно, а ты... ты с ней ругался..
Девчонка подбежала к ней и тыча себя пальцем в грудь завопила:
-Я, я и есть та Лёля, а ты моя самая мелкая сестричка, а это наши братики, Дрюша-Андрей и Лешка. Ты в зеркало посмотрись, вы же с Сашей и Андрюшей совсем похожи, вон, как мы с Лешей. Можно тебя обнять? — спросила эта хихикалка.
Светка подумала:
-Только быстро, я с Саней посидеть хочу!!
Обнимала её эта хихикалка и нацеловывала, потом Андрей аккуратно взял её на руки, поднял на уровень своих таких же голубых как и у неё глаз, внимательно посмотрел на неё, поцеловал в щеки: -Привет, младшая Платонова!
И передал её Лешке, тот тоже пообнимал её, как-то странно всхлипнул и посадил Светку на руки молодой женщине. Та опустила её на землю:
-А ты тяжелее Олюшки, вот, что значит, вся в братика своего старшего. Привет, я Олеся — Сашкина жена!
Светка, заметно растерявшаяся от такого количества родни, пролепетала:
-Привет, а можно я к Сане?
Присела поближе к брату, он обнял её, а она вдруг сказала:
-Ещё какая-то Маринка вроде была... или я путаю чего??
-Есть, есть и Маринка, она школу заканчивает — нас в семье шестеро, ты — самая младшая, а я старший.
С другого боку к ней прилепилась эта Олюшка-Лёля и горячо проговорила:
-Свет, ты не вредничай, вот Саша с Олесей поженятся и, если все получится, нас с тобой к себе заберут, только не быстро, всякие комиссии ещё будут.
-Правда? — подняла неверящие глаза на брата Светка.
Тот кивнул:
-Я когда-нить вам врал?
-Нет!! — дружно сказали братики.
-Ну что, Светлана Витальевна, поедешь с нами на выходной или букой будешь тут сидеть? — спросил самый высокий из братьев — Лешка.
-А мне... мне можно?
-Если вредничать не начнешь здесь при воспитках, то даже необходимо.
-А меня отпустят? — опять неверяще спросил ребенок.
-Директриса сказала, если ты захочешь.
-Я хочу! Я... очень хочу! Вы, правда, меня возьмете с собой??
Братья дружно кивнули... и вот тут их мелкая расплакалась, она взахлеб рыдала и не могла успокоиться, Платон усадил её к себе на колени, обнял и сидел чуть покачивая её и приговаривая:
-Все пройдет!!
Постепенно она успокоилась, Олеся тут же вытерла её зареванную мордашку:
-Пошли отпрашивать тебя, а то уже скоро вечер, там торт ждет-не дождется девочек Платоновых.
Всю дорогу Олюшка вертелась, спрашивала про все и всех. А Светка, сидя у братика на коленях, только вздрагивала, когда все особенно громко смеялись, и сильнее прижималась к такой надежной и широкой груди Сани. Саня же, обняв её крепко-крепко, так и не отпускал до самого дома.
Вывалились из машины, а у подъезда на лавочке сидел Бирюк.
-Не, Санек, ты даешь, приходи к тебе в гости, когда тебя дома... неет. Эт чё, твои малявки? — он удивленно уставился на девчушек. — Но они же совсем сопл... мелкие были? Ничё себе, как выросли!!
А Олюшка, вдруг засмеявшись, сказала:
-А я тебя помню, ты на мне женится обещал.
-Я? Я? На такой малявке? Я чё, дурак совсем?? Не было такого!
-А вот и было!!
-Эт когда??
-А когда ты меня на спине тащил, а я сильно-сильно ревела, больно так было ножку.
-И чё?
-А ты меня по всякому уговаривал не ныть, а я все ревела. Тогда ты и заорал, "да женюсь я на тебе, только не вой!"
-И чё?
-Я перестала реветь, совсем. И ещё меня все Лёлькой звали, а ты один говорил: — Олюшка, иди отсюда, а, не подслушивай!
-Во, вспомнил — ты такая мелкая зараза была, всегда, где-то затихарившись, подслушивала наши разговоры.
Платоны посмеивались, а Светка, глядя на такого смешного друга Сани, особенно, когда он начал чесать макушку, вдруг засмеялась в первый раз. Её тут же поддержала своим звонким смехом Олюшка, и все заулыбались, так вот, посмеиваясь, и ввалились в квартиру.
Олеся сразу сказала:
-Девочки, идите, посмотрите свою комнату. Если что-то вам не понравится в ней — переставим или заменим.
Уютная комната, освещенная лучами заходящего солнца, девчонкам понравилась. Они прошлись по всей квартире, просмотрели и потрогали всё, особенно привела их в восторг лоджия со стоящими там всякими цветами в горшках — обе в детдоме любили возиться с цветочками.
Потом, на кухне, сидя за столом, Олюшка подвела итог:
-Здесь хорошо, мне нравится.
-И мне!! — кивнула Светка, опять устраиваясь под бочок Санька.
-Леся, а можно я тоже возле Саши сяду? Я так его долго ждала!! — просяще сказала Олюшка.
Олеся закашлялась, столько мольбы было в глазах девчушки:
-Конечно, Олюшка. Я совсем не против.
И сидел Платон в кругу своей такой уже большой семьи, по бокам доверчиво прижимались к нему мелкие его сестрички, и не было счастливее Санька на целом свете: жена, братья, сестрички, друг испытанный — все рядом.
А друг испытанный весь вечер боязливо косился на веселящуюся Олюшку. "Мало ли, чё он еще по малолетке брякал".
Девчушки, утомленные многими событиями этого, такого неожиданного для них дня, начали зевать, Олеся пошла с ними в ваннную — там долго плескались, хихикали, взвизгивали. Потом Олеся шумнула:
-Саш, забирай своих красавиц.
Платон подхватил сразу обеих сестричек на руки и потащил в спальню. -Ухх, какие вы тяжелые стали, или я ослаб после больницы, раньше я вашего веса совсем и не чувствовал, когда таскал перед сном, как перышки были,— сейчас вы у нас красотки такие ...
Одетые в веселые пижамки, сестрички захотели спать вместе, на кровати, а Санек прилег с краю, прикрыл их одеялом, обнял и сказал:
-Ну спите, мелкие.
Олюшка опять захихикала:
-Саш, ты точно также и тогда говорил, сам засыпал, а мы со Светкой ещё долго дурачились.
-Ишь, какие вы хитренькие, спите, и пусть вам хорошие сны снятся.
Ещё немного поговорили, и девчонки уснули, а Санек долго лежал обнимая своих худеньких сестричек, и отпускал железный обруч, стиснувший его сердце, особенно, когда он увидел Светку там, на скамейке.
Встал, пошел на кухню... братики, Бирюк и Олеся о чем-то негромко оживленно переговаривались. -Саш, звонила теть Вера, мы ей все подробно рассказали, а потом Наташа Темнова, тоже все расспросила, что и как, и предложила нам компьютер с системником, для девчушек, сказала, что и мастера сразу рекомендует, ты его Саш хорошо знаешь, тот самый пацан, что тогда... Я сказала, что конечно заберем.
А Бирюк удивил... вытащил десять тысяч и, положив на стол, сказал:
-Ребят, это вам на новоселье... или на роспись, лишними не станут. Мне чё? Я один, много надо, что ли? А вам, вон, семью большую содержать, Санек когда ещё работать-то начнет.
-С понедельника уже.
-Во! — вытаращился Бирюк. — И небось, грузчиком, а то что тебе тяжело поднимать нельзя...
-Да нет, Саш, Антон Сергеевич меня на хозяйственную службу берет, учеником у ихнего мастера, а там, если потяну, то и мастером по хозчасти.
Бирюк подумал, почесал макушку.
-Не, а чё — нормально, в тепле, и если все получится, и у меня свой мастер на все руки будет, не-не, меня поучишь, чё и как делать.
Бирюк подался до хаты, разошлись по спальным местам — братики подхрапывали в зале на диване, а Санек все шептался с Олесей.
-Девчушки хорошие, Саш, особенно Олюшка. У неё такой смех, как колокольчики звенят, а Света... ну, та, конечно, пока как кусачий щенок. Но как она в тебя верит... и жмется к тебе — до слез! Знаешь, Саш, я не до конца как-то все осознавала, а когда увидела её там, на лавочке, такую... поняла, каково это и ей, и вам всем. Но она в ванной такая смешная была, знаешь, расслабилась, вот увидишь, мы с Олюшкой, да ещё и мамка моя в деревне, её растормошим. И ещё, Саш, они в тебя обе как в Бога верят, тебе будет сложнее всех.
-Но ты же рядом... и... спасибо тебе, что ты их приняла и меня, такого раздолбая смогла полюбить.
-У этого раздолбая — большое сердце, просто никто его не воспитывал и не объяснял как надо, но люблю такого... Сашка... ммм.
Утром сестрички опять удивили всех... когда братики спросили, что они хотят, обе в голос заявили, что хотят к бабушке Нине в деревню. Разговор-то вчера был обо всем, и об Олесиной мамке тоже.
-Саша, нас возят на всякие концерты, мероприятия, выставки, но это всегда всех вместе, так хочется с бабушкой побыть... настоящей, у нас ведь их не было... — ласковая Олюшка умильно смотрела на него.
-Ладно, поедем в деревню, вот ещё Маринку навестим, она к нам добавится, и совсем хорошо будет.
Братья как-то враз посуровели...
Платон посмотрел на них:
-Не понял? Колитесь!
Братья переглянулись, Андрюха сказал:
-Давай, Леш, говори уже, здесь все свои.
Лешка помолчал, кашлянул, потом как с обрыва шагнул:
-Саш, она нас всех ненавидит, не то что за родню, за людей не считает. Ты, может, не заметил — я про неё толком и не вспоминаю, сказал сразу, что учится хорошо и в институт точно поступит, а так...
-Как, ненавидит? — растерянно спросил Платон, — за что? -А за все, когда нас по разным детдомам раскидали, девчонок почему-то вместе не оставили, а мы с ней, как одногодки, попали вместе, не стали делить брата с сестрой. Ну, сперва она все ко мне жалась, а потом я и не заметил как, где-то через год стала от меня отдаляться. Спрошу:
-Марин, ты чего?
-Ничего, мне с тобой не интересно.
Ну, думал, невестой становится, мальчики и все такое в голове. Учиться стала хорошо, зубрила постоянно и выдала мне:
-Вот поступлю в институт, отучусь, мужа состоятельного найду и видала я вас всех...
Я её дурой обозвал. Ну, а в этом году совсем нос задрала... Как же, отличница... я, когда уходил, спросил, что братикам сказать... ответ дословный:
-Нет у меня никаких братьев и сестер, я вообще одна-единственная в семье была. Фамилию вашу ненавистную побыстрее сменю, и еще раз повторяю — вы мне все абсолютно чужие, не нужны. Не хватало ещё мне со всякой швалью родниться.
-Может, это она сгоряча, от обиды какой? — опять растерянно спросил Санек.
— То-то сгоряча я последние три года слышал от неё постоянно: "ты меня с вами, дебилоидами не равняй!" Мы с Андрюхой тебе в больнице говорить не стали, ну на фиг, да и щас я бы не сказал, но, Сашка, ты нам никогда не врал, да и мы здесь все Платоновы, так что все по-честному, мы-то наоборот, рады, что собрались.
А притихшая Олюшка вдруг сказала:
-Я немножко помню её, она всегда нас толкала, отпихивала, когда тебя, Саш, дома не было, и волосы заплетать если попросишь, злилась и драла.
-А я помню, что меня кто-то хорошо причесывал, ласково так, — произнесла Светка.
— Это Саша нас причесывал потихоньку, а потом уже и я научилась тебя заплетать.
-Ааа, вот почему ты упросила соседку тебя подстричь, — вспомнил Сашка. — Ладно, я все-таки съезжу, увижусь с ней, мало ли...
Лешка категорически сразу отказался:
-Я пас. Это, Санек, я документы на вечернее подал в наш филиал, на механика. Ты не думай, мы вот все вчетвером тебя не подставим — так, мелкие??
Олюшка сказала:
-Саша, я постараюсь совсем на хорошо учиться, чтобы ты за нас не волновался и, честное слово, всегда буду помогать дома убираться, я много чего умею.
А Светка только и добавила:
-Саня, ты только нас не бросай... Я вас так всех... люблю... оказывается! — она опять начала часто моргать .
-Светуля, кто же вас бросит, да и защиты у вас теперь с Олюшкой много, у тебя три брата, а у Олюшки ещё и, — он хитро взглянул на неё, — Бирюк.
И первым засмеялся, а за ним засмеялись все.
Выйдя из зала прилета Лерка вскрикнув побежала вперед, Вера ахнула, а Лерка с разбегу повисла на ... Ржентиче. -Дядь Марьян, как я рада тебя видеть!
— И аз рад за теб и Вера!!
-Ржентич, ты откуда взялся? — поразилась Вера.
-Я тука два дена, за котка перьеживал.
Приехали домой. Кот, презрительно фыркнув, не подходил к Вере, а выпрашивал ласку у Лерки, та радовалась:
-Теть Вер, смотри, он меня помнит!
Разобрав чемоданы, одарив Ржентича настоящими матрешками и Хохломской расписной ладьей с ложками, шустро приняли душ и пошли знакомиться с теть Вериной Болгарией.
Повела Вера сначала её на свое любимое место — спортну базу. Принадлежащая лесотехнической академии из Софии, спортна база располагалась на необыкновенно живописном высоком берегу: посаженные лет тридцать назад деревья хвойных пород, туи, кипарисы, различные кусты, смолистый аромат, цветущие каштаны, яблони, набухшие розовые бутоны персиков, какие-то, покрытые белыми шапками, как пеной, кустарники... Лерка устала восторгаться, а когда с высокого берега увидела бескрайнее море, имеющее разный цвет, замерла в восхищении. Вера и Ржентич не мешали Лерке, тоже любуясь этим чудом-морем. Лерка отмерла, увидев далеко-далеко белые точки яхт.
-Теть Вера... я не знаю как сказать! Супер!!
Она, раскинув руки, закружилась по полянке, потом любопытно спросила:
-Куда дальше??
-Лер, пойдем вниз — есть у нас тут заветное местечко, там море всегда хулиганит, и выбрасывает куриных богов, мой личный рекорд — восемнадцать таких камушков за раз.
-Куриный бог — это что?
-Лер, это камушки с дырочками, просверленные морем насквозь.
-Хи-хи, у моря дрели нет.
-Море много чего может, вон, какие камни огромные обтачивает, пошли!
Спустились по неширокой дорожке, которая сейчас благоухала от запаха цветущих слив, вниз. В небольшой бухточке у причала море лениво покачивало две обычные лодки и маленький катерок, а немного подальше, за большими наваленными камнями, оно сердито шумело.
-Лер, смотри, — позвала Вера Лерку к большим камням на берегу, — видишь, какую дырку море просверлило?
В большом камне со стороны моря была приличная дырка.
-Как какой каменотес её прорубил. Ничего себе, больше моего кулака, — удивилась Лерка.
Повернули за накиданные большие камни к шумящему морю.
-Лер, видишь, вместо песка ракушки как бы перетертые, ракушечник, хотя по всему берегу везде песок, а вот здесь море постоянно выбрасывает камни, похоже, серчает. Вот, смотри, — Вера пару раз наклонилась и подняла небольшой камушек с дырочкой насквозь. — Это как оберег считается, особенно, когда ты его сама нашла. Можно носить с собой, можно на брелок нацепить, а когда их много находишь, надо сквозь дырочку посмотреть на небо, загадать желание и выбросить камень обратно в море.
-И исполнится?
-Ну, я загадывала, например, чтобы ты ко мне приехала — и ты вот она.
Лерка начала искать куриных богов, Ржентич тоже, он радовался, как малый ребенок, когда нашел увесистый камень с дыркой, размахнулся и зашвырнул далеко в море.
А Вера, присев на нагретый камень, прикрыла глаза, наслаждаясь пока ещё не палящим, а ласковым солнышком. Солнце, налетающий порывами ветер, шум волн, негромкие реплики Мариана... расслабуха... и раздавшийся вдруг истошный визг Лерки подкинул Веру.
-Теть Вер... смотри, — чуть не плакала Лерка, а Ржентич заходился в хохоте... Лера, увлекшись выискиванием камушков, шла по самому краю берега, задом к морю, ну море и не преминуло воспользоваться таким моментом — набежавшая большая волна посильнее ударилась о берег и брызги, отлетевшие от большого камня, замочили напрочь Леркину попу. Вера тоже засмеялась.
-Теть Вер, тебе смешно, а как я пойду?!
-Лер, минут двадцать — и высохнет твоя попа, солнышко-то вон как пригревает, а море... оно такое, любит пошутить, меня вот постоянно мочит, вроде и волн нет, и все равно, шорты всегда мокрые бывают. Я иной раз думаю, что море — не оно, а он, уж больно шуточки мужские у него. Это сейчас оно играючи балуется, а вот по осени шторм был... я не на берегу живу, а его разъяренный рев слышала, как будто оно вот, за окном. Даже кот дома сидел, на улицу носа не высовывал, хотя обычно туда-сюда полночи лазит. На второй день пошла посмотреть на море... это было что-то, жуть и восторг. Волны такие были ... камни с мою голову, а то и больше на набережную, как вот мы гальку — выкидывало, фонари на набережной, парочка — как спички переломанные валялись. Казалось, какой-то разгневанный великан водяной со злости огромные валы воды на берег с легкостью в гневе страшном зашвыривает... Это я на второй день рискнула пойти, когда дождя уже не было, а в первый день выйти было невозможно, ветер деревья ломал.
Увидев, что Лерка испуганно смотрит на такое ласковое сейчас море, Вера сказала, что ни весной ни летом шторма ни разу не было. Лерка нашла пять куриных богов, два поменьше оставила, а три закинула в море, загадав при этом, чтобы у всех все было хорошо, и она перестала бояться!
Ржентич потащил их в кафе на риба, расположенное неподалеку. Совсем непритязательное кафе на сваях, прижавшееся, как ребенок к мамке, к берегу, и имевшее небольшие мостки, уходящие в море, с метр шириной и двадцать-тридцать длиной, находящееся в метре от края берега, и сидевшими вокруг большими чайками, было излюбленным кафешкой болгар, туристы мало кто знали о нем, а по выходным с весны до осени здесь не было свободных мест — рыбу готовили отменно.
Лерка в восторге крутила головой, беспрестанно щелкала телефоном, ахала от красоты начинающего розоветь от подступающего вечера неба, с удивлением наблюдала за мужчиной из обслуги, который прошел по мосткам до конца, там вытащил сетку, в каких привозят овощи, полную мидий, насыпал в ведро и опять опустил мешок с оставшимися мидиями в воду. Принесли рыбное ассорти на большом блюде, салат, воду для Лерки и по чаше вина Ржентичу с Верой.
Лерка быстро наелась рыбы:
-Ой теть Вер, я бы все съела, но уже некуда!!
-Не переживай, мы возьмем с собой и завтра доедим.
Пока сидели, стемнело, зажглись фонари, отбрасывающие на воду красивые дорожки. Из находящегося неподалеку — какие-то тридцать километров, аэропорта Бургаса взлетали и заходили на посадку, подмигивая красными огоньками, самолеты. Вылезшая из-за небольшой тучки луна добавила красок в морскую воду.
-Ой, теть Вер, а море совсем не хулиганит, тихое-тихое стало.
-Спать, наверное, захотело, как и ты?
Пока дошли, а шли не спеша, Лерку совсем разморило, ребенка по-быстрому уложили спать, этот мститель — котище подлез к ней в ноги, все так же игнорируя хозяйку — обида у него, видите ли, а Вера шумно выдохнула:
-Я так рада, что Лерку привезла, столько впечатлений у неё положительных, они точно помогут ей все страхи позабыть, а через месяц ещё и Натка с Антоном и Колюней прилетят... хорошо!
Дни у Лерки были заполнены до отказа. Она каждый день видела что-то новое, точно так же как Вера заболела фотографиями. Съездили в Бургас, купили ей фотоаппарат, и она каждый вечер отсылала родителям фотоотчет, и каждый раз были фотки, которых здесь было столько же, сколько дома одуванчиков.
В соседнюю кышту-дом начали приезжать отдыхающие из Сербии и Македонии, и Лерка как-то враз подружилась с македонским парнишкой — Любомиром, который впервые в жизни видел воочию русскую девчонку. Лерка сразу начала им командовать, несмотря на то, что он был на два года старше и уже подавал надежды попасть в молодежную сборную страны по футболу. Вера посмеивалась, услышав их разговор:
-Вот смотри, — говорила Лерка непонятливому, — у тебя имя такое двойное.
-Не разбрах.
-Ну какой ты... Любомир, можно называть тебя и Любо, и Миро.
-Любо, да — майка и татко так каже, Миро — нэ.
-Вот есть у нас такие имена Владислав или Светлана, можно звать и Влад, и Слава, а девчонку Света и Лана. Понял?
-Да! — кивал мальчишка.
-Вот, я тебя, может, Миро стану звать.
-Нэ, аз — Любо!
Они часами бродили по старому городу, делали большие расходки, облазили все пляжи, набирали какие-то камешки, ракушки... Лерка его совершенно не боялась. Любо ходил за ней хвостом, и через неделю они заметно увереннее стали понимать друг друга. Уезжал Любомир весь в расстройстве, но твердо сказал, что в августе приедет оште на седмицу.
А Ржентич потащил их в свою обожаемую Сэрбию, в родное сэло Матээвец!
Пока ехали, где-то 550-600 километров, Лерка не отлипала от окна, сначала восхищалась Болгарией, а потом, когда переехали Сербскую границу, попритихла, глядя на такие, уже намного выше и суровее, чем в Болгарии, Балканские горы. А когда пошли подряд тринадцать туннелей, вопила от восторга.
Кто из них больше был доволен, Лерка или Ржентич, сказать трудно, вопили оба.
-Ржентич, тебе колко години??
-Вера, аз како и Льера — пятнайдцать.
-Во, заметно!
Ржентич раздувался от гордости, что девчонке нравится его страна, постоянно что-то показывая ей и спрашивая:
-Льера, славно, не фигня?
-Многославно, дядь Марьян!! Вера не вмешивалась, просто поглядывала в окно и улыбалась, хорошо ребенку — хорошо и ей.
Она абсолютно не волновалась, зная, что в сэло специально приехала дочь Марьяна с двумя внуками, чтобы увидеть рууску жену-приятелку отца. Не замуж же Вере выходить, понравится или нет, Вера не собиралась куда-то переезжать, так было спокойнее, да и желания такого не возникало, что будет то и будет, фигня какая.
Красивое ухоженное сэло впечатлило, домики с красно-коричневыми крышами, как божьи коровки, упорно лезли вверх в горы.
-Вот почему у вас много долгожителей — поскачи-ка всю жизнь вниз-вверх, точно сто лет будешь жить! -посмеялась Вера.
Во дворе дома Марьяна был торжественно накрытый стол, и такие любопытные, но искренне радующиеся встрече сербы... все пожимали девкам руки, называли свои имена — попробуй запомни их всех — и говорили, что рады увидеть русски жены.
А Лерка застеснялась, когда Марьян подвел к ней двух своих племянников — Адриана и Стефана. Племяннички, семнадцати и девятнадцати лет, явно тянули на баскетболистов, у Адриана рост — 189, а Стефан на три сантиметра пониже.
Но сербские мальчишки так искренне интересовались всем русским, так вниматэлно ухаживали за ней, что вскоре она весело болтала с ними — сказалось общение с Любо, если же попадалось что-то непонятное -не могли понять друг друга, помогал или Мариан или Вера.
Мариан, Адриан, сербы произносили эти имена мягче: Марьян, Адрьян, Стефко.
Лерка быстро усвоила все это. А Вере понравилась Снежана — дочка Мариана, она абсолютно спокойно и даже радостно встретила Веру, не было никаких косых взглядов или ревности, типа, какая-то чужая тетка...
А вечером, когда под окном слышался веселый разговор и заразительный смех Лерки и её новых приятэлей, прозвонилась Натка и сразу выпалила:
-Теть Вер, представляешь, я беременна.
-А-а-а, йес!! — заорала Вера. — Как славно, нет многославно!! Ай да Тошка!
-Теть Вер, — плаксиво заговорила Натка, — но ведь возраст. И вдруг опять, как с Колюней, придется по больницам...
-Не каркай. Полосухин это не тот гадский идиёт (так говорил когда-то их знакомый — "идиёт"), вот увидишь, все нормально у тебя будет. Съезди к своему Николаю, как его там, обследуешься. И раньше времени не паникуй, Антону-то сказала??
-Да я только что тест сделала.
-Здорово!! Я очень рада, Антону ребенок просто необходим, твои-то уже большенькие, а надо ему полностью пройти путь отцовства, как говорится, от 'А'до 'Я'. Не смей на себя негатив напускать, я тебе точно говорю, и беременность и роды будут легкими, вот как с Леркой было. Полосухин, он мужик ответственный, и тут сделал все качественно, я уверена.
Следователь Козлов уже с полчаса был в глубокой задумчивости... обе фигурантки по делу о похищении, Ковалева и Соснина... оказались беременны. Если родители Ковалевой, опасаясь, что у дочки может и не быть больше детей, настаивали, чтобы она родила — они смирились, что ребенок будет наполовину турок, да и Нюта хорошо понимала, что срок ей при наличии ребенка могут дать небольшой, то вот с Сосниной... тут речь о рождении ребенка даже не стояла, обе — и мать и дочь, были за аборт. Его поразило не это известие, а вот то, как отнеслись к такому подследственные...
Если Юсиф Бербер, изменившись в лице, сразу же стал горячо упрашивать следователя, чтобы передал этой ненужной ему ни под каким соусом... он проглотил матерное слово, что от ребенка он никогда не откажется. Срок ему грозит немалый, кто знает, каким он выйдет, здоровья-то в тюрьме не прибавится, и будут ли у него ещё дети, а тут сын уже зародившийся... Он просил передать Нюте адрес родителей в Турции и твердо заверил, что малыша они с радостью заберут к себе.
-Почему должен быть обязательно мальчик, может, девочка? — поинтересовался следователь. Юсиф горячо заверил, что будет только сын, у них в роду первыми всегда рождаются сыновья. Он, конечно, не хотел бы, чтобы у его сына была такая мать, но очень надеется, что она выносит и родит здорового ребенка.
А Мамедов... тут наоборот, было сказано, что эту малолетнюю шлюшку уже до него имели, и где гарантия... и у него на родине есть и сын и дочка, и ему не надо непонятно чьих... Вот тебе и восточные мужчины, можно сказать, двоюродные нации, а какое разное отношение...
И так порадовался Козлов, что Платонов Сашка оказался в этой компании и ситуации — достойным всяческого уважения человеком. Страшно представить домашнюю Леру Темнову и беременной... вряд ли бы она смогла тогда пережить такое потрясение.
Натка, поговорив с теть Верой, немного успокоилась, нет, она была не против родить Антону, но очень боялась, что беременность будет такая же сложная, как с Колюней.
Полосухин приехал поздно, уставший и голодный, мамулька и сынок уже спали, а окошко на кухне светилось теплым светом.
-Ждет девочка моя! — и так тепло стало на душе у него, он в тысячный раз порадовался судьбе, что свела их с Наташей.
-Привет, девочка моя, так приятно, что меня ждешь, — целуя её, пробормотал Антон, — я такой голодный, сейчас ополоснусь и приду — все, что есть в печи, все на стол мечи!!
Проголодавшийся Антон спервоначалу не заметил какую-то скованность у Наташи, потом подумал, что тоже устала. Шустро поел, отправил её в спальню, помыл посуду и, зайдя туда — удивился.
. Натка все в том же домашнем костюме, не переодевшись в ночнушку, сидела на краешке постели. Антон сел на пол у её ног, положил голову на колени и спросил:
-Девочка, что случилось? -Да, как бы... — запинаясь начала Натка, — я... не знаю, как и сказать...
-Что? Ты жалеешь, что за меня замуж пошла? — построжел Антон.
-С чего ты взял?
-Ну а что ещё может тебя так встревожить? Только и предполагаю, что кто-то помоложе тебя зацепил.
-Дурень ревнивый!!
-Нат, десять, нет, почти одиннадцать лет разни...
Натка закрыла рукой ему рот:
-Болван! Я беременная!
-Что? Что?! — У Антона стали круглыми глаза.
-Я бе-ре-мен-на! — по слогам произнесла Натка.
Реакция была неожиданной: он обхватив её ноги, спрятал лицо в коленях и молчал.
-Антон, ты не хочешь, чтобы...
Он поднял лицо, и Натка увидела его влажно заблестевшие глаза.
-Девочка моя, я так молил Бога, чтобы у нас получился ребенок, это моя самая большая мечта, я так боялся, что не смогу!! Господи, Наташенька, я даже не счастлив — я безгранично счастлив!! — он встал на колени. — Спасибо, милая!
-Полосухин, встань немедленно!
Полосухин же нацеловывал ей руки, потом поднявшись, долго и нежно целовал лицо, приговаривая: -Я так тебя люблю, ты мне нужнее воздуха, солнечная моя!
-Антон, выслушай же меня!
Натка рассказала про трудную беременность с Колей, опасаясь, что и в этот раз получится так же.
-Ничего страшного, и в больнице полежим, и врачам всяким нужным покажемся, и надо будет если, рожать полетим... да хоть в Америку.
-Сначала поедем к моему лечащему, что он скажет.
-Когда, завтра?
-Нет, срок ещё совсем маленький, надо подождать.
Натка давно посапывала, уютно пристроившись на надежном плече мужа, а Антон никак не мог успокоиться и переварить такую важную для него новость, он будет отцом!! И встала у него перед глазами картинка — он осторожно держит в руках сверток с новорожденным сыном или дочкой — какая разница, кто, самое главное — родится. Он точно знал, что пойдет на мыслимые и немыслимые траты, сделает все, чтобы и Наташа, и ребенок все эти долгие девять месяцев чувствовали себя комфортно!!
Утром, осторожно вытащив руку из под Наткиной щеки, пошел на кухню, где уже хлопотала неугомонная мамуля, подошел к ней и приподняв её, бережно переставил подальше от плиты.
-Тошка, ты чего? — удивилась она, а взглянув на счастливого сына, спросила: — Это то, что я думаю? И так долго жду?
Да, мы — беременны!
-Слава тебе, Господи! — Мамулька перекрестилась и заплакала. — Дожила до светлых дней!! Тошка, смотри!!
-Мам, я так вас всех люблю, я и не чаял, что так быстро получится, а там, глядишь, еще парочку родим.
— Сплюнь, вот родит Наташа, тогда и будешь загадывать.
-Мам, хочу троих деток!!
И теперь в доме Полосухиных каждое утро начиналось с вопроса к Натке:
-Как ты себя чувствуешь?
А Натка, на удивление, не замечала никаких отклонений — не было токсикоза, не было никаких болей, ничего, как будто она и не беременна вовсе.
Мам Маша на полном серьезе говорила, что ребенок, зачатый в любви, с первых минут жизни чувствует это, и ему тепло и комфортно, а раз так, то и организм матери полностью солидарен с зародившейся жизнью.
  Платон привыкал к своей такой новой, насыщенной событиями, жизни. На работе он очень старался, запоминал все, и Кириллыч, встретивший его настороженно:
-Ты уже четвертый приходишь, все какие-то безрукие, но с запросами! — понемногу мягчел. Антону сказал коротко:
-Толк будет, старается.
А Сашка брался за все. Наоборот, если случалось поднимать или нести что-то тяжелое, или неприятность какая — забилась канализация, старался оттеснить Вячеслав Кириллыча и сделать под его руководством — самому. Как-то незаметно, в перекурах, Кириллыч выспросил у Санька про всех его братьев и сестричек, не стал охать и ахать — промолчал, а в пятницу пришел на работу с большим пакетом.
-Саш, ты завтра сестричек забираешь?
-Не, я отсюда рвану к теще, а девчонок завтра привезут братья туда. Знаешь, Кириллыч, они такие разные, Олюшка — та все к бабе Нине ластится, помогает ей, особенно любит на кухне возиться, а Светка — та от меня не отходит, я там потихоньку теще трубы на ОГВ меняю, так она постоянно рядом, то отвертку подаст, то ключ какой, и ведь ни разу не ошиблась. Я при ней боюсь даже ругнуться, она мне не говорит, а теще сказала — боится, что и я... — он сглотнул, — её тоже обману. И как ей доказать, что ни фига так не будет??
— А жена твоя как с ними?
-Да ну их, три хихикалки, соберутся вместе и чё-то мутят и хихикают, и придумывают мне всякие мелкие подлянки. А я как бы не догадываюсь и обязательно то наступлю куда-то в воду, запнусь за нитки, натянутые меж кустов, вижу ведь, что они радуются.
-А когда в ЗАГС?
-Да вот в среду надо, отпрашиваться буду, подпишешь заявление-то?
-Конечно, а жена не обижается, что без свадьбы-то?
-Наоборот, я было заикнулся, она меня отлаяла, деньги, говорит, на дело нужнее. А мы с тобой, как все наладится — повенчаемся, вон, как Антон Сергеевич.
-Саш, тут мы со старухой моей кой-чего подсобрали для твоих девчонок. Наши-то внучки повыросли, а вещи хорошие, моя их хранила, вот пусть твои сестрички и бегают в них. Ты не думай, что обноски какие, мои-то в Германии живут, там все хорошее, если твоим сестричкам понравится — будем рады со старухой. И ещё, ты вот обмолвился — брательник твой, автослесарь, тебе вариант с машиной списанной предлагает.
-Ну да, я-то не водила, а у Леси права есть.
-Подождите, не спешите, вот я до старинного дружка доеду, у него давно в гараже стоит раздолбанный 'Соболь' — сынок так ездил, лихачил, потом прикупил себе иномарку и забросил его. Я поговорю, поторгуюсь, а потом, если все выгорит, помогу твоему Андрюхе его до ума довести, вот и будете своим большим семейством спокойно ездить — ты же сам сказал, что младший ваш у друга твоего живет, чтобы поближе к вам всем быть.
-Я, Кириллыч, удивляюсь, почему-то в последнее время мне столько нормальных людей встретилось, не ожидал.
-Это потому, что ты сам делаешь добро, вот и притягиваются к тебе нормальные люди.
Сашка начал было благодарить Кириллыча, тот поморщился:
-Пошли, у нас на пятом этаже проблемка одна образовалась, надо все эти шнуры-переходники закрыть кожухами, опять красотки зацепили каблуками.
А в субботу приехавшие сестрички и его суровая местами жена вопили от восторга, разбирая крутые вещи, там нашлись даже на Олесю модные джинсики и пара свитерочков — жена-то у Платона была мелкая-миниатюрная.
-Детский сад у тебя, зятек, а не семья! — смеялась теща, а Санек только жмурился, как кот на солнышке.
Братья тоже полюбили ездить в Сосновку, помогали теще и соседкам во всем, Леха вон даже подружку заимел, живущую на другом конце деревни.
А Андрюха перестал говорить про женитьбу, совсем.
-Андрюх, — выбрав момент, спросил Платон, — ты со своей поругался что ли?
-Да как тебе сказать? Вроде и не ругался, она как-то испугалась что ли, когда узнала, что девчонок заберем, стала отговариваться делами, заботами, ну я подумал-подумал, посмотрел на Лесю твою, которая вмиг девчонок приняла, а на фига мне такая жена, если она, не видя их, уже старается отойти в сторону?
-А как же любовь?
-Веришь, наверное её и не было. Симпатия — да, а хочется, чтобы, вон, как у тебя, вместе решать и думать обо всем.
-И чё, поругались?
-Да нет, она просто перестала даже звонить, ну а мне переживать совсем некогда, я только и жду выходных и этих задрыг мелких увидеть! — специально погромче сказал Андрюха, увидевший подкрадывающуюся к ним Олюшку.
-Сам ты задрыга! — закричала Олюшка, запрыгивая ему на спину. — Братики, я вас так люблю! Вы у нас такие... такие...
-Вы у нас тоже, — улыбнулся Платон. — Светуля, иди уже сюда, хорош за кустом хорониться, вижу ведь, вон нос торчит!!
— Хи-хи! — из-за смородины высунулась веселая мордашка сестрички, а Санек возликовал в душе — не было уже той угрюмой, озлобленной девчушки, какую он увидел две недели назад.
-Саня, тебя Леся звала.
-Иду, иду! — подорвался Санек, а сестрички вдвоем повисли на Андрюхе.
Полосухин ждал... пяти недель беременности, ждал, истово веря, что зародившийся человечек, абсолютно здоров, и что у них с мамой все нормально, без отклонений и патологий. Колюня стопроцентно говорил, что родится братик, и он будет его всему учить и заступаться за маленького. Лерке пока не сказали.
-Вот будем знать, что все нормально, тогда и обрадуем! — твердо постановила Натка. Антон ворчал из-за Наткиной работы, но та уперто сказала, что до декрета будет работать. Колюня с бабулиной помощью начал читать самостоятельно, и при каждой поездке в город обязательно покупали ему книжки, сказал будет собирать побольше — для братика пригодятся... Бабуля категорически возражала против долгого сидения у компа, и сумела-таки заинтересовать мальчишку книжками. Вечерами он постоянно читал всем вслух, а родители только нахваливали.
Наконец-то поехали к этому супер-гинекологу, Николаю Антоновичу. Антон волновался, не показывая это волнение Натке, но как никогда в жизни у него руки тряслись, и он держал их в карманах. Пока Натка была в кабинете, он взмок.
Где-то через час или больше — ему казалось, что прошло полдня, его пригласили в кабинет. Худенький, невысокий живчик, видя Антоново состояние, не стал тянуть резину.
— Ну что, дорогие родители, ваш малыш для своего срока развивается нормально, беременности такой, как была предыдущая, точно не будет, токсикоз, правда, может быть, а так... вот ещё результаты анализов проверим, уверен, что все будет хорошо, не переживайте, все показатели ранней диагностики в норме.
Антон громко выдохнул.
-Я так понимаю, это у вас первый малыш?
-Да!
-Но у Натальи Владимировны опыт большой, через неделю приезжайте, посмотрим, что покажут анализы, но уверен, все будет хорошо.
-Ну вот, теперь можно и Сашкиными делами заняться, он теперь женат, начнем продвигать дела с сестричками.
Тогда, в среду Полосухин, взяв с собой свое семейство, приехал к ЗАГСу, откуда как раз выходили Платон с женой и друзьями. Отдав счастливой Олесе огромный букет, вручив Сашке подарок — большую коробку, поздравили их, Натка и мамуля расцеловали молодых, и, пожелав всего самого-самого, не стали задерживать молодежь.
Теперь Сашка и Олеся собирали справки. Платон ходил в исполком, писал заявления, брал на работе характеристику, а вот в ментовке... там вышла заморочка.
-У Вас, гражданин Платонов, имеется судимость, вряд ли вам разрешат! — выдала ему дама-лейтенант в окошечке справок.
Санек приуныл, вышел, постоял, покурил, подумал и рванул к Козлову.
-Владимир Иваныч, здрасьте. Я вот пришел, может, Вы чего присоветуете? — Санек рассказал проблему.
-Саш, я узнаю, что и как можно сделать, завтра созвонимся.
Козлов спросил в отделе справок, что можно сделать.
-Судимость есть, её не скроешь, иди, Иваныч, к начальнику.
Начальник отсутствовал, а зам наговорил много едких слов, вроде правильных, но... Козлов почти поругался с ним, когда в кабинет заглянул приехавший начальник:
-Козлов, ты чего громы и молнии выпускаешь?
-Да я...
-Пошли ко мне. — Выслушав Козлова, подумал, повертел в руках ручку. — Ситуация... однако. Ладно, даем справку, пишем, как есть, что судимость была. Но полностью исправившийся и т.д. и т.п. Платонов заслуживает всяческого уважения, и такой-то такой-то следователь Козлов, столько-то лет работающий в милиции ручается за... Ручаешься?
-Да!
-Это напишем отдельно — райотдел милиции, тьфу, полиции, ходатайствует о разрешении... Подпишу, но смотри, сам лично проверю, что и как.
И не поленился...
Приезжал сначала к Светуле, а потом и к Олюшке смешной такой, полный, как колобок, дяденька. Расспрашивал их о житье-бытье, про остальных братиков и сестричек.
И обе девчушки с восторгом и огромной любовью говорили о старшем, Саше.
Светка, в силу своего малого возраста, помнила меньше, а Олюшка — та бесхитростно рассказывала про всех: про отца, иногда бывающего трезвым, но даже и пьяным не обижающего полуголодных детей, про мать, постоянно орущую и лупившую всем, что попадется под руку, детей, про Сашу, который всегда заступался за них, старался принести какую-то еду, про то, как он рассказывал им сказки или какой-то увиденный фильм, как приходил к ней в больницу с другим братиком.
Дяденька слушал и как-то немного загрустил.
-А теперь, если получится, Саша с Лесей нас к себе заберут. У нас там уже и комната своя есть, и Лесина мама зовет нас внучками. А в деревне у неё так хорошо, а братики, все трое, помогают бабе Нине, и они, девчонки тоже. А ещё Олюшка и Светка выучили молитву к Боженьке и каждый вечер просят его, чтобы он помог им уйти из детского дома.
Дяденька долго молчал, потом погладил Олюшку по голове:
-А я смотрю, у вас здесь хорошо, красиво все так.
-Дяденька, здесь красиво, но холодно, а у Саши с Лесей и бабы Нины так тепло!
-Славная ты девочка, вот увидишь, Боженька вас услышит!
Не поленился поехал к Платону на квартиру — он был на работе, Леся провела и показала все.
-А вы, Олеся Андреевна, не против, чтобы девочки жили с Вами, точно?
-Вы их не видели, какие они были, особенно Светка, после предательства той женщины, которую она мамой звала. А сейчас она так радуется и ждет каждый выходной, разве можно её ещё раз предать? Да и Саша, он много не говорит, но так старается для всех нас. Если это возможно, помогите нам, пожалуйста!
И выдали Платону вместе с позорной справкой о судимости, ещё два листа, подписанные грозным начальником милиции — Тетериным, ещё кем-то и подполковником Козловым. Выйдя на улицу, Санек прочитал "Ходатайство" и защипало у него в глазах.
-Блин, Санек, ты какой-то слезливый становишься.
Приезжали к ним домой разные проверяющие, инспектора и целые комиссии — придраться было не к чему. Директриса Светкиного детдома в выходной дотошно облазила и осмотрела все — осталась довольна, тоже сказала, будет просить за Платоновых, чтобы помогли семье воссоединиться. На работе и Сашке, и Олесе выдали отличные характеристики.
Платон позвонил в детдом, где жила Маринка, ему сказали, что она после ЕГЭ на отдыхе — две недели в каком-то лагере на Оке.
-Ладно, вот с девчонками определюсь и поеду со спокойными нервами к ней, — решил Сашка.
В начале июля случились два радостных события. У Полосухиных анализы были хорошие, Антон смог совсем успокоиться, чудо-гинеколог разрешил Натке слетать отдохнуть на море, и радостный Колюня собирал свой небольшой чемодан, а Натка, ругаясь, вытаскивала из него всякую ненужную ерунду.
-Мама, ну я хотел Лере вот эти книжки почитать! — обижался ребенок.
-Коль, мы назад полетим вместе с Лерой, а дома ей и прочитаешь все.
-Сынок, ты не обижайся, — добавил Антон, нам оттуда придется всего много везти, а твой чемодан будет занят.
-Ладно! — ребенок с тяжелым вздохом выложил книжки.
В Бургасе Полосухиных встречали Вера, Лера и Ржентич, как же без него-то. Лерка повисла на мамке, потом на Антоне, а родители оба облегченно вздохнули, увидев, какая веселая и счастливая стала их девочка.
-Теть Вер, спасибо тебе! — Натка растроганно обнимала свою такую родную маму-подружку.
А Ржентич шумно, на весь зал прилета орал и обнимал Антона и, подхватив Колюню на руки, шумел ещё громче.
-Мариан, ведь тебя арестуют за неподобающее поведение.
-Заштото, аз много рад!
— Пошли на улицу скорее, а то народ только на него и смотрит. Ребенок великовозрастный, блин!
Всю дорогу до Вериной квартиры Лерка вываливала ворох новостей и своих впечатлений.
— Если коротко — крутоо, супер!!
Конечно, по дороге все смотрели вправо — на море, которое шумело и плескалось совсем неподалеку.
-Мам, папТоша, купаться пойдем прямо щас??
— Мама отдохнет, а мы с дядь Марианом и Лерой пойдем обязательно!
Вера и Натка остались дома, а мужики и Лера пошли поплавать. Вот уж где было счастье, особенно для Колюни, который только-только с помощью папТоши, научился плавать. Лерка ныряла и резвилась возле него, он счастливо заливался смехом, Антон поплыл подальше, а Марьян, как мама-наседка, опекал ребятишек.
Домой шли утомленно-расслабленные, Колюня быстро отрубился — сказался и перелет, и перемена климата, а взрослые и Лера, которым не дали спокойно посидеть соседи — пошли к ним на кафенце и скару. Приятэл Марьяна со своей болгарской подругой тут же разожгли свою любимую скару, скоро зашкворчало поджаривающееся мясо, Антон с Наткой вытащили русски гостинцы и конечно же-водку... сидели часов до двух ночи, негромко переговариваясь и посмеиваясь, да изредка ходили смотрели на спящих детей — мало ли, Колюня проснется или ещё чего.
Прилетели-то в пятницу, а в воскресенье Ржентич, уезжая, сумел-таки уговорить Полосухиных на приезд в Сэрбию чрез седмицу, хитро поглядывая на Лерку и обещая многославну встрэчу.
Антона и Натку Горан с Эмилией с первого же вечера стали считать друзьями, вот и уезжали по вечерам все на экскуризии-прогулки: были в Варне, там не обошлось без посещения дельфинария, потом забрались ещё дальше — поехали в Балчик, в его знаменитый Ботанический сад — Ботаническу градину. Потом был Созопол — тоже древний град, из него дальше поехали на реку Ропотамо, что впадет в Черное море, по дороге посетили Райский замок в Равадинове — там можно было бродить часами. Сплавали на небольшом пароме по устью Ропотамо — выплыли в Черное море, повосторгались, культур-программа была на уровне.
Вера с ними не ездила.
-Жарко, да и была я там, и места для меня как раз няма.
Впечатлений и положительных эмоций хватало, Вера только постоянно напоминала Антону, чтобы присматривал за Наткой.
-Верунь, я не просто присматриваю, я трясусь над каждым её шагом, ты даже не представляешь, что для меня это значит — через семь месяцев у меня будет малышок! Я и мечтать не мечтал о таком, это ты нашептала, тогда, когда пошла матрешек покупать.
-Аа, ну да, я тебе так и сказала — езжайте ребенка делать, не проводите зря время! — засмеялась Вера.
А Санек до дрожжи в коленках ждал вердикта — заключения. Все три Платона, Леся, тёща — все стояли и ждали, что решит высокая комиссия... Поскольку случай был неординарный, собрали комиссию, пригласили всех Платонов, директоров детдомов, даже Козлова. Первым зашел Козлов, потом позвали Санька. Тот вздохнул, Леся его перекрестила, и пошел он на расправу...
Сидевшие сбоку обе директрисы ободряюще ему улыбнулись, а для него наступил, пожалуй, самый трудный момент в жизни, ему реально было страшно. Страшнее, чем на зоне, когда он один против пятерых стоял, и чем в Домодедове, когда Лерку надо было спасать. Спрашивали его обо всем, даже всякие мелочи, Сашка обстоятельно отвечал, а вот когда какая-то тетка ехидно так спросила:
-А почему Вы так рветесь сестер забрать, не из-за денег ли, что платит за детей государство?
И вот тут Санёк не выдержал:
-Я... мне сложно удержаться, и не сказать неприятности... но я же не чужих детей к себе стараюсь взять, а своих родных, я же им с малолетства за двух родителей был, ну оступился тогда — мелкие, извините, жрать постоянно хотели, а кроме меня и второго брата, Андрея, кому они нужны были? Отец где-то периодами работал, до запоя, вот и не лишали родительских прав, а про Татьяну Васильевну ничего сказать не могу — она только и способна была — рожать. Олюшку в больнице ни разу не навестила, она совсем слабенькая народилась, не ходила долго, думаете, хоть раз та... как бы мать, задумалась? Да и когда ей было, с утра опохмел, и весь день, спит-орет-бьет нас и пьет. Это потом уже, когда мне десять сравнялось, она при мне никого не трогала. Да чё говорить, — махнул рукой Санек, — вон Елена Викторовна подтвердит, какая была Света, когда мы пришли в первый раз, после больницы к ней.
Директриса кивнула.
-Я уже про это говорила.
-А Олюшка столько лет меня ждала, она у нас как котишка, ласковая, давно бы уже в семье жила какой. Если бы я был гад какой, разве она бы так всегда отказывалась от приемной семьи? Нет у меня слов, чтобы как-то доказать, что они мне, нам нужны, вон, братья подтвердят, а я очень прошу поверить, даже не мне, а всем нам!
-Садитесь, Александр.
Потом спрашивали ребят, Лесю, тещу... Платон все ниже опускал голову, ему было совсем невмоготу, как потом смотреть в глаза сестричкам, он не представлял... Его трясло и колотило, и он не сразу понял, чего все оживились?
-Леся с тещей плачут — значит, труба... — растерянно и совсем падая духом, понял Платон...
А когда его стал тормошить Козлов, он очнулся... а тот обнимал его и твердил:
-Ну, Сашка, не подведи!!
-Это чё? — как какой-то тормоз, громко спросил Санек, — сестричек нам отдают??
-Да!! — заорал сбоку молчун Леха.
Санек повернулся к комиссии:
-Чё, правда? И я могу сестричек забрать домой?
-Да! — кивнула та, ехидная. — Но учтите, будем постоянно проверять вас.
— Да хоть каждый день приходите, правда, на выходные мы к тёще уезжаем, а так — пожалуйста! — Сашка такими благодарными глазами глядел на всех, что было понятно и без слов — он в лепешку разобьется.
-Спасибо вам! — прокашлявшись сказал он. — От всех моих братиков и сестричек, спасибо! Я не знаю, что ещё можно сказать!
Братья тоже чего-то говорили, Сашка не вникал, у него внутри распускался какой-то нестерпимо горячий комок, спазмы в горле мешали говорить, кароче, было охренительно. Потом, когда он немного очухался, сказал всем:
-Я как самый большой приз выиграл!
Видя его ошарашенность, тетки из комиссии что-то говорили тоже растерянному, но чё-то соображающему Андрюхе и тещё.
А Санек крепко обнял свою плачущую жену и молчал — стыдно же ещё и ему зарыдать, мужик ведь.
-Стал теперь ты, Санек, многобабный, малинник сплошь, — подвел итог простой, как валенок, Бирюк.
-Но-но, я попрошу! — засмеялась Олеся, а Платон был весь день как пришибленный... чёт ничего его не трогало, видать, так много сил ушло на всю эту канцелярщину... оттаял только, когда поговорил с мелкими своими.
Олюшка и плакала, и смеялась одновременно:
-Саша, Саша... я через два дня буду дома жить, Саша — ты у нас самый лучший на свете!
А Светка только всхлипывала:
-Я... я...
Санек собрался:
-Ну и чего рыдаем? Барахлишко свое вон собирай, хотя, если честно, ты лучше все там оставляй, ну его, детдомовское, есть дома, чё одеть-обуть, да и у меня первая получка намечается...
-Я... я... давно уже все собрала, — уже не так всхлипывала Светка, — сейчас переберу ещё раз, и правда, ну их, детдомовские вещи..
-Ну вот, значит, через два дня как будут готовы документы, будете Платошки жить у Платона..
-Андрюх, а в воскресенье давай к Маринке махнем, чтобы уж наверняка?
-Ладно, мелкие все равно в деревне останутся — теперь можно, да и они у нас послушные, баб Нину точно огорчать не будут.
Надо было видеть, как бежали обе сестрички к воротам, едва завидев старенький жигуль Бирюка — Андрюха-то на работе, а Сашка-Бирюк только завтра выходил на смену.
Обе держались за братикову широкую ладонь и чуть ли не приплясывали от нетерпения поскорее уехать. Саньку надавали кучу бумаг, особенно психологи старались, весь персонал провожал девчонок, а остававшиеся там ребятишки грустно смотрели вслед девчонкам. И опять вспомнил Санек своих родителей:
-Эх, дебилы! Ну, да чё теперь об этом — сестрички при мне, а я их точно не брошу!
И, забегая вперед — был Саша, Саня Платонов у Олюшки и Светки самым высшим авторитетом всю жизнь, его слово было для девчонок самым весомым.
К Маринке ехать с ними увязался Бирюк.
-О, явились! — встретила их с нескрываемым пренебрежением высокая, стройная, симпатичная девушка.
Санек поздоровался и удивился вслух:
-Какая ты стала, не узнал бы вовсе!
-Ещё бы, я, в отличие от вас, под копирку деланных, пошла в бабушку по матери.
-Марина, вы бы с братьями, вон, в скверике поговорили, здесь-то не дадут любопытные, — сказала дежурная воспитательница. Вышли, и вежливая девушка мгновенно куда-то пропала.
-Не узнал, говоришь, а не надо было почти на семь лет пропадать! Явился, вот, счастье какое, и этого с собой приволок! — она кивнула на Андрея.
-Думаешь, я забыла, как ты меня заставлял стиркой заниматься?
Андрей ухмыльнулся:
-Ну, ты не мелкая, как Светка была, ничего, не убыло же с тебя.
Маринка передернулась и наехала на Санька:
-Что, не знал, добытчик несчастный, думал, я так сильно горю желанием за всеми вами стирать и сопли всякие подтирать? Да чтобы ты знал, меня всегда тошнило от ваших сю-сю с этой уродиной, Лёлечкой, и этой драчливой, вечно ободранной и вредной — Светулей... Да если бы не ты, братец старший, нас бы намного раньше в детский дом отправили, здесь хоть всегда пожрать есть, стирать ни за кем не надо и обноски не носить.
-Но я же хотел, как лучше... — проговорил сильно удивленный Санек.
-Кому лучше? Мне? Ему? Этим сопливым? Да я только здесь спать спокойно стала — никто не заставлял стирать, мыть посуду, убираться в вонючей квартире.
-Ну хоть не ври, — спокойно заметил Андрей, — стирала — да, я заставлял, чтобы Саньке хоть немного передыху было, посуду мы все мыли сразу за собой, а убираться... так кроме Санька никто это и не делал, он нас каждую субботу из дома выгонял, когда убирался.
Марина не смутилась:
-Вот чего вы сейчас приперлись, думаете, я... ах, и растаю? Да не нужны вы мне, никто! Я вашему ненаглядному Лешке ещё когда это сказала!
-Не, ну должен же я свою сестру навестить, посмотреть.
-Навестил, посмотрел? Мне твои эти сказки о родственных чувствах говорить не надо, нет у меня их, нету! Как говорила, просила мамку, не рожай больше, нас и так четверо, хватит — так нет, сначала эту уро... — она поперхнулась, увидев угрожающее движение Андрея, — эту вашу Лелечку, потом Светку. Как сначала говорила: — "доченька моя, единственная", а потом... ненавижу вас... за все, за то, что вас так много, за то, что вечно голодная ходила, а тебя, — она повернулась к Сашке, — особенно. Ты же никогда мне хоть чуть-чуть чего-то сладкого не дал побольше, все этим сопливым!
Она выговаривала Сашку все свои обиды, забывая, что он-то как раз и был постоянно самым голодным, стараясь подкормить своих младших. Платон сначала опешил и растерялся от такого наезда, а потом, чем больше распалялась и начинала повышать голос эта такая симпатичная с виду девчонка, тем больше в её поведении появлялось знакомых интонаций... уж кто-кто, а Санек, по-старшинству их наслушался, ой, сколько.
— И чего вы хотите от меня? Я без вас в институт поступила, и без вас, дебилов, проживу, у вас у всех одна дорога впереди — пьянство и куча грязных сопливых детей. Что вы ещё можете? Вон, ваш хваленый Лешка, еле-еле на тройки учился, ты сидел, наследственность уже проявилась... Нет у меня никакой родни и не будет! А ты, — она ткнула пальцем в Санька. — Ты..
Санек вздохнул:
-Хорош базарить! — и столько силы было в его негромком голосе, что Маринка поперхнулась... -Я рад, что тебя увидел, рад, что ты поступила учиться, рад, что ты внешне не такая, как мы, не под копирку, теперь моя душа спокойна. А ты, — он внимательно-внимательно осмотрел её с головы до ног,-внешне, да, совсем не наша, но внутренне — чистая Танька-алкашка. Я её больше всех помню, она так же сама себя заводила с полоборота и лила грязь, у неё как и у тебя — все всегда были виноваты. Так что из нас шестерых, оказывается, ты больше всех похожа на Таньку. Лешка и Олюшка только лицом с ней схожи, а ты внутри. И нутро у тебя, как и у Таньки — гнилое. Ты не Платонова, ты чистая Танька Ершова! Ты сказала — мы услышали! Бывай! Успехов тебе!
Санек повернулся и пошел, Андрей за ним, а разозленная донельзя Маринка заорала вслед:
-И Бирюк твой — такой же козел!
Санек приостановился, полуобернувшись:
-А Бирюк здесь с какого боку?
-А с такого, постоянно возился с этой уродиной, жениться обещал. А я как бы и не существую.
-Тебе лет сколько, ты чё такую пургу несешь? А уродина, как ты её упорно называешь, такая красоточка стала — закачаешься! Пошли, Андрюха!
Платоны садились в машину, а Маринка все ещё истерично орала, чтобы больше не приезжали, что она их видеть не может...
-Бирюк, порули немного, дай нам в себя прийти. — Санек потер лицо руками. — Да-а, как с Танькой пообщался.
-С какой Танькой? — выруливая на шоссе, поинтересовался Бирюк.
-Да какой-какой, маманькой моей, незабвенной. -Чё, так похожа? Вроде издаля ничё деваха. Красивая, и...
— А ты вообще молчи, тоже виноват...
-А я-то с какого? — опешил Бирюк.
-А с такого — жениться на Олюшке обещал, а Маринке не предлагал.
-Э-э-э, вы че, пацаны?
А пацаны враз дружно захохотали, они долго не могли успокоиться, глядя на очумелого Бирюка, опять заходились в хохоте. Отсмеявшись, Санек сказал:
— Извини, это нервное! Печально, но не хочет она нас знать — так тому и быть.
 
ГЛАВА 13.
Пока ехали, Санек упорно думал, говорить про сестру остальным или нет, а потом как-то враз повеселел:
-А чё думать, мы ж договорились ничего не скрывать. Я же не буду как Танька, тьфу, -Маринка, дерьмо лить, просто расскажу, а выводы они сами сделают, все битые жизнью уже...
Леся по одному Сашкиному виду все поняла, обняла его и, привстав на цыпочки, громко чмокнула:
-Сашка, а мы тут плюшками балуемся!
-Хи-хи-хи, — донеслось из кустов, — вареники с вишнями стали плюшками...
-Вылазьте уже, хитрые лисички! Хитрые лисички с ободранными, вымазанными в зеленке коленками, в стареньких Лесиных шортах и маечках, вымазанные в вишневом соке, были такие счастливые, что Санек залюбовался ими.
-Саша, Андрюша, мы побежали вареники доставать!
-Вот, — негромко сказал подошедший Андрюха, — Сашка, а ведь мы такие с тобой счастливые, что из шести только одна с гнилью... мы, похоже, все в отца. Он спервоначалу такой классный был, мне соседка все время про него напоминает, говорит, наша... ему проходу не давала, и ты раньше положенного родился, если отсчет от свадьбы вести. А батя так радовался тебе — сын ведь, потом вот я, а после меня уже из неё дурь и поперла, да и пить стала сильно, а отец терпел-терпел, а потом тоже стал квасить... Ну да, у нас у всех другая цель, я так рад, что мы отморозками не выросли, видать, по отцовской родне нормальные были люди...
После вкуснейших вареников — как они могут быть другими, если мелкие лепили их, высунув языки от усердия, ну и что, что кривоваты, не в ресторане же, зато с любовью сделаны, — пошли купаться.
Братики учили мелкую Олюшку плавать, не бояться глубины, возились и плескались долго, а Санек, наплававшись, сидел на бережку и просто отдыхал душой, глядя на свою шумную и большую семью.
И вспоминал, как когда-то говорил Вихрю:
-Ну на хрен, никогда у меня большой семьи не будет, один — два ребенка, и все!
-Ага, вон, уже четыре ребенка есть, а если ещё Леся родит, совсем многодетным стану.
Вся его большая семья, утомившись, вылезла из воды. Девчушки тут же подлезли к нему, он закутал их в полотенца и нежно обнял свою Лесю, уткнулся уже по привычке в её макушку и тихонько выдохнул:
-Люблю тебя, знаешь, как?
-Знаю, я тоже!
-И мы, и мы! — тут же закричали девчушки.
-Не, ну у вас и слух! — удивился Санек.
— А мы не слышали, просто знаем — когда ты вот так Лесю обнимаешь, всегда ей что-то хорошее говоришь.
И только вечером Платон рассказал Лешке и сестричкам про Маринку.
-Я же говорил, — подтвердил Лешка.
А Олюшка загрустила.
-Что ты, Олюшка?
-Как-то жалко её, у нас вон ты есть, Леся, братики, баба Нина, Бирюк твой, потом ты нас с Полосухиными обещал познакомить, а Маринка... совсем одна. Вот заболею я, к примеру, — вы рядом и болеть совсем не захочется. Или по урокам чего не пойму, или кто-то обидит — у меня и Светки теперь на все время есть вы. Я никогда-никогда от вас бы не отказалась. Я вас всех очень сильно-сильно, — она зажмурилась, — как люблю.
Санек хитренько спросил:
-И Бирюка?
-Ну, Саша, Бирюк, он смешной и твой друган, ну, уважаю, наверное...
А Андрюха задумчиво сказал:
-Я вот подумывать стал, может, нашу хату под какой офис кто купит, и тогда я тоже сюда перееду. Ну это Орехово-Зуево, там столько негатива было, и мне так от вас уезжать тошно всегда. А ведь у нас первый этаж, пять комнат, и улица главная. Не в самом центре, но может стрельнет, было бы совсем классно...
-Посмотрим, я с Полосухиным посоветуюсь, а Кириллыч завтра про 'Соболь' скажет — если срастется, сможешь его отремонтировать-то?
-Надо посмотреть, думаю, что, наверное, смогу. Леху вон с Бирюком в подмастерья возьму, посмотрим...
Девчонки пошли спать, похихикали перед сном, позвали братиков, чтобы пожелали им непременно доброй ночи и засопели. И молчун Лешка произнес небольшую речь:
-Я честно скажу, опасался, что мелкие будут Маринку напоминать, но они такие, ну, благодарные, что ли, такие, как маленькие лучики. Смотришь на них, как они визжат, хихикают, ойкают, и самому теплее. А вы заметили — они ни разу не пожаловались? Вон, оцарапанные все — лазили на вишню, а хоть бы пикнули, я зеленкой их мазал, только шипят. Я честно, когда выходил, всяких ужасов наслушался: и как жилье начинают делить, и как родственникам ты не нужен... а мне очень повезло с вами, вот, не умею я много и красиво говорить, но здорово, что вы все есть у меня и у нас...
Диман Кондратьев работал, да ещё как, пристроил Леркин дядь Антон его курьером в дизайнерскую фирму, платить пообещали для четырнадцатилетнего пацана совсем даже неплохо, развозил он по городу всякие рекламки, документы — старался отвезти как можно быстрее, и опять летел в офис за новыми поручениями. Быстрого, смышленого пацана приметили, знали, что все порученное выполнит и документы доставит в срок — Диман летал по всему городу и пригороду на своем велике. Проезд оплачивали, а он, подумав, кой чего сделал, пошел к своему непосредственному начальнику всей курьерской службы:
-Я вот тут подумал, может, вот так будет лучше, посмотрите в окно.
Геннадий Васильевич с недоверием глянул, потом присвистнул и сказал:
-Пошли-ка, на месте посмотрим. Димка прикрепил перед рулем велика сетчатую корзинку, обклеил её рекламками их фирмы и покрасил весь велик в цвета рекламки. Яркий, бело-желто-красный велик привлекал внимание.
-Только вот надо бы наклейки сделать, и сзади я табличку прикручу, а неё наклейку, чтоб видно было, что фирма 'Олимп' и, это, кепки и футболки, допустим, на желтом фоне слоган наш крупно напечатать, вот и будет интерес побольше к нашей фирме. А то эта коричневая униформа такая скучная.
-Слышь, пацан, а у тебя голова варит. Я, честным делом, думал, ты из блатных.
-Какой я блатной, у меня вон за душой ни шиша.
-Не скажи, не скажи. О, стой! Вон подъехал зам по дизайну, ща и поговорим! Сергей Сергеевич, -окликнул начальник курьерской службы молодого, но крутого зама, а тот уже и сам шел к яркому велику.
-Вот, наш самый молодой курьер придумал.
-Кустарно, но идея хорошая, — выслушав смущающегося Димана, сказал зам. — Подумаем, разовьем, добавим яркости и вперед, молодец, пацан! Если будут ещё идеи — приходи, выслушать всегда выслушаю и если дельное что — поддержу.
И щеголял через десять дней Диман в фирменной футболке и кепке, и ездили по городу машинки, украшенные по его придумке.
А получая первую свою зарплату — аванс не в счет — Димка сильно удивился, сумма-то стояла в ведомости намного выше. Диман замялся, не расписываясь, ему как малолетке, банковскую карточку делать не стали, получал по ведомости.
-Тут вроде неправильно, у меня зарплата-то намного меньше.
Кассир пожала плечами:
-Сейчас узнаем. — Подняла трубку поговорила с бухгалтером, начисляющим зарплату и, положив трубку, сказала:
-Все верно, тебе выписана премия в размере твоей двухмесячной зарплаты за новшество, по распоряжению 'Три С.'
-А-а-а, ну, раз так бывает, — протянул Димка, — тогда спасибо!
Он уже знал что Сергея Сергеевича, того самого зама, зовут ТриС — фамилия у него тоже была на С -Солодов.
Зная практичную Петрову, не стал ничего покупать ей в подарок, хотя до зуда в пальцах хотелось купить ей что-то классное, купил одну красивую нежно-кремовую розу и пошел хвастаться.
-Лен, я вот премию получил, пойдем в выходной чего-то купим в подарок.
-Кому?
-Как кому: тебе, теть Даше с дядь Петей, твоей мамане чего-то на кухню, вон, домовенки какие смешные продаются.
-Ох, Кондратьев, все бы проматывал деньги, вот что ты без меня будешь делать?
-Не, а ты куда собралась? — опешил Димка.
-Да никуда, это я так, чисто из любопытства.
-Любопытной Варваре, сама знаешь...
-Ладно, а то накупишь всякой ненужной ерунды без меня...
В выходной долго бродили и по рынку, и по новому четырехэтажному комплексу. Практичная Петрова со знанием дела выбрала для всех небольшие подарки, мамке и теть Даше купили по красивому цветку -орхидее, дядь Пете, бате и Ленкиному папке — большие кружки с приколами, Диману... ну тут Петрова вертела и крутила его в разные стороны, всякие футболки, шорты, кроссы, спортивные брюки. Диман только пыхтел и покорно тащил все пакеты. А Петрова бодро ломанулась на выход.
Диман молча встал... Ленка лихо двигалась и что-то говорила ему, потом оглянулась... Диман замер статуей.
-Ты чего?
-Ничего, фига я отсюда уйду — ты ничего себе не выбрала.
-Да, ладно.
-Нет! — стоял на своем Димка.
-Ох, какой ты противный бываешь! Ладно, пошли!
Завела его в небольшой отдел, где продавались всякие поделки из полудрагоценных камней:
-Вот, может, что-то из комплектиков, недорогих!
А Диман увидел бусики, браслет и сережки из зеленоватого камня, ну точь в точь, как Ленкины глаза.
-Этот тебе подойдет, как твои глаза и... — он смутился.
-Димка, это дорого!
-Иди ты, Петрова. Лучше скажи, нравится?
-Ну да, — призналась Ленка, — я его уже видела недавно, но дорого.
-Примерь лучше.
Кароче, вышла оттуда Петрова, нацепив все это на себя, сказала, камень называется — нефрит, и все косилась на браслет, а Димка радовался, что смог угодить своей подружке.
Теть Даша аж прослезилась, увидев нежно-розовую орхидею. Расцеловала обоих и тут же усадила накормить.
-Мужики поехали на громыхалке за сеном, — сказала про дядь Петю и Димкиного батю.
Громыхалкой она звала собранный мужем агрегат, типа мини-трактора с тележкой, который громко трещал, исправно — не спеша, но двигался. Димка тоже принимал участие в его сборке, а сейчас его непутевый батя и дядь Петя почти каждый день ездили по хозяйству. Батя был в отпуске и, чтобы не ходил и не пьянствовал, теть Даша тут же припахала его на полевые работы. Они привозили то тонкие жердочки, то какие-то дрова, то хорошую черную землю. Батя как-то незаметно для себя постоянно пропадал у них, дядь Петя похваливал его, и батя вместо ханки стал чего-то мастерить даже и дома, аккуратно прибирая за собой. Теть Даша все так же была скора на расправу, и бате частенько прилетало по загривку.
-Завтра собрались в Акулино на три дня на рыбалку, а и пусть едут, все твоему некогда будет возле пивнушки отираться.
Батя уехал, а Димку после работы у подъезда ждал 'сюрприз'...
У разросшегося неподалеку от подъезда куста сирени мужики сколотили и поставили лавочку, и она редко когда пустовала. Вот и сейчас на ней сидела какая-то тетка.
Димка слез с велика и хотел уже открыть дверь в подъезд, когда его окликнули:
-Дим, это ты?
Димка скривился... и обернулся. Вся какая-то помятая и поникшая, мамашка боязливо смотрела на него.
-А я вот пришла по старой памяти... — она шевельнулась, и в пакете, стоявшем возле неё, явственно брякнуло.
-И чё ты хотела?
-Ну... с отцом поговорить за жизнь.
-Бати нету, он в отпуске. Уехал отдыхать, а я тебя не пущу, тем более разговор с тобой у нас не получится.
-Но я же твоя мать все-таки.
-Ни фига себе... кто где сдох? — изумился Димка. — Ты три года назад от нас отказалась, че тебе сейчас-то надо?
-А может, я жалею??
-Зато мы — нет. — Димка вздохнул, помня её прилипчивость — если что надо — не отстанет, развернул велик, сел на него и поехал к теть Даше, шумнув на ходу:
— Не приходи больше, нам без тебя замечательно!
А у Ковылиных Димку малость поколбасило, но теть Даша быстро успокоила его, привычно поворчав и сказав, что она сама с мамашкой поговорит, если та ещё явится. Но та больше не появлялась, а бате Димка и говорить не стал, тем более, что постоянно торчавший у Ковылиных батя заметно поздоровел, и похоже, у него там, в соседних домах появилась симпатия. Батя мылся-брился подолгу, старался быть аккуратным, Димка только радовался и втихую сплевывал через левое плечо. Он наоборот был рад, что батя на человека становится похожим, а если и женится, пускай... Там у подруги дом, руки мужские всегда нужны, пусть живут, а он, Димка, ох как давно привык один все решать, подумаешь, один будет, ...да и как один, Ковылины вон рядом, Петрова... пока тоже.
Он как-то заикнулся Ленке, что вот не пара он ей — отличнице.
-Дурак! Заткнись! — вот и весь ответ её.
А Тучкова материлась, бесилась, но все как-то пошло наперекосяк у неё после Наткиной свадьбы. Ох, как ей понравился Леха, но дурища картонная сама — все испортила. Явился этот пидэрсия, стоял на коленях, рыдал, ну и приняла обратно, не, жили только по-соседски, но эта падла спала только при работающем телевизоре. И по фигу было, что ей иной раз в четыре утра вставать — работала-то кондуктором в автобусе. Танюха орала, материлась, но все было бесполезно. И вот на фоне этой непрекращающейся нервотрепки-усталости она сорвалась на Леху. Позвонил вот в недобрый час, когда она, прооравшись и еще не отойдя от очередного скандала, рявкнула в трубку, не разобравшись, кто звонит. Ну и все, он больше не звонил. Подруга далеко, Полосухины тоже свалили отдыхать, блин, поплакать — и то не с кем. И такая непруха пошла сплошняком — этот попал в больницу — диабет, а он, сука, пьет, туда пришлось ходить навещать, чтоб ему...
Таня в коридоре столкнулась с 'любимой женщиной' Тучкова. Ну, не вмажешь же ей в больнице — не то место, а руки прям чесались в рожу дать!
Выписали дурака — все равно пил, сидел в своей 'Волге' возле подъезда: невообразимо толстый, еле влезавший в салон машины, а возле него кучковались местные крысы, готовые за сто грамм на все... Тучкова согрешила, она почти каждый день видела эту картину — сначала орала, потом плюнула и молча проходила мимо.
— Тут, Тань, и смех, и грех был, — рассказывал сосед, — запнулся твой Жир, упал, встать не может, эти полупьяные орут, суетятся, мат на пол улицы, а поднять не могут, дворничиха орет: "давай сгоняю до Васьки, он в это время на обеде — краном его поднимем"... Ну, вышел я, позвал Валерку с сыном — вот всемером и подняли кое-как. В нем точно полтонны веса.
-Вмятины на асфальте не осталось? Сука позорная, навязался на мою голову: "Я здесь прописан" и хоть убей. Боюсь, Вань, ухожу на работу, а он, падла, заснет с сигаретой и ...здец.
Пришла умотанная с работы, этот сидел в своем 'ресторане', а тут звонок по скайпу — подруга звонит, и все они там у Марьяна кучкуются: загорелые, веселые... и взрыдала Танюха, но Верка не была бы Веркой, если б не съехидничала:
-Не плачь, любимый рядом, ща придет, настроение поднимет.
-Сука ты, Вихрева, нет бы пожалеть!
— Мариан, — позвала Ржентича Вера, — иди, за Таня поговори.
-О, Таня, здравей!
Таня, увидев Ржентича, начала хохмить и прикалываться — не, ну с таким мужиком и сопливиться?
Марьян гоготал, жаловался, что торта многвкусного никто ему не делает, отговариваются все, а он часто вспоминает... Потом взял ноут и развернул его в окно:
-Таня, гледай — два мыжа, это за теб.
-О, Марьян, заверните и упакуйте!
-Кой мыж?
— Оба годятся. Ух, — Тучкова потерла руки, — уж я развернусь!
Поржала Таня с Ржентичем — не, ну повезло Верке, такой мужик классный, юморной, посмотрела на веселую сербскую компанию и дала себе слово, что на следующий год, если будет жива — наплюет на все и рванет к Верке... Вот уж где оторвется на всю катушку!
А мужик сербский спрашивал Веру:
-Я все правильно казав?
-Да, она сначала чуть ли не рыдала, а с тобой, вон, ржала на полсела.
-Как ты каже? На том стоим!
А Жира опять увезли из 'ресторана' на 'Скорой'. В больнице случился конфуз, прилег он на кровать и утонул, не выдержала сетка кровати его веса, пока его оттуда вытаскивали, упарились все. И лежал он потом на деревянном настиле, на двух матрасах, но все матерился, что жестко ему. И через десять дней в ночь — 'преставился', как сказала Танюхина мамка, Настя, при жизни не выносившая зятя на дух.
Соседи на полном серьезе говорили ей:
-Тань, тебе соболезнования выражать или поздравлять?
А Тучкова долго не верила своему счастью — дома было тихо, никто не орал, долбаный телевизор не включался, еда в холодильнике не исчезала с космической скоростью. Подросший внук пропадал у матери — дочки Тучковой, вышедшей второй раз замуж и живущей в Москве.
-Во, бля, и не думала, что так можно жить спокойно! — В разговоре с подругой восклицала Тучкова.
-Тань, ты на похоронах себя как вела-то?
-А-а-а, — засмеялась Тучкова, — подожди, сигарету возьму.
Прикурила:
-Не, я была вежливая женчина, горем убитая, ага. Шалавы дочка культурно так подошла: "теть Тань, можно мы с ним простимся, он ведь нам не чужой был?" — Конечно-конечно, он вам свет в окошке был... я не против!
— А сама отошла подальше, во избежание... Эта нагнулась над ним, а у меня такое желание дикое было...
-Ага, пинка под зад.
-Не, ну с тобой неинтересно совсем, все-то ты знаешь, бабка-угадка прям! А знаешь, как она удобно стояла, прямиком бы в ямку полетела... но я женщина серьезная. Разве я могу?
И долго угорали обе.
-Когда этих, наглых Серпуховских теперь выгонишь? Совсем оборзели, дома у них как будто нет! Татьяна Викторовна вся в стрессе, нет бы приехали, да я, как твоя бабка говорила "в гости навернулась", в шезлонге порелаксировала... Да ездила я к теть Маше, мы там с ней как две таджички-гастарбайтеры два дня от плиты не отходили... Она прям плакала, что урожай пропадет, ну я и помогла, только к ним ездить — ужас.
-Что так?
-Да полмашины банок всяких насовала теть Маша, я материлась-материлась, а она как не слышит, хорошо дяденька Сережка до квартиры сопроводил, не утащила бы все за три ходки. Вот и живу теперь, подруг!
Ленка Петрова, так привыкшая, что Кондратьев всегда рядом и почти беспрекословно слушается её, вдруг с удивлением поняла, что он ей стал совсем прям необходимым... А когда вечером на речке она сидела, отдыхиваясь после долгого заплыва — услышала разговор двух девиц из десятого, из их школы, то ей конкретно стало неприятно.
-Смотри, какой клевый мальчик!
-Который, их здесь много? — лениво спросила вторая.
-Да нет, вон тот, видишь, с того берега плывет.
-Ну ты даешь, я только голову и вижу.
-Будет он выходить из воды, погляди — фигура такая потрясная, и спортивный весь!
Ленка уставилась на речку, интересно же, кто такой потрясный? Несколько человек плыли с того берега, Диман тоже... посмотрим.
А когда приплывший Диман стал выходить из воды, тут Петрова зависла, что называется... эти две дылды обсуждали и положили глаз на её — ЕЁ — Кондратьева!
-Видишь, какой клёвый пацан. Он точно в нашей школе учится, я его видела, только он мелковат был. А смотри, как вытянулся.
-Да малолетка же, — лениво ответила вторая, — но так — ничё, симпатичный и выглядит постарше, дерзай, Ксюш, почему бы и нет!!
А у Ленки аж в глазах потемнело:
-Шиш вы угадали, телки противные, моё — значит мое! — разозлилась Петрова.
А потом вдруг похолодела: она-то маленькая, обычная, не красавица. А может, Диман просто по-дружески, ну как с одноклассницей только и общается? Может... блин, Петрова, когда только этот Кондратьев стал тебе так сильно нужен?
Эти две все переговаривались, Ленка, вытирая подставленную Димкой спину полотенцем, услышала...
— Он при девчонке, видишь?
-Да ладно, какая-то малявка, он чё, дурак? То ли дело мы... все при всем.
Диман не слышал, а Ленка и порадовалась, что не слышит, и разозлилась.
Когда пошли домой, Петрова чего-то стала наезжать на него.
-Ленк, ты чё такая злая? — сильно удивился Диман. — Что я работаю, и ты днем одна? Но я же тебе сразу говорил, что на все лето?
-Откуда я знаю, может, ты уже какую подругу себе завел-присмотрел, а я так... "дай списать".
-Ты чего? — Диман встал, удивленно разглядывая её.
-Ничего, пошел ты... -Петрова рванула к дому.
-Щас вот! — Диман в три шага нагнал свою мелкую — он как-то резко вымахал за это лето, и она доставала ему только до плеча, и ухватив руками за плечи, сказал:
-Петрова, ты чего, белены объелась?
-Отвали!
— Щас, бегу прямо, ага, размечталась! Никуда я от тебя валить не собираюсь. У меня, если хочешь знать, батя, наверное, к теть Лиде уйдет жить, ну я так догадываюсь... И кроме тебя и Ковылиных ваще никого роднее нету.
-Нету, нету — вон как вымахал, девицы на тебя вешаться будут.
-Дура что ль? Какие девицы, все же знают, что я из этих, неблагополучных? И, Петрова, ты чё думаешь, я так просто от тебя отстану? Ни фига!!
Ленка как-то сильно вздохнула:
-Ладно, проехали, считай, это у меня бзик случился.
-Ты это... предупреждай, когда у тебя бзик. А то мне вон поплохело, я подумал, что ты меня послать хочешь, а чёт мне не в жилу без тебя.
А из окна за ними наблюдал отец Ленки:
-Мать, похоже, наша малявка уже выбрала себе мужа будущего...
-Да ладно, он через год из школы уйдет и разбегутся, вот увидишь.
-Э нет, моя дочь — она как я, если считает что своим — не упустит! А что, зять мне нравится. Молодец мужик — сопли не распускает, работает, квартиру в чистоте содержит, батю своего воспитывает, что-то уже в технике соображает. Ленка вон как им командует, да и кружка подаренная мне по душе, так что мать, лезь — не лезь к ним, быть Димке нашим зятем.
-А то прям свет клином на нем сошелся. Наша-то совсем мелкая!!
-Мал да удал!
А Диман и Ленка, заскочившая домой переодеться и утащить приготовленные мамкой бутеры, ещё долго бродили по берегу.
Димка-то давно, ещё с весны понял, что лучше Петровой и нету никого, она очень надежная, такая своя, а на фига ему красотки? Мамашка, вон, какая была, на свадьбошных фотках — необыкновенно красивая и чего? Нет уж, он от своей Петровой — никуда. Лишь бы она... тут Димка даже боялся додумывать.
-Лен, я это... ты, если свалить захочешь когда — мало ли, кто-нить сильно понравится — ты только не юли, ладно?
-Дурак!.. — Его миниатюрная такая подружка помолчала и выдала: — Куда я от тебя, пропадешь ведь!!
-Без тебя — точно! — приобнял её за плечи Диман, боясь, что щас как прилетит... но нет, сама его приобняла, ухх, как Димка обрадовался!
Осторожно расцепил её руки, подпрыгнул, и перекувыркнулся в воздухе.
-Это я от радости, Ленк, ты мне так сильно-сильно нравишься, вот! — он опять обнял уже посмелее свою Петрову, и так обнявшись, балдея друг от друга, они и гуляли.
-Так, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева? — озвучила Вера после недели гостевания у Ржентича.
-А, нэ, нэ, аз много рад и соседа тако же.
Соседа и впрямь каждый вечер собирались у Мариана, каждый считал своим долгом угостить чем-то свойским русски други.
-На скару уже глаза не глядят — мясные души, все бы на своей скаре запечь, — бурчала Вера.
Матеевцы утаскивали Антона на свои поля, виноградники, что-то горячо ему доказывая, размахивали руками, смеялись, и видно было, что очень родственные души что наши, что сэрбины.
Съездили большой компанией в знаменитый Златибор, повосхищались великолепными золотистыми соснами, что растут только в этой местности. Лерка сначала не поверила Мариану и своим неразлучным приятэлям, что златни бор — это сосна так называется по-сербски, и у неё золотые иголки, а увидев такие сосны, как маленькая ходила вокруг них и восхищенно прыгала. Долго любовались на открывающийся с холмов вид: на горы, на самую високую — Торник, на очень красивые леса и луга. Побывали в сосновом лесу с его неповторимым запахом разогретой хвои, послушали журчание и умылись из небольшого водопада и долго долго рассматривали местный храм и снаружи и внутри, где совсем не было народу. Роспись внутри храма была очень похожа на на нашу, можно было безбоязненно все сфотографировать, что и сделали. На выходе — высокий, выложенный местным камнем, этакий прямоугольник-домик под небольшой крышей и текущей из кранов минеральной местной водой, напились, набрали в бутылки. Понравился небольшой прудик с отражающимися в спокойной воде, уютными кафешками на берегу. Улочки городка с многочисленными соснами, растущими повсюду, интересные дома и домики, виллы и ресторанчики привели в восторг всех, а вид с близлежащего холма на уютно расположившийся ниже городок очаровал. Вечером долго смотрели на заходящее за горы солнце, Марьян сказал что за соседней горой "уже друга тепэр страна — Босния и Херцоговина, бивша Югославия". А утром позависали, особенно Колюня, у сосен с птичьими домиками — квартал скворечников. Прибитые на соснах разноцветные скворечники, на различной высоте, вызвали непременный восторг и у детей, и у взрослых. На светловолосую Лерку с интересом поглядывали местные молодые ребята, но как к ней подойдешь, если она постоянно была со своими баскетболистами. Зоркий Антон тихонько шепнул на ухо Натке:
-Ох, чует мое сердце, будет у нас зять серб, ты посмотри, как Адриан над ней трясется, да и нашей девочке он явно приглянулся.
-И пусть, будет постоянно о нем думать, и никакие Муравьевы больше мозги не запудрят!
Поездка в Сербию получилась многославная, рыцари-мальчишки поехали с Полосухиными и Верой в Болгарию, покупаться в море и побыть с Леркой ещё дней десять, потом Полосухины улетали домой.
Лерка втихую сказала теть Вере, что Адриан ей очень-очень приглянулся, но она немножко боится. -Чего же? Он тебя что, обидел?
-Нет, ты что, он такой классный, я пока боюсь даже обнимашек.
-Успеется, наобнималась уже, Адриан мальчик умненький, руки распускать не будет, а ты, если понравился, не взбрыкивай. Он может и не понять, сербы же, сама видишь, народ открытый. Вон Ржентич, уже под шестьдесят, а чистый малолетка.
— Не, дядь Марьян, он такой клёвый, свой такой. А Адриан весь в него.
-Ну и хорошо, вот будете друг без друга вдали, и разберешься — если серьезно все, то никакая разлука не страшна, а если фигня...
-То это всички фигня, — дополнила Лерка.
Натка тоже совсем не переживала, отпуская молодежь гулять по вечерам, Лерка с ними совсем ожила, да и Марьян провел с племянниками серьезную беседу на тему — не пугать и проч.
Вера посмеивалась:
-Натка, будешь ты скорее всего не теща, а "драга мама", как сербы говорят, звучит-то куда интереснее.
Наотдыхались вдоволь, напокупали всяких сербских и болгарских сувениров. Антон переживал, не отберут ли на таможне вино, коньяк и ракию — ракию особенно, там же и болгарска гроздова, кайсиева (виноградная и абрикосовая) и сербска гроздова и дюлева — из айвы. Но поскольку у них было три взрослых билета — то в норму уложились.
Проводили Полсухиных, ребятишки уехали к себе, а Вера затосковала, такое бурное лето случилось и так скучно и пусто стало в кыште.
Но, Натка беременная, надо было после поездки сразу сдать анализы. Волновались Вера с Антоном оба, естественно, не говоря об этом Натке, но истово верили, что все сложится как надо, и в феврале родится здоровый малышок.
Вера заметила:
-Родите, Полосухины, в мой день рождения, вот это будет самый лучший подарок!! А едва прилетели у Натки начался токсикоз, но больше волновался и переживал будущий папа — Антон. Он старался купить своей девочке что-то вкусненькое-кисленькое, у него, правда, сводило скулы, глядя на то, как Натка с удовольствием грызет зеленые кислые яблоки.
-Как можно такое есть?
-А не хочешь соленые огурцы с вареньем? У меня знакомая девчонка так всю беременность родню шокировала.
-Да, не понять мне такое, но раз тебе хочется, я думаю, значит, малышу на пользу.
Поездили, повыбирали школу в Серпухове для детей — и Лерке и Коле понравилась небольшая, уютная такая школа в тихом районе города и, что немаловажно, расположенная по дороге как ехать к ним.
И начались хлопоты по подготовке к школе — покупка костюмов, спортивной формы, ранца для братика, (себе Лерка сумку на длинном ремне выбрала в Болгарии — подарок от Адриана), канцелярские всякие. Лерке это все привычно, а Колюня с восторгом выбирал всякие ручки-тетрадки-карандаши.
Съездили к себе на квартиру, Натке присоветовали её сдавать — все коммуналку есть чем заплатить, закрыли дальнюю комнату со своими вещами, а две договорились с первого сентября сдать молодой семье, переехавшей откуда-то с Мурманской области.
Лерка созвонилась с Кондратьевым, он был на работе. Перезвонила Петровой, та Боброву, и по цепочке, к вечеру собрались Леркины одноклашки на отвально-прощальный вечер.
-Ребят, а давайте класснухе вызвоним? — предложил Чума.
Класснуха была в деревне, с сожалением отказалась, наговорила Лерке много теплых слов, и, теперь уже -восьмой 'А' — сидели на высоком берегу реки, объедались пиццей — заказал Леркин типа отчим, которого она с восторгом завала 'ПапТоша', запивали колой, рассматривали смешные прикольные сувениры, привезенные всем одноклашкам Леркой из Сербии и Болгарии, смотрели фотки друг у друга, а у всех было что показать и рассказать. Бобер же, как самый деловой, подвел итог:
-Лето получилось классное. Но Диман у нас самый большой умник — вон как форму набрал да и какие-никакие деньги заработал. Уважаю.
-Поздоровеешь тут! Днями с велика не слазил, вот и нарастил кой какие мускулы, — отозвался Кондрат.
Задумали побороться, кто с кем, как получится. Шумно болели кто за кого, орали, свистели, придурялись как могли. Пока не совсем стемнело, нащелкались все вместе, и каждому надо было сфоткаться с Леркой — уезжает ведь.
-Лер, — осторожно поинтересовался Бобер, — а если я тебя обниму для фотки... как... или?
-Вам я доверяю — не боюсь!
-Классно!! — и все ребята с огромным удовольствием обнимали свою, теперь уже полностью раскрепощенную Лерку.
Расходились поздно, по очереди провожая друг друга. Лерку провожали Диман с Петровой.
-Пошли ко мне? — предложила Лерка, — у меня фоток гора в компе, посмотрим, чайку попьем?
Петрова позвонила родителям, предупредила, что она при Димке у Леры.
И до двенадцати сидели у Лерки, посмеиваясь и попивая чай с тортом. Диман и Петрова одобрили Леркиного друга — Адриана. Кондратьев, правда, посмеялся, увидев их на фотке вдвоем:
-О, Лер, как мы с Ленкой, точно — ты ему тоже до плеча, хотя и сама не мелкая.
-Ну, там росту-то как в столбе фонарном! Ребята, как вы смотрите на то, чтобы в сентябре на выходные приехать к нам?
-А как добираться, через Москву?
-Не, папТошин водила приедет за маминой подругой и вас захватит, и назад так же — часа полтора, и вы у нас. Я буду очень рада, приезжайте, а?
-Дим, ты как, сможешь? — поинтересовалась Петрова .
-На какое точно число — отпрошусь. Лер, меня в фирме уговорили по выходным подрабатывать, всякие там мелкие рисунки компьютерные придумывать к их слоганам, у меня как-то получилось случайно, а ТриС увидел, ну и припахал, да я и не против, деньги, они всегда нужны. Вон, хоть в киношку, или на боулинг с Ленкой сходить, здоровски так, когда есть свои заработанные деньги.
Диман пошел поставить ещё чайник, девчонкам было лень, а ему захотелось ещё вкусного чаю. А Ленка шепотом сказала Лерке:
-Лер, я наверное в него влюбилась.
-А он?
-Он вроде тоже, боюсь я, он вон какой видный стал, мало ли, какая другая понравится.
Лерка улыбнулась:
-Как же, ты что, Кодрата не знаешь? Он же упертый, да я смотрю, браслетик с сережками у тебя красивошный, не Димка подарил?
-Он, представь, сказал, что цветом, как мои глаза.
-Ну и не волнуйся, так приятно на вас смотреть, вы такие суперские с ним!
-Чё, меня обсуждаете? — пришел Диман.
-А кого ещё?
-Чё меня обсуждать, вот он я, весь, какой есть, идите лучше ко мне поближе. Хоть обниму вас.
Пригреб к себе девчонок, обхватил за плечи, улыбнулся и сказал:
-Ленк, давай селфи.
Щелкнулись на все три телефона, Диман сделал заставку с этой фоткой.
-Девчонки, вот вы две мои самые лучшие подруги, Лерка ещё с садика, а Ленуська... она... — он замялся, подбирая слова.
Лерка хихикнула:
-Да поняла я уже давно, что Петрова для тебя надежный друг.
-Ещё какой. Вот вы щас ржать будете, но скажу, чё мне скрывать-то? Кароче, Петрова как хочет, а я вот после армии точно на ней женюсь, если, конечно, нужен ей ещё буду!
Петрова засмущалась, а Лерка серьезно кивнула.
— А я свидетелем буду! — и подпрыгнула на диване.
Первого сентября класснуха восьмого 'А', придя в класс, привычно поздоровалась:
-Здравствуйте, дети!
Класс дружно загудел:
-У-у-у, мы уже не дети!
-Садитесь, уже не дети! Дайте-ка я на вас погляжу... Ох, как вы сильно изменились за лето, подросли, повзрослели, мальчики какие большие стали. Кирю... Кирилл Чумаченко, правда, совсем лохматый, но спишем это на мою отсталость в современной моде.
-Вот, умеете Вы, Надежд Николавна, опустить ниже плинтуса, — пробурчал Чума. — Лан, маленько подстригусь.
-Ну что, начинаем новый учебный год.
-Ага! — радостно высунулся самый маленький из ребят, но самый шустрый, Валька Куликов, — и будем писать сочинение "Как я провел лето!"
-Ну, почему же, я вот решила дать вам на выбор три темы. Первую Валя назвал, вторая — свободная, а третья... Я хотела кое-что другое, но раз вы уже не дети, тогда будет просто: "О наболевшем".
-И можно все-все писать?
-В какой степени ты можешь позволить себе поделиться чем-то наболевшим со мной.
-И Вы никому?
-Зачем я кому-то? Доверие, оно, брат Бобров, вещь хрупкая, раз — и нет его. А нам с вами ещё до выпускного класса сколько пар сапог стоптать придется? Темы сказала заранее специально, обдумайте и завтра приступим.
И читала через день класснуха сочинения, и смеялась, и хмурилась, и рыдала от смеха, а над сочинением Кондратьева долго сидела и качала головой. Дети, почти половина, выбрали тему "О наболевшем" — это было для неё неожиданно, она думала, что только если Бобров, ещё — отличник, тихий, незаметный в классе Панов и, может быть, Лена Петрова. Но остальные...
Кто-то, как Алина Яцкина, делился своими обидами на мало интересовавшихся её проблемами родителей. Валя в завуалированной форме, переживательно писал, что вот так сильно нравившаяся ему девочка, не воспринимает его всерьез, считает за шута. У кого-то были сплошные восторги от появившейся летом симпатии, у кого-то и первые разочарования. Сочинения были и немного детскими, но, в тоже время, её детки стали думать и рассуждать намного взрослее. Вот Саша Бобров... этот рассуждал совсем по-взрослому, он написал про Леру Темнову, скорее, даже не про неё, а про то, почему вырастают такие вот гнилые Муравьевы. А Дима Кондратьев... вот уж кто удивил этакой житейской рассудительностью, да, из-за ошибок русский потянул только на тройку, но литература... тут Надежда Николаевна поставила твердую пять с плюсом
И так порадовалась, что этот озлобленный, бывший всегда где-то на отшибе, много переживший ребенок, имеет такую светлую голову и стал таким надежным мужичком. А Диман и написал всего-то, не мудрствуя, свои выводы от прошедшего лета, о том, как увлекла его работа, как интересно ему придумывать рисунки, как здорово, что он стал таким востребованным везде, что у него прям крылья выросли, и ни слова о своих каких бы то ни было проблемах.
-Сильный мальчик вырос — это при таких-то родителях.
И в классе, раздавая листочки с сочинениям, коротко сказала:
-Вы меня очень порадовали!!
-Чё, прямо все написали, что все в шоколаде? — тут же встрепенулся Валя Куликов.
-Нет, Валя. Вы меня порадовали, что вы все уже личности, что мыслите, возмущаетесь, переживаете, радуетесь, печалитесь, а по большому счету — неравнодушные, умеющие сопереживать, а это дорого стоит. Я рада, что вы у меня такие.
-А знаете, Надежд Николавна, — задумчиво заметил Чума, — а мы вот до весны и были кто в лес, кто по дрова. А потом, после Димана и Лерки, как-то перевернулось все. Я честно скажу, когда мы к Кондрату пошли в больницу, я и собрался-то чисто полюбопытствовать... и вроде все собрались, че ж я в стороне-то буду? А увидел его... торкнуло где-то, а потом, когда Лерку всю зашуганную увидел, стало как-то жутковато, и захотелось, чтобы рядом были, ну, надежные. Вот как-то мы и потянулись в кучу, Лерку старались отвлечь. Я в первые дни хотел её по привычке по плечу стукнуть, а она как ошпаренная отскочила, меня аж перемкнуло...
-Вот, и я про то же, — сказала честная Петрова, — всё на Димку всякую муть говорила, как же, едва на тройки тянется... а ведь главное в человеке — это надежность... Кому-то дано хорошо учиться, кому-то нет, вот когда человек не трусит и не прячется за чью-то спину, в общем, я рада, что у меня есть такой друг! Настоящий!!
-Петрова, ты все правильно сказала, я тоже так считаю, — подтвердил Бобер.
-И я!.. и я!
Димка побагровел от смущения:
-Чё вы все, вы б так же поступили!!
На что Чума признался со вздохом:
-Не, я бы испугался, честно!
А классная заулыбалась и сказала:
-Ох, какие вы у меня славные стали, взрослеете на глазах!
Девчушки Платоновы окрепшие, загорелые тоже пошли в школу. Олюшка в шестой класс, Светуля в третий, братики втроем провожали своих сестричек, а они, счастливые до невозможности, вышагивали с букетами и огромными бантами, держась с двух сторон за руки своего любимого Сани. Сашка с Лесей заранее сходили в школу, познакомились с классными руководителями обеих, объяснили ситуацию, вроде все должно быть нормально.
Девчушкам ребятки в классе понравились, Свету посадили с тихим мальчиком, он её абсолютно не доставал, да и она, вся в своего дерзкого брата, в первую же неделю хорошенько стукнула задиру и забияку Шершнева, который приладился дергать её за косички, ну, а остальные мальчишки не цеплялись..
А Олюшка, мягкая и скромная — спасовала... Недели через две в классе откуда-то узнали, что она из детдома, ну и нашлись любители поиздеваться-пообзываться. Олюшка не стала говорить Саше, а сама с каждым днем все неохотнее шла в класс. Вот и сегодня, после второго урока пакостный такой Славка Акимов начал её теснить в дальний угол коридора, и под гогот двух припевал, обзывать:
-Крыса детдомовская. Ща как... — он замахнулся на съежившуюся девчушку... но стукнуть не получилось.
. -Славка, атас! — заорал было его дружок, Акимов не успел даже обернуться, как его ухватили за шкирку.
-Что я слышу? Крысеныш и обзывается?
Его за химотину крепко держал знакомый всей местной шпане — Диман Кондрат.
-Пусти, Диман, чё ты? Подумаешь, крысу детдомовскую попугать хотел?
Подскочившая к Олюшке и обнявшая её девчонка, с которой Диман везде ходил, негромко сказала:
-Дим, тащи его к директору, здесь морду набить — мало будет.
И тащил Диман Акимова за шкирку, как обгадившегося кошака, через пол школы в кабинет директора. Там эта Петрова слово в слово повторила все Акимовские слова...
Акимов сначала попробовал было отказаться и свалить всю вину на своих шестерок, а директриса, устало вздохнув, сказала:
-У нас с тобой был перед каникулами разговор?
-Ну, был!
-Значит, будем расставаться — поедешь в Лесную школу, хватит.
-Там одни дураки учатся. Чё я там буду делать?
-Учиться, здесь не можешь, может, там получится.
Прозвенел звонок на урок, Диман с Петровой побежали в класс, а директриса повела Акимова сама.
-Извините, Анна Викторовна, я ненадолго. Значит так, шестой "Б", послезавтра в шесть часов вечера собрание вашего класса с родителями, я подчеркиваю, всем явиться с родителями. Ну, Акимов, я жду, что ты скажешь?
-Я че, один что ли этим занимался?
-Встаньте, кто ещё оскорблял и обзывал Олю Платонову.
В классе наступила мертвая тишина. Никто не встал.
-Значит, все хорошие, один Акимов?
-Нет, я тоже! — с тяжелым вздохом встал Ершов, из Акимовских друзей.
-Надо же, совесть, оказывается, у тебя имеется, Ершов? — сильно удивилась директриса.
-Больше никто? Ндаа, как обзывать слабую девочку — желающие всегда находятся, а как сознаться... хорошо, будем разбираться более серьезно. Предупреждаю, даже за один косой взгляд в сторону девочки, будете строго наказаны. Еще раз извините, Анна Викторовна.
Директриса ушла. А в классе весь урок стояла непривычная тишина.
На перемене в класс ввалились Кондрат и ещё три борзых таких его одноклашки:
-Ну что, мальчики-одуваны, языки свои паскудные высовывать стали? И на кого, на слабую, худую девчонку? Пошли, поговорим, Аким, ты давно напрашиваешься...
-Никуда я не пойду!! — Как-то истерично выкрикнул Акимов.
-Да, ладно, — сказал самый борзый из них — Бобер, — после уроков встретим, куда он денется! А там и брат Платон добавит.
Вот тут-то Акимову поплохело, он же не знал, что эта девка — сестра того самого Платона... И как бежал он после уроков задворками к дому, оглядываясь и боясь, точно также и в школу утром пришлось идти, а его второй шестерка — Лящук, совсем не пришел в школу — резко заболел.
В школе все прошло спокойно, если не считать того, что на переменах в класс поочередно заглядывали восьмиклашки, внимательно оглядывая всех, а некоторые в наглую спрашивали:
-Олюшка, тебя никто не обзывает?
-Нет! — отвечала эта... и че он с ней связался, знал бы, кто у неё брат — оббегал бы как мог, эх, подставил его Лящук — гад. Это ведь с его подачи Аким полез к этой...
А у подъезда стояла и курила какая-то тетка, пожилая... увидев его, резко бросила сигарету и, привалив Акима к неоткрывающейся половинке двери, вежливо так, проговорила: -Я, бля, ни родителям, ни бабке твоей жаловаться не буду, я тебе сама рыло начищу так, что месяц будешь на мир сквозь щелки смотреть. Ты, сука, на кого пасть открыл? — И дальше эта чокнутая тетка подробно объяснила, что и как будет с ним, если он даже взглянет в сторону Оли.
А назавтра было собрание... Акимов шел туда как на расстрел, директриса не поленилась, дозвонилась до Лящукова отца, и 'больной' сынок, Акимов и Ершов стояли на виду у всего класса и всех родителей.
А Платон не отрываясь смотрел именно на него, Акима, и это было страшно.
Директриса произнесла недолгую речь, пояснив, что и как. Родители загудели.
-И что, если девочка из детдома, её надо гнобить? — это выступил его, Акима, батя.
А Лящука отец встал и при всех сказал:
-Я должен принести свои извинения вам, Александр, и Оле — это моя вина. Я в разговоре с женой обмолвился, что у него, — он мотнул головой на сына, — в классе будет новенькая девочка с тяжелой судьбой, а чадо услышал и вон как завернул.
Платон молчал, только сжимал и разжимал кулаки, и от этого становилось намного страшнее. Все родаки возмущались, а три героя все ниже опускали головы, и пылали их уши.
Наконец, Платон, прокашлявшись, сказал:
-Я хотел бы попросить, Вас, Лина Васильевна, если можно, перевести сестру в параллельный класс. Что их извинения, они сейчас извинятся, а через неделю опять начнут пакостничать. Неприятно говорить, но скорее всего, эти три... товарища быстрее всего поймут что не правы, только с помощью, — он посмотрел на свои руки, — ремня, и то может быть. Чтобы вот так не позориться, стоять перед всеми, надо бы думать, что и кому говорить. Я не пустил сегодня сестру на собрание — у неё и без этого в жизни много чего было. Извините, я пойду.
Ох как пакостно было на душе у Сашки, прибил бы этих подленьких, но что это бы дало?
Олюшку без вопросов перевели в параллельный класс, Акима после хорошей взбучки от отца ограничили в прогулках и оставили до конца первой четверти в школе, с условием, что при наличии хотя бы одной двойки — поедет в Лесную школу. Лящуку тоже прилетело не хило от папашки за длинный язык и пакостную натуру.
И как-то резко распалась их компания — Ершов откровенно старался свалить, едва завидев светлую, украшенную мудреными косичками голову Олюшки, а Акимов издали угрюмо смотрел на неё и не понимал, чего он так тогда привязался к этой хилой девчонке? Или это Платона взгляд и матерная речь той тетки на него повлияли?
Да и не до неё стало, четверть заканчивалась, а у него две двойки светили, а охота что ли с дураками учиться?
Восьмой 'А' так и привык заботиться об Олюшке, постоянно проверяя, что и как у неё, и все в школе знали, что вот этих двух таких разных сестер Платоновых задевать не стоит.
Сашка тяжело переживал за сестричку, но она уже совсем освоилась в параллельном, подружилась сразу с тремя девчонками, и как ни странно, с Бобром, который, усмехаясь, звал её 'мелкая подопечная'. И частенько провожал из школы до дому, благо, что жили по соседству, а Светка ходила в продленку.
Олюшка иной раз спокойно сидела целый урок у раздевалки на стуле, что-то читая из заданного, ожидая, когда закончится шестой урок, и они с Сашкой пойдут домой. И никто ни разу не подколол Бобра, что он возится с этой малявкой, знали, что не заржавеет — прилетит мгновенно .
Вечерами у Платоновых всегда было многолюдно, припирался Бирюк.
-Чё ему одному дома торчать, Леха на занятиях, скукота. А у тебя, вон, как все кипит.
Частенько приходили Димка со своей Петровой, та помогала девчушкам разобраться с чем-то не очень понятным, а Диман учил Санька разбираться в компе.
А с Диманом как-то незаметно и Бобер с Чумой прилепились.
Теща с девчонками летом насушили всяких травок для витаминного чая, вот Бирюк и суетился на кухне, найдя себе подходящее занятие: священнодействовал, смешивал всякие травки, каждый раз предлагая что-то новое, а с чем пить чай, он, не заморачиваясь, всем приходящим вываливал:
— Чай наш, а чего к чаю — с вас, да хоть вон кило сахару и сушки, народу до фига, вот и тащите кто чё может.
И тащили, Димка с Петровой привезли от Полосухиных всяких компотов и варенья, Бобер приходил всегда со своей любимой 'Коровкой', а Чума, оказывается, обожал баранки, вот и стояла у Сашки с Лесей на столе большая салатница, в которой не выводились карамельки всякие...
А в октябре осчастливила Леся Санька известием, что к концу июня у них родится ребенок.
Вот Санек обалдел... обрадовался, конечно, сильно, но и боялся, что вдруг из него не получится нормальный отец.
Успокоила его мятущееся сердце теща:
— Сашка, если ты — плохой отец, то я тогда Майя Плисецкая.
Санек посмотрел на свою кругленькую мам Нину и засмеялся:
-Успокоила!
Лерка, как и Антон, трепетно и внимательно следила за своей беременной мамкой. Может, случись Наткина беременность до похищения, Лерка бы и взревновала, и дуться стала, но сейчас, когда папТоша — она вслед за Колюней стала его так же звать — старался сделать их жизнь такой насыщенной и радостной... она искренне порадовалась за свою, такую сейчас счастливую, мамку. Да и бабуля, которая с нетерпением ждала малыша, поясняя Лерке, как совсем взрослой:
-Лер, вы — однозначно мои внуки, я вас всех одинаково буду любить, но Тошка, он вон до полтинника дожил одиноким волком, подружки были, а толку-то, их его деньги больше интересовали. А чтоб ребенка ему родить — как же, фигура испортится. А сейчас вы, Наташа, которая его поняла и приняла, он ведь второе дыхание заимел. Знаешь, как скучно я жила? Он же, поросенок, меня совсем редко навещал, все по телефону общались, а я и кисла со своими болячками всякими. Сейчас и болеть-то некогда — вон какая семья большая.
Она полностью отстранила Натку от готовки:
-Не хватало, приезжаешь после своей работы уставшая, а я весь день дома. Вот родишь, подрастет дите, тогда — пожалуйста, а сейчас — отдыхай!
Натка вслух радовалась, что ей страшно повезло, даже не с мужем, а со свекровью.
-Антон Сергеевич, — спросил его зам, — а когда мы Вашу супругу увидим?
-Не скоро!
-Нам же интересно увидеть первую леди, — не унимался зам.
-Она не картина, чтобы её разглядывать!
-Значит, на Новогоднем корпоративе Вы будете один?
-Корпоратив, если и будет, то без меня! Всё? Или ещё вопросы имеются?
-Ннет, все понятно!
Зам свалил, а Антон, раздосадованный вопросами о Натке, пошел в бухгалтерию, заранее пояснить финансовому директору, что корпоратив если и проводить, то скромный.
И опять попалась ему в коридоре длинноногая красотка, в чем-то коротком, наподобие юбки, картинно держащая сигарету кроваво-красными коготками, и крутящиеся возле неё два юнца, в модных прикидах.
Красотка томно из под ресниц взглянула на Полосухина и приняла ещё более соблазнительную позу.
-"Дылда! — усмехнулся про себя Антон, — сколько я вас таких видел-перевидел."
Но постоянное её торчание в коридорах возле курилки и попадание ему на глаза начинало подбешивать...
Зайдя в бухгалтерию, поздоровался — все были на местах — один стол, правда, пустовал...
-Та-ак! Алевтина Викторовна! — Антон очень редко так жестко разговаривал со своим главбухом, как по старой привычке он величал теперь уже финансового директора. — Скажите мне, недалекому...
Алевтина вмиг насторожилась — с ней Полосухин таким тоном ох как давно разговаривал.
-На каком основании мы держим в финотделе лишних людей? Нам что, надо пересмотреть штатное расписание?
-Но, Антон Сергеевич, я наоборот хотела выходить на правление с просьбой добавить нам ещё две единицы.
-Да? А это как называть, сверхнормативная загруженность? — он кивнул головой на вплывающую в отдел красотку.
Та, не врубившись в напряженную обстановку, соблазнительно виляя задом, пошла к своему месту.
-У нас что, финотдел или модельный подиум? Почему я постоянно вижу вашего работника не на рабочем месте, а болтающейся в курилке? Я склоняюсь к мысли, что у вас раздутый штат.
Не слушая Алевтину, Антон развернулся и пошел дальше. Мальчики-мажоры все также стояли и, лениво переговариваясь, курили.
— Отдел? Фамилии? — притормаживая, спросил Антон.
-Отдел маркетинга и что? — вызывающе спросил один, с гребнем на голове.
Антон, не отвечая, скомандовал:
-За мной!
Один, как-то пугливо оглядываясь, пошел, а второй так и остался вызывающе стоять.
Антон с порога спросил начальника:
-Твои?
Тот поспешно вскочил:
-Да, здрасьте, Антон Сергеевич! В чем дело?
— Обоих немедленно уволить, завтра ко мне с объяснительной, почему в отделе разброд и базар. Я подумаю, сколько вас в отделе оставить.
Набрал кадры:
-Иван Викторович, сейчас к тебе подойдут два молодых человека из отдела маркетинга — уволить немедленно — через час проверю!
В дверях столкнулся со вторым, уже растерянно смотрящим на него модником.
-Вежливости надо поучиться!
А через полчаса рыдающая фотомодель принесла в кадры заявление об уходе — весь финотдел встал, как говорится, на уши: "Какое сокращение, когда зашиваются, работу или на дом берут, или вечером задерживаются, и из-за одной дуры..?" Алевтина Викторовна пила успокоительное и ругала себя последними словами:
-Пошла на поводу у зама — пристроила на свою голову дочку его приятеля, в теплое местечко.
Полосухин, он, не смотри, что на вид добродушный дядечка, как же, внутри у него стальной несгибаемый стержень, как говорится — плавали, знаем.
А Антон чертыхался:
-Вот ведь отморозки — модная стрижка, модный прикид, а за душой... И в противовес им — Сашка Платон изо всех сил старающийся сделать как можно лучше жизнь своей такой многочисленной семьи, и Димка Кондратьев... вот кого Антон и сейчас бы взял на работу, да лет маловато.
И был на следующий день 'разбор полетов'. Полосухин не орал, а вежливо так опускал своего самонадеянного зама:
-Чем интересоваться, как Вы выразились, Валерий Анатольевич, первой леди, Вы бы не разводили бардак на фирме. Пользуясь тем, что у меня были личные дела, требующие моего постоянного внимания, Вы попустительствовали всем, я подчеркиваю, всем работникам фирмы. Я вчера зацепил бухгалтерию и отдел маркетинга, а сегодня с утра лицезрел приход многих работников на работу. Картина печальная... буду наводить порядок. Как говорится, чтобы гангрена не пошла дальше, будем оперировать — зараженные участки удалять. И начну я сегодня!! Алексей Петрович, Вы сделали, что я просил? — спросил он друга Леху, начальника охраны — тот ещё вчера получил по самое не хочу. Антон очень редко называл его на 'Вы'-это означало высшую степень бешенства у него.
-Да! Все готово!
— Ну что же, как говорится, помолясь и начнем!
И была на фирме сумасшедшая неделя — какие-то чужие, равнодушные, не реагирующие ни на истерики, ни на слезы мужчины, тщательно и методично проверяли все отделы.
Через неделю обобщенные данные легли на стол Полосухина. Он долго и внимательно изучал результаты проверки, так же долго матерился — вот когда пригодились выразительные обороты речи Тучковой, пару дней думал, прикидывал ... в офисе все вели себя тише воды, ниже травы.
Зная Полосухина, те, кто давно работал с ним, ждали грозу... И случилась даже не гроза — ураган.
Собрав расширенное совещание, Антон, не заморачиваясь на громы и молнии (чего зря сотрясать воздух — все люди взрослые), кратко сказал:
-Все, кто сейчас получит конверты — уволены. Подавайте на меня в суд, куда угодно, сможете выиграть, значит, хорошо, но работать у меня никто из вас больше не будет.
Верная Генриетта молча принесла стопку конвертов и также молча стала раскладывать их перед некоторыми из сидящих.
Как орал и истерил зам... пила 'корвалол' испугавшаяся до трясучки финдиректор — её не уволили, но понизили в должности, многим прилетели штрафы. Отдел маркетинга опустел, остались только два человека, что когда-то начинали с Антоном, вылетел с теплого местечка и зам по кадрам. Проредили скучающих и мающихся от безделья охранников, и только конструкторский и дизайнерские отделы остались в том же составе — там люди увлеченные, работали на совесть.
Антон, приезжая домой, обнимал свою Натку и долго-долго сидел молча. Натка же тихонько гладила его по лицу и приговаривала:
-Все это... всички фигня, все наладится, ты вовремя все просек!!
-Наташ, но как же противно, ведь с замом начинали, можно сказать, с нуля.
-Тошка, ведь давно известно: хочешь узнать человека — дай ему деньги и власть, это же тяжкое испытание и большой соблазн.
-Ох, девочка моя, как же я рад, даже не так, безумно счастлив, что увидел и разглядел тебя тогда в электричке!! Ох ты, смотри, пинает меня, да сильно как! — изумился Антон, почувствовав, как толкается малыш в животе.
-Это он тебя тоже успокаивает, что все наладится.
Натку по медицинским показаниям, Николай Антонович перестраховался, отправили на месяц раньше в декрет, и она наконец-то была дома. Антон перестал переживать, как там на работе его девочка, как доехала, все ли хорошо, и до спазмов в горле радовался, приезжая вечером домой.
Его шумно и радостно встречали все: повисал на нем Колюнька, торопящийся вывалить разом все события, чмокала в щеку Лерка, и стояла в сторонке нежно смотрящая на него с таким кругленьким животиком, самая нужная ему из женщин — его Наташенька.
Потом был ужин в такой душевной обстановке, и долгие разговоры... семья рассаживалась на угловом диване, и говорили обо всем. Антон обстоятельно разъяснял или рассказывал своим деткам что-то непонятное или сильно интересующее их, а видел он и знал многое, его слушали, спорили, смеялись, восхищались, а он обмирал от осознания — как ему несказанно 'свезло', как выражалась Лерка.
А ещё частенько по скайпу разговаривали с Верой, прозванивался громогласный Ржентич, не часто, но приезжала Тучкова, прихватывая попутно то Кондратьева с Ленкой, то Платоновых. Его большой дом, который он строил, будучи одиноким, сейчас жил насыщенной и интересной жизнью.
Как-то сразу и Натка, и Антон решили не узнавать пол ребенка. Кто родится — не важно, важно, что дите желанное и долгожданное. А так даже интереснее.
Мамулька и Лерка вязали какие-то чепчики, пинетки, кофточки, Антон было заикнулся, что все "можно купить, зачем?"
— ПапТош, ты как маленький, — выдала ему Лерка, — у нас-то с бабулей — сделано с любовью.
-Ну, как хотите, только вот чего вы вяжете и розовое, и голубое, все одинаковое?
-Не, ну ты тормоз!! — возмутилась Лерка. — Розовое для девочки, голубое-мальчику. А останется если, значит родите ещё.
— И ты совсем не против? — удивился папТоша.
-Я чё, совсем дура? Рожайте, с маленькими даже прикольнее будет, вон, Колька совсем меня не слушается, а малыши, они забавные такие... рожайте.
Ага, — улыбнулась Натка, — тебе репетиция, правильно, опыт будет. А то уедешь вот к Тодоровичу насовсем...
Тодорович, который Адриан, собирался приехать после Нового года на каникулы к ним, Лерка ждала, готовила всякую культурную программу и каждый вечер подолгу общалась с ним в Фейсбуке.
Сестрички Платоновы тоже начали потихоньку вязать, сначала простые шарфики, какие-то прихватки, потом под руководством бабушки Маши Олюшка связала первые пинетки, для своего племянника.
Все Платоновы были уверены, что родится мальчик, кроме Санька. Тот не заморачивался:
-У меня что ребят, что девчонок — куча, кто родится! Не, сын, конечно, здорово, но и девчушка, как Леся — тоже классно. Я его уже люблю, лишь бы все нормально.
Полосухины, подумав, конечно же, с подачи Лерки, решили пригласить всех своих друзей на Новый год к себе — благо, места хватит на всю ораву. Платоновы с тещей и Бирюком — куда его, бедолагу, денешь, Димка Кондратьев с Петровой, Бобер, Тучкова...
-Наташ, я никогда в такой многолюдной компании и не встречал Новый год. Только вот Вера и Ржентич далеко, а так все свои рядом будут.
До Нового года оставалось полтора месяца, а Лерка носилась с идеями, как лучше обустроить и отпраздновать его, высказывал всякие придумки Колюшка, прикидывали, чего и сколько закупить и приготовить мамМаша и Натка, Антон только улыбался...
-Хорошо!!
А Петровой во второй четверти пришлось немного подергаться... В самом начале четверти пришла к ним новенькая — Марианна Слепцова. Класснуха предупредила, что придет на следующий день новенькая и чтобы ребята приняли её как подобает.
Новенькая, в модном прикиде, вся такая на понтах, заявилась в класс одной из первых.
— Привет, где тут свободное место? — спросила она у Егоршиной. Та удивленно оглядела её и показала на свободную парту.
-Хмм, а я хотела бы вот здесь, у окна.
-Ребята придут, с ними и говори, — ответила неразговорчивая Катька и опять уткнулась в учебник.
Класс начал заполняться. Ввалился Чума, пристально оглядел новенькую, хмыкнул, а та сидела королевой, с высокомерным видом. Пришел Кодрат, как всегда с двумя рюкзаками на плече — своим и Ленкиным.
-Привет всем! — и, не обращая никакого внимания на новенькую, позвал Чуму:
-Дэн, смотри, все получилось, мы тут немного добавили, — он вытащил какие-то листы, и оба оживлено уткнулись в них.
Пришел Бобер, бросил свой ранец подошел к новенькой, поинтересоваться что и как. Марианна пренебрежительно поглядела на него — ну не блистал Сашка Бобров красотой — обычный, с жестким ежиком белобрысых волос, худой, с незапоминающейся внешностью, так, ничего особого. Он привлекал девчонок совсем другим — умел дать отпор, был справедливым и обаяние у него было какое-то внутреннее, но с первого раза такое не разглядеть. И было у него много подружек, что характерно, расставался он со всеми легко и по-дружески. Марианну он не впечатлил, и ответила она ему снисходительно, пренебрежительно посмотрев на него.
-Понятненько! — протянул Бобер.
— Сашка, ну ты где застрял? — увлеченный Диман совсем не смотрел на новенькую.
Зато заскочивший, как всегда, 'с шумом и пылью' Валька Куликов, с пятого класса имевший кликуху "Шут", и на этот раз не подкачал, уставившись на новенькую заорал:
-Ребя, гляньте, к нам Барби пришла, в живую!
-Дебил отмороженный! — тут же обозвала его Марианна.
-Ну зачем же так разбрасываться словами, не зная человека? — попенял ей Бобер.
Она опять пренебрежительно отмахнулась от него:
-А не пошел бы ты...
-Ну, как знаешь, как знаешь, тебе жить!
. И все — основное ядро класса потеряло к ней интерес, зато из 'Б' класса три их мачо каждую перемену заглядывали к ним и что-то да спрашивали у неё.
Диман пересмеивался с Петровой, на переменах они куда-то уходили, а Марианна почему-то сразу выделила его из всех, скорее всего, из-за роста, да и на лицо Диман был ничё, симпотный, это признавали все девчонки.
После последнего урока Слепцова, взяв свой весь в каких-то камушках-стразиках рюкзачок, подошла к их парте и, поставив рюкзак перед носом Димки, царственно произнесла:
-Разрешаю тебе проводить меня!
Диман сначала не врубился, а потом переспросил:
-Че-го?
— Разрешаю тебе проводить меня и рюкзак мой понести.
-Лен, ты че-нибудь понимаешь?
-Да, понравился ты девушке. Видишь, рюкзачок доверяет нести.
-Аааа, я и не въехал.
Димка переставил блестючий рюкзачок на соседскую парту, привычно взвалил на плечо свой и Петровский рюкзаки и, взяв Ленку за руку, пошел на выход.
-Мне ничье разрешение не требуется. Кого мне надо, того и провожаю!
Петрова, выйдя из школы, поникла.
-Ты чё? Болит что ли чего?
— Да нет!
— А чё такая смурная?
-Да так.
-Ой, Петрова, не юли, я чё, тебя не знаю? Обидел кто — скажи, разберусь. Пошли-ка, на нашей лавочке посидим.
Он, не отпуская Ленкину руку, шустро потащил её к лавочке, давно уже прозванной в школе 'Скамья влюбленных', ну нравилось там сидеть именно парочкам.
-Колись, чё случилось? Лен, ведь не отстану!
Та вздохнула:
-Да, я вот прикинула, какая я и какая она. Не в мою пользу.
-Кто она? — не понял Диман.
-Ну, эта новенькая, она такая красотка.
-Ты чё? — Выпучил на неё глаза Диман. — Совсем дура? Да это ж Барби, чё в ней красивого? — И увидев, что его, его Петрова смотрит с недоверием, забухтел: — Совсем мозги потекли, я чё, слепой? На фиг мне кто сдался? Не, и ты можешь представить меня... — он заржал, — меня, с этим блестючим игрушечным рюкзачком? Да меня же в пять минут оборожут и запозорят, я чё, Сергей Зверев? Точно, такой рюкзачок, туфли на платформе, глазки подведу и губки бантиком, и буду как этот, ну, жених у Барби — кукольный. Дурищща ты, Ленка, первостатейная! Ниче ты не понимаешь, на фига мне кто? Да и это, я завтра специально по фене начну говорить — вот увидишь, весь интерес пропадет, я же из неблагополучных. Эх ты!
Диман оглянулся и, не увидев никого, быстренько приобнял свою такую маленькую, но ладненькую и привычно-родную Петрову.
-Пошли уже, мне сегодня вечером в офис ехать, а там ТриС замучает, что и как. Вот мужик — зануда, но мозги точно как у компьютера, я только заикнусь, пояснить чего, а он сразу — понял, понял. Посидит, помикитит и выдает через немного: тут ошибка, здесь — слабо, но идея — блеск. Учись, Диман, у тебя котелок варит. А вот в русском ни фига не варит. Пошли, вон Бобер прется с Олюшкой, точно, забыли вчера к Платонам забежать, ща Олюшка прицепится.
Ну ведь не скажешь же Олюшке, что они полвечера прообнимались, Димка обожал обнимать свою Петрову, не форсируя событий. Успеется! Вон, Катька Соснина... Многие из ребят знали, что она после их спасения, оказалась беременной и потом почти два месяца пролежала в больнице. Чё-то там пошло не так. А Нютка в школу не пришла — ходила уже с заметным животом. А Кондрат чё, дурак? Одно дело обнимашки, а вот так, случись чего, и куда им ребенок — самими только по пятнадцать будет. Вот придет Диман из армии, тем более ща год служить всего, тогда можно, а ща — потерпим! Да и Ленка — это же Ленка, таких больше нет. Диман же помнил, как к нему до этой драки девчонки относились, ну как ко второму сорту. Некоторые, правда, Лерка там, Егоршина, которые с садика его знали, обзывались дураком, но принимали на равных, а остальные, почти все боязливо обходили его. А Петрова, вот Диман только её и видел, и хотел, чтобы рядом всегда была. Да и батя её уже на полном серьезе звал его, Димана, зятем. А чё, он и не против, вот только бы Петрова не влюбилась в кого другого.
А Платоновы всем большим семейством поехали к бабе Нине наконец-то на своей машине.
Андрюха с помощью Лехи и Бирюка — тот был 'подай-принеси', но постоянно помогал, перебрал по винтику весь мотор, делал долго, но тщательно. Также основательно собирал его потом.
Санек при непосредственном участии Кириллыча поменял обивку на всех сиденьях,'Соболь' заново покрасили, девчушки старательно вышивали маленькие шторочки-задергушки на окна, увидели в чьей-то 'Газели'такие красивые шторочки, ну и загорелись вышить снежинки, накупили пяльцы, нитки, и вечерами усиленно колдовали над шторочками, не показывая никому, кроме Леси. Санёк и братишки старательно "пытались подсмотреть", а те хихикали и прятали свои поделки.
И вот настала суббота. Все поднялись ни свет ни заря. Андрюха должен был вот-вот подъехать, девчонки не отлипали от окон — им же первым надо было все увидеть, да сюрпризные шторочки нацепить... Потом потихоньку, едва ли не на цыпочках, выскользнули за дверь:
-Лесь, собирайся, пойдем сюрприз смотреть, вон, Бирюк несется.
-Бирюк твой... вроде вы ровесники, а он как Светуля — тоже девять лет.
-Лесь, — нацеловывая свою жену, пробормотал Санек, — ну чего ты? Он у мамки с папкой один и поздний ребенок, вот и вырос... ни к чему рукав. Это я — многодетный, пришлось всему учиться, а Сашку чуть ли не с ложечки кормили. Его мамка, теть Лида, всегда говорила, что меня Бирюку прям Бог послал, он ведь по малолетству в садике скромняга был, детки его лупили, пока я не появился. Да и привык я, что он есть, тоже как брат. Сильно меня удивил, когда в Домодедове бил этого смертным боем. Козлов сказал — едва оттащили от этого, вдвоем, два мента здоровых еле с ним справились.
— Рановато оттащили! — буркнула Леся. — Надо было добить сволочугу.
-Ага, ты что, и пошел бы Бирюк по этапу, да и тебя бы не было у меня. Пошли, вон, кричат и прыгают наши!
Конечно же, 'Соболенок' их получился самый красивый-прекрасивый, особенно шторочки, на белом фоне нежно-голубые снежиночки..
Из-за этих шторочек и остановили их на Гаишном-Гибддешном посту. Заглянувший в салон пожилой гаишник придирчиво рассмотрел сидевших в салоне, увидев двух настороженно смотревших на него девчушек, спросил:
-А что это у вас за шторочки такие, новогодние?
— Да вот, сестрички вышивали специально.
-Сами? — подыграл Саньку мужик, видать умел с детьми общаться.
-Ну да! — кивнула более смелая, Светуля.
-Ай, сестрички-мастерицы... молодцы! — Проверив у Андрюхи для порядку документы, козырнул и пожелал счастливого пути!
А окрыленные девчушки под руководством бабы Нины вышивали специально купленные вышивки для Полосухиных — одну на кухню, другую в прихожку.
Баба Нина привычно надавала мужикам заданий — у неё для всех находилось дело, Лешка шустро раскидав снег, побежал к подружке, а девчушки уже помогали баб Нине на кухне.
-Чем так вкусно пахнет? — потянул носом Бирюк, забегая за веником.
-Заразами, Сашка, — шумнула Света.
-Хи-хи, зразами, а не заразами, — похихикала Олюшка.
-Ну, блин, Светк. Точно тебя буду ждать, когда подрастешь — женюсь, вышивать умеешь, пожр...поесть готовить — тоже, чем не жена.??
-А Олюшку чего же, не хочешь? — Смеялась Светка.
-Ну, там у неё такой борзой Бобер имеется — куда мне, вмиг порвет, как волк зайца.
Светка улыбнулась:
-Не, Саш, ты совсем большой, как наш Саня. А старые дяденьки на молодых не женются.
-Ну вот! — закатил глаза Бирюк. — Опять облом! Не везет мне!!
Полосухин готовил новогодний подарок для Платонов, сумел-таки найти заинтересованных людей в Орехове, съездил сам, осмотрел этот сталинской постройки обшарпанный, запущенный дом. Оценил как строитель надежность — это же не хрущеба — сталинские дома, они на века строились, в общем, нашелся покупатель на весь двухэтажный дом сразу. Антон железно пообещал предоставить эксклюзивный проект переделки дома с приличной скидкой.
А поскольку у Платонов квартира занимала половину первого этажа — семья-то была аж восемь человек, то и стоимость её получалась неплохая, на две двушки-вторички вполне хватало.
Антон очень уважал всех Платонов — ребята получились у таких родителей неплохие, скорее всего из-за Сашки, который с малолетства был для них всем.
И что Андрей, а за ним и Лешка во всем старались подражать ему. Там не было нравоучений, каких-то уговоров-разговоров, Санек скажет: 'Надо', значит, так и должно быть, да и маленькие сестрички старались изо всех силенок помогать и не огорчать своего самого лучшего на свете брата.
Санек не говорил, а Олюшка потихоньку рассказала дяде Тоше и теть Нате про их старшую, Маринку.
-Олюшка, вот и хорошо, что вы пятеро так похожи друг на друга, по делам, по доброте. Знаешь, мы с теть Наташей вот по одному росли у родителей, а так хотелось братишку или сестренку иметь, а у вас так здорово,пятеро!!
-Ой, дядь Тош, мне иногда детдом снится... Я так пугаюсь! Проснусь, Светка рядом вертится, Санек в другой комнате кашляет... я ррраз — и опять засыпаю спокойно!
Олюшка и вторую четверть заканчивала на четверки, а у Светика никак не шла математика, она злилась, иногда рыдала, но Санек, философски пожимая плечами, говорил:
-Не беда, не расстраивайся. Вон, Леха на тройки всегда тянулся. А ща учится на вечернем в техникуме и вроде неплохо! Самое главное пакостником не вырасти!
Темнов опять был недоволен... Нет, он вкусно ел, сладко спал... только днем, а ночью... вот ночью Витюше приходилось работать в поте лица. Именно, что в поте. Эта сушеная карга оказалась ненасытной, куда там Нэлличке, ту бывалоча пару раз ублажишь и все, а эта... Ладно бы имела хоть чуток жирку в нужных местах, а так Витюша едва ли не с синяками ходил, никакого кайфа не получая. Как он бесился, но терпел, его приодели-приобули, ничего делать не заставляли, только ублажать.
Мег днем постоянно не было, она никуда его с собой не брала, даже вещи ему покупала, что называется, за глаза. Он вообще-то был доволен, все брюки, рубашки, джемпера, куртка, обувь — были фирменые, но вот цвета он бы выбрал другие. Как-то, не выдержав, спросил её:
-Ты что, меня стесняешься с собой брать?
-И куда это, интересно, тебя надо взять? На тусовки, чтобы там со своей вечно постной рожей всем настроение портил?
-И совсем не постная у меня, как ты говоришь, рожа. Ну, хотя бы вещи выбирать и я сам могу...
-Котик, ты у меня на полном скажем, госообеспечении. Я тебе что, плохие шмотки покупаю?
-Нет, но я бы хотел хоть куда-то выходить.
-Пожалуйста, гуляй сколько душеньке твоей угодно, ночью будь в постельке, а так, хоть на выставки, хоть в музеи. Условие одно — не пить, ты же знаешь, не выношу, когда от мужика пахнет спиртным.
Темнов чертыхнулся про себя, он, скрывая свое отвращение к костлявому телу Мэг, попытался немного коньячку. Что было... чуть не выгнала посреди ночи, еле ублажил и поклялся, что ни-ни больше.
-А на тусовки или ещё какие мероприятия ты, Витенька, ну никак не годишься. С тобой ведь ни поговорить толком, ни комплимент от тебя услышать, ты мальчик для моих капризов, и то — пока не надоешь!
Темнов посмурнел... была бы какая другая, так и врезал бы, а тут никак, зависит от неё полностью.
Да и злорадствовал он про себя: бывшая ох как нескоро алиментов дождется, найди его, попробуй, здесь. Честно сказать, он и вспоминал-то их не часто, так, иногда, они где-то там, вдалеке были. Да и не до них было. Витюша отожрался, животик стал совсем круглым, он, глядя на себя в зеркало, оставался довольным — этакий солидный мужчина, ведь кроме Мэг и Нэлли никто и не знал, что он... Даже с друганом Виталей он умудрился поругаться, специально, нечего кому-то знать, где он и чем он занимается.
Три месяца он был как сыр в масле, потом приходящую домработницу Мэг, сто лет работающую у неё, свалил инсульт, несколько дней в квартире было неуютно-неубрано.
Не, Витюша застилал кровать, мыл за собой тарелки... Ну, не будет же он пылесосить или белье стирать, не царское, как говорится, это дело.
Мэг все перебирала домработниц, однозначно, молодых она не рассматривала — не хватало ещё, за ними глаз да глаз нужен, а и мужик здоровый целый день бездельем мается, в игры играет и боевики смотрит, как бы чего не вышло.
Наконец-то выбрала, познакомила с Витюшей:
-Вот, Олёна, с Украины, будет теперь у меня приходящей домработницей. Олёна — только так и никак просила больше не называть, оказалась шустрой, пышнотелой бабенкой лет сорока пяти, у которой все горело в руках. Она целыми днями мыла, чистила, стирала, готовила обеды — Витюша особенно подсел на борщ с пампушками, объедался.
Мэг, видя такое усердие и желание угодить во всем, где-то через месяц позволила ей занять маленькую комнатку возле кухни, та постоянно плакалась, что ездить уж очень далеко с Подмосковья, где она с двумя товарками делила угол.
Мэг несколько раз приезжала домой посреди дня, но все было привычно: Витюша или играл в игры, или уходил на недолгую прогулку. А Олёна, распевая напевные песни, вертелась по хозяйству.
Мэг успокоилась, и перестала приезжать с проверками, дела на месте не стояли, да и косметические и массажные салоны отнимали массу времени. А Витюша, как бычок на недлинной веревочке, шел к вкусному стожку.
И почти перед самым Новым годом, когда у Мэг стало непроворот дел, у неё была фирма по организации всяких празднеств и банкетов, соблазнила-таки пышнотелая Олёна его.
Замучившись ублажать Мэг, которую все в эту ночь не устраивало, он утомленный и раздосадованный проспал до двух часов дня, не слыша, что Мэг звонила. Олёна доложила хозяйке, что Виктор Иванович пока спит.
Витюша встал, потянулся, почесался и побрел в ванную, налил воду и долго лежал в ней, расслабляясь под упругими струйками воды. Наверное он придремнул, когда вдруг ощутил, что его достоинство кто-то гладит самым наглым образом.
Он дернулся, открыл глаза и увидел перед своим носом две такие спелые, размера четвертого груди. Не, ну скажите, какой мужик откажется, когда такое богатство перед носом?
Вот и Витюша не устоял... какое блаженство он получил, покачиваясь на такой мягкой и пышной, как перина, Олёне, тем более, что всю инициативу она взяла на себя. Тут не надо было стараться, придумывать какие-то вымудренные позы, сейчас его самого ублажали по-всякому. Усиленно восхищаясь им и поясняя, что такому гарному мужику и с такой селедкой ржавою приходится...
. И Витюша млел и тащился, опасаясь только одного, чтобы ночью Мэг не потребовала многого. Но пока все было на стороне Витюши и Олёны — Мэг быстро отрубалась, а Витюша радовался, как пацан, зная, что вот наступит день, и ласковая и очень умелая Олёна будет доставлять ему огромное удовольствие.
Мужики Платоны и Полосухины перед Новым годом были загружены работой — делали горку, потом с присоединившимися к ним мужчинами коттеджного поселка выбирали место и два дня заливали каток, благо морозец градусов пятнадцать держался, и не было каши-месива под ногами.
Елку решили нарядить, которая росла неподалеку от дома в переулочке. Вот тут уже развернулись девчонки — они старательно и с огромной радостью украшали её всякими гирляндами, игрушками, шарами, помогать потянулись и другие ребятишки, по выходным наезжающие за город, и получилась настоящая красавица. Вдоль всего переулка понавесили электрических гирлянд, и в сумерки елка, сверкающая в разноцветных блестках и огоньках, казалось, пришла из сказки, и вот-вот возле неё начнут прыгать всякие зверюшки, и зашумит дед Мороз, созывая детвору.
Антон, не говоря никому из своих домашних, сговорился с соседскими мужиками, и они заказали специально для всего поселка Деда Мороза со Снегурочкой, с небольшим представлением для всех собиравшихся праздновать здесь Новый год, на всю ночь.
Лерка каждый день просматривала прогноз погоды на 31 декабря, мечтая, чтобы было не очень холодно, а ещё лучше, чтобы пошел снег, такой волшебный, крупными хлопьями.
Олюшка и Светка приготовили для всех женщин фартуки, купили в магазине светлые и вышили на них снежинки, яблоки, рябинки. Все суетились, готовили всякие сюрпризы и придумки, Санек вообще первый раз встречал Новый год по-настоящему, ну не было у него, кроме как в детском саду, настоящей елки с хороводами и безудержным весельем в жизни. Мелкие-то в детдоме каждый год водили хороводы, а вот ему как-то не довелось, и когда вечером украшенная елочка засияла первый раз огоньками, он долго стоял в переулке и просто разглядывал такое чудо.
И поверил Санек, что вот встретят они весело этот Новый год, и все у них так и пойдет — нормально. Они с Лесей потихоньку от своей большой семьи прикупили сувениры, игрушки для всех, больше всего искал Санек подарок для Тучковой.
Но нашел — красивый длинный мундштук, Леся обсмеялась, представляя, как будет картинно курить хулиганистая теть Таня. Тридцатого вечером к Полосухиным приехали почти все гости: Платоновы, Диман с Ленкой — та выдержала целый бой с мамкой, как это дочка не будет встречать семейный праздник дома.
Помог папка, что уж он говорил мамке, но та с тяжелым вздохом отпустила, велев прозваниваться домой каждый час.
— Мам, ну ты как маленькая... ладно бы я в компании одних ребят была, а там же все Полосухины, Платоны старшие, а Сашка как орлица над всеми трясется, теть Таня Тучкова, да и Димка — он же тебе слово дал.
-Дал-то дал, но...
— Мать, что ж ты своей дочери не доверяешь?
-Доверяю, но опасаюсь, вон, Соснина-то...
-Сравнила... нашу дочь и ту девчонку, да и зять наш, будущий, он мужик серьезный — доказал уже.
-Зять, зять, не хрен взять, — ворчала мамка, но отпустила.
Бобер искренне завидовал ребятам, но родаки не отпустили, сказав, что там и без него народу будет много.
Тридцать первого женщины варили, жарили, пекли, а у мужиков весь день было дело — разгребать непрерывно падающий снег, расчищенные дорожки часа через два опять приходилось разгребать, да и к елочке проход тоже. Елочка, украшенная снегом и ставшая такой сказочно-красивой, точно пришла из сказочного леса. К вечеру мужики натащили всяких летних столиков, поставили вдоль прочищенной дорожки. Снег, похоже, утомился падать, и ветер утихомирился, легкий морозец, градусов десять-двенадцать бодрил, на небе высыпали звезды... Наступала волшебная Новогодняя ночь. К одиннадцати часам все столики были заполнены различными закусками: яблоками, мандаринами, конфетами, шампанским. Детишки приплясывали возле елочки, взрослые общались, разогревались.
Проводили старый год, прослушали речь президента, и все дружно стали считать удары курантов.
Ровно в двенадцать полетели в небо салюты и пробки от шампанского, заорали все присутствующие, запрыгали детки, начали расцеловывать друг друга взрослые.
. А минут через пятнадцать, из дальнего конца переулка лихо вырулили на настоящей лошади, запряженной в украшенные новогодние сани, дед Мороз и Снегурочка. А в санях два больших мешка, явно с подарками... Стоящий в санях дед Мороз лихо правил вожжами и по-разбойничьи свистел. Что тут было! Орали и радовались и маленькие, и большие.
Натка, прижимаясь к своему Антону, тихонько допытывалась:
-Тош, признайся, это ты?
-Что ты, девочка, это же дед Мороз, настоящий... ну, или почти, — чмокнув её в нос, засмеялся он.
Водили хоровод, все с большим желанием и энтузиазмом пели 'В лесу родилась елочка' — чего-чего, а эту песню знали все — и маленькие, и большие. Плясали под любую музыку, жгли бенгальские огни, кидались серпантином, мальчишки в стороне от елочки взрывали петарды — веселье било ключом. Наконец дошло дело до подарков. Дед Мороз и Снегурочка не забыли никого, доставая очередной подарок громко называли, кому он приготовлен, и люди подходили забрать. У детишек было много коробочек с игрушками, сладкими подарками, а Санек Платон... офигел — ему, ему — взрослому детине... дед Мороз навалил столько подарков, что у него не хватало рук.
— Дед, а ты ниче не попутал? — тихонько спросил он, в очередной раз забирая подарок.
. -Ну тут же ясно написано — Платонов Александр.
Возле елки ненадолго наступило затишье — разбежались отнести подарки, потом опять долго плясали и дурачились возле неё. Угомонились только ближе к утру, и до двух часов в доме Полосухиных было тихо, спали почти все, кроме мамульки Тоши и тещи Платона. Те, негромко переговариваясь, варили куриный бульон из домашней курицы, баб Нининой.
На вкусный запах начали выползать сонные гости, через час за большим столом сидели все и, весело переговариваясь, хвастались подарками. Один Санек сидел молча.
-Саша, а ты что молчишь? — спросила Натка.
-Да я... у меня... — он прокашлялся, — нет слов у меня, совсем никаких. Я за всю жизнь под елочкой ни одного подарка не находил, только в садике, помню, и были, а тут, я... — он махнул рукой.
-Вот, Саша, тебе за все годы сразу и привез дед Мороз, он где-то не теми дорогами к тебе ехал, -мягко сказала мамуля Антона, — забклукал малость, но доехал же. Я вот так скажу: год был прошедший и страшно напряженный, но и хороший, какая большая у нас сейчас компания образовалась, так славно, нет, как говорит наш друг Марьян, многославно, а в этом году у нас ещё два человечка прибавятся, долгожданные.
После сытного обеда опять всем срочно стало надо на улицу.
Мужики и ребятишки постарше затеяли играть в хоккей, мелкие катались с горки, а Тучкова, стоя на крыльце, картинно курила сигарету, вставленную в длинный мундштук, жмурилась и балдела. Натка с Антоном снимали её на видео, а она позировала... пока не увидела входящего в калитку нового гостя-Петровича, того самого Леху.
И Таня растерялась, может, впервые за лет десять, шустро развернулась и пошла в дом.
-Теть Тань, ты чего? — удивилась Натка.
-Да я... это... пойду, с подругой попробую поговорить, если она в скайпе.
Петрович тоже посмурнел, приехал поздравить своих друзей с Новым годом, отдать подарки-сувениры, да и хотелось ему развеяться, Новый год-то встретил на работе, а тут... Он скомкано поздравил всех, и ни за что не захотел остаться.
Таня совсем сникла:
-Вот, Вер, какая я сука. Сама себе нагадила, а мужик, видишь, как обижен, даже не захотел остаться!Эх, что такое не везет... ладно, переморгаем как-нибудь.
Второго провожали гостей. А восьмого встречал Адриана Тодоровича один Антон — Лерка не смогла себя пересилить. Как бы не хотела она поскорее увидеть Адриана, но слишком свежи были воспоминания, связанные с аэропортом.
Адриана Вера и Ржентич нагрузили как следует, — црвено вино, ракия, всички фрукти, малкие подарци за Нова година...
А Лерка ждала у дома, подпрыгнув, повисла на таком высоком друге. Он, радуясь и восклицая сербские и русские слова вперемешку, закружил её по двору. А Натка и бабуля смотрели в окно и улыбались, ребяткам радостно — и всем хорошо.
Адриан за десять дней никак не мог прийти в себя от увиденного. Особенно его впечатлил Храм Василия Блаженного, вид на Кремль с другой стороны Москвы-реки, а в Сергиевом Посаде впал в полный ступор-восторг от Троице-Сергиевой лавры. Побывали на Поклонной горе, в Третьяковке, сходили на концерт, Адриану не понравились только русски морозы — его обувь оказалась непригодной для нашей зимы. Съездили к себе в город, там познакомился с Платоновыми, Леркиными одноклашками — всем было интересно общаться друг с другом. Диман одобрил Леркин выбор:
-Настоящий мужик, то, что надо, ни фига не мажор!
Поехали купить ему теплые ботинки, и увидел он в женском отделе валенки расписные:
-Не може бить! Супэр! — он бережно брал какой-нибудь валенок, вертел в руках, рассматривал и, восторженно цокая языком, шумно восхищался.
Купил маленькие, расписные, за своя малкая Бояна — племяшка его, и выбрал голубые с белыми снежинками "за Лера, на памьят". Лера тут же в магазине нацепила их, сказав, что будет носить до самых луж. Адриан, неприхотливый в еде, постоянно нахваливал все, что ему предлагали.
Посмеялся над названием салата "Оливье", пояснив, что в Европе его везде называют 'Русска салата', пришел в восторг от самой простой еды: вареная картошка с маслом, посыпанная укропом, соленые грибы и огурцы, и селедка... а ещё холодец, да малкая стопка запотевшей водки, на пробу...
-Наш человек! — подвела итог бабуля.
Провожали его, как всегда, шумно и весело, он же грустил — не хотелось расставаться, но как сложится, а то может и приедет на всички лято в Руссию.
-Да будем только рады! — ответствовала будущая 'драга мама' — Адриан, нисколько не смущаясь и не сомневаясь озвучил, что Лера — его будущая жена, и не может быть никаких сомнений. Лерка смущалась и прятала счастливые глаза.
Натка ходила переваливаясь, оставалось три недели до родов, её совсем не оставляли одну. Антон в течение дня названивал постоянно, волновался, как никогда в жизни, старался угадать любое желание Натки, никому не говоря, в душе он очень переживал и боялся, как все пройдет. А Натка совсем не волновалась, по медицинским показаниям все было нормально, а родить — родим, в первый раз, что ли? Живот, правда, был больше, чем когда ходила с Колюней, но Антонович сказал, что ребенок более крупный.
Слепцова так и осталась для всех в классе — Барби. Кондратьев постарался, чтобы она полностью от него отстала — пару раз засветился с самыми отпетыми хулиганами, и Барби старательно его не замечала. Да и поклонники из "Б" класса добавили красок к его портрету, и вздохнула Петрова свободно, а то ишь...
В феврале на последнем уроке, как раз была литература, незадолго до звонка кто-то постучал, класснуха быстро так переговорила, досказала новую тему. А после звонка она, что-то совсем разулыбавшись, шумнула кому-то:
-Входи! Зашла девчонка в светлой куртке, голубых расписных валенках, шапочке и варежках в тон.
-Здрасьте!
Почти все, дружно заорав, бросились к ней обниматься — ребята обнимали, хлопали её по плечу, Кондратьев, этот дебил, вертел её во все стороны и смачно поцеловал в щеку, а Петрова, постоянно косо смотревшая на неё, Марианну, тут только счастливо улыбалась. Эта, пришедшая, смеялась, расцеловывалась со всеми девчонками из класса — даже неразговорчивая Катька Егоршина что-то оживленно рассказывала ей.
-Это кто такая? — спросила Барби у Вальки Куликова.
-Лерка наша! — он тоже полез обниматься с этой девчонкой.
Слепцовой стало даже немного завидно, какую-то Лерку — ничего особенного на вид, вон как тискают, а её, первую красавицу в упор не видят. Лерка чего-то говорила и до уходящей Слепцовой донесся восторженный рев класса.
-Чего это ваши орут? — полюбопытствовал её постоянный провожатый из параллельного класса.
-Какая-то Лерка заявилась.
-А-а, Темнова. Понятно, ща куда-нибудь всей шарагой завалятся, они всегда, когда она приезжает, где-то да зависают, то в боулинге, то на катке, то в Макдаке, у неё теперь отчим — мужик путевый, какой-то бизнесмен, оплачивает вот такие посиделки, — с долей зависти сказал Белицкий.
И Барби взорвалась:
-Вот и иди к ним!
Сердито выдернув свой рюкзачок у него из рук, задрав нос, пошла домой одна. А поклонник что-то и не поспешил за ней...
Восьмой же "А" через час зависал в пиццерии, не, не на халяву, ребята по-честному скинулись, у кого сколько было в карманах, уговорили пойти с ними свою класснуху, и было у них как всегда теперь, если Лерка появлялась: шумные разговоры, много приколов и смеха. Сидели до шести, можно бы ещё, но уроки, Лерке домой ехать, класснухе в садик за ребенком, Кондрату в свой офис, кароче, у всех дела какие-то.
Как говорится — "отошла коту масленица..."
Мэг стала замечать странное поведение — нет, не мальчика постельного, а домработницы. Та все так же шустро убиралась, вкусно готовила, но вот её поведение насторожило Мэг. Может, будь она помоложе, и внимания-то не обратила, а так её, битую-пербитую, видевшую-перевидевшую много чего, сумевшую сделать миллионы в девяностые годы, а потом упасть с головокружительной высоты, благодаря двум самым близким для неё людям — мужу и лучшей подруге... очутиться на самом дне, сцепив зубы, выбраться из дерьма, и потихоньку, невзирая ни на что, опять сделать себе имя, это мгновенно насторожило...
Домработница начала поглядывать на неё с каким-то превосходством, а Мэг, не будучи дурой, быстренько сложила два и два, ну в чем может превзойти её, Мэг, это деревенская разбитная бабенка? Понятно же... подлезла к мальчику, вернее, жеребцу-содержанцу.
Предновогодняя суета плюс десятидневные каникулы, всякие праздники: корпоративы, дни рождения требовали много внимания, и Мэг подзапустила свои ежедневные постельные утехи — уставала сильно, вот и дала слабинку... Но все поправимо, осталось поймать голубков на горячем. Прикинув по времени — Темнов рано не вставал, и утром его добудиться было сложновато, значит, где-то в час-два дня самое время для телесного общения. Домработница к тому времени с основными делами уже заканчивала и при бытности Мэг дома удалялась к себе в комнатушку, или отправлялась за покупками.
-Значит, будем брать на горячем! — решила Мэг.
Договорилась с давним знакомым вышибалой — ну не ехать же одной — Витюша с Олёной оба в теле, толкнут её и все...
А Темнов совсем расслабился... Мэг почти не доставляла ему проблем, а Олёна... вот она рядом, певуче приговаривает:
-Трошки подожди, от достираю и ...
-Чего тянуть, машинка сама выключится, — ухватил её за мягкое место Темнов, — до прихода старухи сколько раз можно успеть, давай уже, не вредничай, я в полной боевой...
Как-то так враз захотелось Темнову прям здесь, на кухне, очутиться в этом таком пышном, жарком тепле... Он приобнял её и начал подталкивать к столу.
-Ох, Витюньчик, нетерпеливый мой, погодь, погодь, я сама. Ты уже один фартук порвал — это новый, негоже опять рвать, как я старушке объясню, погодь...
Она шустро скинула рабочую униформу, ловко стащила с Витюньчика футболку и штаны, тут же раскинувшись на обеденном столе. И процесс пошел... Темнов упивался и наслаждался... ну, не попадались ему ещё такие жаркие женщины, которые не заставляли его как-то заморачиваться, придумывать или повторять позы из порнушек, а наоборот, дарили ему такой улетный секс и такой...
-Ка-а-а-айффф!! — застонал Витюша, распластываясь на такой мягкой Олене.
Сзади послышались хлопки.
-Браво, Витюша! Оказывается, тебя самого надо ублажать, тогда только ты получаешь кайф! Это тебе надо содержать женщин!
Витюша дернулся, повернул такую тяжелую голову. В двери кухни стояла Мэг и какой-то мородоворот.
-"Не получится! — мелькнула у него мысль, — если бы она заявилась одна, мало ли, упала неудачно."
— Ой, хозяйка! Ой родненькая! — запричитала под ним Олёна. — Ой, это он, похабник, меня завалил, я сопротивлялася. Но где же мне бугая такого скинуть. Да он ко мне всегда пристает, едва Вы за порог, так и лезеть, я сколько могла не поддавалася. А седня вот не смогла его побороть, ой, простите меня, хозяйка. Это все он!
Темнов обалдел:
-Ты? Ты сама ко мне в ванну голая залезла и, можно сказать, изнасиловала. Я бы на тебя и не посмотрел, но когда яйца наглаживают... — он неловко слез с брыкающейся Олёны, под ехидными взглядами Мэг и этого бугая, натянул штаны и буркнул:
-Она сама меня, можно сказать, трахала. Я утром всегда долго сплю, ты из дома, а она на меня насаживается.
-Врет он все, сам ко мне лез, постоянно — я пол мою, нагнуся, а он под подол лезет.
-Интересное кино, никто не виноват! — ухмыльнулась Мэг. — Ну что ж, раз у вас 'ка-а-айфф', передразнила она Витюшу, — то будем расставаться, трахайтесь как угодно и где угодно...
-Эдик, ты пока голубков посторожи, я кой чего проверю...
Она пошла в комнату к домработнице... Вышла оттуда в большом удивлении:
-Ндаа, много интересного мне сегодня открылось, скажи, пострадавшая невинная овечка, а зачем ты мое нижнее белье прихватизировала? Бижутерию и шкатулку — понятно, а вот лифчики и трусы? Размер-то как бы неподходящий — у тебя вон какое вымя.
-Это у тебя, вобла сушеная, два мешочка, а у меня самая что ни на есть — шикарна грудь!! — выставила свой бюст бабенка.
— Так зачем?
-А хотела продать, бельишко красивое, цену хорошую можно взять за него, у тебя же его вона сколько, и не заметила бы, что не хватает.
Мэг брезгливо подвинула ногой её большую сумку на колесиках:
— Вот, все твои одежки-обувки здесь, и пять минут на сборы.
-А расчет? — ошалела Олена.
-А расчет, вон, постельный мальчик с тобой уже произвел секс-услугами.
Ох как орала в дверях Олёна, пыталась проклясть Мэг, но Эдик мягко придал ей ускорение, подопнув под пышный зад:
— Чеши на Ленинградку, там места свободного много!.
Мэг присела на угловой диванчик, закурила, молча смотрела на Темнова.
Тот не выдержал:
-Сама виновата, нечего было оставлять меня с такой, заё... любительницей мужиков.
Мэг поморщилась:
-Давай-ка, дружок, собирай вещички и чао. Я не буду отбирать то, что прикупила тебе — брезгую, знаешь ли. Эдик, ты поприсутствуй возле него, а то мало ли, тоже какие-то безделушки случайно в сумке окажутся. Как у этой...
И выпнули Темнова где-то через полчаса, как обделавшегося пса, а ещё и к вечеру... Пока ехал он в электричке — совсем стемнело, и никто его, понурого, не увидел, хорошо.
А в коммуналке — дым коромыслом, сосед с двумя подругами чего-то отмечал, и не стал Темнов их разгонять, а просто в наглую нажрался с ними и проснулся поутру рядом... с жутью... спала в его постели чистая бомжиха... и так пакостно стало ему, что впору взвыть, ещё вчера был чуть ли не барином, а сейчас... Все бабы — суки, точно!
&nbs И как сглазил кто его — ни работы нормальной — ну, чтобы где-то в охране, ничего особо не делая, посиживать, грузчиком он что ли пойдет? Ни нормально пожрать, все какие-то запарики-дошираки, сосед со своими девками, постоянно приглашающий накатить... сто раз пожалел Витюша, что полез на эту Олёну. Мэг-то баба неплохая, вон, как сыр в масле катался, а теперь... Да ещё эти квиточки за квартплату накопились, он что-то и не заморачивался их оплатой — привык, что это бабские дела. А тут чего-то стали постоянно предупреждать, и долгу-то всего ничего, тридцатка набежала, а вой устроили, телефон городской отключили, пригрозили что вместе с соседом поедут жить в пригород, в барачные дома. А где взять деньги, если он безработный? А что ему капает за съем однушки — так это чтобы ноги с голоду не протянуть. И зверел Витюша от такой жизни. Вот днем шел он по центру, с ненавистью глядя на веселых людей вокруг и увидел... бывшую с огромным пузом... стоит тут и ещё и лыбится. Хорошо ей!
А ему хреново, ах ты сука, не успела развестись и уже с пузом!
И перемкнуло у него, конкретно.
Натка с Антоном и бывшим как раз у них Петровичем поехали к Николаю Антновичу — надо было показаться перед близкими уже родами, оставалось дней десять по Наткиным ощущениям. Все было в порядке, малыш уже лежал как надо, тоже готовился к встрече с родителями. Из консультации пошли потихоньку в центр, благо что идти было пять-семь минут — одну остановку, Натка тяжело опиралась на руку Антона, а он посмеивался:
-Вот родишь, а я все глазами буду искать твой большой живот.
Возле лавочки на площади, Антон чертыхнулся:
-Сигареты закончились. Милая, постой, я быстро, вон Леха идет — тебя поддержит, если что... Антон шустро заскакал по ступенькам к табачному киоску, что расположился прямо у входа в торговый комплекс, а Натка прислонилась боком к спинке скамейки и с улыбкой смотрела, как катается с небольшой горки мелюзга.
Леша, Петрович, был в трех шагах от неё, Антон уже расплатился, взял сигареты и сделал шаг назад, когда вынырнувший как черт из табакерки Темнов, скользящим шагом оказался возле Натки и схватил её за горло:
-Радуешься, сука! А мне жрать нечего! Ублюдка вон родить собралась! Да я тебя...
Натка, не увидевшая эту сволочь, страшно испугалась, ребенок в животе дико забился, а Темнов, обдавая её запахом перегара, вопил на всю площадь:
— Да я тебя сейчас... — он не видел, что Петрович уже протянул руку — ухватить его за ворот, что Антон в трех прыжках, что снимавшая в этот момент красоты города группа экскурсантов с возмущением торопится к ним, что кто-то из них снимает все на видео.
Он упивался возможностью сказать гадость бывшей, как-то да отомстить...
-Я тебя и твоег... — его резко дернули назад, он от неожиданности отпустил Натку, а здоровый такой мужик мгновенно заехал ему в рожу, и полетел Витюша спиной в витрину.
Натка, как в кино при замедленной съемке, стала опускаться на снег, подбежавший Антон судорожно ухватил её на руки и крикнув:
-Лешка, эту тварь...
-Антон, — сквозь зубы, едва выговорила Натка, — схватки...
Антон рванул к стоявшей неподалеку машине такси
-Мужик, быстрее в роддом, умоляю!! — осторожно усадил ничего не соображающую от боли Натку, и рванули они, благо, что роддом был в пяти минутах езды. Там, у входа, водила помог Антону взять Натку на руки, и они вдвоем ввалились в приемный покой.
Все закружилось мгновенно, бледную, с мокрым от пота лицом Натку тут же увезли, прибежал не успевший отъехать далеко и вызванный по сотовому Антоныч, а Полосухина трясло, он не мог даже говорить, стучали зубы .
Мужик-таксист, видя это, прикурил сигарету и время от времени вставлял её Антону в рот, тот не мог её удержать. -Держись, браток, успели, все вовремя!! Вот увидишь, все будет в норме, — успокаивал его таксист. -Не поверишь, было у меня так — пассажирка в такси прямо рожала. Вот я пере... пугался, хорошо, Скорая ехала за нами, до сих пор спина мокрая, как вспомню.
Антон закашлялся, потом смог взять сигарету и с ненавистью проговорил:
-Сгниет сволочуга в тюрьме!
Темнов, влетев спиной в витрину, сильно-то не поранился, только вот куртка, купленная Мэг, пострадала. Он взревев, вскочил и рванул к этому козлу, что не дал ему насладиться местью. И опять налетел на кулак, вот сейчас осколки порезали ему лоб и щеку. Кое-как поднявшись опять и не видя ничего перед собой, кроме этого козла, он с налитыми кровью глазами рванулся... и попал в крепкие объятья, чьи-то, начал орать, материться, вырываться, кому-то из державших его заехал в рожу... и через несколько минут на его руках защелкнулись наручники.
И вот тут-то Витюша пересрал. Его же нисколько не церемонясь, чуть ли не в пинки, затолкали в воронок и повезли...
А на площади шумно возмущались видевшие все это туристы, как оказалось, иностранцы, и мамочки, судорожно похватавшие своих малышей. Иностранцы обступили появившегося полицейского и возмущенно рассказывали через переводчика, о таком мерзком мужчине, который явно хотел задушить беременную женщину. Снятое одной из туристок видео приобщили к делу. Появившиеся ещё два сотрудника, опрашивали остальных свидетелей, которых оказалось предостаточно, пригласили с собой Петровича. Леха же сильно помрачнел:
-Жена у друга... Преждевременные роды. Очень волнуюсь... давайте попозже. Он там один с ума сходит, запишите мои данные и созвонимся.
Его быстренько, записав показания, отпустили, он рванул к Антону.
А тот постарел за эти два часа... бледный, с лихорадочно горящими глазами, с трясущимися руками... Леха, знавший его лет двадцать пять, никогда не видел его таким убитым и потерянным, мужик был несгибаемый... а сейчас...
-Леш, прикури мне! — он протянул смятую пачку, в которой была последняя сигарета. Подошел мужик, потянул две пачки сигарет и сдачу.
-Вот, но ты ж, браток, за это время пачку уже засмолил, смотри.
-Спасибо тебе, как тебя хоть зовут-то?
-Владимир я.
-Спасибо тебе, Лех, расплатись с мужиком — он вместо калыма со мной нянькается.
-Ты совсем охренел? — Вызверился мужик-таксист. — Я что, шкура последняя? Я по-человечески, с любым может такое произойти, ты уж давай не обижай меня.
Прошел ещё час, и на крыльцо выскочила пожилая медсестра:
-Полосухин, зайдите.
Как шел Антон эти двадцать метров, он не помнил... Увидев стоящего и жадно затягивающегося Николая Антоновича, он замер... Тот ещё раз жадно затянулся, затушил сигарету, вздохнул:
-Последняя!
Леха молча протянул ему пачку.
-Спасибо, — поблагодарил тот, и поднял на Антона уставшие глаза.
-Ну что, папочка, поздравляю Вас с сыночком! Малыш ваш здоров. Немного напуган, я бы сказал, но день-два и все будет в порядке.
Антон даже не обрадовался такому долгожданному сыночку.
-А Наташа? — Еле выговорил он.
-Наталья Ваша пока слаба, сильный стресс, страх за ребенка, сделали укол, спит она. В общем, сейчас мы будем наблюдать за ней неусыпно, может, Вы найдете сиделку? Нашим медсестрам, сами знаете, работы хватает.
-А можно я сам возле неё буду? В порядке исключения или как там ещё. Сколько надо оплатить — прямо сейчас заплатим, Вы же сами понимаете, в почти пятьдесят стать первый раз отцом, а жена... — он закашлялся. — Я буду самой лучшей сиделкой.
И таким умоляющим был его взгляд... через два часа после согласований со всеми инстанциями, оплаты там чего-то, этим занимался Леха, разрешили.
Уехал таксист, оставивший свои координаты, с просьбой сообщить ему о выздоровлении жены:
— Как бы немного причастен я к рождению Вашего сынишки!
А отмытый и наряженный в зеленую форму Антон сидел на стуле возле спящей измученной Наташеньки. На сгибе руки в вену поступала какая-то жидкость из пузырька, а Антон держал в руках её вторую свободную ручку и сглатывал комок в горле, а он все не сглатывался. Приходила медсестра. Поменяла бутылки в капельнице, за окном зажглись фонари, а Антон только раз встал со своего места — попить воды и сбегать в туалет. Потом сел на пол, прижал Наткину ладошку к своей щеке и негромко заговорил, он говорил обо всем, что приходило в голову, откуда-то зная или чувствуя, что вот надо ему говорить ей обо всем. Заглянувшая в палату сменившаяся медсестра, ничего не сказав, через несколько минут принесла две подушки:
-Не сидите на полу!.
Зашел Антонович, поколдовал над Наткой, сказал, что пока она еще поспит, скорее всего, до утра.
-Может, и вы?
-Нет, я тут нормально пристроился.
-Значит, малейшее изменение в её поведении — тут же зовете дежурную.
Врач ушел, а Антон задумчиво сказал:
-Вот, девочка моя, жутко мне необходимая, сынок у нас родился. Я честно, так хотел сына, но молчал до последнего, а сейчас и не знаю как его назвать. Пока сынок — Антонович, имя будем вместе выбирать, а то может я Ферапонтом назову... Это как же будет коротко, интересно: Фера, Ферик, или Понтик.
Антон говорил и говорил, прижимаясь щекой к безвольной руке жены, а внутри у него все замирало от страха...
-Нат, а ведь я без тебя и не выживу! Что-то мне так тоскливо, вот пока ты спишь! Привык я к тому, что всегда могу дотянуться до тебя, обнять, услышать твои охи-вздохи в сладкие минутки... девочка моя необыкновенная, не сироти нас с Антоновичем.
А дома сидели крепко обнявшись и молчали Лерка с Колюней... Снятое видео выложили в Инет, а Лерка увидела... баб Маша подошла, обняла их, доверчиво прильнувших к ней, и сидели все трое, как печальные, поникшие птицы.
Темнов же поначалу хорохорился:
-Да ладно, подумаешь, поговорить просто захотелось с бывшей — как дела и все такое. Да я её пальцем не трогал, она сочиняет как всегда.
Следователь выслушал все его 'признания', молча запротоколировал. Витюша совсем воспрял:
-Так что, через три дня отпустите? Или опять пятнадцать суток впаяете?
— Статьи у тебя не подходящие на сутки.
-Какие статьи, я не виноват!!
И следователь перечислил ему статьи:
-Преднамеренное покушение на убийство двух человек, причинение тяжкого вреда здоровью матери и ребенка — роды-то преждевременные, оказание сопротивления работникам полиции, нанесение материального ущерба — две расколоченные витрины...
-Но витрины не я, это мужик виноват, он меня туда толкнул.
А следователь вдруг сказал:
-Я бы тебя вообще там и урыл за жену и ребенка! Так что срок тебе светит — немалый. К тому же заснятый иностранной экскурсией твой "душевный" разговор записанный на видео гуляет в интернете, и уже звонили из мэрии, требуют справедливого наказания — много звонков уже поступило туда. Так что все эти уловки оставь при себе — сидеть тебе до седых мудей, и это при хорошем раскладе. Если же госпожа Полосухина не выживет, будет тебе пожизненное.
И сдулся Темнов, теперь сидел перед следователем жалкий, съежившийся мужик.
-Раньше надо было думать, сейчас — все что мог, уже сделал, шагай в камеру.
К обеду Темнова из КПЗ перевезли в следственный изолятор, прокурор города подписал ордер на арест сразу же — преступление тяжкое и огромный общественный резонанс.
Начальника следственного отдела и начальника милиции вызвали к мэру. Тот долго орал, распекая за безобразие и плохую работу, и велел как можно быстрее дать развернутый ответ по принятым мерам, который обязательно прочтут в ближайших новостях, город возбужден, а уж публикации в интернете...это удар. Все знают, что город вошел в состав "Золотого кольца", и если из-за этого происшествия туристов станет намного меньше — люди просто побоятся приезжать, где такое творится, то пеняйте на себя...
А Натка вынырнула из какого-то черного омута — ямы ли, ближе к обеду. В той беспросветной темноте она постоянно слышала голос Антона, он что-то рассказывал ей, то громко, то совсем шепотом, она не вслушивалась, только было ей как-то спокойнее там с его голосом. Вот и сейчас она слышала какие-то чужие голоса — женские, мужские, вроде Николай Антонович разговаривал, — как-то вяло думала она. Потом стало тихо и опять заговорил Антон:
-Девочка моя прекрасная, малышу надо твое молоко, есть хочет наш сынок, просыпайся, а? Да я и без тебя умотался — совсем никак.
-"Малыш какой-то, молоко мое," — вяло подумала Натка, и чуть шевельнула рукой, к которой было прижато что-то колючее.
Антон замер... это была первая реакция за все время, он привстал на коленях, судорожно вглядываясь в бледное лицо жены:
-Наточка, девочка моя, ты, правда, меня услышала? Ну, хоть одним глазком посмотри на меня.
Натка нехотя приоткрыла глаза: Полосухин, какой-то постаревший с пестро-седой щетиной на лице и почему-то на коленях...
Натка попыталась сказать: "Встань"... получилось невнятное — "сань." Антон неверяще вглядывался в её лицо:
-Девочка моя, ты проснулась?
Он как-то резко вскочил, чем-то брякнул и осторожно поднес к Наткиным губам поильник.
Как пила Натка эту воду — казалось, к ней с водой возвращаются силы.
-Тошка, где я?
-В больнице, милая.
— В боль... нице... зачем? — и вдруг встрепенулась... ребенок:
-Тош, ребенок?
— Не волнуйся! — Погладил её по щеке опять стоявший возле неё на коленях Антон. — Наш сынок уже через три часа первые сутки будет праздновать.
-Мальчик?
-Да, сыночек, хороший, здоровенький, вес три шестьсот пятьдесят, пищит, говорят, много, к маме хочет.
-Тош, ты чего такой серый весь?
-Да, фигня всички!
Ойкнула заглянувшая в палату медсестра, через несколько минут влетел Антонович. Осмотрел, ощупал Натку и выдохнул счастливо:
-Уфф!! Напугали Вы нас, Наталья, до дрожи в коленках. Но сейчас, я уверен, все будет хорошо.
-Доктор, а сыночка бы увидеть, — попросила Натка.
-Да-да, конечно.
И принесли капельку-Полосухина знакомиться с родителями, как держал его Антон... он боялся шевельнуться. А Натка любовалась своими мужиками, долго смотрела на малыша:
-Похоже, папин сын родился, что-то моего совсем не разглядела!
С какой неохотой отдавал ребенка Антон...
Только к вечеру вполне уже пришедшая в себя Натка выгнала его домой.
-Тошка, там наши с ума сходят, езжай, успокаивай, то, что я по телефону с ними поговорила, этого мало, Лерка ведь...
-Хорошо, утром буду как штык!! Очень долго договаривался с медсестрами, просил приглядеть за женой и умученный поехал домой.
А дома три пары опечаленных глаз встречали у дверей.
-Так, что за кислый вид? Братик у нас родился. А как назовем мы с мамой не придумали!
Успокоенные бодрым голосом Антона дети и мамуля весь вечер думали-решали, просмотрели имена по святцам, и общим голосованием выбрали два Федор и Тимофей.
-Окончательно пусть решает мамочка, а нам что Тимошка, что Федюшка — оба имени нравятся.
  И не было на этот раз в фирме разброда и шатания, пока босс отсутствовал, Петрович, наученный предыдущими событиями, наоборот ещё круче завернул гайки, так сказать, во избежание. А в Болгарии и рыдала, и переживала за Натку с малышом Вера, успокоилась только когда Лерка скинула ей запись выписки мамки с братиком, Тимошиком. Натка выбрала имя из-за буквы 'Ш':-Антоша, Тимоша, Наташа...
Тимошика принесли кормить на третий день, как раз в палате был Антон. Малыш просто присосался к мамкиной груди, иногда терял её, недовольно пищал, вертел головой, Натка опираясь на руку, другой аккуратно поправляла своего маленького, а Антон, замерев, наблюдал за такой невероятно красивой и нежной картиной "Мать и дитя"! Малыш наелся и засопел, а родители любовались своим крошечным человечком, и не было на свете красивее и желаннее ребенка, чем вот этот трехдневный Тимошик.
Антон сам от себя не ожидал такой реакции на ребенка. У него глубоко внутри было такое чувство... необъяснимое словами, он четко и ясно осознал, что вот за этого малышка, за свою так необходимую женщину, за старших детей — он пойдет на все, но никому не позволит их обидеть.
Дома к приезду мамки и братика все было вылизано, комнату для маленького украшали Лерка и Колюня, хотели ещё и машину, но Антон отговорил:
-Ехать далеко. Все бантики и шарики заляпаются грязью от встречных и обгоняющих машин, лучше цветы, сами же знаете — мама их любит.
Поехали без баб Маши, она осталась дома, готовила праздничный обед. В роддоме Антон уже привычно взял сына в голубом конверте, Натка уцепилась за его руку, и они вышли на крыльцо роддома, а здесь собралась толпа, которая дружно скандировала:
-Поздравляем! Поздравляем!
Платоновы, Тучкова, Леркины центровые друзья, Кондрат со своей Петровой, Бобер, Чума, Катька Егоршина, все радостно кричали. Тучкова рыдала и нацеловывала Натку:
-Вот, бля, заставила меня рыдать, я сколько лет таким не занималась. Натка, ты молодец, мы с подругой тобой гордимся. Антон, дай мужика подержать, может, и ко мне прилипнет, пенсии? Подумаешь, пятьдесят пять, я ещё в темном месте, да у теплой стенки... и ваще, ещё ого-го как за себя полежу!!
Антон с большой неохотой отдал сына:
-Ну, если прилипнет, то тебя ещё торжественнее будем встречать!
Лерка, отдав камеру Бобру, тоже полезла подержать братика.
-Мам, какой он легкий, совсем не чувствуется вес!
— Ты такая же была, подрастет!
Натке надарили цветов,а растрогал до слез Диман: -Теть Нат, мы вот с Ленкой для вас, цветы, значит, пусть вы с Тимошиком совсем не станете болеть! Я честно-пречестно, очень рад, что вы у нас с Ленкой есть. Я вас так сильно... — он запнулся, подбирая слово, — уважаю, ну, как вон Петрову.
Натка засмеялась:
-Ну, если как Петрову — это дорогого стоит! Дай я тебя расцелую, мальчик, мы тебя тоже любим, ты давно нашим стал!!
Димка смутился до слез, так мало он слышал таких слов, а тут после теть Наты его расцеловала и хулиганистая теть Таня, и Лерка повисела на нем, а дядь Антон крепко пожал руку.
Сашка Платон осторожно обнимал Натку, его Леся с заметным уже пузиком, улыбаясь, приняла сверток с малышом из рук Лерки.-
-Вот и родим для Полосухина или друга, или подружку через четыре месяца.
-Теть Наташа, а нам можно будет с Тимошиком поводиться? — спросила Светка.
-Конечно, вот он немножко подрастет.
-Колюнь, ты чего? — Удивленно спросила Натка своего теперь старшего, сыночка. Он попросил нагнуться:
-Мам, — жарким шепотом спросил расстроенный ребенок, — а ты что ли только маленького будешь любить, а меня?
-И тебя, как же я могу тебя разлюбить, когда ты тоже мой сыночек!!
-Правда? И даже если папка другой меня родил?
— У тебя, у Леры и Тимошика — один папка Антон, другого нет и не будет.
-Тогда ладно, покажи мне братика. Уй, какой маленький, личико как мой кулак, а чего он все спит, я бы с ним поговорил?
— Успеешь ещё, поговоришь! Антон извинился перед всеми — Наташе надо было отдохнуть, пока она была не совсем в форме.
-Ждем всех на Восьмое марта, отказ не принимается. Двойной праздник будет и Женский день и сыночку месяц, ждем.
Полосухины уехали, а Тучкова говорила Вере:
-Подруг, как Антон Натку нашу разглядел, ведь трясется над ней. Вон за те два дня как поседел, и Лерку с Колюней не обижает, не то что этот козел.
-Тварюга, так-то бы Натка на мой день рождения и родила бы, по сроку. Но честно, Тань, я рада, что он влетел, не будет им жизнь отравлять своей унылой мордой и пакостными делами. Ты мне скажи, что с Лехой?
-А ничего, — сразу поскучнела Таня, — если я дура, то это неисправимо.
Мам Маша взяв такого долгожданного внука на руки как-то сморщилась и заплакала:
-Дожила, Господи!
-Мам, ты мне всегда твердила — построй дом, посади дерево, роди ребенка. Я все сделал, — приобнял её Антон. — Мам, я очень, невозможно рад, что вы у меня есть!!
Он как-то с первого дня выписки старался помогать Натке — вставал ночью, подкладывал пищащего сына к мамке под бочок, потом аккуратно забирал, укладывал в кроватку, заботливо укрывал и крепко обнимая свою Натку, мгновенно засыпал.
А у Димана состоялся неприятный разговор с завучем, Ниной Петровной, которую дружно не любили всей школой и звали Нинкой.
-Дима, поскольку ты сейчас живешь один и по возрасту совсем ещё... я должна тебя предостеречь от того, чтобы ты не сделал большую ошибку. Лена Петрова, она девочка ответственная, отличница, а ты у нас как бы... — она замялась.
-Неблагополучный! — закончил за неё Кондратьев. — Нина Петровна, я, может, и троечник, и из неблагополучных, хулиганистый, но человека продать за деньги никогда не смогу, как некоторые из очень крепких и благополучных семей.
Но, Дима...
-Он перебил её:
-Знаю, что вы хотите сказать. Да, Петрова мне очень нравится, я очень рад, что она со мной дружит, а насчет того, чтобы мы не сделали чего нехорошего, так я её родителям давно уже слово дал, что не трону и не обижу Петрову. Я её слишком сильно... уважаю, чтобы жизнь портить, она ещё после школы отучиться в институте должна, да и она же не Соснина, у неё мозги в нужном месте есть.
Соснина в этом году стала совсем неуправляемая, постоянно возле неё крутились какие-то взрослые ребята, слухи давно ползли, что она стала совсем легкодоступной.
А Петрова совсем страх потеряла. Батя ушел-таки жить к Ковылинской соседке, да Диман наоборот вздохнул посвободнее, там батя совсем исправился, пил редко, по праздникам, постоянно чё-то мутили-придумывали с дядь Петей, а Диман уже привык жить один. Тем более какие-никакие деньги за подработку получал, хватало, как говорится, на хлеб с маслом.
А Петрова, прям как хозяйка, постоянно бухтела на него, особенно, если он тратил деньги на какие-нибудь сладости-мороженое, для неё же, а она только ворчала:
-Деньги зря транжиришь.
-Пошла ты, Петрова! Не жмотничай!
Родаки Петровой как-то нагрянули неожиданно к нему. А чё, они с Петровой как раз орали друг на друга:
-Тупой совсем? Я тебе пятый раз объясняю!! — орала Ленка, а Диман тоже ворчал на неё, что плохо объясняет. А родаки под дверями подслушали, оказывается. Мать её обошла в квартире все — сильно удивилась, что везде чисто и порядок. — Попробуй у теть Даши че не сделай — в момент леща засандалит.
Диман, как хороший хозяин усадил их пить чай, было с чем, он потом Петровой втыкал:
-Вот, приперлись твои, хоть было с чем чай попить, а ты все жмешься, скупердяйка.
-Я не скупердяйка, а за тебя переживаю, чтоб у тебя было чего поесть.
-Отвянь, вон ТриС типа премии подогнал, получу через неделю и куда-нить закатимся.
— Ну да, а там Бобер с Чумой на хвоста, и будет Кондрат за всех платить!!
Диман знал только один способ заставить Петрову не бухтеть: крепко-крепко обнять и сказать в макушку:
-Ленк, как ты мне нужна! Я без тебя точно пропаду!
И стихала грозная Петрова, метр с кепкой, но куда там, высокому, метр восемьдесят уже, Кондрату до неё — закусает.
Она наконец-то поверила, что Диману пофиг все остальные, зачем, когда у него есть такая Петрова. Да и некогда ему болтаться, времени совсем не оставалось, одно только воскресенье и спасало — можно было поспать подольше, да и пошляться с Петровой где-нибудь типа там выставки какие-то, картины, поделки — интересно же.
&nbs Платоновых квартиру все-таки выкупили, и Сашка, посоветовавшись со всеми своими, пошел к Полосухину на прием, по личному вопросу.
-Антон Сергеевич, вот тут такая история получается. Квартиру нашу купили, а за домом такие приличные сараи у всех были, наш-то батя с его отцом строили капитально, там у нас сарай в два этажа, вниз. Решили сразу же на месте этих сараев будут гараж делать — второй нижний этаж как раз готовая смотровая яма. Ну и за такой сарай ещё добавили, мы все решили, что деньги поделим на всех поровну. Но есть одно НО — у нас сестра Марина, которая характером в... ну не могу я её никак назвать, скажем — в Татьяну, что нас всех нарожала. Так вот, как бы сделать так, чтобы она свою долю получила, не дергая нас всех. Уж очень неприятная была у нас с ней встреча, да и там у неё в нас во всех нет нужды.
-Оформим все через адвокатскую контору, заверим нотариусом и все!
-Ну мы так примерно и прикидывали. А ещё девчушкам и Лешке как лучше: счет открыть, на проценты положить или как вон некоторые акции какие-то покупают?
— Саш, проконсультируюсь и сразу же скажу.
Вечером Антон сказал Натке:
-Вот, не перестаю удивляться на Сашку Платона — у таких родителей настоящий самородок вырос, казалось бы, по малолетке в тюрьме побывал, а давно известно, самые страшные именно малолетние зоны, именно из таких мало кто человеком возвращается, а поди ж ты — выдержал и не сломался.
Андрюха на свою долю плюс кой какие сбережения нашел вторичную двушку в хрущевке. Квартира была убитая полностью, но он не унывал,
— С моей большой семьей, да мы горы свернем!
Пока поселился у Бирюка, а тот и рад — Лешка по вечерам почти не бывал дома — учился старательно, а Бирюк скучал, вот и обрадовался Андрюхе. Постоянно приезжал в двушку, старательно помогал, шпаклевал, замазывал, больше, правда, был на подхвате, но ведь нужны были его руки. Братики Платоновы, посоветовавшись меж собой, решили, отремонтировав Андрюхину квартиру, сделать ремонт у Бирюка, в его большой, но обшарпанной трехе, тем более что Бирюк категорически был против, чтобы Леха съезжал от него.
-Ты чё, Санек, я жениться не собираюсь, да и не на ком — Леха тоже. Он и приходит-то только ночевать, не, пусть живет, я только рад. А то у тебя вон все кипит, а я как старый сыч — один. Эт тебе повезло Леську встретить. А я вот — невостребованный совсем.
И не прошло и двух месяцев как Саньку позвонила Маринка. Едва сказав "Привет", тут же напустилась на него, предъявляя претензии, почему её не известили о продаже. Наверняка хотят оставить без копейки, да она в суд на них подаст.
— Санек коротко сказал номер её счета, адрес адвокатской конторы и отключился.
-Тьфу, Танька один к одному!!
А Маринка на следующий же день полетела туда. Мамашкина натура вылезла и здесь — она почему-то решила, что ей все должны и обязаны. Когда отдали все бумаги, подтверждающие, что сумма, полученная от продажи жилья семьи Платоновых была поделена на равные части между всеми, находящимися в живых, шестью Платоновыми, что было юридически подтверждено и нотариально заверено, она завыступала:
-А где гарантия, что здесь в ваших документах стоит реальная сумма денег, а не заниженная, в пользу остальных?
На неё с изумлением взглянул адвокат, мужчина средних лет. — Поясните мне, непонятливому, как такое может быть?
-Ну, может, они Вам заплатили, чтобы вписать поменьше и меня обделить??
— Девушка, Вы не на Черкизовском рынке, оставьте свои домыслы за дверью. Прежде чем поставить печать и заверить нотариусом все документы, мы тщательно проверяем их.
-Ну может... — начала опять Маринка.
-Не может! Нанимайте другого независимого адвоката, проверяйте, платите пошлины — Ваше право, до свидания!
-Каких только алчных людей не встретишь. Нет бы порадовалась, что получила неплохую сумму, так почему-то не верит остальным, и это в неполные восемнадцать, печально! — пробурчал адвокат своей помощнице.
А Санек по совету Полосухина открыл счета на своих малявок, и Леху — деньги под неплохие проценты и нисколько не заморачивался про Маринку.
Была у него вначале в глубине души надежда, что вот может спадет с Маринки мамашкина дурь, и будут они вместе, но её звонок порушил окончательно такую надежду. Он попререживал чуток, но столько было постоянно проблем, что не оставалось времени на эти заморочки.
А потом как с неба свалились ещё деньги... Вот Санек обалдел...
Батя их в девяностых ещё работал на Московской овощной базе, имеющей филиал у них в городе. Там как раз начались организовываться ОАО-ЗАО, все срочно стали акционерами, у бати было начислено пятнадцать акций, а его непосредственный начальник сделал хитрый финт, сумел провести на батино имя еще пятьдесят акций. Это не сразу, а когда пошел развал по стране — половина народу поувольнялась, загородную базу благополучно закрыли, хранилища частью распродали, частью стали сдавать в аренду... батя их мужик не скандальный, да и пьющий, вряд ли вспомнит про какие-то там акции... Ну и в течение десяти лет на батино имя уже двести пятьдесят акций накинули. Потом чего-то не срослось, мужик этот срочно свалил из страны, да где-то там и сгинул, попал то ли в автомобильную, то ли в железнодорожную аварию, акции так и остались на Платоновых.
В Москве вмешались какие-то молодые-борзые, захотели перекупить все это с потрохами, ездили по всем числящимся в списке акционерам, скупали все акции по небольшой цене, были вероятно и у Платонов, но их тогда дома не было, Санек сидел, Андрюха несовершеннолетний в ПТУ, остальные в детдомах... видать, решили подождать до чьего-нибудь совершеннолетия...
А бывшие владельцы подали в суд, два или три года судились и выиграли процесс. Опять начали разыскивать всех акционеров и предлагать им выкупить акции уже за более высокую цену, и хитрое руководство, сплошь состоящее из армян стало выплачивать раз в год разовую помощь — три тысячи рублей, как говорится, с паршивой овцы... типа — для поддержки штанов. Многие продали эти акции, а Платоновых вот только нашли и предложили им выкупить у них акции. Санек опять пошел к Полосухину, тот навел справки, и получили Платоны ещё солидную прибавку к своим деньгам. Санек полностью выплатил за свою теперь уже трешку, а тут подвернулся вариант, соседи из квартиры напротив тоже трешки, надумали уезжать в Испанию и предложили Платону купить её у них.
Зная, сколько у него детей, цену заламывать не стали, и Санек склонялся к тому, чтобы купить, но вот опять денег не хватало, а все его Платошки дружно пояснили, что деньги есть — вот эти самые: — Сашка, не придумывай, бери все эти акционерские деньги, и будет у нас огромная квартирища на полэтажа. И мы тут все посоветовались, пока Маринке из этих денег ничего отдавать не станем, она про них не знает, и пусть спит спокойно — они на дело пойдут. Девчонки, они не всегда маленькими будут, подрастут, где в трешке всем умещаться? А пока Леся не родила, все и успеем переделать, Лехе звонила их одноклашка, тоже детдомовская, сказала Маринка своими скандалами и нытьем уже выбила себе жилье, комнату в Люберецком районе, а мы о младших позаботимся. — Это все разъяснил Андрюха.
-Так-то оно так, но ведь вони будет... Не, её долю ей отдадим, выкрутимся!
-А там, похоже, всегда будет вонь, особенно в нашу сторону.
Юсиф Бербер вернулся с допроса мрачный и неразговорчивый, сел на свою 'шконку' и, угрюмо уставившись в угол, ни на кого не реагировал. Ох, тошно было ему сейчас, даже тошнее, чем тогда, когда арестовали.
Он вновь и вновь перебирал в голове все, что сказал ему следак. Родила-таки эта... Юсиф не мог подобрать нужного слова, мальчика, как он и говорил. Только вот... ребенок родился слабеньким, его сразу же отправили в отделение для недоношенных, и через несколько часов его не стало. Следак назвал какое-то мудреное слово — проще говоря, какая-то водянка. Его первенец, его сын... Он был уверен всегда, что первенца ему родит смешливая, юркая Фатма, живущая по соседству, с детской непосредственностью отвечающая -"Да!" — на его вопрос, согласна ли она быть ему женой, когда вырастет. Родители их потихоньку сговаривались, собираясь официально посвататься когда Фатма подрастет, а Юсиф как раз к тридцати годам нагуляется и повзрослеет. Нагулялся... все хотел денег побольше иметь, только вот здесь стал задумываться, что он делал, как губил чьи-то жизни, вот сынок, похоже, и стал расплатой...
Он заскрипел зубами — ничего уже не исправить... Да и соседская девчонка, сейчас ей уже исполнилось пятнадцать, и пока он здесь парится, Фатма к его освобождению уже раза три как будет матерью, но не его детей.
. Одно радовало, ему наконец-то разрешили один звонок домой, всего пятнадцать минут, но как же ждал его Юсиф. Почти год уже он ничего не знал о своих родственниках. Для него добиться этого было очень сложно — не мог же он говорить с родными на русском, а пока нашли переводчика с турецкого, пока согласовали... кто здесь спешит. И как горько и радостно было ему услышать торопливые слова приветствия всей своей многочисленной семьи, он только и успевал ответить, что у него все нормально. А когда мать дрожащим от слез голосом спросила, когда его ждать, он только вздохнул:
-Я расплачиваюсь за свою вину...
Нюта же откровенно радовалась, что у неё все так сложилось, ну, не готова она была стать матерью хорошей. Если мамка, та ждала внука, готовила ему пеленки-распашонки, то Нюта постоянно говорила, что не представляет себя матерью, что рано ей и все такое прочее.
Отец, услышав от неё все это, горько вздохнул и сказал мамке:
-Да, мать, где-то мы с тобой сильно не доглядели, младшенькая у нас выросла бездушной.
В марте стало известно, что суд будет 10 апреля. Истерила и рыдала постоянно мамаша Муравьева, обвиняя во всем эту неразборчивую и навязчивую Ковалеву, которая её славного ребенка сбила с пути. Славный ребенок по-прежнему юлил и постоянно пытался как можно сильнее очернить Нюту, выгораживая себя. Козлов, закончив следствие и передав все материалы в суд, облегченно вздохнул — устал нечеловечески.
Платон же дергался, ох как он гонял, не, не за себя, а за всех своих. Потихоньку от девчонок наказывал Андрюхе, Лехе и Бирюку, чтобы помогали во всем, и не оставляли их, те в ответ крутили пальцем у виска.
. Полосухин познакомил его с адвокатом — давним приятелем Антона, который взялся его защищать. Серьезный и основательный такой мужик подбадривал Санька, а Платон только мрачнел. Он зоны не боялся — чё он там, пропадет что ли, но вот когда он своего ребенка увидит? И как будут без него все?
Было муторно и тоскливо на душе, он держался, старался не показывать свое уныние всем, особенно Леське, которой оставалось чуть больше двух месяцев до родов. Понимал же, что чем сильнее она будет дергаться, тем хуже и для неё, и для сына. Угадали-таки все его младшие — сынок родится.
Санек сказал Леське:
-Если чё, назови его Димкой, не, не в честь кого-то, просто мне это имя всю жизнь нравилось, да и мужики с таким именем, что мне по жизни встречались — настоящие, не гнилые, вон, хоть Кондрата возьми, а уж Вихрь...
-Назовешь сам, я в роддоме буду! — ворчливо отвечала Леська.
Натка тоже волновалась, как воспримет встречу со всеми этими Лерка, Антон успокаивал:
— Старшая наша уже от всего этого отошла. Она вся в Тодоровиче, там, похоже, настоящая любовь — серьезная, бесконечные разговоры и ожидание лета. Вот увидишь, девочка наша не сильно разволнуется.
Он сам позвонил Адриану и просил, чтобы тот как можно чаще звонил и отвлекал Лерку. Адриан согласно кивал. Каждый вечер перед сном Лерка и хихикала, и спорила, чего-то усиленно доказывала ему в разговорах по скайпу. На удивление Натки, Лерка с удовольствием возилась с маленьким Тимошей, они с баб Машей иногда и спорили, кому гулять на улице с ним.
Полосухин посмеивался:
-Школа молодого бойца у дочки, практика, она во вред не пойдет, своего дитя будет знать как взять на руки.
Тимошик уже держал голову, внимательно смотрел на разговаривающих с ним домочадцев и почему-то всегда крепко уцеплял старшего брата за палец, вызывая у того бурю восторга. А Полосухин выдал Натке:
-Надо бы ещё и девочку родить, чтобы было поровну и сынов, и дочек.
— Тошка, этому ещё только два месяца... ты чего?
-Ну, я в перспективе, на будущее, скажем... на следующий год, пока у тебя возраст позволяет, без всяких там осложнений, — он зажмуривался и, чуть приоткрыв один глаз, хитро поглядывал на Натку.
-Вот бы хоть одному из вас выпало походить девять месяцев с токсикозом, угрозой выкидыша и прочим.
-Девочка моя, я бы согласился, но не дано... увы! А знаешь, я какой-то жадный стал, мне хочется, чтобы семья ещё больше была!!
Тошка как-то сразу успокоился, даже поправился, стал выглядеть солиднее, совсем домашним, больше всего полюбил вечерние часы, когда вся его, такая теперь большая семья собиралась вместе на вечерние посиделки, совместно обсуждая дела и проблемы.
Он откровенно любовался своими детками, помолодевшей и сияющей мамулькой, а больше всего, до щемящей такой нежности трогала его картина, когда Натка кормила грудью малыша... Её лицо, становящееся в этот момент таким... он не мог подобрать слова, наверное, это и есть истинная, не показная, материнская любовь. Он, замирая, смотрел на них и твердо знал, что все равно упросит Натку родить ещё хотя бы одного ребенка. Просто необходимо иметь ещё одного малыша и видеть вот такую картину.
Он сам от себя не ожидал, что может и, оказывается, умеет, вот так истово, отдавая всего себя, любить... не только свою женщину, всех её родных и близких. Еще чуть больше года назад у него и было-то таких — мамуля и Леха Петрович, сейчас же целый интернационал образовался.
Вон, по скайпу звонит один, сэрбин громогласный, Марьян, будет сейчас шуметь и приговаривать ласковые слова по-сербски, глядя на сыночка, а тот искать глазенками источник такого громкого голоса.
-Мамуль, я только сейчас понял, какое это богатство — семья.
Мамуля стукнула ему по лбу:
-Я тебе сорок семь лет про это долбила, ну и тугодум ты у меня.
-Не, мам, это я Натку так долго искал, она все где-то от меня пряталась.
.
Начался суд, первыми вызывали девчонок. Сначала Соснину с матерью, потом пошли Лера с Наткой. Лера, увидев всю компанию, напряглась. Юсиф, безразлично скользнув по ней взглядом, опустил голову и больше не поднимал, а вот Эдик... с такой ненавистью смотрел на неё, что она передернулась. Муравьев наоборот, удивленно смотрел — выросла и похорошела его прилипчивая подружка, сейчас вместо раздражения вызывала она интерес, он бы с ней замутил...
Лерка отвечала четко и быстро:
-Да, она только пришла из школы, когда Нюта позвонила и сказала, что уезжает с женихом вот-вот и надо быстренько прийти, да, она пошла из любопытства. Юсифа видела только на фотографии. Гоцая?Такого не знает совсем. А, это Эдик? Нет, увидела первый раз тоже у машины. Соснина? Нет, не подруга, учились в параллельных классах, иногда сталкивались у Нюты. Нет, про долги Муравьева не знала совсем. Саша Платонов? Да, он меня защищал от вон этого, как его там, или Эдик... нет, Юсиф не трогал, только орал сильно. Непонятно что, на турецком. Да, она заболела, температура была большая. Саша давал таблетки, водил в туалет, вернее, чуть не на себе таскал, и все время охранял её. Нет, никогда не приставал, наоборот, один раз, когда Саша убежал в аптеку, вот этот приставал, хотел изнасиловать, потому что старался снять в первую очередь джинсы. Она сама просила его? Ей было больно даже шептать, и руки не поднимались. Да, Саша успел, избил этого сильно, а потом совсем не отходил от неё. Нет, больше не приставал. Только грозил Саше, что убьет его, точно. Как сумела убежать? Саша заранее сказал, что надо будет бежать на выход к любому милиционеру, да, она полностью ему доверяла, если бы не он... — и тут Лерка всхлипнула.
-Ваша Честь, — обратилась к судье Натка, — моя дочь полгода посещала психолога и психоневролога, я прошу побыстрее её опросить, она до сих пор боится мужчин, особенно таких вот, — Натка кивнула на Эдика, — как там его...
"Этот" вскочил и начал орать, что она сама его просила, а он хотел... Его усадили на место...
Попросил слова адвокат Эдика и, как-то так обтекаемо-хитренько задавая вопросы, стал обливать дерьмом девчушек. Он говорил складно, и получалось у него, что вот такой невинный человек пострадал из-за своей доверчивости...
Взял стакан с водой и сделал несколько глотков, а в тишине зала установившейся на какую-то минуту ясно прозвучал негромкий голос Бирюка, сидящего во втором ряду и спроста сказавшего Андрею:
-Во дает, во заливает, понятно, что срубил много бабла, отрабатывать надо, пи... свистеть — не мешки ворочать!
По залу прошел смешок, судья попросил соблюдать тишину. .
-Наталья Владимировна, можно я спрошу Вашу дочь? — поднялся прокурор. — Всего три вопроса?
-Да!
Прокурор не задержал Лерку надолго, его интересовали действия Платона. Натка как мать попросила судью, присудить вот этим людям, зарабатывающим на горе и слезах детей и родителей по справедливости. Эдик буркнул, что-то типа вашу маму...
Натка повернулась к нему и четко произнесла:
-Вот тебе я от всей души желаю, чтобы кто-то из твоей родни, женской, прошел через вот такую же ситуацию, чтобы ты и родственники знали о таком не понаслышке...
Ох, как вскочил, горячий мужчина, как хотел заорать, но его резко дернув за наручники, мгновенно усадили на место...
Лерка, выйдя из зала, разревелась:
-Не могу, какие они...
-Все, доченька, все, пошли на улицу, там наш Тимошик, поди, пищит уже...
А Тимошика катала Тучкова — баб Маша осталась дома, Колюню из школы встретить — а рядом шел Леха Петрович, они скованно, но разговаривали, Натка тихонько улыбнулась про себя:
-Может, что и наладится?
Суд длился три дня. Санек за эти дни спал с лица, не мог совсем спать и, чтобы не тревожить свою Леську, перебрался на кухню...
Как он был благодарен Полосухину за адвоката! Вот кто умело и тактично защищал его, не допускал никаких провокационных вопросов адвоката Эдика, который как пиявка, цеплялся к каждому слову. Судья сделал два замечания, пообещав отстранить его от защиты. Тогда только тот перестал обливать всех грязью, культурно, блин...
Сашка честно и без всяких финтов отвечал на все вопросы:
-Да, сразу, когда узнал, что девчонок не просто проводить надо, а вывезти за границу, понял, в какое дерьмо вляпался, и стал искать ходы спасти их. Да, позвонил другу в эту же ночь, друг передал кому следует, а потом уже Сашка действовал по инструкциям, что ему присылали. Да, вину свою полностью осознал, нисколько не отрицает. Нет, он ни Бербера, ни Мамедова раньше не знал. В сговоре с ними не был, договор был только довезти до Москвы, как бы охранять. Да, повелся на легкие деньги, нет он их не получал, Юсиф обещал расплатиться уже в Турции. Якобы. Почему якобы? А он, Санек, уже знал, что его и Лерку в аэропорту постараются убрать... ну, в смысле убить. Откуда знает? А он подслушал, когда в последнюю ночь, все подпили хорошо и думали, что он спит пьяным сном, беспробудно. Нет, он свою водяру в раковину выливал, надо было Леру охранять, мало ли, спьяну Мамедов опять полезет к ней. Ранения как? Да, зажило все, правда, тяжести поднимать совсем не может, но надеется со временем пройдет. Да, три дня был без сознания, потом вот задышал. Да, работает, да, разрешили опекунство над двумя младшими сестренками, девяти и двенадцати лет. Почему взял? Он помолчал, хотелось сказать:
"Поживите с недельку там...", а вслух сказал:
-Я самый старший, вот и кому, как не мне, сестренок забрать?
Да, они сейчас оттаяли, учатся хорошо, нет, он на них никогда не кричит, да, младшая иной раз папой называет. Да, проверяют постоянно, даже комиссии бывают, человека по три приходят, нет, замечаний нет...
Очень достойно к удивлению Платона вел себя турок, а вот остальные... Нюта просто спекулировала на том, что у неё умер ребенок. Муравьев валил все на неё, она на него, Мамедов даже в последнем слове не прощения просил, а пытался обелить себя — типа пошел на поводу...
Когда зачитывали приговор, Саньку совсем поплохело: Бербер — восемь лет строгого, Мамедов — восемь с половиной строгого, Муравьев — два года, Ковалева полтора условно, "Платонов Александр Витальевич: статья такая-то, статья другая, прим, чего-то там ещё...
Санек складывал годики по статьям — лет пять светит, все ниже опускал голову и боялся за Леську... Голос судьи доносился как-то урывками: "по совокупности... учитывая, что Платонов полностью раскаивается в содеянном, оказывал всяческое содействие, с его помощью избежали рабства... получил два ножевых... характеризуется только с положительной... и к концу услышал:
-Платонова Александра Витальевича — оправдать...
Санек рухнул на сиденье и закрыл лицо руками...
-Господи, благодарю тебя за то, что я смогу увидеть своего новорожденного сына через неделю, а не через пять лет срока. За Леську, за сестричек!
Все уже расходились из зала, а Санек все сидел, у него отказали ноги, он не мог встать совсем...
-Санек, ты чё? Все же хорошо? Давай, вставай, не фиг тут сидеть! — суетился возле него верный Бирюк.
-Подожди, у меня чего ноги не слушаются, встать не могу!
-Сергееич! — заблажил Бирюк Полосухину, — тут у Санька ноги отказали, помоги на улицу довести...
-Может, 'Скорую'? — спросила выглянувшая секретарь.
Тут же шустро подошли Антон и Димка Кондрат.
-Да не, спасибо, обопрусь вон на Бирюка и Димана и доковыляю, это, наверное, нервное, я вроде никогда не замечал, что ноги болят...
-Это стресс, все пройдет, Сашка, все плохое позади, Тимошик вон другана ждет, ох через годик-полтора весело у нас двумя хулигашками будет! — подбадривал его Антон.
Домой от машины до подъезда доковылял Санек уже бодрее, а потом долго сидел, держа на коленях зареванную жену, и понемногу отпускало его от пережитого.
-Ну вот чё ты Димку маленького расстраиваешь, ща волноваться начнет. Все же хорошо, я с вами!
А Леська только сейчас и призналась, как она боялась и дергалась за своего такого самого надежного Платона.
Потом его обливали слезами мелкие, ну не мог Санек не сказать им, что будет суд, что могут закрыть его, раз уж начали всегда говорить начистоту, да и как потом объяснишь им, лет через пять... что не хотел расстраивать?
Олюшка, повсхлипывав, вот светлый человечек, тут же переключилась на свои мелкие проблемки, начала тормошить и его, и, как всегда, когда ей тяжело или тревожно — прижавшуюся и забившуюся Саньку под мышку — Светку, хитренько переведя разговор на коляску, кроватку и прочее, что нужно будет для Димусечки.
-Ох, Саша, он ещё у Леси в животике, а я так его люблю и жду!
-И я! — тут же подхватила Светка. — Я вот, как Саша, буду ему на коленочки дуть, если упадет, жалеть и сильно-сильно любить, вот как Саша нас любит.
Саша помолчал, покашлял:
-Не, а как вас не любить, вы у нас такие две хозяюшки. Вон, Бирюк как нахваливает твои оладушки, Свет, поди, так и придется за него замуж бежать.
-Хи-хи-хи, почему бежать?
— Ну, а вдруг какая захочет вперед тебя его прихватизировать, мужик-то с квартирой??
-Саня, ты такой смешной! Он же дяденька старый будет.
-Какой старый? Тогда и я старый — мы же с ним ровесники.
-Нет, ты у нас самый лучший и красивый, и старым не будешь.
-Запутали вы меня совсем, — сокрушенно вздохнул Санек, — старый я, старый.
Эти две хитрушки полезли целовать его с двух сторон, вот такую картину и застала пришедшая с проверкой инспектор, Лиля Викторовна.
-Ой, здрасьте, а мы вот с братиком... — улыбалась счастливая Олюшка.
-Вижу, вижу, как вы братика слушаетесь.
-Честное слово, слушаемся, он у нас как папа и мама, вот! — выдала Светка.
-Лиля Викторовна, а я оладушков, быстренько, попробуете, а?
Инспектор улыбнулась — девчонки просто оттаяли за это время, особенно радовала бывшая замкнутой, не шедшая на контакт Света — теперь же старающаяся каждый раз угостить чем-то, самолично приготовленным.
Девчонки убежали на кухню.
-Саша, я просто поражаюсь, как быстро девочки изменились.
-А я ничего и не делал такого, они просто чувствуют, что мы все их любим, что они наши, вот и получилось так. Я с детства привык, что их много возле меня, так наверное суждено по-жизни, да и скучать никому не приходится — все делаем вместе. Вы бы их в деревне у тещи видели, никто не заставляет ведь, а все что-то суетятся, стараются всем быть нужными. Я вот только никак не могу Светку убедить, что никуда не отдадим её. Она ночью иной раз просыпается и рыдает, сон плохой приснится про детдом, вот и сижу, держу за руку и ворчу, что спать не дает. А она так счастливо вздохнет:
-"Сон плохой, иди прочь!" — и засыпает. Может, её кому показать, ну, психологу там?
— Думаю, просто проконсультируйся с детдомовским психологом, что она посоветует, скорее всего, это подсознательная боязнь — пройдет все, а в больницу не надо, опять будет настороженной. Вот родится ваш малыш, и некогда ей будет про это думать, будут коляску катать с настоящей куклой.
А у Платона выросли за спиной крылья, большие такие. Андрюха в деревне учил его водить машину, стало получаться, записался на курсы водил, девчонки ждали каникул и Димулечку, Леха заканчивал первый курс, Леся после родов поживут с девчонками у тещи, а ребята займутся переделкой и ремонтом будущей большой квартиры. Даже не верилось, что вот он, Платон-кувалда, живет нормальной жизнью, спокойно, работает, вот-вот станет отцом — ведь чуть больше года назад он и не представлял, что можно вот так вот жить. И как же здорово, что повернулась судьба к нему передом, а уж он, Санек, изо всех сил постарается, чтобы так и было. Да и некогда ему мутить какую-нибудь бурду — семья все время отнимает. Одно только царапало в далекой-далёкой глубине — Маринка, но тут он был бессилен что-то изменить, Танькину дочь не исправишь.
Они с пацанами перед Пасхой съездили на кладбище, привели в порядок могилки, Санек, правда, так и не смог себя пересилить в одном — материну могилку убирали младшие. Он вот батину, деда и бабули Платоновых, никогда им не виденных, полностью очистил, подделал. Братья дружно забетонировали основания памятников, дорожку, покрасили оградку, поставили лавочку, посадили рябинку — всё путем. Ночью батя приснился... ничего не говорил, только улыбался, значит, все правильно.
На Победу были все у Полосухиных, прошел по стране уже Бессмертный полк, собирались на следующий год пойти, пока надо было поискать фотки — дед Платонов, оказывается, воевал два года с сорок третьего, да и с японцами успел. Так радовало Санька, что не все пропащие в Платоновском роду были. А уж сына своего он точно постарается уберечь от такой вот судьбинушки, да и Леся, его мелкая Леся, она же не Танька. Ох, как повезло тебе, Санек, что она разглядела в полудохлом чего-то нужное ей! А чё в нем такого — обычный пацан, дурной немного, но ща дурь совсем исчезла, да и с чего дурить, когда вокруг такие нормальные люди, особенно Кирилыч и босс Полосухин?
После приговора осужденных отвели в специальную комнату, все вели себя по-разному: Юсиф молча сел на стул, матерился и сыпал проклятья на головы всех Эдик, не поминая только Юсифа — знал, прилетит мгновенно. Был такой момент, на очной ставке, когда он, уже зная, что на Платона валить бесполезно, начал откровенно топить Бербера, тот как-то спокойно слушал, пару раз переспросил у следователя непонятное слово и потом абсолютно спокойно, без каких-либо эмоций, спросив сначала: "Ты все сказал?" — пнул ногой Эдику в пах. Удар был такой силы, что опрокинувшийся вместе со стулом Мамедов получил сотрясение мозга, попал в больничку и долго ходил раскорячившись. А арестованный в зале суда Никочка выл и истерично обзывался на Юсифа и Эдика, и всех девок, что в недобрый час попались на его пути.
Юсиф, тяжело посмотрев на него, сказал негромко, как уронил глыбу:
-Заткнись!
И притих Никочка, судорожно всхлипывая, замирая от ужаса... его, такого красивого, умного, продвинутого, — и в тюрьму?!
Нюта едва убежала от разъяренной мамашки Муравьева, та истерично орала, что эта... тоже должна сидеть, и пыталась расцарапать бесстыжей твари лицо.
Соснина, в отличие от Леры, приходившая каждый день на заседания, откровенно радовалась, и сожалела, что Темнова больше так и не появилась. Очень хотела Катька поговорить с ней за жизнь. Она уже столько раз пожалела, что сразу не прилепилась к Лерке с Платоном, сумел бы он и двух защитить, так нет, связалась с этим... Так сделалось Катьке тошно, когда сначала поняла, что беременная она, а потом был ужас в гинекологии, вот там ей досталось... эти два месяца она запомнит на всю жизнь. Маманя сначала опечалилась, когда сказали, что у Кати детей совсем не будет, а потом сказала своей подруге:
-А может, и к лучшему так-то, ведь раз начала так рано с мужиками, то вряд ли перестанет. А так хоть на аборты бегать не будет, я же не могу пристегнуть её к руке.
Катька после больницы месяца два сидела дома, не было никакого желания куда-то идти, с кем-то общаться, а потом начала понемногу выходить из дому, и потянуло её не к старшеклассникам, а к совсем взрослым парням... так, ничего особенного, чисто секс, поменяла несколько партнеров, кто-то задарил болячку. Опять лечилась, потом как-то резко успокоилась и почему-то сильно начала завидовать Лерке. Может, потому, что у той мать удачно вышла второй раз замуж, и Катя не раз слышала, как ребята рассказывали, что "у Лерки ща такая хата, такой клевый мужик-отчим, и бойфренд-иностранец, парнишка с понятиями". Ей бы очень хотелось побывать у Лерки, посмотреть, на самом ли деле у неё все так здоровски, и какой он, этот её мальчик. Везет же некоторым... а у неё мамке вот не везет и не везет, все какие-то дебилы попадаются. Последний ваще урод, подпил и полез к Катьке, пока мамка в ванной была. Еле отмотались с мамкой — та его шваброй по голове огрела, тогда только и успокоился, Катьку отпустил, а на фига ей старье, вот бы как Лерке — иностранца...
Когда осужденных быстро вели по лестнице вниз к служебному входу, где стоял автозак, мамаша Муравьева кричала на все здание:
-Сыночек, мы подадим на пересуд, ты верь, мама все для тебя сделает!
А Лерка совсем не вспоминала о Сосниной и Нюте, все это было в прошлом, как говорил Бобер:
-Приснился страшный сон, ну, подумала про него чуток и выбрось из головы. Там и так мусора всякого!..
Да и другие проблемы у неё были, загорелось вот ей научиться прыгать с парашютом. Пока дело застопорилось — была не согласна мамка, а папТоша без её согласия даже не слушал доводов Лерки.
-Дочь, мама у нас — главная, раз она не разрешает, значит, это не для нас.
Лерка сначала злилась-бесилась, но мамка была против железно.
-Нет, Лера, нет! Где гарантия, что это не станет для тебя лишним стрессом, и у тебя начнутся страхи-истерики, экстрим не про нас, забудь об этом.
В конце мая наступила жара +30, все не вылезали из бассейна, даже маленький Тимошик пищал недовольно, когда его забирали из маленького надувного утенка. Он очень любил Колюню, а тот важничал и хвалился всем, что маленький братик его больше всех любит. Папа Тоша по вечерам ложился на диван, на животе располагался сыночек, а Колюня подлезал сбоку и читал братику Пушкинские сказки, тот гукал, ерзал на папке, пускал слюни и, бывало, засыпал под чтение брата, папка в такие моменты старался не дышать.
Но если случалось ему быть голодным, тут уж малыш заливался, не слушая ничьих уговоров, Натка бросала все дела, зная, что ребенок ни за что не угомонится.
-Иду, иду, маленький!
Маленький умолкал и присасывался как хорошая пиявка.
— Что-то мне подсказывает, что мелкий Антонович лет до двух меня будет терроризировать, мальчик умеет на своем настоять уже в таком возрасте!
-Мы, Полосухины, такие! — смеялся папка. — Свое никому не отдаем!
А Санек панически боялся... как все пройдет у Леськи, ведь она такая маленькая, худенькая...
-Блиин, Санек, ты в последнее время стал какой-то пугливый, все че-нибудь, да боишься! — почесал макушку Бирюк. — Не, я жениться пока не хочу, столько забот... С другой стороны опять же — весело. Да не боись ты, твоя Леська шустрая — нормально все будет.
-Ты-то откуда знаешь?
-Да она сама так говорит, ведь медсестра, небось, знает, что и как.
-Знать — одно, а самой такое испытать...
Санек был на работе, Леська с девчонками у тещи, он и не волновался, как бы неделя ещё до срока была. Ближе к концу работы позвонила Леська.
-Да, Лесь, уже закругляемся... Что?? Что?? Как?? Когда?? — У Санька опять чего-то с ногами случилось, он чуть мимо стула не сел. — Лесь, это правда? Лесь?? Точно?? Я... я не знаю, что сказать... я тебя люблю!! Скоро буду!
-Кириллыч!! У меня сын уже родился! — поднял он ошарашенный взгляд на своего мастера.
— Поздравляю, Сашка!!
-Я ничё не понял, утром уехал — все спокойно, а ща уже папка стал?? — Санек поднял лицо к потолку, помолчал, шумно сглатывая, потом пробормотал. — У меня все слова потерялись!
Опять зазвонил телефон, из трубки слышались восторженные детские крики, а Санек только глупо улыбался и от спазма в горле не мог ничего сказать. Потом отмер:
-Я ща отпрошусь, вы там соберите все, что нужно, и поедем к моим! Да!
Набрал Полосухина:
-Антон Сергеевич, у меня вот сын родился!! Диман, три двести, 50 вроде сантиметров. Спасибо!! Да, если можно? Да? Тогда я побег!! Довезет?? Спасибо!!
Водитель Полосухина какими-то объездными путями быстро довез Санька до тещи, а там на нем висели все подряд, оглушенный свалившимся на него отцовством, Санек покорно переобнимал всех, и поехали они в Ступино, в роддом.
Леся его, бледненькая, опять тоненькая, улыбалась из окна. А потом показала сверток с сыном -маленький, краснолицый, зажмуренный. Сашке поплохело... как же он такого крошечного держать будет?
Но на выписке он как-то привычно — руки-то помнили, как это делается, взял своего Димана, и бережно ступая, понес сына на улицу, где его мелкие, Андрюха, Леха, теща и Бирюк ждали нового Платона.
Потом уже, вечером, сидя у кроватки спящего человечка и крепко обняв свою чудесную Леську, признался:
-Я пока — обалдевший. Ты это, не обижайся, что я мало чего говорю, у меня вот тут, — он коснулся левой стороны груди, — печет, как девке вон хочется прослезиться, я никогда так вот счастлив не был, непривычно мне.
-Привыкнешь, я уверена была, что сынок на тебя будет похож, а пока вроде только глаза ваши.
-И чё? Ниже пояса точно на меня похож, а остальное — какая разница, самое главное, вы с ним здоровенькие и вот рядом.
Спящий клопик заворочался, как-то сморщился и запищал...
-О, проснулся, маленький? — Сашка, сам себе удивляясь, ловко взял сына, распеленал, поменял мокрые пеленки и, завернув опять, положил Леське на руки пищащего, как котенок, сына.
-Корми скорее, мужик проголодался.
Теща, мам Нина, уже давно, казалось бы, присмотревшаяся к Сашке, понявшая и принявшая всех Платоновых, сейчас с изумлением увидела ещё одну черту Санька... его отношение к малышу.
Он абсолютно не стеснялся и не заморачивался простирнуть какие-то пеленки, одевал орущего мужика — ну не нравилось тому одеваться-раздеваться.
-Ща, сыночек, мы с тобой оденемся и пойдем гулять, или спать, — в зависимости от времени суток приговаривал Платон.
А уж купание... тут Саньку помогали обе девчушки, Санек бережно держал малышка, а Олюшка и Светик боязливо протирали тельце марлечками. Леся сказала, что не надо ничего придумывать, марлечка самое то. Обе по очереди укачивали маленького, маленький, правда, хорошо наевшись, засыпал у мамкиной груди, без всяких укачиваний, и Санек, если он был дома, каждый раз забирая вот этот комочек счастья, обмирал внутри от нежности к нему, к своей, такой необходимой Лесе. Да и к остальным тоже.
Он рвался на несколько частей, решили всем миром, что отпуск он возьмет в сентябре. Сейчас возле Димуськи было много народу, а осенью девчонки в школу пойдут, переедут в город, отпуск Санька будет как раз кстати.
Пока же мужики и частенько забегавший на помощь Кондрат, старательно сверлили, шпаклевали, красили, клеили в соседской квартире. Полосухин привозил своих спецов, те осмотрели планировку, прикинули и помогли разобраться, что можно из стен снести, а что нет, посоветовали, как и что обустроить. Сергеич опять же на недельку прислал двух толковых мужиков, и обрела их теперь такая большая квартира свой новый вид. Два соседских коридора превратились в большую прихожку. Между кухней и примыкающей к ней комнатой прорубили вход, получилось классно, как бы кухня-столовая.
Мужики клеили обои, сделали везде теплые полы, фиг с ней с обстановкой — наживется.
-А вот тепло на полу: Олюшка слабенькая на простуды, Леська после родов — тоже надо поберечь, да и сынок ползать начнет... — рассуждал Санек. И если приходилось заночевать в квартире без своих, а утром на работу, Санек за день изводился весь. Как он летел к своим к вечеру, все уже знали, что пока он не увидит Димана и Леську, что-то говорить и спрашивать — бесполезно. Подержав или полюбовавшись, если тот спал, на сыночка, пообнимав свою миниатюрную жену, Санек облегченно выдыхал:
— Вот теперь я спокоен!
-Ненормальный ты, Платон, я же тебе сто раз сказала — все в порядке.
-Ну мало ли, сказать и увидеть — совсем разные вещи. Мне вот надо увидеть.
-Иди сюда, маленький. Иди, папка тоже без тебя скучал! — он осторожно брал просыпающегося ребенка и начинал с ним возиться, приговаривая, какой он у них молодец, как он растет и хорошеет, как его все любят.
А теща сказала Леське:
-Вот наш отец был хорошим мужиком, мне все бабы на улице завидовали, но твой Сашка, он намного лучше, у него, знаешь, как бы это сказать-то? А, вот — у него большое сердце. Вроде и не говорит каких-то красивых слов, все обычно, но как он про всех помнит и заботится! Лесь, тебе несказанно повезло, ни один красавец или богатей какой ему в подметки не годится, тут как раз ты, дочь, за каменной стеной получилась, за таким-то мужем. И ведь не воспитывал его никто, не учил, а смотри, какой парняга, да и братья за ним тянутся, стараются. Леху-то Стальновы уже всерьез зятем считают, Ольга вон говорила мне в магазине, что они хоть сейчас согласны его принять, парнишка надежный. Да и брат не даст дурью мучиться.
Леська улыбалась:
-А вот выбрала я его тогда, сама не знаю из-за чего, лежит весь зеленый, наколки эти тюремные, а мне так жалко его стало, интуиция что ли сработала? А уж когда очнулся и немного в себя пришел... Я же не слепая, видела, как он оживлялся, когда моя смена, да и не хамил, не говорил всякую ерунду -наоборот, стеснялся что-то сказать, я же сама спрашивала, нравлюсь ему или нет.
Леся засмеялась, вспомнив ошарашенного Санька и его тупые вопросы:
-Ты?? Мне??
А мужичок за месяц прибавил на кило двести, округлились щечки, порозовел, такой красивый стал, папка каждый раз замечал что-то новое в нем и обмирал, когда малыш, засыпая, как-то счастливо улыбался.
-Не, мужики, — говорил он своим братьям и Бирюку, — дети, они... это такой стимул, поглядишь вот на такого карапуза и прям хочется что-то хорошее для них делать...
Их немногословный Леха пробурчал:
-Не всем, Саш, нашей вон абсолютно пофиг мы были.
-Сравнил, мы, слава Богу, не в неё уродились, а девчонки наши, если в них чего её и было, совсем другое отношение видят, думаю, что из них хорошие мамки вырастут.
-Точно, Саш, обе вон как с Диманом возятся, у нашего племяшки нянек... эгоистом бы не вырос.
-Ни фига! У Санька эгоистом не вырастешь, он мужик справедливый! — категорически отверг такое предположение Бирюк.
Ремонт заканчивался, Санек вздохнул посвободнее, и на выходные поехали к Полосухиным всем своим огромным семейством.
А там был сюрприз — теть Вера Вихрева. Осторожно взяв маленького Димку Платонова на руки, она долго-долго смотрела на него, не замечая, что по лицу бегут слезы, потом шмыгнув совсем по-детски, произнесла:
-Ну здравствуй, долгожданный Димулька, тезка моего сыночка! Сашка, спасибо тебе!! Ты мне опять привет от сына подарил!!
Она полюбовалась на голубоглазого малыша...
-Значит, так тому и быть — нет у вас по отцовской линии бабки, вот я и буду, есть у меня теперь внучок!
Она отдала Димульку нетерпеливо бурчащей Натке, желающей подержать малыша, а сама шагнула к Саньку и молча обняла его.
-Теть Вер, ну, не плачь, все же хорошо! Вихрь там небось одобряет меня!!
Пятимесячный Тимошка, сидящий на руках отца, вертелся, не выпускал кулачки изо рта — там уже появились бугорки:
-Наш скоро зубастый будет! — хвалился папТоша, — А вы — салаги.
Натка же любовалась маленьким Платошиком:
— Какой мужичок растет! Вот будет первый друг для Тимоньки.
Девчушки и Колюня уже плескались в бассейне, мамки тоже пошли со своими малышами в мелкий детский, а Вера взгрустнула:
-Ох, сыночка, как мне тебя не хватает!
Но разве в таком большом коллективе дадут поскулить?
Приехали Лерка с Адрианом — он прилетел вместе с Верой, ездили за каким-то специально заказанным тортом, и завертелась карусель.
Антон посмеивался:
-Ты, Саш, привык с мала быть в большом коллективе, а я-то единственный и поздний ребенок, как-то всегда скромно было, а сейчас, вон, глянь — муравейник какой.
В июле же был суд Темнову. Как не тошно было Натке ехать и видеть этого урода, но надо. Взяли с собой малыша, он без мамкиного молока не мог обходиться — ел-то с большим аппетитом, особенно любил рыбный супчик и маленькие кусочки рыбы, но после всего обязательно надо было мамкиным молоком запить-закрепить.
Бабуля качала головой:
-Чистый Тошка! Тот тоже такой же настойчивый был, вот ведь уродился мальчонка — что внутри, что снаружи — вылитый папа.
А папа млел, папа безумно обожал всех, но сынок, конечно же, стоял на первом месте.
-Колюнь, он очень маленький, из-за этого ему и внимания больше надо! Вы мне все очень нужны.
-Да знаю я, пап, зато он меня больше Лерки любит, вот!
-Вы же с ним — два мужика, как иначе!
Поехала с ними Вера, побыть с Тимошкой и заодно подруженцию увидеть.
Когда ввели Темнова, Натка охнула... увидев его такого на улице, она бы точно не узнала в этом худом, постаревшем, ставшем, казалось, ниже ростом, мужике — бывшего мужа.
-"Да, Витюш, тюрьма — не сахар!" — подумалось ей.
А Темнов, зыркнув на бывшую, чуть не подавился:
-Надо же, какая она стала!
Рядом с этим... сидела цветущая женщина, в меру округлившаяся в нужных местах и помолодевшая лет на пять, вся такая сияющая. Он такой взгляд её только по самым первым двум-трем годам совместной жизни и видел... Накатила было злость, что вот, сука, а потом увидел напрвленный на него, тяжелый, давящий взгляд, как у удава — этого, её теперь мужа, и опустил голову.
Вспоминал и не раз Темнов слова мужика, переданные через адвоката, когда влетел на пятнадцать суток, о том, чтобы близко не подходил к бывшей и детям...
Да вот ослепило его тогда, как наколдовал кто, и заклинило у него в голове... Только вот во внимание это суд не примет — не то место, где можно разжалобить своим бедственным положением. Ему вон за полгода отсидки и передачка-то было всего одна, от тетки, с которой он всегда общался на уровне: 'Здрасьте!'
Эта-то, бывшая, тогда весь год она ему грев конкретный передавала, передачки были богатые. Так и сидел весь процесс Темнов, не поднимая головы, только когда его спрашивали, вставал, отвечал, стараясь не смотреть в сторону бывшей.
Ничего не интересовало его сильно, знал, что срок будет приличный — он ведь даже адвоката не имел, дежурный вот пришел. Чисто для формальности. Кто его без денег защищать будет? Тетка? Больно надо ей, да и на хорошего адвоката надо много бабла, так что готовился Витюша надолго. Да ещё мент этот.. Темнов с ненавистью покосился на свидетеля-мента, что сейчас говорил.
Он тогда в горячке и не понял, что конкретно вырубил мента, он просто рвался врезать обидчику, а эти мешали. Вот и приплюсуют сопротивление властям и причинение тяжких телесных сотруднику при исполнении...
-"Эх, дурак, жил бы да жил себе у Мэг, нет, повелся на эту шлюху. Чего не хватало? Ну, подумаешь, старая, плоская... но ведь кормила-одевала..." — крутились в голове мысли, да только поздно уже.
Объявили перерыв, Темнов сидел в комнате и с завистью поглядывал через решетку на площадь:
-Люди гуляют, детишки возле фонтана прыгают, эх, сейчас бы он как погулял... Просто ходил бы по улочкам и наслаждался свободой. Бабушки коляски катают, о, и эти здесь... как же без них-то, небось позлорадствовать приехали.
А эти, не подозревая о смотрящем за ними дауне, с удовольствием нянькались с Антоновичем. Тот тянул ручонки ко всему, смеялся, пытался выкрутиться из рук. А увидев спешащих к нему родителей, радостно запрыгал-загукал и потянулся к мамке, потом к отцу...
А Темнов, видя, как ласково и бережно держит ребенка 'этот', впервые осознал — ему несказанно повезло, что ребенок здоров и бывшая тоже. Иначе вот этот мелкий против него мужик достал бы его и в тюрьме. И лежал бы уже Витюша под табличкой с номером...
После перерыва где-то часа через два зачитали приговор.
Натке было все равно, что говорил Темнов в последнем слове, она не вникала — да и все равно правду не скажет, вон как проскальзывает в глазах ненависть, особенно, когда на Тошку смотрит. Устала сидеть в душном зале, да и Тимошик наверняка весь извелся.
А Витюша, по всем прикидам рассчитывающий лет на восемь-десять... офигел:
-Пятнадцать и строгого!
Он взвыл, вскочил и заорал:
-Да эта су... — и натолкнувшись на очень нехороший взгляд Полосухина, осекся.
Выйдя на улицу, Натка выдохнула:
-Всё!!
-Именно что, теперь этот урод тебя и детей, если даже захочет — не достанет!
И увозил автозак Темнова в беспросветную жизнь, нет, даже не жизнь, а существование.
Кондратьев наверное в первый раз за все время соврал Петровой, скорее приврал, что поехал с мужиками по работе в Москву. Он давно втихую откладывал деньги ей на подарок, а то ведь вся избухтится, Жмотыгина. А тут как раз мужикам надо было кой какие запчасти и комплектующие поискать, а на обратном пути собирались заехать на большой рынок "Садовод", а там-то и хотел Диман поискать что-то такое путёвое для Ленки. Ну не с ней же ехать, так неинтересно, да и зная Петрову, переругаются только из-за ерунды.
Мужики управились быстро, на рынке разбежались кто куда, договорившись встретиться через два с половиной часа. Диман пошел в джинсу, там долго и тщательно смотрел, выбирал, прикидывал, колебался. -Здорово, Диман! — кто-то хлопнул его по плечу. — Где бы нам встретиться??
Диман обернулся, и у него натурально отпала челюсть...
Валька Куликов, самый мелкий из класса, стоящий на физре самым последним... Валька перерос его — Димана...
-Ты чё, озверина какого-то наелся, чё так вымахал?
-Да вот, бабуля говорит, засиделся на старте.
-Хорош, девки проходу не дадут!
-Ну их, меня родаки привезли приодеть, вон всякого барахла накупили, а ты чего здесь? Вон в том магазине джинса клевая, смотрел?
-Валь, я это... пойдем-ка со мной. Подскажешь.
-Ща, родакам шумну.
Валек подошел к невысокой женщине. Димка её уже видел, она теперь рядом с Вальком совсем мелкой стала, показал на него рукой и, кивнув матери, вернулся к Диману.
-Валь, я тут для Ленки кой чего присмотрел, как думаешь, пойдет? — Диман показал на комплект из джинсового сарафана и такого же пиджачка. — Или вот, тут, правда, вышивка, может, обидится. Скажет, чё я, малолетка?
-Ты, Диман — осел, моя Машка спит и видит такой вышитый сарафан, это ж последний писк.
-Чё, правда? И Петровой понравится?
-Ещё бы. Такие шмотки! Смотри, во ещё и комбез такой же. Денег-то хватит? — негромко поинтересовался Валька.
-Валек, я же работаю, хватит.
Расплатился за покупки, пошли, прикупили Димке джинсы и футболку, две одинаковые бейсболки — ему и Петровой, пару каких-то фенечек-браслетов.
Вальку хорошо, у него сеструха вон продвинутая, а Диман бы до сих пор в затылке чесал, что выбрать.
-Валь, точно, она меня не пошлет?
— Не, Диман, вон, давай мамку мою спросим.
-Да как-то неудобно.
-Ты чё? Они у меня такие трещотки — как начнут про эти тряпки, мы с отцом тогда валим на улицу.
Мать Валька одобрила покупки, сказав, что такие вещи не могут не понравиться, и Диман свободно вздохнул, он весь этот год мечтал сделать для Петровой что-то такое... нужное. Оно конечно, золотое колечко вроде бы и лучше, но вот наденет Петрова комбез или сарафан с пиджаком и будет такая... такая...
А потом вдруг пришла шальная мысль — но ведь и ещё кто-нибудь увидит, какая она! Поплохело на миг, потом подумал:
-"Не, Ленка — это Ленка, на фиг ей кто? Пока он-то, Диман, ни за что от неё не откажется, да и она вроде тоже... Но Диман, наученный жизнью, в глубине души понимал, что вот пока он рядом. А там уйдет в ПТУху, и кто знает, как будет? То, что на неё будут смотреть — поправимо, а вот если она..."
Тут Диман тяжко вздыхал, так не хотелось ему без Петровой быть, она, эта мелкая, занозистая скупердяйка, полностью залезла в Диманову душу с ногами, тридцать четвертого размера, блин.
Отвлекая его от невеселых размышлений, прозвонилась Лерка:
-Диман, блин, когда приедете с Петровой-то? Лето скоро закончится! Адриан домой улетит!
-Лер, а из ваших никто в нашем городе не будет? Больно долго по времени ехать к вам на электричке.
-Ладно, я папТошу спрошу и перезвоню.
-Лер, Лер, — заторопился Диман, — я тебе фотки скину. Кой чего Ленке купил, зацени, а?
-Ой, Димка!! Какой ты молодец! Давай, жду!
Димка скинул Лерке фотки, она тут же перезвонила и повосхищалась:
-Дим, честно-причестно, Ленка будет в восторге. Я мамке уже показала, хочу что-то такое же!! Димка, ты красава!! А и Валька с тобой? Да ты чё? Выше тебя? Вот это да? Скинь фотку, щелкнитесь где-нибудь.
Лерка весь день ходила под впечатлением от выросшего внезапно Куликова.
-Какой симпотный Валька стал, мам, посмотри! Теперь Лисицкая в пролете будет, а то все его из-за роста опускала, типа — "иди мелочь отсюда". Валек дураком будет, если с ней замутит!
А Диман с замиранием сердца ждал, что скажет его непредсказуемая Петрова, которой он только что отдал пакет с вещами.
-Это что?
-Да вот, заехали попутно на 'Садовод', прикупил... себе и тебе.
-Кондратьев! — ахнула Ленка. — Ты все деньги потратил?
-Лен, отвали, а? Лучше смотри, понравится или как?
Петрова как-то нехотя вытащила свертки, развернула, осмотрела их, погладила вышивку и подняла на него глаза полные слез.
-Лен, ты чего? — всполошился Димка.
А его маленькая, колючая, вреднючая Петрова молча заплакала. Во Диман растерялся.
-Я чё, тебя обидел??
Она помотала головой.
-Блин, Лен!! — Диман осторожно обнял свою Петрову, посадил на колени и, как маленького ребенка, стал тихонько покачивать: — Ну, что ты, Лен, я ведь тебя на самом деле больше всех люблю, я же от всей души!!
Дурак ты, Дим, я... просто... это от радости, что я тебе нужна.
-Ты чё? Дура совсем? — ошарашенно спросил Диман.
-Дура, — кивнула Ленка, шмыгая носом, — ты вон какой симпотный. Мало ли...
-Дурища, я же тебе сказал, что женюсь сразу же, как ты согласишься, хоть в восемнадцать, мне Ленк, без тебя совсем плохо будет. Хватит ныть, иди, примерь, а то я весь взмок, пока твой размер детсадовский нашли мне, думал, нету и придется в "Детском мире" покупать! Дюймовочка, блин!
-Сам оглобля! — тут же вернула Петрова и пошла в другую комнату.
Когда вышла, Диман опупел: его Петрова такая... такая...
-Лен, супер!! Только это, давай тебе туфли прикупим ещё, я побоялся — вдруг тебе не подойдут. Петрова, не начинай жмотничать, как ТриС всегда говорит, "деньги для нас, а не мы для них". Ленка!!— он осторожно обнял её, — ты такая красавица, и ни фига никто мне не нужен!
Петрова так ждала первое сентября, так хотела пойти в школу в суперском сарафане, но за десять дней до этого все пошло наперекосяк.
Договорились с Димкой, что пойдут на речку,благо дни стояли жаркие. Она пришла пораньше, Диман должен был подъехать на своем ветеране-велике сразу с работы. И не знала простая душа Петрова, что их Барби-Слепцова уже второй год мечтала подгадить им с Диманом.
А тут случай подвернулся... увидела лежащую неподалеку Петрову, одну, и как бы не видя её, начала говорить погромче:
-Ой, девчонки, что скажу-то... Кондратьев Петрову вот-вот бросит, у него на работе такая красотка курьером вместе с ним работает, Лика. Я её знаю. Так вот, у них давно уже все серьезно, они спят вместе. Димка эту дурочку провожает и летит к Лике, она говорит, такой классный, так трахается, улетно...
У Ленки зашумело в ушах... Видела она эту Лику.
-Значит, так, Кондратьев, я чисто для...
-Он говорит, — донеслось до неё, — жалко мелкую обижать, да и девятый класс надо доучиться, а там...
-Ах, так!
У Ленки больно закололо под лопаткой, она незаметно оглянулась, эти сплетницы пошли в воду.
С горки показался Диман, а Ленка в гневе вскочила и не придумала ничего лучше, как подбежать к стоящему неподалеку пацану из девятого и, приобняв его, спросить:
-Пошли, искупнемся, Вань?
Сзади раздался какой-то возглас, Петрова не обернулась... а вот пусть теперь разбирается...
-Но, Лен, ты же... А впрочем, пошли! — он взял её за руку и потянул в воду, а Петрову как стукнуло обернуться... и она застыла, не видя и не слыша ничего...
Её неверный Диман, согнувшись как старик, еле шевеля ногами, уходил обратно.
А возле Ленки издевательски захохотала Слепцова:
-Что, получила, стервоза? Наврала я это все, а ты и поверила, дура!
Ленка застыла в ступоре, потом лихорадочно схватив свои вещи, трясущимися руками стала искать телефон, который почему-то не находился, потом нашелся, потом падал из рук на песок.
Она торопливо поднималась в гору, набирая Димкин телефон... "Абонент недоступен." безразлично ответил механический голос. Ленка также механически села в какую-то траву и съежившись замерла.
Сверху спускались Бобер с Чумой.
-Лен, привет! Ты чё здесь расселась, а где Диман??
И вот тут Петрова разрыдалась... она засовывала свои маленькие кулачки в рот, и рыдала ещё горше.
-Лен, Лен, что? — тормошил её Сашка, — Лен, с Димкой что-то? Лен?
Она мотала головой и не могла сказать ни слова. Ребята, переглянувшись, потащили её на ближайшую лавочку, Чума принес воды из колонки. Петрова, всхлипывая, давясь и кашляя, кое как рассказала.
-Дуура, кому поверила! Да Барби весь год ядом плевалась, на вас глядя. Ща! — ребята по очереди набирали Димку, он не брал трубку, а Ленка уже не плакала. Её просто трясло.
-Ребята, я же без него пропаду!
-Пропадет она, — бухтел Бобер, — головой надо думать. У этой Лики жених на 'Ауди' ездит, папашка у него вон полгорода магазинами своими заставил, на фига ей Диман со своим великом? Ой, Петрова, ну ты и дууура!! А ещё и ревнивая дура!!
Ревнивая дура пришла домой поникшая, потухшая, зареванная, мамка всполошилась:
-Лен, что случилось? Димка тебя обидел?
-Нет! — покачала головой дочь, — это я его! — и ушла в свою комнату.
А из Димки как будто весь воздух вышел, когда он увидел Ленку, которая обнимала какого-то парня. Он как-то враз понял — надо валить, пока никто не видит как ему... хреново.
Он резко повернул обратно, в каком-то тумане пошел в гору, так же на автомате отключил телефон, как робот доехал до дому, у подъезда понял, что нечего ему дома делать и поехал к своему дядь Пете.
Тот, едва взглянув на убитого Димку, не стал ничего спрашивать, молчком повел в гараж, там заставил откручивать какие-то гайки и болты.
Диман крутил, а в голове была только одна мысль:
-Не нужен! Опять не нужен!!
Теть Даша постелила ему на верандочке. Он спал и не спал, все прокручивал в голове почему, почему его Петрова так с ним?
Равнодушно посмотрев утром на пропущенные звонки и смски, не читая, стер их и задумался.
В школу он точно не пойдет, нечего там делать, видеть Петрову было невыносимо, решил поговорить с дядь Тошей, может, он чего присоветует. Диман знал, что есть где-то в городе вечерняя школа, а так ещё лучше, ТриС работу ему точно подгонит, там зима пройдет, и в ПТУ.
-Ладно, Диман, не пропадем!
Набрал Полосухина, тот встревожился:
-Ты что такой унылый, заболел? — Да нет, проблема вот образовалась — совет Ваш нужен.
-У нас сегодня пятница? Так-так, Дима, в три за тобой Алексей Петрович заедет, бери Лену и приезжайте.
-Да, — с трудом проглотил комок в горле Димка, — я приеду, а Петрова — она не может.
-Хорошо, жду.
А Петрову пытал пришедший с суток отец:
-Лен, ты что, беременная?
Дочка удивленно взглянула на него:
-Пап, ты с ума сошел?
-А что мы должны подумать? Ты вся убитая, зареванная, Кондратьев твой не объявляется, не звонит?
-Нет, пап, я не беременная, не с чего, Кондратьев меня не трогал, просто, просто... я... — она опять заплакала. — Я дура набитая. Я его очень сильно обидела. Не, даже не так, я как предатель...
Она тоненько, как побитый щенок, поскуливая, рассказала папке про речку.
-Эх, глупышка. Твой Кондрат, он ведь уже пережил одно страшное предательство — матери, а теперь вот ты, ни с того ни с сего. А поговорить нельзя было сначала?
-Папка, я его так люблю, мне без него...
-Ох, дочь, какая ты ещё маленькая у нас. Попробую с ним поговорить.
-Папочка, миленький, поговори, объясни ему, что я, что я... — она опять разрыдалась.
А Диман как заледенел, он автоматически делал все, что скажут, куда-то ездил, что-то говорил, а внутри было пусто и холодно. Он не стал слушать Бобра, перехватившего его у офиса.
-Саш, отвянь, все, что надо, я видел, чё теперь говорить?
Уже в машине, неподалеку от Полосухинского дома позвонил дядь Леша — Ленкин отец, невежливо было не ответить. Тот сказал, что надо увидеться. Димка пояснил, что он у Лерки, если только после выходных.
Как орала и истерила Лерка, которая увидев его, поникшего и без Петровой, выпытала всё.
-Дураки!! Оба дебилы!! Наверняка вас кто-то специально подставил!! Ты свою Петрову не знаешь?? Она, когда злится, сначала делает, а потом думает. Что она и сделала!
-Лер, я не дурак. Кто я, троечник и полубомж?? На фига ей такие? -Дурак, сто раз!
Лерка аж заплакала.
-Да если хочешь знать, Ленке полшколы завидует, что у неё такой ты!!
-Лер, смени пластинку, а? Я вон Платошкиных девчонок подожду, они тоже из неблагополучной семьи, как раз...
Он с огромным удовольствием начал играть с Тимошиком, который пытался смешно ползать, заливисто смеялся, когда Диман его подкидывал, прыгал у него на руках и щурился. А Димка, глядя на этого, такого смешного с двумя зубиками внизу, зайчика, немного развеялся.
Вечером Антон и Натка сидели с Димкой на веранде и негромко разговаривали, Диман, не вдаваясь в подробности, пояснил, что хотел бы перевестись в вечернюю школу, решил работать постоянно. У бати там кто-то родится, он оставил ему, Димке квартиру, выписавшись, а за неё надо платить теперь самому. Вот и подумал он про такой вариант, да и на пожрать, и на одежки кой какие деньги нужны. Только вот не знает он, реально ли такое? Ну не будет же Диман говорить, что ноет и болит у него внутри нестерпимо.
Полосухины задумались, Димка им совсем не чужой, вроде бы все правильно рассуждает, но как-то безнадежно все. Отец-благодетель квартиру оставил, а то, что пацан в пятнадцать лет остался совсем один и вынужден не только себя содержать, а ещё и платить коммунальные услуги? Придется ещё её приватизировать, а это опять деньги... у Антона чесались руки попросту набить морду Кондратьеву-старшему.
Лерка же у себя в комнате слушала по скайпу захлебывающуюся в рыданиях Ленку и сама вместе с ней ревела:
-Ленка, Ленка, ну почему ты к нему не подошла, а полетела к этому Ваньке? Он к нам весь перевернутый приехал, докажи вот ему сейчас, что ты от ревности помешалась. Он-то думает, что ты как и мамашка его...
-Лерочка, миленькая, скажи ему... что я... что я...
В комнату заглянула встревоженная Натка, шедшая за ползунками:
-Лера, что?
А из скайпа неслись горькие, отчаянные рыдания:
— Тетечка Наточка, помогите, я ведь без него жить не хочу!
Натка подобралась:
-Так, стоп! Прекратили слезоразлив, и поконкретнее — что случилось?
Петрова, икая от слез, рассказала, какая она... как обидела Димку, что он никого не стал слушать, что она ему не нужнааа.
-Лена, успокойся. Прежде всего, прекрати рыдать, а то вон нос шире лица стал. И тебе, и Диме надо немножко успокоиться, переварить все. Сейчас ему трудно что-то доказать, обида острая такая, ему надо чуть-чуть успокоиться и прийти в себя, хотя бы с недельку.
-Неделя — это так долго, тяжело! — все ещё икая, вздохнула Ленка.
-Лена, можно я тебе совет дам?
Та кивнула.
-Отношения между влюбленными людьми — это прежде всего, взаимное доверие. Если нет доверия, значит, все несерьезно, и лучше разойтись мирным путем с человеком. Недоверие, оно и обижает сильно — значит, чьи-то чувства не настоящие, а так, поверхностные. Никогда не пытайся больше так обижать его, лучше поругаться вдрызг, с пощечинами, битьем посуды, но выяснить все, а ты пошла на поводу у этой стервочки. Ты — девочка умненькая, завистники, они были и есть, и всегда находятся такие вот Барби-желанницы. Дима — он настоящий, ему надо или верить, или прекращать все общение, совсем.
-Не могу я его отпустить, мне без него жить невмоготу, — всхлипнула Петрова.
-Ты немного успокойся, приди в себя, а потом уже с Димой спокойно пообщаетесь.
— Ага, если он когда-нибудь этого захочет! — горестно вздохнула Ленка.
Антон же, поразмыслив сказал Димке:
-Я бы не хотел, чтобы ты доучивался в вечерней, знаний там дают немного, а у меня на тебя большие виды. Надо, чтобы ты не в ПТУ, а в техникум поступил, у тебя как с оценками?
-Да, русский — трояк, и химия, остальные подтянул, — он как-то горько усмехнулся, — с помощью Петровой.
-Вот, смотри, заканчиваешь девятый прилично, сразу ко мне летом на работу — найдем вариант для несовершеннолетнего. Поступить обязательно в техникум и до армии получить образование — это программа максимум. Далее, пока учишься в девятом, буду постоянно давать подработки на дом, мне ваш ТриС хвастался, что ты у них как самородок... За качественно выполненные графические работы будем платить хорошие деньги, на прожитво и коммуналку хватит.
-Но, дядьТош, комп-то у меня стародавний, а на работе кто же разрешит-то?
-Привезем с фирмы, как надомнику, в аренду. Так что, Дим, подумай, вариант не из худших. А ещё — не переживай так, сынок, все наладится, или я не Антон Полосухин.
И был чудесный вечер в домашнем таком кругу. С Димкой не сюсюкали, не лезли к нему под шкуру, но он, окруженный теплым таким вниманием и суетливой заботой баб Маши, немного начал приходить в себя. Одна только Лерка фыркала на него и крутила пальцем у виска. Мелкий Тимошка ерзал и лез с одних рук на другие, ему надо было посидеть у всех, а когда Димка начал его подкидывать, заразительно смеялся и пускал слюни. Натка пошла его укладывать, он распищался — Колюню надо было срочно, малыш очень полюбил засыпать под чтение братика.
Уложив малыша, как-то незаметно разбрелись кто куда. Диман сидел в шезлонге, неспешно покачиваясь, смотрел на яркие звезды, высыпавшие на небе и вдруг вспомнил: -"А ведь когда падает звезда, надо успеть загадать желание, и оно непременно сбудется." Так когда-то говорила его бабуля, эх, как жаль, что умерла рано. Когда она была, Димка жил не тужил...
Резко, как-то внезапно полетела вниз звездочка, и Димка только и успел подумать одно слово -"Ленка!" — она уже упала. Он вздохнул, а неслышно подошедшая теть Ната слово в слово повторила про падающие звезды.
-Видел, сейчас звездочка падала? Успел желание загадать?
-Не совсем.
-А я успела — попросила, чтобы у тебя все наладилось... Дима, можно немножко не в свое дело полезу? Прости, мальчик, но ты мне очень дорог. Я как-то привыкла всех вас считать за своих, за всех душа болит. За Сашу Платонова вон как все дергались по весне, слава Богу, все обошлось, и Димулька при папке растет. Дим, пожалуйста, не обижайся и выслушай меня. Лена, она... вам надо с ней поговорить.
-О чём, теть Нат, там и так все ясно??
-Дима, а ты не допускаешь, что у взрывной Петровой взыграло, как говорится, рентивое — банальная ревность.
-К кому, теть Нат, я же постоянно возле неё??
-Дима, а Слепцовой ты когда дорогу успел перейти? — как-то не к месту спросила Натка.
-Кому? Слепцовой? Я? Да на фиг она мне сдалась? Я её и не замечаю вовсе.
-Вот! То-то и оно.
-Не понял, Вы о чем?
-Димка, Димка, — Наташка притянула его к себе и взлохматила ему волосы, — какие же вы ещё наивные дети... Подстава, как Лерка говорит, была конкретная. Пока Лена тебя ждала, эта Барби специально погромче сказала, что ты собираешься Лену... раздружиться с ней, что провожаешь её, а сам летишь к какой-то Лике, что у вас работает, переспать с ней...
Димка выпал в осадок, удивленно тараща на Натку глаза.
-Чё? Лика и я?? Теть Нат, она меня года на четыре старше, у неё жених есть, крутой такой парняга, они жениться собираются. Да и когда бы я с ней трах... переспал, если Костян после работы её тут же увозит, и не на велике, а на крутой БМВухе?? Ваще, дурдом!!
И потом вдруг вздрогнул:
-И Петрова ей поверила? Совсем ку-ку, что ли? А Барби-то зачем это все надо??
-А ты подумай!
Димка помолчал:
-Таак, захотелось меня фейсом от тэйбл, за рюкзачок, значит, припомнила?? Ну да, у нас не заржавеет, прилетит в обратку. Вот же... паскудина!
Диман шипел и плевался, а Натка облегченно выдохнула, боялась, что он и слушать не станет, скажет, типа 'не Ваше это дело', и все — не достучишься потом.
— Теть Нат, я ведь ей совсем ничего плохого не делал, почему же она так?
-Зависть, Дим, банальная зависть, и мелкая, пакостная душонка у куклы этой.
— А я ведь подумал... что не нужен я Петровой, что она как бы из жалости со мной... — он поперхнулся, отвернулся, а Натка обняла его за плечи:
-Мальчик-мальчик, сколько ты уже дерьма видел, ну, не сломался же, вот и сейчас не спеши, подумай. Я понимаю, что у тебя такая обида и боль на душе, но Петрова твоя, она совсем никакая, зареваная и заикается...
-Да ладно, Петрова и заикается?
-У Лерки спроси. Прошу тебя, не торопись, легче всего вот так... ошибку сделать ой, как легко. Я вот, не поверишь, сейчас иногда в холодном поту просыпаюсь и судорожно ищу Антона, так боюсь его потерять.
-Да ладно, теть Нат, он вас так любит..
Любит, а я, дурища, все выделывалась: старый, занудный, ростом невысокий, не нравится... а он это все видел и молчал. Другой бы плюнул, ну и живи как хочешь, а Тоша через себя переступал. Потом вот, когда вы с Леркой попали в эту... ситуацию, и кроме него мужиков-то и не оказалось рядом. Ты же знаешь, какой сволочью родной папашка оказался. Вот тогда-то я и поняла, что лучше его нет. И чтобы я сейчас без него, без Тимошки, без баб Маши?? Жутко представить... Ошибки, они, мальчик, в любом возрасте могут случиться, одно тебе скажу, поговорите с Леной. Может, вы просто зря себя накручиваете?
-Ох, теть Нат, какая Вы... — он судорожно вздохнул.
Натка рукой вытерла его глаза,
-Димка, такого как ты — не бросают, запомни, а твоя Петрова это уже давно поняла, просто ревность у неё не вовремя случилась... Пообещай мне с ней поговорить?
Димка поколебался:
-Только не сразу. Мне надо подумать немного. Дядь Антон, можно я теть Нату поцелую?? — спросил он в темноту.
-Один разок и в щеку! А то понравится, и Петрову свою забудешь!
-Спасибо вам, вы... вы такие классные, я и представить не мог, что могу стать кому-то нужным, когда бабуля умерла, а мамка...
-Тшш, — Натка приподнялась на цыпочки, нагнула ему голову и расцеловала в обе щеки, — все позади!! Ох, Дим, какой ты высокий стал.
-Это вы Вальку Куликова не видели — меня на три сантиметра перегнал.
-Да ладно, он вон чуть повыше Колюни??
-Был, ща — стропила!
-Растут детки, скоро вот и я тещей стану, не заметишь, как и бабкой. Иди, мальчик, спать и не дергайся понапрасну!
Антон оставил Димку у себя на два дня, предварительно предупредив ТриС — Сергея Сергеевича, что мальчишка ему нужен по работе. Утащил Димку к себе на фирму, там велел показать и рассказать все нюансы будущему надомнику. И сидел два дня Диман в офисе, старательно запоминая и записывая все, что ему показывали. Мужикам в отделе он понравился своей заинтересованностью, желанием понять и запомнить, совал нос во все дырки, как говорится, спрашивал и спорил. К концу второго дня контрольное задание, что они ему придумали, выполнил даже лучше, привнеся в предложенный макет будущего дома свои изюминки — так сказать, облагородил внешний вид.
-Антон Сергеевич, из парня будет толк! — кратко отчитался начальник отдела. — Фантазия и смекалка на уровне, а то что салага — научим.
-Я рад, что не ошибся в нем.
-Вы, Антон Сергеевич, какое-то особенное чутье имеете на таких вот людей, увлекающихся, я бы сказал, творческих. А с такими можно горы свернуть.
-Хорошо, значит, сначала даем Кондратьеву более легкие задания, а, скажем, через пару недель — по полной программе, если, конечно, справляться будет.
-Будет, Антон Сергеевич, у него вон как глаза горят уже, толковый парнишка.
-Хорошо, оформляйте всю технику. Я подпишу.
Диман за два дня своей такой новой работы загорелся. У него, и впрямь, горели глаза, особенно, когда вечером он рассказывал Лерке, усевшись основательно за её комп, показывая и рассказывая, что и как можно и надо сделать. Он горячился, быстро исправлял, если что-то его не устраивало, а Лерка, усевшись возле него, только моргала:
-Ну, ты даешь! Рисуешь как вон в танчики играешь. Вот это скорость.
-А то! Могём кой чего!!
-Я тебя столько лет придурком обзывала, а ща сама придурком сижу.
— Лер, да вы с Катькой обе такие же придурки, но я вас... обожаю, вы такие... столетние подружки мои. Интересно, какая Катька приедет?
Катька на все лето уехала к родне отца куда-то в Краснодарский край. Первый раз за всю жизнь. Родители разбежались, когда ей было восемь месяцев, а в этом году Катька все же решилась поехать туда — папаня-то каждый год звал свою дочку к себе.
-Лерк, дядь Тоша мне такую технику подогнал, я... у меня нет слов, так классно, я теперь смогу нормально, не дергаясь, жить, а то, как месяц начинается, все эти коммуналки, всякая бурда — платить надо! И Лер, я вот не умею красиво высказать, но у тебя такие теть Ната с дядь Тошей... я их так люблю, а ещё теть Веру Вихреву, вот тетка клёвая!
-Сама их безмерно люблю, знаешь, я вот родного отца так не обожала, как папТошу. Не, не из-за денег, он вот умеет все замечать... голова заболела, я морщусь, тут же: — Лера, что? А отцу, бывало, по фигу, буркнет себе под нос и все дела. Колюнька маленький был, мамка его гулять соберет, весь избухтится, что ему бы полежать-поспать после смены. Мамка плюнет, начинает сама одеваться, а ему что, стирать, суп варить охота? Уйдет, погуляет немного и опять бурчит целый вечер, что отдохнуть толком не дают. Дим, я вот никому не рассказывала, как-то забыла, а ща вспомнила. У меня перед Колюнькиным рождением собачка была — ши-тцу, Джоник. Такой добрый, такой, как игрушка весь, теть Вера обмирала по нему, а отец бесился, что выгуливать надо, и пинал его, я помню. Жалко так, пришлось продать, он из питомника был, денег много за него отдали, надо было вернуть хоть сколько, мамка потом говорила.
-Лер, чё всякую дрянь вспоминать? У тебя теперь вон какой папТоша, закачаешься.
Натка, слыша их долгие разговоры, порадовалась дальновидности своего Полосухина, загрузил парнишку по уши новыми делами, вызывающими большой интерес. Они с мам Машей тоже постарались, чтобы Димка не залез в свои мрачные переживания-воспоминания, Лерка с её любопытством — все поспособствовали восстановлению Димкиного душевного покоя, а с Петровой они точно помирятся.
Подозревала Натка, что эта парочка на самом деле друг без друга никуда, просто вот повезло им найти свои половинки ещё в таком раннем возрасте.
-Тошка, я такая бестолочь! — призналась ему Натка вечером, когда проводили заметно повеселевшего Димана, поехал домой с новеньким компом, принтером и всеми прибамбасами.
-Что это?
-Тош, у меня глаза были на заднице. Я так себя грызу, что долго тебя мурыжила.
-Нашла о чем думать! Мы же — Полосухины, всегда своего добиваемся. А ты, у тебя проблем и забот было выше крыши, вот и не разглядела спервоначалу. Но зато сейчас... мы с Антоновичем на первом плане, да, сынок?
Сынок, мусолящий папину большую пуговицу на кармане, только радостно гукал.
-Наташа, девочку хочу! Такую же, как ты!! — Антон аж зажмурился. — Они такие желанные эти малыши, горы свернуть можно, когда приезжаешь домой, а в кроватке такое чудо прыгает и тянется к тебе.!!
Пока Диман зависал у Полосухиных, справедливый и дерзкий Сашка Бобер, его верный Чума и рвущийся нагадить Барби по самое, как говорится, не хочу — Валька Куликов, проворачивали операцию "Ы".
В понедельник к концу рабочего дня были у Димкиного офиса, высмотрели эту Лику.
-Дура Петрова! — резюмировал Сашка. Девушка, вышедшая из офиса, тут же попала в объятия модного, всего такого ухоженно-видного мужика. Сели в БМВ и уехали.
-Во Петрова дура, — тут же подтвердил Валька, — тут такая пара, девица-то все при всем, да и старовата для нас, а уж мужик... такого на нас малолеток, только слепая поменяет! Да и вряд ли после такого захочется с малолеткой трахнуться, кароче, дура Ленка, стопроцентная.
-Так, ребя, значит, завтра мы все и провернем.
Во вторник к вечеру к поникшей, потухшей, резко похудевшей и осунувшейся Петровой пришли Сашка с Валькой.
-Лен, собирайся, поехали за справедливостью.
-Никуда я не поеду!
-А кто тебя спрашивать будет, у нас вон Чума за дверью, ща скрутим и в ковер. Потащим через весь город, как кавказскую пленницу. Хочешь знать правду про Димана — поехали.
-Но я же... У меня вон глаза отекли!
-Очки наденешь, ни фига с тобой не случится! Умеешь обижать, вот и отвечать смоги!
Приехали к Димкиному месту работы, ребята встали у входа, Ленка сидела неподалеку на лавочке. Подъехала крутая тачка, из неё вышел видный такой, весь в крутых шмотках мужик, и пошел к входу. Из дверей вышла красивая девушка, явно за двадцать, тоже такая вся... Ребята дружно шагнули к этой паре:
-Извините нас, пожалуйста. Можете нам минут пять уделить, у нас серьезный разговор к вам!
Мужик притормозил:
-Что за базар?
-Да, мальчишки, что вам надо? — поддержала его девушка.
-Мы хотели немного поговорить про Димана Кондратьева.
-А что с ним случилось? — поинтересовался мужик.
-Да тут такое дело... — И Бобер, аккуратно подбирая слова, рассказал обо всем.
Девушка рассмеялась:
-Дима и я?? У кого-то очень дурная фантазия, он же пацан, вон, как мой младший брат, да и я от него столько хорошего слышала про его девочку... Лена вроде, он же влюблен в неё по уши.
А мужик напрягся:
-Покажите мне эту вашу куклу, надо бы прояснить момент.
А Лика пристально смотрела на сидящую на скамейке, опустившую голову Петрову.
-Мальчишки, эта девочка, она же Димкина Лена?
И увидев кивок Бобра, шагнула к ней.
— Привет! Ну, не плачь, помиритесь вы со своим Димкой. Он у тебя такой хороший парнишка. Скажи, Костик?
Тот кивнул, с жалостью поглядев на шмыгающую мелкую девчушку. -Лена, я не размениваюсь на других, тем более, малолеток. У нас через две недели свадьба и, — понизив голос, Лика добавила, — я уже три месяца беременна, Костик меня от себя ни на шаг! Никогда не верь никому, не разобравшись. Вот если бы ты его с другой голого снимала, тогда да, а говорить могут все что угодно, не будь наивной. А с Димкой мирись, он мальчишка надежный, таких сейчас не так и много. Спасибо, ребятки, вам, за то что друга своего защищаете! Костик, поехали?
Да, милая! Минутку! — Костик, понизив голос, о чем-то договаривался с ребятами. Те кивали и улыбались. Он повернулся к Ленке:
— Мелкая, запомни одно — от Костяна никто и никогда никуда не ходит, тем более, моя жена, без одной минуты. Пока, спасибо, пацаны!
А Петрова опять ревела, теперь уже от радости, что Диман её совсем и не виноват!
-Ребята, я, правда — тупая дура! Ребята, я вас обожаю!!
-Обожает она, — ворчал Бобер, — ну вас на фиг со своей любовью, никогда не влюблюсь. Переживания у них, тьфу!!
Барби на следующий день ждал сюрприз. Пребывая последние дни перед школой в радужном настроении, предвкушая, как она увидит с ненавистью смотрящих друг на друга Петрову и этого хама, она, подкрасившись и принарядившись, выпорхнула из дома, хотелось посидеть с двумя своим подружками, поговорить и помечтать о хорошем.
У подъезда стояли два таких мачо: стильно одетые, с модными стрижками...
-Вот это экземпляры! — Барби, скромно потупившись, пошла мимо.
-Вот это девочка! — присвистнул один, — красоточка, куколка!! Девушка, а как вас зовут?
-Марианна, а Вас?
-А нас: я Кирилл, он Костя! — показал один на молчаливого второго, у которого на руке поблескивали навороченные, явно золотые часы. Вот так, слово за слово, и пошли эти два красавца с ней. Барби упивалась их вниманием, кокетничала, строила глазки, пришли на берег реки, сели на лавочку, и тут Барби услышала от все время молчащего Кости:
-Откуда ты Гаврилову знаешь?
-Какую Гаврилову? У меня нет таких знакомых?
-Как же нет, Лика Гаврилова, которая тебе по секрету, или наоборот, рассказывает, как она трахается с, как его? А, Диман?
-Кааакой Диман? — Обмирая, спросила Барби.
-Ну, как какой, который с моей женой и работает, и по ночам её пользует, по твоим словам.
-Я... я не говорила такого...
-Свидетелей надо привести? Еще раз спрашиваю, откуда ты знаешь Лику?
-Я её... совсем не знаю, просто видела, как они из офиса вместе выходили и смеялись... ну я и подумала... что, спросила у охранника, как её зовут, и... — она испуганно сжалась.
-И придумала грязную сплетню... зачем??
-Но, я же...
-Куколка с отмороженными мозгами, ты хоть знаешь, на кого ты грязь льешь? Бабушкин фамилия тебе ни о чем не говорит? — спросил Кирилл.
-Ба... Бабушкин, тот самый, у кого магазин 'Силуэты'? — запинаясь, и с ужасом спросила Барби.
Костя кивнул:
-У тебя два варианта, или ты затыкаешься, предварительно пояснив всем, кто знает эту сплетню, что ты придумала это все из мести и зависти.
-Или? — как-то с вызовом спросила Барби.
-О, деточка. У тебя коготки показались? Ща обрубим! — Он залихватски свистнул, и сидевшие неподалеку пять мужиков неспешно приблизились.
-Или вот эти мужики тебя капитально поимеют, естественно, записав все на видео и тут же выложив в сеть.
-Их посадят!
-Да что ты? Никто не подтвердит, что это было насилие, наоборот, горячая девочка сама пожелала пятерых.
-Вы, вы не посмеете, я...
-А ты почему посмела? Кто ты такая?
-Я... я... папе скажу.
-Так, куколка не понимает? Ладно, будем действовать по-другому. Мальчики... Как орала и извивалась в руках самого сильного Барби, она умудрилась вывернуться из захвата — он просто позволил, — этого гориллы и упала на колени перед Костей.
-Я, я сделаю все, что вы скажете. Только не отдавайте меня этим...
По накрашенному личику текли темные от туши слезы, её трясло.
— Поверим, братва??
— Рискуешь, брат, эта лживая сучка вряд ли, что поняла.
-А мы будем присматривать за ней! — ухмыльнулся такой страшный Бабушкин.
На негнущихся ногах, зареванная Барби еле доползла до дому. А её, такую красивую, нежную, по-настоящему отлупил ремнем отец. Ему, неплохому предпринимателю, днем открытым текстом сказали, что из-за мерзкого поведения его дочери и её грязного языка с ним серьезных дел вести никто не будет. Он выпил корвалол, едва отпустило, рванул домой и отходил любимую доченьку от души, впервые в жизни.
Потом, через два дня, когда испуганная Барби озираясь, прошмыгнула в магазин, находящийся в двух минутах ходьбы, её остановили Бобер и Чума:
-Ты, Барби, лучше по-хорошему переводись в другую школу — у нас тебе будет сложно, даже очень сложно учиться.
Еще два дня назад она бы высокомерно опустила их, каких-то плебеев.
Но сейчас... она испуганно сжалась и шарахнулась от них, а вечером умоляла отца отправить её учиться к бабушке.
Отец, подумав, прикинув все, отправил их с женой в небольшой городок Осташков. А сам понимая, что здесь, в этом городе, где он, вернее его пустая кукла умудрилась подгадить ему весьма ощутимо -Бабушкин-старший был из тех, кто никогда не забывает обид — уже ничего не сможет провернуть, начал потихоньку сворачивать дело, матерясь и злясь, что вот так, когда, казалось бы, он ухватил птицу удачи за хвост, судьба сделала ему козью морду длинным языком горячо любимой доченьки.
Тридцать первого и первого Диман в школу не пошел, накопилось много недоделанных работ, он торопился подобрать все хвосты для ТриС. Да и что говорить — новенький комп, это такие возможности, вот и засиживался он до трех ночи.
Позвонил классной, сказал, что придет второго уже на нормальные занятия. Да и побаивался Диман в класс идти, ну, не знал он что делать. Сесть как ни в чем не бывало с Петровой? Или же с Валькой на последнюю парту, чтобы не загораживать своим ростом обзор сидящим сзади?
Позвонившему отцу Ленки сказал, что пока даже и не знает, как себя вести, в растерянности. Батя её, мировой мужик, много не говорил, только попросил не пороть горячку.
-Ладно, завтра и посмотрим, что и как! — решил Димка, поехал сдать все работы и расчет получить. Все как всегда — получил деньги, порадовался, что хватит и за квартиру заплатить, и жратвы сразу — крупу там, макарошек, сахара прикупить на месяц. Потом все же решил посоветоваться с теть Дашей, она плохого не посоветует.
Пока мотался по всем этим делам, завечерело, и к подъезду прикатил уже когда вот-вот и темно станет. И не сразу заметил съежившуюся на скамейке фигурку, потом как-то сердцем узнал — Петрова. Открыл подъезд, вкатил велик, вздохнул и негромко спросил:
-Так и будешь сидеть? Пошли уже, сиротинка.
Петрова как-то робко и неуверенно пошла за ним, он открыл квартиру, пропустил её вперед, поставил велик, снял с него пакет с покупками... Петрова застыла на пороге кухни.
-Проходи, я ща! — он неспеша выгрузил все крупы, поставил в холодильник молоко и масло, включил газ, налил воды в чайник, поставил на плиту. Петрова, совсем как маленький воробей, сидела на краешке табуретки и не шевелилась. Димка тоже молчал. Закипел чайник. Диман заварил в две кружки, открыл пачку печенья, пододвинул поближе к Петровой и сказал:
-Пей вот, небось, замерзла на улице-то.
Чай пили в молчании, потом Ленка решилась:
-Дим, ты в школу больше не будешь ходить, да?
-Кто тебе сказал такое?
-Да весь класс гудит, что ты в вечернюю школу перевелся, а эта... Барби ваще в другой город свалила.
-Не, завтра приду. Полосухин не одобрил такое решение, сказал — надо этот год доучиться и в техникум попытаться поступить.
-Понятно!
Оба опять замолчали.
-А ты теперь со мной сидеть не станешь?
-Да не знаю, мы с Валькой как два столба, придется на 'камчатку' переезжать...
-А-а-а, понятно.
-Мне дядьТоша надомную работу предложил, хочешь посмотреть, чего? — теперь уже Димка решился говорить, тошно ему было, вроде, вот сидит рядом так нужная ему Петрова, а вроде, и далековато.
-Да, покажешь?
-Пошли! — в комнате стоял новенький комп и принтер, и сканер.
-Круто!
Это мне как бы в аренду, ну как надомнику. Там, чтобы не дергали дядь Тошу, надо оформлять какого-нибудь, ну, инвалида, вот мы с дядь Петей и решили, что вроде как он этим занимается, я-то несовершеннолетний, как бы нельзя, его уже и оформили... Вот смотри! — Димка показывал ей уже придуманные им расцветки фасадов, какие-то небольшие изменения в оформлении входных дверей или там веранд, беседок, а Петрова все больше сникала.
-Ты чего, заболела?
-Нет! — Петрова помотала головой и, всхлипнув, отвернулась.
-А чё ревешь?
-Так, пойду я!
-Ага, а потом дядь Леша мне рожу начистит, что я тебя обидел?
-Нет, не начистит, он со мной почти не разговаривает, я не по-Петровски поступила. — И Ленка разрыдалась.
Диман как-то заметался, притащил воды в кружке, а она, съежившись, спрятав лицо в ладонях, горько-горько рыдала.
И Диман решился... зажмурившись, поднял свою че-то совсем легкую Петрову и сел с ней на диван. Она обняла его за шею и опять заревела. Диман успокаивающе гладил её по спине, по всем косточкам, и негромко говорил:
-Успокойся уже, а?
Она немного утихла, обняла его изо всех своих силёнок за шею и уткнулась мокрым носом ему в ключицу. И какие слова тут нужны?
-Ох, Ленка! Мне эти десять дней веком были... — пробормотал Кондрат.
-Больше, вечностью. Дим, прости меня, я... я... мне без тебя совсем не в жилу, я не знаю, какая ещё бывает любовь, но я без тебя точно пропаду!
-Хорош рыдать!
-Мне Бобер каждый день гадости говорит и плюется, — настучала она на Сашку.
-Чего это он? — удивился Диман.
-Спрашивает, помирилась? Говорю, нет, он матерится и плюется, как верблюд.
Зазвонил телефон,
-Лен — твои.
— Скажи, что я в ванной умываюсь, я, правда, пойду умоюсь.
— Да, дядь Леш, Лена у меня, нет, все нормально, ну порыдала немного, да. Конечно, провожу. Да, спасибо, до свидания.
Дядь Леша, нажал кнопку отбоя и выдохнул:
-Ну, мать, я с нашей дочкой уморился. Помирились вроде, успокойся.
Мамулька радостно вздохнула:
— -Леш, а и впрямь, похоже, лучшего зятя для нашей взрывной Ленки не найти.
-Во, а ты все ворчала, не пара, не пара, кто ещё сможет терпеть её закидоны?
— Я-то терплю твои?
-Ты — женщина, а мы мужики, нам положено! — приобнял жену Петров. — Не ворчи, иди, пельмени вари, скоро явятся, надо зятя прикармливать, чтоб не сбежал, сама же знаешь, путь к сердцу мужчины...
Глава 15.
Таня впервые летела за бугор — уговорила-таки подруга навестить её. Тем более, начался бархатный сезон, летней суеты, шума и гама уже не было, отдыхающих стало заметно меньше, спала удушаюшая августовская жара, так что Тучкова решилась. Мандража было много — ну не довелось ей и на самолете летать, а тут все сразу, в первый раз...
Но не будет же она показывать соседям, что женщина... средних лет и боится... Вот и болтала всю дорогу она со случайным попутчиком, мужчиной возраста, примерно, как Лешка. Два с половиной часа пролетели незаметно, она, правда, испуганно матюгнулась, когда самолет подпрыгнул и покатил по бетонке.
-Ох, бля...ха-муха! Максим, ты тетеньку не бросай. Я ж из деревни Гадюкино, куда идти, что делать, не представляю.
Пока стояли в очереди к таможенникам, чемоданы прилетевших уже ехали по транспортеру. Взяв свой, немного растерянная Таня вышла и, не успев оглядеться, попала в крепкие объятия Ржентича. -Таня! Таня!! Как аз рад!
И все, стеснительность и волнение Тучковой вмиг испарились.
-Марьян!! Я так рада тебя видеть!!
Они обнимались и орали на весь зал, а Вера скромно стояла в сторонке.
-Подруг! Ты где? — заорала Таня.
-Ты на самом деле из деревни, чего хоть орешь? Я ваще не с вами, чудики! — обнимая Тучкову, бурчала Вера.
-А фигли нам, красивым бабам?
Стоящий неподалеку молодой мужчина весело смеялся.
-Татьяна, я пошел, счастливо вам отдохнуть!
-Ой, Максим, спасибо, и тебе всего самого...
-Марьян, веди, показывайте уже вашу Болгарию.
А едва отъехали от аэропорта, Таня, весело болтавшая, умолкла, уставившись на море, что сразу открылось во всей красе. Вера и Ржентич тоже молчали, давая Тучковой возможность полюбоваться на близкое море. Таня отмерла только тогда, когда дорога отвернула от моря.
-Бля, Вихрева, нехило ты устроилась!!
— Что можно от тебя услышать, кроме бля? — философски заметила Вера, — все как всегда.
Тучкова восхищалась увиденным весь вечер, особенно впечатлил её старый город:
— В средневековье попала, точно! Супер!!
Мариан с огромным удовольствием показывал Тане достопримечательности, поездили по Болгарии, побывали на Шипке. Тучкова шла по ступенькам наверх, упорно считая их. Засомневалась она, что ровно тысяча, оказалось, правда. Очень понравилась древняя столица — Велико Тырново, мыс Калиакра. Мариан радовался, что Тане все нравится, но добавлял:
-А в Сэрбии оште лутше!
-Да посмотрю я твою Сербию, посмотрю, ну, если разочаруюсь...
-Нэ, Таня, нэ!!
Оценила Тучкова и вино, червено, бяло и розе.
-"Мастика" — фу, гадость, нашатырно-анисовые капли, ракийка лучше всего.
-Кто бы сомневался!
-А ты молчи, всю малину нам с Марианом портишь — обкурили её всю, нет бы компанию нам составила!
Тучкова утром бежала на море, приходила вся такая утомленно-разморенная, одно только огорчало её — ну не цвели в сентябре её любимые маки.
Поехали в Сербию, Тучкова только головой крутила:
-У меня слова закончились, бля, красотища!!
Сербия тоже её очаровала, а уж два мыжа, для неё выбранные Марьяном... тут были сплошные приколы и ржач. Можно было даже и не сомневаться, что мужчин Таня очарует, но вот разговоры-базары их... Мужики как пчелы крутились возле неё, Таня похахатывала, строила глазки, покуривала с ними, и разговаривала языком жестов и своего любимого 'бля'.
-Вера, кажи, заштото Таня каже — бля? Что ест бля? — Спросил один из поклонников — Здравко.
Вера смеялась до слез:
-Ну, как сказать, слово-паразит, для связки слов.
А на Тучкову бурчала:
-Дурища картонная. Ты, чай, за границею!
-А фигли, какая я есть, такой и буду! А то вот окажусь такая приторно-сладкая, мужикам плохо станет.
-Ну что, Таня, кой мыж тебе за душа? — Вечером спросил Ржентич.
-Оба хороши, но Марьян, я русская баба, мне бы чего попроще, где и матюгнуться запросто, а тут мужики загранишные. Мало ли, чего не поймут, обидЮтся!
А оставшись вечером с Верой, загорилась:
-Верк, ну что я за сука? Такие вот мужики здесь, что Здравко, что Боро, ну вот, чего, казалось бы, ещё надо? А надо мне, бля, вот одного упертого мужика — Леху Петровича. Ну никак он не оттает. А я.. как ты скажешь — "мал клоп, да вонюч" — ведь точно про меня. Вот чего я без него обмираю, а при нем в позу встаю, типа, не нужен ты мне!
-Конечно, это же не Жир любимейший. Тут можно и в позу встать.
-Верк, боюсь, вот допустим, все срастется... а я с чего-то разозлюсь, наору, обматерю. А он, ну, не поймет он меня, опять обидится, а я страдать начну.
-Любишь ты накручивать на ровном месте, а если не орать и не материться, а нормально говорить??
-Подруг, но кто-кто, а ты-то знаешь, что не поорать у меня не получится, пресно как-то.
-Ох, Тань, сама мудришь и мужика мучаешь.
-Да ладно, он про меня, поди, и не вспоминает, мужик-то все при всем, а я метр в прыжке.
-Тань, дай-ка паспорт глянуть?
-Чего тебе в нем понадобилось?
-Давай уже. — Вера посмотрела визу и потерла руки.
-Повезло! Мариан, все получится!
-Славно, Вера!!
-Это что за секреты? — тут же влезла Тучкова.
-Сэкрет — он должен быт сэкрет? — ответил Ржентич, — Таня, може останешься за Сэрбия, и тука живе..?
Таня аж перекрестилась:
-Что ты, что ты! У меня дома внуки, работа... нее!
Сердечно и долго прощалась со своими 'бойфрендами?', звала их в Россию, они пообещали приехать вместе.
-Приезжайте, ребят, у меня две соседки холостые, разместить есть где!
Опять ехала, охала, глядя на высокие суровые горы.
-Ну, не жалеешь, что приехала?
Таня посмотрела на свою подружку удивленно:
-Ты чего? Да, я за всю жизнь один раз море видела — в Анапу с мелким ездили, и в Тамбов на автобусе, и все, а тут — две страны, такие интересные, а ты жалеть? Да и мужики... особенно сербы... — Тучкова закатила глаза.
Верка что-то хитрила, отправив на следующий день Тучкову на море и давая ей ключи.
-А ты куда собралась?
-Да, схожу, за свет и телевизию заплачу, что ты будешь со мной ходить? Иди, поплавай, пока вода нормальная.
-Чёт ты врешь мне, подруг?
-Иди, Мюллер фигов!
Послали — пошла. А после обеда пришедшая позже неё, такая довольная Вихрева сразила Таню.
-Так, метр в прыжке, в пять утра подъем — едем в Стамбул на два дня.
-Куууда? В Стамбул?! Это же, вроде, Турция?
-Вот, как полезно иногда географию знать, Турция, точно.
-А кто меня, такую красивую туда... не пустють ведь?
— Пустють, путевки уже куплены. У тебя в паспорте виза подходящая, полугодовая стоит.
-А деньги за путевку, небось как чугунный мост?
-Мы с Ржентичем тебе подарок делаем, за широкая душа — как твой приятэл выразился.
-Не, ну так нельзя, — растерялась Тучкова. — Вы уже столько для меня сделали, неловко.
-Мы подумали, когда ты ещё соберешься, сама же говоришь, любимому мужу на памятник собираешь. Така у вас любовь с ним, оказывается, была! Вон, табличку с именем, и хорош.
-Да я бы так и сделала, мамка моя загрызла, ей надо чтобы как у людей.
-Чудно, она же при жизни его терпеть не могла?
-Вот! — Таня развела руками.
-Ну, собирайся. Утром рано разбужу. Тучкова поохала, поматерилась, но путевки куплены...
Пока собирали туристов, начался рассвет, и автобус поднимался в гору, ему навстречу...
-Подруг, я офигиеваю... какая красота, смотри-смотри... У Тани даже все слова пропали, она только головой крутила от восторга. А посмотреть было на что: темные, мрачно сизо-синие облака начали приобретать все более красивый цвет, сначала синие, потом сиреневые, красно-розовые, розово-золотистые с какими-то немыслимыми оттенками... потом бледно розовые. Солнышко же, как зацепилось за макушку горы, никак не хотело вылезать, посылая в небо пучки, а потом как-то враз выпрыгнуло и засияло, и молчала Тучкова до самой границы, впечатлённая. Потом ехали по автостраде — мелькали в отдалении, среди распаханных полей какие-то деревни, городишки, видно было высокие шпили минаретов.
-Лес здесь, похоже, редкость, за грибами не сходишь.
-Зато мандарины и твои любимые оливки растут.
К Стамбулу подъезжая, появилось много посадок и красивых узоров-цветников — на склонах, казалось вся эта красота торопится сбежать на дорогу. Едва расселившись и пообедав, поехали на экскурсию по городу. Вера, уже побывавшая здесь, улыбалась, глядя на детский восторг Тучковой. Та даже свое любимое 'бля' забывала произносить
-Ух ты!!
А уж когда привезли к Голубой мечети, и она узнала, что здесь дворец визиря Ибрагима, и её любимый фильм 'Великолепный век' снимали некоторые серии в нем...
.Бля!! Верк, вот это да! Это я окончание фильма буду совсем по-другому смотреть, я же тут была!!
После экскурсии пошли в гостиницу пешком, благо, было недалеко. Таня вертела головой, ахала, охала, убило её сумасшедшее движение на улицах:
-Как они тут живут? Это же невозможно! Зеленый для нас, а машины, как у меня в автобусе народ в час пик стоят, и как аварии не случаются? Виртуозы, а не водилы!
Вера посмеивалась и тащила её в небольшие магазинчики, что торговали оптом, она накупила детских вещей для Тимошика и внучка названного — Платошика. В некоторых магазинах можно было договориться с хозяином на покупку одной вещи, в некоторых только фабричную упаковку — от двух до пяти штук. -Завтра с утра время после завтрака будет, ещё походим, обувки присмотрим.
Вечером пошли в небольшой ресторан, попробовать турецкую кухню. Таня так понравилась толстому шустрому турку, понимающему русский, что он предложил ей остаться насовсем.
-Пятой женой?
Турок засмеялся:
-Нет, любимая наложница!
-Ой, не смеши, любимая наложница должна быть лет шестнадцати-восемнадцати, а тут пенсионерка!
Турок принес коробочку с баклавой-пахлавой в подарок.
-Тань, от их баклавы точно что-то слипнется!
-Не боись! Спасибо, Осман!!
А назавтра, полазив по магазинчикам и прикупив кой какие вещички, Вера — небольшие подарочки для Полосухиных, Платоновых, Димке Кондрату и его Петровой, Тучкова для своих родственников — поехали на катере по Босфору. Сначала плыли вдоль Европейской части города, потом повернули к Азиатскому берегу. Вера не мешала Тучкой смотреть, понимая, что она захвачена открывающимися видами, всеми этими дворцами, мостами, красивыми постройками. Через два часа катер причалил к берегу, и пошли на Египетский рынок, рынок специй.
И вот тут Таня 'потерялась'... Уцепившись за руку подруги, она только издавала восторженные вздохи... Специи, выложенные пирамидами, россыпи всякого лукума и халвы, сухофрукты и орехи, большие бочки с сушеными травами, подвяленные какие-то оливки и маслины, фрукты, овощи — всего этого горы... много красивых керамических пиал и блюд, украшенных затейливыми, обалденно красивыми узорами, различные чеканки: турки для кофе, какие-то подносы, кувшины, сахарницы...
-Вер, ущипни меня, что ли, это мне точно не снится?
-Фотографируй лучше, дома покажешь.
Вера упорно пробиралась в толпе, в каком-то направлении.
-Куда ты идешь хоть?
-Тань, времени не так много, надо успеть! С каждой минутой все ощутимее становился запах кофе... Пришли, а в магазинчике пахло изумительно... Вера набрала молотого кофе, опять же на всех, Таня зависла.
-Ой, Вер, уходить отсюда не хочется!!
-Пошли, ещё для Полосухина специй надо купить, любитель ведь Тошка.
— Во, точно, а я для Лехи.
-Наконец-то вспомнила про мужика.
-Да, не забывала я про него, нисколько.
Вот и улетала Таня, нагруженная под завязку. Вера оплатила за перевес, а в Москве Таню встретил ... Леха, Петрович. Сказал, что Антон не может — Тимошик зачихал, вот его и попросили.
-"Ну, Танька, дерзай! — мысленно дала себе команду Тучкова. — Второго такого варианта точно не будет."
-Ты меня домой отвезешь?
К тебе или ко мне? — спросил Леха. Таня не нашлась сразу, что сказать... потом сглотнув... хрипло сказала:
-Домой ко мне, там ведь не успокоятся, знают, что часов в десять-полодиннадцатого вечера должна быть дома.
-Хорошо.
И всю дорогу Таня дергалась, думала, как сказать ему... попутно рассказывая и делясь впечатлением от такого чудного отдыха. А подъехав к подъезду, как-то вдруг, спонтанно бухнула:
-Леш, я это... оставайся у меня. А? Правда, там за три недели, поди...
Он засмеялся, вытащил её багаж:
-Пошли! Кофе турецкий смаковать!!
-Леш, ты это, не обращай внимания, если у меня чего не убрано, сынок ходил цветы поливать, наверняка чаи-кофе гонял, поди, полна мойка кружек.
-Это ерунда, а вот как ты умудрилась в любимые наложницы к толстому турку затесаться, это вопрос поинтереснее?
-А ты откуда... ну, Вер Иванна, ну сук...конка, уже настучала!!
-Да, она как бы не стучала, просто посмеялась в разговоре с Полосухиными вчера, что тебя одну в Турцию пускать не рекомендуется, а я как раз с Тимошкой зашел, ну и услышал...
-Да, турку мой мундштук понравился, вернее, как я курю, он меня кальяном соблазнял, но подруга бдила, не разрешила!
Едва вошли в квартиру, начались звонки, Таня умоляюще глядя на Леху, вытащила пакеты с кофе, лукумом, халвой и жестом показала Лехе, чтобы он сварил кофе.
Сама же врала напропалую:
-Да, да, только вот вошла, устала, завтра. Не, не приходите, пока отосплюсь, пока разберу, что кому, там Вера своим натолкала передать — так что часа в два появлюсь не раньше.
По квартире поплыл аромат кофе. Таня, выдохнув, пошла на кухню.
-О, Алексей Петрович, Вы и стол сервировать умеете?
-А то, ещё и крестиком вышивать... могу! — в тон ответил Леха.
Таня вытащила из чемодана отдельный пакет... замялась, потом как-то стеснительно сказала:
-Леш, я вот тут, это... тебе кой чего привезла... от души.
Леха взял, вытащил бутылку коньяка "Плиска", в большом пакете различные специи и турецкие оливки. -Спасибо, не ожидал, все, что я люблю, надо же! "Плиску", помнится, в годы учебы очень уважали с ребятами. Спасибо, милая!
Он обнял Тучкову и поцеловал, как то быстро поцелуй затянулся.
-Леш, Леш, кофе, наверное, уже остыл?
-Ну, подумаешь, — не выпуская её из объятий, сказал Петрович, — будем пить кофе со льдом.
-Леш, это... пока я совсем голову не потеряла — ты меня прости за то орево, ну, вот не умею я сдерживаться, мне всегда, когда проорусь, легче...
-Да знаю, Наташа просветила уже. Скажи, — он потерся носом о её щеку, — а как ты собиралась все это мне отдать?
-Ну, через Полосухиных... наверное.
-Леш, Леш, ты куда? — слабо сопротивляясь напору Петровича, Таня послушно пятилась в спальню.
И сиротливо стоял на кухне остывший кофе, а Тучкова проспала, проснулись в одиннадцатом часу.
-Ох, блин, скоро к детям и мамке ехать, а у меня ещё и конь не валялся.
— Помогу бедолаге! — Петрович шустро соорудил горячие бутерброды, сварил кофе, накормил мелкую забияку, а потом повез Таню к сыну и мамке.
Тучкова, стесняясь, сказала мамке:
-Вот, знакомься! Это Леша, мой друг.
Леша нисколько не смущаясь, добавил:
-Скорее — будущий муж.
Мамка внимательно осмотрела его и выдала:
-Ну, хоть к старости мозги заимела, мужика нормального разглядела!
Сын тоже воспринял Леху доброжелательно, сношенька покривилась было, да какое её дело?
Заехали к Платонам — дома был папа Саша и девчонки, Леся пошла в аптеку. Сашка долго качал головой, рассматривая вещички для сыночка, который сидел у папки на руках и круглыми, как у совенка, глазами, смотрел на незнакомую тетю.
Та позвала:
-Иди ко мне, сладенький!!
Малыш тут же потянулся к ней.
-Надо же, совсем не боится.
-У нас, теть Тань, народ не переводится, вот он уже и привык, что все его подержать стараются. Теть Вера, ну вот зачем столько, небось денег потратила...
-Саш, она тебе велела сказать: "не бухти, вы мне не чужие!"
Выскочила Олюшка в новой кофточке:
-Саша, смотри, и размер и цвет теть Вера самый суперский выбрала. Саша, а там и тебе, и Лесе тоже есть по джемперу.
Сашка вздохнул:
-Вот ведь.
-Иди примерь лучше, она переживала — вдруг тебе мал будет.
Платон одел тонкий джемпер.
-Нормально!!
-Ой, Саша, какой ты в нем красивый! — Восхитилась Светка. — Он совсем как твои глаза цветом.
Вихрева угодила всем, Кондратьев тоже был растерян, ему теть Вера прислала джемпер с красивым рисунком, а Петровой теплую тунику, а ещё вкуснющщий лукум. Диман от всего сердца благодарил теть Веру, разговаривая по скайпу, на что она улыбалась и радовалась, что все понравилось.
-Ещё бы! Петрова, вон, прыгала как коза, полчаса наверное.
-Ты лучше скажи, недоразумение разрешили, разобрались?
-Да, Ленка теперь какая-то другая стала, старше что ли, то была, правда, как маленькая, ща ничё подобного.
-Взрослеете, отрицательный опыт, он, ох как надолго запоминается и учит.
В девятом уже 'А' какой-то вирус гулял,'влюбленности'. Все началось с Вальки. Его внезапный скачок в росте заметили и оценили многие девчонки, он стал очень даже популярным, а не замечающая и не упускающая возможности безжалостно шутить, и даже издевательски, Лисицкая осталась с носом и, что называется, кусала локти. Валька как проснулся — стал смотреть на неё другими глазами и сильно удивлялся, чего он в ней нашел? Да и щекотало Валькино самолюбие внимание других девчонок. Классная так и сказала, что вместо учебы всех вирус этот заразил, пожалуй только Дима Кондратьев не ходит с ошалевшими глазами на переменах и после уроков. На что бесхитростный Валька выдал:
-Чё ему заморачиваться — Петрова вон рядом, через две парты, а мы в поиске...
Они с Диманом, как самые высокие в классе, прочно оккупировали последнюю парту у окна, и на переменах возле их парты всегда кто-то да толпился. Там царствовал Валек, а Диман сидел возле Петровой, и та негромко что-то поясняла ему из нового материала, не совсем понятного Диману, или просто сидели, негромко переговариваясь.
Он очень старался учиться ровно, времени на безделье совсем не оставалось, фирма присылала серьезные задания, и они с Ленкой, сделав домашку и разобрав что-то не очень понятное Диману, подсаживались к компу и начинали совместно думать, как и что лучше сделать.
Тут уже верховодил Диман, а Петрова была на подхвате. Они иной раз спорили, доказывали друг другу правильность, потом немного пообижавшись — Ленка — смеялись и приходили к общему знаменателю.
-Лен, я вот подумал, надо бы тебе стихи там почитать, на луну, это...
-Ага, повыть! — фыркнула Ленка.
-Ну не перебивай же. Цветы там дарить, на какие-то вечеринки ходить, а мы с тобой из-за компа не вылазим.
-Как это не вылазим? А кто три дня назад на площади у стадиона на скейтах и роликах рассекал? Дим, меня все устраивает, я как-то не особо люблю тусить, мне вот рядом с тобой намного интереснее.
-Не, ну ты молодая, самый интерес сейчас...
— Отвянь, мне без тебя всегда скучно и тошно, а — туса... она подождет, вот поступишь в техникум, потом к дядь Тоше на работу устроишься. Тогда и потусим, когда будет стабильно все, а пока давай, как ты скажешь, на прожитво зарабатывать.
— Петрова, ты такая мудрая стала, как старушка.
Диман бережно обнимал свою Петрову.
-Ленк, я это, знаешь, больше всего хочу, чтоб мы побыстрее выросли, чтоб ты всегда рядом была, и днем, и ночью. Я, честно, пока держусь, ну на фиг. Вот так целоваться полезу, а там ещё чего... ты это, меня не провоцируй... пока! Лен, не сердись, но я твоему бате обещал, потерпим?
-Потерпим, потерпим, — бурчала смущенная Ленка, — давай уже доделаем вот этот кусочек.
Частенько у Димана появлялись Чума с Бобром, тогда ребята засиживались на кухне, подолгу болтая, споря, смеясь, дурачась.
Бобер оказался мастером по всяким салатам-закускам, выгонял Чуму с кухни или к ребятам, или в магазин, и священнодействовал, а приготовив, шумел:
-Садитесь жрать, пожалуйста!!
Понемногу к Диману стала забегать и Катька Егоршина, сильно изменившаяся за лето. Вместо вечно хмурой и неразговорчивой девчонки появилась смешливая, симпатичная девушка, и Чумаченко с треском влюбился в неё. Катька посмеивалась, но принимала его ухаживания, поддразнивая, что там, у отца, у неё остался бойфренд... Чума мрачнел и из кожи вон лез, стараясь понравиться ей.
И помог ему в этом случай... Ребята, зная время регистрации брака Бабушкина с Ликой, купили цветы и пришли к ЗАГСу, поздравить молодых. Чума снимал все на видеокамеру, а потом они с Катькой обыграли всю запись, вставили смешные и прикольные кадрики из всяких фильмов и клипов, получилось так здорово, ну и задарили молодой семье запись. Косте так понравилось это видео, он похвалился своим друзьям, и Чума с Катькой неожиданно стали получать приглашения от знакомых Кости и Лики, заснять и сделать прикольное видео и для них. Ну, а совместный труд и возможность заработать деньги на карманные расходы, он, как говорится, сближает.
Один Бобер ходил 'не охваченный'. Ну, не поддавался он он этому вирусу, пока что. Олюшку Платонову постоянно стали провожать из школы два одноклассника, Сашка провел с ними воспитательную работу, пояснив, что и как он сделает с ними, если мелкую обидят. А мелкая вытянулась за лето, поправилась, стала такая славная, особенно Бобра смущали её обожающие глазищи, но он рассудил, что с ровесниками ей намного интереснее... Но где-то внутри завелся какой-то непонятный червячок, который иногда ворочался там, и Сашка ловил себя на мысли, 'вот как бы врезал он этим ухажерам'. Но видя, что пацаны действительно искренне дружелюбны, успокаивался. Впрочем, частенько, по старой памяти, он шел домой вместе с мелкой, у них тоже бывало по шесть уроков. Олюшка, отдав ему свой неподъемный ранец, подпрыгивала, подскакивала, размахивала руками и горячо что-нибудь рассказывала, а Сашка снисходительно посмеивался.
Диману частенько звонила Лерка, тогда вечер ваще становился шикарным, собирались всей компашкой к ней на пару дней на каникулах смотаться, вот так и жили. У Димана появилась маленькая сводная сестричка, названная по святцам Лукерьей, Луша. Диман сказал, что очень рад, особенно за отца, который виновато поглядывая на сына, постоянно гулял с дочкой.
-Да ладно, бать, не заморачивайся. Ты сейчас при жене нормальной и при дочке. А я чё, я уже без пяти минут вырос! — загоняя поглубже какую-то мелочную обиду, сказал Димка, понимая, что останься отец с ним, опять бы в запои стал уходить, а ща вот некогда.
Да и возле него, Димки, сейчас много хороших людей — и помогут, и подскажут, и обматерят по-свойски, вон, как Тучкова. Ленкины родаки нет-нет забегали на проверку. А чё? Все нормально, ребята или за компом делали работу, или болтали на кухне, поедая очередной шедевр Бобра, пацаны никогда не приходили на халяву, да и Катька тоже, так что пока все путем, а что будет впереди никому не дано знать.
Впятером выбирались на всякие выставки, концерты там, случайно попали на флешмоб в М-Видео, вот где оторвались, восторгу было, особенно у девчонок Платоновых, которые вместе с ними ходили на выставку экзотических бабочек. Сашка нет-нет, да и брал их с собой — надо же мелким знать побольше, а кто бы возражал. Платоновы давно уже стали "общими всехними друзьями" — как выразился Бирюк, который большую часть свободного от работы времени зависал у них, и был за хорошую, надежную няньку для Димульки.
К его приходу малышок был одет и лежал в коляске. Сашка гулял с ним подолгу, давая возможность Лесе с девчонками переделать домашние дела, а мужику надышаться свежим воздухом. Бирюка абсолютно не трогали чьи-то подколки, он пожимал плечами и отвечал:
-Репетирую, чтобы женившись, не быть пузаном на диване, а папкой для ребенка.
У Натки был неприятный разговор с теткой Темнова.
-Наташа, мне шестьдесят пять, я вряд ли доживу до его освобождения, что делать с жильем, что на нем числится? Может быть, переписать на детей?
-Что Вы, Лариса Васильевна? Это же потом, когда он выйдет, детям житья не станет, сплошные претензии, что они его добром пользовались, а то и на алименты подаст — его, болезного содержать. Нет, не может быть и речи. Продавайте жилье, кладите деньги в Сбербанк — он-то точно не лопнет, и пусть ему энная сумма копится.
-Ох, Наташа, это столько заморочек, а долг за квартирку копится, может, ты как-то мне поможешь с оформлением?
-Извините, Лариса Васильевна, помогать тому, кто чуть не отправил на тот свет меня и малыша... Спасибо, что срок был уже вот-вот родить, а если бы ребенок или я не выжил?? При всем моем уважении к Вам, ответ однозначный — нет. Меня не поймут ни муж, ни Лера.
-Да, да, я поняла, ладно, извини Наташа, буду дочку привлекать, наверное, придется ещё и к нему ехать за подписями всякими... столько проблем навалилось... До свидания, всего хорошего вам.
Натка поморщилась — тетку вроде и жаль, но лезть в эту кашу и помогать тому зверюге... за все хорошее? Чисто по-человечески, оно, может, и надо, у Натки не осталось к Темнову ни злобы, ни ненависти — ничего, он как-то перестал для неё существовать. Слишком подленький и мелочной, такие никогда не осознают сделанное для них добро и не бывают благодарными. Как здорово, что Тошка не отступился от неё тогда — страшно представить, как бы до сих пор жила Натка...
. Поскольку у Полосухиных никто ничего не утаивал, серьезное и, да и не очень...
Вон, Колюня расколотил красивую вазу, когда никого не было дома, собрал и замел все осколки, а вечером, вздыхая и морщась, признался.
Антон с уважением пожал ему руку:
-Это достойный мужчины поступок, сын! Уважаю! Все начинается с малого, соврешь один раз родителям, а дальше — как ком с горы. Ты у нас настоящий мужчина!
Надо было видеть, как сиял и важничал ребенок. Он совсем не напоминал того капризного, истерящего по любому поводу, мальчика Темнова. Постоянно говорил, что вот когда станет получать паспорт, обязательно возьмет фамилию Полосухин. Натка радовалась, что ребенок растет ответственным, да и как не быть ответственным, когда Тимошка хвостиком ползал за братом, а если тот уходил на второй этаж без него... в доме стоял громкий плач. Никто не мог успокоить малыша, пока или Колюня бежал к нему, или мужичка поднимали в комнату к братику.
Антон планировал заплатить кой какую сумму этому, чтобы он отказался от отцовства после Наташиных родов — не получилось, а когда он на Натку рыпнулся, тут уж однозначно с такой сволочью разговаривать... Да и пятнадцать лет — срок долгий, много чего может случиться, дети вырастут. Если даже и начнет папаша претензии предъявлять — бесполезно, алименты не платил.
Вот и сейчас разговаривали вечером у горящего камина обо всем, Натка сказала о звонке тети Темнова, Антон приобнял жену:
-Ты умница, все правильно!
Лерка же, фыркнув, сказала:
-Этому козлу и помогать, вот ещё!!
А Колюня был занят, к нему подполз братик, уцепился за коленки, встал и громко радостно закричал: -Я, я, я!
-Мам, пап, он мое имя сказал — Коля!
-Я, я, я, — опять зашумел Тимошик.
-Он у нас уже три слова знает:
-Паппапп, маммам и яяя.
Малыш радостно повторил за ним.
-Тим, скажи: Ле-ра! — учил серьезно братик, но мелкий пока не желал, а Коля раздувался от гордости, что вот его-то уже называют по имени!! Неважно, что одной буквой!!
Малыш запищал, ему надо было срочно залезть между братиком и папой, усадили — Колюня уже привычно начал читать сказку, Тимошик стал тереть глазки...
-Все, мужику молочка мамкиного и спать! — папа передал сыночка маме-кормилице. Тимошик отрывался от мамкиной груди и недовольно покрикивал, если Коля замолкал, все уже знали эту привычку маленького — получать два удовольствия сразу.
Наконец засопел у груди, Антон с величайшей осторожностью и нежностью отнес мужичка в кроватку, Лерка убежала чатиться, Колюня тоже пошел спать.
Натка и Антон долго сидели, глядя на догорающие дрова в камине, оба любили такое вот уютное молчание, да и какие слова нужны, когда есть общение душами ?? Потом Антон хмыкнул:
-Нат, Тучкову пропивать будем?
-Серьезно?
-Да, подали заявление, она не хотела регистрации, но Леха убедил, сказав, что они не двадцатилетние детки, и все должно быть серьезно и основательно. Только фамилию Таня менять не будет, там столько документов переделывать придется. Вот, готовь, Наталья Владимировна, подарок на свадьбу. Подруга не прилетит, ты ещё и свидетелем пойдешь. Это ваше трио... вы такие разные по отдельности — а вместе, это просто бомба. Так хорошо дополняете друг друга: ехидная, ворчливая, добрейшей души — Вера, горластая, шебутная — Тучкова и уравновешенная, где-то стеснительная — ты... Обожаю это ваше трио! -Сама не представляю, как бы я без них? В моих тетках-подружках такой крепкий стержень внутри — что у одной, что у другой столько дерьма было в жизни, а ведь не сломались и меня из тоски-уныния научили вылезать...
ГЛАВА 16.
А Тучкова была в панике, никогда и нигде ничего не боявшаяся, отчаюга, хулиганка... сейчас паниковала.
-Лилька, я не знаю что делать, — жаловалась она дочке. — Леха меня совсем заговорил-закрутил, я до сих пор не врублюсь, как это я... Я? Заявление подала? Бля, как салага, повелась на сама не знаю что... Скажи, вот оно мне надо под старую задницу 'взамуж', как Веркина бабуля говорила, идти?
-Ма, ты чё, дура совсем? Такой мужик, его же рядом на поводке надо водить, утащат вместе с ботинками, я и то слюни на него пускала, увидев, хотя мой Хватов самый лучший из мужчин. Ты, мамка, не дури, Жиру что ли верной быть хочешь?
Таня заматюгалась...
— Не мудри тогда, ой, проблема — любимый автобус бросит, как же, её коллега-водила Вовка без неё пропадет, перекурить не с кем будет! Мам, ты чё дууура?? У тебя под старость такой шанс выпал, Стас с армии придет, пусть к самостоятельности привыкает, а то ты как в 'Ералаше'
-Бабуля!!! — Бегу, Витенька, бегу миленький! — Бутеры ему в комнату таскаешь и чай подогреваешь по десять раз, ребеночек только что рот сам открывает. Мы с братом за — что тебе ещё надо? Петрович тебе нравится??
-Очень, Лиль, я уже больше года по нему... обмираю, бля!!
-Так не фиговничай, теть Вера что говорит? -Я ей ещё не говорила, она ж меня от... букает, у них там с Полосухиными целый заговор против меня, сиротинки. Ты думаешь, Полосухин точно не мог меня встретить, как жа?? Все подстроили, гады-немцы!Не, я их очень люблю, но Лиль, боюсь страшно, Леха — он такой, спокойный... а я-то, сама знаешь, орать люблю.
-А чего орать, он ведь не Жир, не пьет и к соседке уходить точно не будет.
-Так я его и показала всем этим шалавам!
-Ну и не мучайся дурью, мы одобрямсс!
Таня, поговорив с дочерью, тяжко вздохнула — ну вот страшновато ей было. Странно так... было дело, лупила в подъезде шалаву, которая была выше её на голову, да ещё Жир рядом суетился, и не боялась. Хотя, если честно, Таня хотела Жиру по морде связкой ключей заехать, он, гад, уклонился, а Тучкова с размаху засветила ключами той в личико. И опять любимая женщина пострадала. Таня, помнится, орала на весь подъезд:
-Урою суку, если ментам стукнешь!
Все это было под аккомпанемент оглушительного лая собаки-болонки. В подъезде потом долго ржали соседки -"Дама с собачкой или собачка с дамой". Тучкова, рассказывая все это угорающей подруге, удивлялась:
-Не, ну скажи, кто мне мешал собаку на пол опустить? Но я хороша, одной рукой, но вмазала, от всей души, как говорится!
Верка ржала до слез и потом серьезно сказала:
-Я начинаю сухари сушить, пригодятся!
К вечеру позвонила Натка и хитренько так спросила:
-Ну что, теть Тань, платье выбирать будем? Я, надеюсь, свидетелем буду?
-Сууки вы с Вер Иванной, первостатейные. Вот ведь связала судьба, Нат, может, ну его, платье какое-то?
-А-а-а, щас вот, ты как меня терроризировала, вот он бумеранг-от!!
-Во попала, жаль, подруга со своим Марьяном не прилетит!
-Она сказала, вас с Ржентичем нельзя долго рядом выдерживать, орете как оглашенные и курите как паровозы!
-Какие мы кулюторные стали, кошмар! Ладно, Нат, какое-нибудь недорогое платьЮшко найдем, и будя.
-Ага, ещё скажи, в "Сэкондхэнде" поищем.
-Вот, ты такая же, как Вихрева, ехидина!
-Теть Тань, Петрович, он мужик заметный, а нам его затмить надо, мы из тебя Дюймовочку сделаем!
-Ага, дерьмовочку!!
-Я вот все удивляюсь, как я к вам прилепилась тогда? Зачем? Вы меня только плохому и учите! — смеялась Натка. — Ладно, давай, приезжай к нам с Петровичем, тут приличный бутик есть, там, если что, за два-три дня вещь по фигуре подгоняют, да и Тимошика посмотришь. Он уже крепенько стоит на ножках, особенно в кроватке — прижмет попу к прутьям и орет, чтобы на него кто-то посмотрел, похвалил, орет так же громко, как и ты.
-Во, бля, как чего плохое — все на меня валят...
  -Танюш, — позвонил Леха. — Я минут через семь буду, выходи!
Таня шустренько подхватилась и рванула на улицу — "Покурю пока не спеша!" Встала на ступеньки у входной двери, которая минуты через две распахнулась, и соседка с первого этажа — Рощина, знающая всё и про всех, с оханьем и шумом начала вытаскивать какие-то коробки, пакеты, — за ней с самой большой коробкой вышел её муж — свойский такой мужик — Вовка.
-Бля, Вова, что я вижу? Наконец-то ты свою Вальку под зад мешалкой? — Тучкова потерла руки. — Вова, ты теперь холостой, я тоже — может замутим чего?
-Танюха! — заржал Вовка, — эт мы завсегда!!
-Э-э-э, Тань, да я все барахло в сад собрала. -Идите, женщина, идите, не мешайте нам, свободным!
Вовка откровенно гоготал, а Таня импровизировала, как всегда:
-Вова! Я ваша навеки, сколь лет я ждала такого чудного мига!
-Танюха, согласный я, согласный!
Рощина чего-то там бурчала, но кто б её стал слушать?
-Давно пора её отселить, когда я такая рядышком... бля!
-Здравствуйте! — раздалось за спиной...
-Леха?? Блин, а я, как всегда, шутю!
Рощина, забыв про коробки и открыв рот, смотрела на такого видного мужика.
-Ни фига себе, Танюха! — озвучил простой, как три копейки, Вовка. — Здрасьте, меня Володя зовут. Сосед я этой веселой дамы!
-Ага, ейный! — подтвердил ещё один мужичок, выскочивший в зябкую минусовую погоду в тренировочных и комнатных тапках.
-Петрович, только тебя не хватает в нашей компашке!
-А я, Танька, и рад, когда хоть мы с тобой песняка? Я ща за пивком сгоняю, и айда ко мне? — Совсем не обращая внимания на стоящего возле Таньки мужика, весело сказал Петрович.
-Ты, это, хозяйство-то не застудишь, чего, как молодой, раздетый бегаешь?
— Да ладно, один подъезд пробежать. Ну чё, Танька, споем? — И дедок дребезжащим голосом запел: -Живет моя красотка, в высоком терему! Таньк, подтягивай!
-Иди уже за пивом, зачихаешь, меня бабка твоя запозорит!
-Ух, Танька, люблю я тебя офигенно, ещё вот Верка была в любимицах, как мы тот раз на лавочке горланили... Все соседи до сих пор помнют! — дедок потрусил в сторону магазина, Вовка опять смеялся, а Леха вздохнул:
-Похоже, много чего я про вас с Верой не знаю!
Вовка вставил свои пять копеек:
-Она у нас в подъезде самая боевая и... горластая. Бывало, как заорет на мужиков, что на площадке между этажами соберутся за жизнь поговорить... те с шестого этажа быстрее лифта бегут.
-Ага, за жизнь, выжрать и насвинячить!
— Танюш! Опаздываем! До свидания!
-Вова, ты подумай. На фига тебе Валька, когда я такая имеюся?
-Танюх, — он прижал руки к груди, — точно, поменяю!
В машине Петрович, все время поглядывая на скромную такую Тучкову, улыбался.
-Ну, чего ты лыбишься? — не выдержала Танюха.
-Рад, рад, что мне всю оставшуюся жизнь скучно не будет, а то и ревновать начну к таким вот Вовкам и Петровичам.
-Не, это так, соседушки, а чего не поприкалываться?? Иной раз идешь, в глазах черно, ноги домой не идут, а постоишь, покуришь, поржешь с ними, и настроение совсем другое. Жена-то у Вовки — первая сплетница, а он — пофигист. Петрович постоянно пивка и песняка давит, дверь откроет на балкон и заливается — слов половину не знает, но душа просит, импровизирует. А дома вокруг, эхо, далеко деда слышно, его уже давно Штоколовым зовут! Мы с Веруней летом пару раз с ним на лавочке пересеклись, ну, подмогнули ему, как он скажет, подпели, с тех пор и подруги лучшие, и на пивко постоянно приглашает!
У Полосухиных Таня сразу заохала, заахала возле Тимошика, который немного поразглядывал её, а потом потянулся к ней своими ручками в перевязочках:
-Баббабба!
-Точно, маленький, бабка я и есть! — Тимошик улыбался, показывая все три зуба, подпрыгивал на руках. А Таня балдела. — Натк, правильно Антон говорит, надо ещё девочку родить, смотри, какой славный мужичок!
Кое как отдали Тимошку бабуле Маше — не хотел уходить с Таниных рук, поехали искать платьЮшко. Вот Тучкова поматерилась, всласть, правда, себе под нос, но твердо обещая Натке страшную мстю. Той все что-то да не нравилось в одежках, после ...дцатого платья, Таня взвыла:
— Я в халате, бля, поеду! Отстань, Натка, а то ща орать уже начну!
-Во, теть Тань, этот костюмчик, точно, тебе подойдет!
И правда — нежно зеленого цвета жакет с юбкой как на Тучкову сшили.
-Сука ты, Полосухина, нет бы его первым примерить и уже давно свалить?
-Теть Тань, я же хочу, чтоб ты была самой лучшей из невест!
-Невеста, бля, без места! Все, пошли, я ща сдохну!
Лерка бегала весь вечер с заговорщицким видом, с кем-то переговаривалась по телефону, чего-то мутила. На следующий день в ЗАГСе было весело, приехали Леркины одноклашки на каникулы, вот они, её Лилька с мужем и сынок шутили, хохмили, было как-то празднично, почти как на Новый год. Танюха-то думала — быстренько распишутся, Антон и Натка поставят подписи и все. Как же... Леха умудрился вынести её на руках на улицу, где все восторженно заорали, засвистели. Таня аж примолкла, загрустила.
-Мам, ты чего? — удивилась такая же шустрая дочка.
-Да, Лиль, вот, по-молодости замуж выходила, тогда бы на руках-то, а то одно дерьмо и было.
-Нашла, что вспомнить! Не дури уже!
В ресторан никто ехать не захотел, гуляли и прикалывались до самой темноты у Полосухиных. Один из Леркиных, который Андрюха, снимал на видео все торжество, потом ушли с Катюхой в Леркину комнату и чего-то там монтировали. И уже ближе к двенадцати часам, усевшись всей толпой в зале у камина — кто на чем — смотрели смонтированное ими видео и долго смеялись. Ребята воткнули в съемку много прикольных моментов из фильмов, клипов и мультиков.
-Самый классный подарок! Спасибо! — растрогалась Тучкова. Лилька тут же начала договариваться, чтобы ребята приехали на день рождения дочки и сделали прикольный фильм.
-Диман! — позвала Тучкова Кондратьева, — слышь, у тебя такие друзья классные — что Андрюха, что Бобер, и эта Катерина тоже наш человек!
— Да, теть Тань, сам не ожидал, когда за Лерку полез, что таких друзей заимею и Ленку, и вас всех, и Платоновых. Я честно, теперь такой богатый!
-Пойдем, чайку с тортиком навернем, пока все гогочут? — предложила Тучкова.
-Ага, — теперь уже сильно смеялся Кондрат. — И тортик на четыре куска?
-Не! — заулыбалась Таня. — Там два этажа. Не осилю такой кусманчик!
На следующий день, проснувшись утром, ребята, дружно завопив, побежали на улицу — за ночь выпал первый снег и много!! Лепили всяких снеговиков, кидались снежками, катались на дядь Тошином квадроцикле по местным буграм, естественно, он сидел рядом, такое незабываемое впечатление от скорости — и кайф, и драйв! Девчонки дурачились во дворе, визжали, хохотали, у всех нагулялся зверский аппетит, потом, осоловелые, расползлись по комнатам, досыпать. Нагулявшийся с ребятами и радостно пищавший малышок проспал на полтора часа больше обычного. Вечером всех повезли на концерт в местный ДК, где выступали неизвестные широкой публике рок-группы. Получили большое удовольствие, после концерта потусовались в центре, как выразился Диман:
-На людей посмотрели и себя показали!
Так же суетясь и уезжали, впечатлений от такой поездки хватило надолго. Все эти три дня было шумно и Антон, уже привыкший к такому Вавилону, только посмеивался над мамулей:
-Хотела большую семью?
-Ой, Тошка, за день так натолкусь, вечером падаю и до утра ни разу не проснусь, забыла, что такое бессонница! Нет-нет, ничего менять не надо, я наоборот, такой наполненной жизнью живу, то что я так нужна и востребована — знаешь, как окрыляет!
Коля категорически отказался от продленки:
— Меня же дома все ждут, особенно маленький братик!! — уроки делал с бабулей, если только что-то не удавалось, то звали на помощь и Лерку, и маму.
Надо ли говорить, что Тимошик тоже сидел на этих уроках в манеже с игрушками, которые выкидывал во все стороны, радостно крича при этом... У них с Колюней какая-то очень сильная привязанность была, маленький постоянно подползал к старшему, ему нужно было, чтобы братик был рядом. Антон оборудовал специальный уголок, где были Тимкины игрушки и книжки, и братики частенько сидели там, старший читал, а младший непоседа в такие минуты слушал, тыча пальчиком в картинки и что-то говоря на своем, младенческом.
-Наташ, а девочку родим — Леркина очередь, поди будет, вон, как мальчик к мальчику тянутся! -хитренько намекал Антон. — Знаешь, у меня вместо души, когда-то бывшей скалой-монолитом, теперь желе какое-то, я не знаю, бывает ли ещё большее счастье, но мне вот только девочку ещё для полного счастья и ...
-Ага, а там опять мальчишку запросишь!! — бурчала для виду Натка, понимая, что с девочкой надо поспешить — возраст-то не ждет!
Антон, скрепя сердце, решил-таки на Новогоднем корпоративе показать свою ненаглядную Наташеньку, тем более она там будет не одна, а с женой Петровича, которую не терпелось увидеть всем, даже больше, чем Полосухину. Петрович, весь такой мрачно-засушенный, сейчас сиял, как золотая монета, и всем так интересно было увидеть эту женщину, что растопила Петровича.
-Бля, Наташ, наведем мы им там шороху! Конкретно! Пусть знают наших!
-ТетьТань, ты там это...
-Да знаю, бля, надо будет вежливо разговаривать... А, не заморачивайся, как пойдеть! Тем более, этой нашей зануды ехидной не предвидится, а то будет одергивать и подкалывать цельный вечер, Верка — она такая. А честно если, я по ней соскучилась, может, закинем удочку... пусть приваливает, что за Новый год на сухую, без снега??
-Да я ей говорила — билеты самолетные на праздники — цена почти в два раза подскакивает.
-Там цыган до хрена, пусть крадет лошадь и едет к нам, типа деда Мороза!
-Ага, сначала на телеге, а у нас сани нужны, занесет где-нибудь вместе с лошадью!!
-Вот, такую идею на корню задушила! Ладно, без неё справимся, Ржентич ей там скучать не даст. Я вот думаю, надо бы наоборот, Ржентич и я — мы с ним две занозы в заднице. А подруга и Леха точно больше бы подошли друг другу... — и задумалась. — Не, на хрен, Леха-мой.
-Теть Тань, сама придумала — сама и расстраиваешься, — засмеялась Натка.
-Варианты надо просчитывать, мало ли! — теперь захохотала и Тучкова. — А как ты думала? У меня это.. старческий вампиризм, может, проснулся? Натк, а мы с тобой что, в вечерних платьюшках на этот ихний новогодний крутой корпоратив заявимся?
-Ты как хочешь, а я приглядела себе до колена — приличное. Не хватало ещё в вечернем каблуком наступить на подол...
-А мы, бля, с разрезами во всех местах прикупим!
 
; Вторая четверть как-то быстро стала заканчиваться, или это, может, от того, что Диман и компания были загружены по уши? Катька с Чумой наполучали приглашений на съемки новогодних праздников, попыхтели, поприкидывали и подключили к своему "бизнесу" Бобра и Вальку для съемок и, как ни странно, Андрея Платонова.
Опять же посоветовал Полосухин, чтобы они оформили все официально, то есть, документально.
-Найдутся желающие вашу идею подхватить, откроют фирму и задавят вас рекламой и прочими делами.
Думали-думали, хотели сначала на Сашку Платона все взвалить, но у него и так забот полон рот, да ещё как назло подпростыл Димулька.
Вот он извелся! Леська, эта черствая медсестра — по его словам, не сильно переживала — поясняя, что маленькие все болеют, а Сашка дергался: вскакивал на всякий шорох, носил сыночка на руках, когда тот жалобно пищал..
-Саш, из нас двоих тебе надо было мамой стать, точно!
-Будешь тут мамой, когда вас всех вместе с тобой без пригляда оставить никак нельзя, чё-нибудь да отчебучите!! Вон, Светка, глянь...
Светка втихую от Санька записалась в местную секцию самбо, и поставила его перед фактом, когда тренер, понаблюдав за ней несколько занятий, сказал, что из неё выйдет толк и захотел поговорить с родителями.
А Санек обиделся, что она хитрит, и неделю с ней не разговаривал:
-Не фиг врать, решили — по-честному, значит, так и должно быть!!!
-Саша, Сашенька, — уговаривала его ласковая Олюшка. — Она просто ждала, что скажет тренер, может, не получилось бы ничего!
-Не фиг врать! — отвечал обиженный Санек.
Мирили их всем большим семейством. Светка, разревевшись, клятвенно обещала говорить все сразу, а потом брат и сестричка сидели обнявшись. Но тут распищался сынок: как это папка его на руки не берет?
Вот и решили, что Андрей Платонов подойдет, ребятишкам-то только по шестнадцать будет. Андрюха долго думал, прикидывал, посоветовался с Антоном, получил много консультаций у юристов Антоновой фирмы и согласился. Колесо завертелось — оргвопросы, приближающийся Новый год, после уроков ребята дружно собирались в своем теперь уже офисе — арендовали небольшое помещение — придумывали слоганы, рекламу, как-то неожиданно раскрылся их, казалось бы, недалекий, Бирюк. Он оказывается неплохо рисовал, вот и пыхтел он над эскизами, а когда принес уже полностью готовые, то все дружно завопили от восторга. Яркие, с забавными картинками из мультиков, с прикольными слоганами, такие щиты точно будут притягивать внимание, так и оказалось.
Начали работать в долг, но, забегая вперед, за новогодние праздники большую часть данных им на раскрутку денег Антона они вернули, что окрылило всех.
Долго искали человека на место буха, что-то все какие-то не такие приходили. Выручила Вихрева -поговорила со своей знакомой, дамой предпенсионного возраста, ребята как-то не особо веря — старенькая ведь тетенька — согласились увидеть её, но Марина Александровна удивила всех сразу.
Когда она тихонько вошла и села в ожидании, когда с ней поговорят, Андрей спорил с заказчиком, поясняя, что такая оплата не окупит всех издержек, затраченных на съемку и оформление заказа. Тетенька посидела, помолчала, а потом выступила:
-Позвольте мне..! — и кааак разделала под орех скуповатого заказчика, взяв у Андрея лист с расценками, и как дважды два, доказала, что его оплата идет в минусе.
И через неделю, ребятишки фирмы не чаяли души в своей теть Марине — золотая оказалась тетка, так что Вихревой работники были премного благодарны. Марина, умница, навела порядок во всем, нашла возможность оформить главных, но несовершеннолетних работников на неполный рабочий день, наизусть знала КЗОТ, были у неё нужные и хорошие знакомые и в налоговой, и в пенсионном фонде, так что Андрюха, образно, двумя руками крестился, от радости!
Немного испортилось у него настроение, когда он по делам фирмы ездил в Орехово...
— Случилась, блин, историческая встреча, — рассказывал он своим Платошкам. — Я с ребятами все порешал, а жрать охота, сил нет, они меня потащили в 'Погребок'.
-Да ты чё? Там же помойная яма? Пивнушка убитая? — здорово удивился Санек.
-Вспомнил, это когда было, при царе Горохе? Ща там самое модное заведение в городе, и кормят вкусно. Так вот, мы уже собирались уходить, когда в кафешку Ирка Максимова заскочила, как всегда — ураганом, а за ней три девицы, и среди них... наша.., ну, как бы сестра. Девчонки-то все знакомые, росли вместе, обычные, а наша... слушай, Сашк, откуда чё взялось?? Нос кверху, ну, подумаешь, полушубок на ней норковый, сумка там, сапоги вроде приличные — кого ща этим удивишь? Они неподалеку сели, наша -слава те Боже — спиной. Ирка, наоборот, увидев меня, как-то внимательно смотреть стала. Собрался уходить, расплачиваюсь и чувствую взгляд — такой давящий... Ну я, это не ты, Сашк, я повреднее буду... Поднимаю голову — смотрит, так, знаешь, как на рынке, оценивающе... Я ей в ответ — точно также. Смотрю, глазки опустила, ишь ты, нашла перед кем понты колотить... Вышел, иду к машине -Андрюха уже поменял свой верный Жигуленок на старенькую, но обретшую втрое дыхание из под его умелых рук,'Аудюшку', Ирка бежит за мной:
-Андрей, постой, удели мне пять минуток!
-Разведку, значит, послала сестрица? Что ей надо? Она же нас всех за родню не считает? — спросил.
Ирка растерялась..
-Андрей, я не по её просьбе, честно, пялилась на тебя и не могла вспомнить, откуда мне так знакомо твое лицо. А когда ты пошел на выход, и Маринка сказала — "Платоновское отродье", меня стукнуло. Вот я и выбежала за тобой, просто поговорить... чего уж греха таить, ты мне сильно нравился перед армией, только вот внимания на меня не обращал...
— -Надо же, не знал, я же... из пьющей семьи, на таких хорошие домашние девочки не заглядываются?
-Постояли, немного поговорили, рассказал ей, что все пятеро рядом, что девчушки подрастают — радуют, что Леха в технаре учится, что у тебя сын растет, что мы все трое работаем. Никто не спился — некогда и не за чем, знаю же, что эта поинтересуется, а вот порадоваться не сможет. Если бы мы как родичи, тогда бы да, торжествовала сильно, а так... Обменялись телефонами с Иринкой — сказала, если будет в нашем городе, позвонит, хочет тебя, Саш, увидеть.
-Посмотрим, я, может, не смогу, хотя Ирка, она в детстве никогда нас не обзывала, помнится.
-А меня всегда яблоком или конфетами угощала, — добавила Олюшка!
Ирка же, Максимова, поговорив с Андреем, крепко задумалась:
-Надо же, какие разные они стали. Маринка, приехавшая в город и собравшая девчонок, явно старалась произвести впечатление своей одеждой, своими успехами, какая она умная, успешная, положительная в отличие от этих... А успехов всего-то — третий курс института, комната с подселением, машина, и крутой, по её словам, бойфренд. И Андрей, такой немногословный, спокойный, нисколько не хвастающийся, явно любящий всех своих многочисленных Платонов. Когда говорил про всех, то глаза были такие добрые-добрые, видно же, что у них очень теплые отношения. Такую нежность просто так не изобразишь — это идет изнутри. Особенно тепло он говорил о старшем, Сашке, которого Ирка помнила вечно нахмуренным, хулиганистым и суровым...
А Маринка едва ли не ядом плевалась, когда Оксанка спроста спросила про остальных её братьев и сестричек:
-Не знаю и знать не желаю их! Я вот замуж выйду, фамилию ненавистную сменю и забуду их как страшный сон.
А Иринка, наоборот, загорелась увидеть Платоновых. Да и чего греха таить — может, все-таки получится что у неё с Андреем, детская симпатия никуда не делась. Новый год подкатил как-то уж очень быстро — только вот начались занятия, а уже двадцатое декабря. По появившейся уже традиции все собирались к Полосухиным. Те впервые нарядили дома искусственную елку из-за Тимошки. Бабуля откровенно радовалась, что сейчас игрушки стали небьющиеся, иначе елкой пришлось любоваться только на улице.
Чересчур самостоятельный Антонович постоянно уползал к елке и, если удавалось — пока никто не видит, ребенок пыхтя и сосредоточенно стаскивал красивые шарики с веток и радостно смеялся, выкидывая их во все стороны. А уж фонарики на гирлянде... он замирал, глядя как бегают разноцветные огонечки, но вот противные, все никак не давали ему потрогать эту красоту и попробовать на вкус. Он и рыдал, и пищал, но папа твердо говорил:
-Нет! Нельзя!
А бабуля грозила пальцем, даже обожаемый старший братик хлопал по попе и тоже говорил:
-Нельзя!
Тучкова прикупила-таки вечернее платье, став замужней, она немного поправилась, чему откровенно радовалась:
-Всю жизнь стеснялась в бане мыться из-за худобы, а ща женщина в самом соку.
Подруга посмеивалась:
-Давно надо было за хорошего мужика отдать, вон как на пользу Леха случился! Тань, я тут это... -Вера замолчала, хитро поглядывая на Тучкову.
-Чего опять мутишь хоть?
-Прости меня, дуру грешную, — запричитала Вера, Тучкова насторожилась:
-Ну, говори уже, что случилось-то?
-Ох, Тань, не знаю как и сказать-то... выкинула ведь я...
— Чего хоть?
-А веревку и мыло!
-Во сууука, я думала, чего всерьез случилось! Ладно, приедешь вот — за мной не заржавеет, гарантирую! Хотела платьЮшко показать — теперь фига!!
-И так знаю — открытая спина и разрез от талии!
-Ха-ха-ха, не угадала. Это я по молодости так мечтала — сейчас вполне стильно, разрез чуть выше колена и вырез скромный, спина закрытая.
-Надо же, какие мы скромные стали, не прошло и двадцати лет!
-Не чета некоторым, небось опять в своих любимых джинсах будешь?
— А то, это вам, мужневым женам на корпоративы надоть, а мы по-простому!
-Да я бы так же, да не поймут ведь.
-Дерзай, Татьяна Викторовна, утри всем нос.
Во дворе Полосухинского дома украсили елку, сделали две горки — одну для больших, другую для малышков. Тимошик заливисто смеялся, съезжая с маленькой горки, уходил с улицы с ревом, но спал после таких прогулок много и крепко.
Двадать девятого поехали на корпоратив. Тучкова вся такая красивая, в туфлях на высоченных каблуках, стала почти с Натку ростом, и со спины они казались то ли сестрами, то ли подругами.
Натка при хорошем муже округлилась во всех нужных местах, Полосухин откровенно любовался своей женой, лишний раз осознавая, как ему повезло.
В большом зале было уже довольно шумно, начальство подзадержалось — Антонович изволил мамку быстро не отпускать, и народ в ожидании попивал шампанское и оживленно общался. На входе охранник что-то сказал Антону, тот кивнул, разделись, пошли в зал, а Антон, хлопнув себя по лбу, подозвал официанта. Натка взяла сок, Тучкова, конечно же — шампанское.
-Девочки, пять минут, я только на один факс срочно отвечу! Леш, проверь верхний этаж, на предмет...
-Понял, иду! Я тоже мигом!
И стояли их девочки, разглядывая принаряженных сотрудников, негромко переговариваясь и посмеиваясь, повернувшись спиной к входной двери.
И соблазнили-таки их стройные фигуры местного Казанову на подвиги...
-Какие девочки у нас! Новенькие? Из какого отдела? — их сзади приобнял какой-то мужик, вернее, цепко расположил свои ручки на талиях.
Натка удивилась, а Таня... Таня не была бы Тучковой:
— Ручки шаловливые убрал! — Резко сказала она, не замечая, что наступила тишина — на возвышении появился Антон, по традиции собравшийся произнести речь, народ притих, внимая...
И Танин 'вежливый'такой голосок услышали все.
-Ну что ты, крошка, цену набиваешь? — промурлыкал Казанова.
Антон дернулся в их сторону, Леха попытался сдержать смех. -Таак, нас не поняли!! — Таня резко двинула локтем назад, а Натка, мило улыбаясь, наступила каблуком на ногу приборзевшему мужику.
-Ой, какая я неловкая! — воскликнула она, когда мужик охнул от удара Тани и боли в ступне, каблучок-то был тоненький.
Таня же, взмахнув другой рукой с бокалом шампанского, как-то удачно попала товарисчу в лицо. Тот взвыл, глаза защипало, а возле сцены заразительно захохотал Леха:
— Мартынов! Ты, прежде чем ручки шаловливые распускать, узнал бы, кто эти женщины!
Антон, подошедший к ним, зверем глянул на мужика, взял за руку свою девочку и повел на возвышение.
-Представляю вам свою любимую жену и мать моих детей — Полосухину Наталью Владимировну!
Натка вежливо сказала:
-Добрый вечер всем! Поздравляю с наступающим Новым годом! Пусть Новый год будет удачным для всех!
Антон как коршун следил, чтобы ни один... больше не лапал его жену, да и кто бы рискнул, видя, как их крутой и жесткий босс не сводит обожающих глаз со своей жены.
Недолго посидев, станцевав несколько танцев, Полосухины уехали — Тимошик без мамкиного молока на ночь долго засыпал, просыпался, ворочался, пищал — надо было ехать к нему. Да и честно говоря, Натке было совсем неинтересно здесь.
А Таня... Вот кто был гвоздем программы, она умудрилась поучаствовать во многих конкурсах, навыигрывала каких-то сувенирчиков, нашла общий язык с молодыми программистами во время совместного перекура, поржала с Лехиными охранниками, попела в караоке, поменяв туфли сплясала 'Цыганочку'— каблуки только мешали — отплясывая, спела несколько частушек с "картинками" — очаровала всю мужскую половину фирмы, кроме позорно сбежавшего Казановы... жгла как могла.
-Алексей Петрович! — спрашивали Леху мужики, — ты где такую жену ухватил, подскажи, может, там ещё такие же имеются, дочки, племянницы?
-Не, — посмеивался Леха, — одна такая — эксклюзив!
А эксклюзив взгрустнула:
-Не, Лех, все хорошо, но Верки не хватает. Мы с ней без слов друг друга понимаем, и 'Цыганочку' бы забацали — ого-го! ...уехала, бля, в какую-то дальнюю даль. Ладно, поехали домой, завтра Марь Иванне помогать будем, там целый табор набежит на Новый год, а хорошо, вот сегодня оторвалась вроде, но не то! А у Полосухиных — вот там да, там все свои, душа разворачивается во всю ширь!
К вечеру тридцатого приехали Платоновы, стало точно как в таборе, везде слышались разговоры, смех, а два самых главных человечка сидели в манежике, выкидывали игрушки и заливисто смеялись. Полосухин шустро ползал, вставал, а Димулька потихоньку тянулся за ним, оба, похоже, сильно понравились друг дружке.
Андрей, привезший своих, поутру поехал назад за Бирюком, только пришедшим со смены, Кондратьевым с Петровой и Сашкой Бобровым, чтобы дружная компания случилась в полном составе.
-Натк, твой Тошка чё-то мутит! — подозрительно глядя на Антона, сказала Тучкова.
-Да, скорее всего, подарки какие-то дозаказал, пропустил, может, кого, — отмахнулась Натка.
Одели на прогулку малышей, с ними отправились гулять няньки Платоновы, молодежь расчищала дорогу, дурачились, кувыркались, раскатали, съезжая на картонках, крутой берег речушки — визги, смех, настроение у всех было предпраздничное. Опять же съезжались люди в соседние коттеджи, кто-то уже пару дней как был здесь — всем понравилась прошлогодняя встреча Нового года.
Поскольку снега было немного, столы решили накрывать прямо возле сверкающей елки, там уже суетились мужики, устанавливая их поосновательнее, "мало ли кто-то в восторге не удержится на ногах, поскользнется" — высказался уже находящийся под хмельком ближайший сосед Антона, Виктор. -Сергееич, а дед Мороз-то до нас приедет или?
-Должен быть, — как-то неопределенно сказал Антон, — посмотрим, точно скажу к вечеру...
-Странно, Тошка и сомневается. У него же всегда все четко схвачено? — опять озадачилась Таня.
-Теть Тань, ты как замуж пошла, чудная стала — то Леху своего к теть Вере ревнуешь, то Антон у тебя подозрение вызывает. Чудишь, старушка? — хохотала Натка.
-Поживи с мое, не так зачудишь, лан, пойду покурю, вон, хоть с Бирюком.
Суетливый день подходил к концу, народ — почти все немного поспали днем в ожидании новогодней ночи. Платоновы братики, правда, возились на улице, мудрили чего-то, чтобы на стене высокой ограды возле елки высветилась трансляция новогодних программ идущих по телику. Часов в девять все срослось — по выражению Сашки, и мужики довольные сидели на кухне, попивая горячий чай-кофе.
А в начале двенадцатого в дверь позвонили долгим таким звонком...
-Странно? — удивилась Натка, — все знают, что дверь открыта, кто-то чужой...
Пошла открывать... послышался её удивленный возглас, и в комнату вместе с ней вошли высокий Дед Мороз и Снегурочка.
-Ааа!! — закричали детки, — дед Мороз, с подарками! — Колюня, девчонки Платоновы, Лерка, Петрова -заскакали возле деда Мороза. Он как-то таинственно молчал, говорила все время Снегурочка, отдавая подарки каким-то явно измененным голосом...
Натка присматривалась, кто-то явно свой... а Тучкова как-то бочком, стала приближаться к Снегурочке.
-Бля, или мне кажется... — пробормотала она, — или у меня ку-ку, или я не ошибусь, если... — она уцепила деда Мороза за руку.
-Дедушка Мороз, борода из ваты, а мне подарок есть?
-Да! — кратко сказал тот.
-Нда, что-то ты не разговорчив, милай! А ну-ка! — и тут погас свет, никто не заметил, как Антон, стоя у двери, щелкнул выключателем.
Все заволновались, но он сказал: -Спокойно, включаю!
Все немного зажмурились, а Таня издала боевой клич-вопль:
-А-а-а-а, бля!!! Я как чувствовала, а-а-а, мои дорогие!!
Она притянула голову наклонившегося к ней уже почему-то без бороды деда Мороза и звонко чмокала его в щеки.
Лерка, визжа от восторга, повисла на Снегурочке:
-Крестнинька, любимая!!
Натка, охнув, тоже подлетела к Снегурочке — своей самой любимой теть Вере!
-Так! — громко сказал Антон, — у нас на все обнимашки — десять минут. Через двадцать минут — Новый год!
Ржентич, теперь уже шумный, громогласный дед Мороз, расцеловывался со всеми, радостно обнимался с мужиками. А Тучкова в восторге матюгала свою подругу.
-О, бля, какая ты, подруг — все хитромудричаешь, нет бы предупредила — вот весь день Тошка вел себя подозрительно, а я, дурища, не сообразила, что сюрпрайз готовит!!
Шумно гомоня, вывалились на улицу, у елки уже было много народу — все ждали речь президента и боя курантов, а потом понеслось... гуляли, как говорится, до упаду. А самым нужным и востребованным был у всех необычный дед Мороз, громогласный, говорящий иногда что-то на непонятном языке, но очень веселый и обаятельный. Сначала многие думали, что он просто прикалывается, говоря неправильно с иностранным акцентом, но под утро уже все знали, что дед Мороз настоящий сэрбин. И был он нарасхват, особенно у мужиков, которых интересовало многое. Веру же постоянно опекала Лерка, которой не терпелось подробно-преподробно поговорить про Адриана.
Часу в четвертом многие из взрослых ушли, а молодежь дурачилась аж до шести утра, отплясывая и взрывая всякие хлопушки-петарды. Сонным хмурым утром в поселке было оглушающе тихо — спали все, даже собаки не подавали голоса. Бурная, суматошная выдалась ночь, но замечательная.
-Вера, аз много устал, — снимая дедов прикид, выдохнул Мариан, — такая Нова година, многославно!
-Иди спать, тусовщик! — зевая, ответила сонная Вера, которая уже в четыре уснула сладким сном, а этот горный сэрбский козлик скакал с молодежью до утра.
Баб Маша и баб Нина забрали мелких хулигашек Тимку и Димку к себе, чтобы родители хоть немного поспали, но молочные дети через пару часов распищались. Натка и Леся, зевая, кормили своих мальчуганов, а Антон и Санек, умывались-одевались, завели малышей — надо женам помогать, куда деваться. Платон забрал радостного, тянущего к нему ручонки сынишку:
-Иди, досыпай. Я с ними двумя погуляю.
Зацепил санки за санки и поехал с мужиками по поселку таким вот паровозом.
-Хороший он, Саша, такой славный, ответственный, за всех волнуется. — Проговорила Натка.
-Наташа, а ты Вихря ведь знала? — поинтересовалась Леся. — Какой он был? Саня вот его просто боготворит.
-Ты знаешь, Димка был такой... разный. Где-то жесткий и нетерпимый, а где-то очень добрый и внимательный. Очень любил теть Веру — постоянно какие-то нужные вещи по хозяйству ей дарил, цветы-обязательно, он к ней так трогательно относился, переживал за её сердце, сын был достойный. А что друзей таких имел, так жизнь вот повернула. Его постоянно спрашивали какое у него образование -высшее?
Отвечал всегда так: -"Ага, высшее, тюремное".
Много знал, много читал, любимый писатель вот Достоевский был, в людях разбирался, конфликты улаживать умел без мордобоя. Он ведь попал за драку, и отлупили-то одного... пакостника по делу. Но там была-мохнатая рука, а у теть Веры за душой... Вот и попал Диман, а на зоне с опером одним постоянно на ножах был, сроку добавили, время-то дикое было, Гуляй-поле. Лерка его обмирала любила, меня всегда выслушать мог, помочь. Только как-то вот не сложилось у него с Бодиной мамкой, но мужик был настоящий, мой бывший ему в подметки не годился. Когда его... мы с Тучковой тряслись, боялись за теть Веру — как бы она за ним не ушла... жуть была. И я так рада, что у неё Ржентич есть теперь, он вон какой заводной, и она стала намного веселее, пусть бы подольше были рядом. На две страны ведь живут, теть Вера сразу сказала, что никуда из своей квартиры, а у Ржентича два сына учатся в институтах — тянет обоих, да и до пенсии дорабатывать ещё сколько, вот и ездят когда он в Болгарию, или она к нему в Сербию. А мы с Тучковой и рады.
Легкая на помине выползла Тучкова.
-Ух, еле проснулась, я чё-то как с вами связалась, постоянно где-то шляюсь, совсем дома не бываю!!Внук сказал, что домой не пустит.
-А что тебе внук? У тебя муж с квартирой. — Сказала вошедшая за ней Вера.
-Да так-то оно так... а вдруг выгонит?
-Не заслужишь — не выгонит! — припечатала Вера.
-Подруг, какая ты все-таки язва, удивляюсь — связала вот судьба, сколько? Бля... тридцать пять лет в мае, юбилей, отметим?
-Во, как разошлась — только по корпоративам и скачем?
Таня махнула рукой:
-Тебя переупрямить... переехидничать... не, мне не дано.
После двух проснулись все, опять было много веселья, а вечером, совсем неожиданно случился импровизированный концерт. Сначала Таня, Вера и Лера затеяли песняка в караоке, их поддержали ребята, Диман со своей Петровой очень проникновенно и слаженно пели дуэтом, а у Бобра оказался очень приятный баритон. Даже Тимка и Димка запели, громче всех.
-Музыкальный слух, похоже, есть у обоих, — посмеялся Антон.
Потом вышел, вернулся с гитарой.
-Тряхну и я стариной...
И тряхнул. Натка такими же круглыми как и у Димульки Платонова глазами смотрела на своего Тошу, она и помыслить не могла, что её муж ещё и на гитаре... Долго пели, подпевали, получая огромное удовольствие.
А ещё Катька Егоршина удивила. Стесняясь, попросила у уставшего Антона гитару... и чего-то подкрутив, вдруг чисто заиграла и запела Митяевскую:
"Качнется купол неба большой и звездно-снежный. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!"
Как смотрели на неё одноклашки! Тоже никто не знал что она так лихо бацает. Ржентич шумно восторгался — начал петь свою песню, Катька подыграла.
— Ай хвала!!
-Все хорошо, но вот надо поплясать, айда на улицу, подурачимся, здесь мелкие, им спать пора! — у Тучковой и Веры загорелось.
Возле елки врубили во всю дурь музыку, и понеслось: на веселье начали подтягиваться соседи, ухали, свистели, голосили, опять домой явились ночью.
Ржентич, не зная слов, только подпевал — ля-ля-ля, но радовался, как ребенок.
-Русски — многоширока душа, убедился!
  И разъезжались, как всегда — с шумом и гамом, остались только Диман с Петровой. Лерка лично просила родителей Петровых, чтобы разрешили Ленке ещё пару дней побыть у них. Девчонки чего-то хихикали-секретничали, а Диман с Антоном занимались серьезными делами, разбирались в сложных заданиях. Антон все больше радовался, как вовремя он разглядел этого пацана — ему импонировала Димкина неспешность, упорство и старание
Правда, их работу часто прерывали младшие Полосухины. Колюньке тоже было интересно возле мужиков посидеть, ну а где Коля — там и Тимошик.
Где ползком, где уцепившись за диван, на нетвердых еще ножках, но шагая — упрямый Антонович, доползал до папиного кабинета. И если дверь не поддавалась, то рев был устрашающий, попробуйте — не откройте.
Антон в такие минуты весь лучился, казалось, у него внутри зажигается солнышко.
Диман даже терялся, ему такое тепло и любовь только от бабули и доставались, ща правда была Петрова, но Димка далеко, даже на год вперед боялся загадывать.
Кто знает, вот понравится Петровой кто другой... Он, Диман, конечно, переживет, не один ведь сейчас, но так леденело внутри от такого предположения.
Он как-то разговорился с Саньком Платоном об этом. Тот помолчал, потом сказал:
-Мне, Диман, несказанно повезло, что Вихрь меня обтесывал. Если б не он, чё бы из меня вышло? Тоже, как ты скажешь, внутри все леденеет, как представлю... Но, я вот уверен, да и Кириллыч всегда так говорит, что все в жизни предопределено, и если суждено встретиться вот с человеком каким-то, то сто процентов — встретишься. Вот и в наших с тобой, не очень веселых раньше жизнях, встретились такие люди, как Сергееич, Наташа, теть Вера, теть Таня, твоя Петрова, Лерка, мои все. Значит, мы с тобой не совсем пропащие, кто-то там наверху нам такие шансы выделил... вот я и держусь за всех зубами. А насчет Петровой... Они с моей Леськой чем-то похожи, обе упертые, моя-то, сам знаешь, из меня бестолкового, просто вытрясла признание, что я без неё — никудыка. Вот и твоя... Мелкие, они все такие, не думаю, что ей кто-то кроме тебя больше понравится. Не накручивай себя. Завтра — это будет завтра, и что может случиться, никто не знает. Вон, Вихрь, поехали по мелочевке вчетвером, а приехал только один, и тот инвалидом остался, на коляске ездит. Так что не накручивай себя, ты мужик настоящий, в самые лихие для тебя годы выжил, а сейчас: вот техникум закончишь, работа уже есть, жилье тоже имеется, друзья настоящие — тем более. Ты, если прикинуть — счастливчик, Диман. Я не мастак умные речи толкать, но вы все мои, и Полосухины, и теть Вера, и Тучкова-хулиганка, ребята твои — все у меня в душе, я вами дорожу. Надо было вот так — через дурацкую ту историю пройти и понять, и найти дорогих нам людей.
А Петрова почти так же говорила Лерке, что вот кто знает, станет её Диман учиться в техникуме, мало ли, кто ему понравится, а как ей тогда быть?
-Ленка, ты дурища. У меня Андриан совсем далеко, а я не заморачиваюсь, мне папТоша давно сказал, типа, суждено — значит, будете вместе, а нет... Кондрат, он такой, надежный, и кроме тебя никого не видит, не накручивай себя, да и сама же говоришь, что после Барби у вас совсем другие отношения стали. Мамка вон говорит, что вы так бережно относитесь друг к другу, а им, взрослым, виднее. И если хочешь знать, она вас всегда мне в пример приводит, если я иной раз заною, говорит, что я чуть старше Кольки, а вы с Диманом — совсем другие, взрослые, типа.
Андрею Платонову позвонила Иринка, немного поговорили, она поинтересовалась, как Новый год, где и с кем отмечали. Андрей пояснил, что у них уже традиция появилась — ездить всем большим семейством к самым лучшим друзьям под Серпухов. А там даже маленький племяшик — сын Санька, принимал участие в коллективном пении.
-Андрей, а можно я к вам на денек приеду? Так хочу вас всех увидеть, особенно Санька, да и девчонки... поди, и не узнаю их?
-Давай я тебе перезвоню, как со своим переговорю, у нас, видишь ли, такая насыщенная жизнь, всем собраться не всегда получается. То я занят по уши, Леха, вон, к сессии готовится, то к мам Нине едем на выходные. Но выберем денек, я тогда сообщу заранее, Олюшка вон помнит, как ты ей конфеты давала, мы тогда их редко видели.
Санек подумал, прикинул и сказал, чтобы приезжала на старый Новый год.
-Андрюх, ты бы пригляделся к ней, может, это твоя половинка? Я вот помню, девчушка неплохая была, но опять же это в детстве. А ща кто знает, какая она стала.
После Рождества у Андрюхи в ИП наступило затишье, ребятишки шумно выдохнули, тяжеловато им достались конец декабря и посленовогодье, вместо того, чтобы отрываться на каникулах, они допоздна зависали на работе — монтировали, прикидывали, придумывали, как поинтереснее оформить очередную видеосъемку. Пока все было неплохо, ребята ни разу не повторились — совесть не позволяла гнать одни и те же заставки, да и город небольшой, пойдут разговоры, что ребята халявничают и пиши — пропало. Появился и небольшой пока архив, где хранились все копии фильмов, начиная со свадьбы Бабушкина-младшего.
Диман собрался с Петровой в Москву, погулять, покататься на катке, что на Красной площади, который не тает даже в плюсовую температуру, да и у Димана ботинки приказали долго жить, заодно прикупить чего. Но разве получится ехать вдвоем?
Чума с Катькой, Валька с Бобром и, конечно же, Лерка обещала приехать.
-Во, как в той песне поется, фильм такой старый "Дело было в Пенькове", — чесал макушку Диман, — у меня бабуля этот фильм обожала, и я с ней раз десять смотрел... — и помолчав, вспоминая, пропел: "От людей на деревне не спрятаться. Нет секретов в деревне у нас. Не сойтись, разойтись, не сосвататься в стороне от придирчивых глаз!" И у нас также — никуда от этих, всевидящих. Да не, наоборот, хорошо, что они всегда рядом, но иногда прибил бы их, особенно Вальку, любопытный, блин, как девка.
Поехали девятого, день был солнечный, морозец слабый, ох, и нагулялись! Успели и Диману ботинки прикупить, и пошляться, а уж каток... вызвал море восторга у всех. Если бы не ехать домой, то зависали бы часов до двенадцати там.
— Ух, круто! — выразил общее мнение Валек. — Ребя, приедем ещё?
-Да, соберемся, точно! — подтвердил Чума.
-Диман, ты как? — спросил Андрюха
— -А? — Не расслышал Диман.
-Ты это, чё на Петрову уставился, не разглядел что ли до сих пор? — удивился Валька.
-Салага ты ещё, ничего не понимаешь! — надвинул ему на глаза шапку Кондратьев. — Да, конечно, ещё соберемся.
А сам опять залюбовался своей раскрасневшейся, смеющейся Петровой. Ну, нет вот никого лучше этой пичуги для него.
Сказать, что Иринка Максимова волновалась — ничего не сказать. Она очень сильно переживала, как встретят её Платоновы, какие они стали. И, конечно же, Андрей — вот запал он ей в душу после их нечаянной встречи, непонятно почему. И вроде не было у неё проблемы с поклонниками: симпатичная, умная, умеющая быстро найти общий язык со всеми, Иринка никогда не была без бойфренда, но это все было так... легкий флирт, и замуж звали, но вот не ёкало сердце почему-то, да и в двадцать один год особо-то и не хотелось. Чего-то не хватало ей в окружающих её ребятах.
Может быть, она подсознательно искала в них черты своего отца — надежного, немногословного мужчины?А может время не пришло влюбиться с треском, вон, как когда-то её семнадцатилетняя мамуля в отца, который был на двенадцать лет её старше. Родители категорически были против раннего брака дочери, а та им когда-то выдала:
-Или Боря, или пойду повешусь...
Против такого аргумента родители были бессильны, а мамуля до сих пор была дико влюблена в своего Борю. Прожив вместе сорок лет, он ни словом, ни делом её ни разу не обидел. Вот, может, глядя на такие отношения, и искала их последняя дочка своего Борю?
Андрей встретил её на автостанции, сразу же повез к Саньку — там уже их ждали.
Иринка обалдела... увидев, как все Платоновы выросли, как бережно и внимательно относятся друг к дружке, как слушают Санька, которого Ирка помнила вечно угрюмым и постоянно ругающимся с кем-либо.
В большой их квартире не было чего-то навороченного, но было все необходимое, — чистенько, уютно, всюду какие-то вышивки, подушечки, маленький Сашкин сынок щеголял в красивой вязаной кофточке и таких же носочках, связанных стараниями девчонок.
Особенно преуспела в этом Олюшка. Олюшка, как её звали в детстве — маленькая, слабенькая, постоянно болеющая, так и осталась Олюшкой, ну, не подходило ей тяжеловесное — Ольга. Теперь Олюшка — симпатичная, нежная такая, худенькая с теплыми, сияющими глазами. Она первая подлезла к Ирке:
-Я тебя помню! У тебя такое красивое платье было, китайское, мне так хотелось такое же, и конфетки твои тоже помню! Ира, посмотри, как мы теперь живем все вместе, какая у нас хоромина теперь!
Ирка растерялась, девчонки взяли её в оборот, едва она зашла — они с гордостью показывали ей квартиру, потащили на утепленную лоджию, где у них и впрямь был зимний сад со множеством всяких растений. Гордо называли их и хвалились, что только они за этим садом и ухаживают — не доверяют никому. А Олюшка сказала, что хочет выучиться на ландшафтного дизайнера, уж очень по душе ей возиться с растениями. Вторая Платонова, наоборот, была такая же как и Сашка в детстве — колючий ежик, сказала, что видит себя только в спорте, похвалилась полученными грамотами на соревнованиях по борьбе.
А больше всего Иринку удивил и порадовал их старшенький — Саша. Она просто залюбовалась им, сказав перед этим его шустрой жене Олесе:
-Олеся, какой Саша стал! Я его совсем другим помню, ты не сердись, но невозможно им не полюбоваться.
Леся улыбнулась:
-Не сержусь, он и правда такой — один.
. А Санек и не догадывался, что им любуются, у него постоянно были заняты руки — то сынок не слазил, то Олюшка обнималась, то Светка какой-то приемчик враз захотела показать.
И за столом все прислушивались к нему, было видно, что Санек здесь голова всему. Пришли ещё два молодых человека, в одном Иринка с трудом узнала их третьего брата — Лешку. Помнится, он был худой с озлобленным взглядом и мало когда разговаривающий. Сейчас же это был самый высокий из Платонов -симпатичный молодой человек.
-Ой, Леша, как вы с Олюшкой похожи!
-Родня! — улыбнулся немногословный Лешка.
-А тебя я, точно, помню, ты друг первейший Сашин, сначала маменькин сынок, а потом...
-Хулиган страшенный! — добавил Бирюк, — А чё, с кем поведешься...
Иринка как-то сразу вписалась в их большую компанию, она не манерничала, видно было, что искренне рада увидеть их всех. А Санек присматривался, ой, как присматривался к ней — тихонько шепнув Леське:
-Лесь, может, это нашего Андрюхи судьба? Глянь, как она на него посматривает?
-А ты уже и углядел? Да, вроде, неплохая девчонка. Во всяком случае, абсолютно не переживает, что нас так много, как эта его бывшая подруга. А там посмотрим.
Неплохая девчонка позвонила домой, сказала, что заночует у Платоновых и приедет завтра к вечеру, что ничего с ней не случится — в их шестикомнатной квартире места много, что реальность превзошла все её ожидания. Мамуля все-таки попросила, чтобы Ирка позвала Санька к телефону, и недолго поговорив с ним, сказала дочке:
-Добро с отцом даем, но без глупостей.
А какие глупости, когда полон дом народу?
Платоновы дурачились, смеялись, по-доброму подшучивали, а Иринке было так уютно у них, она с грустью вспомнила, как вела себя их старшая из сестер, и искренне пожалела ту — Маринка была полной противоположностью всем остальным. Тут не было хвастовства, кто чего достиг, тут, наоборот, видна была забота всех обо всех, даже Бирюк — и тот был частью их большой семьи. А Саша, видно было, что он искренне всех любит, а его полугодовалый Димулька был центром вселенной для всех. Собрались прогуляться, Иринку удивил Бирюк:
-Вы идите. Я с Димкой побуду, чё его таскать, там вон ветер поднялся. А мы с ним найдем чем заняться.
Димка даже и не пикнул, когда увидел, что родители одеваются, смотрел круглыми глазенками на всех и увлеченно грыз кольцо, зубы ожидались вот-вот.
Недолго погуляли, Санек с женой и девчушками пошли домой, а братики повезли Иринку показать вечерний город, долго гуляли, зашли в кафе, погрелись, попили кофе, поели мороженое, день получился чудесный.
Андрей тоже заметил что с Иринкой как-то очень удобно и уютно. Может, от того, что знал её с детства, и не надо было производить благоприятное впечатление? Какой есть, такой и есть!
К Саньке явились за полночь, потихоньку открывая дверь, а он ждал их на кухне.
-Полуночники, все уже давно спят, все нормально? — он внимательно посмотрел на обоих — Леха, дойдя до подъезда, попрощался и пошел к Бирюку.
-Ну все, я спать, наверняка ведь полночи будете болтать? Андрюх, я дверь прикрою, ты потише гуди. Спокойной ночи!
-Андрей, — уютно устроившись в уголке кухонного дивана, сказала Ирка, — извини, но как же вы отличаетесь с Маринкой. Вы пятеро совсем другие — у неё же какая-то злоба на вас всех.
-Да, Сашка её зовет Танькиной дочкой — там внутри вылитая наша мамашка. А мы... кто его знает, почему так? Я вот лет с шести твердо знал, что пить не буду... вечно быть полуголодным, трясущимся.. Нет, не для меня. Сашка — это стержень наш. Ты, может, и не обращала внимания, а он же был главным добытчиком, постоянно что-то да притаскивал домой, то моркови с поля полмешка, то капусты, где-то украдет, где-то заработает — всегда делил все по-честному, на шестерых. А свою шестую ещё и девчонкам... Он и попал-то из-за постоянного нытья младших — сладенького хотели, ну как... Маринка начинала ныть, а эти две, совсем мелкие, за ней. А там тоже не стерпел, вступился за Бирюка, ну и добавили ему сроку. Я уж было думал, что брат свихнется и станет, ну, типа отморозком, а ни фига! После ранения — чудом выжил, сразу же на работу, женился вот на Олесе, девчонок нашли. Очень переживали все, что не отдадут их нам — судимость его все перечеркивала. Но помогли добрые люди, сейчас вот сестричек не узнать совсем — такие две ушлые, особенно младшая, но хорошие. И мы, все четверо за Сашку в огонь и воду. Он у нас самый-самый: и брат, и отец, и мать нам всем. Я никогда это никому не говорил, но миллион раз поблагодарил Бога за такого старшего брата. Он у нас такой смешной, совсем не терпит когда чего-то недоговариваем, обидится и не разговаривает по неделе:
-Не фиг врать!
Старается за всеми присмотреть, если бы не он, что бы из нас выросло... такие же вот Маринки, злобные.
Дверь тихонько приоткрылась, и в кухню скользнула Олюшка.
-Андрюш, извини, шла в туалет и немного послушала... Ира, ты даже не представляешь, какой у нас Саша! Я так его в детдоме ждала — он мне обещал, что заберет меня. Там много приходили, можно было к кому-то в семью пойти. Но он же обещал, что придет за мной, а когда пришел, я его не узнала сначала. А потом посмотрела на Андрюшку — они же похожи... Саша у нас, он такой... такой.. самый лучший. Я всех очень люблю, особенно Димуську, но Саша, он на первом месте! — Чмокнула Андрея и пошла спать.
-Вот, видишь как... — задумчиво проговорил Андрей. — Мы как-то красивые слова не говорим, а больше делом... До сих пор не верим, что с жильем так здорово получилось, и девчонкам место есть, и Лехе, и Сашке с семьей. Самое главное — вместе. Да и я неподалеку от них, вот так и живем!
Они ещё долго сидели, болтая обо всем на свете. Пили заваренный по-Бирюковски чай с травками, тихонько смеялись и разошлись под утро.
-Заговорил я тебя! — охнул Андрюха в четвертом часу. — Сам удивляюсь, как время пролетело.
-А я и рада, классно так посидели, спасибо, Андрей!
Утром Санек велел всем топать потише, пусть ребята поспят, а Олюшка тихонько пошептала ему:
-Саша, мне Ира очень нравится, вот бы нашему Андрею повезло, как тебе с Лесей.
-Леська, она такая одна, но Иринка, и впрямь, неплохая. Да разберутся сами, без нас.
-И будете все три Платона при хороших девушках! — подпрыгнула Олюшка, а потом немного погрустнела, -Саша, а мне вот Саша Бобров так сильно нравится, а он меня все мелкой зовет.
Санек обнял свою ласковую сестричку:
-Оль, не спеши, немного, вот еще пару годиков подрасти, и никуда Бобер от тебя не денется.
-Правда, Саша?
-Я тебе когда-нить врал? А ежли чего, у нас другой Сашка имеется, вон, Бирюк — обещал же на тебе жениться! А чё, мужик хозяйственный, с Димулькой вон как ловко управляется, так что, не горюй. А может, — он хитренько посмотрел на неё, — тебе кто другой приглянется? Вы же все на смазливеньких западаете, а Бобер — чё, белобрысый, обычный — вон, типа меня.
-Он надежный, зачем мне смазливые? Вон, у Леры был когда-то красавчик, а такой гад получился. И ещё — девчонки вон говорят, что красавцы они всегда неверные, блудливые, вот!
— Ну, девчонки правильно говорят, ладно, будем брать Бобра, если не передумаешь. А то, может, он и Светке понравится, передеретесь ещё?
Олюшка засмеялась:
-Не, Светке в клубе мальчик нравится, Денис, только ты меня не выдавай!
-Не буду, а ты мне его покажи втихаря — должен же я знать — кто и что?
-Саша, ты у нас такой... такой, я так тебя люблю! И мне свои секреты только тебе хочется доверять.
-Ну и правильно, я вас всех тоже люблю, вы у меня все вот тут, — Санек прижал ладонь к сердцу. — Ну вот чё я без вас? Ничего, пустое место, а с вами — ого-го, многодетный отец семейства, постоянно проблемы-заботы, и жизнь кипит.
— Иду-иду, — из комнаты послышался рев проснувшегося сыночка, услышавшего папин голос. — Ну и чего ты, Платошка мелкая орешь, а? К папке хочешь? Пошли уже, умоемся, а потом кушать, там у нас супчик приготовлен, — заворковал Санек с сыном.
Леська всегда умилялась их общению — папа вокрковал, сыночек радостно покрикивал, мусолил папину щеку, прыгал и говорил что-то на своем, младенческом, а когда уставал — укладывал голову на папино плечо и пел сам себе песни, а папа тихонько покачивая своего Димана, тоже мурлыкал.
-Ну, запели два Платона! — улыбалась Олеся, в который раз мысленно радуясь, что вот как-то сумела она разглядеть своего Сашку.
Иринка уезжала вечером, Андрей решил сам отвезти её — так надежнее, да и хотелось ему ещё немного поговорить с понравившейся ему девчонкой. Приехав, тоже советовался с Саньком.
-Андрюх, у тебя же не вот, завтра чего-то решать надо, общайтесь, встречайтесь, если твоя — ведь никуда не денется!
В феврале у ребят опять понеслись напряженные дни. Они придумали на День Влюбленных коротенькие записи с прикольными объяснениями в любви, и молодежь с удовольствием раскупала эту недорогую продукцию. Андрюха просто терроризировал всех, чтобы придумывали что-то новенькое. Ему предлагали самые казалось бы нелепые идеи, он кропотливо собирал и записывал всё, потом, собравшись всем коллективом, крутили-вертели и придумывали что-то новенькое. Здорово получалось с придумками у Олюшки и, как ни странно, Бирюка. Тот спроста вываливал что-нибудь, казалось бы, нелепое, а подумав и так сказать, обтесав лишнее, получалась конфетка. Ещё частенько предлагала новенькое Лерка. Ребята звали этих троих 'генераторами идей', и Андрей, поговорив с Мариной — поставив всех в известность, начал понемногу, типа премии, выдавать им небольшие деньги.
Как радовалась Олюшка:
— На двадцать третье февраля и Восьмое марта можно купить небольшие подарочки для всех! — ребенок прыгал от восторга. Накупили со Светкой всякой пряжи и навязали всем своим мужикам домашние прикольные тапочки, вывязав для каждого смешных зверюшек, нашили на подошву кусочки кожи и все Платоны, Бирюк, мужики Полосухины, Диман Кондратьев с удовольствием щеголяли в них по дому.
Бобер же положил в шкаф, сказав:
-Такую красоту жалко носить, сделано своими руками — надо поберечь!
К Восьмому марта девчушки навязали красивых прихваток для старших, а молодым девчонкам из какой-то соломки и цветных ниток сделали летние сумки, такого пляжного варианта. Лерке, Петровой, Катьке Егоршиной — всем такие сумочки очень понравились. Тучкова поматерилась, что её обошли, и заказала девчонкам две — себе и дочке, и Натка не осталась в стороне. Они установили цену, пояснив, что девчонкам надо на что-то покупать нитки и соломку, вот и случился у девчонок приработок. Не остались в стороне и одноклассницы из девятого 'А', назаказывали и они.
Санек ворчал, что много времени сидят за калымной работой, но у сестричек так горели глаза, что он сдался:
-Не в ущерб учебе чтобы!
Тем более что эти их сумки получались с каждым разом все интереснее, обе стали ходить на всякие мастер-классы в Школу ремесел. Олеся говорила ему, что лучше так, чем девчонки в наступающем дурном возрасте начнут болтаться незнамо где. Эти две хитрушки научились из всяких кусочков и обрезков делать каких-то куколок, цветочки, ещё какие-то поделки. Из старой, "времен очаковских и покоренья Крыма" сумки мам Нины сделали красивые розы — поразили всех, они были как живые. В общем, Платон радовался и хвастался своим таким мастерицами.
Привез Кириллычу букет из таких роз для его жены, в благодарность за все — тот долго сидел и молча любовался на цветы...
-Сашка, я так рад за тебя, девчушки твои — молодцы. Андрей рукастый, ты стараешься, Леху вот только не видел, но, судя по твоим разговорам, тоже не пальцем деланный, молодцы Платоновы!
На следующий день сказал, что жена в восторге, а соседка, умирая от зависти, просила узнать, нельзя ли заказ сделать на такую красоту?
Вот и бурлила у Платонов жизнь, ни скучать, ни ругаться, ни маяться дурью не было времени ни у кого.
У Полосухиных пошел Антонович... Это была катастрофа мирового масштаба, особенно если человечку удавалось попасть на кухню. Все шкафчики, полочки, тумбочки, до которых мог дотянуться этот отчаюга, были срочно освобождены, все убиралось высоко наверх, особенно после того, когда мальчик успел ухватить пакет с мукой и раскидать по всему полу. Папа Тоша долго смеялся, а бабуля ворчала и не пускала Тимку в кухню, как бы тот не рвался туда и не орал. Малышок часто шлепался, запинался, но упорно вставал и топал дальше.
А Наталья Владимировна осчастливила своего Тошку, что у них через семь с половиной месяцев будет пополнение.
-Тош, давай после второго остановимся, я уже сорокалетний рубеж перешла.
-Девочка моя, согласен я, согласен! — кружа её по комнате, смеялся счастливый Полосухин, но разве даст Тимка папе маму покружить без него?
Конечно же, пришлось поставить маму и кружить счастливо смеющегося сыночка, который всех — и маму, и папу, и Леру звал одинаково: "А!"
Колюня постоянно спрашивал братика:
-Тимошик, как меня зовут?
-Оя!
-А маму? Скажи, мама Ната.
-Маммаам А.
-Позови Леру, погромче!
И Тимка шумел на весь дом:
-Аааа!
Не слышно было неугомонного дитенка только когда смотрели мультики или Колюня читал сказки.
У Натки и Антона было единодушное мнение — если родится девочка, то назовут Верой и никак иначе, но говорить об этом не станут до рождения ребенка. Да и может там ещё один Антонович зародился. Папа сильно задумался, как справляться с двумя такими мужичками — с моторчиками, а Натка смеялась:
-Просили? Получите и распишитесь!
-Во, я к пятидесяти годам какой богатющий стал, семья большая, осталось индюшек, козу и кошку завести.
-Кошку понятно, а почему индюшек и козу? — удивилась Натка.
-Да мы в детстве ездили к родственникам в Воронежскую область, сейчас их уже нет, они тогда в возрасте были и бездетные. Меня там, помнится, залюбили. А живности был полон двор, я же только кошек и собак и видел, а тут... гуси, куры, индюки, и две козы. Одна мамка, другая дочка, они пуховые — шерсть у них такая длинная и теплая. Их стригут, прядут нитки и вяжут шали и платки всякие. Может, слышала, Поворино — станция такая, там всегда шали пуховые продают. Так вот, я этих козочек замучил, мне так нравилась их шерсть, мамка спокойно стояла, а маленькая, вон как наш Тимошка, брыкалась и орала. А индюк большой... меня напугал. Дядька Петро его на еду пустил, а я влюбился в индюшачье мясо, вкус детства, знаешь ли, он самый памятный.
-Надо же, я думала, что мам Маша индюшатину любит, а оказывается мой муж обожает и молчал столько времени?
-Ну мамуля же на кухне генералит, а ты при детях, вон, топает один и шумит, как всегда.
Антонович умудрился найти у бабули клубок с нитками, ну красные же — красивые, как не утащить? И протянулись спутанные нитки по всему первому этажу...
-Зачем нам кошка, когда сынок нитки так сумел запутать, что только выбросить и осталось.
А сынок, сияя своими шестью зубами, лез как по лестнице на папу, и умильно приговаривал:
-Папапапа!
И как может ругаться папа, глядя на такое счастье — своего долгожданного мужичка??
Только бабуля и мама ругались на него, а он потешно грозил пальчиком им в ответ.
-Тош, тебя в офисе боятся, а этот жук веревки вьет, ведь заплачем с ним, разбалуешь.
-Нет, он уже четко знает все мои интонации, если я скажу "Нет! Нельзя!" — прекрасно понимает, что папа сердится, и притихает.
-Ну да, на несколько минут.
А Тимка полюбил залезать на стул у стола Лерки, брать в руки мышку и стучать пальчиками по клавиатуре, хорошо, что комп бывал выключенным, Натка уже знала, если сына не слышно, он при деле. Игрушечный, купленный специально для него комп игнорировал — все по-взрослому, и ещё любил петь, под любую музыку заливался.
И когда сильно начинал баловаться, музыка спасала, прижимался попой к дивану, для надежности, и заводил песни.
Тучкова, увидев такую картину первый раз, долго тискала и нацеловывала его:
-О, нам с Вер Иванной подмога растет, ух и споем мы тогда!
А эта повторюшка, подглядел в телевизионной передаче, что поют в микрофон, и взяв в руки маленькую пластмассовую кеглю, заливался соловьем.
-Ой, ребята, у вас точно Коля Басков растет!
У Антона в кабинете, в офисе стояла большая фотография поющего Тимки, и папа, иной раз доведенный чем или кем-либо до бешенства, поглядев на фото, начинал улыбаться, уж больно славная мордашка была у сыночка.
А с кошкой получилось совсем просто: выбирали — выбирали, спорили, какую породу прикупить лучше, а Колюня, увидев под кустом худющую, жалкую, голодную кошку с маленьким черненьким котенком, прибежал домой, взял еды для них. Как они ели, не жуя, просто жадно заглатывая!
А через пару дней Антон, приехав домой, увидел у входных дверей гостей, терпеливо дожидающихся, когда их впустят, тем более он откуда-то знал, что если кошка сама приходит в дом — это к счастью. Конечно же впустили, весь вечер возились с мамой и котиком, отмывали, выстригали свалявшуюся шерсть, сушили их.
Как радовался Тимка, он лез к кошке, пытался ухватить её ручонками, кошка ловко уворачивалась, Тимка орал, требуя кошку, было шумно и весело. Кошка по каким-то своим признакам выбрала себе кумира -хозяина — Колюню, а котенок приладился спать в ногах у Антона.
Кошку назвали Финя, а котенка Фикс — Колюня так захотел, взрослые не возражали, а у Тимки появилась постоянная забота — найти кошку, и просто некогда стало лезть к бабуле в шкафы и тумбочки.
Приближался май, Леркино шестнадцатилетие и экзамены. Естественно, ребенок пойдет в десятый класс, а летом... летом Полосухины собирались к своей любимой теть Вере. Были у них возможности поехать много куда, но Натка больше всего хотела к Вере и Марьяну. Сделали всем шенгенские визы, решив поездить свои ходом, например, в Черногорию, Хорватию, может, Грецию или же посмотреть Будапешт с Прагой, оставив мелкого с Верой.
&nb Леркино шестнадцатилетие решили отметить после экзаменов, чтобы не расслабляться, особенно Димке Кондрату, к которому неожиданно примкнул Бобер, решивший пойти вместе с ним в техникум.
-Чё штаны два года протирать, ща вот если поступлю, перед армией специальность получу, а так — только школу закончу, не поступлю никуда и весь такой неумеха в армию. А тут ещё и за счет военкомата на права с Диманом сдадим. А потом, после армии, посмотрим, может, я ещё и в общепит подамся, жизнь покажет.
Родители поддержали его решение — учился-то Сашка на три-четыре, а в выпускном классе это долбаное ЕГЭ, мало ли не получится сдать, и со справкой за 9 классов уходить?
Чума страдал, но родаки стояли насмерть — доучиваться в школе.
Валька пока думал, а Диман с Бобром не поленились — побывали в техникуме на Дне открытых дверей. Поговорили с учителями, учениками и твердо собрались поступать. Их долго расспрашивал мужик средних лет: кто да что они, чем увлекаются, чем занимаются в свободное время. На что оба дружно вздохнули:
-Иметь бы ещё его, свободное-то.
И мужик прицепился, как клещ, выспросил, отчего у них времени нет свободного, ну ребята и пояснили, что подрабатывают. Не знали они, что тот мужик зам директора по учебной части, и очень они его заинтересовали, взял обоих на заметку.
Петрова было опечалилась, но Диман посмеялся:
-Ну полдня не увидимся, зато вечера все наши, Петрова, не заморачивайся, я буду рядом, столько, сколько ты меня терпеть сможешь.
-Дурррак!
-Не, ну чтобы путное сказала, а то — дурак, новость какая. Петрова, а ты, похоже, ревнивая?
Та было вскинулась:
-Да пошел ты! — а потом как-то тяжко вздохнула и призналась. — Ещё какая!
-А хочешь, секрет тебе открою?
-Конечно!
— -Я тоже возле тебя мало кого могу вытерпеть из ребят... — и засмеялся. — Вот, будем постоянно друг на дружку рычать, скучно не будет!
-Эх, скорее бы восемнадцать! — протянула Ленка.
-И чё?
-Ничё, замуж пойду, устала вот так без тебя!
-Ну ты даешь!
-Что я даю, я больше всего хочу быть рядом с тобой постоянно.
-Ленк, не оголяй нервную систему, думаешь легко вот так... и чё мы с тобой так рано друг в друге нашли? Ты меня до Леркиного похищения и не замечала вовсе — всегда как-то пакостно разговаривала.
-Честно? Тебе сказать?
-Ну да!
-Да ты мне видно уже тогда нравился, только вот ходил такой хулиганистый, весь какой-то расхлябанный. Знаешь, как бесило это твое поведение, ну а гадости говорила, не знаю... может, не осознавая, хотела, чтобы ты меня разглядел? А потом, в больнице четко так поняла, что после выписки буду с тобой сидеть, и пофиг чьи-то слова.
-Ох, а я и думать не думал, что задавака-Петрова меня за уши тянуть станет, а что ходил такой раздолбайский... Честно, Лен, знал же, что в классе где-то там, на последнем месте был почти для всех. Лерка с Катькой только нормально и общались — с садика же вместе! А отношение остальных, оно даже не злило, а как-то давило-угнетало, веришь, тяжело быть вот так, непонятно кем. Все эти дешевые понты всяких там Кондриков, этих блатнюков как бы... ну, неинтересно мне с ними было, я только с Женьком и мог нормально поговорить про компы и всякую электронику. Мы с ним вместе в компьютерный класс ходили, для меня, знаешь, какой кайф был — там учиться. А потом уже сам допетривал, что и как, да и к Пашке Гуляеву сумел найти подход. Ты, может, не знаешь, что он доморощенный хакер, это ща он величина, а тогда он меня как щенка натаскивал. Потом уже я кой чего мог сам наладить, программы какие-то завести, теткам вот помогал, азы показывал, не — деньги не брал, тетки меня продуктами нагружали: кто картошки-капусты, кто крупу-сахар там. Я не стеснялся, спрашивал, как и чего варить, учился вот, батя-то, сама знаешь, в то время был типа овоща, пьяный. Вот и варили с Женьком, экспериментировали, мне продукты жалко было, я понемногу брал, вот — научился. Жаль, Женек уехал, хороший он парняга, надежный. Эх, Ленка, ты даже не представляешь, как я рад, что вы все у меня есть!
Май проскочил совсем быстро. Платоновы пропадали в деревне у мам-тещи — пахали, копали, сажали. Ребята поначалу распахали за огородом приличный кусок земли, посадили картошки побольше, семьища-то не хилая, потом Леха съездили с Олюшкой и Светкой в Москву, накупили всяких саженцев сверхплодоносных — клубнику, жимолость, смородину, малину, карликовые яблони, какие-то новомодные груши, конечно же цветы, купили даже два деревца абрикосов. Баб Нина изумлялась:
-Где вы денег-то набрали, ведь сортовые растения все недешевые??
-А мы на сумочках заработали. Саша сказал, что если деньги пойдут на дело, не на жевачки-сникерсы, то отдавать не надо, вот мы и потратили на свою мечту.
Подумали-подумали, и привезли горбыля, добавили места под девчачий сад, перенесли загородку. С каким желанием и радостью девчушки возились там, ребята вскопали целину, привезли из разрушенного коровника хорошую перегнившую землю, Олюшка распланировала что и где посадят — чтобы было красиво, и всей дружной компанией сажали кусты и деревца.
Сашка почти также как Антон сказал:
-Вот, дерево посадил, сына родил, дом, правда, не построил, но квартиру отремонтировал. Лесь, я, правда, молодец?
-Молодец-молодец, лови вон своего шпану.
Шпана ковылял держась одной ручкой за невысокий штакетничек, и лез всем под ноги — помогать.
-Боюсь представить, что могут натворить эти два орла. Полосухины уже плачут, а наш далеко от Тимки не ушел, это сейчас три месяца разницы кажется много, а к зиме... караул ведь будем кричать, -ворчала бабуля, утаскивая Димку от мусора. — Каждый вечер отмачивать приходится!
Санек посмеивался:
-Настоящий деревенский мужик растет, подожди, ещё коровам хвосты крутить станет.
Девчушки в город ехать категорически отказались, какой город, когда за цветами и саженцами надо приглядывать. Санек не возражал, тем более, что обе школу закончили без троек.
-Не одна Маринка может учиться хорошо! — буркнул Леха. — Мы, Сашк, все ничего, даже странно, что у пьющей матери дебилами не родились, это, наверное, там, — он показал головой на небо, — нас всех пожалели. Да и ты бы, Сашка, в нормальной семье тоже хорошо учился, а так... Когда тебе было учиться, если дома пять голодных ртов! Я вот сейчас стал задумываться — у тебя ведь детства совсем не было, ты, наверное, лет с пяти взрослым стал?
-Не, когда ты родился, я ещё малой был, вот класса со второго... когда батя стал запивать... там да, добытчиком стал. Но зато ведь не зря — вы у меня все нормальные.
-Ещё бы не быть нормальными, когда ты полностью выкладываешься для всех, мы все за тобой и тянемся.
В дальнем углу заросшего сада повырубали вишенник и выкорчевали старую малину, засохшие яблони хотели спилить, но Олюшка подпрягла Бирюка, и он два дня под её команды чего-то там пилил, рубил, колотил.
Получилось очень даже неплохо, между двумя красиво обпиленными, оставленными в высоту метра на полтора стволами, нацепили гамак, из распиленных остальных корявых стволов сделали небольшие чурбачки-стульчики, сколотили стол, на сучках стволов повесили горшки с будущими цветами,по забору посадили дикий виноград и местечко для отдыха и медитации обещало к концу лета быть очень даже уютным и красивым. Бирюк неожиданно воспылал сделать для столика ножки их каких-нибудь причудливо изогнутых коряг и усиленно искал их на заросших ивняком берегах речушки.
Андрей, будучи в Рязани, прикупил несколько больших глиняных фигурок, что продавались прямо у дороги, на прилично растянувшемся вдоль рынке всяческих садово-огородных прибамбасов.
Как полюбил нарядного гномика Димулька, ростом гномик был с него, вот и появился у него Друган. Укрепили другана покрепче, чтобы не упал случайно на Димку, и ребенок не ушибся, вот и тянул девчонок и бабулю малыш постоянно к нему, крича:
-Уууу! — Где годовалому ребенку выговорить такое трудное слово — "друг".
Саньку несказанно подфартило — сестричкам на июль выделили путевки в Анапу, он радовался больше, чем они.
-Во, здорово, море такое уже теплое увидят, наплаваются, подзагорят, окрепнут, класс. Не загадывая, может, на следующее лето с тобой съездим, пусть этот хулигашка подрастет, чтобы ходил уже твердо, как ты думаешь, Лесь?
-Если все получится, почему бы и нет?
-Да и в этом году надо малость поджаться, чует мое сердце, женим мы Андрюху. Там, похоже, все на мази с Иринкой-то, а я и рад, пусть ему вон как мне повезет с женой. Ты у меня, конечно — лучше, но ведь ты такая одна. А Иринка мне по душе. Я ничё не не говорю нашему, сам не маленький, кто их знает, может, ещё долго будут хороводы водить.
-Сейчас многие не спешат жениться: свадьба — расходы, так живут, гражданским браком, как решат! — задумчиво сказала Леся.
-Хорошо, что у нас так с жильем все удачно вышло, батя хоть и пил, но после смерти нежданно-негаданно всем нам помог. Кто знает, может, ещё и Леха вперед женится — вон, как выходной, ночевать-то там остается, подарят, поди, нам племянника или племянницу... Блин, когда мелкие вырастут, надо будет на праздники спортзал снимать, ё-моё, родни-то наберется... — Санек почесал в затылке, — не, лучше об этом не думать, пока...
  Девятый 'А' сдавал ЕГЭ. Как волновалась Петрова, не за себя — за Димку, но Кондратьев сдал нормально!
И был праздник живота и души у ребят, набрали мяса для шашлыков, всякую зелень, ещё кто чего может из дома, и целый день отдыхали на берегу Оки: жарили шашлыки, сосиски, пекли картошку, дурачились, орали, прыгали, пели песни. Уже ближе к вечеру Катька Егоршина взмолилась:
-Дайте мне отдохнуть, пальцы болят, вы вон веселитесь, а я играй.
-Правильно! — поддержал заждавшийся Чумаченко, и теперь уже отрывались под музыку с айфонов.
Классная, устав от танцев, сидела и любовалась своими такими уже взрослыми детишками, которые резко повзрослели после истории с Лерой Темновой — не все, правда, но основное ядро класса.
Она восхищалась своим мальчишками, сожалела, что самые надежные — Бобров и Кондратьев уходят из школы, понимала и принимала их выбор, этих мальчишек уже можно назвать настоящими мужчинами. И она надеялась, что их уже ничто не сможет сломать в жизни. Искренне любовалась отношениями Димана с Петровой. Как трогательно Димка относился к ней, иногда, когда она не слышит, называя её — "моя пичуга". Давно уже утихли всяческие разговоры на предмет, спит он с ней или нет, их дружба была такой... чистой, и класснуха жестко пресекала все эти намеки и разговоры, даже поругалась с завучем-Ниной Петровной, сказав той, что как бы не говорили, ребята все равно никого не послушают, как и они когда-то по молодости.
-Даже если и ошибутся, это их ошибки, чужим умом никто жить не будет, особенно, в их подростковом возрасте. Если бы что-то было у них, Петрова бы давно уже беременная ходила, или с ребенком. Дима, он рано стал взрослым и реально осознает все последствия. Уверена, что он совсем не хочет, чтобы его дети повторили его несладкую жизнь. Да и родители Петровой ему доверяют, а это дорогого стоит!
Отдохнули от души, домой ползли, уставшие от впечатлений и классного отдыха. Те, кто уходил из школы, клятвенно обещали забегать, навещать.
-Лен, ты с родаками поговори, может, это... отпустят на недельку тебя с нами вон на турбазу, как вода прогреется?
-Опять деньги тратить будешь?
-Петрова, ты к старости совсем жмотиной станешь, и я тебя тогда брошу из-за скупости твоей! -приподнял её Диман, поднес на уровень своего лица и нежно поцеловал.
-Я тебе брошу! — смутилась и радостно засияла Ленка, — фигушки, раз связала судьба — принимай, какая есть!!
-Да принимаю, принимаю, только не жмись, а?
-Дим, ты же знаешь — я не жадная, просто знаю же, как тебе трудно деньги достаются вот и ворчу.
-Э-э-э, трудно, это когда уголь из вагона выгружать, мешки пятидесятикилограммовые на спине таскать, а я чё? За компом сижу, так, детские игрушки.
-Ладно, на тебя ворчи — не ворчи, все равно как глухой. Спрошу, может, и отпустят.
-Мы с тобой не одни будем — Сашка с Вальком тоже собрались отдохнуть от трудов праведных.
Бирюк по привычке забрал Димульку погулять и неспеша поехал на набережную, возле спуска кучковались несколько крепеньких таких мужиков. Санек немного отвернул в сторону, но его окликнули:
-Бирюк? Ты?
Санек тормознул, к нему неспеша подходили Крюк и Стальной.
— -Здрастьте, Владимир Ефимович! Здорово, Андрей! — поздоровался Бирюк.
-О, смотрю, у тебя прибавление, сына родил?
-Да это не я, это Платон, а я как бы в помощь ему, вот, гуляю, он ещё с работы не приехал, а чё ребенку дома сидеть в такую погоду, вот и гуляем.
Платошка нисколько не смущаясь потянулся... к Стальному, тот удивился, но аккуратно взял малыша.
-Я фигею, меня же дети боятся? — ошарашенно пробормотал Стальной, а Платошка зацепил цепочку с крестом и начал её рассматривать и тащить в рот. Стальной испуганно, боясь как-то нечаянно сделать ребенку больно, осторожно отнимал у Димки свой немаленький крест.
-Э-э-э, мелочь, нельзя!
— Как пацана зовут? — спросил Крюк.
-У Санька одно только имя для сына и было — Димка!
-Вот даже как, в честь своего обожаемого Вихря?
-Ну да, теть Вера вон как плакала, когда увидела нашего Димульку, сказала, что он и её внук.
А Димка, оккупировавший Стального, пальчиком лез ему в ухо.
-Бл...блин, во я попал
! Стальной, которого побаивались многие взрослые и молодежь, совсем растерялся:
-Ефимыч, я в шоке, этот Вихрев тезка, что-то с чем-то!!
Бирюк заулыбался:
-Наш Диман, он такой. В большой семье чего стесняться, у нас народу-то до фига, все его тискают, в деревне бабки-соседки тоже, вот он никого и ничего не боится!
Крюк порасспрашивал про Платона, Бирюк кратенько сказал, что девчонок забрали из детдома, работает в Москве, жилье вот расширили, сильно подружились с родителями той девчонки, ну, которую пытались украсть.
-Все путем, Владимир Ефимыч!
— Ну, Бирюк, порадовал! Сашке передай — я рад за него и всех его братиков и сестренок. Вере Ивановне я позваниваю, но вот про приобретенного внука не знал. Рад, что Вихря Сашка помнит.
Бирюк забрал Димку. А Стальной удивил... полез в карман, вытащил смятые деньги, не считая, отдал Бирюку:
-Бирюк, ты это, купи там мелкому что-то, хороший мужик у Платона получился. Сашкин телефон дай, буду позванивать и забегу как-нибудь, уж больно малец мне понравился. Пока!
А Платошка ещё и ручонкой замахал, чем окончательно умилил грозного мужчину.
-Андрей, но здесь ведь много, зачем столько?
-А девчонкам тоже какие-нибудь игрушки-хлопушки прикупите, лишними не будут! Пока, маленький, пока!
А Бирюку через несколько минут встретился следователь Козлов. И опять Димка не слазил теперь уже с рук Козлова.
-Владимир Иваныч, вот как сложилась жизнь наша, а этот мелкий бандюгашка — центр вселенной для всех стал.
-Как девчонки?
-Там совсем хозяюшки — вяжут, шьют, варить кой чего умеют, научились. У Санька тещи полсада под свои посадки заняли, совсем оттаяли. Светка в секцию ходит, самбо занимается. Все нормально, и я-то как член семьи ихней! Жениться? Да вот, как только типа Санька Леськи найду — бегом побегу жениться. Вон в деревне приглядываюсь к одной, там девчушке три годика, может, и женюсь. Пока вот с Димкой возиться нравится. — Бирюк ловко ухватил почти вывалившегося из коляски Платошку. — Ох и юла, они вдвоем с Полосухиным мелким — это термоядерная бомба. Санек-то? Да нормально, работа нравится, хвалят его, дома тоже все нормально!
Теперь уже Козлов сказал, что рад за всех Платоновых!
-Тут либо-либо, или вся гниль вылезает, или наоборот!
Июнь выдался теплым, и ребята поехали на турбазу в двадцатых числах — Петрову отпустили.
Мать было заикнулась, мол, возраст дурной, мало ли, но отец как отрезал:
-Тебе зять уже два года делом доказывает, что мужик, а ты все подвох ищешь. Вот не отпусти мы её сейчас... взрыв ведь будет и обида на всю жизнь на нас с тобой у дочки! Давай уже верить им, ну а если и согрешат, так чего, внука будем нянчить! Тихо-тихо, это я пошутил так, только сдается мне, наша мелкая в восемнадцать сама его на себе женит. Ты не видишь, как она на него смотрит? Нам с тобой, мать, повезло — зятя знаем как облупленного, а вот приведет с улицы какого-нибудь... типа, вон, как у Лерки тогда красавЕц был и чего? Одни нервы и слезы. Зять тебе на даче вместо трактора сам все распахал, даже там, где и не надо бы, перекопал, а ты все недовольна, криминал ищешь.
-Да не ищу я, но боюсь, ведь совсем ещё дети...
-Ага, дети, себя вспомни в пятнадцать лет, например, кто на мне виснул, провоцируя?
-Ну, вспомнил...
-То-то, давай уже в них верить. У нас с тобой у старшенькой зять... как бы потактичнее сказать...
-Дерьмо, лучше слова не подберешь, — вздохнула мамка.
-Во, а этот возле нас будет, да и Ленку... Вон, как поглядывает на неё, лишь бы не разбежались!
Тут уже мамка сказала:
-Этих уже ничем друг от друга не оттащишь, ты, Леш, прав, младшенькой парнишка хороший достался!
-Ну, и чего огород городить? Зять вон один живет, а когда не приди нечаянно — в доме чисто, все на месте, грязные носки не валяются, посуда помыта, кровать заправлена, а цветы тебе на день рождения какие задарил?
-Ладно, ладно, устыдил!
Конечно же к ребятам присоединилась Лерка. Отдохнули великолепно, даже на лошадях покатались. Днем не вылезали из реки, а вечерами катались на великах или скейтах, ходили на дискотеки, долго сидели в специально отведенном месте для костра, разжигали заранее приготовленные сучья и всякие сухие палки-стволики, негромко переговариваясь и задумчиво глядя на огонь. Егоршина иногда играла на гитаре, опять же пели или, разбившись на пары, танцевали. Валек неожиданно с треском влюбился в местную девчонку, которая помогала матери, работающей на турбазе поваром. Гелька оказалась в доску своей девчонкой и вписалась в их компанию, как будто так и було. Бобер и Лерка, за неимением пар, постоянно натанцовывали вместе, Сашка посмеивался:
-Хорошо, Адриан твой не видит, а то бы накостылял, я против него... в пупок дышу.
-В июле полетим, скорее бы уже. Пап Тоша планирует на Адриатику съездить, может, даже на двух машинах поедем. Мариан отпуск специально не берет — ждет нас.
-Лер, ты там какие-нибудь прикольные фигурки жениха и невесты поищи, мы вот смотрим, скорее всего, наш шеф-босс, Андрей, женится на своей Иринке, а прикольные вещи, они всегда больше радуют. -Конечно, думаю, найду, я примерно видела такие.
Неделя получилась сказочной. Ребята были довольны, подзагорели, накупались, отдохнули. Диман и Бобер сдали документы в техникум и готовились к экзаменам под чутким руководством Петровой.
У Платонов в свой первый день рождения пошел Димулька. Счастливый, наверно даже больше сына, Санек аж прослезился. У Андрея с Иринкой дело потихоньку двигалось к свадьбе, "может, даже в сентябре надумаем" — обмолвился Андрей.
А Натке опять, буквально за два дня до отъезда, позвонила тетка Темнова:
-Наташа, я с недоброй вестью! — как-то запинаясь, произнесла она.
-Что такое? — насторожилась Натка, подумав, что опять какие-то заморочки с квартирой и комнатой.
-Нет больше Вити! — заплакала в трубку теть Лариса.
-Как нет, куда он делся? — ничего не понимая, спросила Натка.
— Убии...ли его, в середине июня ещё, — всхлипывая, сказала тетка.
-Как же так?
— Написали, что была драка, вот его и... Вот, и на могилку не съездишь, да и где она, эта могилка? Как говорила — держись за Наташу. Нет, упертый баран...
-Что можно сказать, кроме — земля ему пухом! — расстроенно сказала Натка, — сожалею, соболезную.
-Наточка, Лера с Колей первые наследники, так что, через полгода ты уж сама ходи по всем инстанциям, у меня давление да и ноги сильно болеть стали. Хорошо, Лариса Васильевна, доживем, тогда и будем думать.
-Что, девочка моя? — спросил Антон, видя расстроенное лицо Натки.
-Да вот, Темнова в тюрьме убили, тетка сказала.
-Ох, ты! Жалко, ведь всего сорок с хвостиком, жить бы да жить, если по-людски, а вот все выгадывал, легкой жизни искал... Детям будем говорить?
-Да, надо сказать, отец ведь.
Коля воспринял эту весть равнодушно, он обожал своего папТошу, а тот, настоящий, уже как-то и подзабылся.
Лерка наоборот, расстроилась, даже поревела немного.
-Мам, ну вот почему он такая скотина упертая оказался? Ведь был же хорошим, когда я маленькая была.. или это мне по малолетству так казалось, жалко, что так вот у него все сложилось... Но мам, как здоровски, что у нас папТоша есть и Тимка, и баб Маша, а то совсем ни одной бабушки-дедушки.
Натка погрустила немного, но разве можно долго переживать, когда самый главный человек в их жизни-Тимошик, успев удрать от всевидящих глаз бабули, с разбегу заскочил в лягушачий бассейн в одежде и сандалиях, и сейчас громко кричит, зовя маму, которая совсем не спешит снять с него мокрые обувки, они же мешают.
  Диман и Бобров сдавали экзамены, а Петрова волновалась больше, чем за себя, но все сложилось хорошо, ребята поступили. Увидев свои фамилии в списках зачисленных, ребята радостно хлопнули друг друга по плечам, а на улице уже начали обниматься с Катькой, Петровой и ребятами, написали смс-ку Лерке, что пропадала где-то в Европах, присылала им красивые виды со всякими достопримечательностями, и на фоне всего этого смеющиеся Лерка с Адрианом.
Ребята решили сходить отметить поступление в боулинге, потом долго гуляли всей компанией, потом провожались, потом Диман с Петровой долго болтали у неё в комнате, и пошел домой Диман аж в шесть утра.
А у подъезда на лавочке скрючилась... мамашка. И так жалко стало её Димке впервые за все время, что он спросил:
-Ну, чего ты опять тут? -Димка... я если не... похмелюсь, умру... точно. Я... вон говорить... почти не могу, — еле прохрипела это подобие женщины.
Диман вздохнул:
-Ща!
Сбегал домой, налил в стакан водки, оставшейся с давних пор, когда папаня жил дома, а он ныкал от него все, что горит, чтобы было утром на опохмел, принес:
-На, пей!
Трясясь и проливая на себя водку, мамашка выпила, посидела, потом понемногу начала оживать.
-Спасибо, сын!
— Только вот этого не надо, какой я тебе сын? Ты не рассчитывай, что я тебя опохмелять возьмусь, вы оба с отцом про меня думать забыли, я от вас помощи и не жду, но и ты не приходи сюда. Эту водку я от отца когда-то прятал, и больше у меня нет. Я, в отличие от вас, ненавижу все спиртное. Сейчас учиться поступил, буду совсем на одну стипуху тянуться — за квартиру платить надо, а то отберут, вам-то про это и думать не думается. Ты тогда, пять лет назад выбрала свою другую жизнь?
-Н... ну... да.
-Вот и я выбрал, ничё ведь не прошу от вас, только одно — не лезьте и не мешайте, все равно ведь я вас, таких, слушать не буду.
-Ну отец-то пристроился, вон, не пьет, с коляской ходит.
-А тебе кто мешает также, родить и быть нормальной? А не вот — незнамо чем с опухшей рожей? Все, давай, пока, я спать пошел.
-Так и не простишь меня?
-А тебе оно что, нужно это прощение? Да и нет у меня на вас обиды — вы слабаки! А я, знаешь, больше всего боюсь? Что ваша эта черта у меня вылезет.
-Да нет, ты весь в мою маманю, такой же упертый, та тоже вредная была.
-Здорово, я рад, бабуля у меня была классная, а ты вот совсем не в неё. Ладно, бывай.
Сын её давно ушел, а она, перейдя на противоположную сторону улицы, долго сидела, приходя в себя и как-то ясно вдруг осознала, что вот этот рослый, рано повзрослевший парень, которым можно гордиться, её совсем не воспринимает, как мать. Да и какая из неё в принципе мать, особенно сейчас, когда он увидел её такой — трясущейся и с жуткой мордой. Вздохнув, встала и побрела к пивнушке, так привычнее. И всю неделю компашка алкашей слушала похвальбу о сыне, а потом она просто не проснулась...
Димка и батя похоронили её по-людски, поставили крест, с Платоном сделали небольшую оградку, посадили цветочки — все как надо.
-Ленк, ну вот везде пишут про материнский инстинкт, вон, как медведицы, волчицы... да все животинки своих щенков-котят защищают. А что ж, такие вот бабы ...типа моей... Наверное, этот инстинкт напрочь отсутствует? Я вон на Платона смотрю, их Димулька — это же невольно начинаешь улыбаться, когда его видишь, или Тимка Полосухинский... да любого ребенка возьми. Что ж человеки-то такие бывают? Не, Ленк, я точно пить не буду — боюсь, блин, вдруг во мне эти их гнилые гены выскочат, ну их на фиг!!
Петрова молча обняла своего такого родного Кондратьева.
-Дим, ну бывают же всякие лишние хромосомы, что-то пошло неправильно, вот они и уродились такими ущербными, ну в плане, слабаками, типа производственного брака. Как Платоновские родители вон, а из ребят шестерых пока при Саньке все нормальные, кто знает, отчего так... Платоны — не сломались, а Никочка, у которого все было, кроме приличных денег на кармане — вон, человека продал... Я вот подумала, что у каждого есть такое местечко для гнили где-то внутри, но кто-то её выжигает-высушивает ещё в детстве, а кто-то наоборот, ещё и прикармливает. Тот же Никочка, или наша общая "подружка" Барби. Иринка Максимова нам с Лесей потихоньку сказала, что сестра Платоновская, ну эта, Маринка, чуть ли не из штанов выпрыгивает от злости, что у остальных все хорошо, вот если бы они как родители пошли во все тяжкие... то порадовалась бы, а ведь жутко представить, чтобы остальные Платоны были завистливые и мерзкие... брр!! — она передернулась.
-Ленк, ты это, мне просто напоминай, мало ли, я в дурь попру, а ты мне тихонько так говори "Дим, ты как мамашка твоя!" и я точно угомонюсь. Но пить однозначно не буду, противно вспоминать, какие они в запое...
-Петрова, отвали, не провоцируй!! Я же не железный, чего ты ко мне жмешься??
-Когда мы хоть уже вырастем? — как-то горько сказала Петрова.
-Вырастем, скоро уже.
-Дим, а вот в техникуме какая-нибудь понравится тебе... и чего?
-Отвали, а? Где ж такую пичугу ещё найти? Ладно, иди, немного пообнимаемся, эхх, правда, когда уже восемнадцать будет?
-А не надо было папке обещать — вот!
-Молчи лучше!!
Полосухины с Марианом поехали в Черногорию и Хорватию. Неожиданно для всех не поехал с родителями Колюня, остался с Верой и Тимошкой.
Тимка уже звал братика — Коя! — ходил за ним хвостом, очень любил засыпать под его чтение, на море усиленно волновался, если Коя долго плавал вдалеке от него. А уж на вопрос — Как ты братика любишь? — бежал к нему, сломя голову, пыхтя, обнимал и мусолил своего Кою. Антон озадачивался:
-Нат, он Кою больше нас с тобой любит? Но замечательно, что у братиков такая любовь, трогательно за ними наблюдать.
Вот и не поехал Колюня:
-Мам, пап, ведь Тимка будет страдать без всех нас, я с ними останусь, а вы мне все потом покажете. Тимошик подрастет, тогда с ним и съездим вместе.
Мариан, бывавший в бытность страны Югославией во всех остальных республиках, повез их сам сначала в Черногорию — малкую страну, где Полосухиных зацепило заросшее Скадарское озеро с его птицами. Лерка прыгала от восторга, наснимала много фоток — птички, не боясь, подлетали к её руке с семенами и кусочками хлеба. Природа никого не оставила равнодушным, очень понравились города Будва и Цетине, особенно впечатлил вид с горы Ловчен — панорама, открывающаяся оттуда, захватывала дух. Затем заночевав в Перасте, долго бродили по городку, любовались на Церковь Богородицы на Рифе, расположенную на небольшом искусственном островке, остальными храмами, забрались на колокольню церкви Святого Николая. Там долго молча любовались открывшимися видами, на бухту и горы.
-Да, создал Господь для нас такую красоту! — негромко сказал Антон.
А потом была Хорватия с её чистейшими реками и озерами, заповедником Плитвицике озера, и, конечно же — Адриатикой. Побывали в Сплите, Дубровнике, полюбовались на водопад в заповеднике Крка... впечатлений и восторгов было сверхмного.
Марьян довольно улыбался и радовался, что его драги други увидели красоты его страны, бившей Югославии.
Натка подустала, и через восемь дней поехали назад. Тимошик-то начал рыдать по вечерам — мамы не было. Лерку оставили в Сербии, Мариан клятвенно обещал приглядывать, а сами поехали в Несебр.
Приехавших родителей заобнимали, обмусолили по полной программе, ребенок скакал и взвизгивал, гладил ручонками по лицу то маму, то папу, прижимался крепко-крепко, а Полосухин шумно сглатывая, успокаивал своего Антоновича:
-Ну что ты, маленький, мы с тобой, все-все — больше никуда от тебя.
Тимошик, обнимая их, выдавал новое слово:"Монё!" — вместо "Моё". -Вот, Вер Иванна, я под полтинник столько любви получил, самому не верится.
-А хорошему человеку и должно быть много любви, Тошка. Я тебя тоже сильно обожаю, ты моим дорогим так во время случился. Я Натку такую сияющую и не помню, когда до этого видела. Я вот всегда вспоминаю мамку свою, говорила: "Господь не без милости!" Нам, всем троим выпало ох, сколько, а сейчас, глянь, у всех и наладилось. Таня вот больше всех цветет и пахнет, даже хулиганить меньше стала!
Санек с Андреем на вокзале в Рязани встречали своих мелких, едущих с отдыха. Поезд через десять минут прибывал, крутившиеся у пригородных касс подозрительные личности чего-то поглядывали на братьев. Сашка на них совсем не обращал внимания, а несколько раз прошедший мимо них и как-то очень внимательно вглядывавшийся в него бомжеватый мужик вдруг неуверенно спросил:
-Платон, это ты? Я не ошибся?
-Да, Платон, а ты кто?
-Не узнаешь? — как-то горько усмехнулся мужик.
-Не, совсем даже не представляю, кто! — пристально разглядывая его, ответил Санек.
-Да мы с тобой вот в этом городе и познакомились... на пересылке.
-Все равно не помню...
-Да Шершень я, Шершнев Вовка.
-Вовка??? Вовка, ты?? А че такой старый? Ты же, года на два меня только и старше? Вовка, это точно ты? Ни х... хрена себе. Андрюх, это Шершень, я с ним и Вихрем по этапу шел. Вовка, у тебя совсем все хреново??
Динамик объявил что поезд из Анапы прибывает.
-Вовка, у меня сестрички приезжают, давай так — приедешь, скажем, через недельку к нам, поговорим, подумаем, может, чем смогу помочь, ты не пропадай.
— Санек, а Вихрь как? Видитесь хоть??
Санек помрачнел:
-Вихря уже восемь лет как нет, приедешь, расскажу.
Из-за поворота показался поезд.
-Вовка, вот адрес, найдешь, там несложно, помойся только, у меня детей много, не напугай! Бывай, жду.
Санек увидел своих Платошек, машущих им с Андрюхой из окна:
-Вон мои сестрички, Вовка, не пропадай!
Девчонки, выскочив из вагона, повисли на своем любимом Саше, перебивая друг друга и торопясь поделиться впечатлениями. Затем повисли на Андрюхе, а Вовка с такой завистью смотрел на Платона, которого с двух сторон уцепили девчонки и, подпрыгивая и смеясь, шли к стоянке машин.
-Какие вы у меня красотки стали! — Санек восхищенно смотрел на своих девчушек. — Чё-то и выросли как. Я совсем мелкий становлюсь, куда хоть тянетесь?
-Хи-хи-хи, Саша, ты все шутишь!! Саша, а мы грамоты там, в лагере получили, я одну, а Светка — две, там так здорово, у нас совсем времени не оставалось, а сколько друзей новых сейчас у нас...
Всю дорогу до дома Санек с Андрюхой улыбались, глядя на своих счастливых сестричек, а уже дома Андрей порывисто обнял Сашку:
-Братух, я не девка, но я тебя так люблю, ты самый лучший брат на свете, точно!! Смотри, какие у нас девчонки стали! Я вот вспомнил, как Светку мы тогда увидели, и ща — такая красоточка! Сашка! — он опять крепко обнял Платона, но долго обниматься не дал притопавший сынок — уцепившись за папину штанину, протянул ручки.
-Иди сюда, сыночек, иди, маленький!
Маленький от чувств положил голову папе на плечо и чего-то запел.
Вечером Санек негромко говорил своей Леське:
-Чё-то меня все так полюбили, вон, Андрюха обнимался, я вроде ничего особого и не делаю??
-Вот за это и любим, у тебя все идет от сердца, ты у нас один такой!
А через неделю появился Вовка Шершень, бедненько одетый, выбритый, чистенький. Долго разговаривали с Саньком и тот решился... позвонил Крюку, попросил уделить немного времени. Поехали к нему. Там Санек выступал адвокатом, просил помочь мужику.
. -Пока он сидел, мать умерла, а сестрица продала квартиру и уехала жить в Испанию, Вовка же остался без ничего и пришлось бомжевать, хотя у мужика золотые руки, он на зоне всегда востребован был, водопроводчик-сантехник. Владимир Ефимыч, мы с ним и Вихрем рядом спали, Диман его уважал, может, какой угол, типа как дворнику? Парняге двадцать семь всего и есть.
Молча сидевший Стальной негромко сказал:
— Владимир Ефимыч. В нашем ЖЭУ точно сантехник нужен, я заяву подал десять дней назад — у матери там чего-то течет, а меня все завтраками кормят, у них массовый запой, и сантехника выгнали.
-Хорошо, узнаем, чем можем — поможем, но... Сашка, с тебя спрошу, если ваш друган опарафинится, и строго.
Санек ушел, надо было с сыном гулять — Бирюк на сутках, а Леська с девчонками затеяли генеральную уборку, Крюк же дотошно и тщательно выспрашивал Шершеня обо всем.
И через пару дней Шершень приступил к работе в ЖЭУ, угол для него нашелся пока с подселением, но в тресте обещали, если человек будет работать и не пить, то однушку служебную точно выделят.
Санек сказал Шершеню:
-Если мозги остались после бомжевания, все у тебя получится. И с жильем будешь, и семью заведешь, если не сможешь, лучше просто исчезни, все от тебя зависит.
-Платон, я очень постараюсь, самому надоело грязным и вонючим ходить.
А Бобер, увидев загоревшую, похорошевшую Олюшку — оторопел.
-Ничё себе, Оль, как ты выросла! Тебя и мелкой теперь не назовешь, невеста совсем!
-Расту, Саш, ты вон тоже как вытянулся, Димана догоняешь, — заулыбалась Платошка.
Бобер же удивленно отметил про себя, что вот эта симпотная Олюшка ему очень нравится.
Бирюк приехав с Платонами в деревню к баб Нине, полдня усиленно помогал по хозяйству, а под вечер исчез. Занятые прополкой своих цветочков любопытные девчонки сначала и не заметили, что Бирюк не наблюдается в зоне видимости, а когда совсем стемнело, забеспокоились:
-Саша, где наш Бирюк?
-Он по делам ушел — не волнуйтесь, спать идите уже!
Утром, вернее часов в одиннадцать, Бирюк появился — весь сияющий, как новенький пятак.
-Ребя, я это.., женюсь!
-На ком? — удивленно спросила теща.
-Да вон, на Танюхе Ивановой, мы все порешали уже, дочку я удочерю, так что нашей компании прибыло аж на двух девчонок.
-Когда же?
-Уже, с утра сходили, расписались.
Как обиделись девчонки Платоновы:
-Мы что, тебе совсем чужие, почему нам не сказал и не позвал?
-Да ладно, вы чё. Завтра к вечеру и отпразднуем это дело, на фига нам пышная свадьба, когда уже ребенку три с половиной года? Лех, ты это не волнуйся, я пока в деревне позависаю, да и на работу отсюда ездить поближе. А там разберемся, мы с Танюхой все прикинули, не стеснишь, а там видно будет, чё и как.
— Ну, Бирюк, ну, молчун, все с Димкой возился, вроде на девок и не смотрел.
-Нее, я приглядывался, жениться — это же не ботинки купить, те поменять можно, новые купить, а здесь надо серьезно, чтобы уже наверняка — один раз и будя!
-Философ, блин! — фыркнул Санек, обнимая Бирюка. — Наконец-то я тебя пристроил.
-Ага, помечтай, ща вот, фига с два вы от меня отделаетесь, да, Димулька?
Димулька радостно подтвердил:
-Дя!
-Во, устами младенца... И ваще, год урожайный на свадьбы будет, вон, или Андрюха, или Леха точно женятся, ох Санек, сколько у тебя родни набежало, а ещё деток нарожают?
-Ага, — подтвердил Санек, — колхоз "Красный лапоть" называется.
-А нам пофиг, хоть 'Сто лет без урожая', лишь бы не развалился!
На следующий день приехали Андрей с Иринкой, и пятерка Андрюхиных работников — Кондратьев с компанией. Народ шуршал до самого вечера, все бегали, чего-то шушукались, хихикали, 'чё-то мутили', по выражению Бирюка. На дворе Ивановых суетились местные — устанавливали столы, тащили всякие салаты, закуски. Платоновы девчушки принесли много цветов и старательно украшали двор, наплели всяких веночков, поставили интересно подобранные букеты на столах, к вечеру потянулись гости.
Торжественный какой-то, совсем непривычный Бирюк и его кругленькая невысокая Татьяна сияли, а от их радости хорошо было и окружающим, особенно Саньку, он втихую признавался Леське, что сильно гонял за Бирюка, боялся, что так и останется непристроенно-неприкаянным.
И гуляла деревня от всей души, пожилые женщины сильно удивили молодежь,— они пели, плясали, нарядившись, кто во что горазд, был даже милиционер в едва сходящемся на мощной груди, размера пятого, кителе. Молодежь устала смеяться от проделок взрослых.
А уж когда на гармошке заиграл соседский дедок... вот тогда пляска стала массовой. Как плясал Димка Кондратьев, у него никогда в жизни не было такого зашкаливаюшего адреналина, веселье захватило всех, даже мелкий Платошка радостно прыгал у папы на руках. А Петрова любовалась своим Кондратьевым, она такого счастливого Димана не видела никогда.
И подсела вся молодежь на гармошку, они с удовольствием подпевали женщинам, не зная половину песен, но повторяя припевы.
-Ленк, я влюбился в гармошку. Такая вещь клёвая, даже не ожидал!!
-А как ты думал, милок, — откликнулась соседка Сашкиной тещи, — Россия без гармошки, это не Россия! Федорыч, давай-ка нашу, деревенскую! — и народ запел: — "Ой мороз, мороз!"
Деревенские пели на два голоса, а молодежь, замерев, слушала эту, такую сто лет известную песню, но как она звучала под гармошку... Потом спели про тонкую рябину, про отраду в высоком терему, а потом были частушки. Вот тут всех удивил Санек Платон, как он посвистывал, и пел:
-Ой, теща моя, дай мне похмелиться! Твоя дочка подо мной плохо шевелится!!
А в круг выскочила его теща и припечатала:
-Ох, зять ты мой, зять, что-то мне не верится. Под хорошим мужиком и доска шевелится!
И понеслось — про тещу частушки сыпались как из рога:
-"Теща зятя обнимите, будет фото высший класс, всем на свете докажите — анекдоты не про Вас."
Ребята радостно прыгали, много смеялись, и долго потом вспоминали такую классную свадьбу Бирюка.
Тот недолго сидел во главе стола, лихо отплясывал, по-разбойничьи свистел и перетанцевал со всеми пожилыми девушками.
-Наш человек, — подвела итог теща Бирюка, — зятюшка нам по душе!!
Вот так весело женили Бирюка.
А Тучкова в усмерть обиделась на Платоновых, и особенно на Бирюка — как это, её и не позвали??
-Бля, я вас никогда не прощу, друзья называются... Это надо такую подлянку устроить?
-Теть Тань, да мы вас с Полосухиными хотели в ресторан позвать, как они приедут.
-Ни хрена себе, на ... мне ваш ресторан? Я, может, Цыганочку с выходом хочу сбацать? Как плясать под гармошку и частушечки петь — так они все, а теть Таню по боку?
-Теть Тань, — Бирюк чуть не плакал, — ну не обижайся, ну, давай по второму разу отпразднуем, вот приедут Полосухины, и специально для вас гармониста привезу к Сергееичу.
-Ну, сука-Бирюк!! Смотри, урою!!
Мелкая Тучкова наскакивала на Бирюка, а муж Леха, как всегда, отвернувшись, неприлично ржал. -Сашка, мелкие — они девки жуткие — всю жизнь по принципу "мышь копны не боится" живут.
Еле-еле угомонили мужневу жену.
-Танюш, я вот как женился на тебе, у меня жизнь кипятком кипит.
-А что Вы хотели, дяденька? Бачили очи, шо купували, жрите, хоть повылазьте! Не, ну я же так бы спела, эхх, — она приплясывая перед мужем запела:
-Я схвачу тебя за ноги, потащу тебя в кусты, не ... же на дороге королеву красоты!
Леха смеялся до слез:
-Я, наверное, до ста лет буду в тебе что-то новенькое открывать. -А то! — Таня опять запела: — Время сдвинули на час — суета на глобусе, раньше хрен стоял в постели, а теперь в автобусе! Жалко, свистеть не умею, а то было бы самое оно! — Таня, приплясывая, трясла плечиком.
Все уже вытирали слезы от смеха.
-Понял, что потерял? — Таня ткнула пальцем в грудь Бирюка.
Тот, рыдая от смеха, упал на колени:
-Прости, пожалуйста, я клянусь, — ни один праздник без тебя не начинать.
-То-то! Лех, как я тебе?
— Как всегда, Тань, я за всю жизнь столько не смеялся, как за последний год!!
-Ну ты, дяденька, жил, как Угрюм-река, вон ща как гогочешь, а смех, он жизнь продлевает! Когда твой босс приезжает, поплясать да под гармошку... эхх-ма!
-Через пять дней! Таня, нас Лилька ждет, хорош уже солировать!
-Ладно, живи, Бирюк... пока что... — Тучкова послала всем воздушный поцелуй, расцеловала маленького Платошку, приговаривая:
-Сладенький мальчик, дай я тебя потискаю! Сашка, рожай ещё таких же, смотри, какой мужик получился!
Санек улыбнулся:
-Ща Антон с Наташей нам подарят маленького, а мы попозже. Я и так многодетный, вон Бирюку заяву.
Таня 'нажалилась' всем, Вера поухмылялась:
-Надо же, без тебя обошлись — непорядок.
-И чего бы я от тебя путнего услышала, подруг? Ладно, все равно Бирюк мне гармониста обещал, ох и отведу душу, а вы, тетенька, завидуйте тама!! Леха снимет на видео, вот и давитесь слюнями!!
Полосухиным, едва они приехали, был чуть ли не ультиматум:
-Вы там, это, веселее шевелитесь, Бирюка пропивать надо срочно, пока у теть Тани настрой имеется!
Договорились на выходных исправить все.
Антоновича Коя научил говорить новые слова: мама-Нана, папа-Тёнь, баба-Маня, баба-Леля, сестра Леля. На вопрос: Как тебя зовут? — громко сообщал — Ма!!
Натку отправили на УЗИ, Антон, естественно, присутствовал тоже — результат обрадовал и озадачил:
-У вас два плода!
-Как два, но ведь у нас в родне нет двойни? — ошеломленно спросила Натка.
-Игра природы, Наталья Владимировна, значит, так суждено! — улыбнулась врач.
-А кто? — тут же спросил Антон,— девочки или мальчики?
-Пока не видно, хитренькие они у вас, спрятались!
-Антон? Как же мы с ними со всеми справляться-то будем?
-Справимся, девочка моя, справимся... спасибо, милая! — довольный Полосухин нежно обнимал её, а Натка была в растрепанных чувствах.
-Тошка, но ведь пятеро?
-А я говорил, что хочу большую семью, мое заветное желание исполнится скоро! Ты у нас теперь мать-героиня, а я отец... э-э-э, героин! Только бы хоть одна девочка там была — три мужика это, конечно, хорошо, но девочку, ласковую кисоньку хочу!
-Ну, уж кого сделал, тот и родится! — повредничала Натка.
Дома восприняли новость на "Ура"!
-Конечно, не вам же ходить бочкой на ножках и рожать, а потом ночами не спать! — ворчала Натка.
Тучкова, узнав, долго трясла Антону руку, приговаривая:
-Ну, мастак, ну, спец!
А потом были выходные, где отрывалась Таня и... мелкие Тимка и Димка. Тимошик, уже твердо стоящий на ножках, лихо по-своему, плясал, топал ножками и махал ручками, пытался вертеть попой. А Платошка старался повторять за Тимкой, тоже топал ножками и потрясывал попой. Таня лебедушкой плыла вокруг мелких:
-Вот я понимаю, мужики растут!! Ай, да ребятки, люблю!
Она поочередно поплясала то с одним на руках, то с другим.
-Понял, Бирюк, чего не хватало на твоей свадьбе?
Тимка сначала просил: "Сё-ещё", потом хлопнулся на попу и опять сказал: "Сё!", теперь это означало -всё, устал!
Гармонист постарался угодить Тане и с песняком. Ох, и выводила она, молодежь, если знала — подпевала, а Тане неожиданно для многих подпела мамуля Антона, баба Маша.
-Во, учитесь! — довольная Тучкова, отпыхиваясь, подсела к самовару, — пока я жива! Вы, молодые, ни фига не умеете веселиться. Эх, подруги не хватает, а то бы мы ещё лучше забацали!!
-Танюш, и соседа бы, с верхнего этажа... Ну тот, что зимой в тапках и трико за пивом бегал, — добавил Леха.
-Это другая компания, дворовая! — отмахнулась Таня. — О, тортика поедим! — она потерла руки, — а чего его так странно порезали?
-Ну, теть Тань, вот эта четвертушка для тебя, персонально, а с той стороны — поменьше, для остальных.
-О, бл... блин, все для меня, рассветы и туманы, торты и чая стаканы! Будешь теперь, Бирюк, ученый!! Без меня и праздник — не праздник!
-Лех, я не сильно зазвездилась? — тут же спросила она мужа.
-Да на твои закидоны никто уже внимания не обращает, привыкли, кушай, вон, тортик, зацени!
Тимка копировал всех, особенно своего любимого Кою, ходил за ним хвостом, горько рыдал, если Коя от него куда-то надолго уезжал на велике. А уж когда увидел, как тот прижал руки к небольшому животику мамы — возревновал, отпихнул и громко восклицая: -Мама, монё!! — начал постоянно подлезать к Натке и водить своими ручками в перевязочках по животику. А когда Коя сказал, что там маленькая Ляля... теперь Антонович мог подолгу гладить и разговаривать с Лялей.
-Нат, надо же, Тимка — такой сообразительный, ты не находишь?
-Давно известно, поздние дети — они всегда умненькие, да и смотря какое окружение. А у Тимошки вокруг одни подростки, он же повторюшка, замечает все и пытается копировать каждого, один Платошка у него в подчинении, и впереди ох как весело с этими двумя жуками будет. Уже на минуту оставить нельзя вдвоем, наш верховодит, а тот за ним точь в точь повторяет. Вон, смотри, рыбу ловить пошли.
Тимка взяв своего, пока ещё не совсем надежно ходящего друга, за ручку тащил его к старой ванне с водой, в которую сам же и набросал всякие игрушки... Какой сачок, всю эту 'рыбу' ловят настоящие мужики руками, а потом эти мужики мокрые насквозь, но счастливые... Если кто-то подходил к ним во время их занятия, Тимка сильно возмущался, так и присматривали за ними в отдалении.
Санек спросил у братиков:
-Ну чё? Кого женить будем первого? Леська вон откуда-то знает, что в один год сразу жениться нельзя двоим родным, чё-то там с приметами, так что решайте сами — кому сильнее не терпится.
Братья переглянулись, Леха вздохнул:
-Мне, Сашк, у меня Танюшка беременная.
— О как? Ну ты и шустрик, потерпеть не судьба была?
Леха усмехнулся:
-Я у вас молодо-зелено, чего уж теперь...
-Так, блин, я начинаю подумывать, что квартира совсем маловата у нас, куда всех размещать будем?
-Сашк, я у тещи жить буду, уже решили, они с Танюшкой и тестем втроем живут, вторая половина дома пустует, вот там мы и обустроимся, где всем толочься у вас. Там сестрички-невесты, а мне здесь легче дышится, вы же знаете — я внутри деревенский. А на работу? Вон, в мехмастерские берут, тесть договорился.
— А учеба?
-А что учеба? Переведусь на заочное, год остался. Весной вот и диплом получу, там в мастерских сказали — если потяну, то мастером поставят. У них со всего района ремонтируют технику, частную и всякую другую. А я у Андрюхи хорошую школу прошел, кой чего умею, да и тесть у меня башковитый мужик. Сашк, это... ты давай со мной сходишь, познакомишься с ними, да и ты за отца нам всем — тебе и сговариваться надо.
-Так, блин, не было печали, сговариваться как-то, я ни фига не понимаю... о, Тучкова!
Платоновы дружно засмеялись:
-Точно, обижалась на Бирюка, пусть ща берет все в свои руки.
Когда Тане разъяснили суть дела, она возгордилась донельзя:
-А, бля!! Поняли урок, конечно приеду! Когда? Завтра? Няма проблем, буду как штык, ух я и развернусь!
Сватам Платоновых оставалось только поддакивать и головой качать от напора и идей Тучковой.
-А как вы хотели, эти Платошки, они мне все давно родными стали, я за них любого... опарафиню!!
Сашка в голос засмеялся, вспомнив, как Таня встретила и 'вежливо так, по-французски', поговорила с давним обидчиком Олюшки.
-Это точно, Акимов этот, потом, завидев тебя, теть Тань, резко подрывался и убегал.
-А то! Не хрен наших обижать! Свадьба — через три недели, в средине августа, значицца пошуршим! -Тучкова азартно потерла руки. — Так, гармонист имеется, девки певуньи-плясуньи тоже, ох и завернем!
— Таня, у нас в родне и баянист есть, в Ступине живет!
-А чего молчим? Баянист — это ж клад, ух, Леха, земля дрожать будет от нашего перепляса. Сашк, может, уговоришь подругу, а? Она тебя любит, а мелкого тем более, может, прилетит? Натка теперь постоянно беременная, и зажечь-то не с кем, а с подругой мы...
-Попробую, теть Тань, может, и правда, получится.
-Тогда точно, небесам жарко станет! Сашк, вали, мы со сватами порешаем чего и как — ты нам без надобности!
Таня развила бурную деятельность, одно только было не в жилу — подруга не приедет, ждет карточку ВНЖ и до сентября уехать-приехать никак не может.
-Вот всегда ты так, Вихрева, все у тебя через задницу, нет бы оторвались по-нашему!
-А то ты без меня не оторвешься? — смеялась Вера.
-Оторвусь, но с твоей поддержкой была бы точно бомба.
-Я тебя отсюда поддержу!
-Заметано, не отвертишься! Уж я постараюсь!!
И настал этот день 'Х'( то ли икс, то ли х, хрен его знает — по выражению Тучковой)
По центральной деревенской дороге неспешно катили два 'Жигуля', колесный трактор и самосвал. Все средства передвижения были украшены шарами, лентами, цветами, на крыше передних жигулей сидели трое-впереди гармонист, лихо наигрывающий плясовую, свидетель с широкой красной лентой через плечо и жених, за ними трезвоня и периодически подавая гудки двигался свадебный кортеж. Где Таня нашла для жениха и свидетеля картузы — загадка, но они ещё и подпоясались кушаками, вышитыми, жаль, не нашлось хромовых в гармошку, сапог.
Едущие сзади тоже были принаряжены, специфически — у кого кушак, у кого бейсболка вся в цветочках, у кого рубаха в петухах. Все гоготали и орали, шум был на всю деревню.
У двора невесты собрались все соседи, посреди дороги натянули веревку. Готовились к выкупу, естественно, в первых рядах была Баба-Яга, ох и торговалась она, жених от смеха почти рыдал, она засыпала его вопросами, какой размер обуви, платья, бюстика. За каждый неправильный ответ он отдавал ей денежку. Потом все пацаны дружно делали их надувных узких шариков буквы имени невесты, чтобы точно знать туда ли приехали, 'а то может тут не Татьяна, а какая-нить Маша живет? Затем Леха гусиным шагом шагал под протянутыми веревками, затем пел с бабой Ягой жалестную песню, которую он впервые слышал, но подпевал, потом перепрыгнув через костер, все-таки добрался до милой, вынес её на руках и хотел было усадить в Жигуль, не тут-то было, молодых усадили на трактор, который уже облепили друзья жениха.
Баба Яга уселась на крышу первой машины и поехали регистрироваться, с посвистом, шутками, гудками, воплями.
Возле сельсовета собрались наверное все жители деревни — такой свадьбы народ ещё не видывал. Молодые, выйдя из сельсовета после регистрации, попали под цветочно-рисовый дождь, тут же на площади началось веселье — разом заиграли баянист и гармонист.
И понеслась плясовая, наверное не было ни одного человека, кто бы просто неподвижно стоял и смотрел: кто плясал, кто хлопал в ладоши, кто приплясывал на месте, ребятишки прыгали и скакали, даже бабульки с палочками не остались в стороне. Старый такой дедок заливисто свистел, баба Яга расцеловала его за такой заливистый свист.
Всем налили по лафитничку, за молодых, Лехиной Танюшке надарили столько цветов, что пришлось их складывать в кузов самосвала. Уставшие баянист и гармонист запросили перерыва, тогда врубили музыку в клубе и из динамика понеслись танцевальные мелодии.
К Тане, бабе-Яге пробилась Лехина теща:
-Слышь, тамада хренова, у нас все прокиснет на столах, пока ты тут хороводишься, я что, с караваем полдня стоять буду??
-Все, все, ща идем!
Приплясывая и подпевая, баба Яга махнула рукой, чтобы вырубили музыку, поклонившись, сказала:
-Ой, потешили баушку!! Спасибо, честной народ, вы тут пляшитя, а нас тесть с тещёй ждут не дождутся. Спасибо вам за то, что так поздравили наших молодых! Ну-ка все дружненько крикнем: Совет да Любовь!
Ну и крикнули все, пока молодые шли теперь уже к машине, им от всей души желали много доброго.
Свадьба уехала, а на площади ещё долго отплясывали под развеселые мелодии разожженные весельем сельчане.
-Вот, всем праздник случился. Ай да свадьба! — долго потом вспоминали в селе.
А свадьба продолжала петь и плясать. Были тосты, забавные конкурсы, приколы, Таня не давала никому покоя, переодевшись цыганкой, трясла плечиком, приглашая танцевать всех подряд мужиков, подняла всех женщин, у кого позволяла ширина платья, заставила встать раздвинув ноги и вызвала желающих мужчин проползти 'полосу препятствий' — Санек, захохотав, полез первым, за ним Диман, потом Тимка с Димкой, которые радостно прыгали и рвались в гущу событий. Затем была дикая 'Ламбада', держаться надо было непременно за бедра соседа. На средине цепочка порвалась, три человека упали, пока их поднмиали, пока опять хохотали, музыка закончилась. Потом украли туфлю у невесты, потом в последний момент, успели её спасти от злого Бармалея, потом на простыне, прицепленной на стене, появились Вера с Марианом — ребятки увеличили их изображения со скайпа — они поздравили молодых, а цыганка вызвала Веру на поединок.
-Петь частушки, кто кого.
Вера посмеялась, спела :
-Мой миленочек задумал мастерскую открывать, чтоб в ремонт презервативы у народа принимать!
Таня в ответ:
-Мимо нашего окна пронесли покойника, у покойника стоит — выше подоконника.
Вера более хамскую:
-Я на мельнице работал, деньги заколачивал — водяное колесо... носом... поворачивал.
Таня:
-Эх, ёш твою мать, надо нишшему дать, нишшый — бедный человек, не видал... денег... вовек.
Вера хитренько взглянула на неё и спросила:
-Ничья?
-Э, не, подруг, ты же знаешь, что меня в частушках не перепеть.
Вера кивнула, хитренько улыбнулась и запела:
-Обручальное кольцо, непростое украшенье, двух сердец одно решенье, — народ подхватил, заиграл баянист, красиво, слаженно допели песню.
-Хитра, подруг, вывернулась! Ладно, согласна, ничья!
Вера ещё раз поздравила молодых, попросила Димульку и Тимошика поднести поближе. Полюбовалась на них, Тимка покричал:
-Баба Леля ди! — похлопал себя по коленке, — "иди ко мне", то есть. Мариан проникновенно, по-сербски тоже поздравил молодых, никто ничё не понял, но видно было, что Мариан говорит очень добрые пожелания.
В конце вечера Таня без сил шлепнулась на стул рядом с мужем:
-Фух, устала!
-Ещё бы, целый день скакать козой!
-Зато клево, надолго запомнят, и без теть Тани, надеюсь, ни одна свадьба больше не состоится, Диман, смотри?
-А чё смотреть, теть Тань, как только соберемся с Ленкой — ты первый гость на нашей свадьбе, отказ не принимается.
-Ха, хрена я откажусь!
Народ пошел плясать последний раз, а Таня, привалившись к широкой груди мужа, как-то задумчиво сказала:
-Лех, а ведь без Верки я бы точно пропала. Не хватило бы всего моего задора пережить всю ту дрянь, она же своей веревкой с мылом меня встряхнула тогда, да ещё как. Мы вот с ней ворчим, а я без неё на самом деле — сирота. Я, конечно, ей это не скажу, нос чтоб не задрала, но люблю я её...
-Тань, она тебя и Натку тоже обожает, у вас как бы это сказать... одна общая пуповина. Вера — это центр, потом вы с Наташей, а возле вас и все мы прилепились. Вы, девки, все три, замечательные, мы с Полосухиным уже не раз меж собой говорили, как нам крупно повезло, что вы на нашем пути встретились. Антон вон совсем другой стал, куда делся желчный, вреднючий мужик.
-Когда пять отпрысков, один другого лучше, некогда вредничать. Ещё три года назад скажи кто Натке, что у неё вскоре будет пятеро детей, да заплевала бы, а ща, вон, как корабль плывет, с двойней-то, а Тошка... Ну чисто гусак возле неё, хорошо! А на следующий год Андрюху пропьем, потом года через два -три Лерку, Димана с Петровой, стареть некогда будет, красотища!
-Переквалифицируешься ты, Тань, в деревенского тамаду.
-Точно, в городе не поймут, когда увидють на крыше машины — заарестують! — засмеялась Тучкова.
-Ой, как арестують так и выпустють! — в тон ей сказал Леха. — Ты ж типа цыганки. Я как-то забежал к приятелю в отделение — надо было один документ забрать, а там цыгана ППСники привезли, кого-то обул на вокзале. Пока поднялся в кабинет, пока то, се — звонок, дежурный приятеля зовет... вышли... а там полна дежурка цыганок, детишек, все галдят, суют дежурному грудных детей, рыдают, кто во что горазд, минут двадцать этот табор усмиряли, потом ещё столько же выпроваживали их из дежурки. Так и тебя долго не смогут выдержать.
-Ладно, ладно, так, че у нас дальше по плану? А, теперь только Полосухинских деток достойно встретить! Лех! Как думаешь, может, в крестные возьмут, девочке, если родится.
-Не, Танюш, не возьмут, тем более девочке — она же вместо 'мама' точно 'бля' начнет говорить! Мальчика, может, и доверят, опять же польза большая пацану от такой крестной — ему море по колено точно будет.
-Знаете что, Алексей Петрович... — начала обиженно Тучкова.
-Вот за это и полюбил, где ж ещё такую хулиганку найдешь? — притягивая её к себе и обнимая, смеялся Леха.
-Все бы Вам, дяденька, хи-хи.
Подошел сентябрь, начались занятия. Ленке Петровой было очень скучно и одиноко в классе, не сидел за спиной её Диман, да и без Сашки Бобра пацаны как-то приуныли...
А ребята привыкали к новому коллективу, к новым дисциплинам, домой являлись часа в три. Димка дома сразу же садился за работу — он и не думал отказываться от подработки, деньги-то нужны, и ждал Петрову, которая, сделав свои уроки, летела к нему.
Петровы-родители полностью им доверяли, знали, что загруженному Димке не до гулянок и прочей дури, отец, правда, после работы иногда заскакивал, удовлетворенно отмечая, что их дочка, дома совсем не подходящая к кастрюлям, у Димки постоянно что-то готовит.
-Мать, наша мелкая меня сегодня вкуснющим супом кормила, — говорил он вечером жене.
-И что, лучше моего?
-Конечно, дочка же варила! — поддразнивал он жену. — А если всерьез, ведь здорово, что она сама, без принуждения, готовить берется. А уж старается как. Но зять — красава, постоянно подхваливает её, откуда чего у пацана берется. Хорошая должна получиться семья, молодцы, понимают друг друга. Вот ведь как бывает, что Димка, что Сашка Платонов — и не воспитывал никто, а смотри, какие нормальные ребята получились!
И тот и другой были загружены по уши, Димка старался и в учебе не отставать, и работу сделать как надо, тем более, интересно же так.
А Санек... он иногда ощущал себя глубоким стариком, столько проблем было постоянно: обязательно выслушать сестричек, побаловаться и погулять с Димулькой, прикинуть расходы-доходы, что-то подкрутить, подделать в их большой квартире.
-Лесь, во, теперь я понимаю, как это не хватает двадцати четырех часов, одно радует, у девчонок в их этом дурном возрасте нет закидонов.
-Когда им быть-то, они тоже стараются как-то да помочь, и по хозяйству, и своими поделками денежки зарабатывают, а Светка ещё и на тренировки мотается.
Девчонки сделали из своих, самолично выращенных цветов и плодов красивую экспозицию на школьный Праздник Урожая. Заняли первое место и принесли грамоту, Санек уже давно приделал на стене планочку, куда девчонки вешали свои грамоты, и гордился их достижениями, особенно перед проверяющими.
Незаметно подошел срок родов у Натки, в этот раз никто не мешал и не провоцировал, и родила она, на удивление, быстро и легко.
Полосухин впал в ступор когда ему сказали, что родились две доченьки.
-Две? Девочки? — недоверчиво переспросил он.
-Да, две девочки, — подтвердила дама в окошечке.
И солидный, пятидесятилетний мужик подпрыгнул и радостно заорал:
-Дооочки, урааа!!
На крыльце набрал домашних:
-Мам, у нас две девочки!! Мам, я безумно рад, девочки — это же моя самая заветная мечта!!
-Тимошка не зря живот обнимал и разговаривал с Лялей, я рада сын, очень. Как Наташа?
-Сказали, все хорошо, жду её звонка, как в палату переведут.
-Девочка моя, у меня нет слов! — через три часа говорил он своей Наташеньке. — Я так хотел дочку, а тут две... я самый счастливый отец в мире! Любимая моя женушка, спасибооо!
Мамочку с сестричками приехали встречать все. Антон тоже озадачился покупкой минибуса — семья-то большая. Папка, нисколько не заморачиваясь, взял своих малышек — Софью и Веру одну в правую-другую в левую руку и важно вышел на улицу.
-Ааа, Тошка, Натка, поздравляем! — к нему подлетела Тучкова. — Дай подержать!
-Тань, ну ведь уже не прилипнет! Или все-таки..?
-Не, бля, не прилипнет, Лех, где ты шлялся? Нет бы раньше встренулся!! Натка, дай я тебя расцелую, во Тошка тебя как распечатал!
-Теть Тань, ну ты хоть здесь не хулигань, — засмеялась Натка.
-Мама, мама, — моя, ди, Таня! — влез Тимошик, отталкивая Таню. — Мама, де Ляля?
-У папы на ручках.
-Кази, папа.
Внимательно посмотрел на сестричек, вздохнул:
-Не, игать!
-Подрастут наши девочки, и будешь с ними играть! — ответил его обожаемый Коя.
Дома каждому не терпелось посмотреть на малышек, но ревнивый Тимка старательно отгонял всех от сестричек, повторяя: — Монё!
-Глянь, защитник у девчонок уже есть! — улыбалась баба Маня.
Под вечер разъехались все, а Антон и Натка долго сидели обнявшись, и так уютно-славно было молчать вдвоем.
-Девочка моя, я за три года столько получил, сколько за всю предыдущую жизнь не случилось, я даже не благодарен, я безумно счастлив, обмираю по вам всем!!
-Я так рада, что девочка у нас, Верунька. Я тебе не говорила, но очень ждала девочку, должна же была родиться Верочка, а Сонюшка как дополнение. Завтра позвоним теть Вере, познакомим с маленькой тезкой!
Утром, перед школой, заскочила Лерка.
-Мам, можно их подержать чуть-чуть, они такие крошечные, миниатюрные, Тимка, точно, больше был. -Лер, девочки всегда меньше и изящнее. -Мам, хорошенькие. А глаза папкины,серые?
-Они могут ещё поменяться, у младенцев так бывает.
Вечером Вера Вихрева, не скрываясь, вытирала слезы.
-Ребята, я так вам благодарна, это такое счастье иметь большую родню! Натка, ты умничка, я тобой горжусь!
-Умничка-то умничка, теть Вер, но ведь Тимка мелкий и две принцессы капельные совсем, замучаюсь в доску.
-Так тебе Тошка и дал замучиться, он наверняка уже все прикинул и просчитал. Твой Полосухин — это же компьютер ходячий, или я не права, Антон?
-Вера, ты всегда в корень зришь, естественно, я уже нашел няню для малышек! — и увидев, как насторожилась Вера, засмеялся. — Нет, дорогая теть Вера, никаких молодых иногородних, это наша соседка, Анна Сергеевна, у неё ситуация печальная — дочка два года назад уехала на заработки в Испанию, апельсины-мандарины собирать, нашла там мужика афро...чего-то и обрадовала мамку, что приезжать не собирается, а на внука будет высылать деньги, ну и через пару месяцев все прекратилось. Пацану десять — одежка, обувка горит на парне, вот она и устроилась к соседям домработницей с проживанием, а сейчас зима, она приглядывает за домом, плтатят-то за фактическую работу, еле вытягивает, пацан вместе с Колюней в одном классе учится. Мы и порешали все вместе, пока он в школе и на продленке — она тут с нашими детками будет заниматься, а по вечерам я дома, опыт уже имеется, школу молодого бойца прошел с Тимофеем Антоновичем, кой чего могу.
-Ну, раз внук есть, тогда ладно, а то многие молодые ранние вместо деток, хозяина ублажают.
-Ты что, Вер Иванна, я же по-черному свою девочку ревную, у меня же только Леха Петрович в доверии, там Таня в жисть не позволит амурчику быть, да пацанам вот нашим, Платоновым могу даже обнимашки простить, свои люди... А так... я тот корпоратив до сих пор, скрипя зубами, вспоминаю, ишь ты — мою девочку трогать, мы с Тимкой очень похожи, я тоже всегда 'монё' никому не отдам... Тем более -'монё' — самая лучая на свете! — Антон притянул Натку к себе поближе и зарылся носом в её волосы. — Я, знаешь, как молил Бога, чтобы из двух хоть одна девочка была, Верунька? А ща две мамины копии, только и моего-то — глаза, гордость распирает. Оно конечно, с одной было бы полегче, но я что, не мужик совсем? Честно скажу, мечтал, что Наталья Владимировна в перспективе мне троих подарит, а она даже внепланово стрельнула.
— Ну, Таня говорит, это ты очень старался, — засмеялась Вера. — Она, правда, много чего шлепает, но искренне, от всего сердца.
-Ага, особенно: "Бля, Полосухины!"
-Да уж, жалилась мне: "Верк, хотела Полосухиным в крестные набиться, да Леха сказал, не возьмут такую хулюганку. А я че, женщина скромная, ну подумаешь, иногда веду себя... несколько... экстравагантно."
-Пусть немного подрастут, ближе к теплу будем крестить, сейчас малышек по такой погоде возить опасно, всякие гриппы, простуды.
Девчушки, в отличие от Тимошика уродились спокойными, ночью давали маме поспать, просыпались только в шесть утра, первым вскакивал папа — не было такого, чтобы он отговорился, что устал, не выспался — его хватало на всё и всех.
Тимка же страшно ревновал своих Лялей ко всем, мог подолгу сидеть смотреть на них или же пел песни, когда они таращили глазенки. Песни были на тарабарском языке, но песни же, да и от души. Он уже довольно много мог сказать, даже мог назвать фамилию свою -'Ухинь', сестричек же называл Лял -Леля и Ляля — Сёня. Иной раз подлазил к мамочке и после кормления дочек, перед сном, умильно так просил:
-И ме сисю дать! — И такая рожица была забавная, что первым не выдерживал Антон:
-Нат, может, чуть-чуть... Мужик же просит? Опять же материнское молоко, оно...
Натка, выпучив свои глазищи, ворчала:
-Я что у вас, корова-рекордистка? Ещё вон, Колюню до кучи.
-Не, Коя у нас уже женихается. А этот ведь не отстанет, посмотри на него.
Антонович сидел как мышь, только рожица уже была жалобная-жалобная.
Тучкова вспомнила своего соседа со старой квартиры... там уже три года было, а он все тянул мать, она на Новый год ему выбор предложила: или машинку навороченную, радиоуправляемую, или сисю.
Сначала был ответ — машинку! Потом подумал-подумал и выдал: "Ну на... машинку. Сисю лучше."
-Таня, а вежливости не ты ребенка учила? — интересовался Антон.
-Все бы на меня бочки катили, я не причем, он ухогрей, на улице постоянно возле мужиков отирался, что козла забивали, вот и впитывал, и Лильку мою учил. Сейчас недавно увидела, совсем взрослый стал, узнал меня, засмущался.
Антонович, к слову сказать, к весне уже перестал просить, два года сравнялось, "бойсой" стал. К маю ждали девочку у Лехи Платонова, Леха был настроен на сына, а Санек, наоборот, говорил, что девчонки лучше.
-А сам-то, пацана хотел!
-Да не, мне как бы без разницы было — кто, я просто знал, что если сын, то только Димка.
В апреле, после Пасхи, готовились к свадьбе Андрея.
А Лерка и Петрова вздыхали и печалились, что им только по семнадцать будет, ещё целый год ждать.
Петровы родители понемногу откладывали деньги, зная, что их мелкая, но упрямая дочка под их крылом не задержится.
В конце ноября Таня озадачилась:
-Лех, Новый год подкатывает, что будем делать — Полосухиным небось не до гостей, две принцессы все внимание и время забирают?
-Скорее всего, да.
-Бля, так привыкли уже к разудалым встречам.
-Спрошу у Сергеевича!
Антон с Наткой долго думали как быть, но Коя, Лерка, Тимка — все ждали деда Мороза и веселого Нового года. Подумали, посоветовались с мамулькой и решили, что ничего менять не станут, разве что готовить на всю ораву будут 'Таня со товарищи'.
Тучкова, получив карт-бланш, шустренько опредлилась, кто и что будет готовить:
-У меня не забалуешь, гулять любите, значицца и приготовить сможете!
И созванивались пол декабря с ней женская половина, уточняя что и как лучше сделать.
Полосухины в стороне не остались, а Таня, приехав за два дня до Нового года, ворчала и тихонько материлась, выгоняяя Натку с кухни, оглядываясь, чтобы не услышал Тимка, который повторял все услышанное тут же.
-Натка, он же весь в меня вырастет, вот что значит рядом со мной тебе столько лет быть, усё отложилось — а на Тимошке проявилось. Точно-точно, вон Вихревой тезка, такая же тихушница... пока, а вырастет, чистая подруга будет.
— Теть Тань, им только два месяца, с чего ты взяла?
С того, вижу, бл... — подавилась Таня, стоящий побизости Тимка тут же повторил — 'бл'.
-Вот ведь ушлый! Подошел так, что я и не слышала, но хорош малой, иди сюда, целувки будем делать.
-Я музик, не! — категорически отверг лобызания Ухинь. Он целовался теперь только со своими, папа посмеивался:
-Правильно, мужик и должен быть мужиком!
Мужик старался во всем подражать папе и Кое, пыхтя одевал противные колготки, туфли, правда, почему-то всегда одевались не на ту ногу, но были же мама и баба, к которым он подходил показаться, что оделся. Подумаешь, туфельки, штанишки или колготки переодели с зада на перед, зато ведь сам одевался, как мужик.
-Тош, я думаю, наш Антонович годам к семи уже по девкам начнет ходить, ему только два будет, а по рассуждениям и поведению старше кажется.
-Сама же говоришь — поздние дети, они умненькие-преумненькие, а принцессы подрастут..? Во я какой, годам к шестидесяти — моим, моим, как родим ещё одного, вундеркинда...
-К шестидесяти годам у тебя Тимке десять будет и по восемь дочкам, пара внуков от Лерки, Колюне двадцатка... некогда будет вздохнуть, не то что ещё рожать! — Натка возмущенно пыхтела. — И не собираюсь я, куда уж больше, мать-героиня!
-Да шучу я, вот и помечтать не даешь. А внуки... да, года через три Валерия нам точно одного подарит, только увидим поди не скоро, чай, загранишный будет.
-Посмотрим, Адриану ещё два года учиться, да и наша после школы в техникум собралась, институт сказала, если будет желание, и заочно окончит.
-Может, ещё передумает. С Петровой за компанию и поступит?
-Петрова на золотую медаль идет, но что-то никак не определится, куда поступать будет. А наша? Наша-у неё только одно желание — работать в сфере туризма, понравилось разные страны видеть, достопримечательности знать, природу красивую увидеть не по телику.
-Значит, будем в институт туризма документы подавать.
-Если сдаст ЕГЭ хорошо, то, думаю, сможем уговорить. А как же Адриан?
-А что Адриан? Отучится, приедет, здесь найдем работу, дочка закончит учиться, а там видно будет — не понравится, пусть дуют хоть в его Сэрбию, хоть куда в Европу, да и Лерка образование нужное будет иметь. Экономистов и юристов вон на каждом шагу, а если потянет институт туризма, работу подходящую найдем. Я ещё с Петровой поговорю, может, вместе и попробуют поступать?
-Петрова девочка умная, но боюсь, будет невыездная, — улыбнулась Натка.
-Что это?
-Да она же без своего Кондратьева неделю не проживет... что наша, что Петрова — без своих бойфрендов никуда. А Димка, он товарищ основательный, у него все как бы распланировано, отучиться, отслужить, жениться. Работу у тебя в фирме надеется получить и жить со своей Петровой. Он, наверное, из-за своих родителей — насмотрелся на них, так все прикинул конкретно, хочется пацану, чтобы все было основательно. Он, посмотри, как тянется, и на учебу, и на работу время находит.
-Армию-то, может, и не надо?
-Ты что, он давно сказал — типа, что я, не мужик что ли? Его, такого, вряд ли какая дедовщина коснется — три года, что он был полубомжом — ой какой университет жизни. Я удивляюсь — самый сейчас дурной возраст, ну гормоны зашкаливают, а ведь дал тестю слово — держит.
-Ты-то откуда знаешь?
-Да, нашей постоянно жалуется Ленка — ждет-не дождется восемнадцати, типа, и свадьбы не надо, только бы Димка был уже всегда рядом — мужем.
-Надо же, редкая девочка. Сейчас всем наоборот надо, чем больше блеска и богаче свадьба...
-Да они у Лерки все такие подобрались, не сильно тряпками-мишурой озабоченные... Я столько раз Бога благодарила, что отвел Лерку от такого вот блеска! — Натка передернулась, вспомнив недавнее. — Пусть страшным путем, но зато наша дочка на красавцев, типа Никочки, реагирует однозначно — на дух не переваривает. Адриашка у нас хорош по-своему. Я бы за один рост в него влюбилась, да и мальчик неизбалованный.
-Вот, все бы вы на мальчиков смотрели, Наталья Владимировна!
-Да мне один мальчик — Тоша, все мозги запудрил так, что почти четыре года никого не вижу и не воспринимаю. Все что хочешь, получила, даже сверх нормы, особенно деток.
-Жалеешь?
-О чем, Тош? Наоборот, иногда проснусь, приснится какая-нибудь лабуда. Вот недавно кошелек украли во сне, помнится, в девяностые годы был такой у меня. Я во сне мечусь, ищу, страдаю, денег нет — чем деток кормить? Нашла — без денег... вскинулась... проснулась — рядом ты посапываешь, мелкие тоже спят. Встала, проверила всех деток, Колюня, как всегда, Тимку укутал, а сам с голой спиной спит, укрыла его, Лерка — калачиком свернувшись, спит, все на месте, все в порядке — попила водички, легла, прижалась к тебе — хорошо!! Тимка окончательно перебрался к Кое в кровать, но и спит с братом спокойно.
-Я тебя люблю, девочка моя! Я такой богатый стал во всем — дети, друзья, все есть, что ещё надо? Мне — точно ничего, лишь бы все были здоровы!!
Платоновы — Санек с девчонками и семьей приехали тридцатого. Тучкова тут же утащила девчонок на кухню, там выпеклись коржи фирменного медовика и надо было в срочном порядке промазывать кремом, доводить до ума и убирать подальше, от деловых товарищей — Тимофея и Дмитрия.
Санек нашел им занятие — наряжать елку. Как старались малыши, цепляли на колючие ветки игрушки, ветки кололись, но оба упорно не плакали, пыхтели, морщились, но украшали. Затем Санек стал просить их подавать ему игрушки, Тимошик спрашивал:
-Етя?
А Димулька, у которого словарный запас был поменьше, просто брал, например, красное яблоко и спрашивал: — Папа?
Папа кивал, и обрадованный ребенок искал для папы другую игрушку. Когда нарядили елочку и включили огоньки, оба прыгали и вопили от восторга, потом непременно надо было всем показать елочку, вот и тащили своих всех за руку к елочке. А уж как хвалили их все — старались же мужички.
Затем Санек утащил их на горку — вот где бесстрашные друзья накатались до изнеможения. Пока Санек вез их к дому, оба задремали, мамы быстро раздели, и детки крепко уснули.
А под вечер приехал Бирюк — семейный, важный, девчушка их тут же подружилась с мелкими, втроем носились по залу или же, взявшись за руки, ходили вокруг елки. Антон привез для мелких маскарадные костюмчики, Тимке-тигренка, Димке-лисенка, а Бирюковой Ксюшке-зайчика. Решили надеть костюмы завтра, Натка сразу же сказала, что если надеть сейчас — Тимка и спать в нем ляжет. Не приехал Леха Платонов с женой — она неважно себя чувствовала, решили не рисковать, встретить Новый год дома, с тещей и тестем. Зато Андрей приехал с Иринкой — та было застеснялась, но Таня в момент выдала:
-Да ты чего, дочк, у нас тут коллехтиф-кумпания — зашибись, огромное семейство, которое все прибавляется. Одних Платошек, как китайцев развелось.
-Ну спасибо, теть Тань, хорошо, что не с тараканами сравнила.
-Не, я женщина кулюторная, до поры, до времени.
-Тош, скажи-ка по секрету, а дед Мороз не сербский ли случится?
-Нет, Вера прилетит в марте — у неё срок пластиковой карты заканчивается, чтобы туда-сюда не мотаться, сказала, аж до мая останется, с мелкими поводиться.
-Могла и бы и сейчас приехать, до мая.
— Сказала — зимняя обувь у неё не подходящая для нашей зимы.
-Ой, скинулись бы ей на валенки с галошами!
Иринка немного постеснявшись — не видела ни разу никого из Полосухиных, кроме Леры, была втянута в предновогоднюю суету и через часок сказала Андрею:
-Надо же, я как будто сто лет всех знаю.
-А я тебе и говорил, что тут все классные.
Не приехал Чумаченко — умудрился простыть, а поскольку здесь были капельные принцессы, то естественно, остался дома.
У Бобра появилась симпатия в технаре, но он сразу четко сказал:
-Новый год я только у Полосухиных встречаю, по другому-быть не может!!
Олюшка было загрустила, но Санек ей пошептал, что пока она не подросла, пусть Бобер, как бычок молодой, на травке погуляет.
-Олюшка, я тебе железно говорю — никуда он от тебя не денется!! Вон, тебя этот рыжий, как его, Каменов или как там его, перестал провожать — думаешь, отчего? Да Бобер ему кой-чего пообещал, не спеши и не волнуйся, он ещё не созрел. Пусть покадрится, твое время придет! Не у всех же, как у Димана с Петровой — любовь с седьмого класса случается. Сама же знаешь, вон, как у нас с Лесей — ваще неожиданно все вышло. Я где-то читал, что выбираем-то не мы, мужики, а вы нас. Нам только кажется, что мы такие все... ага, как же — фигвам называется.
Детки костюмы одобрили сразу же — такие славные зверушки вышли. А уж воображали они... и снимать костюмчики категорически отказывались.
К вечеру подморозило, но кого это остановило, опять ломились столы — соседи тоже лицом в грязь, как говорится, не ударили, были тосты, салюты, поздравления, пляски, разошлись, правда, пораньше -пощипывал морозец-то, но зато к вечеру первого потеплело, и под ногами была каша.
Подарков от деда Мороза — крупный такой дедушка приезжал, а снегурка ему до пупа случилась, но заводная, типа Тучковой, — получили много, особенно детишки, даже Иринке Максимовой дед Мороз достал из мешка аж три подарка. Она стушевалась, но Андрюха успокоил:
-Не дрейфь, все же ели твой шикарный торт, да и шампанское как салют стрельнуло!
Иринка опять мимолетно вспомнила Платонову Маринку и опять поразилась, как одна из шести отличается от всех. Натка её очаровала. Она с восхищением смотрела на эту многодетную женщину, видела, как они смотрят с мужем друг на друга, и шепнула Андрею:
-Вот, если у нас так же будет...
Так же — это пятеро детей? — засмеялся Андрей
-Нет, такие же бережные отношения.
-А они и есть такие, просто я помоложе, а вот стану постарше, тоже буду как Сергееич — с тебя глаз не сводить.
-Хи-хи-хи, Ира, да он и так с тебя глаз не сводит, нас с Олюшкой частенько Ирой называет! — подлезла Светка.
-Не подслушивай, егоза!
-Да я мимо шла... Ира, у нас братики, они такие, такие, мы с Олюшкой их сильно-пресильно любим, таких больше нет, особенно, как Саша наш.
Гости разъезжались только второго и каждому с собой была презентована 'торбичка' — как говорил Марьян, и в торбичке аккуратно упакованные четвертинки Таниного медовика — ну не осилили гости дорогие — много жрачки наготовили. Тучкова материлась и сказала, что на следующий Новый год она только бутерброды будет делать.
-Ну что, Наталья Владимировна, можно подводить итоги? — накормив и уложив маленьких девчушек, расцеловав на сон Тимошку — это было обязательно, иначе сынок шел сам к родителям и, устроившись между ними, ни в какую не уходил от них спать к своему обожаемому Кое.
-Можно подводить итоги, кой какие? — спросил Антон.
-Насчет чего?
-Да всего, хотя бы взять меня: прошедшие четыре года случились судьбоносными для меня, загибай пальчики свои. Встретил, скажи кому, не поверят — в электричке! — тебя, сразу же, как говорит наша старшая дочь, Лера — запал конкретно, упорно добивался. Честно, боялся до дрожи в коленках, что ты меня так и будешь едва терпеть, слава всем Святым, такого не случилось. Потом, — он малость помрачнел, — потом были тяжкие минуты, когда дочь искали и спасали, это уже два. Три — ты меня разглядела и приняла, четыре — наш Антонович получился, потом друзей скольких обрели: Платоновы все, Таня Тучкова, Сашка Бирюк, Леркины ребятишки, теща Санька, Крюк со товарищи — пусть и не друг, но в помощи не откажет, и самое главное — наша с тобой любимая и обожаемая Вера Ивановна.
-Марьяна забыл и зятя, без пяти минут, — добавила Натка.
-Не, я до них ещё не дошел, вот, что значит — мыслим одинаково.
Натка поплотнее прижалась к своему такому родному, надежному Полосухину:
-Не дано нам знать, как и что будет дальше, но радует, что все наши молодые друзья, как бы это сказать... четко идут каждый своей дорогой и не сбиваются на всякие там соблазны. Как говорится, -усмехнулся Антон, — умный к умному, а меня к табе! Какие сами — такие и сани. Вот, Сашка Платон, ведь из такого дерьма сумел выйти и достойно себя вел и ведет, я все время про себя удивляюсь — у таких слабаков родителей, и такой парнишка вырос. Он ведь совсем малой был, а уже со стержнем внутри, откуда?
-Мне думается, как говорит Марьян -'я мислю'— это, скорее всего, гены, значит, был кто-то в родне у них, несгибаемый, вот Сашке и передались они, а повезло всем остальным Платошкам. А я Димку Кондратьева очень люблю, ведь помню его ещё с садика, мать его тогда уже редко за ним приходила — все бабуля, вот с ней и рос фактически. Тоже, наверное, её любовь и воспитание помогли ему. Смотри, Тош, ведь у каждого, как говорят, 'в дому по кому'. А какие все... стойкие, что ли? Что Таня Тучкова — хлебала по самые ноздри, Петровичу досталось, а теть Вера — особый разговор, ведь не сломалась, после такой жути, сейчас вон спокойнее стала, девчушек наших через день просит показывать, можно подумать, они за сутки подросли. Да, испытание каждый своё прошел или проходит, одинаковых судеб нет. У неё теперь тоже есть для чего жить — Димулька Платошка, наш Антонович — она же их любит до невозможности, а уж дочек... Она всю жизнь хотела, чтобы внучку ей родили, бурчала, что штаны, носки и рубахи в печенках сидят, хочется бантиков и платьиц, наверняка понавезет для твоих принцесс всякие сарафанчики-платьишки.
-Ну принцессы они не только мои — всехние! Я вот задумался — а ведь они мне все пятеро невозможно нужны: Лерка с её нетерпимостью и горячностью, Коя — смотри, какой мужик стал — ответственный, внимательный, иметь такого старшего брата... Тимошик — ну тут сказать нечего, я — в миниатюре, мамуля, правда, говорит, я поспокойнее был, да и время другое было... и малышки... Я в постсоветские времена как бы не был совсем бедным, потом крепко на ноги встал — да, фирма, неплохой капитал — все это имелось... А вот теперь точно могу сказать — я богат, и богат именно изнутри: тобой, детьми, друзьями! Наверное и впрямь, счастье каждый понимает и представляет по-разному. Мое счастье — оно вот такое, в вас всех.
Ещё посидели, обнявшись и наслаждаясь, пока из комнаты не послышался писк.
-Ох, милая, заговорил я тебя, пойдем, покормишь малышек и спать, хорошо, что завтра никуда ехать не надо — выходной! Как я их раньше, в холостяцком периоде не любил, а сейчас жду не дождусь!
Обновление
Подходит к концу повествование... что можно дополнить? Надеюсь, что каких-либо жутких потрясений и переживаний у моих героев больше не произойдет, все будет нормально. У каждого был выбор — в любой ситуации надо быть человеком — бумеранг ли, цепочка ли, кто знает, но все, сделанное человеком, возвращается. Хочется надеяться, что добро и дружеское плечо возле каждого из нас все-таки имеется. Что можно сказать про моих героев? Одно точно скажу — Димка Кондратьев в армию уйдет женатым, не по его инициативе — Петрова его просто соблазнит и поставит перед фактом... Отслужив год, вернется к своей Петровой и маленькому сыночку. Бобров не скоро, но поймет, что именно Олюшка — его судьба. Лерка? Та тоже не станет долго ждать, рыпнется было пожить гражданским браком, но Адриан и папТоша встанут на дыбы. И пойдут за молодыми, неся в своих ручках краешки фаты, одинаковые принцессы — Вера и София, а четырехлетний Тимофей Антонович, одетый точно так же как жених, будет важно и торжественно вышагивать впереди молодых. А Натка — свежеиспеченная теща и Вера Вихрева, не скрывая слез, будут сиять от радости, что у Лерки все сложилось хорошо! Таня Тучкова, конечно же, вставит свои пять копеек:
-Бля, как волнительно и красиво!
А многочисленная родня Платошек дополнится маленькой Машенькой — дочкой Лехи и Матвеем — сыном Андрюхи. Но это уже будет позже.
СПАСИБО, ВАМ, МОИ ОБОЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ ЗА ВАШУ ПОДДЕРЖКУ, ОЧЕНЬ БЛАГОДАРНА ВСЕМ!! ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ, КАК ОПРЕДЕЛЮСЬ С НАЗВАНИЕМ, НАЧНУ ВЫКЛАДКУ НОВОЙ ИСТОРИИ, ТЕПЕРЬ УЖЕ ПРО ПОПАДАНКУ. ЖДУ ВАС НА СВОЕМ САЙТЕ, ЕЩЕ РАЗ СПАСИБО ВСЕМ!! ОГРОМНАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ МОЕЙ ПОСТОЯННОЙ БЕТЕ — ГАЛИНЕ РУДОМЕТОВОЙ ЗА 'ЛОВЛЮ БЛОХ'— ИСПРАВЛЕНИЕ ОШИБОК!