Кордон

Подолянский натянул повод, но тут смирная прежде Барабашка перестала слушаться хозяина. Запрядала ушами, заржала тонким голосом, стала пятиться назад, непрестанно фыркая.

— Ладно, хрен с тобой, — преувеличенно громко произнес Анджей.

Спрыгнул, пробежал с десяток шагов в полуприседе, с револьверами наизготовку. Но по прежнему никто не кидался на спину и не метил стрелами или копьем. Никого. И ничего. Только дикий запах, повисший в воздухе — тошнотворно-приторный, отвратительный. Прапорщик примостился у пенька, завертел головой по сторонам. Нашёл. Под ногами, чуть ли не под прямым углом пересекая дорогу, тянулась неглубокая, но широкая — в локоть, не меньше — полоса вдавленной земли.

Подолянский присел, досадуя, что не догадался одолжить у полицейских чудо-фонарик. Вряд ли бы, конечно, дали — вещь казенная и самим категорически нужная. Но мало ли. Гадай теперь, что тут этакое тащили.

Анджей минут с десять, не меньше, просидел у пенька, с взведенными револьверами, прислушиваясь к каждому шороху. Ничего. Ошалевшая Барабашка успела ускакать за поворот лесной тропки.

Правая нога чуть затекла, Анджей сунул один из револьверов в кобуру, оперся ладонью о землю, устраиваясь поудобнее. Ладонь влипла в мокрое. Подолянский отдернул руку, потянул носом. В ноздри ударила дикая вонь, словно попал ладонью в чье-то прогнившее нутро. Вместе с вонью пришел взгляд. Немигающий, жуткий. Анджей неловко обернулся, чувствуя, как сердце проваливается куда-то в сторону пяток. В темноте на него уставились светящиеся глаза. Липкий, холодный ужас накрыл волной, лишая сил. Прапорщик зарычал, перебивая страх, навел револьвер на пенёк. Испугавшийся не меньше Анджея ёжик, прикорнувший на зиму в норе под пеньком, шебуршащим клубком кинулся куда подальше.

...Первый раз в жизни маленький Анджей испугался в шесть лет. Родители взяли его с собой в новомодный террариум — в Крукове взяли за моду наблюдать за чешуйчатыми гадами, содрогаясь от деланной брезгливости, прижимая к лицу надушенный платочек. Барышни с репутацией впечатлительных даже имитировали обморок. Некоторые — на бис.

Анджею поход в террариум запомнился на всю жизнь. Огромная тупоносая морда немигающее смотрела на мальчика. Раздвоенный язык-жало мелькал в страшной пасти, касался воздуха, пробуя на вкус. А потом мощная пружина тела метнула змею в атаку. Защитное стекло, в два пальца толщиной, устояло. Но пустые глаза снились маленькому Анджею еще очень долго...

Подолянский пришел в себя мгновенно. Ну какие, нахрен, змеи таких размеров? Да и не бывает такого ровного следа — гадина, на то и пресмыкающаяся, что постоянно гнет тело. Прав был Цмок насчет надутой резинки! Вон и смазанный след ступни, будто человек-утяжелитель спрыгивал. Ах вы ж суки хитрожопые! Если на следы наткнутся граничары — паники не избежать. Паники, столичных проверок, попорченной крови Кордона. Какие бы твари ни занималась мистификацией — продумали всё, до деталей. И с запахом постарались, не пожалели! Театралы чертовы.

От души выругавшись, Анджей вернулся к Барабашке. Ухватил за уздцы и потащил вперед, несмотря на сопротивление. Преодолел псевдозмеиный выполз чуть ли не волоком — следы упирающихся копыт за спиной виднелись четкой колеей.

Дошли до места, где запах уже не столь сильно шибал в ноздри. Анджей вскочил в седло, Барабашка тут же рванула с места. Похоже, не только у него хватало плохих воспоминаний, связанных со змеями...

* * *

У ворот заставы прохаживался Бужак, задирал голову, поглядывал на звезды с подозрением.

— Здравия желаю, господин прапорщик! — гаркнул рядовой навстречу подъезжающему Анджею. Так-то, по ночному времени, службу полагалось нести на вышке, чтобы зловредный орк не подкрался. Бужак уставом пренебрег. Поэтому и решил громкостью задавить все возможные вопросы.

Подолянский, впрочем, в тонкости такие до поры, предпочитал не вдаваться. Раз начальник на заставе, а рядовой устав нарушает и по земле бродит — значит, так и надо. Положено..

— Ага, и тебе, друже, не хворать. Цмок на месте?

Часовой перехватил винтовку поудобнее, снова поглядел ввысь:

— А где ж ему еще быть, среди ночи? Наш гауптман как пить бросил, так только на заставе и ночует, — фамильярно заявил рядовой. Чувствовал, подлец, что Анджей не заложит. — Они с Водичкой чаи гоняют.

— Ландфебель за дежурного, что ли? Вроде Вацлав полуночничать собирался.

Бужак скорчил загадочную, по его мнению, физиономию, всем видом показывая, что он приближен к страшным тайнам.

— Вы как уехали лягашей до Бганов сопровождать, так Водичка еще раз пять стрельнул. Теперь у Янека все болит. Не до сна медведю нашему.

— Понятно, — усмехнулся Анджей. И повторил вопрос, который не так давно задал начальник заставы: — А скажи-ка, друже Мартин, ты про гивойтов знаешь чего-нибудь?

Бужак звучно сплюнул, погладил левой рукой ствол винтовки:

— Сказки то все, господин прапорщик. Брехня и залипуха, для, простите на дурном слове, приезжих. Передохли все гивойты, еще при царе Горохе. А то и вовсе не было их, никогда.

— Раз передохли, значит, нету. Хотя возможно и были, — согласился Анджей. — Логично. Ну то ладно, открывай, заезжать буду.

— Да запросто! — расплылся в улыбке Бужак.

Рядовой вместо того, чтобы пройти в калитку, пролез под воротами, извиваясь будто змея. Анджей нервно облизал пересохшие губы. До чего похоже в полутемках, Царица Небесная! И знаешь, что маара это, не более. А все равно пот спину холодит.

С той стороны загремел засов, одна из створок отошла в сторону, пропуская прапорщика.

Анджей проехал, кивнул обходчику, что встал по стойке 'смирно'.

— И охота тебе форму каждый день стирать? Как чучело ведь.

— Мне, господин прапорщик, проще после смены постираться, чем в ту калитку лазать. Наряды постоянно шастают туда-сюда. Этих впусти, этих выпусти. Ноги не казенные. А тут — шнырь и все дела.

— Хитро. Физкультура, опять же. Нагрузка на все группы мышц.

— Во-во, — радостно закивал Бужак, — в книге профессора Хоромецкой именно такими словами и написано. Она, правда, не писала, что у штанов колени протираются. Но то ж профессора, люди умные, под воротами всяко не шныряют. Да и какая пани, будь она хоть трижды профессор, штаны наденет?

* * *

Темлецкий с Водичкой гоняли чаи в помещении дежурного по заставе. Небольшую комнатушку разбивал на две неравные части высокий барьер из дубовых бревнышек, с дубовой доской сверху. Комнатушку, по стандартному проекту, возводили с прицелом на возможную оборону: чтобы поразить пограничника, укрывшегося за такой стеной, вероятному противнику пришлось бы вкатывать фальконет. Ну или не к ночи помянутый флюгегехамейн.

Именно жуткую поражающую способность големобойки и обсуждали полуночники. Между гауптманом и ландфебелем стоял чайник с парой кружек, по тарелкам заботливой рукой разложили дичь с соленьями. Анджей потянул носом. Судя по витавшим в комнатке ароматам, жидкость в кружках если и была когда-то чаем, то разве что пару дней назад

— А вот тут я, пан Владислав, с тобой вот совсем не согласный! — витийствовал Водичка, размахивая руками. — Оно же ведь, если пружинку мощную в приклад всобачить, то можно хоть целый день лупить!

— Дурак ты, Янек, прости на добром слове, — не сдавался Цмок, — хоть и мой подчиненный. До одного места та пружинка, куда ее не вставляй! Импульс отдачи не корректируется никакими пластинчатыми изменениями в реверсе витой пары! Понял?

— Нет... — потряс головой ландфебель.

— Я тоже, — признался Темлецкий, — но звучит-то как!

— Красиво звучит! — подтвердил Анджей, подсаживаясь.

— О, Медведь! — умилился гауптман. Тут же продолжил с нешуточным подозрением в голосе, — а ты как на заставу попал? И зачем вообще здесь?

— На территорию Бужак пропустил, — Анджей подхватил с тарелки тонкий пласт буженины, накрыл его огурчиком, — а у Бганов мне смысла нет оставаться. Полицаи все в работе, я им мешал бы только. В койку, кроме как через вас, и не попасть. Через зад не пройти, там двери всегда закрытые, оконные решетки отворачивать — сил в руках столько нету. Ну вот и сюда зашел — уж очень вы громко хлюпаете, когда чай пьете.

— 'Хлюпаете'?! Вот что кордон с гвардией делает! Совсем куртуазировать разучитесь! — Темлецкий зашелся в смехе. Его тут же поддержал Водичка. Кое-как отсмеявшись, гауптман вытер слезящиеся глаза и спросил.

— Вы чай-то будете, пан Анджей?

Подолянский подозрительно прищурился:

— А груздочки у вас найдутся? Люблю, знаете, под чаек хрустнуть, заместо бубликов.

На этот раз, смех не прекращался куда дольше.

Из недр стола дежурного извлекли относительно чистую кружку, протерли полотенцем, проверили пытливым оком начальника заставы на отсутствие грязи. Наполнили из подозрительной бутылки, вручили прапорщику.

— С закуской у нас, как видите, особого разнообразия нет — мясо да трава, трава да мясо. Без столичной куртуазности обходимся, с мидиями на бананах, — взгрустнулось Темлецкому. — Из горячего разве что кофе. Зря у нас, что ли, кофейник в натюрморт входит...

Анджей подивился прихотливости логической цепи гауптмана, фыркнул, покачал головой. Заел соленьями самогон, настоянный на дубовой коре и ощутимо дравший горло, добавил поверх мяса. От кофе решил отказаться — день и без того затянулся, чрезмерно. Зачем удлинять его лишней бодростью?

Заев неприятный привкус, Подолянский откинулся на спинку стула, прислушался к разговору. Тот, как это часто бывает у выпивших, скакал с темы на тему, в основном о прошлом и будущем того участка Кордона, что прикрывала застава.

Анджей перебивать рассказом о змеиной мистификации не стал. Во-первых, решил с утра проверить, не пригрезилось ли ему. Во-вторых — элементарная вежливость не позволяла влезть в разговор, совершенно не ориентируясь в теме. К тому же, очень познавательный разговор!

Время от времени, прапорщик боролся с желанием начать втихомолку записывать. Картина, выстраивавшаяся из слов старожилов, выходил куда занятнее отраженной в официальных данных...

Земли на другом берегу испокон веков принадлежали оркам, из Воронов и Волков. Им же, когда-то принадлежала и нынешняя пограничная полоса — раньше Кордон проходил по линии Вапнянка-Болотоглинск, а сейчас, ишь, оттяпали по самую Лабу. Форсировать реку с захватническо-освободительными целями в Крукове пока не планировали, но слухи ходили всякие...

Племена между собой грызлись задолго до прихода в здешние леса людей. Но в нынешние годы вражда в племенах свелась к резне меж родами. Шаманы племен уже не стучали в барабаны, сзывая всё племя на святую битву, время больших войн для зеленошкурых прошло. С Востока орков гвоздили безжалостным молотом гномы, которые откопали что-то особо ценное в здешних горах. Подгорные кланы железной пятой наступали на зеленошкурых, постоянно отхватывая всё новые и новые территории. С Запада нерушимой наковальней высились пограничники Республики.

Анджей сложил руки на груди. Насчет нерушимости Темлецкий, вошедший в раж, конечно, горячился. Но вежливый прапорщик не стал напоминать командиру о событиях августа, когда солеварню, собственность кого-то из магнатов Черемшанских, расположенную почти в сорока верстах от границы, орки спалили дотла. Хорошо еще батраки-работники успели разбежаться. Преимущественно успели. С другой стороны — данное злодейское происшествие произошло на участке другого баталиона. Так что, юридически и экзистенциально, гауптман был прав. Ведь ни один настоящий пограничник орков бы не пропустил. Все же понимают, что настоящих пограничников только на одну заставу и хватило...

Что именно откопали гномы в горах — никто не знал. Возможно, Генштаб и засылал какую-то агентуру к подземникам, но совершенно точно не спешил делиться полученными сведениями с офицерами с кордона. Темлецкий даже пристукнул в гневе по столу и дал клятвенное заверение "присутствующим господам", что "не потерпит такого урона шляхтетской чести" и непременно вызовет на дуэль первого попавшегося штабника-тыловую крысу. И отмахнет тому саблей ухо. Левое, к примеру.

Геологи, которые изрыли весь берег шурфами, тоже болтливостью не отличались. Что тогдашние, что свежие.

Причудливая река разговора попетляла вокруг орков, обрушилась ругательным водопадом на баталионное командование и тихонько плеснула на два трупа, мирно лежащих на леднике.

— Знаете, пан Анджей, — зевнул Темлецкий, прикрыв рот ладонью, — ваш рыжий мог быть кем угодно. От контролера заказчика, который хотел удостовериться, что оружие попадет куда надо, до шпиона, который под прикрытием контрабанды хотел внедриться... Да мало ли куда он хотел внедриться, будучи синяком-шпионом!

— Синяком? Из Синей Руси? — Анджей покосился на Водичку. Но ландфебель кивнул, с преувеличенно серьезным лицом.

— А что удивительного? — не понял гауптман. — Треть орков той же веры, что и наши соседи. А если где-то мелькает восточная схизма, то рядом стаями шныряют и русинские шпионы в своих проклятых зеленых мундирах. До них, если по прямой, двести верст. Неленивому орку — неделя неторопливой трусцы. Так что, пан Анджей, если встретите в наших лесах свой оживший герб, а на нем русина с картечницей — не удивляйтесь.

Анджей молча кивнул. Вообще, жизнь на Кордоне, по столичным рассказам, казалась скучной и однообразной. Столкнувшись же с ней лицом к лицу, прапорщик был склонен думать, что попал в совершеннейший калейдоскоп. С кровью и русинами на медведях. Опять же, орки, верящие не в духов природы, а в благодать, исходящую исключительно от Сына Царицы Небесной. Мрак!

Подолянский снова вспомнил о загадочных следах, выглядящих явной провокацией. Опять решил, что удостоверится при дневном освещении, и только потом доложит. Прослыть фантазером не хотелось отчаянно — особенно после геройства на Лабе.

— Чудны дела твои, Царица Небесная! — перекрестился Водичка, зевнул. Хорошо так зевнул, вдумчиво. Анджей не удержался, поддержал ландфебеля.

Темлецкий, кажущийся довольно пьяным, вдруг совершенно трезвым голосом произнес:

— Господа, а идите-ка в жопу, Сиречь, спать.

Водичка попытался было протестовать, но резко передумал.

— Доброй ночи, господа офицеры. — Великан поднялся из-за стола. — Пан Владислав, окажите милость! За час до света разбудите, бумаги треба заполнить.

— Что я, сам писать разучился? — с легкой улыбкой спросил Темлецкий. — Иди уж, пластун. И вам, пан Анджей, я тоже советую отоспаться. Что-то мне подсказывает, что впереди нас ждут смутные напряженные дни.

Прапорщик еще раз взвесил идею высказаться о провокации с гивойтом. Вспомнил, насколько насыщенным выдался день: выпотрошенный труп, змеиные следы, гданьские гости, нежданная смерть Франтишека, что всё еще дергала, в глубине души... Воистину, многовато для одних суток. Что уж тут.

Однако день всё не кончался. У домика геологов мелькнул на мгновенье изящный силуэт, ноги сами понесли по направлению. Юлия стояла в квадрате света от окна, молчала, смотрела на Подолянского. Легкая улыбка играла на губах, Анджей аж засмотрелся. Смотрел и мялся, мялся и смотрел, не зная с чего начать. Решился.