Окно в Полночь

Под неодобрительными взглядами я разогрела в микроволновке остатки сбитня, слила их в термос, обулась, надела лыжную куртку и поспешила на улицу. Ладно, ради их и своего спокойствия не буду уходить далеко от подъезда... Я открыла "отмерзшую" дверь и поежилась. Хоть ветра нет...

— И снова здравствуйте, — я встала на цыпочки и чмокнула Валика в щеку. — Чему хмуришься? Замерз? Сбитень будешь?

— Позже, — отмахнулся он.

Вот где в этом мире справедливость? Почему он никогда не мерзнет? Даже в минус сорок бегает без шапки и перчаток, пижон. И всегда горячий. И хоть бы раз поимел совесть и простыл, зараза...

— Пошли, пройдемся? Обдумаю кое-что.

— В смысле "обдумаешь"? — переспросила я озадаченно и привычно взяла друга под руку, сунув ладонь в карман его куртки. — А по пути не думалось? И ты пришел пешком на ночь глядя и вытащил меня из хаты, чтобы подумать?

Да, за сноуборд и грядущие синяки я буду мстить. Обстоятельно, долго и с удовольствием. Ибо в "лягушатнике" он со мной возиться не будет. Час проинструктирует и на такой склон затащит, на котором шею сломать проще, чем уцелеть.

Валик добродушно усмехнулся в ответ:

— Вась, а ты ядом не захлебываешься, потому что на меня его сливаешь?

— Исключительно в лечебных целях, — заверила я, подстраиваясь под широкий шаг. — Для закалки иммунитета.

— Да-да, массаж болевых точек, и все пользы для...

— Вальк, ты же не об этом говорить пришел. Не тяни время. В отличие от тебя, я без подогрева и замерзаю очень быстро.

— То есть просто прогуляться не канает?

— Ты же "жаворонок". И в десять вечера уже спишь, или на работе, или дома, или где придется. А сейчас уже двенадцатый час поди, — черт, домой пора бежать, пока полуночным "обмороком" не накрыло... — У тебя пятнадцать минут. Остальное завтра в аське обсудим, все равно работы не будет.

— У кого как, — пробормотал друг.

— Вальк!.. Сейчас домой пойду! Я уже мерзну, а ты...

— Ладно-ладно, — он тоже сунул руку в карман и сжал мою ладонь. — Значит, главное. Пишешь не ты.

— Нет, я.

— Нет, не ты, — возразил Валик. — Я же тебя всю жизнь знаю. Сюжет вообще не твой. Ты о жизни любишь подумать и философию помусолить. И вдруг — глухой экшен? Не верю. Не ты пишешь.

— А кто, по-твоему? — да, не я пишу. Вернее, не совсем я. Но все равно... за державу обидно.

— Не знаю. Но не ты. Говоришь, сама пишется? — он посмотрел на меня хмуро и задумчиво. — А почему, предположения есть?

Я замялась. Сказать — не сказать... Опять же посмотрит, как на ненормальную... А впрочем, я давно спалилась.

— Мне сказали, что я писец. Это тот, кто... реальные истории видит. То, что происходит в других мирах. И пишет об этом. Чтобы дверь открыть тем... Тем, кто там, — я объяснила, как сама поняла, помолчала и добавила горько: — Но, знаешь, Вальк... Я до сих пор не уверена в реальности этого. И боюсь, что проснусь завтра в палате номер шесть, между Мальвиной и Екатериной Второй, и окажется, что эти музы и саламандры — на самом деле санитары. И...

— Саламандры? — перебил он и напряженно переспросил: — Ты видела саламандра?

— Ну да... — растерялась я. — И не только видела. Один моей на кухне окопался. Уже дня три тусуется. А что?

— Черный? Саламандр черный?

— Н-нет... — вопрос застал врасплох. — Белый, скорее. Знаешь, как пламя. Бледно-желтый. А что?

— Белый? — повторил Валик и глухо выругался: — Проклятье, и черный где-то рядом... — и заозирался.

Я перестала понимать, что происходит. Остановилась и подняла на него взгляд. В ночном сумраке лицо Валика расплывалось, черты лица смазывались и терялись... в мерцающей зеленоватой тени. И очнулся внутренний голос, привычно заорав "А надо было молчать!..". Я отпустила его руку и попятилась.

— Вальк, ты... — может, мерещится?..

— Я? — безучастный голос, и его глаза вспыхивают потусторонним светом.

— Это не смешно!

— А разве я шучу или смеюсь? — фигура "плывет" мерцающим зеленоватым туманом, как у... призрака. Н-назгул, мать его...

И я запаниковала. Вот уж точно, разозлишь — потом костей не соберешь... И испугалась. Сколько еще таких... "сюрпризов" меня ждет?.. А сердце кольнуло болью. Боже, почему именно он?.. И кто, черт побери, он вообще такой?.. Всю жизнь ведь рядом был, я себе так не верила, как ему...

Страх побежал по коже холодными мурашками, сдавил горло, и вместо вразумительного воззвания получилось лишь жалкое и сиплое:

— В-вальк...

— Ты все еще хочешь жить вечно, писец? — по его рукам потекли зеленые искры, на "лице" проявилась усмешка.

Мама!..

Драпануть я не успела — он оказался быстрее. Причем быстрее даже моих мыслей. Я ведь только... Поцелуй резко выбил почву из-под ног и воздух из легких. Я судорожно втянула носом воздух и закашлялась. В затылке взорвалась боль, перед глазами потемнело. И новая попытка вздохнуть обломалась. Я хрипела и судорожно гоняла по легким единственный глоток воздуха, а в груди разгорался пожар. И тяжелело, немея, тело. Боже, помоги... Хватит!..

— Повторим? — в лицо дохнуло ледяной вьюгой. Кожу щек царапнули иглы снега.

Я жадно вдохнула и мертвой хваткой вцепилась в его предплечье. Ноги не держали. Зато включился инстинкт самосохранения, комкая эмоции и притупляя боль. Я резко выдохнула. Только холодный рассудок, Вася, иначе — труба, а мне туда рано... Дышим, дышим и думаем. Быстро! Пока не наигрался.

— Обойдешься... — выдохнула ему в лицо. Ничего общего с моим лучшим другом это... существо теперь не имело.

Перед глазами плыло, и призрачно-зеленая рожа уже не так пугала. Сущность ты или нет — не знаю, но тело у тебя физическое, шеей сквозь шарф и ворот куртки чувствую. А я с тобой, сволочь подколодная, не зря всю жизнь дружила. И как облупленного знаю. И для начала... уравняем разницу в росте. Я дернулась, попыталась лягнуться, и горячие пальцы сжали мое горло, приподнимая над землей. Ни черта не вижу, но знаю... И на хриплом выдохе из последних сил врезала по дважды сломанному левому колену.

Он, глухо выругавшись, разжал руку и согнулся пополам, попятившись, а я мешком свалилась на дорогу, тряхнула головой и поползла. Нет, я очень хотела побежать. Так, что нашла силы на движение. Но онемевшие руки и ноги нервно тряслись и подгибались, и если встану — сразу упаду, а...

— Куда?

Щелчок кнута, и лодыжки даже сквозь валенки обожгло болью. Я с визгом проехалась на животе назад, судорожно цепляясь за обледенелую дорожку. Выступ бы, затормозить и вывернуться...

— Рано еще.

Чего ждет-то, не понимаю?.. И неожиданное:

— Жаль, что именно ты писцом оказалась, Васька.

И еще более неожиданное:

— Я вам не помешаю, нет?

Я подняла голову, нервно поправляя съехавшую на глаза шапку. Сайел стоял напротив, сунув руки в карманы шаровар.

— А-а-а, пепельная ящерица... — протянул "Валик". — Тебя-то я и ждал. Нет, не помешаешь. Если поможешь.

— Конечно, помогу, — кивнул саламандр, и вокруг него ореолом взметнулись огненные искры.

А я... Нет, страха не было. Только жгучая обида на судьбу. И сердце обреченно пропустило удар, а горлу подкатил острый комок слез. Меня этот "назгул"-то прихлопнет одной левой и не напрягаясь, а против двоих как быть?.. Сайел посмотрел на меня и одними губами прошептал: "Лицо". И уточнил:

— Ей помогу.

Я быстро распласталась по дорожке, закрыв голову руками. От горячего ветра бросило в жар, "кнут" натянулся и звонко лопнул.

— Васюта, домой! Живо!

Куда там... Меня хватило только на то, что отползти в сторону и съежится на тротуаре. Я очень хотела удрать — я приказывала себе встать и задать стрекача! — но тело не повиновалось. Оно судорожно сжималось в комок и дрожало крупной дрожью. Я шипела на себя, кусала губы, а по щекам катились злые слезы. Кроме неожиданного предательства нет ничего обиднее собственного бессилия. Когда в единый миг все, что ты знаешь и умеешь, вдруг оказывается бесполезным.

А эти... били друг другу морды. Над дорогой плыли волны северного сияния, а в воздухе раздавались взрывы, щелчки и маты. И я бы поставила на "Валика". Нет, не по старой дружбе, отнюдь. Он был шустрее и проворнее. Сайел только отбивался, и довольно неуклюже: окружил себя снопом искр и вертелся юлой. А "назгул" перемещался постоянно и нереально быстро. И будто и не получил по колену... Только что бил в лицо, и уже лупит жгутами зеленого тумана сбоку. Кажется, физическое тело имеет на духом преимущество.

— Сзади!.. — не удержалась, предупреждая.

— Домой ушла!.. — снова рявкнул саламандр.

Я инстинктивно вскочила на ноги и... устояла. Не без труда, но все же. Лодыжки прострелило болью, но на два шага меня хватило. А потом и на третий. И на тяжелый четвертый. Чудно, Вася... Вспоминаем вечер и машину. Отключаем мозг — и вперед. А то сидишь, глазеешь, и только поп-корна не хватает для полноты картины... И, расшевелившись, я поняла, почему тело не слушалось. Это не только шок, страх и боль. Я замерзла. Жутко, безумно замерзла, и заиндевевшие мышцы ног казались деревянными. И завтра все отмерзшее болеть будет зверски, не говоря уж об ушибленном... если выживу.

Я почти доковыляла до своего подъезда, когда мимо с воплем просвистел саламандр. Рухнул на спину, матюгнулся и замер, раскинув руки и... потухнув.

— Сай!.. — я рванулась к нему и забуксовала. Одна крепкая рука ухватила за шиворот, а вторая сжала мою ладонь.

— Да жив он, — спокойно прокомментировал "Валик". — Придуривается. Высшую сущность одним ударом не развоплотить. Через минуту оклемается, разозлится и спалит всю округу. И сам выгорит дотла. Яркая сущность, заметная, известная. В нашем мире о силе саламандров легенды ходят.

Я замерла. Инстинкты верещали, приказывая удирать, но...

— Знаешь, ты всегда мне нравилась. Больше всех. И совсем не как друг.

М-мать, и почему всех маньяков под конец на разговоры тянет?.. Молчал всю жизнь, и молчал бы дальше! Зацепил ведь, сволочь... В глазах вскипели слезы. И обернуться бы, чтобы убедиться — это чья-то отвратительная, злая и глупая шутка, но...

— Жаль, что ничего не изменить.

...но у моих ног клубилось зеленоватое мерцание. И этот мертвый голос, такой чужой и незнакомый, и горячая костлявая ладонь, слишком большая для человека и тоже незнакомая...

— Выбор есть всегда, — выдохнула в ответ.

— Но не у всех, — отозвался он угрюмо. — Прощай, Вась.

Я трусливо зажмурилась. И очень вовремя. Огонь опалил щеки, ветром пронесся мимо, шепнув мне "Кышь!", и хватка призрачных рук ослабла. А я не стала медлить. Вывернулась и рванула к подъезду. И, лишь вскарабкавшись по ступенькам, открыв дверь и повиснув на ней, рискнула обернуться.

Сайел полыхал белым костром. Я прищурилась, прикрыв глаза ладонью. Круг пламени стремительно разрастался, плавя лед под его ногами и сугробы на тротуарах. Улицу затягивало вонючим туманом, в котором рассыпалась зелеными искрами сущность "Валика". Рыча, она металась вдоль огненной стены, но выхода, запертая в круге, не находила. А саламандр все наращивал мощь. Пламя взметнулось до третьего этажа, серебристые искры поползли по припаркованным машинам. Что ж он раньше-то фигней страдал? Неужели... меня боялся задеть?..

Сущность злобно взвыла и обернулась к саламандру. Сайел хищно улыбнулся в ответ и вскинул руки. Ей-ей, инквизитор... Я инстинктивно подняла голову и вздрогнула. Темное окно моей кухни приоткрылось, и на улицу выплыли огоньки свечей. И, оставляя во тьме сияющие "хвосты", рухнули вниз. Сайел поймал их, сжал в кулаках и... взорвался. Белая "звезда", рванув изнутри, полыхнула сверхновой.

Жар вспышки обжег щеки, хотя я находилась метрах в двадцати и за железной дверью. А если кто увидит?.. Но окна домов сонно темнели, не обращая внимания на схватку. А я вытерла слезящиеся глаза и снова посмотрела на экзекуцию. От земли густыми клубами валил пар, воздух дрожал и шел рябью. А зеленая сущность горела. Яростное колдовское зарево проступало даже сквозь туман. И тускнело с каждой секундой. И я видела, как белое пламя пожирало свою добычу. Видела искаженное болью "лицо". Видела изъеденную огнем кожу. Видела, как тает и съеживается тело — до комка мышц, до скелета, до...

Отвернувшись, я отошла от двери, склонилась над ближайшим сугробом и без сожаления рассталась с недавним ужином. И долго обнимала живот, ожидая, когда уймутся болезненные спазмы, и... понимая. Я больше никогда не увижу своего лучшего друга. И отказываясь в это верить. Безумная огненная фантасмагория... конечно, не бред. Слишком больно, чтобы не верить. Но в то, что Валик ушел из моей жизни, я верить отказывалась. Не может такого быть... Не может! И пусть он полчаса назад чуть меня не придушил. Призрачным маньяком он был от силы час, а другом — больше двадцати лет. И этот коротенький час никак не перевешивал все совместно прожитое и пережитое. Никак. И злости не было. Только тупая боль в сердце.

Отдышавшись, я выпрямилась и обернулась. Всё... Всё закончилось. Белое пламя погасло, от сущности не осталось и следа, а Сайел неподвижно сидел в луже воды. Грудь ходила ходуном, плечи устало ссутулены, руки сведены судорогами, мокрые светло-рыжие волосы облепили шею и лицо. Я кашлянула. И помочь бы, да сама за дверь едва держусь...

— А-а-а, ты еще здесь, — безэмоционально заметил он и тяжело встал.

А я смотрела на него и не понимала. Откуда в таком тщедушном теле столько мощи?.. Откуда столько силы?.. И, судя по яркому мерцанию, его бы еще на пару сущностей хватило, тьфу-тьфу-тьфу, конечно... А сердце снова свело болью. Как же так?..

— Домой, — он подошел и взял меня за шиворот.

Я послушно открыла дверь подъезда, обернувшись напоследок. Одноэтажные сугробы расплавились полностью, по дороге текли ручьи, бамперы машин едва заметно дымились. И шел снег. Я моргнула, пригляделась и поджала дрожащие губы. Нет, не снег. Пепел.

— Хватит, я сказал! — саламандр грубо впихнул меня в подъезд. — Мне нужен огонь, а тебе... — и посмотрел сочувственно: — тебе бы выпить.

Я молча достала из бокового кармана "лыжников" чудом уцелевший термос и одним глотком выпила сбитень. Понятно, что не то. Но другого нет, не будет, и я не буду. Последнее дело — напиваться, когда... когда все только начинается. Тем более... Я тяжело поднималась по лестнице, вцепившись в неожиданную мысль. А что если это не Валик? Что если он мирно спит дома, а некто, принявший его облик, попытался до меня добраться, но... спалился?

— Живые! — Муз встретил нас воплем, полным облегчения.

Баюн сидел в коридоре и смотрел с молчаливым укором. Извини, не покормила. И еще минут десять не покормлю.

— Чего задумала? — саламандр стек по стенке коридора и устало вытянул ноги. — Иди помойся и согрейся. И мне свечи зажги. И...

— Я ему позвоню! — перебила я взволнованно, скидывая куртку и шапку.

— Кому? — опешил он.

— Валику! — едва разувшись, я метнулась на кухню и в темноте нашла на столе сотовый.

— Он мертв, — мрачно напомнил саламандр.