После полудня мы выбрались на самый крупный из островков, повстречавшихся на нашем пути. Эта часть древнего города пострадала меньше всего, и мы впервые увидели частично или полностью сохранившиеся постройки былой эпохи. Уцелели лишь одноэтажные строения, основательно затянутые мхом и густыми зарослями плюща. На плоских крышах, покрытых толстым слоем земли, рос кустарник и даже небольшие деревца, а дверные и оконные проемы зияли пустыми глазницами, предоставляя взору вековое запустение и лишь призрачную надежду на обогащение. Более высокие постройки сохранились опять же не выше первого этажа, но и они находись в не менее плачевном состоянии.

Разочарование спутников Зариса достигло наивысшего пика.

— Чем будешь расплачиваться, если мы уйдем отсюда с пустыми руками?— спросил Крил старшего группы, когда мы остановились на привал посреди острова, разместившись на камнях разрушенного дома.

— Ты слишком рано сдаешься, воин,— стиснув зубы, ответил Зарис.— Мы видели лишь малую часть большого города.

— И то, что мы увидели, меня очень огорчает... Ты не ответил на мой вопрос.

— Спроси Гвана, и он тебе скажет: еще никто не мог упрекнуть меня в том, что я не рассчитался с кем-то по долгам.

Крил взглянул на скорда и тот кивнул, подтверждая слова старшего группы.

— Надеюсь, ты меня не разочаруешь.

В последнее время Крил был самым многословным и шумным из нас всех. Даже Арсиги проникся ситуацией и все больше напоминал мне себя самого через тридцать лет, когда мы вместе спустились в сандорское подземелье. И тогда, и сейчас он всем своим нутром чувствовал опасность. Да и остальные предпочитали помалкивать, а если и говорили, то коротко — по делу — и только шепотом.

— Смотрите!— воскликнул вдруг Ярим. Ему не сиделось на месте, и он прохаживался сред руин, жуя на ходу холодное мясо. Он забрался на вершину холма и указывал рукой куда-то на запад.

Чтобы увидеть причину переполоха, нам не пришлось далеко идти. Возвышавшуюся посреди острова стелу было видно издалека. Мы не заметили ее прежде только потому, что от нас ее скрывали развалины дома, под стенами которой мы сделали привал.

В самой колонне не было ничего особенного, если не принимать в расчет тот факт, что она пережила катастрофу, уничтожившую сам Артенис и весь Интери-Анере. Возможно, это объяснялось тем, что стела была изготовлена из цельного куска арекса — искусственного камня, не уступавшего по прочности стали. Да и своими размерами она заметно уступала обелиску, украшавшему Верхний Асхонел Сандоры. Однако было нечто, затмевавшее величие самой постройки — крупный кристалл, венчавший вершину стелы и сверкавший даже в дымчатой взвеси окутывавшего остров тумана.

— Как думаешь, сколько будет стоить эта штука?— спросил Крил, не отрывая взгляда от кристалла.

— Не знаю, никогда не видел ничего подобного,— ответил Зарис.

Если бы спросили меня, то я бы сказал, что этот кристалл поистине бесценен. И в истории Варголеза — по крайней мере, в известной мне версии — ему суждено было сыграть ключевую роль. Но я так и не успел высказать свое мнение, так как случилось непредвиденное.

Они появились повсюду — выросли, словно грибы, показавшись среди скрывавших их до сего момента руин. Их было человек двадцать — по крайней мере, тех, кого я видел. На вид — дикари, облаченные в звериные шкуры, вооруженные примитивным даже по меркам мира оружием: копья, каменные топоры, луки. Однако от этого оно не становилось менее опасным. Тем более что позиция у незнакомцев была более выгодная, чем у нас. Превосходя по численности, они окружали нас со всех сторон, используя развалины домов в качестве надежного укрытия. А мы оказались перед ними как на ладони.

Тем не менее, мои спутники не собирались сдаваться без боя. Первым отреагировал Зарис. Он согнул руку в локте, развернув ее ладонью вверх. И был заметно удивлен, когда не увидел привычно бьющегося между пальцев огненного шара. Аннисен рванула было к покосившейся стене, но и у нее что-то не заладилось. Шесть стрел, вонзившихся в землю, отрезали ее от укрытия. Послышался гневный окрик на непонятном мне языке. Девушка отреагировала на предупреждение и примирительно приподняла руки. Но выглядела она при этом... удивленной.

Зарис продолжал трясти рукой, пытаясь зажечь огонь...

— Расслабься, у тебя ничего не получится,— сказал я ему тихо.

Он вопросительно уставился на меня. Пришлось объяснить:

— Кристалл на вершине колонны — это хенион. Он блокирует любой Дар цанхи. На этом острове даже Великий Шторн был бы бессилен, сохрани он свои способности.

Зарис мне не поверил. Ему трудно было поверить в то, что в пределах воздействия хениона он был не Повелителем Огня, а простым смертным. Отчаяние на его лице давало возможность понять, что чувствовал Шторн, когда узнал об утрате Дара.

Да, это был тот самый хенион, который спас Сандору от осаждавшей армии Ганеги. И в дневнике Винеара, и в устной традиции упоминалось лишь то, что его обнаружили на Гонготских болотах и доставили в столицу незадолго до того, как полчище Шторна Окаянного подступило к стенам города. Теперь я знал, где он находился до тех пор, пока не появился в Сандоре.

Пока я собирался с мыслями, события продолжали развиваться в непредсказуемом направлении.

Дикари продолжали давить нас словесно, выкрикивая со всех сторон короткие, но определенно агрессивные фразы. В дискуссию вступил Ярим, похоже, знавший неведомый мне язык. На выкрики он ответил спокойно, получил ответ, а потом обратился к нам:

— Они требуют, чтобы мы сложили оружие.

— Кто они такие?— спросил Арсиги.

— Лимины,— коротко ответил воин.

Уточняющих вопросов не возникло ни у кого — даже у меня. Я читал и слышал о лиминах. Это было одно из племен, которые сопровождали Гонгота в его кровавом походе на восток Кудомского леса. Самые рьяные его сторонники, одними из первых вставшие на сторону Великого Зла. Большая их часть полегла на Ильгеровом поле, а об остальных с тех пор не было ничего известно. А они, оказывается, ушли на болота, чтобы быть как можно ближе к своему повелителю.

— Что будем делать?— сухо спросил Винеар.

— Я не брошу свой меч,— ответил Крил.— Мой дед говорил, что не было в Кудоме людей, хуже лиминов. Да и не люди они — твари, пожирающие своих врагов.

— Людоеды?— решил уточнить Арсиги и, так как Крил ничего не ответил, посмотрел на Винеара. Тот кивнул в ответ.

— Ирт-лях...— пробормотал Малыш и с тоской посмотрел на свою дубину, ставшую для него с некоторых пор тяжеловатой.

Тем временем лимины, почувствовав нашу нерешительность, покинули свои укрытия и стали приближаться к нам со всех сторон. Их на самом деле оказалось больше двух десятков. Не ошибусь сильно, если предположу, что на острове собралось почти все племя. Здесь были и мужчины, и женщины, молодые и старые, но все как один крепкие и вооруженные. Наверное, они давно уже знали о нашем появлении на болотах и только и ждали, когда мы угодим в ловушку. А теперь они отрезали нас от единственного пути к спасению.

И вот мы оказались в плотном кольце дикарей, разглядывавших нас, словно пригнанный на убой скот и обсуждавших свои кулинарные предпочтения. А мы стояли плечом к плечу, продолжая держать в руках оружие, вид которого, судя по раскованности лиминов, их ничуть не смущал.

Вперед вышел самый рослый из дикарей — настоящий богатырь, носивший на шее ожерелье из волчьих клыков. В руках он держал искусно обработанный каменный топор, грозно смотревшийся в его могучих руках. Он заговорил с Яримом, и тому пришлось отвечать на вопросы дикаря. К сожалению, никто из нас ни слова не понимал из пространного диалога, а ситуация заметно накалялась. Все чаще наш товарищ не знал, что ответить на поставленные вопросы и молчал, глядя куда-то в сторону, а гигант с каждой минутой распалялся, переходил на крик, брызжа слюной, бросал все новые и новые упреки.

Один из молодых лиминов попытался ощупать телеса Аннисен, но получил по рукам. Ему это не понравилось, и он ударил девушку по лицу. Ответка последовала незамедлительно: фангеэри взмахнула наотмашь сверкнувшим в воздухе кинжалом, и наглец захрипел, схватившись за перерезанное горло. Спустя миг топор гиганта обрушился на голову Ярима и расколол ее как гнилой арбуз...

А потом понеслось...

Наша группа взорвалась сталью, прянув во все стороны. Крил с криком ринулся на убийцу Ярима. Он основательно вложился в удар, словно стремился рассечь гиганта пополам. Однако лимин с размаху отбил летящий в голову клинок своим топором, отчего Крила развернуло на сто восемьдесят градусов. И лишь благодаря отменной реакции и изрядному везению ему удалось избежать последовавшего удара: окровавленный каменный топор рассек лишь кожу на наплечнике воина, за мгновение до того, как тот упал на землю и откатился в сторону. Но тут же вскочил на ноги и снова атаковал гиганта...

Винеар был первым, кто пролил вражескую кровь. Подозреваю, что он пустил бы в ход оружие, даже если бы никто из лиминов не дал для этого повода. Для себя лично он все решил заранее. Тело Ярима еще падало на землю, а он уже вонзил меч в живот стоявшего напротив дикаря, избавился от тела, оттолкнув его ногой, и тут же обрушил клинок на следующего лимина, попытавшегося прикрыться копьем. Меч разрубил древко и застрял в черепе дикаря, когда самого Винеара попытались достать сбоку. Цанхи не растерялся, использовал заверещавшего от боли противника в качестве живого щита — копье угодило дикарю в грудь, и крик резко оборвался. Нападавшего нейтрализовал Зарис, беззастенчиво вонзивший кинжал ему в спину, а потом ударивший мечом по шее наискосок, перерубив шейные позвонки...

Иртим и Слоск — отец и сын — сражались в паре. Младший бился мечом, старший орудовал топором. Прикрываясь круглыми щитами, они болезненно жалили окруживших их дикарей. Топор в щепки крушил тянущиеся к ним копья, а меч пронзал и рубил их владельцев...

Лишившись Дара, Шторн мог рассчитывать только на свой посох, кроме которого у него был лишь кинжал. Но он отдал предпочтение первому, и успешно сдерживал натиск лиминов, ошибочно принимавших его за слабое звено в нашем отряде. Да, удары, наносимые Ганеги не были летальными, но и они вносили свою лепту в общий расклад сил. Рядом с бывшим Великим Мастером сражался Гван, прикрывая Шторну спину. Чуть в стороне орудовал дубиной Арсиги. Временная потеря Дара под воздействием хениона лишила Малыша его легендарной силы, но жажда жизни и природная ярость с лихвой восполнили недостающее. В пылу сражения Малыш не ведал усталости, круша налево и направо черепа и кости дикарей. Он ревел и рычал, крутился по сторонам, ловко уворачивался от контратакующих ударов, без жалости и сожаления добивал тех, кого не добили его товарищи по оружию...

Когда началась заварушка, я бросился на помощь Аннисен. Но, похоже, она не нуждалась в моей опеке. Перерезав горло наглецу, она метнула кинжал в следующего, а потом выхватила свои короткие клинки и завертелась на месте, перемалывая все, что попадалось на ее пути. Ах, как здорово она владела навыками двуручного боя! Загляденье! Со стороны она была похожа на сложный механизм, запрограммированный на убийство и не знающий ошибок. Каждый удар был продуман и отточен в кропотливых ежедневных тренировках. И пусть не все из них были смертельными, но своей цели — нанести урон, вывести из строя, обезоружить — достигал каждый из них.

— В сторону!— гневно крикнула она, когда я попытался составить ей компанию.

Нет, она и без меня справлялась со своей задачей.

И находила в этом немалое удовольствие.

Пронзительный визг раздался за мгновение до того, как на мою спину обрушилась тяжесть, а горло захлестнула чья-то рука. Молодая дикарка воспользовалась моей невнимательностью, запрыгнула на мой хребет и тут же ударила ножом в грудь. Короткое лезвие пробило толстую кожу доспеха и уперлось в ребро. Почувствовав острую боль и последовавшую за ней слабость, я схватил разъяренную бестию за волосы, рванул, но она крепко держалась на моей спине, обхватив ногами тело и продолжая сжимать одной рукой горло так, что у меня потемнело в глазах. Дикарка снова ударила ножом, но я вовремя подставил предплечье и опять рванул ее за волосы. Она вцепилась зубами в мою шею — это оказалось даже больнее, чем удар ножом! — и затрясла головой, пытаясь оторвать кусок мяса. Я зарычал... и почувствовал солидный толчок со спины. В тот же миг хватка дикарки ослабла и она упала на землю, а я увидел подмигнувшего мне Винеара, только что пронзившего мечом мою противницу. Сделав дело, он снова ринулся в бой, а я, лишь мельком взглянув на сочащуюся сквозь дыру в доспехе кровь и потирая поврежденную шею, вынужден был отражать атаку лимина, бросившегося на меня с топором...

К сожалению, дикари не дрогнули, не обратились в бегство под нашим натиском в первые минуты боя. Да и мальчиками для бития они не были. Потери в их рядах привели лиминов в ярость, и они, справившись с начальным замешательством, обрушили на нас всю мощь своего примитивного оружия.

Первым пал Слоск: копье проникло за щит и пронзило грудь молодого воина.

— Мальчик мой!— закричал Иртим... и тут же упал следом с раскроенным топором черепом.

Шторн пропустил удар ножа, распоровшего ему бок. Он оттолкнул нападавшего посохом, но тут же получил еще один удар шипастой палицей, поранившей ему бедро. Ганеги рухнул на одно колено, а выведшая его из строя палица зависла над его головой...

Еще мгновение — и умрет легенда...

Не будет ни войны Мастеров, ни тысяч смертей, ни разоренного Варголеза. Исчезнет человек, именем которого через тридцать с небольшим лет будут пугать детей, который волей судьбы превратится в Шторна Окаянного, Шторна Кровавого, Шторна Разрушителя...

Картина происходящего замерла, словно судьба давала мне возможность принять верное решение. Я находился всего в паре шагов от Шторна и его потенциального убийцы. Гвана оттеснили в сторону, и теперь он самоотверженно боролся за жизнь, оставив Ганеги в одиночестве. Чуть в стороне замер Арсиги, на устах которого застыл крик, обращенный к товарищу. Но он был слишком далеко, чтобы спасти Шторна. А я стоял рядом, и теперь только от меня зависело, в каком русле будет продолжаться история этого мира...

Наваждение пропало, дубина взлетела вверх, но прежде чем она опустилась на голову Ганеги, я разбежался и врезался плечом в тушу дородного дикаря. Он отлетел в сторону, и на него тут же набросился Малыш, в считанные мгновения превратив голову лимина в кровавое месиво.

Над болотами пронесся заунывный рев сигнального рога, и уцелевшие дикари обратились в бегство, оставив на поле боя с десяток убитых и несколько тяжело раненых. Они еще вяло копошились на земле, пропитанной их собственной кровью, но часы их жизни были сочтены.

На поле боя остался лишь гигант. Выглядел он неважно: левое ухо болталось на тонкой полоске кожи — рана обильно кровоточила, ключица была разрублена, ладонь зажимала резаное брюхо. Впрочем, и Крилу досталось неслабо: предплечье правой руки было разрублено до кости, и воину пришлось перехватить меч левой рукой, лицо заливала кровь, но он упрямо атаковал противника в предчувствии долгожданной победы.