— Ждете моих извинений? — насмешливо отозвался он. — Вы — магистр, Кэрэа. Вы не принадлежите себе. Вам нужна эмпатия, и вам нужны эмоции, и вам нужна ваша светлая искра. Однажды вы не сможете применить магию именно тогда, когда это будет необходимо.
— Я умею рассчитывать силы. Пока этого не случилось.
— Пока, — повторил он, и с короткой ухмылкой повернулся к Матиасу: — Вот видишь. Никакого вреда.
И ударил.
Я заторможенно стер с щеки брызги крови и сполз на пол, падая на колени рядом с заарном. Темная печать прошла сквозь него, превратив грудь, живот и правую половину лица в кровавую кашу; правая рука была сломана в нескольких местах, и судороги, проходящие по телу, больше всего напоминали агонию.
Заарны умирают долго. И я видел это много раз.
Шеннейр лениво устроился в соседнем кресле и закинул ногу на ногу:
— В следующий раз на его месте окажется целый город. Или ваши светлые сородичи, которых вы так мечтаете спасти. Чего вы ждете, Кэрэа? Докажите мне, что блокиратор вам не мешает.
Его намерения закрывала темнота; я попытался обратиться к искре, к целительной магии, и Матиас вцепился мне в руку, отчаянно таращась уцелевшим глазом. Ему было больно — наверное, он умирал — я не хотел в это верить, и я не чувствовал совершенно ничего, кроме накатывающей паники. Светлые маги умирают — и я видел это еще чаще.
И я попробовал снова.
И снова.
И не смог пробиться сквозь барьер.
* * *
... Свет.
Крики.
Красное, очень много красного. Я — сторонний наблюдатель в собственном теле. Я не вижу и стараюсь не слышать.
Ничего не случилось.
Вокруг — матовое стекло.
Меня здесь нет.
Крики? Что им нужно? Ничего не случилось. Ничего не произошло. Ничего.
Свет.
Пустота.
...— Четыре дня. Четыре дня вы смогли продержаться без меня. Почему я? Я не несу ответственность за то, что происходит. Меня это не касается! Я не ответственен за это безумие!
Резкий голос гулко отдавался под черепом. Ржавым крюком подцеплял сознание, вытаскивая на поверхность и не давая нырнуть обратно в темноту. Белый рассеянный свет ввинчивался в глаза; я повернул непомерно тяжелую голову набок и слабо, не слыша своего голоса, прошептал:
— Вы незаменимы, Миль. Без вас мир перевернется.
— А вы зачем очнулись, Рейни? — недружелюбно осведомился заклинатель и со стуком швырнул саквояж на подоконник.
Жаловался он из любви к процессу, а не ради зрителей.
Пустая комната. Кровать. Царапающие стекло ветви. Я что, проспал встречу с Шеннейром? Воспоминания словно закрывала мутная пленка; я зацепился за слабый проблеск, раскручивая их словно нить, и выдавил помертвевшими губами:
— Что с Матиасом? — Миль молчал, и я повторил громче: — Что с Матиасом?!
— Умер.
Эмпатия выдавала черный экран. Там, где раньше теплилась искра заарна, теперь была пустота; искра, чье свечение я потерял. Я проиграл; я не смог использовать светлую магию и не смог пробиться сквозь барьер. Я не чувствовал ни боли, ни удивления.
...ничего.
— Заарн. Светлый. Ваш приближенный, — Миль вытянул руку, поочередно загибая пальцы, и выдохнул: — Да в коме валяется эта тварь! В лечебной капсуле. Вам легко радоваться, а вы не представляете, какая это растрата ресурсов. Рейни? Рейни, что с вами опять?
Я наконец смог дышать — но не прекратить бьющую тело нервную дрожь. Мне хотелось надеяться, что он не лгал. Карта темного магистра без труда била все три пункта.
Миль прекратил трясти меня за плечо, наконец позволив спросить:
— А... что со мной?
У меня не должно быть травм — или я пытался напасть на Шеннейра? Надеюсь, я не совершал такой глупости. Или у передоза блокиратора все же есть побочные эффекты? Сильный психотропный препарат должен серьезно воздействовать на мозг.
— О, с вами, светлый магистр Тсо Рейни, совершенно ничего. Вы были в шоковом состоянии, стояли в кровище и по своему обыкновению пялились в стенку. Это что, ваш универсальный выход из всех сложных ситуаций?
По-видимому. Когда внешнее давление становится слишком сильным, какие-то цепи в мозгу перемыкает. Иногда я остаюсь с провалами в памяти, иногда нет.
-...А зачем Шеннейру разбираться? Когда наш магистр разбирался с тем, что сотворил? Все сломал и умчался дальше. Ведь Миль же умный, он знает, что делать с припадочными светленькими!
— И вы меня вырубили.
— Ну... да.
Тоже выход на все времена.
Значит, Шеннейр в последний момент все же вызвал помощь. Вероятно, он планировал это с самого начала: ему требовалось меня напугать, а не разорвать все договоренности. Как он станет на меня давить, если лишит всего? А теперь, раз уж темный магистр проявил снисхождение, я остался у него в долгу. Если бы я не лишился эмпатии, я бы прочитал это в его эмоциях. Но вся прелесть блокиратора в том, что я не могу быть уверен до конца.
— И каким образом вы заставили Шеннейра пощадить эту нечисть? — с предвкушением осведомился Миль, раскладывая на белой тряпице шприц и капсулы с зельем. — Угрозы? Шантаж?
— Я его умолял.
Заклинатель раздавил в руках капсулу и с ругательствами смел осколки со стола:
— И зачем я спросил?
Но это логично. Я мог бы привести доводы. Убеждать. Но к чему разочаровывать человека? Он хотел получить мой страх и отчаяние — и я дал ему страх и отчаяние. Если Шеннейру нужна победа — мне несложно убедить его в том, что он победил.
— Но, самое странное, что темный магистр Шеннейр прав.
Буквально в каждом слове. Без эмпатии я никто.
— Шеннейр — урод, — безапелляционно объявил Миль, набирая лекарство в шприц. — И рано или поздно он заплатит. А ваш комплекс жертвы меня бесит, и потому сочтите за необходимость держать его при себе.
— Миль, а почему вы не избавились от Шеннейра, если настолько этого хотите?
— Я пытался.
Я резко сел на кровати:
— И он жив? И вы живы?
Заклинатель прижал к груди правую руку, со странной искаженной гримасой сжимая пальцы:
— Человека, живущего темной магией... человека, вроде Шеннейра... сложно задеть темной магией. Мои проклятия не действуют сразу. Он всегда мог их определить — и определить, кто их составил. В конце концов, мои попытки заканчивались одинаково... Прекращайте болтать, Рейни!
Тупая игла пробила кожу, и я без сил откинулся на подушке. Зелье быстро растекалось по венам, превращая мысли в бессвязную путаницу.
— И последнее, — маг перехватил меня за запястье, поворачивая к свету: — Кто с вами это сделал?
Уже давно зажившие розовые шрамы тянулись от запястья до локтя. Ровные и аккуратные: я вовсе не стремился получить заражение крови и уж точно не хотел сломать ровный строй букв.
Ш-е-н-н-е-й-р.
У боли, заглушающей ненависть, был кратковременный, но хороший эффект. Я не собирался выносить это на всеобщее обозрение, но есть вещи, скрыть которые полностью все равно не выйдет. Да, вина на мне; пусть — но Шеннейр все равно умрет.
Миль ждал, пока напряженное выражение на его лице не сменило вспыхнувшее понимание:
— Тьма милостивая, Рейни, зачем вы это сделали?
Я провел пальцами по шрамам и безмятежно предположил:
— Мне это нравилось?
— Да что с вами не так?!
— Со мной все хорошо. Почему вы так волнуетесь? Какое это имеет значение, если это не влияет на мою функциональность?
— Вы какой-то нелюдь, Рейни, — он смотрел со сложной смесью жалости и отвращения. Вряд ли он хотел узнать правду. Никто не хочет.
Я закрыл глаза, позволяя себе соскользнуть в темноту:
— Выполняйте свою работу, Миль, и не задавайте вопросы. Как вы делали всегда.
Одно у заклинателя получилось — успокоительное, смешанное с модификацией зелья правды, имело отличный снотворный эффект. Сквозь накатывающее забвение я почувствовал, как матрас прогнулся под чужим весом, как Миль издевательски провел по моим волосам и пропел:
— Баю-баю-баю-бай, спите крепко, Тсо Кэрэа Рейни, растите большим-пребольшим монстром... и однажды вы сожрете Шеннейра. И подохнете сами.
А все остальные останутся жить долго и счастливо.
Наверное, это было бы справедливо.
Накрыло меня только на следующий день. Как раз с утра, когда я открыл глаза и пожалел, что выжил и что проснулся. До тошноты не хотелось вставать, одеваться и высовываться наружу — и уж тем более не хотелось никого видеть. Но темная гильдия — большая деревня. Здесь ни от кого не спрячешься.
На выходе меня не встречали, Нэтар жил прежней суматошной жизнью, и люди вели себя ровно так, как и всегда. Шеннейр стоял под солнечными лучами и внимательно рассматривал латунную рыбку. Рядом с первым выцарапанным крестом на чешуе появился второй.
— Интересно, чего он добивается? — темный магистр смял подвеску и обернулся ко мне с привычной широкой ухмылкой.
Я считал, что после перенесенного унижения не смогу смотреть ему в глаза.
Посмотрел.
Ничего не случилось.
Шеннейр вел себя как обычно: не потому, что он умел прощать, а потому, что не видел смысла повторять сказанное по два раза.
— Доброе утро, — вежливо поприветствовал подошедший Нэттэйдж, и неискренне посочувствовал, старательно не глядя на Шеннейра: — Тсо Кэрэа Рейни. Примите мои сожаления о произошедшем на тренировке... несчастном случае с вашим магом.
Глупо было подумать, что внутренняя служба не проведет логические взаимосвязи. Матиас — единственный светлый маг, кроме меня, и искалечить его — ударить по мне, светлому магистру. Готов биться об заклад, больше всего Нэттэйджа сейчас занимало то, в чем, по мнению темного магистра, состоял мой главный просчет.
Вторая часть инспекции проходила с участием главы внутренней службы. Официально мы катались по берегу и смотрели самые интересные объекты; на деле Шеннейр откровенно давил на Нэттэйджа, а тот изворачивался, пытаясь не выдать ни слова даже необходимой информации. Я думал о том, что если повернуть руль, то мы вылетим с серпантина.
Здесь прекрасные крутые склоны.
Уехал темный магистр тем же вечером. К Матиасу меня допустили неохотно, отступив только перед статусом; хотя я бы пробился и раньше, пока заарн еще лежал в целительной капсуле, если бы не понимал свою бесполезность.
Матиас практически пропадал на фоне белой простыни и бинтов, и повязка на голове только подчеркивала неестественность облика. Исследования показывали, что изначально население Заарнея гораздо больше походило на людей: людей, которые хорошо играли в творцов, и творения надолго их пережили. Заарны навсегда остались биомеханизмами с накопившимся грузом погрешностей — и с вратами, которые открывались в миры, подходящие для людей, но враждебные им.
При моем приближении Матиас быстро повернулся здоровой частью лица, стараясь сделать так, чтобы я не попал в слепую зону. Темные-медики не могли дать гарантий, насколько сохранится его зрение, но в уцелевшем глазу по-прежнему горела упрямая злость.
Я остановился у кровати, не зная, что сказать.
Сейчас я видел свое будущее. Как только светлые вернутся в Аринди, то, угрожая их жизням, Шеннейр сможет делать со мной все, что угодно. Шантаж придумал вовсе не он, но никто другой не использовал шантаж так часто и эффективно.
— Я его разочаровал, — без обиняков произнес иномирец. — Он говорил, чтобы я смотрел... за тобой. Единственный маг светлой гильдии должен заботиться о своем магистре. Я оказался плохим защитником.
Да как Шеннейру это удается? Выворачивать ситуацию себе на пользу? Вместо того чтобы разозлиться, Матиас воспринял произошедшее как справедливое наказание. Но он хотя бы уяснил, что разочарование темного магистра стоит дорого, а расположение его переменчиво.
Заарн провел рукой по бинтам и оценивающе произнес:
— Но я жив. Значит, несмотря на мои просчеты, я все еще тебе нужен?
Глубоко в душе шевельнулось нечто незнакомое. Должно быть, совесть — но продлилось диковинное ощущение недолго.
— Ты мне нужен, Матиас, — я коснулся его плеча в жесте поддержки, и тихо произнес: — Выздоравливай.
— Я учту свои ошибки! — крикнул заарн мне вслед, и я внутренне передернулся. Да не приведи Тьма он начнет по заветам Шеннейра контролировать каждый мой шаг и мешать саморазрушению.
Из соседней комнаты вышел Миль, уперевшись рукой в косяк и перегородив мне путь:
— Рейни. А вы зачем перед приездом Шеннейра таблеток наглотались? Вы же знали, что он от этой темы становится неадекватен. И не надо ваших страданий, я все равно не поверю. Хватит меня подставлять.
Я поменял печаль на скуку и пожал плечами:
— Сорвался.
— Ну-ну, — подозрительно хмыкнул он и освободил дорогу.
С юга наползали тучи, обещая принести на Побережье долгожданный дождь и туман. Да, я знал, что наркотические зелья для Шеннейра — больное место. А еще мне нужен был предлог, чтобы отвлечь Шеннейра от своих успехов. Жаль, что Матиас пострадал; я не ожидал этого. Но, в конце концов, его роль — стать моей защитой и принимать удар на себя.
Сегодня прекрасный день.
Прекрасный день.
* * *
— Ты говоришь, Эршенгаль, что он не справится?
— Он уже не справляется. Он рискнул, но синхронизация щитов нарушена. Если никто не вмешается, это будет крах.
— То есть ты считаешь, что я должен вмешаться.
— Да, мой магистр.
Темный магистр, бывший глава темной гильдии Аннер-Шэн откинулся в кожаном кресле, закидывая ноги на стол, и задумчиво обвел взглядом зависшие перед ним экраны. Именно сюда, в одно из укрытий на границе, передавали информацию следящие заклинания: упускать Побережье из-под контроля Шеннейр не собирался. Аринди — место, где вещи, упущенные из вида, мгновенно проваливались в хаос.
Хотя глупо считать, что родная гильдия не заметила наблюдения и ничего не пыталась скрыть. Таковы традиции.
— Если бы Тсо Кэрэа Рейни требовалась моя помощь, он бы сказал об этом.
— Он мог неправильно просчитать опасность.
— Он не станет главой темной гильдии, если я буду вытаскивать его из всех неприятностей. Гильдия его не примет. Я не стану вмешиваться и запрещаю вмешиваться тебе, Эршенгаль. Я хочу посмотреть, как Тсо Кэрэа Рейни справится в одиночку.
— А если нет?
— Значит, кто-то поплатится за излишнюю самостоятельность.
— Это его сломает.
— Отлично, Эршен, отлично. Так тому и быть.
— Но, мой магистр...
Темный магистр чуть поморщился. Эршен был надежным сторонником, и только потому возражения ему прощались.
— Но я проявлю снисходительность и поддержу его в момент поражения. Я же снисходителен, не так ли? Кэрэа Рейни станет моим должником, и вместо нестабильного союзника мы получим ценного подчиненного. Меньше амбиций — меньше проблем.
Глава 5. День мертвых
Солнце опускалось в море, превращаясь в бесформенный красный блин. Каверны на нем были тенью далеких облаков — да, они были тенью далеких облаков — а вовсе не проеденными в алом свете дырами искажения. Я не собирался по примеру Миля заламывать руки и кричать, что мы все умрем.
