Под вечным солнцем (главы 1-11)

— Завяжи сталь шнурком, — вполголоса напомнил Арру-Хар. — Я слышал, на юге не так, но здесь, в столице Эрха-Раим, позорно для воина сверкать железом в веселом доме.

— Может, мне еще и у входа его оставить? — нахмурился Хаштар. — Прежде мне этого не говорили.

— Нет, — вздохнул от его непонятливости Арру-Хар. — Нужно перевязать рукоять, чтобы сталь нельзя было разом выхватить.

— Я никого не собираюсь убивать, — фыркнул юноша.

— Не сомневаюсь, — покачал головой Арру-Хар. — Но другие могут счесть иначе. И, верно, не зря южан считают теми, кто легче всех теряет голову от вина.

Перевязывая шнуром рукоять оружия своего приятеля, он добавил:

— Белые улицы Эрха-Раим и так пьют довольно чистой, неразбавленной крови, а если б не этот обычай, они бы ею захлебнулись...

Между тем, навстречу им выпорхнули две рабыни, нежных, как юный персик. Под крышей, у фонтана, было прохладно — и Хаштар забыл о своем неудовольствии.

Час шел за часом, легкое вино и шаловливые ласки рабынь кружили голову, Хаштар поочередно уединялся уже с двоими, и подумывал о третьем разе, размышляя, которую бы предпочесть — ту, которая сидит рядом и льнет к нему всем своим сочным телом — или ту, которая устроилась у его ног, мнимо-скромно положив голову на колени? Арру-Хар же смущенно отшучивался в ответ на настойчивые приглашения, краснея от ласк, хотя на угощение для девушек не скупился. Жара уже спала, но юноши никак не могли расстаться. Веселый дом постепенно наполнялся посетителями, раскатистый смех без всякого стеснения разносился под этой крышей, вино лилось рекой, рабыни сбивались с ног, пытаясь угодить всем разом, а веселье только начиналось. Был еще только прохладный вечер, а не пряная звездная ночь. Море казалось по колено, горы — по плечо. За стол приятелей подсаживались их знакомые, приятели их знакомых, воины их сороковки, друзья этих воинов, потом уходили, пошатываясь, а Хаштар и Арру-Хар, как пришли вместе, так вместе и собирались уходить — но пока ни один из них не заговаривал об этом.

Вдруг перед их столом встал, уперев руки в боки, незнакомый воин, старше их обоих, изрядно — сразу видно — сдавший в сегодняшней схватке с вином. Он мутным взглядом обвел сидящих и поинтересовался:

— А что, и вправду бла-а-агородные воины Харрас-Аннана сторожат для него его бабу?

Хаштар с насмешкой поднял бровь, а лицо Арру будто окаменело.

— Пойди проспись, тогда я с тобой поговорю,— прошипел он первым.

Но пьяный воин будто его не услышал.

— Говорят, она его опоила, — доверительным шепотом сообщил он на весь веселый дом, оглядывая всех присутствующих. — И теперь — оп-па — он не может поднять оружия. Ни данного мужчинам от рождения, ни того, что вкладывают в руку воину. Как ни пытается — не может! — он пьяно засмеялся.

Хаштар вскочил, и Арру-Хар поднялся следом, сжимая тяжелые кулаки.

— Ты сейчас же возьмешь свои слова обратно, и я прощу тебе твой пьяный бред, — процедил он.

— Ой, а птенчики, кажется, обииииделись! — засмеялся воин. — Да об этом все знают! — он махнул в сторону соседнего стола, за которым явно прислушивались к беседе, потому что последние слова пьяницы поддержали громкими выкриками. — А что, его птенчики не...

Договорить ему не удалось — кулак Арру-Хара, одним махом перепрыгнувшего стол, заставил его голову откинуться так далеко назад, что воин не удержался на ногах и рухнул на соседний стол.

— Эй, птенчики, похоже, решили показать зубки! — за соседним столом повскакивали на ноги.

— Начинается веселье? — прищурился Хаштар.

— Не вздумай обнажить сталь, если не хочешь бойни, — тихо, но голосом, далеким от мирного, предупредил еще раз Арру-Хар, быстро считая противников. Пятеро...так, этот, кажется, готов поддержать их, этот совсем пьян, а этому просто хочется размять кулаки... Спустя секунду ему стало уже не до подсчетов — все смешалось в бешеной, бессмысленной драке, визге девок, грохоте разлетающейся посуды и отборной брани. Драка, похоже, охватила уже весь веселый дом, нежелающие участвовать в ней либо ретировались отсюда, либо все же были в нее втянуты.

— Ах вы, щенки, — взревел давешний пьяница — похоже, протрезвев, а заодно лишившись пары зубов. Длинный нож, появившийся в его руках, Хаштара изрядно озадачил. Не то чтобы уйти от не очень твердого удара и сделать подсечку было чем-то сложным. Но в секунды передышки, случившейся между атаками, он вопросительно вскинул глаза на Арру-Хара.

— Нож бронзовый, к-к-козья порода, — выругался тот, сплевывая кровь с разбитой губы. — Плохо дело.

— Что?..— не понял Хаштар.

— Бронза не в счет, а кулаками тут не отобьешься. Нужно пробиваться к выходу, — едва слышно обронил тот.

— Кто б нас выпустил, — мрачно ощерился Хаштар, оценив обстановку. Стоящих на ногах осталось немного, но сплошь — их враги. Из-за поясов, один за другим, появлялись бронзовые ножи, длинные и короткие, воины негромко переговаривались между собой, видимо, договариваясь о совместных действиях, и Хаштар на миг почувствовал растерянность — чужие и странные правила боя озадачивали его. Арру-Хар вынул свой кинжал и протянул другу — и в этот миг их неприятели двинулись на них, смыкая кольцо.

— Следи за спиной, — одними губами шепнул Арру-Хар — и спустя секунду драка продолжилась. Двое-трое противников на одного — это было Хаштару привычно еще по югу, но не в тесных проходах между столами веселого дома. И не на коротком оружии. Когда за спиной раздался грохот и треск, он обернулся, инстинктивно дернувшись в сторону, — но это всего лишь Арру-Хар, устав разбивать кулаки о чужие рожи, подхватил тяжелую деревянную скамью. "Лишь бы мне голову не снес ненароком", — вздохнул Хаштар мысленно — и каким-то чутьем отшатнулся, уйдя от подлого удара сбоку длинным кинжалом.

В этот момент распахнулась дверь, и в веселый дом ворвался их эрха — блистательный и злой, как тысяча горных демонов. И пока Хаштар соображал, откуда бы ему появиться здесь — и не нарушает ли честь сороковки то, что победа все еще не осталось за ними — Харрас-Аннан несколькими быстрыми ударами расшвырял атаковавших их воинов, легко перехватил руку Арру-Хара со скамьей. Юноша вмиг вытянулся перед ним, переменившись в лице.

— Прррекратить! — рявкнул эрха с теми властными интонациями, которым просто невозможно не подчиниться. И воины, зачарованные этим голосом, невольно сделали шаг назад. В этот миг он был дивно похож на своего отца, и поколениями выработанный голос не срывался.

— Эрха, я... — буркнул Арру-Хар, мучительно краснея и с грохотом роняя скамью.

— Потом, — процедил Харрас-Аннан, тяжелым взглядом обводя веселый дом. Видимо, закончив осмотр, он так же тяжело посмотрел в глаза своим воинам и негромко, но голосом, не предвещавшим никому ничего хорошего, поинтересовался:

— Звать ли мне городскую стражу, или благороднорожденные позволят мне и моим воинам спокойно уйти отсюда?

— Воину зазорно отказаться от продолжения боя! Ты трус, ты, сын рабыни! — в бешенстве выкрикнул один из атаковавших.

Хаштар не успел ощутить гнев и едва успел уловить движение — но миг спустя наглец заваливался назад, лицо и пузырящаяся на губах кровь, кажется, шла горлом — а Харрас-Аннан стоял на прежнем месте, только его орлиный профиль, кажется, отливал сизой бледностью.

— Еще?.. — осведомился он так тихо, что опытные воины невольно попятились, открывая проход. Хаштар двинулся к дверям, чувствуя себя, невесть почему, провинившимся мальчишкой, Арру-Хар шел впереди, и было ему, если судить по напряженной спине, не лучше. Эрха шел за ними, и Хаштар буквально ощущал его взгляд. Но до дверей дойти они не успели — за ними раздался странный шорох, и юный голос выкрикнул:

— Стой!

Хаштар рывком обернулся, ожидая чего угодно — и увидел, как эрха уходит от удара — удара длинной стали — в руках того пьяницы — чью руку перехватил незнакомый юноша — кажется, Хаштар дрался с ним совсем недавно — пьяница попытался его отшвырнуть — но секунда была упущена, и эрха нырнул под клинок, выворачивая руку своего неслучившегося убийцы.

Еще пара мгновений — и все было кончено. Воин, лишенный оружия и стянутый ремнями, как последний раб, извивался на полу, пытаясь если не освободиться от пут, то по крайней мере занять менее позорное положение. От толпы отделился воин в возрасте — судя по одежде, один из десятников этой сороковки — и низко склонил голову перед эрха.

— Я прошу принять мои извинения за постыдное поведение моих воинов, эрха.

— Не тебе нужно приносить извинения, отец воинов, — сухо ответил Харрас-Аннан. — За то, что сделано, должно отвечать перед судом повелителя. И не тебе. Твой бой был честен.

Воин побледнел, кусая губы.

— Я...прошу дозволения моим воинам сопроводить убийцу до зала суда. А тебя— не вставать перед судом повелителя.

Эрха пристально посмотрел на него-но воин не отвел взгляда.

— Хорошо, — тихо ответил эрха. — Да будет так.

— Они отпустят его! — бешено прошипел Хаштар, не смея, впрочем, вслух перечить решению командира.

— Нет, — так же тихо ответил тот незнакомый юноша, который перехватил руку убийцы. — Его убьют, не доводя дело до суда.

Хаштар вскинул на него глаза, думая, что ослышался. Юноша грустно и криво усмехнулся.

— Если поставить его перед судом, он будет осужден и опозорен. Его дни все равно закончены, а его род, род благородных и честных воинов, не заслужил позора.

— Да, все так,— так же тихо сказал Арру-Хар, следя, как их недавние противники подхватили связанного — он перестал извиваться, и лицо его обреченно исказилось. — Эрха мудр и благороден.

— Вы тут, в столице, все... — покачал головой Хаштар и махнул рукой.

— Мы блюдем закон, — незнакомому юноше, похоже, тоже было не по себе от происходящего. — Ударить в спину — позор хуже смерти.

— И ты остановил его руку...зная, что будет дальше? — поразился Хаштар.

— А как иначе? — поднял бровь юноша.

— Но...он же из твоего отряда...

— Был, — тихо поправил он. — Да.

— Хаштар, — дернул друга за рукав Арру-Хар, — не позорься.

— Отстань, я понять хочу, — дернул плечом тот и снова обратился к юноше. — Но ты же с нами дрался!

Юноша посмотрел на него и вправду как на несмышленого ребенка. Потом скользнул взглядом по одежде, по жестким волосам — и неожиданно улыбнулся.

— А, ты недавно с Юга!

— И что? — немедленно вскипел Хаштар.

— Говорят, у вас там иные обычаи, и многие законы для вас — ничто, — юноша усмехнулся. — Теперь я вижу, что воистину так.

Арру-Хар с опаской сжал плечо друга, ожидая новой вспышки, но тот внезапно рассмеялся.

— Я опять меряю всех по своей мерке, да.

В этот момент к ним вернулся эрха, только что тихо переговоривший о чем-то с хозяином веселого дома.

— Нашей сороковке — гулять здесь до утра, — решительно сказал он, ставя на место ближайшую опрокинутую скамью. — Хозяин готов простить и то, что вы прогуляли тут сегодня днем, и нанесенный ущерб, если мы оставим здесь не меньше.

— Эрха, а как же...— Арру-Хар растерянно оглянулся на воинов другой сороковки.

— Нас не побеспокоят ,— эрха решительно хлопнул по столу широкой ладонью, а потом перевел взгляд и пристально посмотрел в глаза своему недавнему спасителю. — А ты оставайся, если хочешь, Йарим-Аххе, сын Хаттора. Я благодарен тебе, и отплачу трижды, как должно.

— Не стоит такой признательности, эрха Харрас-Аннан, сын Арраима-эрха-зарру, — юноша склонился в церемониальном поклоне. — Я сделал то, что должно.

— Твоя скромность делает честь твоей отваге, — улыбнулся эрха. — И все же, останься. Я буду рад видеть за своим столом друзей. Вас это тоже касается, мои юные воины, — эрха, вроде бы, был серьезен, но в глазах у него плясали искры .— Такая отвага не должна остаться незамеченной.

Молодые воины склонили головы, потупившись, но чувствуя, что гроза миновала и их эрха доволен. А сын Хаттора, чуть покраснев, улыбнулся открыто и смущенно, и стало видно, как на самом деле немного ему лет и какое удовольствие ему доставляет то, что взрослый воин, эрха, говорит с ним на равных.

— Почту за честь! — коротко поклонился он — и скромно, как младший, устроился с краю стола.

— Нет-нет! — пылко возразил Хаштар, уступая место. — Ты герой, тебе и в середине сидеть!

Арру-Хар согласно кивнул и подвинулся, и шутливо вздохнул, глядя на кувшины, уже принесенные расторопным хозяином:

— И опять пить...

— Что делать, если прежнее вино пропало? — фыркнул Хаштар, подставляя свой кубок. — Если еще и девки не разбежались, то я доволен таким завершением дня!

Арру-Хар неодобрительно покачал головой, явно думая о своем, потом промолвил негромко, будто думая вслух:

— А все-таки, как вовремя тут очутился эрха...

Но для острого слуха Харрас-Аннана эти слова не потонули в шуме. Он улыбнулся и будто невзначай указал глазами ему за спину. Арру-Хар обернулся. Мальчик-раб, прислуживавший ему в качестве оруженосца, худой, как подросток, и жилистый, как воин, встрепенулся: не нужно ли чего господину? Арру-Хар покачал головой и сделал условный знак, известный им двоим: "Сегодня можешь отдыхать", — а после уткнулся в свой кубок, искренне надеясь, что соседи по застолью не увидят краски стыда и горького раскаяния, которая залила его некрасивое смуглое лицо.

Нить десятая. СТАЛЬНОЙ ЭРХА

В то утро запели-застонали трубы, низко и скорбно, как в отчаянии стонет мужчина над телом возлюбленной, как муж провожает жену, как родители хоронят ребенка... Промедлившие веселые дома поспешно выталкивали за двери последних посетителей, не глядя на их состояние и состоятельность.

Трезвые и злые, рыскали по улицам воины городской стражи. А благороднорожденным было не до того, чтоб гонять по улицам всякую шваль — те, у кого не было дома и семьи, в тускло блестящих траурных доспехах несли службу у дворца повелителя, охраняли дорогу, которой ему надлежит пройти, те святыни, что ему надлежит сегодня посетить. И горе тому, кто соскучится в этом карауле, нарушит молчание, или, не дай боги, начнет дремать. Надолго запомнилась благородным воинам казнь двоих, злополучных, однажды заговоривших друг с другом, засмеявшихся шутке — а смех, на беду, разлетелся так, что достиг ушей повелителя. Говорят, он переменился в лице так, что от него шарахнулись. Но ничего не сказал, проехал мимо. А тех двоих наутро казнили, да так, что волосы дыбом у всех встали.

И во второй раз запели трубы — возвещая, что пуст город, что жители скорбят по своим домам, а караул стоит на своих местах. И город стих совсем— ни голоса, ни смеха, ни песни. Не кричат торговцы, закрыты окна, даже животных нет на улицах. Как перед грозой, как перед бедой, затих белый город Эрха-Раим. Будто не живут здесь сотни людей. Только продолжают петь дикие птицы, которым нет дела до приказов людских владык.

И запели трубы в третий раз, и по улицам проскакал всадник, облаченный в черное, крича горькую весть:

— Плачьте, плачьте, жители Эрха-Раим, светлого города! Горе, горе великое! Угасла звезда ясная, увял цветок благоуханный раньше срока! Небо черно, не смотрит на нас наш отец-Небо, закрыл в скорби очи! Горе, горе!