— Арам не скажет правду. Никому не скажет. Он и мне велел никому не доверять. А я поверила, — сказала жена невесело. — Может, и тебе не стоит доверять, как думаешь, Веч?
— Куда уж больше тайн? Мы с тобой в одном шаге от пропасти и можем в неё свалиться. Итак, ты пришла в отряд, и ривальские прихвостни переключили внимание амодаров на тебя. Откуда они узнали, кто ты такова? Им брат твой рассказывал?
— Нет, Арам молчал. Думаю, они давно знали обо мне от своего связного и действовали заученно в непредвиденной ситуации.
— Ты и о связном ривалов знаешь? — спросил небрежно Веч, а внутри всё аж подпрыгнуло и замерло в ожидании ответа.
— Я подозреваю. Связной... резидент... сдал меня и партизан, сообщив вам, доугэнцам, об их убежище.
— И? Кто это?
— Зойма, врачевательница.
Веч как сидел, так и остался сидеть, услышав сногсшибательную версию, но в голове с бешеной скоростью закрутились колесики, складывая детали в общую картинку. Смотри, Триединый, вот он, важный элемент, которого не доставало. Связной партизан и ривалов в одном лице, амодарская тетка-докторица, на которую никто из доугэнцев и пальцем бы не показал, обвинив в шпионаже. Даже легендарный Э'Рикс прошляпил, а это досадное упущение для опытного разведчика. Опять же, почему? Потому что связным оказалась женщина, слабое телом божье создание, на которое и замахнуться-то позорно для любого уважающего себя мужчины. И в этом, как оказалось, и состоял просчет доугэнцев. Пусть амодарки и считаются умелыми притворщицами, ни у одной из них не хватило бы духу посылать на рискованные задания партизан и хладнокровно приговорить к смерти почти двадцать человек из-за сущей нелепицы — бумажки, стянутой женой из папки Веча. Потому что на кону стояло многое, если не всё.
Уполномоченный генштаба Э'Рикс прошляпил, но высказал предположение, что связной ривалов работал в тандеме с "кротом". Зато Крам пошел дальше, назвав "кротом" человека, не догадывавшегося о своей роли, и от него военные секреты доугэнцев попадали к докторице. А ведь им мог быть кто угодно, в том числе и он, Веч, — пришла в голову ошеломительная мысль. И жена могла оказаться промежуточным звеном, сообщавшим связному о маневрах доугэнцев.
— Как часто я разговаривал во сне? — спросил Веч между делом и, заметив сверкнувшие молнии в глазах жены, поспешил пояснить: — Может, я нёс что-нибудь по службе?
— Нет, не нёс, — ответила она коротко, поджав губы.
И на том спасибо, что с души свалился груз подозрений. Судя по негодующему взгляду жены, единственным неосознанным упоминанием стала злосчастная Лайлин, и отдуваться за оброненное во сне имя Вечу придется ох как долго.
— Вернемся к докторице. Ты встретилась с ней у госпиталя и попросила о встрече с Арамом, — продолжил Веч, восстанавливая в памяти тот день, и жена кивнула, соглашаясь. — К чему поспешность?
— Он упомянул как-то, что уйдет на север, когда расквитается с теми, кто нас ограбил. В агитке говорилось, что неравнодушным к судьбе Амодара нужно идти на восток, и я решила предупредить.
— Ясно. Эх, если бы ты сперва поговорила со мной об этом листочке... Если бы не сорвалась необдуманно... — пробормотал Веч.
Всё сейчас могло быть по-другому.
— И ты рассказал бы мне правду? — усмехнулась жена. — И нарушил бы присягу?
Веч не ответил. Если бы да кабы... Того, что случилось, уже не изменить.
— Поговорив с докторицей, ты отправилась в отряд, где тебя "встретили"... — При этих словах жена напряглась и кивнула сдержанно. — А докторица успела сообщить в гарнизон о партизанском убежище. Как ей удалось, не привлекая к себе внимания?
— Думаю, она известила через Ламиру, мехрем господина У'Крама.
— Точно! — Веч хрястнул себя по лбу.
Всё сходилось идеально. Точнее, сейчас, в устах жены, эта версия прозвучала вполне правдоподобно, а тогда, в Амодаре была отклонена, потому как мехрем Крама казалась женщиной недалекого ума, интересовавшейся цацками и шмотками, и о связи её с партизанами, а тем более, со связным ривалов, думалось меньше всего.
— Они общались? Ламира и докторица?
— Да. Думаю, Зойма снабжала её таблетками от беременности. Но они не помогли, и Зойма приходила к ней домой, чтобы помочь избавиться от... ребенка, когда мы жили в одном подъезде.
— Значит, Ламира вытравила ребенка задолго до смерти своего покровителя? — удивился Веч. — Я слышал другое. Почему докторица не испугалась, что правда вскроется? Крам, останься он в живых, указал бы на свою мехрем как источник информации.
— К тому времени Ламира была бы мертва.
— Возможно. — Он забарабанил пальцами по дереву. — Крам пришел ко мне со спешной новостью, и была организована облава. Тебе было суждено погибнуть, а отряд полег бы смертью храбрых. Мне тогда показалось странным, что амодары не жалели гранат, подрывая и нас, и себя, мы с Крамом подивились, видя их самоубийственную лихую смелость, а, оказывается, всё происходило по продуманному сценарию. Рисковая женщина, ваша докторица. Слишком многое складывалось против нее: неизвестно, сколько партизан выжило, неизвестно, выжила бы ты и успела ли рассказать что-либо на допросе. Но она сделала ставку и выиграла. Однако...
— Вот видишь, на чаше весов мои домыслы против правды, которую знает Зойма. И Ламира, наверное.
— Вот и спросим у нее. — Веч энергично потер руки.
— Каким образом? Она уехала в столицу в одной колонне с тобой.
— А оттуда в Доугэнну, — ответил Веч. — Знаю, что ей сделали документы как мехрем погибшего доугэнца, то есть, Крама, мол, от горя потеряла ребенка и может считаться почти вдовой. Командор небесных пошел навстречу и велел подготовить необходимые документы. Об этом мне сказал знакомый следователь, между нами двумя, в курилке. Ламира где-то здесь, в Доугэнне, в одном из амодарских поселков.
— Поверить не могу. Неужели она решилась сюда уехать? Я бы посмотрела ей в глаза и потребовала во всем признаться, — сказала жена решительно. — Мы её найдем, да?
Конечно, всего-то чуть меньше тридцати поселков организовано в церкалах*, не говоря о тюрьмах и лагерях для пленных, подумаешь. И то хорошо, что Беншамир можно исключить из поисков. Или слезно упрашивать генштаб о доступе к общей базе данных всех амодаров, приехавших в Доугэнну.
— Боюсь, мой рассказ мало чем нам поможет. — Вздохнула жена тяжко.
— Наоборот, ты не представляешь, сколько очков форы я рассчитываю выиграть благодаря тому, что сегодня выяснил, — заверил Веч.
А именно: за полчаса узнал столько невероятного, над чем доугэнцы впустую ломали головы несколько месяцев.
— Честно говоря, я думала, Ламира останется в Амодаре, при новой власти ей жилось бы неплохо.
— Возможно, она хотела сбежать от вашей докторицы. Или наоборот, поехала по ее указанию в Доугэнну. Кстати, неплохое предположение, пригодится, — сказал сам себе Веч под нос и поднялся, прохаживаясь вдоль лавки и выстраивая стратегию будущего разговора. Жена смотрела на него снизу вверх, с затаенной надеждой и с незыблемой верой. Нельзя ей позволить засомневаться в муже.
— Эй! — свистнул Г'Амир, высунувшись из-под открытого капота, и показал вдаль. От горизонта, поднимая шлейф пыли, неслись к стоянке внедорожники с черными птицами, заточёнными в зеленых кругах на дверцах. Ну, здравствуй, братец, я не ошибся в тебе.
— Айю, позови дочь и мать, и поторопитесь в шатер. Не высовывайтесь, покуда не скажу.
— Но...
— Так нужно, Айю. Потерпи. Разговор будет долгим и неженским.
— Тебя ведь не заберут? — Жена в отчаянии схватилась за его руку.
— Не сегодня, — ответил Веч весело и подтолкнул её к шатру. — Ступай и верь мне.
______________________________________________
Lailin, gelit dir (даг) — Лайлин, ненаглядная моя
Свежелетие — Новый год в Амидарее
Длев — мелкая медная монетка
7
Айями поманила дочку, и та с большой неохотой забралась в шатер, раскапризничавшись. И показала знаком: "тсс!", призывая капризулю и Эммалиэ к тишине. И, прежде чем опустился полог, увидела, как родственники Веча встали рядом с ним, встречая нежданных гостей, и как подъехали машины, принеся с собою плотное облако дорожной пыли.
Захлопали дверцы, послышался гул мужских голосов. Потянуло сигаретным дымом, голоса гудели ровно, доносились смешки и покашливание, пару раз даганны дружно рассмеялись, заставив женщин в шатре тревожно вздрогнуть. Слух выхватывал отдельные слова, ничего связного... Риволия, партизаны, Амидарея...
— Что случилось? — спросила шепотом Эммалиэ.
— Имар рассказал обо мне военным, что я жива и что Веч подделал мою смерть. И они приехали, чтобы разобраться на месте.
— О! — только и ответила Эммалиэ. — Я... мне казалось, господин Л'Имар не заинтересован в разглашении.
— Поначалу так и было. Рискнув всем, Имар рассчитывал на определенную отдачу... от меня, но его планы внезапно спутались, — пояснила шепотом Айями. — Он имеет право стребовать с меня наказание, я не виню его в том. Я сказала Вечу, что не следовало мне принимать те браслеты, и его бы не тронули, а сейчас неизвестно, докажет он что-либо или нет.
— Но, получается, господин Л'Имар тоже подставился под удар.
— Он будет оправдываться за себя, а Вечу и мне нужно оправдаться за нас обоих. Хотя какие тут могут быть оправдания? Кстати, Веч будет называть вас эсрим* Эма, это уважительное обращение к женщине в Даганнии.
— Мам, ну, мам, можно вылезти? — подергала за подол Люнечка.
— Нет, милая. Приехали суровые дядьки, проверяют, нет ли тут маленьких девочек, чтобы увезти с собой, — придумала на ходу Эммалиэ.
— Где дядьки? — дочку не напугала угроза, наоборот, разыгрался интерес, и она полезла к выходу, чтобы посмотреть. Совсем разучился ребенок бояться, детская память коротка, и страхи быстро забываются.
— Люня! — прикрикнула шепотом Айями. — Нужно потерпеть. Нам скажут, когда они уедут.
Дочка обиженно перебралась в угол шатра и принялась играть с принцессой Динь-дон.
— А как мне называть господина А'Веча? — спросила Эммалиэ.
— Не знаю, об этом я не успела спросить. Мы разговаривали о том, что произошло в Амидарее, и я рассказала всё, что знала, и о том, как мы выходили Айрамира. Веч сказал, что он здесь, в Даганнии, и может дать показания в суде.
— Ох, это хорошая новость, что Айрам жив, — отозвалась взволнованно Эммалиэ.
— Я рассказала о своих подозрениях про риволийских шпионов в нашем городе, но не уверена, что мои предположения чем-нибудь нам помогут. Веч признал, что Даганния заключила договор с нашими союзниками, и они помогли победить в войне в обмен на наши земли. Но даганны не верят островитянам и ищут подтверждения их предательства, но прямых доказательств у них нет, лишь косвенные. Оламирь тоже уехала в Даганнию, и её можно найти и заставить сказать правду.
— Сколько информации зараз, — покачала головой Эммалиэ. — Не поспеваю я за вами соображать, видно, стара становлюсь. Со вчерашнего дня мозги набекрень. Значит, вся кутерьма затеялась из-за браслетов, которые ты взяла?
— Еще раньше... наверное, — сказала смущенно Айями и поведала вкратце, что Веч, оказывается, прознал, что она живет в поселке, и навестил тайком, чтобы удостовериться, правда это или нет, и решил выиграть в даганской мочилке* и вручить свадебные браслеты, понадеявшись на незнание ею, Айями, местных традиций, и на знание им, Вечем, местных законов. А Имар, люто осерчав, пошел на крайние меры, на принцип пошел, чтобы наказать наглеца. И о свадьбе коротко рассказала, случившейся на поляне среди священных даганских камней. И о том, что у Веча есть жена в его клане и семилетний сын.
— Ужасно. Варварский обычай. Жестокая экзекуция, — заключила Эммалиэ. — Руки болят?
— Сейчас началось покалывание, а раньше не замечала. Веч сказал, нужно ежедневно менять повязки и смазывать особой мазью. Быстро заживет.
— Почему он не надел браслеты?
— Их надевают невестам, — пояснила Айями. — Для даганок традиция получения свадебных браслетов почетна, тем более, когда они выиграны в мочилке*. Тут и гордость за жениха-победителя, и за себя, завидную невесту.
— Значит, ты теперь замужем... И нас выпустили из города. У господина А'Веча есть разрешение?
— Думаю, да. Наверное. Ему выдали в Беншамире.
— Что он собирается делать? Повезет тебя... нас... в свой клан?
— Нет. Он обещал всё рассказать, когда уедет... его начальство. Если оно уедет, — закусила Айями губу и прислушалась к бубнежу снаружи. И вроде бы даганны говорят громко, не таясь, но в шатре плохо слышно, похоже, собеседники удалились к машинам. А снаружи понемногу накаляется воздух, и духота в шатре усиливается с каждой минутой.
— Теперь я и предполагать не возьмусь, что пошлет нам судьба завтра, — вздохнула Эммалиэ. — День ото дня всё неожиданнее. И господин А'Веч женат, кто бы сомневался. Вот уж никогда бы не подумала, Айю, что ты станешь второй женой варвара, — сказала она обескураженно, отчего лицо её сделалось растерянно-смешным, и Айями, не сдержавшись, прыснула, прикрыв рот ладошкой, чтобы наружу не донеслось ни звука.
И Эммалиэ засмеялась беззвучно.
И неожиданно отпустило напряжение последних дней. Притязания Имара еще были свежи в памяти и теперь виделись темным тягостным пятном, которое не хотелось лишний раз бередить, вспоминая. А вчера на Айями обрушилась лавина событий: потрясение от встречи с Вечем на мочилке* и скоротечное замужество, торопливое прощание с поселком и знакомство со Снежными барсами, непривычное произношение амидарейского имени в устах Веча и обоснованное объяснение упоминания во сне загадочной Лайлин, оставившей неизгладимый след в его биографии, уверения в провальности первого брака и напористая страстность Веча, которой он щедро поделился с Айями ночью. Вчера, в шатре, она увидела в его глазах искренность, а в словах, коими Веч рассказывал и доказывал, почувствовала правду. И признала со смущением, что между навязываемыми Имаром обжиманиями и сегодняшним ночным распутством нет ничего общего. Важна не техника, важен тот, в чьих объятиях хочется засыпать. И отогнала гнетущую мысль о том, что вчера после даганской мочилки* могла бы не примерять свадебные браслеты, а встречала бы Имара, изображая радушие гостеприимной хозяйки.
А сегодня, после тяжелого, но необходимого разговора нахлынули воспоминания об Амидарее, и Айями почувствовала, как отчаянно щемит сердце оттого, что земля, называвшаяся когда-то отчизной, недостижима и находится в тысячах километрах отсюда, и теперь по ней ходят люди, обманом ею завладевшие. Здесь, под жарким даганским солнцем, патриотические порывы Айями выглядели наивными, как и идеалы партизанского Сопротивления, а тогда, в Амидарее каждый неверный шаг грозил провалом, и даганны виделись жестокими варварами, жившими по непонятным законам и установившими суровые порядки для побежденных, однако же, сейчас Айями сидит в одном кругу с победителями, пьет с ними наравне чай и умудрилась даже... выйти замуж за одного из них.
Наконец, взревели двигатели машин, взявших разгон с места, и до шатра донесся запах выхлопных газов. Айями зажмурилась, считая про себя: раз, два, три... Послышались шаги, и, отбросив полог, в проеме присел на корточки Веч.
