Джо Аберкромби Полмира

— Назад! Назад! Теперь спокойно!

Она схватила Одду под руки и начала его оттаскивать, а он ворчал, пинался и пускал кровавые пузыри. Она упала, и он на нее сверху, чуть не порезалась своим топором, с трудом поднялась и снова потащила его, а потом появился Колл чтобы помочь, и вместе они втащили Одду на вершину холма. Стена щитов двигалась вслед за ними. Туда, где они стояли несколько безумных мгновений ранее, за их спинами была река, а перед ними далеко простиралась равнина.

Колючка стояла там, онемевшая, застывшая, и не знала, сколько человек из команды уже умерло. Трое? Четверо? У всех были царапины, и некоторых ранили сильно. Она не знала, чья на ней кровь. Судя по виду стрелы, которую она держала, она не могла сильно надеяться на хороший исход для Одды. Она вообще ни на что сильно не надеялась. В щели побитых щитов она видела, что вытоптанный склон усеян телами, некоторые все еще двигались, стонали, хватались за свои раны.

— Протолкнуть ее или выдернуть? — резко спросила Сафрит, вставая на колени перед Оддой, плотно сжимая его окровавленную руку.

Отец Ярви лишь смотрел вниз, потирал свою тощую челюсть, кончики пальцев оставляли красные полосы на его щеке.

Ярость уже ушла, словно ее никогда и не было, и огонь в ней угас до пепла. Отец Колючки никогда не говорил ей, что боевое веселье это сила, взятая взаймы, и за нее взимается двойная плата. Она сжала мешочек с его костями пальцев, но в нем не было утешения. Она видела сочащиеся раны и стонущих людей, и резню, которую они устроили. Резню, которую она устроила.

Она была убийцей, бесспорно.

Она согнулась, словно ее ударили в живот, и выкашляла рвоту на траву, сдерживая дрожь и глядя вперед. Мир был слишком ярким, ее колени подгибались и глаза слезились.

Она была убийцей. И она хотела к маме.

Она увидела, как Бренд смотрит на нее через плечо, его лицо с одной стороны было расцарапано, шея заляпана кровью до воротника рубашки, и порванные бинты болтались вокруг кинжала в его руке.

— Как ты? — прохрипел он ей.

— Не знаю, — сказала она, и ее снова стошнило, и если бы она что-то съела до этого, то, наверное, никогда бы не остановилась.

— Надо добраться до Южного Ветра, — сказал кто-то писклявым от паники голосом.

Отец Ярви покачал головой.

— Они тогда засыплют нас дождем стрел с берега.

— Нам нужно чудо, — выдохнул Досдувой, повернув взгляд к розовому небу.

— Скифр! — крикнул Ярви, и пожилая женщина сморщилась, словно к ней приставала муха. Она забормотала и сгорбила плечи. — Скифр, ты нужна нам!

— Они снова нападают! — крикнул кто-то из неровной стены.

— Сколько? — спросил Ярви.

— Больше, чем в прошлый раз! — рявкнул Ральф, накладывая стрелу на тетиву своего черного лук.

— Насколько больше?

— Намного!

Колючка хотела сглотнуть, но обнаружила, что не может набрать слюны. Она почувствовала себя такой слабой, что с трудом могла поднять отцовский меч. Колл носил воду к стене щитов, и они пили, ворчали и морщились от своих ран.

Фрор прополоскал рот водой и сплюнул.

— Значит, пришло время дорого продать наши жизни. Ваша смерть идет!

— Ваша смерть идет, — пробормотала пара человек, но это было скорее стенание, чем вызов.

Колючка слышала, что Конный Народ приближается, слышала их воинственные кличи и быстрые шаги по склону холма. Она слышала ворчание команды, они были готовы встретить атаку, и какой бы ослабевшей Колючка ни была, она стиснула зубы и подняла заляпанные красным топор и меч. Она пошла к стене. К этой истоптанной полоске грязи за ней, хотя мысль об этом приносила ей что угодно, кроме веселья.

— Скифр! — закричал Отец Ярви.

Со злобным криком старуха вскочила, сбрасывая свою накидку.

— Будь ты проклят тогда! — И она начала напевать, тихо и низко сначала, но все громче и громче. Она прошла мимо, напевая слова, которых Колючка не понимала и никогда не слышала ничего подобного. Но она поняла, что это за язык, и он не был ни одним из людских наречий.

Это были эльфийские слова, и это была эльфийская магия. Магия, которая разбила Бога и сломала мир, и каждый волосок на теле Колючки поднялся, словно от холодного ветра.

Скифр продолжала напевать, все выше, быстрее и яростнее. С ремней на теле она сняла два куска темного металла, усеянных штифтами и выемками, засунув один в другой с щелчком, как от запирающегося замка.

— Что она делает? — спросил Досдувой, но Отец Ярви придержал его иссохшей рукой.

— То, что должна.

Скифр держала эльфийскую реликвию на вытянутой руке.

— Отойдите!

Стена щитов нерешительно разделилась надвое, и Колючка уставилась через проход. Там был Конный Народ — кишащая толпа; они сновали среди тел павших, шустро вскакивали, и в их безжалостных глазах была смерть.

Раздался хлопок, словно недалеко прогрохотал гром, вспышка света, и ближайшего ужака отбросило вниз с холма, словно по нему щелкнул гигантский палец. Еще грохот, от команды донеслось недоверчивое бормотание, и очередного мужчину закрутило, словно детскую игрушку, его плечо горело.

Завывания Скифр становились все выше и выше, осколки светящегося металла вылетали из эльфийской реликвии в ее руке и падали в дыму в траве у ее ног. Люди хныкали, разевали рот и хватались за талисманы, испуганные этим волшебством еще больше, чем ужаками. Шесть раскатов грома прокатилось по равнине, и шесть человек упали и горели. А остальные из Конного Народа убежали с криками ужаса.

— Великий Бог, — прошептал Досдувой, освящая себя священным знаком у сердца.

За этим последовала тишина. Впервые за какое-то время. Лишь шепот ветра в траве и неровные щелчки дыхания Одды. Донесся запах горящего мяса. От одного из упавших осколков металла в траве вспыхнул огонь. Скифр мрачно шагнула вперед и затушила пламя своим сапогом.

— Что ты сделала? — прошептал Досдувой.

— Я произнесла имя Бога, — сказала Скифр. — Написанное огнем и запертое в эльфийских рунах до Разбиения Мира. Я вырвала Смерть из ее дома перед Последней Дверью и отправила ее выполнить мой приказ. Но всегда есть цена, которую придется заплатить.

Она пошла туда, где бледный Одда лежал возле одного из чахлых деревьев. Сафрит склонилась над ним, пытаясь вытащить стрелу.

— В имени Бога семь букв, — сказала Скифр, направляя на него этот смертельный кусок металла. — Мне жаль.

— Нет! — сказала Сафрит, пытаясь встать между ними, но Одда мягко оттолкнул ее.

— Кто хочет помереть старым? — И он показал свою безумную ухмылку, рифленые линии на его зубах стали красными от крови. — Смерть ждет всех нас.

Раздался еще один оглушительный хлопок, Одда выгнул спину, дрожа, а потом упал и затих, и из почерневшей дыры в его кольчуге поднимался дым.

Скифр стояла, глядя вниз.

— Я же говорила, что покажу вам магию.

Не как в песнях

— Они бегут. — Ветер хлестал Колючку по окровавленному лицу, когда она смотрела вслед ужакам, всадникам и лошадям без всадников, уменьшающимся точкам уже далеко за океаном травы.

— И я их хорошо понимаю, — пробормотал Бренд, наблюдая, как Скифр заматывает на себе свою накидку и снова садится, скрестив ноги, вцепляясь в священные знаки на шее, сердито глядя на угли костра.

— Мы хорошо сражались, — сказал Ральф, хотя его голос звучал глухо.

— Железные руки. — Кивнул Фрор, вытирая влажной тряпкой краску с лица. — Мы добились победы, о которой стоит петь песни.

— Мы победили, во всяком случае. — Отец Ярви поднял один из кусочков металла, который Скифр оставила в траве, и повертел его так и этак, что тот блеснул на солнце. Полая штука, из которой все еще поднимался дымок. Как она могла протянуться через равнину и убить человека?

Сафрит хмуро смотрела в сторону Скифр, начисто вытирая свои окровавленные руки.

— Мы победили при помощи каких-то черных искусств.

— Мы победили. — Отец Ярви пожал плечами. — Из двух возможных окончаний сражения этот лучший. Пусть Отец Мир проливает слезы над методами. Мать Война улыбается от результатов.

— А что насчет Одды? — пробормотал Бренд. Невысокий человек казался непобедимым, но он прошел через Последнюю Дверь. Больше никаких шуток.

— Он бы не выжил из-за стрелы, — сказал Ярви. — Тут было бы либо он, либо все мы.

— Безжалостная арифметика, — сказала Сафрит, сжав губы в суровую линию.

Министр не смотрел на нее.

— Такие задачи и приходится решать лидеру.

— Что если волшебство нашлет на нас проклятие? — спросил Досдувой. — Что если мы рискуем вторым Разбиением Бога? Что если мы...

— Мы победили. — Голос Отца Ярви был холодным и строгим, как обнаженная сталь. Он сжал пальцами здоровой руки тот маленький кусочек эльфийского металла, и костяшки пальцев побелели на его кулаке. — Благодарите любых богов, в которых верите, за ваши жизни, если знаете как. А потом помогите с трупами.

Досдувой закрыл рот и отошел прочь, качая своей огромной головой.

Бренд с трудом разжал свои больные пальцы и уронил щит. Нарисованный Рин дракон был весь изрублен и выдолблен, на кромке светлели свежие царапины, бинты на его ладони пропитались кровью. Боги, он был весь избит, исцарапан и у него все болело. Ему едва хватало сил стоять, не говоря уже о том, чтобы препираться о том, насколько хорошим было то, что они сделали. Чем больше он видел, тем меньше понимал, что такое добро. Его шея горела, когда он ее тронул, она оказалась влажной. Там была царапина, и он не знал, друг ее нанес или враг. Раны болят одинаково, кто бы их не нанес.

— Сложите их с достоинством, — говорил Отец Ярви, — и свалите эти деревья для погребальных костров.

— И этих ублюдков тоже? — Колл указал на людей Конного Народа, разбросанных по холму, изодранных и окровавленных. Некоторые из команды обыскивали тела на предмет чего-нибудь ценного.

— Их тоже.

— А зачем даровать им достойное сожжение?

Ральф ухватил парня за руку.

— Потому что если мы здесь победили попрошаек, то и сами мы не лучше попрошаек. А если победили великих воинов, значит мы еще более великие.

— Ты ранен? — спросила Сафрит.

Бренд уставился на нее, словно она говорила на иностранном языке.

— Чего?

— Сядь.

Это было нетрудно. Он был так слаб, что колени уже сами едва не подгибались. Он смотрел через открытую всем ветрам вершину холма, как его команда отложила оружие и принялась стаскивать трупы в ряды. Другие начали топорами валить чахлые деревца, чтобы сложить огромный погребальный костер. Сафрит склонилась над ним, щупая своими сильными пальцами порез на его шее.

— Он не глубокий. У других гораздо хуже.

— Я убил человека, — пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретному. Может это звучало как похвальба, но он точно не имел похвальбу в виду. — Человека со своими надеждами, заботами, семьей.

Ральф сел на корточки рядом с ним и почесал седую бороду.

— Убить человека совсем не такая легкая задача, как пытаются убедить барды. — Он по-отечески положил руку Бренду на плечо. — Ты сегодня хорошо поработал.

— Да? — пробормотал Бренд, потирая забинтованными руками. — Все еще думаю, кем он был, и что привело его сюда, и почему ему пришлось сражаться. Все еще вижу его лицо.

— Вполне возможно, что ты будешь видеть его, пока сам не пройдешь через Последнюю Дверь. Такова цена стены щитов, Бренд. — И Ральф протянул ему меч. Хороший меч, с серебром на рукояти и запятнанными от долгого использования ножнами. — Меч Одды. Он хотел бы, чтоб ты его взял. У приличного воина должен быть приличный клинок.

Бренд мечтал о том, чтобы у него был свой собственный меч, а теперь его тошнило от одного его вида.

— Я не воин.

— Воин.

— Воины не боятся.

— Дураки не боятся. Воин стоит, несмотря на страх. Ты выстоял.

Бренд подергал влажные штаны.

— Я выстоял и обмочился.

— И не ты один.

— В песнях герои никогда не мочатся в штаны.

— Ага, точно. — Ральф в последний раз сжал его плечо и встал. — Вот почему там песни, а здесь жизнь.

Мать Солнце была высоко над степью, когда они отправились. Медленно поднимался дым от погребального костра. Хотя кровь ушла из неба, оставив лишь чистую и прекрасную синеву, но она все еще оставалась, засохшая и темная, под ногтями Бренда, на его бинтах и на его пульсирующей шее. Он чувствовал, что теперь каждый прожитый им день будет красным.

Около мачты лежали четыре весла. Прах мужчин, которые их тянули, уже кружился над равнинами. Скифр задумчиво сидела среди груза, натянув капюшон, и ближайшие гребцы старались отодвинуться от нее так далеко, как только возможно, не выпав из лодки.

Бренд глянул на Колючку, когда они начали грести, а она смотрела назад, ее лицо было бледным и пустым. Таким же было лицо Одды, когда они складывали вокруг него дрова. Бренд попытался улыбнуться, но рот не мог вспомнить, как это делается. Они сражались в стене. Они стояли у Последней Двери. Они встретили Смерть и оставили урожай Матери Ворон. Что бы там не говорил мастер Хуннан, теперь оба они были воинами.

Но это было не так, как в песнях.

То, что нужно Гетланду

Кальив расползающейся кучей заполнил один берег Запретной и распространился, как грязная болезнь, на другой. Над ним было светлое небо в пятнах дыма от бесчисленных костров и усеянное точками выискивающих падаль птиц.

Замок принца стоял на низком холме над рекой. На его огромных верхних балках были вырезаны золоченые лошади, а стена вокруг была сделана скорее из грязи, чем из камня. Снаружи было буйное скопление деревянных зданий, окруженное забором из крепких кольев. На дорожке блестели копья воинов.

А за забором царил хаос палаток, юрт, фургонов, лачуг и временных жилищ из ужасного убожества, простирающегося по чернеющему ландшафту во всех направлениях.

— Боги, как он огромен, — пробормотал Бренд.

— Боги, как он уродлив, — пробормотала Колючка.

— Кальив словно медленно наполняющийся мочевой пузырь, — сказала Скифр, задумчиво поковырялась в носу, изучила результаты и так мягко вытерла палец об плечо ближайшего гребца, что тот даже не заметил. — Весной он наполняется северянами, и народом империи, а еще Конным Народом со всей степи, все кишат здесь, чтобы поторговать. Летом он лопается, и по равнинам разливается его грязь. Зимой все они разъезжаются, и он снова съеживается.

— Воняет он точно, как мочевой пузырь, — проворчал Ральф, морща нос.

На каждом берегу реки наспех соорудили две громадные приземистые башни из мощных бревен, и между ними была натянута паутина из цепей. Сделанная из усеянных шипами звеньев черного железа, изогнутая под напором пенящейся воды, она ловила кучи мусора и плавняка и намертво останавливала движение по Запретной.

— Принц Варослав выловил неплохой улов своей железной сетью, — сказал Отец Ярви.

Колючка никогда не видела так много кораблей. Они заполонили реку, забили пристани, их вытаскивали на берега плотными рядами, убрав мачты. Там были корабли из Гетланда, Ванстерланда и Тровенланда. Были корабли из Ютмарка и с Островов. Были странные корабли, которые, должно быть, приплыли с юга, с темной обшивкой и со слишком большим корпусом для путешествия через высокий волок. Были даже две высоченные галеры, плывшие в гавань, каждая с тремя рядами весел, рядом с которыми Южный Ветер казался карликом.